Текст книги "Наследие противоречий. Истоки русского экономического характера"

Демократия и коллектив

Как видно, община, став государственной, вместе с тем не утратила черт вечевого демократического института. Однако в отличие от общины семья на Руси вплоть до XX в. оставалась институтом патриархальным, где ни о какой демократии речи не шло и где всевластным правителем был большак – старший из активных и здоровых мужчин. К слову, у многих иностранных исследователей истории общественно-политического быта России по мере знакомства с русской ментальностью возникал когнитивный диссонанс (познавательное несоответствие): с одной стороны, налицо были элементы демократии при управлении общиной, с другой – незыблемой традицией оставался жесткий внутрисемейный патриархат.

Отмена крепостного права в 1861 г. не повлияла на статус общины – «крестьянское “общество” стало той сельской административной единицей, с которой власть была готова иметь дело (сами крестьяне слово “община” не использовали, а свои объединения называли миром или обществом, причем последнее название фигурировало и в государственных бумагах)… На начало XX столетия в Российской империи насчитывалось 107 815 сельских обществ, объединявших 232 907 населенных пунктов (для сравнения: на 1 января 2015 г. в России насчитывалось 22 923 муниципальных образования, в том числе городских округов – 535, а сельских поселений – 18 654²⁰. – Н.К.) …Эти образования не только подчиняли порядку крестьянский труд, но и обеспечивали своим членам серьезные социальные гарантии, поэтому многие видели в крестьянской общине прообраз социального государства будущего»²¹.

В общине находятся истоки еще одной черты русского экономического характера – не только трудового, но и бытового коллективизма. “Община давала своим членам довольно серьезные социальные гарантии. В случае чрезвычайных происшествий – пожара, болезней и прочих неприятностей, да и просто когда работы становилось слишком много и люди переставали справляться, община приходила на помощь. Крестьянский мир посылал здоровых людей топить печь, готовить еду и ухаживать за детьми в тех домах, где все работоспособные члены семьи были больны. Вдовы и сироты могли рассчитывать на помощь в обработке земли или уборке урожая. В некоторых случаях помощь не была безвозмездной – человек, которому она оказывалась, должен был в будущем в какой-то форме за нее расплатиться. Например, погорелец мог просить мир поставить ему новую избу. Мир выделял лес под вырубку, предоставлял рабочую силу и т. д. Когда же погорелец становился на ноги, он выплачивал долг. Существовала также традиция прощать долги такого рода за угощение, то есть за еду и питье, которыми хозяин потчевал пришедших помочь”²².

Общинное наследие в ракурсе помощи и взаимовыручки никуда не исчезло и после Октябрьского переворота. Многие бывшие крестьяне, ставшие к тому времени пролетариями, в периоды сева или сбора урожая массово покидали рабочие места и разъезжались по родным деревням. Кстати, нечто похожее на дореволюционную и раннесоветскую временную трудовую миграцию можно было не так давно наблюдать в Китае, где бывшие члены крестьянских коммун в начале осени также покидали предприятия и отправлялись в родные деревни для аграрной помощи родственникам. Снизить массовую временную миграцию в советские годы помогли индустриализация и коллективизация, когда работники фактически были закрепощены на своих рабочих местах / ареалах проживания.

В советский период традиция дармовой трудовой помощи нуждающимся была подхвачена и продолжена в формате субботников или воскресников. Разница в том, что в роли “нуждающегося” в субботниках, как правило, выступало государство, в воскресниках – социалистические общины в миниатюре: жилищностроительные кооперативы (ЖСК), объединения жильцов дома или улицы, предприятия сферы жилищно-коммунального хозяйства (ЖКХ). Во всех случаях бесплатная работа подавалась как праздник со всеми общинными атрибутами: оркестровым сопровождением, песнями, застольями по окончании работ, нематериальным поощрением отличившихся.

Как у людей

Общинный менталитет русского человека вряд ли можно назвать чем-то уникальным в мировой истории. Приблизительно те же институциональные рамки можно применить к китайской цивилизации, базовыми чертами которой выступают оптимизм, бюрократический авторитаризм, примат семьи; и, конечно, к индийской, где сельская община была чрезвычайно устойчивым образованием и, как в России, базовой единицей общества была семья, а не индивид²³. Кстати говоря, Лал, описывая материальные представления индийцев, приходил к выводу, что представления эти отнюдь не способствовали развитию торговли и экономическому росту: “Базовый человеческий инстинкт торговать был… разрушителен для оседлого земледелия. Торговцы мотивированы инструментальной рациональностью, которая максимизирует экономические преимущества. Это угрожало бы коммунальным связям, которые все аграрные цивилизации пытались пестовать. Неудивительно, что большинство из них смотрело на купцов и рынки как на необходимое зло и стремилось подавлять первых вместе с рынками, являющимися их институциональным воплощением”²⁴.

