Текст книги "Зона поражения"

Постепенно угомонились и остальные…

– Отдыхают, значит?

– Подонки.

– Та-ак… Сколько их – точно? – Головин покусывал губу и Владимир Александрович заметил, что глаза его нехорошо сузились в предвкушении драки.

– Не знаем.

От капитана теплохода «Писатель Чернышевский» пахло какими-то сердечными каплями. Кроме него и Головина в изуродованном Музыкальном салоне собрались: командиры всех групп захвата, майор Виноградов и судовой комсостав. Впрочем, далеко не весь – многим нужна была медицинская помощь, а состояние трех человек оказалось критическим.

Кроме того, под охраной автоматчиков Головина без лишнего шума уже кипела работа: «дед», старший механик с мотористами копошился внизу, мудрил над проводами в своей каморке начальник радиостанции… Управление белоснежным лайнером принял, разумеется, вернувшийся на мостик старпом.

– Разрешите? – В салон шагнул молодой сыщик из Управления. С начала операции Виноградов его не видел – парень работал с группой, которая занималась машинным отделением.

– Ну, чего говорят?

– Вот вроде… – На смятую скатерть легла от руки составленная схема: номера кают, какие-то цифры и обозначения: – Получается четырнадцать. Ножи, нунчаки… По меньшей мере три ствола, из которых один – боевой.

– У кого? – Головин развернул схему так, чтобы было видно всем.

– Не знаю, – честно признался оперативник. За короткое время он и так получил достаточно информации – со слов напуганных членов экипажа, а главное, от первых захваченных в машинном отделении языков.

– Как пассажиры?

– Дрожат по каютам, но пока не дергаются.

– Пусть! – Нагнанный бандитами ужас теперь работал на людей Головина: чем меньше сейчас лишних людей будет под ногами, тем меньше вероятность случайных жертв. – Экипажу тоже… Прикажите сидеть, как сидели – исключая тех, кто уже задействован.

– Ясно, – кивнул капитан. – Сделаем.

– Теперь – конкретно…

Постановка задачи и согласование технических деталей много времени не заняли:

– Вперед!

…Окно капитанского «люкса» вполне могло выдержать многотонную массу штормовой волны. Но оно вовсе не проектировалось на защиту от кованого спецназовского ботинка. Поэтому, когда раскачавшийся на полусогнутых руках боец обеими ногами «вошел» в стекло – оно только жалобно треснуло. Но после второго удара осыпалось градом осколков.

– Лежать! Милиция!

– Лежать, с-сука! Руки за голову!

– АЙ, бля…

– О-оух-х… твою мать!

Со своей, достаточно удаленной и безопасной позиции, видеть происходящее Виноградов не мог. Но вполне догадывался, что сейчас происходит внутри, успев поразиться, насколько однообразно звуковое сопровождение подобных акций. Команды, реплики, интонации… От Москвы, как раньше пели, до самых до окраин.

В «люксе» обнаружили восьмерых: бандиты и две девчонки, избитые, изнасилованные и напоенные до беспамятства. Бойцы влетели одновременно с двух сторон – и через какие-то считанные секунды с палубы в небо глядели шесть бритых затылков и столько же пар скованных наручниками запястий.

Из тех, кто обосновался в ресторане, никто даже не успел проснуться – и вскоре еще четверо подонков корчилось под ударами милицейских прикладов.

– Командир! У нас «браслеты» кончаются… – доложил румяный от возбуждения автоматчик.

В милиции постоянно чего-то не хватает, поэтому Головин только отмахнулся:

– Вяжите, чем найдете. Или вырубайте, чтоб не очухались до Питера.

Остальных собирали по каютам, согласно составленной опером схеме, – там одного, тут сразу двоих…

– Откройте и выходите!

Первое, что бросилось в глаза идущему по коридору Виноградову, – это следы неудачной атаки. Двери здесь, в каютах первого класса, стояли не пластиковые, а дубовые, сработанные на совесть: добротный импортный замок изогнулся, но выдержал.

– Откройте! В противном случае мы применим силу.

