Текст книги "Прогулка"

Глава 3
Увидеть Париж и остаться в живых

Утром следующего дня компания отправилась осматривать город.

Они прогулялись по саду Тюильри, прошли под Триумфальной аркой на площади Карусель, миновали стеклянную пирамиду, обозначающую для космических пришельцев вход в один из главных музеев планеты, и оказались на набережной Сены.

– Bonjour mes amis, je vous salue à Paris, – вспомнила о своих обязанностях гида Марина. – Мы идем сейчас по мосту Пон-Нёф, который является самым старым мостом Парижа, но по иронии судьбы называется «Новый мост». И отправляемся мы на Ситэ осмотреть достопримечательности острова, с которого начинался Париж: Консьержери, Сент-Шапель и Нотр-Дам.

– Между прочим, на этом самом мосту, – вклинился Вик, – Сирано де Бержерак сразился с обезьяной. Только не герой комедии Ростана, а его прототип – поэт, гуляка и дуэлянт. На глазах изумленной публики Сирано заколол бедное животное, затеяв очередную ссору по поводу своего знаменитого носа. Обезьяна местного кукольника Бриоше, обученная изображать фехтовальщика, просто попала ему под горячую руку. Она была одета в камзол, вооружена шпагой без острия и даже умела принимать «четвертую позицию». Пышный воротник и шляпа с плюмажем скрывали большую часть лица. Сирано, краем глаза заметив еще одного противника в боевой стойке, молниеносным выпадом отправил обезьяну к праотцам. В общем, истинный офицер, который, перефразируя известную поговорку, пьет все что горит и протыкает все что шевелится. Наутро, едва продрав глаза, кукольник направился прямиком в суд, требовать возмещения убытков – не менее пятидесяти пистолей.

– И чем дело кончилось?

– Сирано защищался на процессе сам, в своей обычной нахальной манере. Он был готов компенсировать ущерб, но исключительно стихами либо обезьяньими деньгами. Суд, конечно же, встал на сторону аристократа и не только отказал Бриоше в иске, но и запретил тому впредь шляться с переодетыми обезьянами, чтобы не смущать порядочных людей.

Они подошли к стоящей на середине моста конной статуе Генриха IV, завершившего строительство Пон-Нёф.

– Этот первый король династии Бурбонов, – продолжила экскурсию Марина, – свадьба которого вылилась в одну из самых печальных страниц истории Франции, Варфоломеевскую ночь, прославился редкой для своей эпохи терпимостью, религиозной и политической. Уже одна его фраза: «Париж стоит мессы» – верх цинизма в те времена. Монарх, чье правление было отмечено непрерывной чередой покушений, заговоров и бунтов, и который почти пять лет не мог войти в собственную столицу, помиловал практически всех приговоренных к смерти изменников. Памятник, перед которым мы стоим, сам по себе достаточно любопытен. Супруга Генриха Мария Медичи заказала его на родине, в Италии, но изготовление растянулось на целое десятилетие. И это при том, что лошадь отлили по уже готовым формам, в итоге их оказалось три почти одинаковых – во Флоренции под Фердинандом I, под Филиппом III в Мадриде, и вот тут, в Париже. Горожане окрестили монумент «бронзовым конем», и вовсе не от непочтения к королю. Наоборот, статую очень любили в народе, что, впрочем, не спасло ее от сноса во время Великой французской революции. При упразднении монархии Законодательное собрание предписало разрушить все памятники деспотии без разбора. После возвращения Бурбонов монумент восстановили, причем в переплавку пошли теперь уже новые памятники, в том числе фигура Наполеона с Вандомской колонны. Своеобразный круговорот бронзы в обществе, если можно так выразиться. А сейчас мы с вами спустимся на западную оконечность острова Ситэ, в сквер Вер-Галан, название которого также связано с Генрихом IV. «Вечный Повеса» – одно из прозвищ, полученное королем за бесчисленные амурные похождения.

– Ну да, – опять встрял Вик, – добрый король Анри для поддержания высокой «боеготовности» каждый день выпивал рюмку коньяка, смешанного с желтком.

– По-моему, коньяк был изобретен позже, – заметила Марина. – Ну, а насчет яйца – вполне возможно: пристрастия короля к куриной теме общеизвестно благодаря его знаменитому высказыванию о курице в супе у каждого французского крестьянина. Несмотря на бурный темперамент (а, может, и вследствие оного) любовницы буквально вили из бедного Вер-Галана веревки. Дошло до того, что очередная фаворитка Генриетта д’Антраг и ее родственники устроили заговор с целью свержения Генриха IV. Когда планы мятежников удалось расстроить, король не только помиловал отца Генриетты и ее сводного брата, но даже не прекратил эту связь. Видимо, настолько привык к заговорам и покушениям – подумаешь, одним больше, одним меньше…

– Миленький скверик, – отозвалась Лиза, уютно обосновавшись на скамеечке. – Такое чувство, что находишься на носу огромного корабля, разрезающего воды Сены.

– Скорее на корме, – улыбнулся Игорь. – Сена течет с востока на запад.

– Да, это место сейчас выглядит довольно романтично, – согласилась Марина. – Сюда часто приходят влюбленные, некоторые даже делают здесь предложение даме своего сердца. Однако следовать их примеру я бы не советовала.

– Что так? – заинтригованно спросил Игорь.

– Ну, во-первых, репутация Генриха IV очень далека от понятия «примерный семьянин». К тому же, островок этот довольно непостоянен, при разливе Сены он частенько скрывается под водой, возвращаясь потом, подобно загулявшему мужу, как ни в чем не бывало.

– Можно подумать, гуляют одни мужья, – насмешливо заметил Вик.

– Да нет, все гуляют, конечно. Только если уж женщина решилась уйти, назад она обычно не возвращается. А мужики сплошь и рядом телепаются туда-сюда, как цветы в проруби. Но не будем о грустном, вернемся к теме. Как раз здесь, на Камышовом острове, впоследствии присоединенном к Ситэ во время строительства Нового моста, был сожжен великий магистр ордена тамплиеров Жак де Моле. И именно отсюда, с костра, выкрикнул он свои вошедшие в историю проклятия. В этом же году оба главных врага магистра – папа и король – умерли, а не прошло и четырнадцати лет, как династия Капетингов, правившая Францией более трех столетий, прервалась. Так что довольно зловещее место.