Текст книги "Столыпинский галстук"

Глава пятая

― Присаживайся, ― пригласил Сталин, принимая из рук Берии очередное послание молодогвардейцев. Он тут же погрузился в чтение, то и дело нервно пуская клубы дыма из своей неизменной трубки.

«Товарищи! Мы снова обращаемся к вам посредством листовок. Да, это против существующих правил. Но у нас нет выбора: свободный обмен мнениями о путях развития общества у нас, к сожалению, невозможен. И это, кстати, очень большая проблема. Общество, где нельзя свободно обсуждать возникающие трудности и пути их преодоления, в исторической перспективе обречено. Но сегодня мы хотим поговорить на другую тему. Для начала мы дадим несколько упрощенные, но понятные всем и каждому определения коммунизма, социализма и капитализма и объясним, в чем различие между ними. Постараемся сделать это без всяких заумностей и так, чтобы это было понятно всем. Итак, представьте себе, что в трех сообществах, отличающихся друг от друга методами охоты и принципами «дележки» добычи, решили поохотиться на мамонтов. В коммунистическом сообществе от убитого мамонта каждый отрезает столько, сколько ему надо (каждому по потребности). Когда первый мамонт заканчивается, забивают еще одного, и еще, пока не хватит всем, поскольку при коммунизме в распоряжении сообщества есть крупнокалиберные винтовки (совершенные средства производства), благодаря которым можно добывать столько мамонтов, сколько нужно. При социализме единственного добытого мамонта делят на почти равные части, соответствующие вкладу каждого в успех охоты (каждому по труду). При капитализме верхушка сообщества и их подпевалы отрезают себе «по потребности» самые лучшие куски, а остатки разрешают «милостиво» делить между собой остальным членам. В этих условиях некоторые члены капиталистического сообщества (частники), решив, что на доставшуюся им долю можно разве что протянуть ноги, придумывают завести кроликов (частная собственность). Сказано ― сделано. Вырастили. Отдают одного ― двух в общий котел (налоги), остальное съедают. Всем хорошо: и семья сыта, и общий котел несколько увеличился. Вопрос: а что мешает членам «социалистического» сообщества тоже заняться выращиванием кроликов, поскольку доля из общего котла пока маловата? Ответ: ничего, кроме глупого предубеждения, что все, что у «них» ― это плохо. Но из-за этого предубеждения семьи в «капиталистическом» сообществе будут сытыми, а в нашем ― полуголодными. Но сытый, как известно, голодного не разумеет. В итоге будет дискредитироваться сама идея социалистического сообщества и его принципы. Великий вождь товарищ Ленин прекрасно понимал все это, когда в тяжелейший период после гражданской войны вводил в стране НЭП. Так не пришла ли пора отбросить глупые предубеждения и тоже «завести кроликов»? Глупые, потому что для дальнейшего движения вперед нам нужно взять все лучшее, что есть в социалистической и капиталистической системах хозяйствования. Иначе мы сами себя поставим в неудобное и даже смешное положение. Представьте себе, что встретились два знакомых охотника из «социалистического» и «капиталистического» сообществ и обмениваются информацией о том, как им живется. ― «Я горд, что живу в самом справедливом сообществе», ― говорит «наш» охотник. ― «Но зато я и моя семья сыты, потому что у нас можно выращивать кроликов», ― отвечает «их» охотник. ― «Переходи к нам, в наше самое справедливое сообщество», ― говорит «наш». ― «Чтобы сидеть полуголодным? Боюсь, ни жена, ни дети меня не поймут. Погожу пока. Вот к коммунистам в сообщество я бы пошел. Но туда пока не принимают».

Вот такая у нас складывается ситуация, дорогие граждане. Поэтому мы говорим: «Рынок нельзя отождествлять только с капитализмом, а план – только с социализмом. Полный отказ от рынка обрекает страну на гарантированную отсталость»[26]26
  Почти дословная цитата лидера Китая Дэн Сяопина, сказанная на одном из пленумов ЦК КПК, после чего и начало реализовываться «китайское экономическое чудо».


[Закрыть]. Мы постарались объяснить вам, почему это так. Думайте.

МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»

Закончив чтение, Сталин поднялся и подошел к окну. Он долго молча смотрел на кремлевскую панораму невидящим взглядом. Так долго, что его трубка успела погаснуть. Наконец, словно очнувшись, повернулся к Берии.

– Лихо они объяснили различия между коммунизмом, социализмом и капитализмом. Нашим бы пропагандистам поучиться, ― произнес он с заметно усилившимся грузинским акцентом, что, как знал Берия, свидетельствовало о большом волнении Сталина. ― Вот, значит, к чему они подводят. Ты скоро выйдешь на них?

– Думаю, да. Невод закинули и начали стягивать. Они должны быть внутри.

– Смотри. Они нужны мне только живыми. Ты понял?

– Так точно, товарищ Сталин.

– Оставь листовку и иди.

Оставшись один, Сталин еще раз перечитал листовку и вновь надолго задумался. Затем, вызвав Поскребышева, приказал ему разыскать Косыгина и пригласить его к нему на прием через два часа.

Министр легкой промышленности СССР, член Политбюро ЦК ВКП(б) Алексей Николаевич Косыгин был несколько удивлен вызовом к Сталину. Накануне он встречался с ним на одном из совещаний, где сделал короткий доклад о текущем состоянии дел в министерстве.

О Косыгине в партийной верхушке циркулировали странные слухи, согласно которым он будто бы был уцелевшим при расстреле царской семьи царевичем Алексеем. Никто точно не знал, правда это или нет, но то, что Сталин иногда называл Косыгина «наш царевич», было известно точно.

Едва Косыгин вошел в кабинет Сталина и, следуя приглашающему жесту, уселся в одно из кресел, вождь всех трудящихся огорошил его неожиданным вопросом.

– Товарищ Косыгин, вы слышали о листовках, которые последнее время распространяются в наших крупнейших городах?

– Слышал, товарищ Сталин,― осторожно ответил министр.

– Что именно?

– Слышал о самом факте их появления. В руках не держал, а о содержании могу судить лишь по слухам, ― еще более осторожно ответил Косыгин.

– И что слухи говорят о содержании? Отвечайте честно, не бойтесь.

– Говорят, что в листовках поднимаются актуальные проблемы дальнейшего развития страны.

– Какие именно?

– Мне рассказывали, что речь шла о проблеме преемственности власти в стране и путях дальнейшего развития нашего общества. Не знаю, правда, насколько все это соответствует действительности.

– В целом, соответствует. Вот эти листовки. Пока их было три. Ознакомьтесь с ними прямо сейчас. Я хотел бы услышать ваше мнение обо всем этом. ― С этими словами Сталин протянул Косыгину три листка папиросной бумаги с отпечатанным текстом. Косыгин осторожно принял их и углубился в чтение, то и дело при этом удивленно двигая бровями. Закончив читать, он положил листки перед собой и поднял взгляд на Сталина.

– Алексей Николаевич, еще раз подчеркиваю: я хотел бы услышать о вашем честном отношении к содержанию листовок, а не то, что, по вашему мнению, мне хотелось бы услышать. Приступайте.

– Если честно, товарищ Сталин, то все затронутые темы, без сомнения актуальны. Это касается и вопроса смены власти, и свободы слова и, конечно, моделей дальнейшего экономического развития страны. Образная характеристика коммунизма, социализма и капитализма, которую эти молодогвардейцы приводят в третьей листовке, конечно, весьма упрощенна, но, по сути, довольно точно отражает различия этих хозяйственных моделей. Что касается предложения разрешить у нас некоторые рыночные элементы хозяйствования, то я не готов сейчас ответить вот так, навскидку. Нужно подумать и как следует изучить вопрос и возможные последствия.

– Вот и подумайте. И подготовьте доклад на эту тему. Сколько времени вам потребуется?

