Текст книги "Князь Диодор"

11

Утро выдалось хмурое, сырое, серое, как некрашеное полотно. И за окнами висела такая тяжелая, труднопробиваемая мгла, что князь Диодор даже засомневался, не рано ли он проснулся, может, стоило еще немного поваляться в кровати, все равно непонятно было, рассвет наступил или не вполне еще. Но город просыпался, хотя тут, на окраине особого шума не было. Только где-то в отдалении кричал одинокий петух, да отгавкивались от него местные собаки.

Все же князь решил подниматься и оказался прав. Остальные тоже поднялись и даже собрались уже в главной столовой, кроме батюшки. Князь этому подивился и попросил горничную сходить за ним, как оказалось уже и батюшка поднялся, и пораньше прочих, только он устраивал свою молельню. К остальным он пришел замезший, потирающий руки, довольный светом и тем, что успел сделать. Как обычно, он улыбался, поблескивая в утреннем, не совсем верном свете своими очечками.

Ели молча, еда была хороша, но в меру. Видно, даже стряпуха еще не освоилась с новыми своими господами, не знала, что им поутру лучше всего помногу и пожирнее следует готовить, а не эти дурацкие местные рогалики с черным кофе, который больше был похож на тот деготь, каким моряки свои корабли смазывают.

Одеты все были тоже весьма презентабельно, даже Дерпен приоделся, правда, по-своему, по-восточному – невысокие башмаки с пряжкой, панталоны, короткий кожаный колет, и шарф вместо пояса, за который зачем-то сунул длинный кинжал. Видно, учился у Густибуса одеваться так, чтобы и не позорить Империю, и в соответствии со своей раскосой и темноватой физиономией. Глядя на него, и жуя эти рогалики с маслом и какой-то сладкой местной сельдью, которую все же попросил подать батюшка, Диодор сказал:

– После завтрака соберемся в библиотеке, будем думать и предполагать, что следует делать.

– Нам бы понять, зачем вообще мы тут оказались? – мельком, не очень уверенно отозвался Густибус.

– И это проясним, – отозвался князь.

После завтрака, когда каждый еще разок пробежал взглядом стол, потому что все же голодно вышло, отправились в ту комнату с камином, которую князь определил как библиотеку. Огонь в камине еще не разожгли, пришлось вызывать мейстерину, и просить ее сделать это побыстрее. Пока мальчишка Креп возился с помощью горничной над огнем, Дерпен сходил-таки на кухню и попробовал что-то там стянуть у кухарки. Она изумилась такому вторжению в свою вотчину, но сообразила, что следует наложить на поднос более плотной еды, и прибавила к ней неизбежный кувшин с вином. Когда восточник, не чинясь, сам приволок эту снедь, все устроились и принялись подкрепляться вторично.

Густибус намазал себе изрядный кус хлеба не патокой, а маслом, щедро сдабривая его сухой травой для вкуса, и осторожно разбавляя вино водой. Такую же снедь в кресле жевал и Дерпен. Только батюшка обошелся все теми же рогаликами, которые по-местному окунал в молоко. Оно было подозрительным на вид, больше смахивало на пахту, но Диодор решил на это внимания не обращать, и тоже налил себе стакан, который все же был приспособлен для вина, но за неимением более подходящей посуды, обошелся тем, что есть. Посылать еще раз горничную или мейстерину на кухню он поленился.

Неожиданно в комнату сунулся тоже позавтракавший, но по-прежнему голодный Стырь. Князь посмотрел на него, и ординарец все понял, промямлил:

– Я за дверью постою, если что, зови, князюшка.

Расселись, жуя и прихлебывая каждый свое. Князь Диодор еще разок окинул взглядом комнату, она была, наверное, удобной, если подольше тут пожить и к ней привыкнуть. И огонь добавлял уюта, и занавески, которые теперь очень плавно обрисовывали тот зимний свет, который падал в окна, хотя они, наверное, были лучше летом, под прямым солнышком. И кресла были отличными, и диван удобным. А поднос с едой на столе казался самым уместным и полезным предметом обстановки, особенно для Дерпена, который намазывал уже второй кус хлеба. Только полупустые полки нагоняли тоску, но и их уже обмели, пыли видно не стало.

