Текст книги "Иной мир. Часть третья"

Глава 1. Фрагмент 22

Мы прошли метров сто и снова остановились. Вовка прошептал:

– Впереди трое, и они нас не видят. Метров пятьдесят до них. Справа дерево. Видишь?

Я кивнул. Интересно, как парнишка увидел троицу? Мне дерево с трудом удаётся разглядеть. Низкое, с раскидистой кроной и толстым стволом. Жаль, только силуэт вижу. Темно. Ни зги не видно.

– Идём к дереву, – прошептал Вовка и пошёл.

Сделав пару шагов, я наступил на что-то живое и мягкое. Почувствовал, как живое попыталось укусить ботинок, но не смогло прокусить толстый слой кожи, из которого он сделан. После этого раздался жуткий визг. Так верещит крыса, оказавшись в лапах матерой кошки.

Выстрелили на звук, и поэтому не совсем прицельно. Плюс расстояние и растительность сыграли не последнюю роль. Пули засвистели тут и там, и от их свиста похолодело внутри. Вовка, тихо вскрикнув и рванув к дереву, успел выстрелить и убить одного. Уже возле дерева он выстрелил ещё пару раз. Вспышки выстрелов врага – очень удобные мишени. Я не решился на ответный огонь, потому что АКМ тут же выдаст наше местоположение вспышками. За дерево спрятались почти одновременно. Стрельба прекратилась. Вовка спокойно рассказал:

– Один точно убит. Второй под вопросом. Третий живой. Мне руку задело, но вроде несильно. Нужно заставить третьего стрелять, затем быстро убить и не менее быстро добраться до оврага. На звуки выстрелов уже спешит помощь. И помогать будут не нам с тобой, Андрей.

Три секунды на раздумье, и я сказал:

– Твоя правая часть дерева, моя левая. Сейчас отвлеку их на себя. Будь готов.

Вовка приготовился. Видимо, ранение не сильное. Я, присев, высунул голову из-за дерева, поднял автомат над головой и начал постреливать в неизвестную темноту. Ответный огонь не заставил ждать, и меня тут же осыпало корой. Спрятался, потому что страшно. И потому что увидел, что стреляет не один, а трое. Ошибочка вышла с численностью.

* * *

Вовка молодец. Уже не раз убедился в том. Всех троих уложил за каких-то три секунды. И отец его молодец, раз смог из пятнадцатилетнего паренька сделать настоящего бойца.

До оврага добрались без происшествий. Спуск был совершён по подготовленной трассе и на заранее приготовленных деревянных санках. Ветками по лицу хлестануло не единожды, но это мелочи. Разогнались санки не слабо, учитывая слишком крутой угол спуска, и остановились только в воде. Почти пятьдесят метров длина горки получилась. Можно было и шею сломать, если бы предусмотрительный старший Росс заранее не подготовил трассу отхода. Жаль, что от столкновения с водой и камнями санки развалились, и остановился я уже без них, мокрый сверху донизу. Вовка, спустившийся первым, почти не намок. Неужели он видит в темноте как днём? Нет, в такое не поверю.

– Рассветает, – сказал Вовка, глядя на небо. Звуков перестрелки больше не слышно. – Пошли, Андрей, путь долгий предстоит. Надо спешить, потому что нас ждут.

Насчёт рассвета молодой Росс не ошибся. Начинаю понемногу видеть детали. Ручей течёт по дну оврага. Без снаряжения из оврага не выбраться, сколько ни пытайся. Спуск был совершён по самому пологому месту. Других таких мест нет. Есть более крутые, почти отвесные. Чувствую, что дальше овраг перейдёт в скалистое ущелье. Видел, что за посёлком, километров через пять, где кончаются джунгли, начинаются приземистые горы. Ручей точно в них начало берёт. И нам туда. Старший Росс выбирал место для строительства посёлка с учетом грамотного отхода в случае нападения. Продуманный он.

О ране Вовка даже не вспомнил, а вот обработать её не помешает. На мой вопрос он ответил, что потерпит. Серьёзных проблем, требующих немедленного вмешательства, нет.

