Текст книги "Роман от первого лица"

Как можно забыть Виктора Ивановича с его знанием стихов Пушкина?

– Мама буквально вытолкала меня в Университет на факультет журналистики. И все из-за него. Наговорил матери о моем особом слоге.

Комиссар сказал: «Живите пока, студенты», и мы ушли. Ни Толя, ни я не выразили желания «посидеть» где-нибудь. Далеки были наши интересы в то время.

Я увлекся спортивным туризмом. Ходил зимой в бассейн. Толя в студенческие годы начал уже печататься. Его очерки публиковали и заводские, и областные газеты. Он состоял членом литературных объединений и семинаров. На семинарах Даниила Гранина обсуждали его стихи и рассказы.

Вот и посудите, о чем бы мы могли говорить за рюмкой чая?

Вступительные экзамены. Сколько нервных клеток разрушают они у большинства абитуриентов. Но не у Анатолия Поспелова: «Не наберу нужное количество баллов, пойду куда-нибудь работать. Не обязательно на секретный завод». Профильные экзамены сдаются в первую очередь. Это классическое сочинение. Устный русский. История СССР.

После того как ты успешно пройдешь первые испытания, тебе предстоит сдать творческий экзамен. Написать эссе.

Предлагались темы: Журналист – это ремесло или призвание? Или – Моя Родина. И так далее.

Анатолий выбрал самую странную тему – монолог вещи от первого лица.

Толя вспомнил старинный книжный шкаф, что стоял в кабинете отца. Есть где разгуляться фантазии.

Историю этого шкафа Анатолий знал по рассказу матери: «Он был тут, когда мы с отцом поселились. Я сначала хотела выбросить его на помойку, но потом передумала. Во-первых, отцу требовалось все больше книг. Во-вторых, мастер, который ремонтировал у соседки комод, сказал, что этот шкаф старинный. Что он из ценных пород дерева, и что, если его чуть-чуть починить и ему цены не будет».

Сочинение Анатолий Поспелов написал раньше всех. Но он не спешил сдать работу в комиссию. Перечитал еще раз. Проверил синтаксис. На этом многие «срезаются», так подсказал один добрый человек. Переписал начисто и только тогда сдал сочинение.

– Вы не поторопились, юноша? – спросила дама из комиссии в очках и с модной прической «Бабетта идет на войну».

– Нет, мадам, – с улыбкой отвечал юноша Анатолий.

Дама ответила еще более теплой улыбкой.

Как на сочинение, так и на устный экзамен, Анатолий шел без волнения. Спокойный и веселый. Почему ему не быть веселым? Позавчера, когда он пришел в университет, дама в очках и с модной прической на голове шепнула: «У Вас пять. Предлагаю отметить в кафе-мороженое».

Пускай Анатолий скоро «стукнет» восемнадцать, но природная скромность и воспитание не позволит ему поведать о подробностях свидания с дамой из Приемной комиссии.

Я же просто обязан для полноты картины в нескольких словах рассказать об этом.

Сцена в кафе. За столиком в самом дальнем углу двое. Анатолий и дама с прической «Бабетта».

– Анатолий, не задирайте носа. Ваше сочинение похвалил мэтр нашей журналистики, – дама назвала имя известного ленинградского журналиста.

Анатолию эта фамилия была незнакома. В те дни Анатолий Поспелов был увлечен другим журналистом – американским репортером писателем Эрнестом Хемингуэем. Но тот факт, что его сочинение оценил профессиональный журналист, льстило молодому человеку.

Пройдут года, и имя Поспелов станет известно широкому кругу читателей, и будет автор лауреатом многих премий и станет орденоносцем, а добрые слова идущие от товарищей по цеху ему будут приятны. Анатолий Иванович не будет читать рецензии критиков: «Они для того и созданы природой, чтобы препарировать наши произведения. Они подобны патологоанатомам».

Если маститому писателю приятны добрые слова о себе, то, что же говорить о юноше абитуриенте?

– Вы меня не предайте. Я не имела права говорить Вам это, – дама двадцати пяти лет от роду хлоп, хлоп ресницами и глазками в сторону Анатолия.

