Текст книги "Последний Иван на престоле. Рождение, жизнь и смерть под властью женщин"

Несмотря на то, что наследник и его регент определены самой императрицей, недовольства продолжали развиваться. В них, как мы видим, вовлекались и простые люди, чего уж говорить о тех, кто имеет свой хотя бы маленький интерес. Вот и сердечно простой и чрезвычайно наивный Антон Ульрих стал всё чаще слышать уверения от близких к нему офицеров, что состоявшееся распределение ролей несправедливо. Герцог Брауншвейгский – отец нового императора, так почему же не ему отведена роль регента? К тому же, его уверяли, что манифест составлен неправильно, значит не имеет юридической силы. Надо полагать, что человек проникся этими разговорами и всерьез уверился в мысли, что его могут привести к власти в обход хитрейшего Бирона.

Наблюдая принца на протяжении всей его жизни, можно даже сделать предположение, что участие в заговоре было продиктовано не стремлением к власти, а неумением, даже страхом отказать тем, кто к нему обращался. Адъютант, камер-юнкер, кабинет-секретарь, несколько офицеров – с такими сторонниками он собирался менять историю. Но проблема в том, что среди заговорщиков не было никакого единства, отсутствовал даже четко сформулированный план действий. Сам принц и должен был стать центром, движущей силой, но он не умел, а потому всё это идейное предприятие расплылось настолько, что стало известно и самому регенту Бирону. Тот уж не заставил себя долго ждать, принимая меры.

Как поступить в таком случае с заговорщиком? Ведь Антон Ульрих – отец императора. Бестужевым было замечено, что несмотря на это обстоятельство, виновный не имеет особого статуса, по факту являясь обыкновенным подданным в государстве, которым управляет регент. А значит, при определенной смелости, Бирон мог поступить совершенно жестко.

Удивительно, что спасла тогда принца Брауншвейгского именно жена, которая, как мы помним, терпеть его не могла. Но она уговорила регента, чтобы тот не предпринимал никаких серьезных мер. Всё обошлось строгим устным выговором, который неудачливый мятежник услышал от членов сената и особо от главы Канцелярии тайных и розыскных дел генерала Андрея Ушакова. Именно этот человек выявил заговор, оперативно задержал виновных. Он же сурово высказывал Антону Ульриху о недопустимости подобного поведения, называя того мальчишкой, отвергнув все условности. Если принимать во внимание исключительно возраст, то подступивший к восьмому десятку своих лет Ушаков имел на то полное право. Принц был отстранен[56]56
  Саркис Арутюнов: Гении и злодеи России ХVIII века, – М.:, Вече, 2013


[Закрыть] от должностей подполковника Семеновского и полковника Кирасирского Брауншвейгского полков, строго предупрежден, что при малейшей попытке вновь поиграть в политику, с ним поступят так, как надлежит поступать с любым иным подданным за столь серьезную провинность.

Анна спрятала супруга у себя в комнатах, чтобы не попадался на глаза, чтобы никто не передумал и не учинил суд. Напомним, её дети лишь от этого человека могли претендовать на престол, а значит терять принца нельзя ни в коем случае, каким бы нелюбимым он ни был.

Истинные намерения Бирона обнаруживаются в словах, высказанных в адрес Анны Леопольдовны при свидетелях[57]57
  Донесения Петцольда и Нейбауера от 30 ноября 1740


[Закрыть]. Регент грозил лишить всяких притязаний на власть все семейство Брауншвейгское, а вместо них призвать в столицу герцога Голштейн-Готторпского, двенадцатилетнего Карла Петера Ульриха, внука Петра Первого от дочери его Анны. Помним же, у того преимущественное право на престол, согласно духовной Екатерины I. Правда, сама духовная была уже уничтожена, хранилась у графа Головкина только её копия.

Угрозу Бирона нельзя не воспринимать всерьез – не в сердцах выпалил первое, что в голову пришло, а фактически раскрыл свои карты. Ведь, по некоторым источникам[58]58
  Христофор-Герман Манштейн, Записки о России, /Перевороты и войны. – М.: Фонд Сергея Дубова, 1997.


[Закрыть], он продолжал искать и просчитывать варианты укрепления своей власти. В духе приснопамятного Меншикова планировал обеспечить позиции и положение семьи за счет выгодных браков детей. Если раньше связать узами брака своего первенца с Анной Леопольдовной не получилось, то теперь того же своего сына он хотел женить на Елизавете Петровне, а дочь выдать замуж как раз за герцога Голштейн-Готторпского. Мы видим, что регент связывал свое будущее именно с петровской ветвью, следовательно, маленького Ивана Антоновича и его родителей светлое завтра не ожидало в любом случае. При лучшем раскладе – высылка за границу, но, как правило, такой вариант в отношении свергнутого правителя в России не применяется никогда. А значит смена власти – вопрос времени, за которое Эрнст Иоганн мог бы осуществить задуманные изменения. После этого завещание бывшей императрицы перестало бы играть для него значение, поступили бы с документом, как с духовной Екатерины I. Ну а с самим царствующим ребенком могло произойти всё, что угодно.

