Текст книги "Чудовище должно умереть"

– Что-что, а устраивать сцены ты умеешь.

– Нет, я серьезно. Ты ведь не собираешься представлять меня своей родне. Они не одобрят твой выбор.

– У меня никого нет. Начнем с того, что ты тоже не рвешься знакомить меня с родителями. Зачем? Нам и так неплохо.

– Надо же, все предусмотрел. Думаешь, я решила тебя окрутить? – Внезапно ее глаза сверкнули. – Ничего подобного, мне просто хочется увидеть лицо Джорджа, когда…

– Джорджа? Кто это такой?

– Тихо-тихо, нечего кидаться на меня, ревнивец. Джордж женат на моей сестре.

– И что с того? – (Видите, я уже успел перенять ее манеру разговора.)

– Ничего.

– Рассказывай, что у тебя с ним.

– Ревнивый зеленоглазый котик!.. Так вот, когда-то давно Джордж ко мне подкатывал…

– Что-что?

– Что слышал. Только я сказала ему, что не стану разрушать семью. Правда, Вайолетт сама виновата…

– Ты давно с ним виделась? Он тебе угрожал?

– Давно, – ответила она сдавленным голосом. – Мы виделись довольно давно. – Ее тело напряглось, затем расслабилось, и Лина звонко расхохоталась. – Какого черта, пусть Джордж не воображает, будто… Слушай, а давай поедем туда на выходные.

– Куда?

– В Севернбридж. Они живут там, в Глостершире.

– Но, девочка моя, я не могу…

– Конечно, можешь! Он тебя не съест. Уважаемый женатый человек – по крайней мере, с виду.

– Но зачем?

– Феликс, я тебе нравлюсь? – спросила Лина серьезно. – Любишь ли ты меня настолько, чтобы оказать услугу, не задавая лишних вопросов?

– Конечно.

– Так вот, есть причина, по которой мне нужно там быть, но не одной. Поэтому я хочу, чтобы ты поехал.

Я гадал, насколько Лина близка к тому, чтобы рассказать мне про Джорджа и несчастный случай на дороге, который, вероятно, до сих пор не дает ей спокойно спать. Но я не настолько владел собой, чтобы вызвать ее на откровенность. Даже по моим нынешним понятиям это было бы слишком. К тому же совершенно излишне. За ее словами чувствовалась решимость окончательно разобраться – не с Джорджем, а с тем кошмаром, который преследовал ее последние месяцы. Упоминал ли я в самом начале дневника, что убийцу тянет на место преступления? Лина не убивала Марти, однако знала убийцу, потому что была там. Она хотела избавиться от ужасного призрака и просила меня помочь ей! Меня! Господи, что за злая ирония.

– Хорошо, поедем. – Я старался, чтобы голос звучал небрежно. – А чем занимается твой Джордж?

– У него автомастерская на пару с партнером. «Рэттери и Карфакс». Джордж, он такой… Как я рада, что ты согласился… В общем, тебе он вряд ли понравится, не твоего поля ягода.

Автомастерская. И она еще сомневается, понравится ли он мне!

Джордж Рэттери.

31 июля

Севернбридж. Сегодня я отвез туда Лину. Я купил новый автомобиль, отдав старый в частичную оплату. Не стоит раскатывать там с глостерширскими номерами. Наконец-то я в цитадели врага и готов сразиться с ним один на один. Я не боюсь быть узнанным – Севернбридж и моя деревня находятся в разных концах графства, а борода совершенно меня преобразила. Главное – проникнуть в дом Рэттери и там закрепиться. Сейчас Лина гостит у сестры, а я остановился на постоялом дворе «У рыболова»: она не торопится меня представлять. Пока я просто друг, который любезно подбросил ее на машине.

Я спросил у чистильщика обуви, где здесь лучшая автомастерская.

– «Рэттери и Карфакс», – без запинки ответил тот.

– У реки?

– Да, сэр, на берегу. Если по Хай-стрит, то не доходя до моста.

Еще два факта в копилку обвинений против Джорджа Рэттери. Процветающая автомастерская с большим набором запчастей. И река неподалеку – теперь я знаю, каким образом Джордж избавился от поврежденного крыла.

