Текст книги "Дилер реальности"

0018

Во время обследования пятнадцатого этажа, где размещался Департамент персонала, я узнал, что все претенденты перед приемом на работу в «Транс-Реалити» без исключения проходят трехступенчатый тест по системе «3С», технология которого разработана лично Давендранатом Чопрой. Сначала Дженна завела меня в небольшую комнатку, похожую на кладовку. Это помещение прозрачной стеной было отделено от просторного зала, где пятеро клерков за маленькими столиками проводили собеседование с пятерыми соискателями на должность.

– Они нас не видят, верно? – спрашиваю я, слегка постучав по стеклянной стене.

– Зато мы можем их и видеть, и слышать. В каждый стол встроен микрофон, – Дженна протянула руку к пульту на стене, и наша комнатка наполнилась голосами.

Это была беседа клерка лет двадцати пяти и пришедшей на собеседование девушки примерно такого же возраста.

– Представьте себе ситуацию: в офисном здании одновременно падают три кабины лифтов, – монотонным голосом бубнил клерк. – Вы следите за происходящим на мониторах. В одной кабине находится ваш близкий друг, в другой – трехлетний ребенок, а в третьей – щенок лабрадора. Вы успеете дотянуться лишь до одного рычага, чтобы остановить падение одной из кабин. Кого вы спасете?

– Ребенка, – не раздумывая, ответила девушка.

– А вас не удивляет, что пятилетний ребенок очутился в кабине офисного лифта без сопровождающих?

– Я об этом не подумала… Может, его привели родители, а он забежал в лифт?

– Но вы должны понимать, что все современные лифты не трогаются с места, если не ощущают массу тела взрослого человека.

– Я думала, это условие задачи…

– Но никто не говорил вам, что вы не можете сомневаться в этих условиях. Я уж молчу о том, откуда в офисном центре взялся щенок лабрадора…

– Тогда, пожалуй, я спасла бы своего друга.

– Мне очень жаль, но ваш друг уже разбился, пока мы тут беседовали о детях и щенках.

Дженна выключила звук.

– Это первая из ступеней теста «3С» – Спикинг-Тест, – объяснила она. – Цель спикинг-теста – выявить у претендента склонность к критическому мышлению и…

– …любовь к щенкам?

– Уровень эмпатии. Мы анализируем, насколько одно мешает другому.

– Эмпатия вообще непрактичная вещь.

– На некоторых позициях в нашей компании она может быть гораздо полезнее критического мышления. Пройдем дальше.

Мы долго идем по коридору без окон, прежде чем оказываемся в очередном кабинете с прозрачной стеной. На этот раз просторный зал за стеклом напоминает учебную аудиторию: две дюжины столов, за каждым из которых – по соискателю. Все они что-то сосредоточенно печатают на мониторах, интегрированных в рабочие столы.

– Вторая ступень «3С» – Стресс-Тест. Соискателям дается письменное задание из пятидесяти вопросов, на которые нужно ответить в течение получаса.

– А в чем стресс?

– Сейчас увидишь.

Дженна нажимает пару кнопок на встроенной в стену панели, и людей обдает струями воды из-под потолка. Те вздрагивают, затем поспешно отряхиваются, но продолжают печатать.

– У них что, водостойкие гаджеты?

– Совершенно верно. Смотри, что будет теперь.

Она нажимает еще какую-то кнопку, и одна из девушек подскакивает на месте так, что клавиатура вылетает у нее из рук.

– Разряд тока, – объясняет Дженна. – А теперь попробуем посильнее.

На этот раз она шарахает током парня, который сидел в первом ряду. Из-за лужи воды вокруг его стола током бьет и тех, кто сидит поблизости.

– А какие есть еще факторы стресса? – любопытствую я, пытаясь скрыть легкую оторопь от происходящего. Дженне же, кажется, все это даже нравится.

– Можно напустить едкий дым, можно использовать неприятные шумы и вибрацию столов. И разумеется, можно регулировать температуру – сделать из аудитории сауну или холодильник. Что бы ты выбрал, Золтан?

– А можно использовать несколько функций сразу?

– Почему бы нет!

– Тогда я предпочел бы едкий дым, холод и вибрацию столов.

– Без проблем.

– Разумеется, я шучу! – спохватываюсь я.

– Как скажешь. – Дженна, кажется, немного разочарована.