Прошёл час, и позади остались три километра пути по дну оврага. Не ошибся насчёт ущелья. Совсем скоро камни окончательно заменят грунт, а растительность, которой на склонах становится всё меньше, совсем сойдёт на нет. Зверья не встретили, и хорошо. Ещё полкилометра, и Вовка объявил короткий привал. Я занялся одеждой. Из хлюпающих ботинок нужно срочно слить воду. Мозоли мне ни к чему.

Рука у Вовки пострадала правая. Пуля прошла вскользь, порвала одежду и рассекла кожу чуть выше локтя. Пустяковое ранение, но крови вытекло прилично и следует бы зашить.

– Есть в твоём рюкзаке что-нибудь или своё достать? – поинтересовался я, когда закончил свои дела.

– Если зашьёшь, то буду рад, – ответил Вовка. Открыв бутылёк с йодом зубами, он просто залил рану. Скорчив недовольную гримасу, зашипел.

– Зря ты йод используешь, – сказал я, вытаскивая из рюкзака аптечку. – Можно было перекисью залить. Готовься, сейчас зашью.

– Йодом надёжнее. – Вовка перестал морщиться. – Я готов.

Шить такую рану – плёвое дело. Но по лицу Вовки было заметно, что ему не в радость. Видимо, с целью отвлечься он начал рассказывать:

– Рука правая у меня с детства любит травмироваться. Роды сложные у матушки были, и бабка, принимавшая их, переусердствовала. Сломала, блин. Но это пустяк, у младенцев косточки быстро заживают. А вот неудача прижилась. Ходить научился, и рука давай страдать. То порежу, то оцарапаю. То тварь какая-нибудь укусит. То перелом. Вот теперь ещё ранение. Не сосчитать, сколько руке доставалось. Один раз отец мне её до кости прорубил, когда топором драться учил. Думаю, что это не последний раз, когда ей достаётся.

Прав Вовка, не последний это раз. Рука будет страдать ещё долго. Лет тридцать шесть как минимум, пока её совсем не оторвёт. Но этого ни я, ни Вовка знать не можем. Это будущее, которое сокрыто и никогда мне не откроется. Откроется моему ещё не рождённому сыну, который сейчас проживает куски моей памяти, но и этого знать не дано. Думаю я о другом. О том, что Михаил Росс лишил сына детства. Бедный Вовка, представляю, как ему трудно. Детство – прекрасная пора. Жаль, что у младшего и последнего Росса его не было. Он родился, осознал себя и тут же стал взрослым. Отец преследовал только одну цель – сделать из сына профессионала. У него это получилось, но цена заплачена слишком высокая. Всегда приходится чем-то жертвовать. Михаил Росс пожертвовал детством сына. И мне не дано знать, что благодаря этой жертве выживет мой сын. И у него будет детство. Паршивое, но интересное.

Шесть часов, и мы в горах. Из ущелья вышли часа три как. Перекусили имеющимися у меня запасами и продолжили идти. Три раза на нас нападал здоровенный саблезубый барс, но каждый раз получал отпор в виде выстрелов по лапам и поспешно отступал. Цель убить зверюгу младший Росс не преследовал, поэтому стрелять мне не приходилось. Барс, можно сказать, даже ранений не получил. Так, чисто скользящие попадания. Вовка чувствовал его раньше, чем он показывался, и каждый раз встречал на выгодных позициях. Ох и не прост он, рождённый в этом мире. О том, что барса убила группа преследования, нам не суждено узнать. Нагнала же она нас на спуске по ту сторону гор. Уже вечером. Как раз, когда мы собирались устроить привал.

– За нами идут. – Вовка спокойно снял рюкзак и поставил его у круглого валуна. – Четверо или пятеро, судя по звуку. Ты ничего не слышишь?

Флажок предохранителя АКМ был переведён на режим стрельбы одиночными. Затем снят рюкзак и поставлен рядом с рюкзаком Росса. Покачивание головой – ответ на вопрос.

– Отец говорил, что комитет перед стажировкой отправляет всех сотрудников на войну. – Вовка совсем не беспокоится насчёт преследования. – Многие, кто приходил, рассказывали мне про Афганистан. Я плохо представляю жизнь там, на родине, людей, но знаю о ней из книг. Ты был в Афганистане, Андрей?

