Текст книги "Распятая. Любовный роман"

Как раз к тому времени я осталась совсем без денег. Все мои сбережения растаяли, всё, что было накоплено на свадьбу, тоже. Я постоянно занимала у кого только могла, и, естественно, подошёл момент, когда никто уже не захотел давать мне деньги в долг. Между тем через три недели мне предстояло оплатить аренду квартиры, причём сразу за полгода вперёд. Это был полный крах. Что мне оставалось? Вернуться к родителям? Они и так уже меня затерроризировали. Это на расстоянии, а что будет, если находиться с ними постоянно, бок о бок? Я всерьёз подумывала о том, чтобы переселиться к Фомичу на любых условиях, но чтобы у такого мужика зазнобы не было, как-то не верилось.

Выход был один: устроиться куда-нибудь на работу, на что я и переключила временно свои усилия. «Судовой журнал», так я называла свою любимую папку в компьютере, моментально был забыт, и я засучила рукава. Отпечатала целую кипу резюме, часть из них разослала по почте, часть разнесла сама, но результат везде был один и тот же: что-то наклёвывалось, даже обещалось, а потом, в последний момент, срывалось. И я никак не могла объяснить себе почему. Заполняла тесты, умильно заглядывала в глаза кадровику или топ-менеджеру, прилежно отвечала на все задаваемые вопросы, но уже к концу собеседования знала результат. Что это было? Обыкновенное невезение? Очередная жизненная гадючесть?

Гораздо лучше дело обстояло в области подработок. Студенческий опыт выручал, тем более что я ни от чего не отказывалась: ни офис отдраить, ни всякого рода рекламную ерунду по почтовым ящикам рассовать. У меня было две цели: накопить сто евро на очередной визит к Леонарду и заплатить своей квартирной хозяйке, но последнее я могла сделать, только устроившись на работу и взяв в банке небольшой заём.

Прошло две недели, пока я поняла, почему меня отовсюду отфутболивают. Да очень просто: после собеседования, а то и во время него, наводят справки по моему прежнему месту работы, ну а там и происходит сбой. Разъярённая, словно целый пчелиный рой, я не стала звонить нашему кадровику: он наверняка стал бы всё отрицать, так уж у них принято, двуликих Янусов, а вышла сразу на нашего начальника, Глеба Евгеньевича. К счастью, секретарша меня ещё помнила и после коротких переговоров с «Глебушкой» меня с ним всё-таки соединила.

– Да, Красников. Анюта? Что там у тебя стряслось? Слушаю!

Тут я ему и выдала всё по полной программе, удивляюсь только, почему он сразу трубку не положил. Наверное, просто оторопел от моей наглости. Мужик он был суровый, надменный, нас, своих сотрудников, за людей не считал. Не участвовал в наших предпраздничных пирушках, даже с днём рождения кого-то поздравить – и то сам ни разу не удосужился. Всё за него делала секретарша. И хотя никто не бывал внакладе, было немножко обидно, что он такой сухарь. И тут вдруг Леднёва, собственной персоной!

– Хорошо, я разберусь, – холодно ответил он, когда мой запас обвинений был наконец исчерпан. – Хотя, признаться, я не привык, чтобы со мной разговаривали в таком тоне.

– Простите, у меня просто не было другого выхода, – смиренно, буквально само покаяние, быстро сориентировалась я.

– Минут через десять перезвони мне, – буквально через губу переплюнул мой бывший шеф эти слова.

Ну и бог с ним, главного я всё-таки достигла. Глеб был мужик крутой, и откладывать что-либо на потом было не в его правилах. Возмездие обычно следовало неотвратимо.

Я перезвонила, как мы и договаривались.

– Знаешь, вопрос сложный, – неохотно признался он в трубку: как видно первая волна его цунами завершилась пшиком. – Приходи лучше сегодня или завтра на работу, на месте и разберёмся.

Как я поняла, кадровик в самой категоричной форме отрицал свою причастность к тому, в чём я его обвиняла.

– Я не могу прийти на работу? – хмуро ответила я.

– Почему?

– По той же причине, по которой с неё уволилась. Вы, наверное, моего отсутствия так до сих пор и не заметили? В самом деле, кто я для вас? А уж причина… Это действительно надо, чтобы гора двинулась к Магомету.