– Нужно сказать стряпухе, – жуя, невнятно проговорил Дерпен, – чтобы они поутру кашу какую-нибудь готовили. Хоть гороховую, но лучше гречу. И чтобы бульон давали с вареной курицей.

– Я лучше бы жареных колбасок с яишней просил, – высказался Густибус. – Мне-то посты соблюдать – не по чину… А еще лучше, пусть окорок жарят.

– Нет, отчего же, – вступил батюшка, – рогалики эти с молоком вполне… Только хорошо бы маку на них вместо тмина, или изюму в тесто, а то непривычно.

Князь посмотрел на мага, тот кивнул, все уразумев и соглашаясь.

– Ладно, этим я займусь, объясню мейстерине, что люди мы нетребовательные, но все же кормить нас поутру следует сытнее. – Он внезапно воодушевился, даже свой бокальчик отставил. – Дело в том, что у них очень быстро второй завтрак случается. Мы-то к нему непривычные, вот нам пока и голодно.

И умолк, потому что увидел, что князь сидит за столом в высоком кресле, чуть развернувшись к камину, и думает. Лицо его при этом сделалось отдаленным, словно он был один, и никого и ничего не слышал. А потом стал говорить.

Передал свой разговор с князем-послом Притуном. Кратко, не вдаваясь в излишние подробности, и скрывая свое недоверие ко всей этой истории, пояснил, чего от них теперь ждут. И здесь, в Парсе, и там, в Империи, на Миркве.

Дерпен как сидел истуканом, так и остался, лишь дожевал и замер. Даже глаза ни разу не отвел, чтобы подумать над услышанным, или он таким становился, когда именно соображал. Батюшка ощутимо напрягся, стало понятно, что ему все предприятие показалось и чуждым, и неприятным, и может быть, невыполнимым. Либо ему следовало поразмышлять над услышанным дольше других. И несомненно, помолится еще ему нужно было, хотя он и получил благословение на это путешествие, и на все, что им предстояло, но хотелось теперь ему укрепиться духом. Тогда-то он поймет, решил князь, что нет у них другого выхода, как разрешить всю ситуацию разом.

А вот Густибус как жевал, так и продолжал, пока слушал. Лишь пару раз по его лицу пробежало странное выражение, словно быстрый нервный тик, так он, вероятно, выражал свое непонимание. И он стал сразу же задавать вопросы.

– Князь, – спросил он, едва Диодор умолк, – да как же такое возможно? Ведь не просто тут с деньгами обращаются, до них еще добраться нужно, каким бы доверенным и проверенным человека не считали. Это же западники, уж они-то умеют монеты считать.

– Монеты считать все умеют, – буркнул Дерпен.

– Они по-другому считают, точнее и откровеннее… – И маг закончил свое глубокое замечание: – И нельзя же всех подряд обмануть подложными приказами?

Диодор подумал еще разок, убедился, что он, вроде бы, все рассказал правильно, ничего существенного не упустил, и все сформулировал, как и ему рассказывали.

– Как видишь, оказалось возможно, – заметил он. – А что касается подложных приказов… Так тут и к дисциплине приучены, не только деньги считать… Это, похоже, их и подвело.

– Дисциплина не может подвести, – вставил свое мнение Дерпен.

– Легенды – легендами, князь, – снова стал спрашивать Густибус, – а что известно про того, кто у них на юге с арматорами пошуровал?

– Теперь это уже неважно, дом арматорский разорился, все, кто с ним дело имел, тоже понесли убытки, как я говорил. Деньги исчезли. Человек, который все это устроил, тоже на месте не остался, наверное. – Князь потер свой свежевыбритый подбородок. – А вернее следует сказать, что не человек это был, а человечий оборотень… Умеющий принимать чужой облик, и пользующийся этим необычайно ловко.

– Если он настолько смел и искусен, – неуверенно заговорил батюшка Иона, – как же его определить? Ведь не дураки же тут живут, наверняка его и местные… преподобные видели, и не определили его.