Я кивнул и ответил:

– Был. Год и два месяца был. Проходил боевую стажировку в составе оперативно-разведывательного отряда «Каскад». С восемьдесят второго по восемьдесят третий в Афганистане пробыл.

– Значит, ты обучен войне в горах, Андрей. Это хорошо. Сейчас, как я помню, дома восемьдесят пятый год. Ты родился в шестьдесят втором, правильно? Двадцать три года тебе, да?

Я кивнул. Пытаюсь понять, к чему клонит младший Росс, но не могу. Такое впечатление, что не я старше его, а он меня. И минимум лет на десять.

– В Афганистан ты попал в двадцать лет. В двадцать один тебя отправили домой. В Москву или Ленинград. Общее время подготовки не более пяти лет. Мало, учитывая то, как обучает комитет. Но ты дошёл, и это радует. Ещё радует, что ты не пытаешься учить меня. Другие пытались. Постоянно. Мне всего четырнадцать, но опыта у меня больше, чем у всех, кого засылает к нам комитет. Я родился и вырос в том мире. Я знаю его. Этот мир слишком отличается от прежнего. Здесь сложно выжить. Понимаешь, Андрей?

Я покачал головой. Ничего не понимаю, но хочу понять.

– Говорю, как отец. – Вовка улыбнулся. – Ладно, Андрей, больше не буду делать отступлений. Отец сказал проверить тебя. Твоей задачей будет остановить погоню. Иди и выполни её. Я пока воду кипятить поставлю. Думаю, что вернёшься ты как раз, когда чай будет заварен. Идёшь?

Я растерялся. Вовка не старший по званию, чтобы приказывать мне. Отец сказал проверить, вот он и проверяет. Можно попробовать надавить, но смысл? Он мальчишка, я нет. Я – лейтенант КГБ. Если есть возможность не подвергать ребёнка опасности, то нужно использовать её. Да, младший Росс показал, что он хорош. И что? Я тоже не плох. Обучали ведь. Пойду и сделаю. А паренёк пускай чай заварит. Плохо, что с возрастом ошибся – не пятнадцать, а четырнадцать ему.

Собравшись, я пошёл встречать преследователей. Вовка разводит костерок из собранных по пути древесины и кизяка. Подмигнув мне, он сказал:

– Удачи, Андрей.

Я, улыбнувшись, ответил:

– Спасибо.

Возвращаться пришлось совсем ничего: каких-то триста метров отшагал и услышал голоса. Преследователи не слишком опасаются быть услышанными. Идут быстро. Точнее, спускаются. Это мы с Вовкой сейчас на относительно ровном участке находимся, так сказать, на микроскопическом плато, а вот им приходится пробираться по заваленной камнями тропе. И камни, постоянно мешающиеся под ногами, с той тропы летят будь здоров, создавая дополнительный шум.

Позицию занял у двух крупных валунов. Афганка отлично вписывается в расцветку ландшафта, что даёт неплохую маскировку. Стоит преследователям выйти, и они окажутся на прицеле. Расстояние в сорок с небольшим метров для меня плёвое дело. Для АКМ – тем более.

Младший Росс не ошибся. Преследователей пятеро. Все негры. Одеты в светло-зелёные костюмы и вооружены автоматами Калашникова. Идут так, словно вышли на прогулку.

От первого выстрела погибли двое. Находились на одной линии. Пуля отлично бьёт двух человек, если не попадает в кость. Я целил так, чтобы в кость не попасть. Первому пробил живот в районе печени. Второму, немного изменив траекторию, пуля вошла в пах. Оба упали.

Оставшиеся трое тоже упали. Только двое смогли залечь живыми. Третий, которому так же целил в живот, поймал пулю ртом в падении. Неприятно, наверное.

Понять, откуда стреляют, они успели, но это не спасло. Я на позиции и отлично прикрыт камнями. Враг на открытом пространстве. Если бы не упал, а отступил, то мог выжить. Надо было всего пять метров отбежать и залечь под прикрытием булыжников. Беспечность дала отрицательный результат – группа преследования погибла быстро и без сопротивления. Плохая у них была подготовка.