Он помолчал немного, затем вздохнул.

– Ладно, давай встретимся на нейтральной территории, после работы. Говори, где тебе удобнее.

Нет, определенно где-то что-то стряслось: кто-то сдох или что-нибудь в этом роде. Зацепка. Я достучалась до небес. Чтобы Глебушка заинтересовался чьей-то судьбой, а уж тем паче согласился встретиться с кем-то из своих сотрудников в нерабочее время – такое и во сне не могло присниться. Я лихорадочно соображала, как мне использовать этот Богом посланный шанс, какие доводы привести в свою пользу. Может, в Глебушке и в самом деле осталось что-то человеческое?

Глеб не заставил себя долго ждать, был сам за рулём, хотя обычно пользовался услугами шофера. Припарковался поблизости, остановил машину, открыл дверцу, приглашая сесть рядом с ним, закурил, не спрашивая «у дамы» разрешения.

– Ну, теперь я знаю достаточно, Анюта, чтобы вести предметный разговор. Честно говоря, никак в толк не возьму, какие у тебя к нам претензии? С тобой случилось несчастье, все это понимают. Вадим женился на другой девушке, но ведь это его право. Твоё увольнение вообще ни в какие ворота не лезет. Без работы, без денег… Тебе что, нравится трудности преодолевать? Так и преодолевай. Кадровику я верю, твои обвинения в его адрес считаю голословными, необоснованными. У нас прекрасный микроклимат на фирме, я, во всяком случае, за этим слежу. Но помочь тебе…

Я пыталась остановить себя, но это было бесполезно. «Прекрасный микроклимат», «слежу»… Лучше бы он не говорил таких слов. В течение четверти часа я буквально растёрла в порошок этого надутого индюка, начав с его личной жизни, красавицы-жены, которая изменяла ему направо и налево. Разодетая в пух и прах, с утра до вечера и с вечера до утра только тем и занята была, что разоряла его, транжирила его деньги. Шлялась по модным бутикам, ночным клубам и казино, не желала иметь детей, поскольку за ними надо ухаживать, да и фигура будет потом безнадёжно испорчена. Её буквально каждый прыщик на лице, сломанный ноготь выводили из себя: как, мол, это может быть со мной?! Продолжила о том, что он такой пентюх, что не только не может постоять за себя, но даже любовницу завести, прыгает перед своей «Ля-ля-ля, ля-ля-ля, ля-ля-ля, Эммануэль!» на задних лапках. О том, что весь коллектив давно потешается над ним и его унижениями, что никто «на фирме» его не любит, только изображает подобострастие. А сама фирма давно уже на краю пропасти, из пионеров-лидеров в компьютерном бизнесе скатилась в третий сорт: скупает в Юго-Восточной Азии некондицию, а наши русские умельцы из дерьма делают конфетку. Потом эту конфетку (действительно конфетку!) наши же менеджеры (вот уж полная оторва!) реализуют где-нибудь на пока ещё бескрайних просторах «СНГовии». И процветает, как ни странно, поскольку дураков вокруг пруд пруди. Но ведь такое не вечно.

Глеб слушал меня с прохладцей, но не перебивал. Очнувшись, я поняла: всё, конец, теперь мне вообще никуда не устроиться. Господи, с чего меня вдруг понесло-то? Кто мне казахи или узбеки – родные братья? А жена его? Чего я к ней прицепилась?

– Ну, насчёт наших дел… – задумчиво, почему-то с большим запозданием ответил вдруг Глеб, – ты просто в этом ничего смыслишь. Основной закон бизнеса гласит: занимайся тем, что тебе на данный момент всего выгоднее. То, чем я занимаюсь, и вы вместе со мной, очень выгодно. Но это большой секрет. Я надеюсь, ты о нём будешь молчать, как аквариумная рыбка. Пусть лучше я и дальше буду выглядеть со стороны хоть и не дураком, но, по меньшей мере, не слишком башковитым человеком. Пойми, Анюта, я мог бы платить вам зарплату вдвое-втрое больше той, что плачу сейчас, но чем это в итоге закончится? Начнёте болтать, «крыша» плату за свои услуги повысит, а может, и вообще, устранив меня, к своим рукам столь лакомый кусочек приберёт… Элементарщина! Смекаешь теперь? Ну а вот всё остальное, что ты сейчас изложила, и в самом деле небезынтересно. Пример навскидку: я должен извиниться перед тобой, но основательно проголодался. Дома, как ты понимаешь, хорошего меня ничего не ждёт в этом плане, так не могли бы мы продолжить наш разговор где-нибудь за трапезой? Тут неподалёку есть небольшой ресторанчик, очень уютный. Если ты, конечно, никуда не спешишь.