– Ага… Попробуйте! – Ответ прозвучал вполне отчетливо, с некоторой хрипотцой.

– У него, видимо, ствол, – прокомментировал ситуацию оперативник.

Еще трое бойцов из команды Головина держались от двери на почтительном расстоянии – в позах людей, готовых к самому худшему.

– Кто это там? – Голос за дверью показался Владимиру Александровичу знакомым.

– Ким.

– Яс-сно… Можно попробовать?

– Давай. – Опер только пожал плечами.

– Валера! Это ты?

Паузы почти не было:

– А ты кто?

– Виноградов! Помнишь – Морской вокзал, «Динамо»? Разборка с черными?

– А-а… Привет, Саныч.

Ни о какой дружбе между бывшим чемпионом Европы и ментом Виноградовым быть не могло. Даже в своей иерархии они занима ли разные ступеньки – Владимир Александрович еле-еле дослужился до майора, а Валерий Ким согласно криминальной табели о рангах считался чем-то вроде полковника. Однако несколько лет назад судьба свела их за пределами спортивного зала… тогда они нашли взаимный компромисс.

– Сдавайся, Валерий Игоревич.

– Кому? Я же этих ваших отморозков знаю – забьют до полусмерти.

– А твои что – лучше? – Владимир Александрович вспомнил увиденное этой ночью.

– Это не мои, Саныч… Ладно, проехали.

– Слушай, Валера! – Майор покосился на напряженно прислушивающихся к переговорам автоматчиков. – Если я тебе дам гарантии? Мое слово, ты знаешь, чего-то стоит…

– А ты что – за главного?

– Нет, но…

– То-то же! Хорошо, хоть не врешь.

– Валера, нету у тебя выбора, поверь. У Головина приказ: стрелять на поражение. Прошьют Из «калашей» каюту слева направо да сверху вниз – и привет!

– А я не один здесь.

– Ну тем хуже…

Несколько секунд прошло в томительной тишине.

– Ладно. Скажи своим пацанам… Но если что – все на тебе будет, ответишь, Саныч.

Неожиданно четкий всплеск – что-то тяжелое вылетело за иллюминатор и ушло под воду. Значит, действительно, был пистолет…

Дверь открылась, пропустив сначала бледное существо женского пола. Косметика на девчонке смазалась, волосы торчали невообразимой копной – но ни на лице, ни на мятой одежде следов насилия не было.

Вслед за ней навстречу упершимся в грудь стволам шагнул Ким. Равнодушно подставив запястья под наручники, он двинулся вслед за оперативником.

– Спасибо! – обернулся тот к Виноградову. И заверил: – Я прослежу, не волнуйся…

«Зачистка» судна велась деловито и организованно. Не обошлось, правда, и без досадных недоразумений…

– На пол! – Дверь «одноместки», в которой должен был находиться очередной бандит, с грохотом врезалась в переборку. Вид у бойца был страшен – ствол впереди, черная маска с прорезями для глаз…

Рядом с койкой стоял полуодетый паренек отнюдь не атлетического телосложения. От неожиданности он присел – и потянулся рукой под подушку.

– Н-на! – Преступник, стремящийся уйти от неотвратимого возмездия, – это всегда опасно. А если он еще достанет что-нибудь вроде пистолета… Поэтому боец не рассуждал: ногой в пах, прикладом по затылку – и еще один, контрольный, удар.

Противник без звука осел на ковер, закатил глаза и замер.

– Ну-ка, что там… Бляха-муха! – Ни ствола, ни какого иного оружия под подушкой не было. Имелся паспорт. И не простой, отечественный, а…

– Это чего это?

– Ре-пу-блик Фран-сэз, – по слогам прочитал подошедший Владимир Александрович. – Поздравляю! Интуриста замочил.

– Так я же не…

– Ладно, чего уж теперь! Бедняга… Живой хоть?

– Должен быть! – без особой уверенности, но с надеждой ответил омоновец. – Сейчас попробую…

– Уж ты постарайся. Не бери греха на душу. – Виноградов еще раз критически оглядел его работу: – Да-а! Съездил парнишка за экзотикой…

В другой каюте, также ошибочно включенной в схему, сотрудников милиции приняли за бандитов. Сестры, мужественные немецкие старухи так активно защищались от агрессоров зонтиками и бутылкой из-под шампанского, что одному из бойцов даже пришлось оказывать медицинскую помощь.

