Текст книги "Чёрная метка. Любовный роман"

Всю ночь я спала хуже некуда, то проваливаясь в какие-то непонятные «чёрные дыры», то решая неожиданным просветлением особо насущные задачи. Я не сомневалась в том, что Комягин позвонит мне ночью. Ещё в давние, «рабовладельческие», наши времена он очень любил вот так поиздеваться надо мной. В подобные моменты неожиданного пробуждения человек обычно бывает беззащитным, из него можно вытянуть любую информацию, прежде чем он придёт в себя и начнёт хоть что-либо соображать. Но тут издевательство оказалось куда действеннее: мои ожидания, муки оказались напрасными, звонка от Егора я так и не дождалась. Идеальный вариант. Изощрённая пытка, за которую и укорить-то было невозможно. «Позвонить? Ночью? Зачем? Разве нельзя это вечером или утром сделать, если бы ты действительно мне понадобилась? Всё-таки признайся, Анхен, цветочек, ты на редкость злопамятна. Мы ведь давно помирились. Зачем же снова подозревать меня в каких-то египетских казнях?» – услышала бы я в ответ, если бы вздумала высказать Комягину всё, что о нём думаю.

Заснула я уже под утро, да так, что на телефон откликнулась, наверное, через полчаса беспрерывных звонков.

– Анюта, солнышко, что случилось? Звоню, звоню… никакого ответа. Не заболела случайно? – тщательно скрывая злость, поинтересовалась Немальцына. – Ты не забыла, что вчера должна была представить мне еженедельный отчет? Смотри-ка, такая молодая – и уже склероз. Что же нам, старушкам-то, делать? Как я понимаю, ты ещё из постельки не выныривала. Очень, очень надеюсь на твою оперативность. Жду. Срочно. Одна нога там, другая здесь.

Всё время этого монолога я пыталась вставить хоть слово. О том, к примеру, что застать вчера Немальцыну на месте было совершенно невозможно. Да и вообще, чья бы мычала: ни для кого не было секретом, что у Любови Аркадьевны объявился молодой любовник, ну просто херувимчик, ангел во плоти. Ясно, что профессионал, обыкновенный жиголо, которых в Москве в последнее время расплодилась тьма-тьмущая, но тётку повело. Вся её житейская изощрённость, ум светской женщины, опыт бандерши с тридцатилетним стажем оказались бессильны перед невероятными ласками и обаянием этого молодого бесёнка. Но о таких подробностях, я, конечно, благоразумно промолчала, да и бесполезно было бы что-то говорить.

Положив телефонную трубку, я немного поразмышляла о своей нелёгкой судьбине. Беда не приходит одна: неприятности мои, по всей вероятности, только начинались. Всё было проще некуда: пятно на репутации – балласт на судне. Какое решение должен принять капитан? «За борт!» И сюда, в Фонд Магдалины, как в высший свет, путь мне теперь был заказан. Так что, в принципе, можно было с лёгким сердцем спать дальше. До следующего звонка, на сей раз от Егора – вот уж кого проигнорировать я, наверное, до конца дней своих не смогу. Однако сон ушёл, да и настроение в целом не баловало, так что в конце концов я не спеша стала собираться. Жаль вообще-то: работа в Фонде мне очень нравилась. Оставалось теперь гадать, от кого ещё я могу получить нож в спину? Иннуся с Фомичом исключались, но и помочь в моей ситуации они мне мало чем могли. А вот Егор – он такой момент не упустит.

II – Развалившаяся коалиция

Я не просто опоздала – я подвела своих лучших друзей. Конечно, можно было сделать скидку на мою беременность, но в таких серьёзных делах скидок не полагается. Иннуся посмотрела в мою сторону и, покачав головой, отвернулась. Весь вечер вчера она вдалбливала в мою маленькую бестолковую головку ОВИ (очень важную информацию), и что же? У меня не хватило ума сообразить, что позвонить мне может необязательно сам Комягин? Действительно, дура! Голова то ли садовая, то ли мякиной набитая. Впрочем, Любовь Аркадьевна не дала мне времени на самобичевание. По её внешнему виду нетрудно было определить, что и ей самой сейчас совсем не сладко.