– Их было пятеро. – Я сел на камень рядом с Вовкой.

Он, вручив мне кружку с чаем, сказал:

– Ты выстрелил четыре раза.

– Двое были на одной линии.

– У тебя хорошая подготовка, Андрей. Ты мне нравишься. И понравишься моему отцу. У тебя, наверное, много вопросов, да? Комитет вряд ли ввел в курс дела. Он любит так поступать.

Я кивнул.

– На все вопросы ответит отец. Два дня, и мы встретимся с ним. Пьём чай, и в путь. Через три часа доберёмся до места ночлега. Там безопасно. В джунгли ночью соваться нам точно не стоит.

Через три часа мы добрались до небольшой пещеры. Глубина у неё всего метров пятнадцать, но в конце имеется кем-то оборудованная стоянка: три топчана и костровище. Видимо, пещера часто используется такими же, как мы. Только топчаны крупноваты. Будто для гигантов, ростом не меньше трёх метров, сделаны. Спать решили по очереди. Вовка вызвался дежурить первым. Стоило лечь, расслабиться, и сон пришёл… Темнота, а затем свет!

– Давай выбирайся!

Я осознал себя тем, кем являюсь. Не Андреем Ермаковым, своим отцом, а Никитой Ермаковым. Снова в белой пустоте нахожусь. Снова диалог с самим собой.

– Выбираться куда, в мир реальный? – спросил я.

– Ну а куда же ещё. Трое суток в памяти для первого раза многовато. Думаю, что многовато. Наверняка не знаю.

– Как мне проснуться?

– Нужно захотеть. У самого себя спрашиваешь, если забыл. Как я могу знать ответ на то, на что ответа не знаю. Подумаем?

Диалог с самим собой… Надоело мне моё внутреннее «я». Ну его на фиг. Возвращаюсь в реальность. Усилием воли!

Стоило захотеть, и у меня получилось. Открыл глаза, увидел каменный потолок и понял, что совсем рядом идёт бой…

Глава 2. Фрагмент 1

Автоматные очереди звучат разрозненно. Кто-то бьёт одиночными, а кто-то, совсем не экономя боекомплект, лупит длинными очередями. Осталось понять, в кого и почему.

– Опа, очухался! – Боков навис надо мной, и почти тут же носилки, в которых лежу, опустились на землю. Носильщики, тащившие их, стояли на месте. Ждали кого-то? Или чего-то? Впрочем, по лицам федералов заметно, что моему пробуждению они рады. Больше не придётся утруждаться.

– Давно сплю? – поинтересовался я. Встать сразу не удалось. Затекло тело, и при этом ужасно. Значит, давно сплю. Хотя слово «сплю» не совсем подходит. Я гулял по родовой памяти. И гулял достаточно долго. Тут больше слово «кома» подойдёт.

– Трое суток и… – Андрюха взглянул на руку, – восемь часов. Многое узнал?

Сел сам, и это хорошо. Встать помог товарищ. Тело словно одеревенело. Ужасно хочется пить и есть. Не кормили, похоже.

– Медведи рассказали, что родовую память смотреть отправили? – поинтересовался я. Бой гремит рядом, но не близко. Мы в пещере, а это значит, что, учитывая свойство усиления звука камнем, стрелять могут как в ста метрах, так и втрое дальше. Судя по роже Бокова и федералов – стрельба их не беспокоит. Так же она не беспокоит всех остальных. Мы, а нас сейчас немало, расположились в расширяющемся участке пещеры и ждём.

– Мишка рассказал, если точнее. – Андрюха показал на Угрха, сидящего в компании сородичей. От нас до них метров двадцать. Берсерков не видно. Старого, с которым не терпится поговорить, тоже не наблюдаю. И Машу пока не нашёл. – Михаил Потапыч, твой кореш, с нами говорит. Другие медведи молчат, словно нас и нет. Берсерки, кстати, ушли с гостями педалиться. Это уже третья партия иерихонских собачек, желающих нас покусать за прошедшие три дня. Идём к выходу из пещер мы, Никита. Так решил Угрх с сородичами.

Полковник Стрелков, возникший между бойцов, недовольно поглядел на меня и дал своим команду:

– Носилки разобрать, но не выбрасывать. Идите к своим и перекусите. Выполняем.