В институте общины как весомой части социального капитала русского общества, в особенностях национального экономического характера кроются ответы на многие “скользкие” вопросы – почему современные российские госкомпании часто предоставляют своим иностранным контрагентам особые условия при приобретении тех или иных российских товаров, почему общество традиционно плохо относится к коммерсантам или по каким причинам люди недолюбливают торговые сети. И пусть в современном экономическом мейнстриме общепризнанной считается позиция, согласно которой определяющее значение в современной экономике имеют институты или правила игры в обществе, а “качество игры в большей степени зависит от качества ее правил, чем от мастерства игроков”²⁵, не станем игнорировать не то чтобы альтернативную, но дополняющую предыдущую точку зрения об институтах: экономические акторы “работают хорошо не только потому, что придерживаются официальных правил игры, но также вследствие соблюдения этики, когда внутренняя мотивация подкрепляется этическими воззрениями людей”²⁶.

Навыки демократического решения низовых социальных вопросов у нас, как видно, есть, но одновременно присутствует и стойкое недоверие к демократии как к механизму решения вопросов при управлении государством, поскольку демократия не согласуется с исторически присущим нам патернализмом. В этом плане вполне объяснимы некоторые тенденции общественного мнения России, тонко подмеченные Ричардом Пайпсом в ходе анализа социологических опросов, проведенных в начале нулевых в первый срок президентства Владимира Путина. Тогда (да и сейчас) подавляющее большинство россиян считало демократию разновидностью мошенничества, население чувствовало себя комфортно в государстве с одной партией, многие хотели вновь увидеть Россию великой державой и считали, что этатизм, или активное вмешательство государства в экономическую жизнь, было способом достижения этой цели²⁷. Стоит ли удивляться завидной общественной поддержке действий российского руководства в середине второго десятилетия XXI в. в отношениях с Украиной, Сирией, Турцией, некоторыми другими государствами, мирное сосуществование с которыми по разным причинам было разрушено?

Нормы нравственного поведения русского социума со временем не претерпели сколь-нибудь существенных изменений, хотя определенные подвижки, обусловленные естественными преобразованиями, такими, как, например, урбанизация, все же имеются. Менталитет, с одной стороны, может служить тормозом экономического развития (не зря же российские сторонники либеральных экономических устоев часто пеняют, что им не повезло с народом), но с другой стороны, как это видно на примере Китая или Индии, может стать тем подспорьем, что приведет к ускоренному росту экономики и уровня жизни людей.

Кстати говоря, примеры Индии и Китая делают несостоятельной точку зрения, будто русское общество “отстало” в своем развитии от “прогрессивного” западного общества. Как показывает новейшая экономическая история, грамотно, эффективно используя особенности национального этоса, сохраняя уклад социального капитала, довлеющего в обществе на протяжении многих поколений, и одновременно применяя позитивный опыт экономического развития, в изрядном количестве накопленный за последние десятилетия, Россия может продемонстрировать настоящие чудеса экономического развития в том случае, если сможет разбудить не только общинные или семейные, но и другие социальные черты национального характера.

Но об этом несколько позже. Пока же поговорим о такой неотъемлемой части общинного, да и не только общинного, бытия, как круговая порука.

* * *

¹ Фукуяма Ф. Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию: Пер. с англ. – М., 2004. – С. 31.

² Веблен Т. Теория праздного класса: Пер. с англ. / Вступ. ст. и примеч. С.Г. Сорокиной; Общ. ред. В.В. Мотылева. – Изд. 4-е. – М., 2011. – С. 200.

³ Кулишер И.М. История русского народного хозяйства. – 3-е изд. – Челябинск, 2012. – С. 5.

⁴ Там же. – С. 49.

⁵ Соловьев С.М. История России с древнейших времен. – Кн. 3: Т. XI–XV. – 2-е изд. – СПб., 1895. – С. 664.

⁶ Боханов А.Н. Последний царь. – М., 2006. – С. 148.