Он размышлял о том, что у него не хватит умения увидеть оборотня, даже если он с ним нос к носу столкнется. Диодор посмотрел на отца Иону, решив поддержать его.

– Зато у нас взгляд со стороны, батюшка, мы не очень-то зашорены тем, что привыкли к здешней жизни. Это наша выигрышная особенность.

– Как раз это – о двух концах палка, – пробурчал Дерпен. – Мне, например, почти все местные на одно лицо кажутся. Я их только по платью и определяю – кто мужчина, а кто женщина. И то не всегда уверен.

Кажется, воин даже не шутил. Иона задумчиво проговорил:

– Значит, оборотень этот, на той арматорской компании потренировался, прежде чем на большее воровство решился? И решился-то потому, что там, на юге все получилось.

– Несомненно, – подтвердил князь.

– И еще, при том, подучился, – добавил Густибус, тоже серьезный, каким его князь никогда прежде, кажется, не видел. – Ведь не каждый знает, как обворовать и государственную, и королевскую казну едва ли не единым махом. Это, судари мои, сложно, на этом запросто и погореть можно.

Отец Иона вздохнул так тяжко, так глубоко, что князь, сам не замечая того, даже одну бровь поднял от удивления.

– И нам его теперь найти следует?

– Таково наше задание, наша служба, батюшка.

– Уму непостижимо! Как же мы с этим справимся?

Князь бы тоже развздыхался, если бы ему не полагалось демонстрировать уверенность и несомненность их победы. Поэтому он заговорил о другом.

– Я прошу вас обратить особое внимание вот на что… Дело приняло такой оборот, что действовать нам придется и скрытно, пока возможно, и очень грамотно, точно. Никаких лишних шагов предпринимать не следует, иначе нас же потом в разглашении этой государственной тайны и обвинят.

– Пожалуй, да, – кивнул Дерпен. – Такое бывает.

– Попробуем составить план наших действий, насколько я себе его представляю. Во-первых, нужно понять, как такое стало возможным? Что конкретно предпринимал этот неизвестный нам пока вор-оборотень, чтобы… заграбастать едва ли не всю парскую казну. Во-вторых, довольно отчетливо прослеживаются действия, согласно которым он в одиночку этого устроить не мог. Значит, нам нужно искать его сообщников, тех, с кем он это воровство провернул. Узнаем их, возможно, узнаем и про него достаточно, чтобы выследить и захватить. В-третьих, следует серьезно подумать о том, чтобы отследить пути, по которым он вывозил из Парса деньги.

– Это необязательно, – вставил маг. – Они вполне могут быть тут же, в городе, где-нибудь в потайном месте, но недоступном, тут таких достаточно, поверьте мне.

– Таких и на Миркве достаточно, – сказал Дерпен. – И в любом стольном городе, и вообще – везде.

– Если они тут, тогда… Это хорошо, – сказал Диодор, – это просто замечательно, если они тут. Потому что, помимо прочего, успех нашего следствия будет оцениваться и по тому, найдем мы деньги или нет. Если найдем, нам многое простится, ежели мы какие-либо ошибки по ходу совершим. А то, что мы их совершим… Этого, кажется, не избежать.

Густибус вдруг полез в карман и достал серебряную монетку, повертел в тонких пальцах, взвесил на ладони.

– Два с лишним миллиона ливров, это же… – Для доказательства своего соображения, он дотянулся до стола, за которым сидел Диодор, и положил серебряную чешуйку перед ним сбоку от кубка с недопитым молоком.

Князь тоже повертел серебряный ливр, действительно похожий на гривку Империи.

– Да, – согласился он, – два с лишним миллиона – это не один десяток ящиков. Весьма тяжелых. Для их перевозки не один воз потребуется. Вот если учесть золотую монету… – Он задумался, хорошо бы знать, какова доля в похищенном приходилась на серебро, а какая была в золоте. Нет, это неважно, да и не узнать этого теперь. – Все равно, возами придется это богатство перевозить. Тем более, что королевская казна, это не просто деньги, это слитки, серебряная и золотая посуда, сокровища, подсвечники, дорогое оружие…

Внезапно батюшка встрепенулся.