– Никогда! – пылко отвечает Толя и хватает руку дамы.

– Ой, что Вы? Вы мне руку оторвете. Да и неудобно. Люди тут.

– Пускай, – пылает юноша, – Вы чудо!

– Пойдём отсюда. Люди смотрят.

В кафе кроме них из посетителей нет никого, а буфетчица занята собой и ей нет никакого дела до парочки в углу.

Жаром встретила улица пару. С еще большим жаром на лице вышел из двора колодца домов на Девятой линии Василевского острова Анатолий Поспелов, часом назад ставший мужчиной.

– Мать! – Иван Иванович удачно провел занятия с офицерским корпусом. Читай между строк, дружеское застолье, – Наш Анатолий еще и студентом не стал, а его писульки сами столпы советской журналистики хвалят.

Анатолий, курящий на балконе от материнских глаз подальше, не удержался и только что похвастался перед отцом. Его эссе «Мой шкаф» читали все комиссией. Это Анатолию рассказала дама в очках: «Некоторые места мы даже перечитывали». Жарко шептала Бабетта юноше в ухо. Как же не похвастать перед отцом.

– Иван Иванович! – Валентина переходила на Вы с мужем тогда, когда сердилась сильно на него, – Вы несправедливы к сыну. Мальчик показал, что он способен учиться в Университете, а Вы смеете смеяться.

– Ах, какие нежности. Сын! – опять с протяжным «ы» зовет Толю Иван Иванович.

– Тут я, отец, – Анатолий комедийно вытягивается по стойке смирно.

– Вольно. Садись. Поговорим, как мужчина с мужчиной.

– Как коммунист с комсомольцем, – продолжает шутливый тон Анатолий.

– Святое не трогай. Я в партию вступил в сорок третьем. Немцам мы тогда сильно хвост поприжали под Сталинградом, но он был ещё силен. Мы в партию шли не за должностями, а по зову сердца и долгу перед Родиной.

– Прости, – сник Анатолий.

Зато мама его полна боевого пыла.

– Теперь, по какому поводу праздник в В/Ч № NNNNN? – Валентина Ивановна несет майоликовую посудину, над которой клубится ароматный пар.

– Долма, – вожделенно говорит полковник Поспелов.

Крепки его воспоминания о службе в Азербайджане. Там ему было присвоено первое звание старшего офицера. Там он впервые после войны отдал приказ бойцам стрелять на поражение. Сорок шестой год. Не родился еще Анатолий, и Валя еще ему не жена. В Талышских горах Азербайджана русских женщин не было. Были горные бараны, были старцы. Архары и архаровцы были. Но русских женщин там не было.

С молодой женой майор Поспелов приедет в Азербайджан, когда их сыну исполнится уже пять лет. За год до смерти Сталина. Друзья однополчане тепло и радушно встретят своего по-настоящему боевого товарища. Тогда и будут угощать их долмой.

– Долма, – вторит жена, и продолжает все также сурово, – А водки тебе сегодня не будет.

– И не надо, – по-детски надув губы, отвечает на запрет водки Иван Иванович.

Долма вкусна, сочна. Она источает ароматы Востока.

– Мама, а по какому случаю у нас долма?

– Как раз по случаю твоего успеха. Мне сведущий человек сказал, если сданы на отлично профильные экзамены, то можно считать что человек принят в университет.

– Не скажи. Экзамен по истории СССР еще надо сдать на отлично.

Иван Иванович как в воду глядел. По истории СССР Анатолий получил оценку «три». Полный конфуз. Не надо думать сходу, что в школе ученик Поспелов по этому предмету не успевал. Напротив! Тот же литератор товарищ Прозоров отмечал хорошие знания истории у Анатолия Поспелова. Учитель истории у учителя литературы в друзьях был. Они часто обсуждали дела учебные. Делились мнениями. Оба сходились во мнении, что ученик Поспелов хорошо знает предмет и умеет его доходчиво излагать.

Знал историю СССР Анатолий, а получил трояк.

– Ты на грани, – опять жарко шептала дама в очках в ухо Анатолия, – Надо что-то делать.