⁷ Неклесса А. Палитра русской цивилизации // Независимая газета. – 2015. – 13 янв.

⁸ Робинсон Р. Черный о красных. 44 года в Советском Союзе. Автобиография черного американца / Пер. с англ. Г. Лапиной. СПб., 2012. Цит. по: Коммерсантъ Weekend. – 2016. – № 2. – С. 28.

⁹ Чичерин Б.Н. Опыты по истории русского права. – М., 2014. – С. 6, 57.

¹⁰ Гакстгаузен А. Исследования внутренних отношений народной жизни и в особенности сельских учреждений России. – Т. 1. – М., 1869. – С. XVI.

¹¹ Беньямин В. Московский дневник / Пер. с нем. и прим. С. Ромашко; Общ. ред. и послесл. М. Рыклина; предисл. Г. Шолема. – М., 1997. Цит. по: Коммерсантъ Weekend. – 2016. – № 1. – С. 18.

¹² Пространная редакция Русской Правды (По Троицкому списку второй половины XV в.). Цит. по: Хрестоматия по истории СССР с древнейших времен до 1861 года: Учебное пособие для пед. ин-тов по специальности № 2108 “История” / Сост. П.П. Епифанов, О.П. Епифанова. – М., 1987. – С. 48–63.

¹³ Российское народовластие: развитие, современные тенденции и противоречия / Под общ. ред. А.В. Иванченко. – 2-е изд., доп. – М., 2005. – С. 17.

¹⁴ Хайек Ф.А. Право, законодательство и свобода: современное понимание либеральных принципов справедливости и политики / Пер. с англ. Б. Пинскера и А. Кустарева; Под ред. А. Куряева. – М., 2006. – С. 22.

¹⁵ Фроянов И.Я. Киевская Русь: очерки социально-политической истории. – Л., 1980. – С. 184.

¹⁶ Чичерин Б.Н. Указ. соч. – С. 24.

¹⁷ Герберштейн С. Записки о Московии. – М., 1988. – С. 120.

¹⁸ Хедлунд С. Невидимые руки, опыт России и общественная наука. Способы объяснения системного провала / Пер. с англ. Н.В. Автономовой; Под науч. ред. В.С. Автономова; Нац. исслед. ун-т “Высшая школа экономики”. – М., 2015. – С. 201–202.

¹⁹ Чичерин Б.Н. Указ. соч. – С. 45.

²⁰ Россия в цифрах. 2015: Крат. стат. сб. / Росстат. – М., 2015. – С. 49.

²¹ Кравецкий А. Общины и следствия // Деньги. – 2015. – № 30–31. – С. 43.

²² Там же. – С. 44–45.

²³ См.: Лал Д. Непреднамеренные последствия. Влияние обеспеченности факторами производства, культуры и политики на долгосрочные экономические результаты: Пер. с англ. Т. Даниловой. – М., 2007. – С. 50.

²⁴ Там же. – С. 138.

²⁵ Бреннан Дж., Бьюкенен Дж. Причина правил. Конституционная политическая экономия / Пер. с англ. под. ред. А.П. Заостровцева. – СПб., 2005. – С. 262.

²⁶ См.: McCloskey D.N. Front matter and Exordium of Bourgeois Equality [Электрон. ресурс]: How Betterment Became Ethical, 1600–1848, and Then Suspect. 2014. // Deirdre N. McCloskey: Home Page. – URL: http://www.deirdremccloskey.org/docs/pdf/McCloskeyExordiumAugust2014.pdf (дата обращения: 13.12.2015).

²⁷ См.: Pipes R. Flight from Freedom: What Russians Think and Want // Foreign Affairs. – 2004. – Vol. 83. – No. 3. – P. 9–15.

Глава 4. Один за всех и все за одного

Многовековая приверженность круговой поруке, о которой пойдет речь в этой главе – одна из самых загадочных и противоречивых черт русского характера. Подавляющее большинство современников склонны воспринимать институт круговой поруки негативно, с явно коррупционным подтекстом. Но, как бы плохо мы к такой форме социального взаимодействия ни относились, круговая порука жила до нас, функционирует при нас и, вне сомнения, как элемент общественной жизни перейдет “по наследству” нашим потомкам.