Пока мы идем по коридору, я обращаю внимание на ряд дверей, обозначенных знаками всевозможных религий и культов, причем довольно неравномерно. Целых четыре двери были с христианскими крестами, несколько с полумесяцем, пара с фигуркой Будды, а остальные маркированы двумя, тремя, а то и пятью символами сразу (я разглядел даже перевернутую пентаграмму сатанистов).

– Это что, молельные залы?

– Можно сказать и так.

– Не много ли для одной корпорации?

– О, ты не понял. Здесь не молятся, а помогают молиться другим. Загляни, только тихо.

Приоткрываю ближайшую дверь, которая помечена одновременно индуистским символом Ом и звездой Давида. Зал, открывшийся моим глазам, устроен как обычный колл-центр, с отсеками, десятками сотрудников в мятых рубашках и телефонными гарнитурами на головах. Все они бормочут что-то, кто-то монотонно напевает, кто-то безразлично слушает, кивая головой, и все время от времени поглядывают на часы в ожидании ланча. Перед «священниками» стоят мониторы с интерактивным текстом сценария, с которым те иногда сверяются.

– Намасте, брат мой! Ты хотел бы, чтобы я почитал тебе Веды или, может, ты желал бы помолиться вместе? – вдруг различаю знакомый голос.

Прислушавшись, понимаю: тот самый «индуист» из «Восточной Европы», с которым я общался утром, оказывается полным лысеющим азиатом в очках и потертом пиджаке. Умело изображая восточноевропейский акцент, он успевает раскладывать пасьянс на компьютере и прикладываться к чашке кофе.

Я остолбенел от удивления, близкого к разочарованию, – настолько обыденной оказалась изнанка универсальных автоцерквей. Неудивительно, что они начали раздражать меня в последнее время! Как и неудивителен их успех. Команда вышколенных болтунов обслуживала вечно спешащее общество куда лучше старомодных церквей. Только с какой целью «Транс-Реалити» этим занимается? Неужели этот бизнес настолько прибылен? От этих мыслей меня отрывает Дженна, которая довольно настойчиво тянет меня (за руку) из дверей «молельни».

– Идем дальше? Только не спрашивай меня по сути этого дела, я тут сама ничего не понимаю.

Подчиняюсь, решая оставить размышления о своем открытии на потом. Спустя несколько минут мы оказываемся в помещении, напоминающем раздевалку спортклуба: в ряд выстроились шкафчики для одежды и душевые кабинки. Напротив душевых три двери, над одной из которых горит красная лампа с надписью «НЕ ВХОДИТЬ».

– Вот мы и добрались до места, где проводится третья стадия теста «3С», – сообщила моя провожатая. – Это Секс-Тест.

– Секс-Тест? – Я решил, что ослышался.

– Да, именно.

– Здесь занимаются сексом с соискателями на должность? – Я указываю на дверь с зажженной над ней лампой.

– Понимаю, это звучит несколько непривычно. Но если задуматься, ничего удивительного в этом на самом деле нет. Ведь в большинство компаний сотрудники попадают именно через постель. Просто это тщательно скрывается, а у нас в корпорации секретов из этого не делают.

– Но зачем нужен этот… секс-тест?

– Так мы собираем обширный спектр информации. Каков человек в постели, таков он и в работе! – так у нас говорят. Ведь есть личностные качества, которые без помощи секса не выявишь.

– И кто же проводит эту секс-аттестацию?

– Специальные сотрудники – мужчины и женщины. У нас в штате специалисты различной сексуальной ориентации. В некоторых случаях секс-тест провожу я лично.

– А если бы речь шла обо мне, то кто бы проводил секс-тест в моем случае?

– Пожалуй, я сама, – подмигнула она мне.

– Начинаю жалеть, что в моем случае обошлось без системы «3С».

– Это невозможно, Золтан. Все сотрудники проходят трехступенчатый тест перед приемом на работу. Исключения не делаются ни для кого.

– Но я уверен, что не проходил никакого трехступенчатого теста.

– Сейчас проверим. – Она заглянула в свой планшет. – Я была права. Просто ты проходил тесты не в нашем департаменте, а индивидуально. Стресс-тест с тобой проводил господин Чопра, спикинг-тест – Рамбан, а секс-тест – госпожа Юстас.

Пока я перевариваю эту информацию, красная лампа над дверью гаснет, и оттуда выходит мускулистый мулат с обмотанным вокруг пояса полотенцем.