– Извините, что собрала вас здесь, в своём кабинете, – начала со вздохом она, – но другого варианта я не нашла. Разговор очень важный, а тут по крайней мере можно спокойно обсудить сложившуюся ситуацию. Не буду ходить вокруг да около, возьму сразу быка за рога: один весьма известный человек, которого мы длительное время считали своим врагом номер один, предложил нам мир – именно мир, а не перемирие. Что для этого требуется? Всего только сложить оружие. Здесь на столе перед каждым из вас лежит запечатанный конверт с компроматом. Собственно, ответ на те боевые действия, которые мы когда-то по собственной инициативе, хоть и под давлением обстоятельств, развязали. Заметьте, человек в данном случае не нападал, а защищался. Не учли мы и его возможности, которые, естественно, никак нельзя сравнить с нашими. Картина по каждому из сидящих здесь настолько яркая, полная, что я лично нахожусь от неё до сих пор не просто под глубоким впечатлением, но даже в некой прострации. Поскольку мы в своё время решили сливать наши сведения в один котёл, в ответ получаем сейчас подобный же вариант. То есть теперь мы имеем прекрасную возможность узнать друг о друге много такого, о чём раньше даже не подозревали. Предложение простое: мы отдаём то, что имеем, и навсегда забываем информацию, которую так долго и тщательно просеивали. В ответ человек стирает в своей памяти весь негатив, который у него на нас имеется. Какие у кого будут на сей счет соображения?

Фомич тотчас поднял руку.

– Какие есть гарантии, что у человека не осталось копий? С какой стати мы вдруг должны пойти сейчас не на разоружение даже, а на полную капитуляцию? Неужели вы не понимаете? То, что нам в данном случае предлагают, чистейшей воды блеф? «Человеку», как вы его изволили обозначить, (да я и сам пока против конкретных имён), нужно, чтобы мы открыли карты. Неплохо, конечно, но вы забыли, что самый эффективный сдерживающий фактор в подобных делах – как раз неизвестность. Поверить на слово существу, для которого нет ничего святого, – это, по-вашему, хороший ход? Отдать себя в полную власть маньяку, который за копейку женщину, ребёнка прирежет, да ещё сотрудничать с ним, то есть перейти на положение его информаторов, рабов, что он нам на примере Анюты наглядно уже продемонстрировал? Нет уж, увольте! Моё предложение – оставить всё как есть, точнее как было. Но, конечно, моё мнение не указ, пусть каждый сам выскажется.

Ответом Олегу было гробовое молчание. Наконец Немальцына сочла, что пора продолжить начатую дискуссию.

– Я полагаю, самое время проголосовать.

Я первой кинула на стол свою флешку. За мной последовала Иннуся, взглянув на меня с улыбкой: проснулась, мол, слава богу. Ну и Немальцына, конечно. Фомич посидел некоторое время огорошенный и хотел было вновь высказаться, но я предупредила его: собрала три запечатанных конверта, которые преподнесла нам Немальцына, положила их в пепельницу и подожгла, позаимствовав лежавшую перед Чугуном зажигалку. Мы все, будто заворожённые, смотрели, как сгорала бумага, а затем обугливалась пластмасса.

– Олег Фомич, – продолжила наше импровизированное собрание Немальцына, – мы уважаем ваше мнение и не собираемся просить изменить его. Конверт во всех случаях остаётся в полной вашей собственности, но на размышления вам отводятся только сутки. Предлагаю приступить ко второму вопросу. Надеюсь, никто не возражает?

Чугун резко встал, сверкнул глазами и вышел, не прощаясь, однако конвертик всё-таки прихватил с собой. Его уход оставил у каждой из нас тягостное впечатление. И не только потому, что в своих рассуждениях он был абсолютно прав, но главным образом оттого, что мы лишались теперь не просто одного из самых верных наших соратников, но ещё и специалиста в области, в которой мы все до единой были полные дуры. А в том, что ответ будет отрицательным и сутки на размышление лишь пустая формальность, никто из нас троих не сомневался. Немного придя в себя, мы, теперь уже вдвоём, вновь внимательно уставились на Немальцыну.

