Текст книги "Гетера. Любовный роман"

– …на котором ты не заработаешь ни копейки…

Да, с ума сойти, действительно бизнес! Просто спал да упал! Я даже присвистнула от удивления.

– Ну, Поцелуйчик, ты не просто красив, как бог, ты ещё бог по части сюрпризов. Разве это бизнес? У нас, русских, это называется надувательство, мошенничество, ну а если по новомодному – «разводка».

– …но зато тебя будет знать каждая собака в Греции, – сумел-таки закончить Олкимос свою трёхступенчатую мысль. Этим он меня окончательно добил.

– Слушай, ну и зачем мне ваши греческие собаки, которых ты собрался всех мне на шею повесить? У нас и в России такого добра без счёта.

Конечно, Олкимос не понимал и половины моего фразеологического юмора (он слишком плохо знал для этого русский язык), но парень он был упрямый и продолжал гнуть свою линию.

– Аня, я друг, но я – никто, всё, что я могу сделать, – познакомить тебя с нужными людьми.

– Бескорыстно? – с иронией уточнила я.

– Нет, конечно, – честно признался Поцелуйчик. – У меня тоже есть свой интерес, а ещё – мне немного заплатят как посреднику. Если хочешь, эти деньги мы можем поделить поровну, фифти-фифти.

– Да чего уж там! Медный грош пополам не делится. Если только надвое его разрубить, но тогда он вообще всякий смысл потеряет. Что там дальше? Давай, колись, надоел ты мне своими реверансами!

Олкимос засуетился.

– Всё очень просто. Одно наше агентство сделало заказ вашему агентству на пару моделей с раскруткой их сразу по четырём статьям. Ну как обычно: съёмка в журналах, каталогах, участие в дефиле, реклама на телевидении. Ваши девушки сначала согласились, даже прислали не только портфолио, но и тестовые фото, а потом в последний момент отказались – испугались, что их хотят задействовать в секс-трафике, то есть продать в сексуальное рабство. Ваши выкрутились, прислали взамен двух «свободных», надеюсь, ты знаешь, что это такое?

– Конечно, – ответила я. – «Кисоньки-мурысоньки», которые не имеют постоянного места, ходят на кастинги с утра до вечера, изо дня в день, где-то цепляются, потом снова скатываются, вновь оказываются без работы. Как я поняла, эти две девчонки оказались совсем никудышными.

– Да, второй сорт, – согласился Олкимос. – У нас таких своих выше головы.

– Ясно, и что дальше?

– А дальше… Я предложил им модель, которая одна стоит двух. Твои «буки», портфолио я уже видел; композитки, то есть визитки, мы сами сделаем, именно такие, какие нам нужны. Но необходимы тест-фото, тестовые фотографии, – надеюсь, ты знаешь, что это такое?

Ещё бы не знать! Такая элементарщина! Вот уж где я выглядела полнейшей уродиной – без макияжа и фотошопа. А уж позы, ракурсы – я же говорила, корова под седлом.

– Знаю, конечно, – ответила я без особого энтузиазма. – У меня такого добра завались.

Олкимос кивнул.

– Ну как, ты хорошо подумала?

– А что тут думать? – пожала плечами я. – Не получится так не получится, домой улечу.

– Тогда… на виллу? За «твоими богатствами»?

– А может, мне сразу и вещички собрать заодно? – пошутила я.

– Было бы здорово, – ответил Олкимос на полном серьёзе.

Я не понимала себя. Что я делаю? Зачем меня тянет на какие-то авантюры? И что я выигрываю? Ничего. Что проигрываю? Небольшие, но деньги, чтобы погасить хотя бы самые срочные, неотложные долги. Возможность заработать совсем другие деньги в Фонде, повидать Европу, пусть мельком. Но эмоции, конечно, пересилили.

Я собрала сумку и постояла немного в раздумье: нельзя было исчезать по-английски, никого не поставив в известность. У Бекешина вполне хватило бы ума заявить о моём исчезновении в полицию, а это дело нешуточное. И как быть? Разыскать его и уже по полной программе высказать, что я о нём думаю? Упомянув, кстати, о Минкине и о том, что я вполне могу подпортить ему старт, рассказав прессе, почему я решила вернуться обратно в Москву? Это так чудесно совпадало с его скомканным показом в Афинах, граничившим с пренебрежением. Нет, я не дура, за такие вещи могут накостылять – мама не горюй! К счастью, судьба нос к носу столкнула меня с Оксаной. Та поспешила отвести взгляд и собралась было пройти мимо, но я её задержала.