Ну, насчёт «спешишь» он загнул, конечно. Более того, я была так голодна, что даже боялась смотреть на еду, которую нам принесли. Поглощала её молча, с закрытыми глазами, совершенно не заморачиваясь тем, что обо мне думают Глеб, другие посетители, официанты. Затем, когда я немного (!) насытилась, на меня нашёл другой стих – словоизвержение. Постоянно перескакивая с одного на другое, я, казалось, пересказала Глебу всю свою жизнь: пристрастия, взгляды, мысли, особенно смакуя последние злоключения. Я даже обрисовала ему тот сон с распятием.

Нельзя сказать, чтобы Глеб был потрясён, хотя слушал достаточно терпеливо, иногда даже что-то уточнял, задавал наводящие вопросы. В общем, индюк – он индюком и остался.

– Не знаю, что с тобой делать, – проговорил он наконец задумчиво. – При таких нервах никто тебя на работу не возьмёт, а если возьмут, то через неделю выгонят. Я имею в виду порядочную, то есть нормально оплачиваемую работу. Даже не могу рекомендовать тебя своим друзьям: как я им в глаза буду после смотреть? Я вообще-то планировал тебя оформить в какой-нибудь из филиалов нашей фирмы, восстановить в должности не ниже прежней, но это совершенно невозможно, ты сама это понимаешь.

Да, всё было на редкость логично, безжалостный киллер-взгляд со стороны. Именно такой я себя вместе с ним увидела и поняла, что он прав, прав, трижды прав, четырежды объективен. Всё тот же замкнутый круг, из которого я не могла вырваться, ничего нового. И что толку дёргаться дальше? Пожалуй, психушка, если выбирать, и в самом деле лучший исход.

Красников не торопил меня, думал о чём-то своём. Наконец он прервал мои грустные размышления.

– Послушай, небольшая консультация. Если бы я вдруг обзавёлся любовницей, как ты считаешь, повысило бы это мой статус на фирме, улучшило бы мои отношения с женой?

Вопрос на засыпку. Голова у меня плохо соображала – я ответила первое, что в неё пришло.

– Статус? Безусловно. Что до жены… Не та она женщина, чтобы взяться за голову или испугаться. Просто будет вести себя ещё более вызывающе.

– Ты уверена?

– Конечно. У неё появится оправдание! Свободная любовь. Не думаю, чтобы в вашем кругу этим кого-нибудь можно было бы удивить.

Красников опять задумался. Мне это не мешало, так как подоспело время десерта, и уж тут я смогла оторваться по полной программе. Деньги на еду у меня были, конечно, поэтому голод тут был другой. Приготовить себе что-то вкусненькое в последнее время у меня не было ни сил, ни желания, а чтобы совсем вот так – не буду скрывать, и умения. Поэтому я наслаждалась, как только могла.

Наконец Глебушка соизволил вновь отверзнуть свои уста:

– Хорошо, Анюта, у меня к тебе деловое предложение. Надеюсь, ты понимаешь значение слова «виртуальный»?

– Да, безусловно. Это вроде как что-то возможное, но вместе с тем абсолютно нереальное. То, чего в жизни не бывает, но в мозгах почему-то застревает, – тотчас сморозила я какую-то залипуху, совершенно не представляя себе, даже не предполагая, что конкретно имеется в виду.

Глеб несколько брезгливо поморщился моим словам, но тем не менее продолжил:

– Так вот, не согласилась бы ты, Анечка, за определенные… не деньги, нет, скорее удобства, стать моей виртуальной любовницей?

Это было ещё менее понятно, у меня просто челюсть отвисла.

– Что вы имеете в виду под словом «удобства»? – спросила я наконец. – Надеюсь, они не «во дворе» и не «в конце коридора»?

Красников усмехнулся. Тоже было что-то выдающееся для него.