Четвёрка быстро удалилась, не забыв забрать сделанные из двух трубок, служивших каркасом для тента и самого тента, носилки. Много мы с собой всякого барахла тащим, вот только самое ценное пришлось оставить. Про броневик «Тигр» говорю. В пещере он теряет смысл. Только по залу, долгое время служившему нам пристанищем, круги наворачивать. И то пока топливо не закончится.

– Что вспомнил? – полковник смотрит так, словно пытается взглядом прожечь в моей голове дырку.

– Ты остынь, Боря. – Андрюха вежливо похлопал федерала по плечу. – Никита ведь не в курсе, сам понимаешь. Давай он поест-попьёт, а затем уже вопросы будем задавать. Добро?

Стрелков, недовольно раздув ноздри, ушёл. Взглянув на товарища, я спросил:

– Не в курсе чего, Андрюх?

– Ай, да забей. – Он взял меня за локоть и потащил к «нашим». – Угрх сказал, что ты можешь вспомнить, как отправиться обратно на Землю и при этом не сдохнуть. Ты же вспомнил?

Вот тебе известие! Угрх, значит, сказал. А я не помню. Качаю головой и вижу, что Андрюхе пофиг. Видимо, он обратно возвращаться не желает. Мне туда тоже не шибко хочется. Здесь, как бы плохо ни было, так хорошо. Противоречиво, но плевать!

Наши, в кавычках, конечно же, это Саня Бодров, Булат Мусин, Стенли, он же Фот, и Адриан Лейн. Есть ещё Угрх, но он сейчас со своими. Именно таким составом мы были до начала активной движухи. Уже после подгребли наёмницы Анька и Лили со своими бравыми ребятами, а затем, немногим позже, выскочившие из портала, как чёртики из табакерки, федералы, Маша и Старый. Последний, кстати, оказался моим дядей. Матери брат он. Вот такая вот хренотень, что сказать. Не было родственников, да один нарисовался. Жаль, что слишком мутный. Но это поправимо. Надеюсь. Кстати, забыл о самых последних – о медведях. Их привёл Угрх, отлучившийся совсем ненадолго. Видимо, сородичи навстречу ему шли. Компания у нас неслабая теперь!

Наши сидят на каменном полу, не забыв постелить поджопники, и что-то дружно поедают из котелка. Не разогретое, как понимаю. Рядом с ними, в паре метров, расположились наёмницы Анька и Лили. Совсем близко и полукругом сидят их бравые парни. Охраняют начальство, надо полагать. Вот только охрана сейчас вряд ли нужна.

Чуть дальше расположились федералы. И только они поставили крупную палатку. В палатке, думаю, находятся раненые. Федералы вряд ли успели вылечиться. Да и Старый совсем плохой был. За три дня после всего, что было, на ноги не встанешь.

Угрх, сидевший с родичами, двинул к нам. Саня, Булат и Лейн поприветствовали меня. Усадив, сунули в руки тарелку и кружку с чаем. Про ложку забыли, но ситуацию исправил Стенли.

– Как спалось? – поинтересовался Лейн. – Многое вспомнил?

И этот туда же. Теперь все будут один и тот же вопрос задавать? Опа, перестрелка прекратилась! Как-то неожиданно резко.

– Были пацаны – нет пацанов! – Саня довольно ухмыльнулся. – Берсерки опять всех в капусту порубили. Надеюсь, что приберутся. Хотя…

– Очередь не наша, поэтому пофиг, – отмахнулся Булат.