– А охрана? А возчики, может, грузчики?

– Они, скорее всего, солдатами обошлись, – сказал Дерпен.

– Тут не грузчики, тут гвардейцы нужны и под командованием доверенного офицера, – согласился князь. – Без офицерского пригляда все это казалось бы подозрительно, а они все же сумели и казну вывезти, и ни в ком в законности своих действий подозрений не посеять.

– Вот этого офицера и следует найти, – заметил тогда Густибус.

– Но сначала, – продолжал князь, – следует узнать, как же он захапал столько и почему ему это было позволено до такой степени, что только сейчас, через многие месяцы после того, как он свое воровство осуществил, это стало известно. Да, вот еще что, четвертое в моем плане – почему обратились к нам, в Миркву?

– Как почему? – удивился Густибус. – Дикой магии испугались. С ней, если хочешь знать, шутки плохи. Если есть такой, кто может в кого угодно обращаться, тогда и власти уверенной в державе, почитай, нет.

– При том положении, – раздельно высказался князь, – в котором они оказались, бояться – слишком большая роскошь, нужно действовать. – Он помедлил. – Значит, какое-то расследование проводилось. Но вот почему оно окончилось такой неудачей, что воззвали к имперскому Тайному Приказу?..

И вот тогда Густибус выдал совершенно замечательное соображение, кстати, когда-то мысли Диодора шли, примерно, в таком же направлении:

– А может, они и не хотят, чтобы мы во всем разобрались? Может, они как раз хотят, чтобы мы на этом расследовании провалились? А тогда и с Парса в имперскую казну подати уменьшат, и нас можно будет… как ты, князь, говоришь, обвинить в разглашении государственной тайны, в общем, всех собак понавешать.

Помимо воли, Диодор улыбнулся. А батюшка строго спросил:

– Что навело тебя на такую-то чушь?

– Да то, что мы для выполнения этой миссии не пригодны! Ну, посмотрите, кто же мы такие? Князь – солдат, служака с отдаленной окраины, он и запада не знает, и по-феризски не слитно говорит. Ты, батюшка, слов нет, в богословии, может, и дока, но для понимания света, понимания всего, что нас теперь окружает, практически непригоден. Дикую магию, возможно, почувствуешь, но сумеешь ли с ней справиться?

Батюшка в который раз вздохнул.

– Для того молитвы есть, чтобы научиться понимать. И рассудок, вкупе со здравым смыслом. А чтобы с магом этим воровским справиться – тебе придется постараться. На то тебя и взяли.

Вот чего князь не хотел теперь допустить, чтобы между этими двумя опять пикировка началась, теперь нужно было, чтобы они стали единой, сплоченной командой. Вот только, подумал князь, какая-то у него слишком умная команда получилась, и спорить горазды, и образование им не в помощь оказывается, а в нежеланные сомнения… Или именно из-за образования они и горазды на споры?

– В том, – сказал он, чуть подняв голос, – что мы были для этого дела назначены, свое разумение есть. Нас для такого задания заподозрить трудно, и в то же время, мы можем с ним справиться… Если поймем, как само воровство устроилось.

– Не знаю, – пожал плечами Густибус, – все же следили за нами… Не просто так.

– Об том, как понять воровство, тебе, князь, подумать следует, – сказал Дерпен, нахмурившись. И как-то по интонации его голоса стало ясно, что вспомнил он, что в одном чине с князем.

– Следует, – согласился князь. – Мне обо всем теперь думать следует.

Потому, хотел он добавить, что дело это разрешить необходимо. Все равно необходимо, что бы о нем батюшка, Дерпен и Федр, и остальные, что в Миркве остались, не полагали.

Но не успел добавить-то, потому что дверь скрипнула, и в образовавшуюся щель просунулся Стырь. Он был взъерошен, и глаза у него были круглыми, как пресловутые ливры.

– Господин мой князь, тут… – договорить он не успел.