И Анатолий холодно отвечал ей: «Не примут, так пойду на автозаправку работать. Сегодня видел объявление на тоске „требуются“. Потом отслужу. А писать все равно буду».

В Анатолии открылась жажда писать. Сколько вокруг тем! А люди? Так и просятся под перо.

– Нет. Ты постарайся. За тебя просит, – дама в очках опять называет имя именитого журналиста, – Я тебе дам ответы на один билет и подскажу, как его найти, – еще жарче шепчет дама, и Анатолий ей отвечает также жарко.

Забегу немного вперед. Вечером мама, подав сыну ужин, приглядится к нему и скажет тайком от сына мужу: «Кажется, наш Толя влюбился».

Оставшиеся экзамены, а это был экзамен по английскому языку и география, Анатолий сдавал, как говорят «на автомате». И автомат тот сработал. Английский «пять». География «четыре».

Если бы не прокол с историей. Если бы, да во рту росли грибы.

Жара сменилась сначала приятным теплом. Потом, как это часто бывает в нашем городе, подули ветра с северо-востока, и стало прохладно. Не было дождей, но это не радовало.

А Анатолия в те дни радовало все. Он находился в эйфории чувств обуреваемых им. Его любит, так ему казалось, женщина. И какая! Ослепление юноши впервые увидевшего обнаженное женское тело. И неважно, что тело то далеко от совершенства, что в свои двадцать пять лет дама успела сильно «потрепаться», и нет в её облик свежести молодости. Анатолий ослеплен!

Дама в очках и с модной прической «Бабетта», двадцати пятилетняя жена шофера такси, обладая авантюрным характером, искала приключения – «я его протолкну на журфак, тогда этот заносчивый тип утрется слезами». Имеется в виду аспирант с кафедры, который посмел отказать ей в близости.

На дополнительный экзамен по истории СССР абитуриент Поспелов явился во время. Но одет юноша был весьма вольно. Спортивные брюки и ковбойка. На ногах кеды. Принимавший экзамен преподаватель глянул на наряд Анатолия. Не сказал ничего, но скривил такую мину, что сразу стало ясно, что он категорически не одобряет такое явление на экзамен. Но сам мэтр попросил принять у него экзамен.

Вот он, меченый билет. Анатолий нарочно берет другой. Юноша уже в азарте схватки – профессор и он.

Другой билет вытащен назло себе. Подглядывающая в приоткрытую дверь дама в очках всплескивает руками.

– Вам уже аплодируют, – иронизирует преподаватель.

Анатолий преподавателя не слышит. Вопросы билета ему знакомы досконально. Но навалила на юношу зубная боль. Не надо было утром выходить на пробежку в спортивных трусах. У кого горло болит при простуде. У кого насморк начинается. А другой кашлять станет. Это у «тех». А у нашего героя зуб заболел. Тот, у кого зубы не боли никогда, нас не поймет.

Стиснув зубы, Анатолий пишет на листах из тетради в линейку начальной школы тезисы ответов. Тридцать минут, и он готов. Мог бы и быстрее, если бы не эта чертова боль зубная.

В аудиторию Анатолий Поспелов вошел ровно в девять утра семнадцатого августа шестьдесят пятого года. Отмечу эту дату. С неё практически началась студенческая жизнь Толи Поспелова.

– Не понимаю, как Вы могли у меня же схватить тройку? Мало того, что Вы владеете материалом, Вы и превосходно его преподносите. Я веду семинары в каждую последнюю субботу месяца. На две недели еду с группой студентов на Селигер, но думаю к двадцать восьмому числу вернусь. Милости прошу, – профессор назвал номер аудитории.

– Пять! – торжествующе говорит Анатолий даме в очках. Обзову её, наконец. Пускай у неё будет имя Беата. Бабетта на голове. На устах Беата.

Анатолий говорит радостно, а лицом выражает страдания.

– Это хорошо! Идем, отмечать! – Беате не терпится разделить радость с Толей.

Анатолий идет. Куда денешься? Она же все так хорошо устроила. Ему бы сейчас домой, да к маме. Так болит зуб. Но он идет с Беатой. Идет в дом на Девятой линии, где одно окно комнаты Беаты выходит во двор колодец и до противоположной стены из того окна рукой можно дотянуться. В комнату, доставшуюся ей после развода с первым мужем. Ей восемнадцать, ему двадцать. Какой брак? Год прожили, как кошка с собакой – кто главнее, и разошлись.