Только что звонила Лина. Рэттери приглашают меня на ужин. От тревоги не нахожу себе места. Если я так волнуюсь перед встречей с врагом, то как поведу себя перед убийством? Вероятно, я буду абсолютно спокоен, ибо к тому времени достаточно хорошо изучу Джорджа Рэттери. Я никуда не спешу и намерен вскармливать ненависть и презрение, как присосавшегося паразита, до самой его смерти. Надеюсь, за обедом Лина не станет ко мне приставать. На сегодня все.

1 августа

Омерзительный тип, просто на редкость гадкий. Чему я весьма рад. Подсознательно я боялся, что Джордж окажется добрым малым. Теперь я спокоен. Когда буду отправлять его на тот свет, раскаяние меня не замучает.

Все прояснилось очень быстро. Джордж стоял у камина и курил, держа сигарету между большим и указательным пальцами и задрав локоть вверх: самодовольная манера человека, который хочет показать окружающим, кто здесь хозяин. Перед тем как подойти, он, словно петух на навозной куче, некоторое время сверлил меня надменным взглядом.

Представившись его жене и матери и приняв отвратительный коктейль, я изучал Джорджа, как палач изучает приговоренного к казни. Лет сорока пяти, высокий и тучный, затылок срезан, лоб нависает над бровями; псевдокавалерийские усы не скрывают надменных, вывороченных губ.

Я сознаю, что мой портрет выглядит карикатурой. Вероятно, женщине – например, его жене – Джордж представляется идеалом мужчины. Я слишком предвзят. Тем не менее его грубость и неотесанность бросались в глаза.

Завершив свой монолог, Джордж с преувеличенным вниманием посмотрел на часы.

– Пора бы уже.

Никто не ответил.

– Ты говорила со слугами, Вай? С каждым днем они подают ужин все позже.

– Да, дорогой, – ответила его жена – бледная копия Лины, жалкое, забитое создание.

– Хм, должно быть, они с тобой совсем не считаются. Придется самому.

– Пожалуйста, дорогой, не надо, – взмолилась жена, выдавив жалкую улыбку. – Иначе слуги уволятся. – Поймав мой взгляд, Вайолетт Рэттери мучительно покраснела.

Джордж представлял собой тип домашнего тирана, чей скверный характер проявляется в полную мощь, когда его окружают люди зависимые. Анахронизм, а не человек, черствый и жестокий. Джордж сошел бы за своего среди дикарей, из него вышел бы отличный морской волк или надсмотрщик над рабами. Однако в образованном обществе такому негде себя проявить, и всю нерастраченную жестокость он обращает на домочадцев.

Удивительно, насколько ненависть обостряет зрение. Я изучил Джорджа глубже, чем закадычного друга. Передо мной стоял человек, который убил Марти и позорно удрал с места преступления, который отнял жизнь, стоившую жизни десятка таких, как он, жизнь единственного дорогого мне человека. Ничего, Марти, потерпи, ему недолго осталось.

За ужином я сидел напротив Лины, между Вайолетт Рэттери и старой миссис Рэттери. Джордж то и дело оценивающе на нас поглядывал. Едва ли он ревновал Лину – такие, как он, слишком уверены в собственной неотразимости, просто недоумевал, что она нашла в этом чудаке Феликсе Лейне.

Джордж обращался к Лине с нагловатой бесцеремонностью, словно к младшей сестре. Лина призналась мне, что он к ней подкатывал; если судить по его развязной манере, их отношения зашли довольно далеко.

– Что, и ты теперь похожа на болонку? – Он наклонился к Лине и взъерошил кудряшки на ее затылке, затем подмигнул мне. – Женщины, Лейн, только и знают, что гнаться за модой. Если завтра какой-нибудь парижский педик объявит, что в моде лысина, они тут же побреют голову налысо.

Старая миссис Рэттери, которая сидела рядом со мной, источая порицание и запах нафталина, произнесла:

– В моей молодости женщины гордились своими волосами. Хорошо хоть эти стрижки под мальчика вышли из моды.

– Вы хвалите молодежь, мама? Куда катится мир, – хмыкнул Джордж.

– Нынешняя молодежь не нуждается в моей оценке, особенно некоторые. – Миссис Рэттери смотрела прямо перед собой, однако ее последние слова, похоже, относились к невестке. Наверняка она считает брак Джорджа мезальянсом. Миссис Рэттери обращалась к Вайолетт и Лине со снисходительным презрением дамы высшего света. Неприятная старуха.