Та наконец, впервые за всё время нашей беседы, улыбнулась.

– Ладно, девчонки, садитесь покучнее. Что с них, мужиков, взять – слабаки. Сами как-нибудь выпутаемся. Поймите меня правильно. Я тоже далека от того, чтобы заниматься самообольщением, и вполне в состоянии сообразить, что наш обмен чисто виртуальный: нет никакой уверенности в том, что кто-нибудь из нас не смухлюет. В первую очередь Егор, разумеется. Но есть ли у нас выбор? Что, так и будем дальше подсыпать в бочку пороху, лузгая семечки, как бабы на завалинке, пока на небо не улетим? Я долго беседовала с Генералом (сами понимаете, прозвище «Кавалерист» теперь отменяется) и поняла, что он не собирается нас запугивать. Не знаю, представить даже себе не могу, с какой стороны к нам подкралась опасность, – время покажет. Но что такая опасность существует, к сожалению сомневаться не приходится. Начали с Анюты – в любой момент могут ухватить и вытащить на свет Божий голенькой, беззащитной любую из нас. И, повторяю, хранить компромат в таких условиях всё равно что постоянно носить с собой бомбу в сумочке: в первую очередь она поразит нас самих. Почему именно мы? С какой стати именно на нас пал выбор? Я долго думала над этой задачкой. Сначала я решила, что всё дело в Анюте: она та ниточка, на которую мы нанизались, как бусинки, поневоле. Но сейчас понимаю, что в подобном положении находится практически каждый человек в нашей стране, потому что основа Права в ней – беззаконие. Мы объединились вроде как чтобы постоять за себя. Но так не бывает: всегда объединяются против кого-то. И этот кто-то вправе нанести ответный удар. Что мы можем сделать в таких условиях? Разбежаться либо, наоборот, теснее сомкнуть ряды. Разбежаться проще. Но проще и передавить нас поодиночке. Поэтому я предлагаю выбрать второй вариант. Кто «за»?

Всё те же три жалкие ладошки.

Что поняла лично я? То, что «за борт» не предвидится: мои позиции в Фонде не только не рухнули, а наоборот, укрепились. И ещё: мне будет очень не хватать Фомича. Хотя я уже понимала, что судьба навсегда разводит нас с Олегом в разные стороны. Что он там говорил ещё недавно про «спайку»? Что ситуация изменилась, теперь мы должны быть вместе, все четверо? Быстро же он своё мнение переменил!

Я думала, что все вопросы решены и нам пора разбегаться, однако Немальцына остановила меня властным движением руки.

– Я полагаю, у нас нет времени на обдумывание того урока, который мы получили, – нужны конкретные действия. Нас с Иннусей пока не трогали, всё ещё впереди, но вот Анюту тряхнули по полной программе. Что будем делать? Я так поняла, Аннушка, ваш развод с Соколовым – вопрос ближайших дней?

Я не решилась поднять глаза от стола. Молча кивнула.

– Что ж, – Немальцына пожала плечами, – будем действовать по наработанной схеме: урвём «капустки», «зелени» у нашего не в меру шустрого «кролика» по максимуму. Что для этого нужно?

– Компромат, – опередила меня, пискнула Иннуся.

– Верно. Что уже имеется?

Я молча выложила на стол флешку и пачку фото.

– Такая же молоденькая сучка, как в прошлый раз у моего начальничка, Глеба Евгеньевича. Здесь фотографии, видеоролики, записи задушевных бесед наедине, телефонные распечатки, даже лёгкое порно.

Немальцына разинула рот от удивления:

– Ну, Анюта, за три года ты многому научилась – теперь тебе пальца в рот не клади.

Она повернулась к Иннусе.

– Добавим?

– Да сколько угодно. Ради такого случая уж кто-кто, а я точно не поленюсь тряхнуть стариной.

Немальцына кивнула. Она, наконец, была в своей стихии. Действовать, действовать, действовать – разговоры были не по её части.

– Ладно, проехали. Только помни, Аннушка, всё на скорости. Обстоятельства быстро меняются, за ними нужно поспевать. Как я уже говорила, пожар скоро и на нас перекинется, так что любое возникшее пламя будем гасить как можно тщательнее, как можно скорее.