Дверь распахнулась уже широко и почти без скрипа, Стырь отлетел в сторону, будто унесенный ураганом, и в комнату вошел Атеном, а за ним… По властному, резкому и тяжелому лицу этого человека, еще прежде, чем по его одежде, богатой и чрезмерно украшенной какими-то самоцветами, стало видно, насколько он облечен властью. Привычной и несомненной.

К тому, чтобы начинать все сейчас, даже не договорив со своими подручными, князь Диодор, как ни удивительно, оказался готов. Он поднялся и поклонился вошедшим на свой манер, по-руквацки. Пусть они, парсы эти, тоже привыкают, что скакать козликом, приседать и прищелкивать подошвами, размахивать руками и строить дурацкие мины он не будет. А будет он теперь в их дела вникать и во всем разбираться строго, даже пристрастно, и тоже – на свой, на имперский манер. Раз уж сами не разобрались.

12

Куртье Атеном нелепым шажком вбок уступил проход в дверях и необычным для него высоким голосом почти закричал:

– Оприс Тамберсил, главный распорядитель канцелярии, верховный маг двора его величества короля Фалемота.

– Ого, – забурчал едва слышно Дерпен, – у них еще маги придворные остались со старых времен.

Князь Диодор вышел вперед, потому что важная персона, именуемая Оприсом Тамберсилом, ждал именно этого, так и не войдя в комнату по-настоящему. Пока он стоял, его пытливые, умные и чуть желтоватые глаза окинули всю комнату, всех сидящих тут четырех людей и впились с непонятным значением в Диодора. А потом он сделал движение головой, которое при большом желании можно было принять за приветствие.

Хорошо, что он не начал танцевать при поклоне, подумал князь, сразу видно не вполне светского человек, а добывшего себе все титулы и должности трудом, умом и успехами в службе. Это князю тоже понравилось.

Оприс еще раз двинул головой, здороваясь уже со всеми тут находившимися. Князь довольно бегло представил свою команду, каждый по-своему поднимался и приветствовал распорядителя королевской канцелярии и мага. Батюшка Иона – по-пастырски, Дерпен – по-восточному, почти как перед вызовом на бой, а маг Густибус довольно сложным поклоном, обозначая свою роль в этой компании.

Снова расселись, Оприс был недоволен таким многочисленным собранием, и с особым сомнением посмотрел на Атенома, но князь не спешил даже куртье отослать. Впрочем, секретарь посольства сам, помявшись, решил вдруг оставить комнату. Он даже промямлил:

– Мне нужно там, в приемной… Если понадоблюсь, зовите меня, месиры.

Оприс уселся поуверенней в глубокое кресло, снова обвел всех проницательным взглядом своих желтых глаз.

– Король поручил мне ввести вас в это дело, князь, – проговорил он глуховатым, каким-то стиснутым голосом. – Будет лучше, если вы и впредь будете докладывать мне о ходе расследования. Только мне, понимаете?

– Несомненно… – Диодор замялся с титулом. Оприс его понял.

– Вообще-то мне пожалована милостью короля грамота на титул виконта, князь, но виконтство мое так незначительно, что все при дворе обычно обращаются ко мне по имени. Лишь подчиненным я не даю спуску, но в данном случае… Не уверен, что вы к ним относитесь.

– Верно, – вздохнул с облегчением князь. – Моим прямым начальством в данном случае был и остается лишь Тайный Приказ Империи, сьер Оприс.

– Разве вы?.. Не посольство от Кесаря? – удивился Оприс.

– Приказ об этом поручении был отдан от его имени, – неопределенно высказался князь.

Конечно, Кесарь являлся по феризским представлениям Императором, но не мог же князь пояснять главе королевской канцелярии, что он в Империи являлся весьма номинальной фигурой, которая далеко не всегда осуществляла исполнительное, оперативное управление. Структуру власти в Империи Опрису следовало бы знать самому, и не задавать дурацких вопросов, мешающих тому, ради чего они сюда прибыли. К счастью, ответ Оприса вполне князя успокоил:

– Никогда не понимал различий между вашим Кесарем и Императором Священной Империи макебуртов, который выбирается собранием курфюрстов. Думал, что у Кесаря все же больше реальной власти.