Я ел и слушал. Первым говорил Угрх, и он поведал немногое. Рассказал про состояние, в которое меня отправила настойка медведиц. Сделали хладнокровную тварь, так сказать. В анабиоз погрузили. Правда, опасный. Если хладнокровные, впадая в анабиоз при понижении температуры, заранее откладывают нужные для жизни питательные вещества и с помощью них поддерживают обмен веществ, то человеческий организм на такое не способен. Три дня – максимум. Дальше начинается процесс горения организма. И главная проблема – вода. Её в мой желудок заливать было бессмысленно, потому что организм в анабиозе, устроенном медведицами, почти не функционирует. Сердце, и то почти останавливается. Пульс такой, что можно и за покойника принять. Но друзья не боялись. Медведи убедили, что даже за пять дней такой крепыш, как я, не помрёт. Похудает, это да. Но не помрёт. Медведи ведь тоже в анабиоз впадают. Зачем – не сказали. Не болтливы. Для человека анабиоз нужен только в одном случае – если этого человека хотят отправить на прогулку по древу генетической памяти. О том, что это лотерея и выживает только половина, мишки не сказали, а нам узнать без них не суждено. К подобному медведи прибегают довольно редко. Последний раз человека в такую прогулку отправляли аж целых сорок лет назад. Местных лет, а они чуть длиннее земных.

Далее рассказывали Саня, Булат и Андрюха. Узнал, что на следующий день после того, как я отъехал, припёрлись иерихонские шестёрки. Нашли всё-таки. Заявилось их аж пять десятков, что немало. Наша компания, даже учитывая медведей, поменьше будет. Но беды в этом не было. Для четвёрки берсерков столько противников, которые просто люди, пусть и вооружённые, – ерунда. Пули берсерков не берут. Щиты решают. И даже гранаты, как ручные, так и подствольные, для мишек в броне опасности не представляют. Только хлопками да визгом осколков нервируют. Тяжёлое стрелковое в виде крупнокалиберных пулемётов и реактивные гранатомёты могут навредить берсеркам, но такого оружия в пещеры брать никто не стал. Непрактично и слишком тяжело.

Пятьдесят, а точнее – пятьдесят семь бойцов рассчитались за нападение на мишек-психов максимально дорого. Жизнями заплатили. Боевая единица берсерков зовётся в переводе на наш язык как Жнец. Идёт Жнец медленно, потому что стреляют. Но идёт так, как идёт на толпу индейцев с луками и копьями танк – не остановишь.

Когда расстояние сокращается до возможности атаки – Жнец атакует. Четверо громадин, каждая больше полтонны весом, по три метра плюс-минус ростом, в броне, с мечами и щитами – страшная мощь. Прибавим к этому несвойственную размеру ловкость и быстроту, а также слишком огромную силу, которая также не вяжется с размером, потому что берсерки сильнее, чем можно подумать. И что получим? А получим груды мяса, в которые превратились нападающие. Человек, даже в большинстве и с огнестрельным оружием в руках, слаб. Медведи это доказали. И уже трижды.

Четверо берсерков, бьющихся за нас, это хорошо. Но есть и кое-что плохое. Медведи требуют уборки, а сами они это делать не намерены. Приходится нам. Не мне, что хорошо. Задачу медведи передали посредством Угрха – убрать трупы. Просто сложить их в кучу. Местные обитатели уберутся окончательно, но позже. Со слов Сани и Булата, которые уже поучаствовали в одной из уборок, – занятие это сильно неприятное. Разрубленный по диагонали или просто поперёк человек – не самое худшее, что делает меч берсерка. Выражение «нашинковать капусту» характеризует действия медведей-психов просто отлично.

Через несколько часов после первого нападения медведи объявили сбор. Собрались и пошли. Сложного в этом нет. Проблемы есть, но решаемые. И они были решены. Пеший путь начался. Для меня, пребывающего в анабиозе, он начался в носилках.

Большего мне не рассказали. То, что Лейн обзавёлся деревянной ногой, которую сделал Угрх, сам вижу. Вот только вряд ли стратег способен ходить самостоятельно. Обрубок до конца не зажил. Болезненно нагружать его. Адски болезненно.

По молчанию и внимательным взглядам я понял, что от меня ждут рассказа. Всем интересно, что было там, в реальности воспоминаний. Что ж, придётся рассказать. Но не всё. Некоторые фрагменты памяти раскрывать пока не намерен. Нужно поговорить с Россом, а затем уже думать. Отец, пусть он был моложе меня, но он был умнее и опытнее. Его мысли мне нравились. И они ясно дали понять – лишнего, пусть даже кругом свои, болтать не стоит. Кротом, которому не терпится узнать, как открываются порталы на Землю, может быть любой. Но я подозреваю только одного человека…