– Нет, разумеется. Во-первых, квартира. Во-вторых, иногда посещение ресторанов и других увеселительных заведений. В-третьих, работа хоть в основном офисе, хоть в каком-нибудь из филиалов нашей фирмы – сама выберешь. Теперь, с таким статусом, тебя будут терпеть в любом качестве, хотя я почему-то уверен, что ты будешь работать, как и работала, то есть прекрасно. Зарплата повыше, чем раньше, соответственно. В-четвертых, расходы на твою реабилитацию до победного её завершения. Вот и всё с моей стороны. С твоей – никакого интима…

– Ну, при таких условиях можно и с интимом, я от чистого сердца, – без малейшей тени иронии проблеяла я.

– Прости, – поморщился Глеб, стараясь преподнести свою мысль как можно мягче. – Я не могу. Не оттого, что там что-то произошло с тобой. Просто не хочу тебя обидеть, но ты не в моём вкусе. Видела мою жену?

Ещё бы не видела! Ноги от ушей, а походка такая… никакой виагры не надо, мёртвый встанет… из гроба вслед посмотреть.

– Ну так как, попробуем? Не сложится – в любой момент можем это дело прекратить.

Что мне ещё оставалось, как не ответить «Да, разумеется!»? У вас как, хватило бы духу отказаться?

II – «Моя добыча!»

Я никак не могла осознать, что со мной произошло. Что называется, из грязи – да в князи, из замарашек в царевны. В принципе, это не решало полностью ни одной моей проблемы, но, с другой стороны, я определенно зацепилась, обрела твёрдую почву под ногами.

Надолго? Вряд ли. Начну с того, что Глеб оказался не так уж и щедр. Всё, что я получила от него, – мою же квартиру с оплатой вперёд на полгода и никаких перемен к лучшему в обстановке, прежнюю работу с видами на дальнейшее продвижение по службе, которого можно было ждать до морковкиного заговения, прежний оклад, но с какой-то дополнительной нагрузкой, так что ещё процентов десять набегало. Насчёт увеселительных заведений обещание было рассчитано, как видно, на очень далёкую перспективу. Ну, и ещё некоторая сумма на мою реабилитацию, за которую я должна была постоянно отчитываться.

Забегая вперёд, скажу, что, узнав, какие деньги я плачу Леонарду, Глеб записался к нему на приём и попытался сбить расценки. Это ему не удалось, конечно. Леонардик просто посмеялся над новоявленным Гобсеком. Но узнал в тот раз Красников обо мне предостаточно, вытягивал каждую подробность, смаковал каждую деталь, пытался даже ознакомиться с моей так называемой историей болезни.

Да и плевать на него. С сексом ко мне он не лез, только ночевал иногда – где-то в среднем раз в неделю. Кроме того, часто вызывал к себе в кабинет на беседу, опять же о денежках своих беспокоясь, гарпагон несчастный. То есть мои сады Семирамиды в любой момент могли рухнуть – но что я теряла?

Как уже говорилось, я восстановилась на прежнем месте. Девочку, которая меня заменяла, как раз и перевели с повышением в один из филиалов. Вела я себя спокойно, скромно, но сотрудников держала на расстоянии. Две попытки поехидничать надо мной закончились для их зачинщиц печально, после чего никто уже больше меня не трогал, да и в душу не лез. Особенно трясся Вадим, но я делала вид, что не держу на него зла. И это дало результат: через какое-то время он даже стал поглядывать на меня с любопытством: как видно, не очень-то ладилось у него с молодой супругой.

У меня появились деньги, но все они уходили на то, чтобы потихоньку расплачиваться с долгами. Я могла бы не делать этого, во всяком случае не спешить с отдачей. Но не такой я человек.

И всё же то, что со мной произошло, нельзя было назвать иначе как чудом. Я никак не могла понять, как такое случилось. Конечно, если бы я была фанатично верующей, просто бы всё объяснила: в моей жизни с самых малых лет слишком удачно всё складывалось, но я не оценила милости Божией, слишком возгордилась, возомнила о себе, о людях и о Нём забыла, и тогда Он послал мне испытание. Теперь, когда я это испытание вынесла, выстрадала, Бог меня помиловал.