После ужина женский пол (не сомневаюсь, Джордж именует дам про себя именно так) оставил нас. Хозяину дома было явно не по себе в моем обществе, и он решил пойти проторенной дорожкой:

– Слыхали анекдот про женщину из Йоркшира и органиста?

Джордж подвинул свое кресло к моему. За первым анекдотом последовали другие, того же пошиба. Я из последних сил изображал искреннее веселье. Растопив лед, хозяин дома взялся за допрос гостя, но к тому времени я уже привык именоваться Феликсом Лейном, и мне не составило труда поведать ему сагу моей жизни.

– Лина говорит, вы пишете книги.

– Детективы.

– А, – он выдохнул с облегчением, – так это ж совсем другое дело! Признаюсь, когда Лина сказала, что приведет писателя, я насторожился. Решил, что вы вроде тех умников из блумсберийского кружка[7]7
  «Блумсберийский кружок» – группа английских писателей, художников, философов, в нее входили Л. Стивен, В. Вулф, Б. Рассел, Д. М. Кейнс и другие интеллектуалы.


[Закрыть]. Не представляю, о чем с ними говорить… И выгодное это дело, писательство?

– Довольно выгодное. Я получаю от трехсот до пятисот фунтов за книгу.

– Ничего себе! – Он взглянул на меня почти с уважением. – Ваши книги так хорошо продаются?

– Я бы сказал, неплохо.

Не глядя на меня, Джордж отпил портвейн и спросил с деланой небрежностью:

– И давно вы знаете Лину?

– Около недели. Я задумал написать что-нибудь для кино.

– Лина красотка. И такая страстная.

– Да, она горячая штучка, – отвечал я беспечно.

Внезапно лицо Джорджа вытянулось, словно он обнаружил за шиворотом змею. Грязные анекдоты одно, а фривольные замечания о его женщинах – совсем другое. Он сухо предложил мне присоединиться к дамам.

Больше писать не могу. Отправляюсь на прогулку с моей предполагаемой жертвой и его почтенным семейством.

2 августа

Могу поклясться, что когда мы – Лина, Джордж, его сын Фил (мальчик лет двенадцати) и я – вышли из дверей, Лина оцепенела от ужаса. Я снова и снова прокручиваю вчерашнюю сцену в голове. Все случилось так быстро, что я не успел ничего сообразить. Впрочем, со стороны ее смущение выглядело вполне невинно.

Мы вышли на залитую солнцем улицу.

– Та самая машина? – спросила Лина после секундного замешательства.

– Что ты имеешь в виду? – буркнул Джордж, который шел следом.

Неужели мне послышалось в его голосе раздражение?

– Ты все еще ездишь на старой машине? – переспросила Лина, смутившись.

– Старой? Да она и десяти тысяч миль не прошла. Я, по-твоему, миллионер?

Впрочем, возможно, я вижу того, чего нет. Мы расселись: Джордж и Лина спереди, мы с Филом сзади. Фил захлопнул дверцу.

– Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не хлопал дверцей? Неужели нельзя аккуратнее? – набросился Джордж на сына.

– Прости, папа, – пробормотал парнишка.

За рулем Джордж очень агрессивен. Не могу сказать, что безрассуден, но в воскресном потоке машин он движется так, словно ему все дозволено. Перед нами во всю ширину дороги в ряд ехала команда велосипедистов. Вместо того чтобы криком прогнать их с пути, Джордж резко обогнул шеренгу и выскочил прямо перед велосипедистами, очевидно желая напугать их и столкнуть друг с другом.

– Вам знакомы эти места, Лейн? – спросил он через некоторое время.

– Нет, но я всегда хотел тут побывать, – ответил я. – Я из Сойерс-Кросс, это в другом конце графства.

– Правда? Милое местечко. Мне приходилось проезжать мимо.

Его ничем не прошибешь. Ни один мускул не дрогнул на лице Джорджа при упоминании деревни, где он убил Марти. Заставлю ли я его выдать себя? Лина сидела, сцепив пальцы рук на коленях и глядя прямо перед собой. Я очень рисковал: что, если Джордж предпримет расследование? Ему предстоит узнать, что никаких Лейнов в Сойерс-Кросс отродясь не водилось. Когда мы выходили из машины, Лина уставилась в землю и битых полчаса не открывала рта, что совсем на нее не похоже.