– Но, Иосиф Виссарионович, это очень серьезный вопрос, исследование которого требует привлечения ряда профильных институтов, Госплана…

– Чтобы выносить что-то на коллективное обсуждение, нужно это что-то сформулировать. Вот этим вам и предстоит заняться. Вы министр легкой промышленности, в недавнем прошлом ― министр финансов. Вы обладаете необходимой квалификацией для такой работы. Надежный член партии, твердо придерживающийся убеждений, что за социализмом и коммунизмом ― будущее. Но подчеркиваю еще раз: пишите то, что действительно думаете. Мне не нужны в вашей работе лозунги и штампы. Их хватает в других местах. Мне нужен честный и объективный анализ. Если вы придете к выводу, что применение у нас некоторых рыночных механизмов будет полезно, дайте ваше видение, как это могло бы выглядеть на практике. То же касается и проблемы свободы слова. Допустить вседозволенности мы, конечно, не можем, но свободный обмен мнениями действительно необходим. Так сколько времени вам потребуется?

– Ну, если без детальной проработки, а в виде тезисов, то за неделю должен справиться, товарищ Сталин.

– Хорошо, ― подытожил Сталин, делая пометку в своей тетради. ― Через неделю встретимся и обстоятельно обсудим ваши наработки. Но должен предупредить, что вы не должны ни с кем делиться сведениями о полученном задании. Если же кто-то начнет проявлять интерес к этому, немедленно доложите мне. Вам все понятно?

– Все ясно, товарищ Сталин. Я могу быть свободен?

– Всего хорошего, Алексей Николаевич. Успехов.

* * *

Маршал Берия заслушивал очередной доклад полковника, ведущего дело молодогвардейцев.

– Появление последней листовки именно теперь сильно упрощает нашу задачу. Дело в том, что практически все студенты сейчас находятся на сельхозработах, откуда они никак не могли участвовать в последней акции. Следовательно, круг подозреваемых кардинально сужается. Сейчас мы уточняем, сколько человек и под какими предлогами не поехали в деревню, после чего приступим к детальной проверке оставшихся. Со структурой бумаги листовок опять странности. В последнем случае идентичности структуры на микроуровне, как это было в двух первых случаях, не отмечается. Как все эти странности со структурой расценивать, по-прежнему неясно.

– Когда рассчитываете получить списки оставшихся в городах студентов?

– К завтрашнему вечеру.

– Ясно. Когда обнаружите хотя бы одного фигуранта, в отношении которого у вас будет стопроцентная уверенность ― немедленно доложите мне.

– Есть.

– И вот еще что. Я отменяю свое распоряжение о немедленном уничтожении фигурантов на месте. Дальнейшие инструкции получите, когда от вас поступит доклад об обнаружении. Понятно?

– Так точно, товарищ маршал.

Оставшись один, Берия вновь вернулся к своим невеселым мыслям. Уничтожать молодогвардейцев в случае обнаружения сейчас стало слишком опасно. Пренебречь прямым приказом Сталина было никак нельзя. Да и смысла особого в этом теперь не было. Они уже смогли развернуть ход мыслей генералиссимуса в нужном им направлении. «Кто же это такие?» ― в который раз мелькнула у него мысль. Он ни на минуту не упускал из виду странности со структурой бумаги, и это его изрядно беспокоило. Но гораздо больше напрягал вопрос с преемником. Как следовало из разговора с вождем после появления второй листовки, его кандидатура в качестве возможного преемника Сталиным не рассматривалась. ― «Нужен человек с совсем иными качествами», ― вспомнил он слова Хозяина. ― «Был нужен и годен, когда вытягивал атомный проект, а теперь негоден». ― Он со злостью хлопнул ладонью по столу. ― «Что же делать?», ― продолжил размышлять он. ― «Вычислить и нейтрализовать преемника? Сложно и опасно, да и смысла нет ― найдется другой. А может…» ― Мелькнувшая мысль была настолько чудовищной и жуткой, что Берия невольно вздрогнул и попытался загнать ее глубже в подсознание. Но всплывала она уже не в первый раз, и где-то очень-очень глубоко посеянный этими мыслями росток начал медленно прорастать.