Назвал даму Беатой так, наобум, а, оказалось, попал в точку. Дама в очках и вправду блаженная. Её восторгам нет конца. Её ласкам тоже не было бы конца, если бы на Анатолия опять не навалила зубная боль. Есть такое понятие – доминанта.

Был бы Анатолий чуть больше эрудирован в вопросах медицины он бы знал, что доминанта, это устойчивый очаг повышенной возбудимости нервных центров, при котором возбуждения, приходящие в центр, служат усилению возбуждения в очаге, тогда как в остальной части нервной системы широко наблюдаются явления торможения.

Скажите, мудрено. Поясню, как могу. Начатая Беатой и Анатолием сексуальная игра, «послужила усилению возбуждения в очаге». Надеюсь, вам не надо уточнять, что это за очаг?

Ушло это самое «возбуждение в очаге» и зубная боль вернулась. С утроенной силой.

Домой Анатолий приехал с перекошенным от боли лицом.

Отца дома не было.

От себя скажу. В те дни, когда у младшего Поспелова решался вопрос, быть или не быть студентом ЛГУ, а полковник Поспелов стоял перед дилеммой – соглашаться или не соглашаться переходить на службу в Артиллерийскую Академию, в моей семье решался другой, не менее важный для нас вопрос. Отцу предложили путевку по линии Министерства в Болгарию. Одну и на одно лицо!

– Что ж, – без тени обиды говорила мама, когда отец объявил о своей поездке в Болгарию.

Закончив первый курс достаточно успешно, «подвела» начерталка, я решал свой насущный вопрос – куда мне податься на каникулы

Честно говоря, наша семья принадлежала к тем, о которых было принято писать – среднеобеспеченные. Маме надо обязательно побывать в Ессентуках. Попить водички. Папа в Болгарию едет. Тоже нужны деньги.

– Сын, а что если тебе поехать к Прасковье Павловне. Я договорюсь, – добрая душа мой папа. Я вспомнил лязг зубов и пыль, забивавшая нос при езде на грузовике по проселочной дороге.

– Спасибо, папа, но я решил ехать со стройотрядом, – такое решение мне пришло, точно помню, спонтанно и под воздействием воспоминаний поездки в деревню к Прасковье Павловне.

– Что за отряды? – всполошилась мама, у которой слово отряд ассоциировалась с отрядом в исправительной колонии. Был эпизод в её жизни, когда ей пришлось поработать врачом в ИТУ.

– Думаю, дорогая, наш сын во что-то противоправное не вступит. А ты поведай нам с мамой, куда ты лыжи навострил.

Пришлось мне рассказать о студенческих строительных отрядах.

Если начал, то продолжу курс просвещения. Итак, решение о создании первого студенческого отряда было принято 13 октября 1958 года на IX-й отчётно-выборной конференции комсомольской организации физфака МГУ. Моментом возникновения студенческих отрядов принято считать весну 1959 года, когда 339 студентов-физиков Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова поехали на Целину в Северо-Казахстанскую область (Булаевский район), где построили 16 объектов, выполнив объём работ на сумму 250 тысяч рублей. За лето им удалось построить 12 жилых домов, телятник, два птичника и крольчатник. Вскоре на Целину стали прибывать студенты и из других вузов.

Я не буду летом строить коровники. Я поеду проводником поезда дальнего следования.

Но об этом, если станется, расскажу позже. Сейчас мой рассказ о лете шестьдесят пятого года, и как оно закончилось для Анатолия Поспелова.

Увидев сына в таком состоянии, Валентина Ивановна решила – провалил и на этот раз экзамен по истории СССР.

– Умойся и иди за стол. Я рагу приготовила. Как ты любишь, – и добавила, когда сын был уже в ванной, – Ничего, папа что-нибудь придумает с армией. Есть войска ПВО, а там можно служить в штабе. Планшетистом, к примеру.