– Привет, Дженна! Кандидатка энергична и открыта для экспериментов, – сообщает он, прежде чем скрыться в душевой.

Вслед за этим из-за двери появляется раскрасневшаяся брюнетка лет двадцати, тоже завернутая в полотенце.

– Поздравляю с приемом на работу! – официальным тоном объявляет моя спутница девушке. – Такие сотрудники, как вы, – будущее «Транс-Реалити»!

Взглянув на Дженну повнимательнее, я вдруг вспоминаю, где видел ее раньше. Ну, конечно, она же порнозвезда! Сколько раз я смотрел фильмы с ее участием!

Уже дома я вспомнил о документе, который сфотографировал в кабинете Давендрената Чопры. Прежде чем отправить фото Харону, пробегаюсь по нему глазами, окончательно убедившись, что это санскрит. Я пропускаю текст через программу-переводчик и читаю немного корявый текст.

«…и боги собрались на святую гору. Они согласились на это: нам не нужно самим чинить мир, который [прохудился]. Позвольте нам назвать человека в этой грязной работе и дать ему силу мыслей, слов и крови, чтобы [построить] множество миров. Пусть он делает эту работу под нашим наблюдением, чтобы он не [допускал мысли] посчитать нас равными.

А вы узнаете создателя мира семь [раз]. Прежде всего игрока Вы узрите – великого лжеца. Вы также познаете, что он проходит вдоль границы. Его пороки вы познаете. Вы узрите [ручей], который связывает его с Богами. Вы улицезреете в нем великую пустоту и слезы. И еще, вы узрите специальную печать на лбу.

Когда вы узнаете создателя мира, должны вы избегать его. Где он – там есть конец огня, разрушение и тишина – все великие страдания. И не давай своей дочери в жены ему, потому что ждет ее…»

Что именно ждет дочь, выданную за «создателя миров», я так и не узнал – на этом текст обрывался. В любом случае документ кажется мне довольно занятным. Исполнитель воли богов по идее должен быть редким счастливцем. Здесь же он описывается как проклятый всеми отщепенец. И что подразумевается под множественными мирами? Разве основой любой космогонии не является единожды созданный мир?

Я решаю – пусть Харон сам заморачивается с толкованиями, и отправляю ему фото с небольшим объяснением, откуда это взялось. Если в этом тексте есть что-то, что поможет мне в работе, Харон сообщит. После чего на всякий случай удаляю снимок с телефона. Следует быть осторожным.

0019

Неделя стажировки в Департаменте персонала пролетела довольно быстро, хотя и стоила мне немалых нервов. Каждый день я шел на работу, гадая, какой сюрприз корпорация преподнесет сегодня. Я проводил время, наблюдая за тем, как соискателей на должность бьют током и обливают водой. При этом старался не выказать ни малейшего сочувствия к ним, ведь было понятно, что за мной также наблюдают.

За это время я успел подружиться с Дженной. Несколько раз во время обеденного перерыва мы с ней дежурно флиртовали, пасуя друг другу банальные фразы, как опытные партнеры по теннису передают мяч: ловко, но без особого энтузиазма. Я видел, что стоит мне захотеть – и мы тут же окажемся в одной постели. Не то чтобы я был против, но образ ее грозного босса удерживал меня от более решительных шагов. Я предполагал, что мне может потребоваться ее помощь в дальнейшем – вот тогда я был готов рискнуть.

С Линн в эти дни я почти не виделся – впрочем, ее это нисколько не смущало. Мы пересеклись с ней всего один раз: она заехала ко мне домой, чтобы проверить квартиру на предмет подслушивающих устройств. Наше свидание ограничилось совместным распитием кофе и непродолжительной болтовней. Что касается Катрин, то за неделю я видел ее лишь однажды: она заходила в лифт, когда я вошел в холл небоскреба, это длилось не больше секунды.

Воскресным утром я встречаюсь с Хароном – на этот раз на подземном паркинге, в слепой зоне камер видеонаблюдения. Мы обсуждаем с ним мой отчет о разговоре с Рамбаном, который я отправил еще неделю назад.

– Знаешь, Харон, эта история с новой религией не похожа на розыгрыш. Думаю, что Рамбан говорил об этом серьезно.

– Почему?