Я попросил Джорджа рассказать о достоинствах его автомобиля. Разумеется, это был только предлог, чтобы получше рассмотреть его. Я не заметил никаких доказательств, что крыло или бампер меняли. Неудивительно, прошло семь месяцев, след остыл, как пишут в детективах (надеюсь, мне удается избегать подобных штампов). Если что и осталось, так это память о преступлении в сердцах Джорджа и Лины. Впрочем, насчет Джорджа я сомневаюсь – едва ли убийство ребенка способно надолго выбить его из колеи.

Вопрос в том, как заставить их признаться? И куда более насущный: как найти повод, чтобы задержаться в Севернбридже? Лина возвращается в Лондон завтра утром. Постараюсь что-нибудь придумать – вечером мы с семейством Рэттери играем в теннис.

3 августа

Итак, все устроилось. Я остаюсь на месяц, так сказать, по приглашению Джорджа. Впрочем, обо всем по порядку.

На корте мы оказались первыми, поэтому Джордж предложил мне сыграть против Лины и Фила. Мы немного подождали Фила, затем Джордж принялся криками подгонять сына, который до сих пор не спустился. Из дома выбежала Вайолетт. Она отвела мужа в сторонку, и из долетавших до меня обрывков их разговора я понял, что мальчик «не настроен играть».

– Да что он о себе возомнил? – донеслись крики Джорджа. – Что с ним происходит последнее время? Не настроен он, видите ли! Ничего не хочу слышать, приведи его сейчас же. Сидеть сиднем в комнате! Я никогда не…

– Джордж, дорогой, он переживает. Утром ты был строг с ним из-за его табеля.

– Вздор, моя дорогая девочка. В этой четверти мальчишка совсем распустился. Каррузерс сказал, что он очень способный, но если не станет прикладывать усилий, не видать ему регби как своих ушей. Ты же не хочешь, чтобы твой сын вырос неучем?

– Конечно, нет, дорогой, но…

– Придется ему засучить рукава. Я не позволю мальчишке бездельничать за мои деньги! Если хочешь знать, его и так слишком балуют…

– Смотри, у тебя оса на спине! – неожиданно вскрикнула Лина, изобразив испуг.

– Не лезь в наши дела, Лина, – грозно промолвил Джордж.

Я больше не мог этого слушать. Я представил, что папаша явится к бедному Филу в таком настроении, и сказал, что сам схожу за ним. Джорджу оставалось только скрипнуть зубами.

Я нашел мальчика в его комнате. Поначалу разговор не клеился, но спустя некоторое время он все мне рассказал. Фил оказался отличным малым. Один школьный хулиган избрал его мишенью для своих издевок (мне ли не знать, как это бывает!), и ему стало не до учебы. Мальчишка расплакался. Слезы Фила напомнили мне, как я отругал Марти за те несчастные розы, и неожиданно я предложил дать мальчишке несколько уроков, чтобы подтянуть запущенные предметы.

И только когда Фил начал путано благодарить, мне пришло в голову, что это отличный предлог остаться. Говорят же, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Если, конечно, считать устранение Джорджа злом. Я дождался, пока он придет в благостное расположение духа после выигрыша, и сказал, что очарован местностью и решил пожить тут неделю-другую, поработать над книгой в сельской глуши. Я также предложил ему позаниматься с его сыном. Поначалу Джордж удивился, но закончилось тем, что он пригласил меня остановиться у него. Я ответил вежливым отказом, полагаю, к немалому облегчению хозяина. Ни за что на свете я не остался бы в доме Рэттери. Виной тому не моральные терзания – я не испытываю угрызений совести, собираясь убить человека, чей хлеб мне довелось есть, просто не желаю быть свидетелем постоянных домашних ссор. К тому же я опасаюсь, что Джордж обнаружит мой дневник. Ежедневных занятий с Филом вполне достаточно.

Покончив с делами, я принялся наблюдать за игрой. Партнер Джорджа по бизнесу Гаррисон Карфакс играл с Вайолетт против Джорджа и миссис Карфакс – пышной, темноволосой кокетливой дамы, похожей на цыганку. Мне показалось, что именно из-за нее настроение Джорджа улучшилось. Я заметил, как его пальцы словно невзначай коснулись ее пальцев, когда он передавал миссис Карфакс мяч, а она одарила его страстным взглядом. Стоит ли удивляться, на вид ее муж – совершеннейшее ничтожество.