– Ну что – все, собственно? – Теперь Виноградов слонялся по судну без какой-то особой цели. – Как с трофеями?

Встречный боец тот самый, что первым попал на судно, поправил на затылке черную шапочку-маску:

– Отработали… Нормально – несколько «газовиков», всякого «железа» куча.

– А боевые стволы?

– Нет вроде.

Значит, решил майор, пистолет был только у Кима. Что же, тем лучше…

Но в следующее же мгновение выяснилось, что это не так. Откуда-то с кормы приглушенно хлопнули два выстрела, и вслед за ними все остальные звуки перекрыла отчаянная автоматная очередь.

– Где это? – Владимир Александрович и сам не заметил, как устремился вслед за омоновцем. И только глядя, как тот рывком, на ходу, загоняет патрон в патронник, запоздало сообразил: уж ему-то, безоружному, делать там, где идет пальба, абсолютно нечего.

Впрочем, отстать было бы неприлично – тем более они и так прибыли не первыми.

– Пригнись! Пригнись, мать твою… – Головин притаился на шлюпочной палубе, под прикрытием огромного спасательного плота. И лицо его не выражало ничего хорошего.

– Что там такое?

– Ш-шел бы отсюда, Саныч… – В этот момент опять хлопнул выстрел, и пуля звонко отрикошетила от чего-то металлического.

Майор был всегда человеком разумным и повторения ждать не стал – нырнул обратно, за переборку.

– Заложницу взял, сволочь! – не совсем понятно прокомментировал оказавшийся опять рядом оперативник.

– Кто? Объясни!

– А хрен его… – Закончить собеседник не успел. Снаружи втащили убитого милиционера: рыжий ежик ничем не прикрытых волос, окровавленный камуфляж. – Сволочь!

Получалось, что одного из бандитов все-таки прозевали. Того, что с «Макаровым»… Прихватив с собой в качестве живого щита какую-то перепуганную туристку, он выбрался на палубу и только там был замечен перекрывавшим сектор бойцом Головина. Два выстрела – и оба на поражение: в шею и в пах…

Теперь преступник занял отличную позицию на полуюте и никому не давал приблизиться.

– И никак его, гада, не завалить! Опасно… Успеет бабу шлепнуть.

Неожиданно появился капитан Головин. Владимир Александрович никогда еще не видел его таким растерянным:

– Что делать будем, товарищи офицеры? – Блестяще, без потерь и стрельбы проведенная операция грозила перерасти в бесславную бойню.

– Может, этому сказать, как его… Киму? – предложил опер. – Пусть попробует, уговорит сдаться?

– Он не станет. – Виноградов с сожалением помотал головой. – Я знаю…

– Почему?

– У них свои законы.

Помолчали…

– Сколько у него патронов?

– Даже если один останется… Девчонке хватит.

– Молодая?

– Какая, мать его, разница! Надо спецов вызывать.

Решение далось капитану нелегко, но профессионализм был выше уязвленного самолюбия. В его команде – отличные головорезы, но парней из СОБРа или антитеррористических подразделений госбезопасности специально натаскивают на освобождение заложников.

– Тем более иностранка… Вызывай, Вадик!

– Время, время! Надо бы потянуть.

– А чего он хочет? – Владимир Александрович мотнул подбородком в сторону, где сейчас засел обложенный автоматчиками бандит.

– Не знаю… Слушай, Саныч! – Головин смотрел на майора такими глазами, что хотелось вскочить и оказаться отсюда за тридевять земель. Просьба еще высказана не была, но уже вызывала у Виноградова стойкое неприятие.

– Бля-а…

– Ну больше же некому, Саныч! Мои же все – здоровые, но тупые, еще ляпнут что-нибудь не то или сорвутся…

– Ага! А я – птица-говорун, отличаюсь умом и сообразительностью…

– Капитан, может быть, мне? – Оперативник не трусил, но…

– Нет. Увы… – Хлопец был молодой и глупый, а у Владимира Александровича все же кое-какой опыт поведения в подобных ситуациях имелся.