Если по первой части этого рассуждения, то оно не моё. Так мне пытался втолковать священник в Реабилитационном центре (впрочем, никакой он был не священник, как оказалось при первом же разговоре, а простой монах, сам весьма странный и обуреваемый страстями, он даже в глаза мне почему-то боялся смотреть). Но я не слишком разбираюсь в вопросах веры, и комплекс вины, который он пытался мне внушить, вызвал у меня тогда резкое чувство отторжения. «Может, я совсем дура, – думала я после первого нашего разговора, – но никак не могу понять, зачем Богу наказывать человека кроткого, доброго, наивного, когда вокруг столько злых людей?». Тогда, отчаявшись убедить меня и считая, что я ввожу его «во искушение» своими доводами, монах Иларион, так его звали, дал мне карманного формата Библию и предложил найти себя в ней.

Это было ещё до того момента, когда я ушла в интернет, поэтому уцепилась за его предложение, как за спасительный круг. Каково же было изумление Илариона, когда я заявила ему, что нашла себя в книге Иова. Он проговорился, что ожидал совсем другой вариант, более подходящий мне, – образ Марии Магдалины. Но ведь я не была проституткой, падшей женщиной, – в чём же мне было каяться, за что себя распинать?

– Да, но роптать на Бога! – пробормотал тогда Иларион.

– Почему же Иову можно было, а мне нельзя роптать?

Этим вопросом я добила его, с тех пор он старательно избегал со мной дальнейших встреч. А мне очень хотелось поговорить с кем-нибудь на эту тему.

Мой возраст… Я и сейчас многого не понимаю в том, что читаю, а тогда была совсем уж простушкой. В «11 минутах» Пауло Коэльо меня насмешило то, что героиня, хоть и была проституткой, всё своё свободное время проводила в библиотеке, именно этим в конце концов в корне изменив свою судьбу. И тем не менее вопросы, которые жизнь постоянно ставила передо мной, требовали ответа, и я с головой погрузилась в интернет. Скачанные оттуда материалы я распределяла по степеням сложности, исходя из того, что то, что недоступно мне сейчас, станет ясно потом, когда я наберусь ума, образованности и, главным образом, жизненного опыта. Но в данном случае я и сама сообразила, когда Иларион произнёс загадочную фразу: «Надо упасть, чтобы возвыситься!». Что же получается: то, прежнее моё падение было недостаточным, оно должно было стать более глубоким, осознанным? Если бы… если бы я пошла по другой дорожке, стала проституткой, путь Марии Магдалины открыл бы мне многое.

Как бы то ни было, Бог или, может, Судьба пришли мне на помощь как раз в самый подходящий момент: когда я исчерпала статус жертвы. Нельзя было ожидать, что я смогу им пользоваться до бесконечности: удостоверений подобных не дают и льгот никаких таким, как я, не положено. Для меня сделали всё, что возможно, а дальше уж сама, детка. Ножками, ножками…

Какой-то прогресс всё-таки был: я не пошла по традиционному пути, предложенному мне Иларионом: не стала «плечевой» или массажисткой салона интимных услуг, отвергла участь Марии Магдалины, а уж тем паче Жюстины, выбрав для себя путь Жюльетты, хотя до графини Лорзанж, как и до аристократки вообще, мне было так же далеко, как до планеты Марс.

Конечно, я не обольщалась в отношении Глеба: слишком хорошо знала характер своего бывшего и нынешнего начальника, чтобы понимать – хоть наши отношения и носили вроде как чисто деловой характер, он никогда не смирится с тем, что при таких затратах он ничего не получает взамен. Непременно попросит конфетку. И я даже ждала этого. Не в моих правилах оставаться в долгу перед кем-либо, ну а кроме того, мне и в этом отношении хотелось реабилитироваться, почувствовать себя женщиной.

Я смотрела во все глаза на Леонардика и не знала, как поступить. Проще всего было бы разузнать что-то предварительно у Иннуси и только потом идти на приём, но я, как всегда, поддалась эмоциям.

– Вы повысили плату, причём сразу в пять раз, – проговорила я в запальчивости, – вы что, специально так издеваетесь надо мной? Или завлекали сначала иезуитской видимостью милосердия, а теперь решили раскрутить по полной программе?