Лина подошла и села рядом – мы держались особняком от остальной компании. Теннисный костюм очень ей шел благодаря природной грации и несколько искусственной манере изображать школьницу.

– Ты отлично выглядишь, – сказал я.

– Прибереги комплименты для жены Карфакса, – ответила она, явно польщенная.

– Джордж и сам справится.

– Джордж? Сомневаюсь, – ядовито заметила она, осеклась и продолжила другим тоном: – С тех пор как ты здесь, мы почти не видимся. Ходишь с таким видом, словно потерял память или заработал несварение.

– У меня сильные актерские способности.

– Забудь ты о них и хотя бы иногда поцелуй девушку в щечку. – Она склонилась к моему уху. – Котик, незачем дожидаться, пока мы вернемся в Лондон.

Никто не скажет, что я безответственный убийца. Я так сосредоточился на жертве, что совсем забыл ухаживать за Линой. Я попытался объяснить ей, почему остаюсь. Боялся, что она закатит мне сцену, несмотря на свидетелей, которые только ее раззадорят. Как ни странно, Лина восприняла известие спокойно. Пожалуй, слишком. Когда я направился к корту, на ее губах играла лукавая ухмылка, после чего она принялась что-то увлеченно обсуждать с сестрой. Вернувшись, я услышал, как Лина громко обращается к Джорджу (наверняка ее слова предназначались для моих ушей):

– Джордж, дорогой, ты не возражаешь, если твоя знаменитая невестка погостит в твоем доме? Съемки закончились, и мне хотелось бы пожить на природе.

– Ты меня удивляешь, – заявил Джордж, смерив ее оценивающим взглядом работорговца. – Если Вай не против, я не возражаю. Но что на тебя нашло?

– Боюсь, что зачахну без моего котика. Только никому не говори!

– Котика?

– Мистера Феликса Лейна. Котика Феликса, как в мультфильме. Compris?[8]8
  Понятно (фр.).


[Закрыть]

Джордж разразился идиотским хохотом.

– Будь я проклят! А ему идет это прозвище. Ты не перестаешь удивлять меня…

Джордж думал, я его не слышу. Хорошо еще, он не видел выражения моего лица. Ничего, ему это зачтется. Но Лина! Что она о себе возомнила? Хочет столкнуть нас с Джорджем лбами? Неужели все это время я непростительно заблуждался на ее счет?

3 августа

Утром, как обычно, занимался с Филом. Сообразительный мальчишка, уж не знаю, в кого он такой пошел. Однако сегодня мой ученик был явно не в лучшей форме.

Рассеянность Фила, заплаканные глаза Вайолетт, которая незаметно прошмыгнула мимо меня, свидетельствовали, что в семействе Рэттери снова разлад. На середине перевода латинского текста Фил неожиданно спросил, женат ли я.

– Нет, а почему ты спрашиваешь?

Мне было неприятно обманывать Фила, хотя остальным членам семьи Рэттери я лгал без зазрения совести.

– Скажите, быть женатым – хорошо? – спросил Фил тонким, дрожащим от слез голоском. Для своих лет он выражался на удивление по-взрослому. Немудрено, единственный ребенок в семье.

– Думаю, да. По крайней мере иногда.

– Я тоже так думаю. Если женятся хорошие люди. Сам я никогда не женюсь. Женитьба делает людей несчастными.

– Любовь часто бывает несчастной. Такова жизнь.

– Любовь… – Фил запнулся и неожиданно выпалил: – Иногда папа бьет маму!

Мальчик отчаянно нуждался в утешении. Ранимый ребенок, он жил как на вулкане, разрываясь между матерью и отцом. Первым моим побуждением было успокоить его, но я не хотел отвлекаться от цели. Я холодно заметил, что будет лучше, если мы займемся переводом. Поступил как трус, как предатель, и успел заметить, как на лице Фила промелькнуло разочарование.

6 августа

Днем осматривал мастерскую Рэттери. Сказал Джорджу, что собираю материал для книги, ибо Nihil sub humanum a me alienum puto[9]9
  Ничто человеческое мне не чуждо (лат.).