– У него больше власти хотя бы потому, что Священная Империя макебуртов входит в Империю как составная часть, – отозвался князь. Глупый разговор получался, поэтому он добавил: – Будет лучше, если ты, сьер Оприс, по-прежнему станешь к нам относиться как к чрезвычайному посольству по тому делу, которое мы все должны обсудить.

– Расследовать, князь. И как тебе, без сомнения, говорил ваш посол, князь Притун, по возможности вернуть деньги. Вот только… – и тогда Оприс уже с откровенным недоверием еще раз обсмотрел всех троих подчиненных Диодора.

– Ты можешь говорить свободно, сьер Оприс, – высказался князь Диодор. – Отсюда ничего не уйдет, а для дела будет полезнее, потому что люди эти будут точнее и вернее знать, что им искать, и с чем придется иметь дело.

– Даже если и так… Впрочем, да… – нехотя согласился Оприс. – Ваша деятельность, насколько я понимаю, создаст столько слухов и мнений, что долго это в тайне не продержится. – Он задумался. – Хотя, если по чести, ситуация настолько невероятна, что… До правды сплетники и болтуны вряд ли додумаются. – Он поднял голову и снова очень внимательно посмотрел на Диодора. Тому стоило большого труда понимать Оприса правильно, но пока, ценой изрядной сосредоточенности князя, это у него, кажется, получалось. Оприс и сам это каким-то образом понял и сделал весьма существенную уступку. – Будет лучше, если ты, князь Диодор, будешь задавать мне вопросы. Я не могу сообразить, как изложить всю… предысторию этого дела.

– Хорошо, – согласился князь. – Кто проводил расследование с вашей стороны, когда преступление открылось?

– Это был один из моих подчиненных, человек высочайших достоинств граф Апель род Моршток Менгский. Расследование это ни к чему существенному не привело… И по этой причине король хочет, чтобы именно я работал с вами.

– Надеюсь, он фиксировал свое расследование хотя бы в виде каких-либо докладных записок?

– Он не только отчитывался передо мной устно, но и вел довольно подробный журнал, который я регулярно получал и почитывал, чтобы понимать направление его действий. Не знаю, как сказать, я довольно далек от специфики полицейской работы… Но выглядели его поступки и решения, порой, довольно странно. Тем не менее, благодаря его расследованию я знаю, в общих чертах, что произошло.

– Об этом мы тоже поговорим, позже, – князь тоже собирался с мыслями. – А пока, виконт Тамберсил, расскажи, что известно тебе и, следовательно, что вообще знают об этом деле при дворе.

– В канцелярии его величества, – поправил князя Оприс, как ни скромен он был в своих повадках, но достоинства и своей действительной важности умалять не хотел. – При дворе знают мало, если вообще хоть что-то… Дело обстоит так. Более полугода назад, еще весной, к торговому дому одного из богатейших и влиятельнейших людей королевства месье Четомысла обратился сам король, приватным порядком. И под залог своего слова и расписок, скрепленных малой королевской печатью, попросил об очень крупном займе. По свидетельству наших агентов, Четомысл чуть не всех своих должников едва ли не ограбил, вывел все оборотные средства из собственных предприятий, но деньги все же собрал и передал их…

– Неужели настолько выгодные условия этого займа предложил… лжекороль? – спросил внезапно Густибус. И смутился, потому что вмешиваться в разговор он не должен был.

Оприс покосился на него, но все же ответил:

– Детали мне неизвестны, лучше будет спросить об этом Четомысла. Тебе, князь, – Оприс снова уставился на Диодора, – он не откажет в пояснениях. В общем так, воз со всеми деньгами исчез, попросту испарился не вполне понятным образом.

– Как именно, сьер Оприс? – вкрадчиво спросил Диодор, который решил все же, именовать своего посетителя как он привык, по имени.