Впрочем, после Москвы, после того октября девяносто третьего ему в роли парламентера выступать не пришлось.

– Нет чтоб моей маме меня дураком родить!

– Пойдешь? – обрадовался Головин.

– А как ты думаешь?

– Мы быстренько, мы, если что, подстрахуем…

Прежде чем высунуть из-за укрытия руку с клочком какой-то белой, подобранной по пути тряпки, Владимир Александрович обернулся к коллегам:

– Считайте меня… А еще лучше – не считайте!

Самое трудное оказалось – не схлопотать сходу пулю и завязать диалог. Но через несколько минут подрагивающий от холода и нервного возбуждения майор уже выслушивал первые ультиматумы преступника.

Постепенно минуты сложились в часы ожидания: первый, второй… И пришла усталость, и казалось иногда, что кто-то другой, не майор Виноградов, сидит на продуваемой ладожским ветром палубе и говорит, говорит, говорит. А потом было шоу напротив спасательной шлюпки, молниеносный захват, звук упавшего вниз пистолета.

Поздравления, суета… И первый стакан холодной, безвкусной водки – за вечное здоровье далекого головинского дедушки.

На охоту, впрочем, Владимир Александрович на следующий день так и не уехал. Простудился…

Глава вторая
БЛИЖНЕЕ ЗАРУБЕЖЬЕ

Полная ясность может существовать лишь

на определенном уровне…. И каждый должен

знать, на что он может претендовать. Я

претендовал на ясность на своем уровне,

это мое право, и я исчерпал его. А там, где

кончаются права, там начинаются обязанности…

А. и Б. Стругацкие. «Улитка на склоне»

Человек за рулем наконец отыскал свободное место, припарковался и выключил двигатель.

– Извините, но дальше придется пешком.

– Дождь, – отметил сидящий рядом молодой мужчина. Прежде чем выйти, он повернулся к расположившемуся сзади пассажиру: – Все в порядке?

– Здесь недалеко. – Водитель также с некоторым смущением посмотрел назад и добавил: – У меня есть зонтик!

Ответа пришлось подождать – тот, к кому они обращались, славился тем, что никогда и нигде не принимал поспешных решений.

Сухонький, чисто выбритый старичок в дорогом костюме… Наконец, он утвердительно кивнул поредевшим седым хохолком на макушке:

– Ну разве что… Ничего, прогуляемся.

Первым вышел пассажир с переднего сиденья. Профессионально оценил обстановку и, тихо щелкнув предохранителем, убрал руку из-под полы просторного пиджака:

– Прошу вас!

Водитель уже был тут как тут. Обежав нескончаемо длинный, похожий на черную субмарину представительский «мерседес», Он потянул на себя дверцу и раскрыл над головой старика обещанный зонтик:

– Прошу.

Так они и пошли: впереди – молодой плечистый здоровяк, а за ним, в двух шагах, охраняемое лицо и сопровождающий.

– Там, дальше – пешеходная зона… Сами понимаете – Старый город, исторический центр! Никак нельзя…

Водитель продолжал зачем-то оправдываться, но старик его почти не слушал.

– Вот, посмотрите – Рыцарские ворота. Существует легенда, что…

– Я знаю. Спасибо.

Это было сказано таким тоном, что человек с зонтиком осекся на половине фразы, и дальше они двигались в полном молчании.

Старик действительно знал эту крохотную, игрушечную республику на юго-востоке Балтики, знал и испытывал к ней давнюю почти инстинктивную неприязнь степного кочевника к оседлым, благополучным и сытым жителям городов.

Повсеместная, доведенная до абсурда аккуратность и чистота… Невесомые, больше похожие на декорации для детских сказок, силуэты бесчисленных башен и башенок. Кованые флюгера, мансарды под розовой черепицей… Пахнущий рыбой и водорослями ветер с моря. Вежливые, ничего не значащие улыбки. Но больше всего старик ненавидел местный акцент – протяжный, неторопливый, придававший самым привычным русским словам и фразам некий оттенок западной, европейской респектабельности.