[Закрыть] – девиз детективных писателей. Задавал дурацкие вопросы, выслушивал снисходительные ответы, выяснил, что в мастерской есть запчасти на любой вкус для автомобилей, которые они обслуживают. Я не стал напрямую спрашивать про крылья и бамперы – решит, чего доброго, что я частный сыщик. Еще я узнал, что иногда Джордж оставляет здесь машину, хотя в доме есть гараж.

Мы вышли на задний двор. За грудами ржавого железа открывался вид на реку Северн. Мне захотелось взглянуть на мусор поближе, хотя едва ли я надеялся найти поврежденное крыло – Джордж не такой дурак. Чтобы скрыть свои намерения, я небрежно заметил:

– Эта куча хлама изрядно портит вид.

– А что прикажете делать? Вырыть яму и закопать его, как делают чокнутые защитники окружающей среды? – вспылил Джордж.

Для такого самоуверенного типа он слишком обидчив.

– Почему бы не сбросить его в реку? С глаз долой.

Джордж не ответил. Чтобы скрыть невольную дрожь, я отвернулся к реке.

– Господи, да городской совет сотрет меня в порошок! Придумать же такое! Надо будет сказать Карфаксу. Да и мелко здесь, сами смотрите.

Слева в двухстах ярдах на волнах болтался потрепанный ялик. Может быть, у берега и мелко, но что мешало тебе отплыть на середину реки и там избавиться от улик, Джордж Рэттери?

– Не думал, что река такая широкая, – заметил я. – Интересно, можно здесь нанять лодку?

– Наверное, – пожал плечами Джордж, – но просиживать днями с удочкой в руке не по мне, слишком скучно.

– Вот возьму вас с собой на яхте при сильном ветре, посмотрим, что вы тогда запоете.

Я увидел все, что хотел. Ржавые железки, отвратительная груда старого хлама. Мне показалось, я заметил крысу – тут есть где разгуляться этим тварям.

В мастерской мы встретили Гаррисона Карфакса. Я упомянул про лодку, и Карфакс предложил сдать напрокат двенадцатифутовую яхту сына, которой тот пользуется в выходные. Думаю развеяться, отдохнуть от Рэттери. Можно научить Фила обращаться с парусом.

7 августа

Сегодня я чуть не убил Джорджа Рэттери. Все висело на волоске. Я совершенно обессилел. На месте чувств – тупая боль, словно это не он, а я получил передышку. Вернее, отсрочку казни. Мне не хватило совсем чуть-чуть, а ему снова повезло! Представится ли мне другой случай? Уже давно за полночь, но я без конца перебираю события минувшего дня. Возможно, если я изложу их на бумаге, то смогу хоть немного поспать.

После обеда мы впятером – Лина, Вайолетт, Фил, Джордж и я – отправились на прогулку в Котсуолдс, намереваясь осмотреть Билбери и устроить пикник на природе. Джордж показывал мне деревушку с таким видом, словно она принадлежала ему, а я старался делать вид, что попал сюда впервые. Мы смотрели с моста на форель – такую же лоснящуюся и надменную, как и сам Джордж.

Затем мы поднялись в горы. Лина сидела сзади со мной и Филом. Она была очень нежна, а когда мы вышли из автомобиля, взяла меня под руку. Возможно, именно это вывело Джорджа из себя. Как бы то ни было, когда мы расстелили пледы на опушке и Вайолетт предложила разжечь костер, чтобы прогнать комаров, разыгралась отвратительная сцена.

Вначале Джорджу не понравилось, что его попросили набрать хвороста для костра. Лина стала подтрунивать над ним, заметив, что физические упражнения ему не повредят. Словно в отместку Джордж заявил, что Фил, который был в скаутском лагере, покажет всем, как разжигать костер. Ветки слегка отсырели, Фил был не слишком ловок и, кажется, понятия не имел, что делать со спичками. Джордж стоял над ним, отпуская язвительные замечания, пока несчастный мальчишка зря переводил спички и дул на слабый огонек, который никак не хотел разгораться. Его лицо покраснело, руки тряслись. Наконец Вайолетт решила вмешаться – и только подлила масла в огонь. Разве не она просила разжечь чертов костер? Так какого черта она лезет под руку? Все равно этот слабоумный не справится!.. Обида за мать стала последней каплей. Фил вскочил и выпалил Джорджу в лицо:

– Почему бы тебе самому не разжечь костер, раз ты такой умелец?