– У Чопры в кабинете есть алтарь Шивы, и я видел, что собой представляет изнанка их автоматических церквей. Огромные колл-центры, на весь этаж. И, полагаю, это было только одно отделение. Все поставлено на широкую ногу.

– Случайно видел или пришлось постараться?

– Ну, не совсем случайно…

– Значит, они хотели, чтобы ты это увидел. Зет, в этой корпорации ничто не делается просто так.

Интересно, почему Харон о них такого мнения? Его привычная паранойя? Или он знает о корпорации больше, чем хочет показать?

– Может быть. Я только пока не понимаю, как они собираются победить конкуренцию? Ведь обязательное условие любой религии – ее божественное происхождение. Священные принципы должны быть ниспосланы свыше, а не разработаны современной корпорацией.

– А ты не думал, что у Саула может оказаться что-то посущественней божественных откровений? – спрашивает Харон. – Смотри-ка.

Он достает планшет и запускает видео: двое мужчин что-то горячо обсуждают за столиком кафе.

– Узнаешь их?

Один из них – Давендранат Чопра, его сложно не узнать. Но кто второй?

– Это Игаль Мизрахи. Знакомое имя?

Конечно, знакомое. Израильский ученый, запатентовавший технологию оцифровки и последующего воспроизведения личных воспоминаний. Год назад о нем трубила вся пресса, настолько революционным и эпохальным было открытие.

– Когда сделана эта запись? – уточняю я.

– Сразу после того, как Мизрахи получил патент на технологию, которую назвали Memnotech. Конечно, сама по себе эта встреча ничего не значит. Но есть свидетельства, что Чопра и Мизрахи до сих пор постоянно общаются. И если бы ты сумел завоевать доверие Чопры, то не я бы тебе это рассказывал, а ты мне.

– Завоевать доверие? Да я уже рад, что ухитрился не вылететь из его кабинета вверх тормашками в первый же день. А вот его секретарша как раз может меня навести на какую-нибудь информацию, и я над этим работаю.

– Думаешь, Чопра – злобный тип? Да по сравнению с остальными, кто встретится на твоем пути, – он просто шумный скандалист. Я уж не говорю про Саула Гаади, который раскроет тебя с полуслова, если тебя к нему когда-нибудь допустят. Ты рано расслабился, Зет. Именно сейчас самое время собраться.

Так резко старик на меня наезжал крайне редко. Даю максимально нейтральный ответ:

– Я понял, Харон.

– И еще. На следующей нашей встрече я хочу получить ответ на три вопроса. Первое: что связывает Игаля Мизрахи с корпорацией?

Второе: зачем им понадобилась сеть автоцерквей?

И третье: какую роль в «Транс-Реалити» играет дочь Саула, Катрин Гаади?

Снова Катрин… Видение, завладевшее мною на вечеринке у Марка, опять предстало перед глазами. Кому на самом деле принадлежит этот облик – совершенный, притягательный, недоступный – Катрин или какой-то другой, похожей на нее девушке?

– Ты меня слушаешь?

Окрик Харона возвращает меня на землю, точнее, под землю – в пустынный паркинг. Слегка остыв, старик интересуется, какое впечатление в целом производит корпорация изнутри. Я излагаю ему ключевые пункты: предельная эксцентричность топ-менеджмента, сексуальная распущенность и колл-центры для всех основных религий. И все это – под одной крышей.

– Знаешь, Харон, для меня все это не очень понятно. Если они действительно собираются создать новую религию, то логично было бы соперничать с другими религиями, а не развивать сеть автоцерквей. Зачем им это все?

– Ты мыслишь слишком прямолинейно, – возражает он. – Во-первых, им нужен материал для сбора информации, изучения и сравнения. А во-вторых, пока нет уверенности, что Саул разрабатывает принципиально новую религию. Возможно, он просто хочет адаптировать для своих нужд уже существующее верование. Или создать некий синтез конфессий, как это происходит в его автоцерквях.

Его предположение кажется мне логичным. «Автоцеркви – Игаль Мизрахи – Катрин» – повторяю я полученное от старика задание. Хоть я и новичок в корпорации, я уже обзавелся парой друзей, которые могут мне помочь, – Дженна и Марк. Главное, не быть слишком настойчивым и скрывать важные вопросы под ничего не значащей болтовней.

– Ты сделал перевод документа Чопры? – спрашиваю у Харона, когда мы уже прощаемся.

– Какого?

– Ну, тот, на санскрите.