Я опять хотела было поинтересоваться насчёт Херувимчика: это пламя – пламя всё разраставшейся страсти – тоже касалось теперь всех нас троих, а не одного человека. Переглянулась с Иннусей, но та отрицательно покачала головой: «Рано, подожди, придёт ещё время». На том и порешили.

Я вернулась домой усталая, но в то же время окрылённая. Приблизительно в том же состоянии, что и Немальцына: во всём появилась наконец полная ясность и я обрела долгожданную возможность действия. Кроме того, не скрою, слова Немальцыной о том, что мне нужно помочь, причём делом и незамедлительно, произвели на меня большое впечатление. Жаль, что среди моих помощников не было больше Фомича. Но Олег был скован, главным образом своей работой, и, наверное, в силу этого был среди нас четверых (теперь троих) наиболее уязвим. Хотя, быть может, всё дело было в обыкновенной трусости, нежелании рисковать (из-за Маши, разумеется, но вообще-то при необходимости оправдаться можно чем угодно), а вот Генерал не побоялся бы не то что через служебные инструкции, профессиональный долг, но при очень острой необходимости и через закон переступить. Однако Комягина в свои дела посвящать я не собиралась, и помощь его мне меньше всего на свете была нужна. Заключён мир – и слава богу, лишь бы он не лез во что не просят, – уж я-то характер его хорошо изучила, было время.

Илья терпеливо поджидал меня, лишь проворчал раздражённо:

– Зачем смартфон отключаешь? Я беспокоюсь всё-таки.

«Ах, ты беспокоишься, – мысленно усмехнулась я, – беспокойный ты мой! Очень хотелось вычислить, где я находилась? Не кажется, что это лишнее?»

– Прости, – расстроенно повинилась я, – просто я его с ночи не включала. Где была? На работе – где же ещё? С утра взбучку получила – вовремя не сдала отчёт. Ты как? Я думала, в банке.

Я оглядела сидевшую рядом с мужем тёпленькую компанию: Заикин, его друг, известный адвокат, всё тот же вездесущий Яковенко, – и сказала:

– Ладно, пойду к себе, не буду вам мешать.

– Хорошо, – кивнул Илья, – я только хотел бы парой слов с тобой наедине перекинуться. Не возражаешь, если я к тебе сейчас поднимусь?

– Конечно, – пожала плечами я, – буду только рада.

Я не успела даже толком переодеться. Конечно, муж меня всякой видел, но именно перед мужем, как учит жизнь, и следует представать постоянно во всей красе. Любое упущение на сей счет – грубый промах, который может в итоге закончиться ой как печально. Поэтому, собрав барахлишко, я тут же нырнула в ванную.

Десяти минут мне хватило, но вернувшись, я застала Илью кусающим губы от нетерпения. Однако, что странно, я не услышала от него ни слова упрека. Почти как в былые времена.

– Аннушка, ангел мой, вопрос пустяковый. Я насчёт развода. Мы, собственно, на эту тему с тобой уже говорили, я сделал всё, как ты хотела. Заявление задним числом, сам развод завтра. Неприятная процедура, я понимаю, но ручаюсь, много времени она не займёт. Кто будет представлять твои интересы, ты ещё не решила? Не наняла адвоката?

Я в очередной раз мысленно похвалила себя за тот образ непроходимой дуры, который с таким постоянством поддерживала в отношениях с мужем.

– Адвокат? А зачем? Есть же Заикин – пусть отдувается за двоих. Так ли уж нужно зря деньги тратить?

– Нет, солнышко, – Илья просто исходил нежностью. – Так не положено. Хотя, в принципе, ты права, мы можем обойтись вообще без адвоката. Или я могу сам кого-нибудь тебе порекомендовать.

Я тяжело вздохнула, неуклюже поёрзала в кресле.

– Слушай, Илья, ну что ты меня о таких вещах спрашиваешь? Делай, как нужно, как удобнее. Неужели это настолько сложный вопрос? У тебя ведь везде связи. Не возражаешь, если я немного полежу?

Илья тут же встал.