– Брн, брн, – бормочет сын из ванной

Плохо стало мальчику. Волнуется мать и идет к сыну. Тот стоит, склонив голову набок, и полощет зуб.

– Зуб заболел? – меняется тон мамы, – А что я тебе говорила? Одевайся теплее. Мало ли что лето. У нас и летом снег может выпасть.

Валентина Ивановна заставила сына прополоскать зуб содой. Фу, какая гадость! И, когда боль немного утихла, также заставила поесть рагу.

– А теперь говори свои брны. Что это значит?

– Пять и профессор похвалил за изложение материала, – опять Анатолий хвастает. Теперь перед матерью.

– Это хорошо. А наш отец уходит из части. Его в Академию направляют служить. Ему это что нож. Говорит, служить в Академии все равно, что на гражданку уйти.

– Пускай отдохнет от всяких учений, сборов. Не мальчик уже, – совсем по-взрослому говорит Анатолий, у которого зуб перестал болеть. Отогрелся гад.

– Ты о себе думай.

Анатолий видит, что-то матери неймется. Перепады давления, постоянные ветры отрицательно сказываются на самочувствии женщины, страдающей стенокардией. Тревоги о муже и сыне не добавляют здоровья не старой еще женщине. Да что там, старой!? В сорок шесть лет многие женщины начинают новую жизнь.

Уж коли обозначил сие писание, как роман от первого лица, то просто обязан давать кое-какие пояснения. Естественно, исходя из собственного опыта жизни.

Случилось это со мной в год моего пятидесятилетия. НИИ, в котором я проработал почти тридцать лет, развалился. Нет, он не престал существовать, как юридическое лицо. Но как научный центр союзного значения институт исчез с небосклона наук. Теплилась жизнь в одном отделе. Руководить организацией, где наука существует на правах золушки, я не желал. Был момент, когда я был готов бросить все к черту и уйти, как многие в так называемый бизнес.

Мелькнет подленькая мысль, и тут же слышу отца: «Наш род испокон века служил. Были минуты, когда казалось, всему конец, но наши с тобой сын пращуры бились до последнего. Наука, куда пошел, тоже битва».

И я остался. Остался ради десяти моих товарищей по науке. Как принято ныне говорить, коллег.

Первый раз я услышал, как это обращение употребили широко на публике, когда наше «новое и свободное» телевидение передавало в прямом эфире ход съезда народных депутатов. Я смеялся, глядя на лица партийных чинуш, которых профессор юриспруденции называл: «Коллеги». Позже я узнал, как Олег Попцов, наш ленинградский лесовод и комсомольский секретарь, а позже создатель того самого «свободного» телевидения со скачущими конями назвал съезд: «сборище дилетантов».

Итак, я остался руководить тем, что осталось от НИИ.

Шесть лет, как нет той страны, что, говоря без дураков, меня взрастила.

Скажете, – тебя родители, прежде всего, воспитали. Не возражаю. Но и они «продукт» того времени. Времени построения социализма в отдельно взятой стране. Времени «чудо» XX века ГУЛАГ, а. Времени великих свершений и не менее великих преступлений. Вспомним слова Козьмы Пруткова: «зри в корень».

Мне пятьдесят. Отмечать юбилей нет никакого желания. И что скрывать средства ограничивали наши с женой «потребности». Что говорить, если Лена починяла колготы.

Государства практически прекратило финансирование науки. Нашему НИИ выделялось столько средств, что я трудом хватала на поддержание в рабочем состоянии здание кое-какое оставшееся оборудование. Об обновлении основных фондов и закупке нового оборудования за рубежом говорить не приходится. Зарплату научным работникам и ту выплачивал от случая к случаю. Трудились мои научные мужи и женщины исключительно на энтузиазме.

Мое тогдашнее моральное состояние можно было характеризовать, как преддепрессионное. День начинался не с решения вопросов перспектив научных разработок, как это бывало прежде, а с совещания с завхозом. Ненаучной «единицей». Второй такой единицей был бухгалтер.