Первый раз он попал сюда в сорок шестом, когда спутника еще и на свете-то не было. В республике полным ходом шло «восстановление» советской власти: большинство продуктов уже распределялось по карточкам, леса с боями прочесывались армией и спецподразделениями НКВД, а в промышленных центрах одна за другой раскрывались подрывные буржуазно-националистические и «фашистские» организации.

Каждую ночь волны выбрасывали на берег очередные трупы неудачливых беглецов, пытавшихся чуть ли не вплавь добраться до нейтральной Швеции…

К тому же, очень сложно было вести полноценную агентурную работу. Особенно в столице: город крохотный, все у всех на виду, а конспиративные квартиры засвечены еще со времен деникинской контрразведки.

Старик вздохнул… Однако, справились!

В середине семидесятых он приехал сюда снова – уже не по службе, а так, в отпуск, отдохнуть с женой и дочерью в пансионате «большого» ЦК.

Республику было трудно узнать. Казалось, сделано все, чтобы водворить местных жителей в единую семью советских народов: одинаковые газеты и голоса по радио, те же портреты на площадях, те же очереди за дефицитом. В уютных некогда кафе и ресторанчиках постепенно приучались хамить посетителям, да и улицы уже были вовсе не так чисты и опрятны. Но…

Неожиданно старик понял. Он вдруг отчетливо осознал, что не любит этот кусочек рассыпавшейся и некогда великой империи именно за то, что он сам и тысячи подобных ему сделали с крохотной, уютной и беспомощной страной на балтийском побережье!

В девяносто первом… Тогда людям, которыми он руководил, еле удалось вывезти из-под носа ошалевших от победы борцов за независимость архивы российских спецслужб.

Личные и рабочие дела агентуры, данные литерных мероприятий, бесчисленные тома оперативных разработок… Опасные знания – и оставить их новой власти было бы негуманно. Это значило то же самое, что подарить несмышленым детишкам большую коробку гранат, пластида и детонаторов.

Так что, некоторым образом, юная демократия теперь перед стариком в неоплатном долгу…

Старый Город – пешеходная зона, архитектурный заповедник. Узкая, вымощенная булыжником улочка изогнулась и неторопливо поползла вверх, к зубчатым стенам цитадели. Из-за противной, даже по местным меркам, погоды праздношатающейся публики почти не встречалось: только туристы группами и по одиночке, да несколько усталых русскоязычных проституток. Обыватели уже расселись дома перед телевизорами, а те, что помоложе и посостоятельнее, коротали время за столиками многочисленных кафе и пивных подвальчиков.

Луж не было, но подошвы опасно скользили по мокрой мостовой.

– Простите! – Сопровождающий задел старика краешком зонтика.

– Ничего…

Площадь перед театром размерами больше напоминала внутренний дворик: места на ней еле-еле хватало для бронзового памятника Легионерам и некоего подобия неработающего фонтана. Судя по афише, сегодня давали «Гаянэ» Хачатуряна – очередной аргумент против тех, кто решился бы обвинить местную интеллигенцию в оголтелом национализме.

– Сюда?

– Да, одну минуточку.

Вооруженный охранник внимательно наблюдал за действиями человека с зонтиком, умудряясь одновременно не выпускать из поля зрения окружающее пространство.

Кажется, оснований для беспокойства не возникло.

– Осторожнее, здесь ступенька…

В театр они попали через служебный вход. Шагнувший было навстречу вахтер узнал сопровождающего, и обошлось без ненужных формальностей. Миновав бесконечный, полутемный коридор, единственным украшением которого являлись несколько парней далеко не балетного телосложения, спутники поднялись по чисто вымытой мраморной лестнице.

В холле перед дверью с медной табличкой скучала еще пара крепких ребят с одинаковыми прическами.

– Здравствуйте, господа! Прошу, присаживайтесь.

Человек, шагнувший навстречу, был со стариком одного возраста, разве что, чуть повыше и поплотнее.