– По словам самого Четомысла, и по свидетельству тех его служащих, которых расспросил Апель, в условленный заранее, чрезвычайно засекреченный срок в главном здании его банка, едва ли не в хранилище его богатств, появилось несколько солдат одной из гвардейских рот короля под командованием лейтенанта.

– Что это за человек? – спросил князь.

– Лейтенант этот не раз проявлял свою верность королю и доблесть в службе. Известная фигура при дворе, и хотя поговаривают, что он кутила, гуляка и бабник, но… У нас таких много, эти недостатки не мешают ему оставаться одним из доверенных людей короля.

– Как он получил приказ исполнить свое дело? Письменно или?..

– Нет, по словам графа д`Атум, так зовут этого лейтенанта, король во время одного из его дежурств самолично подошел к нему и недвусмысленно приказал сделать то, что он и исполнил.

– Это был именно сам король и никто другой?

– Он в этом не сомневается, при дворе граф служит около шести лет, за это время он видел короля множество раз и в самых разных обстоятельствах, ошибиться он не мог. – Оприс снова вздохнул и сел свободнее, видимо, разговор утомлял или раздражал его, не каждый день государственному секретарю и магу кто-то задавал вопросы, на которые нужно было отвечать. Обычно все происходило наоборот, он спрашивал, а кто-то вертелся ужом на сковороде, чтобы ответы были правдивыми и в то же время понравились, хоть сколько-нибудь, виконту Тамберсилу. – И вот еще что – я ему верю. Можете положиться на мое магическое образование и умение, он не лжет.

– Так, – кивнул князь Диодор, – граф д`Атум забрал воз с этими деньгами, в окружении немногих солдат для охраны такой невероятной суммы, и увез?..

– Он перевез экипажи за двадцать лье от города, от Парса… – Оприс запнулся, мучительно замолчал даже. – Дальше начинается нечто невообразимое. В чистом поле, проверившись, чтобы вокруг не было даже работающих крестьян, граф д`Атум, выполняя волю короля, оставил возы с имуществом, отозвал своих солдат на расстояние до четырехсот шагов, то есть, чуть меньше четверти мили. Разумеется, он наблюдал с холма, что происходит. Из ближайшего леска неожиданно появились какие-то люди, которых за расстоянием он рассмотреть как следует не сумел, окружили весь обоз и угнали его… Разумеется, в неизвестном направлении. Проследить за ними графу было строжайше запрещено.

– Так исчезли деньги господина Четомысла, – подытожил Густибус, уже не стесняясь. – Произошедшее графа д`Атума не удивило?

– У него еще не было достаточного понимания необычности происходящего, чтобы… о чем-то всерьез беспокоиться.

– В самом деле? – спросил князь.

– Интриги в нашей части света, князь, особенно при дворе, вошли в поговорку, – уже с заметным раздражением отозвался Оприс. – Я понимаю графа, к тому же, по его словам, ему случалось выполнять не менее головоломные и необычные приказы, поэтому он не очень-то обеспокоился. Далее… Через три или четыре дня тот же лейтенант граф д`Атум таким же образом вывез деньги из банка другого нашего финансового магната – банкира барона Ротшеста.

– Сьер Оприс, – прервал его князь, спокойно и задумчиво, государственный секретарь даже не удивился этому, по-видимому он уже стал привыкать к излишне вольной манере этого разговора. – В какой момент граф д`Атум передал Четомыслу расписки короля?

– В его доме, перед тем, как увезти деньги. – Оприс едва заметно усмехнулся. – Без них Четомысл не выпустил бы этот обоз с деньгами из своего дома. – И он догадался, о чем думает князь, упредил его невысказанный вопрос своим ответом. – А лейтенант получил расписки из рук короля при получении этого странного распоряжения, то есть, за несколько дней до всей этой… финансовой операции, если ее так можно назвать. Расписки были письменным ручательством и гарантией правильности его собственных действий.

– Понимаю, – кивнул князь Диодор. – И с банкиром Ротшестом произошло то же самое, ты говоришь?