– Оксана, я не поеду с вами. Только прошу, сегодня не говори никому. Завтра утром, когда подкатит автобус, Арни наверняка встрепенётся, тогда и доложишь нашему общему другу обстановку. И ради бога, не подумай, что я держу зло на тебя. Всё было по-честному. Главное, чтобы мы остались подругами. Мы ведь с тобой через такое вместе прошли, неужели из-за какой-то ерунды разругаемся?

Оксана вспыхнула то ли от стыда, то ли от неожиданно свалившейся ей с неба удачи, затем кинулась мне на шею.

– Анюта! Я так счастлива, что ты простила и даже поняла меня. Просто страх гнал меня напропалую, – бормотала она, не сдерживая слёз. – Я ничего не соображала. А ты сама не боишься возвращаться в Москву?

По всему чувствовалось, что совесть ещё оставалась у неё и козни камнем лежали на душе. Хотя даже сейчас она до конца мне не верила, подозревала какую-то каверзу.

– Я же тебе говорила, что мне обязательно нужно вернуться. Но тебе не советую. Хотя ты знаешь, если они решат нас приговорить, мы и здесь от них не спасёмся. Просто не так изощрённо мучить будут. Однако я думаю, что всё обойдётся, мы выкрутимся. Ты пойми меня правильно: здесь я никто, а в Москве есть люди, пусть и немного, на которых я могла бы в случае чего опереться. У тебя положение другое.

К счастью, мой кастинг прошёл очень быстро. Какой-то толстогубый колобок лишь мельком взглянул на меня: с моими фото он ознакомился без нас, пока мы дожидались в коридоре в толпе соискательниц.

– Всё в порядке! – Олкимос улыбался до ушей. – Сегодня переночуешь у меня, завтра вернёмся сюда, ты заключишь договор, разовый пока, всего на несколько дней, а потом мы устроим тебя в хорошую гостиницу. Но нам с тобой ещё о многом нужно будет переговорить.

Переговоров не получилось. Я была настолько измучена прошедшим днём, что меня хватило лишь на то, чтобы принять душ и рухнуть на приготовленную Поцелуйчиком постель, моментально забывшись сном.

Проснувшись, я какое-то время лежала с закрытыми глазами, пытаясь осознать, что вчера произошло.

Я поставила крест на своей несостоявшейся работе модели, так как испортить отношения с Бекешиным означало фактически вылететь из этого бизнеса навсегда.

Не получилось из меня и матери Терезы, спасающей грешных Марий Магдалин из цепких лап сексуального трафика.

Что ещё?

Я потеряла впустую две недели времени.

Денег, которые я получила от Арнольдика, с трудом должно было хватить на обратный билет до Москвы.

Теперь о «столице нашей Родины». Что меня там ожидало?

Разочарование на лицах Немальцыной и Иннуси. Вполне обоснованное. Эти жирные грязные пятна на моей репутации мне тоже потом никогда не смыть.

Не исключено, что новый виток сексуального рабства у Комягина. Да, собственно, во всех случаях оно оставалось, только оброк за «крышу», которую он вроде как должен был мне предоставлять, надеюсь, будет поменьше. Благодаря Иннуле, опять же.

Единственно возможный вариант дальнейшего существования – девочка по вызову, которых в нашей Белокаменной и так как грязи.

То есть полный разгром.

Я ещё раз обмозговала, выстроив для удобства в столбик все эти размышления, но времени у меня было слишком мало, чтобы заняться ими всерьёз. В принципе, куда рациональнее было бы покумекать над своей дальнейшей судьбиной в самолете, но я и там вполне могла вырубиться, как вырубилась вчера, когда мой «греческий друг» рвался какие-то очень важные (для него, не для меня, конечно) вопросы со мной обсуждать.

Поцелуйчик…

Олкимос уже встал. По всей слышимости, готовил завтрак на кухне. Парень оказался не так прост, как мне представлялось вначале. Он, собственно, и не скрывал, что всего лишь хочет на мне заработать. Но не исключен был и другой вариант: к вечеру, так удобно изолированная от основной группы, я вполне могла оказаться в каком-нибудь из местных или даже турецких борделей, проданная в пожизненное сексуальное рабство.

Что делать?