Глава шестая

― Петля вокруг нас затягивается, ребята. Госбезопасность пришла к выводу, что последний заброс могли осуществить только те студенты, которые не поехали на сельхозработы. Мы с вами подпадаем в эту категорию. Списки таких студентов будут готовы завтра к вечеру. Попытаемся сбить госбезопасность со следа, не прерывая процесс проведения акций по вбросу листовок. Сделать будет нужно вот что…

…Сергей Гардов, по легенде Михаил Горяинов, закончил манипуляции с медицинскими нанороботами, и те принялись за работу. Вскоре он ощутил все признаки того заболевания, которое было записано в медицинской справке: «воспаление поджелудочной железы». Нанороботы могли так же легко создавать проблемы в организме, как и избавлять от них. Михаил еще раз мысленно проверил, все ли необходимое он выполнил, и направился на первый этаж общежития, где у вахтера имелся телефон. Ему не пришлось притворяться, чтобы выглядеть больным: прихватило действительно серьезно. Вахтер, едва взглянув на него, спросил:

– Что? Вызвать скорую?

Михаил лишь молча кивнул в ответ с болезненной гримасой на лице. Два часа спустя он уже лежал под капельницей в палате одной из больниц Воронежа. Капельницу устанавливала симпатичная медсестра, которую звали, как он выяснил, Алла Козырева. Мысли возвращались то к медсестре, то к новому заданию. А в половину третьего ночи он поднялся якобы по нужде и уединился в туалете. Совершить телепортационный прыжок к реперной точке возле тайника с заготовленными листовками, закинуть их на нужную высоту и вернуться в больницу ― все это заняло не более трех минут. А спустя еще десять минут Михаил с чувством выполненного долга уже спал в своей палате.

Примерно так же была успешно произведена заброска листовок и в других городах страны.

… Зордан наметил ложиться в больницу ближе к вечеру. День же решил посвятить тому, чтобы выяснить, как их деятельность воспринимается людьми. Для этого он решил отправиться в баню.

Первое, что сильно поразило его, когда, раздевшись, он вошел в помывочную, было обилие изуродованных жуткими шрамами мужчин. Каждый второй в зале носил на себе страшные отметины войны. Вскоре Зордан понял, что не ошибся, выбрав баню в качестве источника информации. Недавние фронтовики, особо не стесняясь в выражениях, обсуждали интересующую его тему чуть ли не в каждом втором разговоре. Особенно запомнился разговор в парилке, где с десяток мужчин неистово охаживали себя вениками, с наслаждением покряхтывая, после чего, остывая и приходя в себя, беседовали о насущном.

Зордан не слышал самого начала разговора, но и его продолжение было весьма интересным.

– Ты говоришь ― плановая экономика. Вот тебе, едренить, простой пример. У баб сегодня в моде одни туфли, а завтра ― уже другие. Может плановая экономика поспеть за их выкрутасами? Да ни в жисть. А частник ― легко. И такая же ситуевина везде, куда ни ткни. Так что «выращивать кроликов», как пишут эти молодцы ― гвардейцы, очень даже нужное и полезное дело.

– Верно. План хорош для больших дел. Ну, там типа обороны, дорог, кораблей и прочего. А с мелочевкой лучше частника никто не справится. Ленин умный был мужик и понимал эти вещи.

– За что мы тогда боролись? Снова эксплуатация будет?

– Какая, ядрена вошь, эксплуатация? Частник работает сам на себя. А если и наймет кого, так пару кроликов все едино отдаст в общий котел. А тебе какая разница, где работать, ― на заводе или у частника? У частника, поди, еще и побольше будет получаться.

– А если обижать начнет? Кому пожалуешься?

– Да не ссы. Неужто, думаешь, на самотек это дело пустят? При советской-то власти? Наверняка и профсоюзы работников частного сектора будут, и партийные органы присмотрят.

– А если он, к примеру, станет миллионщиком?

– Значит, с него и налогов сдерут соответственно. При нашем строе разгуляться им не дадут.

Запомнился Зордану и еще один разговор. Его он услышал в предбаннике, где раскрасневшиеся мужики утоляли жажду свежим пивом из только что открытой дубовой бочки. Тоже взяв кружку пива, чтобы не привлекать внимания, Зордан нашел свободное место на лавке, где и пристроился. А вскоре его внимание привлек разговор двух мужчин явно интеллигентного вида.

