Текст книги "Самопознание"

Добавление 1947 года

1947 год был для меня годом мучения о России, это было. <…> Я пережил тяжелое разочарование. После героической войны процессы, происходящие в советской России, протекли не так, как можно было надеяться. Свобода не возросла, скорее наоборот. Особенно тяжелое впечатление произвела история с Ахматовой и Зощенкой. Диалектический материализм по-прежнему является господствующим государственным миросозерцанием. Таково направление господствующей группы Коммунистической партии, которая, во всяком случае, правит журналами и газетами. Журналы производят тяжелое впечатление. Радикально изменилось отношение к Православной церкви, она поставлена почти в привилегированное положение. Но сфера церковной жизни локализована, и свобода ее не означает свободы мысли. В России есть несомненно возрастающее религиозное движение. Христианские верования очень сильны в русском народе. В глубине русского народа происходят в результате пережитого опыта революции и войны очень важные духовные процессы, которые еще не могут себя выявить. Но вот что меня беспокоило и мучило. В официальной церковности, в высшей церковной иерархии преобладает консервативное направление, желание вернуться к XVI и XVII веку. Христианство понимается исключительно как религия личного спасения для вечной жизни. Тема, поставленная русской религиозной мыслью о социальном и космическом преображении, о новой творческой эпохе в христианстве, отсутствует. И это консервативное церковное направление как раз поощряется советской властью. Возрастанию национального чувства можно только сочувствовать. Но есть опасность национализма, которая есть измена русскому универсализму и русскому призванию в мире. Отталкивает также все возрастающий централизованный тоталитарный этатизм. С этим связано и то, что меня более всего мучило в направлениях, сложившихся в эмиграции за последние два года. Все определялось главным образом отношением к советской власти, или стопроцентным и безоговорочным ее принятием, или ненавистью к ней и отвержением всей пореволюционной России. Но отношение к русскому народу, к смыслу революции в исторической судьбе народа, к советскому строю не тождественно с отношением к советской власти, к власти государства. Я могу признавать положительный смысл революции и социальные результаты революции, могу видеть много положительного в самом советском принципе, могу верить в великую миссию русского народа и вместе с тем ко многому относиться критически в действиях советской власти, могу с непримиримой враждой относиться к идеологической диктатуре. Я чувствую себя очень одиноким в эмиграции, как раньше. Особенно отталкивает меня, когда очень ортодоксальные православные определяют свое отношение к советской России на основании принципа: «Несть бо власти, аще не от Бога». Слова апостола Павла имеют историческое, а не религиозное значение. Эти слова были источником рабства, низкопоклонства церкви. Мое критическое отношение ко многому, происходящему в советской России (я хорошо знаю все безобразное в ней), особенно трудно потому, что я чувствую потребность защищать мою родину перед миром, враждебным ей. Остается мучиться, не находя гармонического разрешения. В последнее время я опять остро чувствую два начала в себе: с одной стороны, аристократическое начало, аристократическое понимание личности и творческой свободы; с другой стороны, сильное чувство исторической судьбы, не допускающее возврата назад, и социалистические симпатии, вытекающие из религиозного источника. Я не могу не соединять в себе эти два начала.

Я продолжаю думать, что изменения и улучшения в России могут произойти лишь от внутренних процессов в русском народе. Так я думал и 25 лет тому назад и очень расходился с большей частью эмиграции.