– Как я могу возразить, золотко? Отдыхай, конечно. Мы уже всё обговорили. Знаешь, возможно, ты посмеёшься над такой причудой, но мне очень хотелось бы, чтобы и во второй раз, когда мы воссоединимся, ты всё-таки была в белой фате. И плевать на всех этих журналистов! Что если мы совместим свадьбу и свадебное путешествие, организовав это дело за границей? Где скажешь. Париж, Рим, какая-нибудь палатка бедуинов в пустыне, морской лайнер – что тебе только заблагорассудится. Включилась? Ну а для меня пусть всё будет полным сюрпризом. Жду не дождусь заветного дня: что-что, а фантазия у тебя работает.

Я даже закрыла глаза, будто таю от счастья.

– Согласна. И обещаю: впечатление точно будет незабываемым. Вот только после родов, когда я восстановлюсь. Я тебя съем, расцарапаю всю спину, как тигрица. У нас будет такой медовый месяц, что ты умрёшь от счастья. О, господи, как мне надоело сдерживаться, как бы мне хотелось сейчас оттянуться с тобой на полную катушку! Илюшенька, сладенький мой, ненаглядный, я так тебя люблю! И с каждым годом всё больше и больше. Ты столько для меня сделал! А наши дети, ручаюсь, будут самыми счастливыми на земле.

Я вдруг запунцовела румянцем.

– Слушай, может, задержишься? Хотя бы на десять-пятнадцать минут. Я всё быстро сделаю, всё как ты любишь. Ну подождут твои церберы. Ведь не умрут?

Илья улыбнулся. Наверное, самой глупой улыбкой на свете. Актёрствовать он тоже любил.

– Сначала дело, Анюта, ты же понимаешь. Но ты не расстраивайся. У нас впереди ещё целая жизнь.

Я вздохнула с искренним сожалением. Секс всем нужен, даже беременным, а уж если приспичит, крыша отъезжает так далеко, что потом на место не скоро возвращается.

Когда Илья ушёл, я ещё раз внимательно проанализировала своё положение. Факт оставался фактом, и он был непреложен: я ухватила за хвост Жар-птицу, но не смогла её удержать. Всё, на что я могла теперь надеяться, – несколько золотых перьев, выдранных из вожделенного хвоста. Конечно, я и сама бы справилась, но без помощи по максимуму не получилось бы, так что с какой стати мне было от неё отказываться? Я тотчас села за компьютер и отправила по электронной почте Немальцыной письмо с просьбой освободить меня на завтра от работы в связи с предстоявшим разводом. Ответ пришёл незамедлительно: «Отчёт, отчёт и ещё раз отчёт. Вот только не ту филькину грамоту, которую ты мне вчера подсунула: я ею уже бумагорезку накормила. Ночь не поспишь, придёшь пораньше, сдашь то, что положено, – и можешь быть свободна. А до этого слышать ни о чём не хочу!».

Прекрасно! Хорошо, когда за тебя думают, решают. Люди, которым ты безгранично доверяешь.

Слава богу, я так и не научилась дурацкой привычке вести серьёзные разговоры по мобильной связи, находясь за рулём автомобиля. Поэтому, услышав знакомую мелодию, сразу стала искать взглядом, где можно приткнуться, чтобы спокойно поговорить.

Мне не нужно было особенно ломать голову, чтобы понять, кто звонит. Фомич просто помешан был на конспирации, и беседовали мы с ним исключительно на дешёвеньких «Нокиа», специально купленных для этой цели и оформленных на подставных лиц.

– Привет, ну как, ты не передумала? Точнее, не одумалась?

По тону Олега чувствовалось, что разговор мне предстоял не из простых.

– Нет, – вздохнула я. – Ты же видел, я сожгла за собой все мосты.

– Видеть-то видел, но у меня создалось впечатление, что содержание этой флешки ты знала заранее. Во всяком случае, расшифровалась своим красивым жестом. Да вы и все трое были в курсе, только меня почему-то не поставили в известность.

– Поставили же в итоге, – холодно ответила я, – и время у тебя на размышление было. Теперь ты уж наверняка ознакомился с тем конвертом, сам должен понимать, насколько дело серьёзное. Хотя мне кажется, что ты просто струсил.