– Ах, это… Отрывок из какой-то притчи, кажется, суфийской. Без начала и конца, довольно бессмысленный.

– Суфийская притча… на столе у индуиста Чопры?

– Ты сам видел – отбор персонала там проходит весьма экзотично. Может, это тоже какой-то хитрый тест для сотрудников?

Звучит логично. Если меня заставили глотать кислоту, а низовых клерков буквально прогоняют через постель, то почему бы и не оставить на столе эзотерическую притчу-подсказку для особо любопытных?

После этого мы расстаемся. Когда моя машина выбирается из подземелья, небо над городом затянуто густыми тучами. Сквозь стену ливня пробираются стаи скутеров и капсулы такси, обдавая редких прохожих потоками воды. На приборной панели автомобиля вспыхивает огонек – звонок от Линн: мой новый друг – телохранитель – любовница – надсмотрщик?

0020

Пока жду Линн дома, изучаю доступную информацию об Игале Мизрахи. Типичный юный гений, ролевая модель целого поколения. Я всегда относился к этим небрежно одетым миллиардерам с нескрываемой завистью – на их фоне выглядишь законченным неудачником. Только взгляните на его достижения! В свои двадцать девять лет он уже успел зарегистрировать около десятка патентов, которые ежемесячно приносят ему миллионы.

Добираюсь до фото. С фотографии на меня смотрит худощавый, рано облысевший мужчина с лишенным эмоций лицом и цепким взглядом карих глаз. Он одет в растянутую белую футболку и потертые джинсы, а в руках держит одно из своих творений – самообучающийся протез руки. Пробежав глазами биографию Игаля, узнаю, что в шестнадцать лет он поступил в Тель-Авивскую академию, где изучал нейроинженерию и философию под руководством Юваля Харари. Проучившись там всего два года, бросил учебу, чтобы основать исследовательскую компанию, которой дал ироничное название «Брейн-Хак». Среди его изобретений – вполне понятные, например, умный дом, управляемый мысленными сигналами, и совершенно безумные вроде нейро-имплантата, усиливающего или подавляющего эмоции.

Типичная «гаражная история», которые пишут пиарщики мегакорпораций. Одиночка-гений собирает прототип чуть ли не в подвале маминого дома, упорный труд, череда счастливых совпадений, «американ-дрим», бла-бла-бла. Никогда таким историям не доверял, зная по собственному опыту, что все гораздо прозаичнее. Новые технологии требуют огромных ресурсов и финансовых вложений, и решение об их разработке принимают люди в дорогих костюмах, заседая в конференц-залах на верхних этажах небоскребов. А эти сказочки пишутся для доверчивых обывателей, чтобы стать «ближе к народу».

Интересно, как на самом деле было у Мизрахи? К сожалению, никакой информации по его ангелам-инвесторам в открытом доступе не нахожу. Делаю мысленную пометку: забросить Сумо задание на эту тему. Возвращаюсь к описанию изобретений, где читаю про последнюю и главную его разработку – технологии записи, хранения и воспроизведения человеческих воспоминаний. Тот самый Memnotech, о котором говорил Харон.

То, что было разработано в этой области до Мизрахи, требовало скрупулезного считывания мозговых волн, «тренировки» искусственного интеллекта под конкретного пользователя, а то и вживления электродов хирургическим путем. И все это лишь для того, чтобы создать более удобный интерфейс «человек – машина», который в основном использовался в индустрии развлечений. Мизрахи же каким-то образом добрался до сути личности человека: памяти, мыслей, эмоций, пережитого опыта. Совсем недавно он презентовал все это в небольшом девайсе, не требовавшем армии лаборантов для обслуживания. Правда, его изобретение пока не было выпущено в массы, о чем в статье содержался ряд догадок: совершенствуют, искореняют баги, устраняют побочные эффекты и так далее.

Запускаю ролик с презентации Memnotech. Мизрахи в том же наряде, что и на фото (интересно, у него есть другая футболка?), только теперь в руках он держит не протез, а гаджет размером с ракушку улитки – что-то подобное я уже видел на вечеринке у Марка. Второе такое же устройство вставлено в его ухо и прикрывает висок.