– Здравствуй, Вилор… Узнаю! – Гость пожал протянутую руку и обвел взглядом кабинет. – Ты всегда любил придумать что-нибудь этакое.

– А почему бы и нет? Театр – это прекрасно… а главное, никому не внушает никаких подозрений!

Они остались втроем: охранник у двери, на стуле, а собеседники – в кожаных креслах напротив друг друга.

– Как добрался, Андрей?

– Нормально.

– Выпить не предлагаю…

– Правильно делаешь. Я уже давно ничего крепче кефира не употребляю – возраст!

– Да-а… А раньше-то, помнишь?

– Помню, Вилор. Так ведь раньше и ты по-русски без акцента говорил!

– Времена другие, – поморщился хозяин. – Все меняется. Только вот характер у тебя с годами не улучшился, это точно.

– Поздно меняться…

Когда-то они учились вместе, на ускоренных курсах НКВД под Горьким. Потом дружили семьями: тогда еще у обоих были семьи… Последний раз виделись уже генералами: один руководил крупнейшей советской резиденту-рой, а другой прибыл из Москвы его сменять.

Официально оба числились в запасе и кого-то о чем-то консультировали.

Откуда-то из-за камина послышалась мелодичная трель.

– Идут! – прокомментировал хозяин.

– Спасибо.

Потом они так и сидели молча, один напротив другого – ждали. Да уж, что-что, а ждать оба научились в незапамятные времена…

Дверь без стука и скрипа раскрылась. Все трое поднялись навстречу вошедшим: охранник немного быстрее, а старики с достоинством, не торопясь.

– Здравствуйте!

Первым в кабинет шагнул черноволосый, плохо выбритый кавказец почти двухметрового роста, с фигурой профессионального тяжелоатлета и глазами убийцы. Охранники с такой внешностью привлекают к себе излишнее внимание и редко бывают эффективны – но… очевидно, сказывался восточный колорит со своеобразной системой внешних приоритетов и представлениями о престиже.

Вслед за ним появился мужчина, похожий одновременно на профессора экономики и на полевого командира повстанческих формирований.

В принципе, и то и другое вполне соответствовало действительности. Гость происходил из очень знаменитого на Кавказе рода, получил европейское образование и до начала девяностых руководил крупнейшим на юге России университетом. Как и положено, был членом бюро республиканского комитета партии, избирался в Верховный Совет страны… В новых условиях тоже не потерялся – многие прочили ему на родине по меньшей мере министерский пост, и первые шаги в этом направлении влиятельной родней и сочувствующими уже делались.

Однако судьба распорядилась иначе. Русские танки двинулись восстанавливать на вечно неспокойных горных окраинах конституционный порядок, и уже через неделю на всех телевизионных пресс-конференциях рядом с мятежным президентом замелькало симпатичное и умное лицо бывшего ректора-экономиста. Потом он исчез с экранов и теперь, по данным службы внешней разведки, выполнял особо конфиденциальные и деликатные поручения правительства сепаратистов в разных точках земного шара.

Гость был человеком исключительной осторожности и почти звериного чутья – поэтому все попытки ликвидировать его результата не давали. Только раз, в Цюрихе, покушавшиеся почти достигли цели: взрывом выбило все витрины в округе, а от автомобиля, принадлежавшего крупному швейцарскому банку, остался кусок догорающего железа… Пострадала куча народа, кое-кто из оказавшихся рядом даже погиб – сам же объект «акции» отделался контузией и осколками в ноге. С тех пор он почти незаметно прихрамывал.

Впрочем, некоторые аналитики высказывали мнение, что и это, и другие неудавшиеся покушения носили характер, скорее, не политического террора, а внутриповстанческих финансовых разборок…

Обошлись без рукопожатий.

– Прошу вас, присаживайтесь.

Все было согласно протоколу: три одинаковых глубоких кресла вокруг журнального столика.

– Ребята могут идти?

– Да, пожалуй.

– Конечно… – собеседники отдали соответствующие распоряжения, и охрана покинула кабинет.

Они остались втроем за бесшумно и плотно прикрытыми от остального мира дверьми.