– Дешёвый приёмчик! Струсил, скажи ещё – в штаны наложил. Глупо. Ты же знаешь, меня на эмоции разгонять бесполезно, я во всём признаю только трезвый расчёт.

– Боюсь, в данном случае ты просчитался.

– Нет, просчитались вы. Под всем, о чём я вам говорил, я готов и сейчас подписаться. Тебе скажу больше: у меня сильное подозрение, что кто-то не просто заметает следы, но даже подчищает в некоторых местах, где особенно нагадил. Всё блеф: и покушение, и намерение заляпать грязью тебя, и даже «избиение младенца». По-настоящему цель одна – любой ценой выудить из нас компромат, ну а потом как следует над ним поработать, чтобы не только следов – даже намёка на него нигде не осталось. Хотя, конечно, я тебя понимаю, Анюта, и нисколько на тебя не сержусь.

Что до меня, то я разозлилась не на шутку. К постулату о том, что курица не птица, я давно привыкла, а вот представлять из беременной бабы полуидиотку – такое вынести я не могла. Да, я постоянно опаздываю (ничего не могу с этим поделать), быстрее устаю, но мозги-то мои как работали, так и работают, сбоев не дают. Разумеется, я постоянно думаю о своих детях, ни одно серьёзное решение без мыслей о них не принимаю. Но я какой была, такой и осталась. И тактика у меня совершенно определённая: я не прячусь в нору, когда вижу опасность, а наоборот, встаю в полный рост и дерусь.

– Понимаешь… А понимаешь ли ты, мой милый Олеженька, что твоя амбициозность в данном случае может тебя очень далеко увести? И она захватит тогда не только тебя одного, но и всех людей, которые имеют к тебе хоть какое-то отношение? Что ты во всех случаях предал нас? Ладно, хватит, я лучше промолчу…

Фомич вздохнул.

– Не обижайся, Анюта, но вот тут уже чистые сопли-вопли пошли, даже эмоциями твои рассуждения назвать невозможно. Да, конечно, мне тоже жаль, что мы теперь по разные стороны баррикад, но ты сама такой вариант выбрала. Скажи лучше, ты исполнила то, о чём я тебя просил?

– Да, конечно, – ответила я. – Ты ведь знаешь, мне дважды повторять ничего не требуется.

– Ну вот и ладушки, – подвёл Фомич итог. – Отбой!

Любовь Аркадьевна в этот раз не стала укорять меня за опоздание и даже мельком не заглянула в привезённый мною отчет. Она лишь нажала кнопку звонка и молча кивнула выскочившей, как чёртик из табакерки, секретарше. В кабинет вошла женщина, которую я до этого у нас в Центре не встречала.

– Знакомьтесь, девочки! – любезно представила нас друг другу Немальцына. – Это Анюта Соколова – одна из лучших наших сотрудниц, а это Эмма Адольфовна – адвокат, которого мы привлекаем, когда в нашем Фонде возникают какие-нибудь особенно заковыристые вопросы. Итак, с чего начнём?

– Давайте по существу, – удобно устроившись в кресле, сухо ответствовала высокопарная тощая мымра, немного старомодная, чуть-чуть похожая на старую деву, но безукоризненно одетая. Вот только очки подкачали: роговая оправа, хоть и тонкая, дорогая, ей явно не шла.

Немальцына поспешила предупредить меня:

– Анюта, быть может, я проявила излишнюю торопливость, но Эмма Адольфовна полностью в курсе твоего дела.

– Замечательно. Я вся внимание, – тоном послушной, примерной девочки тотчас ответствовала я. – Хочу только предупредить, что у нас не так уж много времени. Судебное заседание начинается через полтора часа, а могут быть пробки. Может, в пути всё и обсудим?

Эмма Адольфовна продолжала рассеянно смотреть в сторону, она лишь мельком соизволила взглянуть на меня. Не исключено, что ей очень хотелось курить. Смотрелась она, как Анна Ахматова на знаменитом портрете Натана Альтмана: нога на ногу, в глубокой задумчивости.