Круговая порука – один из наиболее распространенных у нас видов коллективной ответственности, когда все члены локальной социальной ячейки поддерживают и отвечают по обязательствам других участников. Помимо этого, круговая порука – один из самых устойчивых в России социальных институтов, что и поныне отражают “правила игры” в обществе, или, “выражаясь более формально, созданные человеком ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми”¹. Да, круговая порука в глазах общества имеет ярко выраженный негативный оттенок, в то же время мушкетерский девиз “один за всех и все за одного”, по своему смыслу олицетворяющий все ту же круговую поруку, у большинства читателей идиосинкразии наверняка не вызовет. В чем же причины столь неоднозначного отношения к этой форме не только ответственности, но и солидарности вкупе с взаимопомощью?

Круговая порука существовала на Руси издревле и имела, как мы сейчас увидим, распространение во всех сословиях. При отсутствии либо недостаточной проработке, а также при традиционной российской многозначности толкования формальных правил жизнедеятельности в общественных, ратных, бытовых, семейных ситуациях, круговая порука была одной из немногих эффективных форм организации, контроля и принуждения, позволявшей соблюдать неписаные нормы и обычаи. Главная роль, которую институт круговой поруки играет в обществе, заключается, следуя Дугласу Норту, “в уменьшении неопределенности путем установления устойчивой (хотя не обязательно эффективной) структуры взаимодействия между людьми”².

Круговая порука на Руси пошла из семьи, рода, когда отец, мать, старшие братья и сестры, другие родственники помогали младшим, а затем все вместе – престарелым родителям и опять же родственникам[14]14
  Круговая порука между мужем и женой, полагаю, в пояснениях не нуждается. Как и то, что после развода действие негласного договора о круговой поруке прекращается. Со всеми вытекающими “пикантными” подробностями из прошлой жизни суженых.


[Закрыть]. Больше того, во многих российских семьях и поныне сохраняется обычай, когда младший ребенок после своего взросления остается жить с родителями, непосредственно помогая и обеспечивая их в силу своих сил и возможностей, не оставляя, впрочем, заботу и о собственной семье. Кроме того, до сих пор во многих семьях в ходу ритуал, подтверждающий принятие неписаного устава семейной круговой поруки, когда одного из сыновей при рождении называют по имени его счастливого деда (отца свежеиспеченного отца). Обычай семейной круговой поруки – межпоколенческий, а пример, который показывают детям их родители, заботливо относясь к своим родителям, в будущем с большой долей вероятности вернется к ним в виде возможности воспользоваться помощью в старческой немощи. Еще один важный аспект: при относительной размытости прав и активов наследования, основной капитал, который могут передать молодым членам семьи или рода старшие, – это космологические, житейские, экономические, общественные, научные знания, со временем, как вы теперь, надеюсь, уже понимаете, неустаревающие. Собственный опыт передается как наследие прошлого, а житейская мудрость – как лоцманская карта для будущего. Кстати, нечто похожее в советские времена отмечалось в трудовых коллективах, но те традиции нынче (пока) не востребованы. Это первый уровень становления круговой поруки, или взаимных обязательств членов семьи, рода, клана. На втором уровне круговая, точнее, уже общественная порука проявляется на более высокой ступени, в нашем случае – на уровне общины или квазиобщинных неформальных объединений, унаследовавших общинные принципы взаимодействия. Круговая порука в русских общинах покоилась не только на основе противодействия возможным природным или человеческим угрозам и опасностям (здесь можно было обойтись столь присущими русским сопричастностью, отзывчивостью, человеколюбием), но и отношения к потенциальным выгодам: от богатого урожая до совместной помощи одаренным детям или родственникам. Многие молодые люди, приезжая “устроиться” в крупные города, изначально останавливались или у родственников, или у ранее “закрепившихся” земляков. Причем последние протягивали руку помощи безотносительно будущих успехов молодого соплеменника, вне зависимости от его одаренности (землячество – еще один пример круговой поруки). Квазиобщинными объединениями можно назвать и нынешние корпоративные коллективы, профессиональные экспедиции или, к примеру, уличную дружбу, когда входящие в ту или иную группировку молодые люди совместно делят не только радости, но и горести и выстраивают эмоциональные связи в зависимости от общего понимания настоящего и будущего. В нынешней России популярен пример подобной круговой поруки, когда при разборках к конкурентам (“антагонистам”) вначале подсылают младшего, чтобы потом, когда с ним поступят “несправедливо”, спина к спине заступиться.