– Я вам не мешаю? – уточнил тот, кого старик называл по имени, Вилором.

– Что вы! – деланно удивился гость, пришедший последним. Собственно, чем меньше чужих ушей, тем лучше, но в данном случае хозяин выступал в качестве гаранта безопасности и полной секретности встречи, имея неоспоримое право контролировать ситуацию.

Тем более что ему все равно ничего не стоило бы при желании нашпиговать место беседы разнообразной электронной гадостью.

– Я искренне, искренне благодарен нашему общему прибалтийскому… другу. Благодарен за те усилия, которые он предпринял в ответ на мою просьбу.

– Надеюсь, общение будет взаимно полезным.

– Я вас слушаю…

Старик мог себе позволить некоторую сухость в голосе: инициатива встречи исходила от собеседника.

– Видите ли… – Человек напротив замешкался, не зная, какую форму обращения выбрать.

– Генерал, – пришел ему на помощь хозяин. – Вы можете обращаться к моему коллеге именно так.

Старик кивнул:

– Совершенно верно! Не возражаете, если я буду называть вас – Посланник?

Из аналитической справки разведотдела старик знал, что именно под этим псевдонимом собеседник когда-то издал свою первую, так и не принесшую ему славы книжку стихов. И что подобное обращение ему всегда льстило…

К тому же избыточная информированность часто выводит неискушенного оппонента из равновесия.

– Да, конечно!

В конце концов, болезненное тщеславие – рычаг посильнее алчности и похоти. Беседа еще не началась, но старик уже набирал очки…

– Надеюсь, нет необходимости напоминать о том, что даже сам факт нашей встречи ни при каких обстоятельствах не должен стать достоянием гласности? Вне зависимости от ее результата. Мы находимся в состоянии войны…

– Мы находимся в состоянии внутригосударственного вооруженного конфликта, – поправил собеседника Генерал.

– Видите ли, с точки зрения… – встрепенулся тот, явно задетый за живое.

Но Посланника перебил хозяин:

– Господа! Давайте оставим правовые аспекты всего происходящего на откуп дипломатам и кабинетным политикам. Вы ведь не за этим сюда ехали, верно?

Пришлось согласиться. Судя по всему, официальной санкции на переговоры с представителем вражеской стороны Посланнику никто не давал. Неизвестно, уж по какой причине, но действовал он в обход общепринятых каналов: через глубоко законспирированные финансовые и силовые структуры Европы. Впрочем, и Генералу не поздоровилось бы, попади в чужие руки информация о сепаратных контактах российских спецслужб с мятежными лидерами Кавказа.

– Я вас слушаю.

– Видите ли, время для всех сейчас крайне сложное, непростое…

– Давайте-ка без лирических отступлений, ладно? – Генерал пока не видел оснований соблюдать правила хорошего тона.

Красивые черные глаза Посланника опасно сощурились:

– Хорошо!

Он был отчаянно самолюбив, и если не встал сейчас же и не покинул кабинет, хлопнув дверью, – значит, причины для этого имелись серьезные.

– Хорошо… Вы хотите получить назад своих пленных?

– Сколько? – пропустил удар Генерал.

– Всех. Или почти всех!

Это был сильный ход… Собеседник даже не сразу сообразил, что ответить.

– Да. Мы хотели бы вернуть домой военнослужащих и мирных россиян…

– Вы почему-то не прибавили: «военнослужащих и мирных россиян, насильственно удерживаемых незаконными вооружёнными формированиями»… Так, кажется, это звучит по московскому телевидению? – Теперь уже в голосе Посланника явственно угадывалась издевка – он был вовсе не так прост, как показалось в начале встречи.

Старею, подумал Генерал… Начинаю недооценивать противника. В конце концов, вопрос слишком серьезный, чтобы придуриваться.

– Что вы хотите взамен?

– Речь не идет о выкупе… Речь идет о не коей услуге, которую одни частные лица могли бы оказать другим.

– Частные лица… – Генерал поморщился. – Допустим! И эти частные лица – они действительно смогут выполнить свои обязательства?

– Если услуга будет оказана? – уточнил Посланник. – Безусловно!