– Товарищ директор, стар я стал для такой работы, – заявил однажды Михаил Зиновьевич. Бывший полковник строитель. Он строил спецсооружения на Новой Земле для испытания самой мощной ядерной в мире бомбы. Это благодаря его сначала удивительной способности влезь в душу любому бюрократу. И в новых экономических условиях, мать их в дышло, Михаил Зиновьевич умудрялся содержать здание, к слову сказать, памятник архитектуры XIX века, в приличном состоянии. Во всяком случае, зимой мы не мерзли, а в дожди ведра не подставляли.

– Можно сразу закрывать нашу лавочку. Без Вас мы замерзнем и потонем.

– Товарищ директор, плохо обо мне думаете. Нас как учили? Желаешь уволиться, готовь замену себе. Если прикажете, завтра и представлю себе замену.

С моей стороны было бы несправедливо задерживать ветерана. Ему впору премию выдать. Да с каких шишей?

Завтра с самого начала рабочего дня на меня навалились заботы. Надо было урегулировать вопросы аренды тех помещений, что высвободились в результате прекращения научных работ. Аренда. Вот источник наших доходов.

К одиннадцати часам утра моя голова, привыкшая оперировать формулами и расчетами прочностных характеристик судов, начала закипать. «Нет», сказал я себе, «Никуда я не отпущу Михаила Зиновьевича. Нас отсюда вынесут вперед ногами вместе».

Наверное, последнюю фразу я произнес вслух, потому что вошедший тот самый Михаил Зиновьевич молвил с присущей только ему ироничной улыбкой.

– Отсюда мы если и уйдем, то победителями. А с Вашей новой помощницей еще и под фанфары.

Следом за моим верным помощником товарищем Фридманом вошла женщина. Одета она была несколько странно. Брюки фасона бриджи. Сверху свободная рубаха цвета хаки. На ногах полусапожки на каблучке.

– Здравствуйте, товарищ директор. Меня зовут Зинаида Корзун. Я Ваш новый завхоз.

Лихо! А я что? Так просто тут штаны просиживаю? Моего одобрения не требуется?

– Я может быть, тогда пойду? Погуляю, – что мне сказать?

– Товарищ директор, это моя вина, – вступился за Зинаиду Корзун Михаил Зиновьевич.

Потом начались взаимные извинения, которые закончилось тем, что тут же подписал приказ, где первым пунктом освобождал М. И. Фридмана от обязанностей моего заместителя по общим вопросам. Вторым пунктом назначал на эту должность З. А. Корзун.

Немного подумав, я дописал третий пункт: «3. Выдать из фонда директора института товарищу М. И. Фридману премию». И неважно, какую сумму проставил я. Главное, это сам факт.

В семнадцать тридцать, когда охрана доложила, что здание взято по их контроль, мы, то есть Михаил Зиновьевич, Зинаида Александровна и я сели за стол. «Пропивать» премию Михаила Зиновьевича.

Несмотря на все наши институтские трудности, наше застолье было веселым.

Мужеподобное одеяние Зинаиды скрывало женственную, обладающую тонким чувством юмора женщину.

До одиннадцати вечера Зинаида веселила нас. Рассказывала старые анекдоты. Новые сплошь пошлость. Так просто, это мое замечание между строк.

Когда же она запела, я, признаюсь, забыл обо всем. Колдовство голоса.

– А где наш Михаил Зиновьевич? – первой спросила Зинаида.

– Правда, куда он делся? – глупо повторил я.

– Надо бы позвонить ему.

– А если его нет еще дома? Жена испугается, – как я был наивен.

Зинаида достала из холщевой сумки какой-то предмет.

– Чудо современной техники. Вам тоже купим.

Это был пейджер. Предвестник мобильных телефонов. Минута, другая и мы знали, что Михаил Зиновьевич уже дома и готовится ко сну.

– Боже мой! Вас, наверное, дома потеряли.

Елены в те летние дни дома не было.

– Вы не бросите женщину? – Зинаида легко встала и потянулась. Чертовка!

Так в этот день в мою жизнь на какое-то время вошла женщина, находящаяся в таком же возрасте, что мама Анатолия Поспелова. Валентине Ивановне в 1965 году было сорок шесть. Зинаиде ровно столько же.