Наконец, третий уровень круговой поруки (в римском праве – obligatio in solidum, солидарное обязательство) распространяется на общество в целом. Здесь и коллективная оборона от врагов, и солидарная система обязательного социального страхования, и сбор средств на лечение незнакомых тяжелобольных, и межтерриториальная помощь нуждающимся, которых поддерживающие их люди в глаза не видели, и многое другое. Мы все в одной лодке, не так ли?

Конституция, Основной закон нашей жизни, суть та же круговая порука в масштабах общества (ведь все через референдум обязуются соблюдать Конституцию, те же, кто против, вынуждены подчиниться в соответствии с демократическим принципом подчинения меньшинства большинству), а прочие принятые законы – круговая порука, но уже в рамках парламента и опосредованно – вновь в масштабах общества.

К слову, одной из наиболее острых российских социальных проблем уже много лет является финансово недостаточная социальная защита пенсионеров, в материальном отношении складывающаяся из пенсионного обеспечения (содержания пожилых за счет средств бюджета) и пенсионного страхования. Не секрет, что принцип солидарности поколений при обязательном пенсионном страховании был растоптан либеральными управленцами в начале 1990-х, в то же время ясный и однозначный пропагандистский сигнал обществу о безотлагательности возрождения круговой поруки внутри семьи или рода с обязательством непременно помогать старшим так и не прозвучал (рыночные фундаменталисты тех времен о его необходимости даже не догадывались). В итоге государство сняло с себя обязанность выстраивать эффективную пенсионную систему, ориентированную на поддержание благосостояния старшего поколения, а семьи оказались уничтоженными оголтелым индивидуализмом (“каждый за себя”). То же самое нужно констатировать в отношении прочих социально необходимых услуг, таких как образование, здравоохранение, культура.

Страницы истории

Круговая порука, так же как община, проистекает из родового характера институционального объединения русского социума. Об устойчивости этого социального института говорится в “Энциклопедическом словаре” Фридриха Брокгауза и Ильи Ефрона: “На первоначальных ступенях общественной жизни правовыми субъектами являются не отдельные личности, а роды. За действия лица отвечает род, и если ответственность переносится на личность, то потому только, что последняя рассматривается как представитель рода. Формула [круговой] поруки: все за одного и один за всех – ведет, таким образом, свое происхождение от времен родового быта. Хотя превращение родового союза в общинно-территориальный, а затем в государственный, и связано с постепенным выделением личности, как правового субъекта, тем не менее учреждение [круговой] поруки не теряет совершенно своего значения и поддерживается или вводится вновь, частью вследствие сознания выгод его для лиц, составляющих общество, частью в силу государственных соображений об удобстве возложения исполнения известных задач на ответственность территориальных союзов”³.

Смысловая нагрузка этой цитаты, а именно то, что круговая порука, имеющая ярко выраженный родовой, а затем и общинный характер, с течением времени видоизменяется, подтверждает еще одну мысль Норта: “Устойчивость институтов ни в коей мере не противоречит тому факту, что они претерпевают изменения. Развиваются все институты – начиная от традиционных условностей, кодексов и норм поведения до писанного права, обычного права и контрактов между индивидами. Таким образом, имеющийся в нашем распоряжении набор выборов непрерывно меняется”⁴. Как будет показано ниже, в современной России существует немало соответствующих духу времени новых форм и атрибутов круговой поруки, само же явление по-прежнему мирно сосуществует наравне с формальными нормами.

Рассмотрим факторы, оказавшие “эликсирное” влияние на долгожительство противоречивой круговой поруки.

Во-первых, круговая порука выступала и выступает заменителем адекватного существующим реалиям законодательства, устанавливающего должную меру ответственности для нарушителей публичных правил. С точки зрения институциональной экономической теории круговая порука является неформальным инструментом снижения трансакционных издержек, возникающих в процессе функционирования экономической системы, которой в данном случае выступает абстрактная община.

Во-вторых, ментальное значение семьи, рода, несмотря на все институционально-правовые трансформации, по-прежнему актуально, пусть в современном мире это утверждение и не кажется столь очевидным (впрочем, неочевидность испаряется, как только мы вспомним о родовых кланах в российских северокавказских республиках).