Под конец фразы отповедь зарвавшемуся отцу выродилась в жалкое бормотание, однако Джордж отлично все расслышал. Он залепил сыну пощечину, да так, что тот растянулся на земле. Все это было донельзя отвратительно: то, как расчетливо Джордж вынудил мальчишку выйти из повиновения и как жестоко наказал за непослушание.

Тут даже я не вытерпел и едва не высказал Джорджу все, что о нем думаю (что, несомненно, разрушило бы мои дальнейшие планы), но Лина успела раньше. Как ни в чем не бывало она скомандовала:

– Эй вы, двое, отправляйтесь-ка погулять. Чай будет готов через пять минут. Иди, Джордж, иди, дорогой.

Она одарила его одним из своих фирменных томных взглядов, и он послушно поплелся за мной, как баран на бойню.

Итак, мы отправились погулять. Стоило нам скрыться от глаз остальных, как я заметил отвесный обрыв футов в сто, очевидно старую каменоломню.

На бумаге описание того, что случилось, займет больше времени, чем в действительности. Я немного оторвался от Джорджа – меня привлек ятрышник, который рос на самом краю обрыва. Под моими ногами зиял провал, холмы вокруг благоухали травами, клевером и горчицей, а позади стоял Джордж с хмурой физиономией, Джордж, отравлявший этот чудесный летний день Филу и Вайолетт! Человек, который убил Марти. Мне хватило секунды, чтобы оценить местность; заметил я и кроличью нору на краю обрыва. И понял, как расправлюсь с Джорджем.

Я позвал его, соблазняя отличным видом с холма. Джордж начал подниматься по склону. Когда он окажется на краю, я заставлю его обернуться, показав на камнедробилку за нашими спинами. Затем я шагну вперед, нога попадет в кроличью нору. Падая, я схвачусь за Джорджа. Его немалый вес и высота обрыва мне помогут. Это будет идеальным убийством. Мне не страшны свидетели. Никто не усомнится, что это несчастный случай.

Джорджу оставалось пройти ярдов пять.

– И что здесь такого особенного? – донеслось до меня его ворчание.

И тут я совершил роковую ошибку. В приступе напускной храбрости и желая его раззадорить, я ответил:

– Тут просто дьявольская пропасть!

Джордж встал как вкопанный.

– Простите, старина, это зрелище не для меня. Я боюсь высоты, у меня кружится голова.

Что ж, придется все начинать сначала.

10 августа

Вчера вечером Рэттери устраивали вечеринку. Еще два мелких факта в копилку знаний о Джордже – если, конечно, его гнусный характер еще нуждается в разоблачении.

После ужина Лина исполнила пару-тройку песенок, после чего хозяева затеяли довольно странную эротическую игру под названием «Сардины». Один игрок прячется в каком-нибудь узком и тесном месте, остальные, обнаружив его, прижимаются к нему как можно теснее. Нечто среднее между калькуттской черной ямой и вавилонской оргией.

Первой водила Рода Карфакс. Вышло так, что я первым обнаружил ее в шкафчике для швабр и метел.

Внутри было темно хоть глаз коли, и когда я присел рядом, Рода прошептала:

– Джордж, милый, как ты меня нашел? Или дело в моем природном магнетизме?

Судя по ее тону, Рода заранее сообщила Джорджу, где спрячется. Рода обвила мои руки вокруг пояса и положила голову мне на плечо. Впрочем, обнаружив свою ошибку, она и не подумала убрать руки. Тем временем в шкаф забрался еще кто-то.

– Это Рода? – раздался мужской шепот.

– Да.

– Джордж меня опередил?

– Это не Джордж, это мистер Лейн.

Третьим оказался Карфакс собственной персоной. Надо же, он был уверен, что найдет в шкафу Джорджа! Должно быть, мистер Карфакс очень покладистый муж.

Наконец появился Джордж. По-моему, он не обрадовался столь тесной компании. В любом случае после еще одного круга Джордж заявил, что игра ему надоела, и предложил поиграть во что-нибудь еще (этот человек привык верховодить).

Джордж затеял шумную и грубую игру. Мы должны были встать в круг на коленях и кидаться подушками. Себе он выбрал особенно тяжелую и со всей силы запустил ее мне в лицо. Я рухнул на бок и на миг почти ослеп. Джордж разразился хохотом.