– Они правы, когда говорят о том, что общество без свободы слова обречено на загнивание.

– Правы-то правы, да что толку от этой правоты? Неужели ты всерьез думаешь, что наши допустят это?

– Совсем тормоза, конечно, не отпустят, но какие-то послабления, думаю, будут. Не полные же идиоты наверху сидят.

– Сомневаюсь. Посмотрим… А эти гвардейцы хоть и молодые, да ранние. О серьезных вещах пишут. Интересно, кто они?

– Поймают ― узнаем.

– Думаешь, поймают?

– А куда они денутся? Сейчас наверняка вся госбезопасность на ушах стоит. Такой вызов власти. Поймают и упекут на лесоповал.

– А жаль. Умные ребята. Таких бы, наоборот, наверх продвигать. Большая бы польза была.

– Твоего мнения не послушают. Упекут. Хотя, конечно, жаль. Интересно, прислушается Сталин к их идее по поводу преемника?

– Трудно сказать. Проблема, конечно, существует. Но вот прислушается ли… Сталин не из тех людей, кто любит идти на поводу у кого-нибудь.

– Согласен. Но тут речь идет о деле всей его жизни. Он кровно заинтересован в решении этой проблемы.

– Посмотрим. Думаю, в ближайшее время будут происходить интересные события.

Зордан покинул баню в отличном настроении. Изменение настроений в обществе соответствовало прогнозам, и это не могло не радовать.

* * *

Майор министерства госбезопасности Копылов, непосредственно занимавшийся оперативной разработкой дела молодогвардейцев, внимательно изучал последние донесения. Половина из примерно тысячи двухсот студентов, не поехавших на сельхозработы, лежала в больницах с подтвержденными диагнозами, и их можно было смело вычеркивать из списка подозреваемых. По остальным шла проверка. Круг сужался.

Майор вспомнил о разносе, который учинил ему утром его непосредственный начальник полковник Зотов, и поежился. Раньше он никогда не видел обычно выдержанного полковника в таком состоянии. Впрочем, его можно понять. Майор представлял, какое давление сверху на него оказывалось, когда листовки с неба начали сыпаться уже каждую ночь. Он достал из папки последнюю листовку и еще раз перечитал ее.

«Дорогие сограждане! В результате нашей деятельности продажная пресса Запада буквально захлебнулась слюной от восторга, что выразилось в тысячах публикаций, общий тон которых можно свести к такому тезису: в СССР якобы появилась оппозиция Сталину. Заявляем, что наши недруги зря радуются. Мы не являемся оппозицией. Напротив, мы представляем тех, кто полностью разделяет уверенность нашего народа, что за социализмом и коммунизмом будущее планеты. Мы не представляем оппозицию. Мы доступными нам средствами выражаем ПОЗИЦИЮ. Наша задача ― не противодействие существующему строю, а его корректировка с тем, чтобы это будущее наступило быстрее. Так что пусть наши недруги подберут слюни.

А теперь перейдем к теме сегодняшнего послания. Этой темы мы уже касались в первой листовке. Речь вновь пойдет о механизме передачи власти и рисках, с этим связанных. Напомним, к какому выводу мы пришли: в наших условиях безболезненная передача власти может состояться лишь в том случае, если сам товарищ Сталин при жизни приведет выбранного преемника к власти и поддержит его первые шаги всем своим авторитетом. Все другие варианты грозят для страны хаосом и серьезными катаклизмами. Мы не знаем, прислушается ли товарищ Сталин к нашему мнению и кого он выберет, если все же решит это сделать. Но знаем, что одним из самых сильных качеств нашего вождя является умение подбирать кадры. Однако даже при описанном механизме передачи власти возможны риски. В окружении товарища Сталина есть лица, которые втайне уже примеряют на себя роль нового лидера страны, и им очень не понравится, если процесс передачи власти пойдет тем путем, который предлагаем мы. Поэтому мы просим товарища Сталина максимально усилить меры безопасности, если он все же решится прислушаться к нашим предложениям и выдвинуть кандидатуру преемника.

МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»

«Да, после такой листовки в верхах, должно быть, творится светопреставление», ― подумал майор. ― «Что бы еще придумать, чтобы вычислить этих умников?» ― Он вспомнил слова полковника о предоставлении неограниченных полномочий в расследовании этого дела, и после некоторого раздумья написал распоряжение о проверке органами всех студентов первых-вторых курсов пятнадцати городов страны, где было отмечен сброс листовок, по месту их жительства на предмет участия в любых противоправных действиях. ― «Лишним не будет», ― решил он. ― «Если они такие шустрые, то могли проявить себя и раньше».

Зордан не мог физически проследить за всей писаниной, что исходила из-под пера сотрудников органов, занимающихся их делом. Поэтому данное распоряжение майора Копылова не попало в его поле зрения. Но оно попало в поле зрения контрольной технической группы на Мечте, и там сильно забеспокоились.

* * *

В общей палате больницы, куда поместили Зордана после вызова скорой помощи, заснуть не удавалось никак. Мешали не только специфические запахи, а также храп и стоны десятка мужчин, находившихся в палате, но и осознание того, что их практика входит в решающую стадию и становится все более опасной. Он решил выйти в коридор в надежде, что после прогулки сон все же придет к нему.

У входа на этаж располагался стол, за которым что-то сосредоточенно писала дежурный врач. «Кажется, хорошенькая», ― мелькнула у него мысль, когда он издалека бросил на нее первый взгляд. ― «Наверное, заполняет истории болезней». Зордан не спеша несколько раз прошелся из конца в конец по коридору, не приближаясь к столу дежурного врача. Болезненное состояние, вызванное воздействием медицинских нанороботов, давало о себе знать, и Зордан решил немного отдохнуть. Стулья вдоль стен стояли только около стола, и ему пришлось подойти поближе, чтобы сесть на крайний из них, самый дальний от столика. Откинувшись, он прикрыл глаза, погрузившись в свои мысли.

– Что, больной, не спится? ― нарушил вдруг тишину мелодичный голос врача. ― Болит что-нибудь? Что-то я вас раньше не видела. Новенький?

Зордан открыл глаза. Врач с участием смотрела на него, оторвавшись от бумаг. Чтобы не потревожить громким разговором спящих в палатах, он пересел ближе к столу.

– И то, и другое, ― ответил он, впервые рассмотрев врача, совсем молоденькую девушку.

С коротко стриженными каштановыми волосами, слегка округлым лицом и большими зеленоватыми с крапинками глазами, великолепной фигуркой, подчеркнутой белым халатиком, она была очень хороша.

Девушка же видела перед собой высокого, под метр восемьдесят пять, молодого русоволосого и голубоглазого парня с рельефной мускулатурой, выделяющейся сквозь явно маленький ему больничный халат.

– Спина болит. Пошел утром в баню в надежде, что полегчает. Но стало лишь хуже. Пришлось вызвать скорую. Завтра, точнее, уже сегодня пройду рентген. Тогда должно проясниться, что у меня. Надо же, первый раз в жизни заболел.

– При острых болях поход в баню не всегда показан. Сильно парились?

– Да нет. Больше слушал, что мужики говорят по поводу листовок. Вы, конечно, тоже слышали об этом.

– Слышала. И даже видела. Они гуляют по больнице, и пациенты порой делятся, так сказать, наболевшим. А что вы об этом думаете? ― с интересом спросила она, чуть наклонив голову.

– Как вас зовут? А то неудобно как-то общаться…

– Светлана Ивановна. А вас?

– Анатолий. Очень приятно. Вам очень идет это имя ― Светлана. Светоч… Я думаю, Светлана Ивановна, что тема смены власти в нашей стране, которая поднимается в листовках, действительно очень актуальна для нас.

– Как вы сказали? Светоч? Так меня только мама называла…

– Называла? Ее уже нет?

– К сожалению. Умерла три года назад. А папа погиб на фронте в сорок четвертом.