В-третьих, и это еще один диссонанс, в условиях неэффективного законодательства круговая порука оказывается выгодной как государству, так и обществу, не говоря уже об экономических выгодах тех, за кого поручились. Судите сами: государство неявно снимает с себя обязанность совершенствовать “начинку” и исполнение действующего законодательства (ведь “подстраховывающая” неформальная альтернатива существует, не так ли?), а общество избавляется от финансовых проблем, неминуемо возникавших бы в банковской, строительной, торговой сферах при невыполнении индивидуумами взятых на себя обязательств. Сами же должники “хеджируют” при помощи круговой поруки возможные имущественные обременения и утраты вследствие срыва по своей вине формализованных договоренностей, например при получении и последующем невозврате потребительского кредита. В итоге сложившийся формат поручительства по частным долговым обязательствам, с одной стороны, является современным преломлением официальной верификации института круговой поруки, а с другой стороны, выступает своеобразным подтверждением готовности членов окружающего сообщества прийти на помощь (в данном случае – прогарантировать кредитоспособность) члену микросреды.

Среди исследователей российского прошлого весьма распространено мнение, будто круговая порука – одна из черт исключительно общинного, крестьянского бытия. Это неверно. Как уже говорилось, круговая порука исторически была распространена среди всех русских сословий. Скажем, в период удельной Руси бояре имели право выбирать, какому князю служить, было у них и право менять одного князя на другого. Однако по мере “взросления” Московии порядок боярской гражданской и ратной службы перманентно ужесточался, пока наконец право выбора господина не исчезло вовсе. Одним из следствий того усиления стал существенный рост, особенно в периоды военных кампаний, дезертирства и предательства. В результате верховная власть обязала бояр и мелких князей не только приносить клятвы верности, но и предоставлять поручителей, выступавших гарантами преданности, то есть вступать в круговую поруку.

При Иване Грозном некоторым боярам на подозрении приходилось представлять буквально сотни гарантийных писем, притом что в случае нарушения клятв отступникам грозили штрафы до 25 000 рублей, а дезертирство одного грозило неприятностями всему “неформальному клубу поручителей”⁵. И все же, невзирая на многочисленные негативные исходы, поручительства выдавались вновь и вновь, что является весьма лестной характеристикой русского человека, олицетворяющей его жертвенность и даже подвижничество. Еще один, побочный, аспект, связанный с боярской круговой порукой: при Иване Грозном берет свое начало практика доносительства – все подданные должны были под страхом смерти немедленно докладывать о критике в адрес царя. Впоследствии доносительство было закреплено в Соборном уложении 1649 г.⁶ Вполне вероятно, именно в обычае круговой поруки – корни стукачества и наушничества, широко распространенные в Советском Союзе сталинских (и не только) времен: на первый взгляд, все несут ответственность за порядок и спокойствие в обществе, что, безусловно, хорошо, однако уведомление “верховного судии” об опасности через доносительство – далеко не всегда предотвращение тяжких последствий, что, без сомнения, плохо.

Многие сейчас вспомнят отрывок из “Зоны” Сергея Довлатова: “Мы без конца проклинаем товарища Сталина, и, разумеется, за дело. И все же я хочу спросить – кто написал четыре миллиона доносов? (Эта цифра фигурировала в закрытых партийных документах.) Дзержинский? Ежов? Абакумов с Ягодой? Ничего подобного. Их написали простые советские люди. Означает ли это, что русские – нация доносчиков и стукачей? Ни в коем случае. Просто сказались тенденции исторического момента”⁷.

“Тенденции исторического момента”, может, и сказались, но глубинным человеческим мотивом была в том числе та самая круговая порука, здесь выраженная в форме ответственности за спокойствие членов собственной мини-страты. И конечно, суровость, подозрительность, патологическое недоверие к себе подобным и к той же власти, которой (парадоксально) и доносили. Противоречия русского характера налицо, и это не выдуманные, а весьма распространенные в русском социуме черты, пренебрегать которыми в различных экономических ситуациях – значит повышать вероятность неудачи предприятия.

Предвижу возражение: на Западе граждане также “сигнализируют” о нарушении формальных и неформальных норм и правил. Но отличие русского доносительства от западного “сигнализирования” в том и состоит, что в других странах информируют в первую очередь о нарушениях формального законодательства, причем неважно, затрагивают эти нарушения интересы конкретного индивидуума или нет, и только потом – об отступлениях от неформальных норм, при этом мотивацией, как правило, служит социальная конкуренция (например, в системе западного образования, где просьба “дать списать” звучит слегка диковато). В России же стукачество имело и имеет широкое распространение прежде всего по причине желания сохранить личное спокойствие (формальное право здесь отнюдь не превалирующий фактор) и только затем – в связи с побуждением карьерно выслужиться.