* * *

Весной 1947 года Кембриджский университет сделал меня доктором теологии honoris causa. Это считается очень почетным. Ни в одной стране я не встречал такого сочувствия, такой высокой оценки моей мысли, как в Англии. В прошлом из русских докторами honoris causa были Чайковский и Тургенев. Это не столько ученая степень, сколько признание заслуг. Меня всегда не очень любили академические круги, считая меня философом слишком «экзистенциального» типа, скорее моралистом, чем ученым философом. Кроме того, я не теолог, а религиозный философ. Религиозная философия есть очень русский продукт, и западные христиане не всегда ее отличают от теологии. Я все-таки много писал о предметах божественных. Кембриджский университет и его теологический факультет считаются свободолюбивого направления, и потому он предпочел меня Карлу Барту и Ж. Маритену, кандидатуры которых тоже выставлялись. В июле месяце я был в Кембридже для получения доктората. Выдача доктората honoris causa таких университетов, как Кембриджский и Оксфордский, очень торжественная средневековая церемония. Надевают красную мантию и средневековую бархатную шапочку. В торжественном шествии в огромной зале, переполненной народом, в которой выдают докторскую степень, я шел в первом ряду, как доктор теологии, то есть высшей из наук. За мной, на некотором расстоянии, шли министр иностранных дел Бевен и фельдмаршал Уэвелль, бывший вице-король Индии, которые получили докторат права honoris causa. Все это мало подходило к моей природе и характеру. Я как будто со стороны смотрел на все это. Думал о странности своей судьбы. В эту же весну мне сообщили из Швеции, что я являюсь кандидатом на получение Нобелевской премии. Думаю, впрочем, что я вряд ли ее получу. Для этого нужно было бы сделать шаги, которых я не сделаю. Да и очень неблагоприятно, что я русский изгнанник. Я постоянно слышу, что я возведен в сан «знаменитости». С трудом поверят, как мало радости это мне дает. Я все-таки чувствую себя довольно несчастным, несчастным не по внешней своей судьбе, а по внутренней своей конструкции, по невозможности испытать удовлетворение, по непреодолимым противоречиям, по нелюбви ни к чему конечному, по склонности к тоске, по постоянному беспокойству. Со стороны внешней должен еще сказать. Я уже стар и утомлен жизнью, хотя еще очень молод душой и полон творческой умственной энергии. Но меня, как и моих близких, преследуют разнообразные болезни. Кроме того, я очень неумел в материальных делах, не способен извлекать выгоду из своей известности и постоянно испытываю материальные затруднения.

Осенью «Les Rencontres internationales de Geneve»⁴⁹ пригласили меня прочесть доклад и активно участвовать в собраниях. Это было начинание, заслуживающее сочувствия. Тема была «Прогресс технический и прогресс моральный». Это вопрос, о котором я много думал и писал. Я согласился, преодолевая невыносимые хлопоты о визах и прочем. Съехались выдающиеся intellectuels Европы. Женевские организаторы Rencontres принадлежат к «буржуазному» миру, и Швейцария, особенно романская, очень враждебна коммунизму. И тем не менее из девяти докладов два доклада были прочитаны коммунистами. Были и очень активные марксисты, не читавшие докладов. Это было проявление большой терпимости. Меня поразила та роль, которую играл марксизм в этих Rencontres. Одни излагали свой марксизм, другие критиковали марксизм, но все вращались вокруг него. Я почувствовал себя отброшенным на пятьдесят лет назад. И тут обнаружилось, до какой степени я могу быть признан специалистом марксизма, не только по знанию его, но и по внутреннему проникновению в него. Это марксисты признавали. Но я не думал, что придется еще критиковать материализм. В этом было для меня что-то элементарное. Я подумал, что мир переходит к элементарному. И, может быть, нужно пройти через это. Духовное движение, которое существовало и в России, и в Европе в конце XIX и начале XX века, оттеснено. В Rencontres были люди «спиритуалистического» направления и гораздо более высокого интеллектуального и духовного уровня, чем марксисты, но они не были в центре внимания. Это очень характерно для эпохи. Сам я играл довольно активную роль, мой доклад привлек даже самое большое количество слушателей. Но роль моя связана была главным образом с тем, что я хорошо знаю марксизм, критиковал марксистскую философию, но признавал в марксизме некоторую социальную правду. Я не чувствовал себя вполне легко и свободно, не мог слишком ударять по марксизму, так как все время чувствовал мир, в отношении которого марксизм был прав. Впрочем, все почти признавали, что капиталистический строй осужден и рушится, но хотели, чтобы дух не был угашен. Ответы марксистов на критику философски были очень слабы. Но за ними чувствовалась сила, организованный, волевой напор. По сравнению с этим историческое христианство не имеет витальной силы, которая у него была в прошлом. Это вполне совпадает с моими мыслями о духовном кризисе мира. Но трудно сделать понятными мои мысли, слишком элементарна среда, которая сейчас имеет силу. Я опять остро почувствовал, до какой степени я одиночка. Я не могу выступать и от организованных религиозных конфессий. Я обращен к векам грядущим, когда элементарные и неотвратимые социальные процессы закончатся. Основное противоречие моей жизни всегда вновь себя обнаруживает. Я активен, способен к идейной борьбе и в то же время тоскую ужасно и мечтаю об ином, о совсем ином мире.