– Хорошо. Это – интересно. Теперь хотелось бы услышать, что требуется от нас.

В воздухе на секунду повисла тяжелая, душная пауза.

– Я позволю себе некоторое отступление… Вы не будете больше сердиться?

Генерал только крякнул – вот ведь сопляк! Уел-таки старика, сукин сын.

– Говорите…

– Мы – очень бедный народ. Гордый, но бедный… Каждая копейка на счету. Вы понимаете?

– Понимаю. Кто-то давно сказал, что для любой войны необходимы три вещи: деньги… деньги… и еще раз деньги.

Посланник вежливо улыбнулся:

– Интересная мысль… Так вот! Конечно, каждый жертвует в меру сил – плюс чем-то братья по вере помогают, соседи. Из этого и образуется нечто вроде резервного фонда. Понимаете?

– Понимаю! – больше всего Генерала нервировала профессорская манера собеседника переспрашивать в конце каждой фразы. – Дальше?

– Нашлись негодяи… Выродки! Они украли у своего народа его достояние.

– Все достояние украли? – живо поинтересовался старик. С практической точки зрения ответ на вопрос мог означать многое. – Или только часть?

Посланник сделал вид, что не слышит иронии:

– Более двух миллионов долларов… Это серьезная сумма.

– Да, пожалуй! Тем более для гордой, но бедной республики, которая к тому же воюет?

– Послушайте, если вас смущает, что деньги пойдут на нужды сопротивления… не беспокойтесь! Это, если можно так выразиться, личные сбережения тех самых частных лиц, о которых я уже упоминал в начале беседы.

Ситуация постепенно прояснялась.

– Значит, об этих деньгах широкие массы вашей революционной общественности не знают?

– Видите ли… У людей, облеченных властью, несущих на себе тяжелое бремя ответственности, у них же должны быть какие-то материальные гарантии на случай непредвиденного поворота событий? – Посланник явно искал понимания.

– Вопросы морали меня уже давно не интересуют. Давайте подробности!

Со слов сидящего напротив человека, одно из сочувствующих исламских государств передало на нужды священной войны с неверными некоторую сумму в валюте. Из этой суммы сразу же значительная часть – два миллиона двести тысяч долларов США купюрами нового образца попала… в личный фонд некоего лица. Посланник не называл его, но, судя по всему, деньги присвоил сам мятежный президент.

Это, в сущности, было неважно. Куда важнее, что по пути от высокогорного села, где базировался штаб сепаратистов, до пункта, откуда «президентская доля» должна была отправиться на его личный счет в один из европейских банков, валюта исчезла. Обстоятельства пропажи указывали на то, что чемоданчик с деньгами украли именно те, кому он был вверен, – ближайшие из ближайших, доверенные из довереннейших… Родственники! Те же обстоятельства не позволяли заинтересованным лицам вести поиск в открытую, своими силами.

– Понятно. То-то меня сумма смутила! Стали бы вы, думаю, за два «лимона» баксов пленных выпускать… На переговорах бы раз в десять больше потребовали, верно ведь?

– Ну одно дело – общественные деньги… А личное – оно всегда дороже! И вам прямая выгода.

Оба на поверку оказались нормальными, здоровыми циниками и, облегченно отсмеявшись, вернулись к делу:

– Но ведь возможности российских спецслужб в контролируемых вами районах весьма ограничены? Как именно вы представляете себе наше взаимодействие?

– Господа… Может быть, кофе? Или чай? – подал голос хозяин, о существовании которого собеседники как-то даже забыли.

Генерал оценил его деликатность. Убедившись, что беседа перетекла в конструктивное русло, прибалтийский разведчик еще раз таким образом поинтересовался, не мешает ли он своим присутствием. Все-таки вымирающее поколение «рыцарей плаща и кинжала» уходит в прошлое – с неписаным кодексом чести и наивными правилами честной игры… Это сейчас в шпионы лезут все, кто ни попа-дя: журналисты, артисты, домохозяйки. Откуда же взяться культуре получения секретной информации в век, когда все измеряется в долларах, фунтах и даже неконвертируемых израильских шекелях?