«Сын Льва и сам Лев» сокрушённо развёл руками.

– Благодарите своего умненького-разумненького начальничка. Он был настолько возмущён моими «сверхдоходами», что я вынужден был уравнять вас с остальными своими клиентами. Поймите меня правильно, что мне оставалось делать? Действительно, по доброте душевной я могу позволить себе иногда некоторую благотворительность, но вы уже не та бедная девочка, которая пришла ко мне в начале нашего знакомства. Теперь у вас богатый, как бы это сказать поделикатнее… спонсор – и с чего, простите, я должен делать вам какие-то послабления? Налоговая инспекция меня не поймёт. Кстати, вы хоть знаете, что ваш толстосум навещал меня?

Я мысленно послала тысячу эсэмэс-проклятий Глебушке, но что это могло изменить?

– У меня нет таких денег, – сухо ответила я. – Вы, наверное, поняли уже, какой он скупердяй?

Леонардик привычно скорбно покачал головой и развёл руками. Обычный наш ритуал.

– Как жаль, что у вас нет денег, – тихо прошептал он с истинно китайской обходительностью.

– Как жаль, что у меня нет таких денег, – в тон ему прошептала я в неимоверном отчаянии. – Но мы не можем столь нелепо расстаться!

– Вы даже не представляете себе, как трудно мне будет обходиться без вашего общества, – совсем уж, чуть ли не разрыдавшись, сбавил тон (почти до шёпота) Сам Лев и сын Льва.

Я понимала, что, если я сейчас уйду ни с чем, эти двери могут уже закрыться для меня навсегда и никакая Иннуся больше мне не поможет. Я не имею в виду «дверь» в прямом смысле этого слова.

– Хорошо, – сказала я. – Вы отказываетесь меня лечить, но не могли бы вы оказать мне посредничество в одном деле?

Я изложила суть своего похода к Фомичу.

Чупилин весело рассмеялся.

– Но ведь это уголовно наказуемое деяние. Вы хотите засадить меня за решётку? Не слишком ли себя переоцениваете? Зачем мне такие приключения? Денег у меня и так больше, чем нужно, любовницы, как я уже вам сказал, мне пока не требуется.

Я оперлась локтями о стол и с предельной загадочностью посмотрела ему в глаза.

– Вы внимательно читали те материалы, которые я вам давала в нашу первую встречу? Там есть то, что могло бы очень, о-чень вас заинтересовать. И вы получите это буквально за гроши. Я ведь уже не та простушка-пастушка, которую вы имели честь созерцать в нашу первую встречу: я давно вызубрила чуть ли не наизусть все ваши книги. Так вот что меня безмерно удивляет: среди них нет одной – самой скандальной, самой успешной, настоящего бестселлера, который мог бы конкурировать даже с художественной литературой: книги о психологии сексуального маньяка. И ради бога, только не говорите мне о том, что на эту тему написаны тысячи томов, поставлены десятки тысяч фильмов. Вы могли бы здесь превзойти самогό Зигмунда Фрейда. Поняли теперь, что я имею в виду? «Дневник падшего».

Леонардик больше не улыбался – он побарабанил пальцами по столу, весь уйдя в себя, затем осторожно высунулся наружу, как черепаха из панциря, искоса поглядев на меня.

– Неплохое название. Сами придумали?

– Нет. Зачем мне врать? Просто был роман об одной плохой женщине, очень плохой, которая вроде как под конец жизни решила рассказать о себе правду. Книга побила все рекорды в начале прошлого века (общий тираж – более миллиона экземпляров), но на века не прогремела. (Две войны, сами понимаете). Я просто читаю сейчас всё подряд, вот и наткнулась случайно.

– Ну а тот дневник… вы держали его в руках?

– Да, – кивнула я, – в начале следствия эта распечатка фигурировала в деле, и меня, естественно, с ней ознакомили. Потом обвинение пришло к выводу, что как доказательство она никак не может быть использована. Происхождение её туманно, а стало быть, и несущественно: защита тут же утопила бы её, а с нею всех нас заодно. Надеюсь, что её не уничтожили. Для меня она тоже очень важна.

Леонардик сделал вид, что ещё колеблется: он никак не хотел признаваться самому себе, что уже прочно сидит на крючке. И у кого? У какой-то сопливой девчонки.