Примечания

1 Впервые книга «Самопознание» была издана в Париже в 1949 году вскоре после смерти автора. При этом (частично по указаниям самого Н. А. Бердяева, содержащимся на полях рукописи, частично по усмотрению редактора, его свояченицы Е. Ю. Рапп) из нее были изъяты довольно значительные отрывки, часть которых впоследствии была опубликована отдельно, но без указания точного местонахождения в тексте. То есть в своем печатном виде книга содержала явные отклонения от автографа, что, в свою очередь, вызвало неизбежные для сохранения связности изложения перестановки частей текста. Кроме того, редактором первого издания была проведена не всегда удачная стилистическая правка рукописи, а в некоторых случаях добавлены предложения и абзацы, почерпнутые из других сочинений философа или личных бесед с ним. Наконец, в книгу вкрались досадные погрешности, связанные с неверным прочтением в рукописи отдельных слов, с опечатками и случайными пропусками предложений.

Во втором, исправленном издании (Париж, ИМКА-Пресс, 1983) выпущенные отрывки были напечатаны в виде приложения к книге.

Настоящее издание является первым полным воспроизведением авторского текста «Самопознания». Оно подготовлено по рукописи, которая хранится (в соответствии с завещанием Бердяева) на его родине (ЦГАЛИ. Ф. 1496. Оп. 1. Д. 36). В нем сохранены особенности авторской орфографии и пунктуации. Сокращенные или недописанные Бердяевым слова в настоящем издании даны полностью, неразобранные слова обозначены отточиями в угловых скобках.

2 Дневник Амиеля… – произведение швейцарского писателя и философа XIX века Анри Амиеля (1821–1881).

3 «Journal» А. Жида – «Дневник» французского писателя Андре Жида (1869–1951) охватывает период с 1889 по 1949 год; при жизни Бердяева выходил частями.

4 «Я никогда не достигал в реальности того, что было в глубине меня» (фр.). Цитата из книги «Обретенное время», входящей в цикл романов Марселя Пруста (1871–1922) «В поисках утраченного времени».

5 Строки из стихотворения М. Ю. Лермонтова «Ангел» (1831).

6 …«лица необщее выражение» – неточная цитата из стихотворения Е. А. Баратынского «Муза» (1829).

7 Complex d’infеriorite – комплекс неполноценности (фр.).

8 «Замогильные записки», мемуары французского писателя Шатобриана (1768–1848).

9 «Мое развитие никогда не определялось стремлением к чему-то конкретно, а всегда было направлено за его пределы, к другому» (фр.). Морис Баррес (1862–1923) – французский писатель.

10 «Sartor Resartus» – «Трудолюбивый крестьянин», произведение английского философа, историка и публициста Томаса Карлейля (1795–1881).

11 … я прочел книгу Roger Secretain… – Бердяев цитирует главу «Еретик» из книги Р. Секретена «Пеги, солдат свободы» (а не «истины»): «Мы из тех особых свободолюбцев или вольнодумцев, которые не приемлют никакой власти». Эта фраза из книги «Для меня» продиктована психологией, а не доктриной. Когда Пеги сказал ее, в 1900 году, он говорил не как воинствующий социолог, а как Пеги-человек обо всей своей жизни. Анархизм его тайная привязанность. Он, конечно, не нигилист, не разрушитель. Он ненавидит легкий путь. Он на позитивной, восходящей стороне анархии. Но самая большая страсть и сила притяжения влечет его к принципу свободы. Неподчиняемость этого парадоксального последователя заключается в принятии лишь внутренне и свободно избранного принуждения. Говорили о какой-то партии Пеги: это партия, в которой он был бы один. Я не вижу для него такого последователя, с которым он вскоре не порвал бы или которого сам бы не вдохновил на разрыв… Этот бунтарь, отрешенный, еретик из инстинкта и гордости таков, что он добивается власти, будучи не в силах переносить над собой опеку. Как гражданин, он не может защищать буржуазное государство (или даже просто государство). Как воинствующий революционер, он не может терпеть указку доктринального и политиканствующего социализма. Как мыслитель, он не может подчиниться метафизике социологов интеллектуальной партии… Неприятие любой земной тирании влечет его к Богу; при условии, однако, что этот Бог – тоже свободолюбец и вольнодумец, почти анархист: «Спасение, которое не было бы свободным и не исходило бы от человека свободного, ничего не сказало бы нам», – говорит Бог – Пеги в «Невинных святых» (фр.). Пер. Н. А. Полторацкого.