Собственно, если есть хоть какой-то, пусть и самый минимальный, вариант риска, зачем подвергать себя опасности? Бросить все вещи вместе с портфолио (чёрт с ними, всё равно только копии) и улететь из Афин в Москву совсем налегке первым же рейсом. Если, конечно, Олки не успел изъять и перепрятать мои документы. Тогда всё усложнится в разы.

Так что пора вставать, детка. Перво-наперво проверить сумочку.

Но я не успела этого сделать. В комнату вошёл Олки, практически голый, в затейливом переднике в клеточку на манер шотландского килта (то бишь юбчонки их) и смешном поварском колпаке из такой же ткани. Он мгновенно оценил обстановку, но не подал вида, что догадался о ходе моих мыслей и о том, что я навострила лыжи, задумала сбежать.

– Завтрак готов, богиня.

(О, даже богиня, ну да, я ведь Афродита!)

Я улыбнулась самой ослепительной из запаса своих улыбок, то есть, «рот до ушей, хоть завязочки пришей».

– Мы немного опаздываем, – поморщился Олкимос, когда мы сели за стол. – Но так не хотелось тебя будить. Ты всегда так спишь – голышом?

Я покраснела.

– Нет, просто у вас климат такой – считай, что моя новая, греческая привычка. Сувенир! Куда мы сегодня?

– Ну, прежде всего нужно подписать договор: у нас строго с этим, налоги сдирают до мяса. Дальше у тебя будет плотный график, распланированный не только по часам, но кое-где даже и по минутам. Первый важный вопрос, касающийся наших с тобой отношений: я не только выполняю функции твоего агента, но и участвую, насколько удастся, в твоих съёмках. Тебя устраивает такой вариант? Если нет, ты будешь работать с другим человеком.

Я задумалась.

– Значит, ты не сам по себе? Представляешь кого-нибудь? Ловишь дурочек на крючок?

Поцелуйчик вздохнул.

– Аня, я не притворяюсь, мне вообще очень просто разговаривать с тобой. Начнём с того, что у широкой публики закрепилось много неправильных стереотипов (представлений) о нашем «глянцевом» мире. Одно из них состоит в том, что красота и ум вроде как совершенно несовместимы, а значит, все мы в модельном бизнесе круглые дуры и идиоты. Однако среди нас нет имбецилов. Конечно, характеры будь здоров у каждого, но перед соображениями выгоды и здравого смысла всё отступает. Иначе как вошёл, так и выйдешь: ворота всегда открыты. Вот только вернуться невозможно. Стоит ли удивляться, что среди нас так много студентов? Я, к примеру, параллельно со своей работой, окончил университет по специальности «русский язык и литература». Ваши модели одни из лучших, поэтому у нас немало агентств, которые работают с девушками из России. Да и не только России – практически из всего бывшего СССР. Но для нас вы все русские. Вот в одном из таких агентств я и подрабатываю скаутом, то есть выискиваю ребят и девушек, которых можно было бы задействовать в нашем бизнесе; через него как раз вышел на меня и твой Арнольд. Не скрою, знакомство с тобой сильно повлияло на меня: я давно уже задумывался над тем, что будет со мной дальше? Конечно, можно работать в «эМБи» и после 25 лет, но это уже сползание, унижение, «возрастная модель». Я не очень большая величина среди наших, сам не знаю почему. А за пределами Греции вообще никому не известен. Так что какие у меня шансы? Перейти на постоянную работу функционером в туристическое или модельное агентство? Преподавать где-нибудь русский язык? Найти какую-нибудь вдовушку лет на двадцать старше себя?

– Ты что, занимаешься ещё и проституцией?

Олкимос поморщился.

– Эскорт, Аня, эскорт. Это максимум, который модель может себе у нас позволить. Да и то лишь изредка. Да, бывает, что люди ставят такое условие и приходится идти на него, чтобы перехватить тот или иной заработок. Но чтобы я сам искал клиенток, зазывал их на улице… Я бы на следующий день вылетел со своей основной работы с большим скандалом, а то даже и сел в тюрьму. Может, у вас по-другому? Я был в России и не один раз, но одно дело – быть-бывать, и другое – жить.

– Откуда мне знать, я никогда не была моделью. – Я пожала плечами.

Олкимос убрал продукты в холодильник и принялся мыть посуду.

– Слушай, – спросила я, только для того, что не дать иссякнуть нашему разговору, – а как переводится имя Олкимос?

– «Сильный». Аня, ты всё время увиливаешь от конкретных ответов, тебе не нравится наш разговор?