Любовь Аркадьевна спокойно отреагировала на мой тон, лишь слегка меня пожурила:

– Эмма Адольфовна очень немногословный человек, поэтому маску наивной дурочки, Анюта, лучше было бы поберечь для Ильи. Здесь тебе десять раз одно и то же растолковывать не станут, нужно всё схватывать на лету.

– Ну что ж, полетаем, – бодро согласилась я; чем-то эта вобла сушёная не нравилась мне – чем конкретно, я не понимала.

Эмма Адольфовна наконец повернулась от окна и уставилась на меня «взглядом кобры, изготовившейся к прыжку».

– Вам не нужно быть сегодня на заседании. Это называется «Слушание дела откладывается из-за неявки одной из сторон». Ничего страшного, при вашем состоянии вы можете хоть на голове ходить. Справка понадобится – предоставим.

– Причина? – коротко спросила я.

– Судья – мужчина.

Я не поняла.

– Мужчина – и что? Какая разница?

– Большая. Но пусть это вас не волнует: я в состоянии всё изменить. В таких делах, как ваше, судья—женщина, адвокат—женщина – уже половина успеха. Вы хоть читали, что подписывали? Нет? Тогда я вам поясню: вас склоняют разделить судебный процесс на две части: сначала развод, затем дети и раздел имущества. Идиотский, точнее навязанный вам вариант. Всё должно проходить сразу, в одно заседание. Иначе вы получите только развод, а всё остальное будет затягиваться до бесконечности и вполне может завершиться в итоге крахом для вас.

– Вообще-то нас больше всего устроил бы вариант мировой сделки, – позволила себе вмешаться в наш разговор Любовь Аркадьевна.

– Меня тоже, – всё с той же сухостью ответила «адвокатесса». – Но не мы сами, а нас должны попросить о таком варианте. А мы подумаем и, в зависимости от предлагаемых условий, согласимся или не согласимся на полученное предложение. Или может, вы хотите остаться с запятнанной репутацией, без детей, без имущества, да ещё с алиментами, которые потом в любое время могут вам припаять?

– Нет, конечно, – поспешила ответить за меня Немальцына. – Хотя… алименты женщине – это вообще-то ни в какие ворота не лезет. Не думаю, что Илья может додуматься до такой подлости.

– Сам не додумается, адвокат подскажет, – сухо оборвала её «Плевако в юбке». Я предполагала то же самое.

– Хорошо, какие у нас шансы? – спросила я. – Про алименты я в курсе, но дело не в деньгах, а в детях: я за них глотку перегрызу.

– Кому интересно? – холодно поинтересовалась «очковая змея». – Судье? Мне? Господину Соколову? Давайте мыслить реально и исходить из того, что шансы в данном случае пятьдесят на пятьдесят: у них очень сильная команда. Сами поймите, чиновник такого ранга не может проигрывать: тут честь мундира. Не обижайтесь на меня, лучше истолкуйте ситуацию трезво, продуманно: всему виной ваше прошлое. Без него бы он и сам не сунулся, упёртый ваш муженёк, со всеми его регалиями, а если бы ему взбрело в голову и дальше упорствовать, мы бы вообще оставили его без последних порток. А так – фифти-фифти, как я уже сказала, во всём. За исключением детей, разумеется. Оба ребёнка – ваши и останутся с вами. Это вы сами определили главной целью. Беда только в том, что если мы будем бороться исключительно за детей, то в итоге можем вообще ничего не получить, а вот если бульдожьей хваткой вцепимся ещё и в деньги, имущество, получим всё, что наметили. Ясно?

– Ясно, – кивнула я. Всю мою предубеждённость как рукой сняло. Я поняла, что лучшего адвоката мне не найти. А коли так, поехали!

– Один совет на будущее, – мигом уловив перемену во мне и сама сразу смягчившись, посоветовала мне Эмма Адольфовна. – Вот эту маску на лице – наивной простушки, которую вы нацепили в самом начале нашей встречи и которая, признаться, просто бесила меня, – она вам очень идёт, не снимайте её, постарайтесь выдержать до конца процесса. Ну а дальше наше с Любовью Аркадьевной дело. Уж мы постараемся, хорошенько постараемся.

– Буду вам очень благодарна, – потупив глаза, пробормотала я.