Для полноты «картины» мне, пожалуй, надо дать небольшую справку. Вот, что написано в одной «умной» книге – женщины в возрасте от 40 до 49 лет более решительны – в отношениях, карьере, в том, как они развлекаются. Дело в гормонах. После 40 лет уровень эстрогена и тестостерона в организме женщины снижается все быстрее, но тестостерон падает не так быстро, как эстроген. Так что она становится почти, что мужиком в юбке (наряд Зинаиды!) – более прямолинейной, целеустремленной, твердой в своих решениях, возможно, более смелой и независимой

Женщины в группе «40—49» любят секс. Каждая вторая готова к сексу прямо на первом свидании. Как говорят на флоте: «Стоп, машина!».

Стенокардия стенокардией, но и жить хочется. И не просто жить, а жить с любовью. Все чаще думает об этом Валентина Ивановна: «Муж по уши в служебных заботах. Сын, вот студент. Журналистом станет. А у меня все одно – работа, дом, дом, работа». Как будто у девяноста девяти процентов женщин жизнь другая.

Вчера в трамвае мужчина заговорил с Валентиной Ивановной. От него попахивало спиртным. Но не пьяный он был. Почему мужчине не выпить с друзьями после работы?

Девяносто девять процентов женщин думают так. Мужа надо держать в трезвости, а что касается симпатичных попутчиков, соседей по дому отдыха и других не менее симпатичных мужчин то тут все эти проценты снисходительны. Особенно, если сами женщины находятся в возрастной группе «40—49».

– Тебе, мама в санаторий надо. Пускай ваш профсоюз тебе путевку даст.

– Как же. Они дадут. Догонят и еще поддадут. У них очередь.

– Очередь. А где у нас нет очереди? Ты и встань в эту очередь.

Точно подмечено Анатолием Поспеловым. На холодильник очередь. На импортную мебель очередь. На ковер и там очередь.

В продовольственных магазинах очереди везде. Если отдел самообслуживания, то очередь будет в кассу. Даже если организовано не одно рабочее место кассира, то работать будет одно.

Захожу на почту. Отправить заказное письмо. Никого у окошка. Стоило мне сделать шаг к нему, как женщина, что работает за этим окошком, куда-то уходит. Не было никого. Очередь за мной.

Такое заведение, как химчистка. Казалось бы, не дефицит, какой. Но и там, у стола приемщицы очередь.

– Товарищи семья, – начал как-то отец, – А не приобрести ли нам новый холодильник?

Старый холодильник «Ленинград» стал не удовлетворять возросшим потребностям. Мама отвечает отцу.

– А кто будет ходить ночью отмечаться на него?

Бросали жребий.

Мама рассказывала, что очередь, как явление появилась во времена правления Никиты Хрущева.

– Он провозгласил: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Многие поверили. А какое представление о коммунизме у обывателя? Самое примитивное. Говоря медицинским языком, алиментарное.

Что такое алиментарное, я в свои семнадцать лет не знал, но представлял что-то совсем простое. Простое и неприятное.

Очереди…

Примета времени.

Иван Иванович Поспелов был назначен на должность начальника Артиллерийской Академии в конце августа 1965 года.

Сын его стал студентом первого курса факультета журналистики ЛГУ им. А.А.Жданова в то же время.

На семейном совете эти два события было решено отметить.

– В ресторан, – предложил Анатолий, вспоминая рассказ Николая Пулкиннена об их походе в ресторан поплавок.

– Ни в коем случае. В ресторане все приготовлено не знамо как. На каком масле они жарят? – возразила Валентина Ивановна.

– Мать правильно говорит. Там и не погоришь нормально, – полковнику Поспелову крепко запал в память случай с одним из офицеров его части. Тот пообедал один раз в ресторане. Потом отписывался в спецчасти – с кем пил? О чем говорили? И прочая.

О загородном доме товарища Груздева вспомнили разом. Но первым озвучил эту мысли Анатолий.

– Мы так в бане у дяди Леве не попарились.

– Решено. Едем в субботу к нему. Всем быть готовым к отъезду в тринадцать ноль, ноль, – отдал приказ полковник Поспелов.

– Я-то отпрошусь. Мы люди штатские, а ты как? – спрашивает Валентина Ивановна мужа.

– В Горской все расскажу.