– Шаг в шаг, до последней буквы, как у нас говорят, – кивнул Оприс. – Только место, где он передал воз с деньгами банкира неизвестным людям, вынырнувшим неизвестно откуда в чистом поле, было уже другим. По возвращению в Парс лейтенант через королевского лакея получил в награду перстень с небольшим бриллиантом и мешочек с деньгами, которые следовало раздать солдатам, принимавшим участие в этом деле, такова обычная форма благодарности сюзерена за исполненное поручение в наших краях. Но все же он начал думать, сопоставлять… И лишь по прошествию нескольких месяцев, когда возникли слухи, что кто-то… заграбастал чрезмерную сумму, принадлежащую королю, он сходил с докладом к маршалу тет Рену, и тогда-то все это дело открылось.

– Следовательно, расписки короля находятся до сих пор у господина Четомысла и барона Ротшеста? – спросил Густибус, который тоже о чем-то усиленно размышлял.

– Разумеется, – отозвался Оприс. – Они от них не отказались, потому что, по их словам, виделись именно с королем, и то, что встреча эта произошла в сугубо приватном порядке, ничего не меняет. Тем более, что во время этих… визитов был подписан и указанными господами и… человеком, назвавшимся королем Фалемотом, генеральный договор, со всеми обговоренными условиями, который эти расписки всего лишь дополняют… В свое время, если преступление не будет открыто, договора будут предъявлены к оплате, вернее, к выполнению изложенных в них требований, и король… Король Фалемот вынужден будет их погасить, хотя не имеет к этим займам никакого отношения.

Оприс задумался ненадолго. Потом почему-то отчетливо разозлился, сделался красным, даже немного подался вперед, чтобы с еще большим жаром продолжить свою речь:

– Более того, Мер тет Никомед, секретарь Палаты пэров, как выяснилось, по прямому распоряжению короля тоже перевел деньги из государственного казначейства. Как он передал объяснение, якобы, короля Апелю Морштоку во время расследования – будто бы для реорганизации госслужбы, всех государственных структур. Передача денег была обставлена очень схоже с теми двумя случаями воровства под залог королевских расписок, и это так же объяснялось необходимостью секретности… Правда, тут был задействован и один из торговых домов где-то на севере страны, я там даже никогда не бывал… – Оприс Тамберсил нахмурился, сокрушаясь. – Разумеется, узнать кто и как украл деньги из казначейства, теперь не представляется возможным.

– Удивительно получается, – вздохнул батюшка Иона, – огромные капиталы, переходят из рук в руки как горстка денье на рынке, и никому в голову не приходит спросить самого короля, что это все значит?

– Ну, какие-то объяснения исполнители этих приказов все же получали, – высказался Густибус, обращаясь к батюшке. – Другое дело, что они оказались лживыми, но некоторое время они этих людей удовлетворяли, следовательно, для целей настоящего вора оказались действенными.

– Также, – вздохнул Оприс, – председатель Государственного совета и секретарь Палаты пэров королевства, Мер тет Никомед, один из самых доверенных людей его величество короля Фалемота чуть ли не лично, опять же по приказанию короля, вывез из различных замков короля и даже некоторой знати несколько возов посуды, сокровищ и дорогого оружия. Все это тоже испарилось. Замок, куда они это отправили, принадлежит королю, но каждый раз по дороге эти обозы перехватывались неизвестными людьми, они предъявляли письменный приказ короля и… уводили все эти богатства куда-то еще. Люди Мера Никомеда тоже не проявили по этому поводу беспокойства, потому что такие вещи происходили и ранее, правда не с такими громадными средствами… Далее настала очередь Тампы тет Копмуса Сасумонского, главного казначея и распорядителя двора его величества, – произнес Оприс хмуро и совсем негромко. – Король как-то вызвал его к себе, объяснил, что он хочет вложиться в некое немалое предприятие, то ли отправить куда-то корабли, которые следует отменно оснастить, то ли дать в долг кому-то, кто эти самые торговые операции осуществим… И отправил куда-то около полумиллиона ливров, уже из своей, королевской казны. Снова скрепив долговые бумаги малой королевской печатью… Эти полмиллиона ливров, преимущественно золотом, исчезли неизвестно куда, как и все остальные.