В продолжение разговора о сословиях: летописи содержат немало свидетельств наличия круговой поруки в русском предпринимательстве, в частности в торговле. К примеру, русско-ганзейская торговля, несмотря на многочисленные запреты и взаимные обязательства, отличалась регулярными захватами товаров за убытки, причиненные жителям одних и тех же местностей или лицам одной и той же национальности. В “Документальной истории происхождения немецкой Ганзы” описывается один из таких случаев, когда ограбление и убийство новгородца Власия во время морского путешествия последнего дало новгородцам повод предпринять ответные аналогичные действия в отношении ганзейских купцов. При том что соглашением между Новгородом и Ганзой от 1338 г., в основе которого лежала как раз круговая порука, предписывалось возвратить детям и товарищам убиенного похищенные товары, а виновников убийства, если те окажутся в немецких или ливонских городах, задержать и предать суду согласно “целованию креста”, то есть в соответствии с ранее достигнутыми договоренностями⁸.

И все же наибольшее распространение круговая порука действительно получила в общинной жизни, поскольку общества, миры, были наиболее распространенными, после института семьи, социальными группами. Первые фактологические упоминания о круговой поруке встречаются в самых ранних списках Русской Правды, там, где упоминается общее наказание в случае, если на определенной территории было совершено преступление и преступник остался неизвестным. Круговая порука имела широкое распространение и тогда, когда власть набирала вольных людей на военную службу – в случае неисполнения ратных обязанностей, тем паче бегства с поля боя и прочего дезертирства, ответственность, в том числе материальная, лежала на общине. (Отсюда, кстати, пошел повсеместный и по-прежнему распространенный обычай “проводов” новобранцев в армейские ряды, пожелания и напутствия на которых “служить достойно” или “не посрамить друзей, деревню, страну” и сегодня звучат в числе первых.) Наконец, круговая порука вела к финансовому наказанию общины, если на определенной территории, например в посаде, фиксировался недобор доходов, а виновник недобора был избран в целовальники (целовальники – должностные лица, выбиравшиеся для исполнения судебных, финансовых и полицейских обязанностей в подтверждение честности грядущей работы целовавшие крест). Но и в других, в первую очередь фискальных случаях недоимки взыскивались сначала со скрепленной круговой порукой общины и только потом с виновника.

В современной российской сословности круговая порука встречается едва ли не чаще, чем в прошлые эпохи. Начнем с того, что в России крайне сложно устроиться на работу, как официальную (например, на государственную службу), так и неформальную (той же гувернанткой или помощницей по хозяйству) без поручительств и рекомендаций. Круговая порука, иногда подтвержденная неформальным страховым фондом (общаком), присутствует даже в самых верхних слоях бюрократической “атмосферы”. Так, после “косяка”, допущенного недобросовестным работником, его поручитель (поручители), помимо разбирательств с провинившимся, может быть привлечен к уплате специфической компенсации в общий фонд (возмещению разнообразных убытков). Но даже если никакой материальной компенсации не предусматривается, моральные потери для поручителей, в виде утраты доверия или невозможности ручаться впредь, вполне очевидны.

Еще один аспект, связанный с современными негативными проявлениями круговой поруки, заключается в том, что практически всем независимым образованным и квалифицированным экспертам вход в высшие слои власти заказан по причине их невстроенности в неформальные бюрократические “семьи”, которые могли бы поручиться за выдвиженца. Как ни прискорбно, но действие неформального общественного института под названием “круговая порука” тормозит развитие не только экономики, но и всего общества. Даже в Советском Союзе, где клановость, семейственность были в чести (вспомним, какой “украинский” десант высадился в Кремль и на Старую площадь, где располагался ЦК КПСС, после воцарения в кресле Генерального секретаря Никиты Хрущева или Леонида Брежнева), социальные лифты, связанные с круговой порукой лишь косвенно, работали исправно.

Даже при всей продуктивности тех или иных экспертных рекомендаций и предложений близорукость клановых, часто меркантильных интересов закрывает вход во власть тем, кто этого как минимум достоин. Самое большее, что можно ожидать, – это “заимствование”, проще – интеллектуальное воровство, тех или иных идей. Но и этот путь – дорога в никуда, поскольку идеи способны развиваться и адаптироваться к реальности прежде всего в головах авторов.