12 «Nourritures Terrestres» – «Земная пища» (фр.), роман Андре Жида.

13 Ressentiment – злопамятство; злоба (фр.).

14 Conversion – обращение (фр.); в дальнейшем Бердяев пользуется латинской формой этого слова – convection.

15 Homo mysticus – человек мистический; homo religiosus – человек религиозный (лат.).

16 Dasein – человеческое бытие: Sein – бытие; Existenz существование (нем.).

17 Urgrund – причина, изначальный мотив (нем.).

18 Gott – Бог; Cottheit – Божественность (нем.).

19 «Esprit et liberté» – «Дух и свобода» (фр.).

20 Sturm und Drang – буря и натиск (нем.); так называлось литературное движение в Германии в конце XVIII века.

21 Aufhebung – снятие; упразднение (нем.).

22 Est-ce un monsieur… – это господин или не господин? (фр.).

23 Communauté – сообщество; коллектив (фр.).

24 «В жизни нет ничего прекраснее, чем любовь, и ничего правдивее, чем страдание» (фр.). Альфред де Мюссе (1810–1857) – французский поэт-романтик.

25 «Ты царь, живи один…» – неточная цитата из стихотворения А. С. Пушкина «Поэту» (1830).

26 Лидия – Лидия Юдифовна Бердяева, урожденная Трушева (1874–1945).

27 Женя – Евгения Юдифовна Рапп (1875–1960).

28 Union pour la vérité – «Союз истины» (фр.). О декадах в Понтиньи см. дальше. С. 321–325. – С. 185.

29 Mysterium tremendum – ослепляющая тайна (нем.) – выражение немецкого теолога и философа религии Рудольфа Отто (1869–1937).

30 «Александр, если ты будешь продолжать, я уйду» (фр.).

31 «Я знаю, что без меня Бог не может прожить ни одного мгновения, превратись я в ничто, он, лишившись меня, испустит дух» (нем.).

32 Nordischer Mensch – северный (скандинавский) человек (нем.).

33 «От ликующих, праздно болтающих…» – неточная цитата из стихотворения Н. А. Некрасова «Рыцарь на час» (1860).

34 «Deutschland ist verloren» – «Германия пропала» (нем.).

35 Receptions – прием; встреча (фр.).

36 Cher ami – дорогой друг (фр.).

37 A bientot… – до скорой встречи (фр.).

38 «Esprit» – «Дух» (фр.); «Ordre Nouveau» – «Новый порядок» (фр.).

39 Causeur – собеседник; человек, владеющий искусством беседы (фр.).

40 «Cinq meditations sur l’existence» – «Пять размышлений о существовании» (фр.).

41 Pneumatique – вид почтовой связи (фр.).

42 «Chien mechant» – «Осторожно, злая собака» (фр.).

43 Sensualite – чувственность (фр.).

44 Le moi est haissable – я себе ненавистен (фр.).

45 «Он подменяет в какой-то степени чувства, которые действительно испытывает в те моменты, о которых рассказывает, чувствами, которые появляются у него в тот момент, когда он пишет» (фр.). Шарль Огюстен Сент-Бёв (1804–1869) – французский критик.

46 Бердяев не совсем точно цитирует стихотворение Ф. И. Тютчева «Silentium!» (1830, 1854).

47 «Si le grain ne meurt» – «Если зерно не умирает» (фр.).

48 Point d’honneur – дело чести (фр.).

49 «Les Rencontres Internationales de Geneve» – «Международные встречи в Женеве» (фр.), организация ученых и деятелей культуры.