– Сочувствую. Мои, слава Богу, живы, но очень далеко, в Сибири. Я студент, только что поступил на первый курс ММИ[27]27
  ММИ ― Московский механический институт, с 1953 г ― МИФИ.


[Закрыть].

– Выглядите вы старше.

– Успел отслужить в армии. Что касается листовок, то и тема свободы слова, и выбор модели экономического развития, которые в них поднимаются помимо темы преемника, действительно остро стоят на повестке дня.

– Согласна. Страшно подумать что будет, если Сталин умрет. И не дело, конечно, что таким ребятам, как эти молодогвардейцы, приходится нарушать закон и прибегать к подобным неординарным способам, чтобы высказать свою позицию. Жаль, если их поймают и засудят.

– Может, и не поймают.

– Сомнительно. Наши органы и СМЕРШ хорошо набили руку, вылавливая немецких диверсантов. Интересно, кто они такие?

– Думаю, они похожи на нас с вами. Ребята и девчата, которым небезразлична судьба страны.

– Считаете, среди них есть и девчата?

– А почему бы не быть? Разве переживание за будущее страны ― прерогатива только мужчин?

– Наверное, вы правы, Анатолий. А вы бы рискнули присоединиться к ним, если бы представилась возможность?

– Можно мне тоже называть вас короче, просто по имени?

– Можно.

– Спасибо. Да, Светоч, рискнул бы. Мне тоже небезразлично будущее страны. А вы?

– Даже не знаю. Они ― герои, а я вовсе не героическая девушка. Боюсь, например, тараканов и крыс. И те, и другие водятся у нас в больнице. Никак не можем извести.

– Чего боитесь ― понятно. А что любите?

– Искусство. Хорошую поэзию, живопись, литературу. Если все это талантливо, конечно.

– Кто же из поэтов вам больше нравится?

– Любимые ―Лермонтов, Пушкин. Это вообше недосягаемо и необъяснимо. Тютчев ― глубочайшая философия. Есенин ― лирика серебряного века. Отдельно стоит Владимир Маяковский. Стихи поэтов-фронтовиков: М.Кульчицкого, К.Симонова. «Ах, война, что ты сделала, подлая, стали тихими наши дворы…» Еще, конечно, Ахматова и Цветаева. А вам?

– Больше всего мне нравится Омар Хайям, его рубаи. За его удивительную способность вмещать в четыре строчки целую жизненную концепцию. Вот, к примеру:

 
Всех, кто стар, и кто молод, что ныне живут,
В темноту одного за другим уведут.
Жизнь дана не навек. Как до нас уходили,
Мы уйдем; и за нами ― придут и уйдут.
 

Светлана взглянула на Анатолия как-то по-особому. Непрост был новый больной, совсем непрост.

– А еще?

 
Быть в плену у любви, сердце, сладко тебе,
В прах склонись, голова, перед милой в мольбе.
Не сердись на капризы прекрасной подруги.
Будь за то, что любим, благодарен судьбе.
 
 
В том не любовь, кто буйством не томим
В том хворостинок отсырелый дым
Любовь ― костер, пылающий, бессонный…
Влюбленный ранен. Он неисцелим!
 

― Вы как-то резко перешли с философской на любовную лирику. С чего бы это? ― с улыбкой спросила девушка, слегка наклонив голову, отчего стала похожей на маленькую птичку.

– Даже и не знаю, что ответить… Само вырвалось под воздействием внешних обстоятельств.

– Это каких же?

– Очарованья ваших глаз. Помните?

 
Она пришла ко мне, молчащая, как ночь,
Глядящая, как ночь, фиалками-очами,
Где росы кроткие звездилися лучами,
Она пришла ко мне – такая же точь-в-точь,
Как тиховейная, как вкрадчивая ночь.
 

Но если эта тема вам не нравится, можно вернуться к философии.

– Бальмонт. Я не сказала, что не нравится. Очень неплохие стихи, ― с невинной улыбкой посмотрела на Анатолия ― Зордана девушка. ― Хотя философская тема меня тоже интересует.

– Тогда вот вам и то, и другое в одном флаконе:

 
На мир ― пристанище немногих наших дней ―
Я долго устремлял пытливый взор очей.
И что ж? Твое лицо светлей, чем светлый месяц;
Чем стройный кипарис, твой чудный стан прямей.
 