Отец ушел в кабинет. Мать сыну шепотом: «Кажется, наш полковник оставил свою часть».

Анатолий мотнул головой в знак согласия.

В поселок Горская семья полковника Поспелова приехала на этот раз тогда, когда некоторые сибариты садятся обедать. Иван Иванович никак не ожидал, что его боевой товарищ так обленился, что обедает в четыре часа.

– Не ждали? Прогоните? – шутливо спрашивает Иван Ивановича Льва Родионовича.

– Обедом накормлю и прогоню, – усмехается Лев Родионович, – и спать прогоню.

– Валя! Они в своем репертуаре, – тихо смеется Ядвига.

– Хохмачи.

Описанием застолий, прогулок гостей и их принимающих хозяев заниматься нет смысла. Ничего нового вы не узнаете. А вот бане стоит уделить несколько строк.

Не столько о бане, сколько о том, что за ней последовало.

Как обычно ходят люди в баню? Правильно. Женский день, мужской день. Если нет отделений женского и мужского. Какие могут быть отделения в маленькой баньке? Одно. Общее. Но не пойдут же культурные и воспитанные люди в баню гуртом. И женщины и мужчины.

Вопрос, в каком составе пойти в баню, решен был так – сначала идут женщины. Потом мужчины. А уж потом парами. Супружескими, естественно. И если останется сил и желание.

Когда мужчины выскочили из парилки и прыгнули в пруд, то силы женщин иссякли. О походе в баню парами речи уже не шло.

– С нас довольно, – заявила Ядвига на правах хозяйки.

Довольно, так довольно, согласилась Валентина Ивановна. Но где-то глубоко внутри её тлела надежда в парилке поговорить с Ядвигой о наболевшем.

Не желая повторяться о проблемах женщин из возрастной группы «40—49», посоветую вернуться чуть-чуть назад.

Одно теперь мы с определенной уверенностью можем утверждать, что и жену полковника Поспелова не минули проблемы сугубо интимного характера.

На этом мое повествование о поездке на дачу к полковнику в запасе Груздева семьи действующего полковника Поспелова я закончу.

Подведу итог. Анатолий поступил в ЛГУ и стал студентом журфака. Отец его Иван Иванович сменил место службы. Ныне он на генеральской должности.

Валентина Ивановна напрасно беспокоилась. Иван Иванович быстро адаптировался к новой службе. Более того, он нашел в новом деле свой интерес. Проснулся в полковнике теоретик военного дела.

– Представляешь, Валя, там такие возможности!

Валентина Ивановна с удивлением глядела на мужа. Как он восторжен. Помолодел. Как это и положено по природе женской натуры, она начинает подозревать мужа в измене: «Определенно завел себе пассию».

А полковник сидит рядом, ест приготовленное женой рагу из телячьих ребрышек и, нахваливая угощение, продолжает все так же энергично строить планы на свое профессиональное будущее.

– Чем я хуже штатских? Соберу материал, своих идей у меня полно и защищу диссертацию. Сначала на степень кандидата наук. А потом замахнусь и на докторскую.

Иван Иванович Поспелов к пятидесяти годам станет доктором военных наук. И не придется ему проходить традиционную процедуру защиты диссертации – степень доктора наук ему присвоят «по совокупности работ». И генералом он станет. Но не будет уже рядом с ним его в истинном смысле слова боевой подруги.

– Ты ешь. Не разговаривай. Подавишься еще, – так говорит жена и все сомневается, есть или нет у её мужа любовница.

Какой муж, придя домой, как-то скажет: «Милая у меня есть любовница»? Если он не совсем потерял рассудок, то никогда бы не стал даже намеком уведомлять жену о том, что у него есть женщина «на стороне». Он и лучшему другу ничего не скажет. А нам тем более.

Затронул эту «тонкую» тему касаемо товарища полковника Поспелова, и у самого затрепыхалось что-то где-то. Перескочил сходу тридцать два года и вот я опять в доме памятнике архитектуры XIX века и передо мной мой новый зам по общим вопросам Зинаида Корзун. Сегодня на ней бриджей и полувоенных полусапожек. Сегодня она одета как на вечер у Президента.