– Наши воспоминания – это файлы, хранящиеся в самом совершенном компьютере, – говорит он, постукивая пальцем по высокому лбу. – Мы разработали способ копировать эти файлы, чтобы затем воспроизводить. Теперь вы можете переживать собственные воспоминания столько раз, сколько захотите, и при этом не нужно бояться, что со временем они померкнут. А главное – вы сможете переживать воспоминания других людей. Но это лишь первый шаг… Что еще вы хотели бы скопировать? Сны, мысли, эмоции, желания? А может, все, чем являетесь? Собственную личность, целиком, без остатка? – Из зала доносятся восторженные крики. – Уверяю вас, скоро, очень скоро это станет возможным! Я записываю это выступление с помощью технологии Memnotech, и мне приятно будет пережить его снова, когда мои пророчества сбудутся!

Я бы точно отказался – с таким высокомерным видом Мизрахи озирал ликующую толпу поклонников, должно быть, чувствуя себя королем мира. Останавливаю видео – Линн уже поднимается в лифте.

– Выполняешь задание Харона? – демонстрирует она свою осведомленность, заметив на мониторе лицо Мизрахи.

– Ага, тружусь без выходных.

В руках у Линн коробка с пиццей, как мило! Она сбрасывает с себя только кожаную куртку, а мне хочется, чтобы и остальную одежду. Расправляясь с пиццей, мы обсуждаем, как технологии, созданные Игалем Мизрахи, изменят мир. По поводу Memnotech я высказываюсь, что это не более чем дорогостоящая игрушка, необходимая тем, кому недостаточно собственных переживаний – по причине их скудности. Замечаю по лицу Линн – ей явно есть что сказать на эту тему. Она даже подвинулась поближе.

– Ты сам-то пробовал? Memnotech можно купить на черном рынке.

Решаю соврать, чтобы не выглядеть технодевственником.

– Да, пару раз. Честно говоря, не зацепило.

– А что именно?

– Один раз – воспоминания какого-то актера о том, как он получил «Оскар». Второй раз – что-то про первое свидание. Это было давно, уже не помню.

Я даже не знаю, есть ли такие программы, сочиняю на ходу. Нет, про «старейшин» у озера я ей рассказывать не стану. Но Линн так увлечена какой-то мыслью, что не замечает моих маневров.

– Тебя не вставило, потому что ты пробовал «ванильные» воспоминания, – отрезает она.

– А какие еще бывают? С жестким сексом и убийствами?

– Представь себе, да. Если знать, где искать.

– А ты знаешь?

– Конечно!

Она достает из кармана два девайса, похожих на ракушки, протягивает мне один из них.

– Откуда у тебя это? – с искусственным безразличием интересуюсь я.

– От Харона. Он хочет, чтобы ты проникся изобретением Мизрахи.

– А зачем сразу два гаджета? Мы же можем сделать это по очереди.

– В том-то и штука, Зет, что мы сможем сделать это одновременно. Параллельные воспоминания – слышал про такие?

Не слышал. Линн объясняет: одновременно записываются воспоминания двух и более людей об одном событии. А потом другие люди эти воспоминания синхронно переживают, глядя на событие с разных точек.

– А что мы будем «смотреть»? – интересуюсь я.

– Увидишь.

Она помогает мне надеть устройство и подключает его. Ощущение странное, но неприятным его не назовешь – как будто моя ушная раковина наполняется пузырьками из газировки.

– Ну что, готов? Тогда поехали.

* * *

Комната исчезает, и перед глазами начинают мелькать пятна света. У меня не сразу получается сфокусировать взгляд, но потом я различаю промелькнувшую мимо меня вывеску, почему-то на немецком языке. Что там написано, я не понимаю, зато осознаю, что смотрю на улицу из окна автомобиля на большой скорости. Тут же появляются и слуховые ощущения: громкая музыка – какой-то марш – и молодые голоса, которые подпевают словам марша и смеются. Перевожу взгляд на группу белокурой молодежи в защитной одежде, заполнившей салон небольшого микроавтобуса. Новое ощущение – мою руку кто-то сжимает. Я узнаю ее, худощавая брюнетка, в которую я, оказывается, влюблен, смотрит на меня с гордостью.

«Брат, сестра! Обнимемся!» – К нам пробирается крепко сложенный парень. Язык для меня незнакомый, что-то скандинавское, но я понимаю каждое слово. Крепыш прижимает меня к себе, потом мою любимую, стискивает наши головы вместе, целует нас в лоб. Все остальные почему-то взирают на нас с восхищением, как на героев. Я тоже испытываю гордость, хотя понятия не имею, чем она вызвана. «Единство и сила!» – произносит крепыш, и лозунг подхватывают остальные. «Вы навсегда в наших сердцах».