– Раз – и в дамки! – вскричал он.

– Ты осел, – сказала Лина. – Оставишь человека без глаз. Некуда силу девать?

Джордж грубо хлопнул меня по плечу.

– Прости, котик, прости, старина. Это вышло случайно.

Я был в бешенстве. Особенно меня разозлило, что Джордж при всех обозвал меня этим мерзким прозвищем.

– Ничего, старая крыса, ты просто не рассчитал силу, я не в обиде, – ответил я с фальшивым добродушием.

Кажется, Джорджу это не понравилось. Будет знать, как распускать свой грязный язык. Я все больше склоняюсь к тому, что он ревнует меня к Лине. Или бесится, потому что не может взять в толк, что нас с ней связывает.

11 августа

Сегодня Лина спросила меня, почему бы оставшуюся часть месяца мне не пожить у Рэттери? Я ответил, что это вряд ли понравится Джорджу.

– Что ты, он вовсе не против!

– Откуда ты знаешь?

– Я его спросила. – Внезапно посерьезнев, Лина промолвила: – Дорогой, ты напрасно волнуешься. У нас с Джорджем все в прошлом.

– Хочешь сказать, что между вами что-то было?

– Да, да, да, если хочешь знать! – выпалила она. – Я была его любовницей. А теперь можешь убираться восвояси!

На глазах Лины блестели слезы. Пришлось ее утешать. Спустя некоторое время она спросила:

– Ты так переедешь к Рэттери?

Я ответил, что перееду, если Джордж не возражает. Сам не знаю, зачем я согласился, на ее уговоры трудно не поддаться. Придется хорошенько прятать дневник; с другой стороны, я подберусь к Джорджу совсем близко. Можно сколько угодно рассуждать о несчастных случаях, но подстроить такой случай для Джорджа будет чертовски непросто. Я недостаточно хорошо разбираюсь в механике, чтобы испортить его автомобиль. Возможно, живя с ним бок о бок, я что-нибудь придумаю. Несчастные случаи происходят даже в счастливых семьях, а семью Джорджа никак не назовешь счастливой. К тому же я не прочь пожить под одной крышей с Линой, хотя сомневаюсь, что ей удастся смягчить мое сердце – в нем больше нет места для любви. Теперь я один на свете и не хочу ничего менять.

12 августа

Отлично провел время на яхте юного Карфакса. Мне показалось – хотя шквал был недостаточно силен, чтобы судить наверняка, – что яхта склонна уваливаться под ветер, и управлять ею в непогоду опасно. Хочу поучить Фила ходить под парусами. Мальчишка загорелся, а я все не решаюсь. Сейчас я учил бы Марти, если бы… Тем более хватит откладывать, сколько можно жить прошлым.

Сегодня вечером размышлял, как мне удается день за днем выносить присутствие Джорджа, презирая его всеми фибрами души. Порой, ловя в зеркале отражение, я удивляюсь безмятежному выражению собственного лица. Ненавидеть душой и телом, и легко скрывать истинные чувства, и даже оттягивать осуществление своего замысла!.. Я не страшусь последствий, не отчаялся найти способ убийства – просто растягиваю удовольствие.

Как влюбленный медлит порой не из робости, а чтобы продлить предвкушение близости, так и заклятый враг холит и лелеет ненависть, оттягивая миг расплаты. Натянутое сравнение, не спорю, и я решусь поделиться им только с моим призрачным исповедником, с моим дневником. И все же это правда. Можете называть меня спятившим невротиком и одержимым садистом, но таковы мои чувства по отношению к Джорджу.

Не потому ли Гамлет так нерешителен? Интересно, кто-нибудь из исследователей додумался объяснить его медлительность предвкушением мести, желанием насладиться каждой каплей сладостного нектара, имя которому ненависть? Едва ли. Пожалуй, когда я разделаюсь с Джорджем, мне стоит написать на эту тему эссе. Лучше меня никто не напишет. Знайте, что Гамлет не робкий невротик, как принято думать, он – гений ненависти, вознесший ее до вершин искусства! Мы полагаем, что принц медлит, а он по капле высасывает из тела врага жизнь, а когда король умирает, лишь отбрасывает пустую скорлупу.