Девушка рассмеялась.

– Любовь и философия в одном флаконе? Оригинально. Интересно, почему вы поступили в ММИ? Там ведь физики? Вам бы надо поближе к лирикам, в литературный.

– По-моему, вы поторопились причислить меня к чистым лирикам. Об этом говорит изучение поведения прямой нелинейной остаточной функции путем проведения аннигиляции действительных значений при помощи гиперболических и комбинативных величин. Это я к тому, что с точки зрения концепции банальной эрудиции, гоблины ― персонифицированная модификация фобиозного иррационализма, рефлексирующей экзистенции, эквидистантно пролонгированной от палеонтологического прототипа. Что, в свою очередь, означает, что не каждый локально мыслящий индивидуум способен игнорировать тенденции парадоксальных эмоций, или, говоря проще, не каждый дурак способен понять другого дурака.

Все это Анатолий выдал без запинки и с совершенно серьезным выражением лица.

По мере выслушивания этой тирады глаза Светланы становились все шире, а после последней фразы, поняв, что это был просто розыгрыш, она звонко расхохоталась. И тут же зажала себе ладошкой рот, испуганно посмотрев на двери палат. От попытки сдержать смех у нее даже выступили на глазах слезы.

– Извините, ради Бога, что так вас рассмешил. Так ― до слез ― не хотел. Хотя смех вам очень к лицу.

– Да ну вас, ― шутливо-сердито произнесла девушка, когда ей удалось, наконец, справиться с приступом веселья. ― Чуть не разбудила из-за вас всю больницу. И откуда в Сибири берутся товарищи с такими философскими мировоззрениями?

– Как откуда? Понятное дело ― медведи натаскивают. У нас же там, кроме медведей, и нет больше ничего.

Светлана снова рассмеялась, на этот раз тише.

– Вы помянули Бога. Из сибирских староверов, что ли? Верующий?

– Бога помянул к слову. А относительно веры… Я верю в то, что сложность нашего мира нельзя объяснить набором случайных событий. За всем этим просматривается четкий план. Все религии объясняют это чудесным божественным творением. Я склонен думать, что в основе всего лежит все же не чудо, а физика. Очень сложная физика. Мир не сотворен, а создан. Не Богом, а Творцом. Это разные понятия. Бог ―это чудо. Творец ― это созидание.

Светлана заинтересованно и пытливо посмотрела на Анатолия, затем резко сменила тему.

– Вы живете в общежитии?

– Нет. Снимаю частный домик. А вы?

– Тоже снимаю. Комнатку в коммуналке.

– Одна? С подругой?

– А вы хитрый, Анатолий. Хотите выяснить, таким образом, не замужем ли я, ― улыбнулась Света. Не замужем. Комнатку снимаю одна.

– Вы меня разоблачили, ― засмеялся Анатолий. ― За это я должен быть наказан. В виде наказания готов угостить вас вкусным чаем с тортом на следующем дежурстве. Вас устраивает такой вариант?

– Вполне, ― улыбнулась девушка.

– И на какой же день мне готовить сатисфакцию?

– На послезавтра. Марина Петровна просила подменить, ― все так же улыбаясь, отозвалась Светлана.

… И вновь была ночь, и вновь они сидели вдвоем за столиком дежурного врача.

Зордану пришлось выбрать подходящий момент и телепортироваться к синтезатору, чтобы обзавестись обещанными Светлане чаем с тортом. Однако восторг, который вспыхнул во взгляде девушки при виде красочно раскрашенной круглой металлической банки с элитным цейлонским чаем и коробки с тортом, компенсировал все хлопоты.

– Откуда это чудо, Анатолий?

– Правду сказать не могу, ― все равно не поверите, ― а врать не хочу. Поэтому давайте просто насладимся моментом. Кружки и кипяток у вас найдутся?

– Конечно. Сейчас…

Спустя пять минут они уже приступили к чаепитию. Когда Светлана попробовала торт, на ее лице одновременно отразились изумление и восхищение.