– Нет, просто ты сказал, что нам надо спешить, что мы опаздываем, а мы почему-то мелем воду в ступе. В отличие от тебя, Поцелуйчик, я окончила институт управления, поэтому предпочитаю разговорам дела. Я прекрасно поняла тебя: тебе хотелось бы засветиться со мной в рекламе, интервью, съёмках – где получится. Не исключено, что это поможет тебе осуществить какую-нибудь твою затаённую мечту. Но ты ни слова не сказал, в чём она? Стать лицом какой-нибудь фирмы?

Олкимос был сбит с толку. Как долго он ходил вокруг да около, а можно было бы сразу с главного начать.

– Моя мечта – кино, но она недосягаема. Так что не будем о ней говорить.

– Ты слишком красив, – сухо проронила я.

– Что? – с недоумением переспросил Олкимос.

– Не обижайся, но такие приторные физиономии в кино давно не в моде. Я не помню, кто именно из кинобоссов Голливуда как-то сказал: «Господи, где вы, великие актеры прошлого, сегодня мы снимаем одних уродов». Но времена красавчиков, даже таких, как Бёрт Рейнольдс или Пирс Броснан, и в самом деле давно прошли. Нужно просто найти специалиста, который поколдовал бы над твоим имиджем, – дело вполне могло бы сдвинуться с мёртвой точки.

Олкимос грустно усмехнулся.

– Аня, ты совсем не знаешь этот мир.

– Я не знаю? – возмутилась я. – Да я напрочь сдвинутая киноманка. Назови любой фильм – девять из десяти, что я его смотрела. Ты помнишь, как Джон Траволта после своего блестящего успеха, буквально триумфа в «Субботней лихорадке» через какое-то время совсем исчез с экранов? Но он вернулся, правда совсем в другом обличье, и до сих пор звезда. Так что я за свои слова отвечаю.

Поцелуйчик задумался.

– Марк Минкин, – сказал он вдруг. – Ты могла бы нас познакомить?

– Вполне. Моя закадычная подруга в очень хороших отношениях с ним. Но один Минкин задачу не решит. Нужно заказать сценарий, в котором фигурирует грек или действие частично происходит в Греции. Найти спонсора, снять фильм. Самое удачное, если это будет сериал о модельном бизнесе и ты будешь играть в нём пусть не главную, но вторую или третью по значимости роль.

Олкимос скептически поморщился.

– Аня, кто сейчас в мире смотрит русские фильмы? Мне проще осуществить твою идею здесь, в Греции.

– Проще. Но у нас это будет стоить дешевле. И потом, наверняка, когда ты бывал у нас, в России, на тебя просто западали.

– Да, – кивнул Поцелуйчик. – Женщины были от меня без ума. Особенно в ночных клубах.

– И значит, легко мог бы найти спонсора или спонсоршу…

Олкимос скептически промолчал.

– Ладно, – сказала я. – Пока всё ясно, мы играем в одной команде. Ну так что? Десять минут на сборы – и поехали? Но только не на мотоцикле. Может, закажем такси?

III – Страсти-мордасти

К ночным звонкам я уже привыкла: как-никак издержки моей профессии, но вот утро – дело святое, никакой макияж не спасёт, если как следует не выспаться. Кто бы это мог быть? Комягин? Смартфон я предусмотрительно отключила, но звонили на гостиничный номер.

Я взяла трубку и сонно спросила:

– Алло, кто это?

– Я это, жопа, я! Ты зачем отключила мобильный? Думала скрыться от меня? Ждала ведь, точно ждала, что я позвоню.

Я несколько секунд раздумывала, как мне поступить. Бросить трубку, позвонить на коммутатор и попросить, чтобы на ближайшие четыре-пять часов меня ни с кем не соединяли? И что потом? Я никогда не могла даже представить себе таким Арнольда, хотя, казалось бы, провела с ним достаточно времени, чтобы составить о нём верное представление. Самое смешное было в моей первой реакции: «Звонит Егор», – настолько прочно его манеры общения в мои плоть и кровь вошли.

– Хорошо, Арнольд Евгеньевич, подождите немного, я сейчас включу свой смартик. Я его действительно по ночам отключаю, приходится: поклонники отрываются или просто психи всякие.

– Ах да, ну как же я запамятовал, – ещё больше распалялся Бекешин, – поклонники, психи, ты ведь теперь у нас звезда. Подключи планшет, жопа, хочу с тобой по скайпу поговорить, на рожу твою мерзкую посмотреть.