Не успеваю сообразить, как мы с моей любимой оказываемся высаженными на людной площади перед торговым центром. Взвизгнув тормозами, микроавтобус уносится. Я смотрю на свою спутницу. Таких сильных чувств я не испытывал никогда и ни к кому в жизни. Я знаю, что мы с ней – избранные и наша любовь останется в веках. А еще я испытываю решимость и огромное воодушевление, будто перед полетом в космос. «Я люблю тебя», – одними губами произносит она. И достает из наплечной сумки автомат.

Первая же очередь сметает поток людей, находившихся ближе к нам. Она поднимает ствол и длинной очередью окатывает стеклянный балкон торгового цента, вдребезги разнося рекламные боксы и подкашивая несколько человек. Перезаряжает, пока я из пистолета добиваю трех мужчин, скорчившихся в лужах крови у меня под ногами. Еще несколько пуль валят на прилавок охранника, посмевшего устремиться в нашу сторону. Упоение и ненависть к жирным бюргерам переполняют меня. И восторг… Дикий восторг от своей власти над жизнью и смертью.

Мы идем по фойе торгового центра, синхронно вскидывая свои короткие автоматы, изрыгающие смерть. Мне хочется взять ее за руку, но некогда, кроме того, между нами уже много раз все сказано. Мы останемся любящими и молодыми навсегда. И я знаю, что вижу ее последние минуты… Словно в ответ на мои мысли, она будто натыкается на невидимое препятствие и падает на колено. Я успеваю заметить кровь на ее губах, когда сильный удар в спину сбивает с ног и меня. Боли нет, только онемение в грудной клетке, куда попала пуля полицейского… Окровавленными пальцами дотягиваюсь до кольца в поясе, а другой рукой накрываю ее тонкие пальцы. Прощай, любимая. Жду, пока вокруг нас образуется достаточно большая толпа, и выдергиваю кольцо…

– Вот черт… – вырывается у меня, когда воспоминание заканчивается.

Прихожу в себя весь взмокший, с совершенно съехавшей крышей. Смотрю на Линн, тяжело дыша, еще не до конца понимая, где нахожусь.

– Подожди, не снимай, я сама. – Линн освободила мое ухо от гаджета. – Ну как?

– Это… Мюнхен? На этих придурках был Memnotech? Какого черта! Я не соглашался входить в роль гребаного антиглобалиста! И убивать людей!

– Ты никого и не убивал. Это было просто воспоминание. Чужое воспоминание.

– Ты в своем уме?

– Не будь ханжой, Золтан. Зато какие эмоции! Настоящая любовь! Как еще ты смог бы испытать такое?

– Но ты могла предупредить меня, чего мне ждать?

– Тогда эмоции не были бы такими сильными.

– Чокнутая!

Она вздыхает, не в силах скрыть свое разочарование.

– Давай в следующий раз я буду выбирать сюжет? – требую я.

– Как скажешь. Между прочим, это хит на рынке нелегалки. Хотела показать тебе сразу лучшее.

В тот день мы не занимались сексом. Досмотрели выступление Мизрахи, потом – пару эпизодов сериала про убийцу с провалами памяти. Чмокнув меня на прощание, Линн отчалила под дождь. Ракушка Memnotech осталась лежать на столе, вторую она забрала.

Интересно, предполагал ли создатель, что его изобретение будут использовать так, как это сделали мы сегодня? Думаю, ему-то точно известно, что судьбу технологий определяют люди, которые ими пользуются. И если люди хотят секса, насилия и грязи, то никакая технология не сможет им в этом отказать.

Рассматриваю гаджет. У меня в руках – ключ для побега в другой мир. Чужой, но реалистичный, настоящий! Привлекательная мысль – и пугающая одновременно. Я задумался: а хотел бы я это повторить? Повторять много раз, сделать своей второй жизнью? Вспоминаю свои эксперименты с наркотиками в тусовке рекламистов. Мы испытывали временное забытье, а то и искажение сознания. Потом приходили в себя, ощущая собственное ничтожество, и это заставляло нас стремиться к забытью снова. Но ведь никакие наркотики не могли сравниться с Memnotech по силе ощущений! Я бросаю ракушку в ящик тумбочки возле кровати и заваливаюсь спать.