– Хорошо, – наконец важно кивнул он. – Я выступлю посредником. Но только в том случае, если игра и в самом деле стоит свеч. Сначала ознакомлюсь с материалами. Но как мы поделим дневник, если он не только действительно существует, но ещё и заслуживает внимания?

Я пожала плечами.

– Очень просто. Нам не нужны оригиналы. Вы просто перекинете скачанные материалы со своей флешки на мою.

– Да, резонно, – вздохнул Леонард, что, по всей видимости, означало его полное согласие.

Чему я больше всего удивилась – так это тому, что такое продолжительное время видела Львёнка серьёзным, чем и не преминула воспользоваться.

– Так вы оставите прежнюю цену? Спонсоры тут ни при чём, вы должны защитить бедную девочку. В этом как раз и состоит в данном случае благотворительность. Вы ведь понимаете теперь, отчего моё внутреннее «я» так противится всякой попытке вылечить меня. Я не могу быть добренькой, зная, какая опасность мне угрожает.

Леонард усмехнулся.

– Да, вы очень интересный экземпляр. Я вот думаю: что было бы, если бы жизнь и дальше шла для вас своим чередом? Вы остались бы обыкновенной наивной девчонкой и за хорошим мужем так, глядишь, спокойно и счастливо прожили весь отпущенный вам век: работа, детишки, любимый человек рядом. Будни, праздники, радости, горести, незаметно подкравшаяся старость. Но не судьба. И какая теперь судьба?

Я разозлилась.

– Вы пожелали бы такое своей дочери? Такую «мудрость»?

– Ну, во-первых, у меня нет детей, пока не сподобился, а во-вторых, я, конечно, сделал бы всё возможное, чтобы свою дочь от чего-то подобного оградить. Однако суть тут не в дочери. Просто вы уникальны. Большинство людей после такого стресса не выправляются никогда. Не выправитесь и вы, но инстинкт самосохранения у вас такой, что ради того, чтобы выжить, вы способны пойти на саморазрушение, согласившись на любые изменения в своей личности. Как я мог бы пожелать кому-нибудь такое? Плата в данном случае непомерно велика.

«Интересная мысль! – подумала я. – А ещё интереснее, что думает человек, видя перед собой водоворот? В таком моём положении наверняка лучше быть от меня подальше. Эх, сын Льва, подведёт тебя когда-нибудь твоё любопытство! Хотя… в тридцать два года такая знаменитость – это, быть может, как раз благодаря подобной безоглядности».

Но я не стала рисковать, высказывать свои мысли вслух, поспешила замаскировать ловушку, переменив тему.

– Странно, а что, ноги от ушей не позволяют иметь детей? – наивно поинтересовалась я, старательно делая вид, что никаких моих бесед с Иннусей не было и я ничего не знаю о личной жизни Леонарда.

– Ну, знаете, роды портят фигуру. Жена считает, что с детьми пока можно подождать.

– Она у вас актриса, манекенщица? – продолжала я разыгрывать из себя полную идиотку.

– Нет, – отрицательно покачал головой Леонард уже с подозрением, стараясь сообразить, куда я клоню.

– Понятно, – вздохнула я, решив не играть дальше с огнём и не подвергать риску хоть чуть-чуть подпортить неожиданно установившиеся у нас с «психом» доверительные отношения. – Значит, всего только обыкновенная стерва, прожигательница жизни. Вот видите, как вы не правы, рассуждая о моём «прорыве»: я как была, так и осталась полнейшей дурой. И будь вы моим мужем, первым делом нарожала бы вам кучу очаровательных карапузиков.

Что ж, крыть ему было нечем. Победа осталась за мной. Хотя я понимала, насколько несправедлива к этому человеку. Чисто женская черта – обязательно отомстить, причем несоизмеримо с обидой: если уж ударить, то по самому больному месту. Как я уже упоминала, весь феномен взлёта, именно взлёта, а не способностей Леонардика, возник исключительно благодаря связям родителей его жены. Разведись он с ней, и останется от знаменитого доктора (кстати, совсем не доктора и не профессора, а всего лишь доцента, кандидата наук) лишь пустое место. Ах, Иннуся, Иннуся, и не перечесть, скольким я тебе обязана, «дурочка-блондиночка»!