В перерыве между подключением я успела позвонить Поцелуйчику, в ответ услышала сначала отборную брань на греческом, затем хмурое: «Ладно, сейчас буду».

Вот так-то лучше.

Чувствовалось, что Арнольд предстал передо мной с хорошего бодуна: сидел в одних трусах, обычно называемых «семейными», с всклокоченными волосами и неприятной волосатой грудью.

– Чему обязана? – нахально спросила я, бесцеремонно разглядывая его, как забредшего ко мне в гости на завтрак (аж с самого Кипра!) таракана.

– Дури своей, чему же ещё? – Бекешин продолжал бушевать. – Чтобы завтра убралась из Афин! Приказ! И не обольщайся, в Москве я тебя вообще по стенке размажу.

– Смысл? – попыталась уточнить я.

– Смысл? Что ещё за смысл?

Первые несколько ходов в дебюте остались за мной. Я сумела поставить Арнольдика в тупик.

– Зачем мне так торопиться, если меня всё равно «размажут»? – спокойно ответила я. – Вот только кто? Ты, случайно, не переоцениваешь себя, Арнюсик? Забыл, кто за меня просил? Я бы на твоём месте о своих собственных яйцах позаботилась бы. Отрежут ведь, как пить дать. Суди сам: можно наплевать на законы, но и по всем понятиям ты не прав. Сам прогнал меня на все четыре стороны, да ещё обобрал при этом, а теперь приказы раздаёшь? Думаешь, одному человеку с большими звездами (не то что я) такой твой выкрутас понравится? А я ведь могу ещё и Минкина подключить, задним числом подпишу с ним договор – отстежку при-лич-ную тебе тогда придётся сделать. Что ещё? Журналюг местных на уши поставить? Как ты своё турне на Греции строишь, а сам бросил ей лишь несколько крошек с барского стола? Два вшивеньких дефиле, на большее пороху не хватило? А где благотворительность? Сунулся – так помоги народу, оказавшемуся в сложном положении. Спонсоров подключи, на жалость богатых соседушек подави. Что, не затем приехал, сливки хочешь снять и смотаться по-быстрому? Без порток останешься, Евгеньич. Кстати, я тут уже несколько снимков сделала: пусть мир высокой моды погадает, с чего бы вдруг такое светило разгуливает по своему номеру в гостинице в задрипанных, не первой свежести семейных трусах. Бзик? Или пытается какую-нибудь новую коллекцию создать для бомжей всего мира?

Арнольд не ожидал такого отпора. Он явно меня недооценил.

– Ладно, – сказал он наконец, сразу взяв в нашем разговоре на полтона ниже, – говори: что хочешь? Но предупреждаю: денег больших не жди от меня, знаю прекрасно, что ты там строишь из себя бессребреницу.

– Опять за дуру меня держите, Арнольд Евгеньевич? – Я уже не жалела о прерванном сне: развлечение того стоило, было просто отменным. – Под шантаж пытаешься подвести? Засунь-ка лучше свои вонючие деньги поглубже туда… откуда их достать собираетесь. А на будущее знайте: я уже давно одной прекрасной привычкой обзавелась: все важные разговоры на технику записывать. Ну а ещё – тут рядом мой агент сидит и внимательно нашу беседу слушает. – Я развернула камеру в сторону уже примчавшегося Олкимоса и тут же вернула её в исходное положение. – Так что вот вам моё предложение: расходимся по-хорошему – у вас своя свадьба, у меня своя. Да, не спорю, подгадали вы верно, мой первый контракт здесь, в Афинах, закончился, но что мешает мне следующий заключить?

Бекешин помолчал угрюмо, затем понял, что его игра проиграна.

– Хорошо, Анюта, будем считать, что в прошлый раз я поступил с тобой не лучшим образом, со всех сторон недооценил тебя. Сейчас предлагаю тебе вернуться в родной коллектив, чтобы на полную катушку насладиться несравненной Европушкой. Ну и договор, конечно. Заключим, как положено.

– О, это уже интересно, – оживилась я. – И что конкретно я буду иметь в таком варианте?

– Минимум работы, так как она вся уже распределена. Гонорар такой же, как у твоей незабвенной Оксаны. Всё без обид. В Москве в твою сторону ни гадостей, ни комплиментов, но и помощи тоже никакой, карабкаться будешь сама. По-моему, прекрасный вариант. Итак, твои соображения?

Я из вежливости сделала вид, что задумалась, хотя ответ у меня уже был наготове.

– Не знаю, надо посоветоваться с агентом…

– Ладно, давай сюда этого твоего Эскимосика.

На месте Поцелуйчика я бы на веки вечные обиделась в ответ на такое пренебрежение к его имени: всё-таки южный человек, к тому же грек. Но Олки был в первую очередь человеком дела, всё остальное он безжалостно в сторону отметал.

Уже через десять минут основные условия были обговорены: четыре молодых статных парня, команду набирает сам Олкимос, договор только через него. Гонорар средненький, но по европейским расценкам, однако и комиссия агентству (в данном случае Арнольдику, без посредников) тоже европейская: 50%, а не 20, как в России принято. Самостоятельная, немного разнящаяся с основной, программа и срок до окончания тура. О чём ещё можно было мечтать?

Ей-богу, нам впору было на радостях тут же после переговоров завалиться с Олки в постель. Однако на самом деле ни на какие «шалости» у нас с Поцелуйчиком совершенно не было времени. Он тут же уселся в кресло с телефоном в руках и начал собирать команду. Я же пыталась хоть немного привести в порядок разгулявшиеся нервы.

Грубый тон, которым я разговаривала с Бекешиным, был лишь цветочками: в последнее время я открыла в себе множество таких самых разных талантов, о которых раньше и не подозревала. При необходимости могла обложить какого-нибудь зарвавшегося наглеца любой этажности матом, специально проходила для этого курс у одного старичка-морячка. Много читала на различные темы, научилась разбираться в скульптуре, архитектуре, живописи, ходила по музеям, особый упор сделала на осваивании актёрского мастерства у одной знаменитой, но безнадёжно спившейся актрисы. Танго, фламенко, сальса – я уже не была той безнадёжной коровой, как раньше. У меня вообще не было ни минуты свободного времени, особенно теперь, когда я неожиданно для себя сделалась столь популярной, и где – в самой Греции.

Обо мне писали газеты, я снималась для каталогов, участвовала в кулинарном шоу и рекламе на телевидении, выступала на подиуме, не гнушалась даже и топлесс – то есть полуобнаженки. Олкимос буквально из воздуха творил мне заказы, но мы оба прекрасно сознавали, что всё это волшебство может в любой момент лопнуть, как мыльный пузырь. Я была и преподносилась именно как «характерная», то есть модель нестандартной внешности. Неожиданно возник на такой образ спрос – она процветает, спрос сместился – и где потом модельку эту искать?

Ну и подоспел как раз такой определяющий момент. Нужно было подписывать новый контракт, с тем же или любым другим агентством. И тут я уже никак не могла согласиться на гроши, которые мне платили раньше. Ведь дело было не только во мне, но и в ребятах, которые со мной вместе работали. Большой гонорар – большие затраты на рекламу. Раньше всё было просто: те деньги, которые я должна была получать пусть даже по самым минимальным расценкам, но не получала, вкладывались в мою раскрутку. И это работало. Но по всем статьям было видно, что я выработала прежний ресурс; нужен был новый, более креативный имидж, а значит, и гораздо большие деньги, чтобы он оказался удачным, запустился с полуоборота.

То есть мы оба с Поцелуйчиком понимали, что на новую ступеньку мне никак не взобраться, так что звонок Арнольда оказался как нельзя более кстати. Что могло быть в моём положении более удачным, чем прокатиться на пике достигнутого успеха «галопом по Европам»?

– Это не всё, – решилась я высказать только что возникшую у меня, но не успевшую ещё созреть мысль. – Вы берёте меня в свою команду, мы всё время будем держаться вместе. Не только на работе, но и на досуге тоже. Такой вот необычный состав. Пусть поломают головы, что нас объединяет?

Поцелуйчик задумался: он и в самом деле не лишён был деловой сметки.

– Да, принимается, – наконец кивнул он. – Но нам надо будет постоянно что-то придумывать, работать больше головой, чем ногами.

– Наконец-то до тебя дошло! – облегчённо вздохнула я. – Давай действуй, звони, извиняйся, уговаривай, ну а я спать пошла. У нас сегодня последний день съёмок, если ты не забыл: 30 «картинок» для каталога. Завтра мы уже будем в Италии. Главные центры моды в Европе – Милан и Париж – мы, слава богу, ещё не пропустили.