Анна Леопольдовна, разумеется, не могла не проникнуться этой угрозой. Она восприняла её всерьез, возможно единственный раз трезво оценив обстановку. Да и окружение не дало бы забыться. Но проблема была в том, что помочь ей было некому. Антон Ульрих лезть на рожон теперь уж точно не решится. Остальные были под властью Бирона. Мать императора делала единственное, что могла в этой ситуации – плакала у себя в комнате.

Прощай, Бирон

Анна Леопольдовна плакала у себя в комнате, когда к ней пришел известнейший и влиятельный генерал-фельдмаршал Бурхард Кристоф Миних. Ему самому Бирон был глубоко не по душе. Когда-то они были союзниками, но чем больше брал власть в свои руки голштинский герцог, тем меньше становилось былой дружбы, тем больше переживал Миних за свою свободу и жизнь – оставит ли рядом с собой Бирон такую сильную и опасную личность. Фельдмаршал понимал, что лучше действовать первым, но как начать противостояние, когда нет веского повода. А слезы беззащитной женщины, да к тому же матери императора – самый значимый аргумент для рыцаря, коим, безусловно Миних себя считал. Он выслушал Анну, возможно что-то пообещал. Она же призвала его арестовать регента. Действие началось незамедлительно.

На следующий день был собран отряд из нескольких десятков солдат. Был среди них и бравый полковник гвардии Кристоф Манштейн[59]59
  Христофор-Герман Манштейн, Записки о России, /Перевороты и войны. – М.: Фонд Сергея Дубова, 1997.


[Закрыть], который оставил ценные воспоминания о тех событиях. Именно ему было поручено Минихом произвести арест.

Ноябрь. В эти два года очень важный месяц. Ночь с 8 на 9 число. Манштейн в окружении солдат проходит во дворец Бирона четким уверенным шагом. Охрана не пытается остановить. Если гвардия уже пришла и столь нагло движется вперед, то либо по приказу Бирона, либо за ним. В любом из этих случаев лучше не вмешиваться. Прошли прямо к спальне регента. Открыли дверь. Тот крепко спал, рядом спала супруга. Хорошо спится холодной глубокой ночью поздней осенью. Бирон соскочил и стал яростно отбиваться кулаками. В ответ его били прикладами. Повалили. Таким же, в чем был в кровати, связали, выволокли в карету, накрыв лишь шинелью. Выбежавшую на улицу и кричащую жену Бирона просто толкнули в снег. Параллельно прошли аресты его соратников и ближайших родственников. Никто не заступился за регента, ни теперь, ни после. Отправили Бирона в Зимний дворец, вечером в Александро-Невскую Лавру, затем в Шлиссельбургскую крепость. Его, конечно, судили. Достаточно долго. Лишь в апреле вышел манифест о его вине. Как водится, приговорили к смертной казни, но помиловали и сослали в Пелым, этот населенный пункт располагался на территории современной нам Свердловской области.

Когда Яков Шаховской, бывший в то время полицмейстером, объявлял о высылке, то наблюдал[60]60
  Я. П. Шаховской. Записки. Империя после Петра. 1725–1764/Яков Шаховской. Василий Нащокин. Иван Неплюев. – М.: Фонд Сергея Дубова, 1998.


[Закрыть] у совсем еще недавно всесильного Бирона широко раскрытые глаза, в которых читалась более досада, нежели страх или печаль. Когда всё было ему разъяснено, то курляндский герцог громко произнес, глядя вверх: «Боже, благослови ее величество и царствование ее!», – вспоминая верно добрые для него славные времена Анны Иоанновны. А затем лишь попросил отправить с ним пастора «дабы для сохранения от вечной погибели души моей».

У него сложится всё не так печально, как можем предполагать. В нашей истории он свою роль сыграл, не будем больше его беспокоить, хотя еще разок мы его обязательно встретим.

Глава 2. При маме

Теперь все неприятности позади. Регентом при маленьком императоре становится его мама. Папу теперь тоже никто не обидит. Антон Ульрих получает титул, ни много, ни мало, генералиссимуса. Это наивысший военный чин. Настолько высокий, что обладателей его в нашей истории было всего пять. Брауншвейгский принц встал в один ряд с воеводой Алексеем Шеиным, князем Александром Меньшиковым. В будущем в их число добавятся лишь Суворов и Сталин.

По одной из версий великая княгиня хотела этим титулом наградить за старания Миниха, но он отказался и предложил столь яркую награду отцу императора вручить.

Ну а сделавший большое и доброе дело для Анны Леопольдовны фельдмаршал Миних предпочел стать первым министром. Его супруга обрела статус первой дамы. Множество и других людей, поддержавших свержение Бирона, были облагодетельствованы деньгами, титулами.

Утром, после ареста Бирона возле Зимнего дворца собралась гвардия и пребывала там до 16:00, то есть да той поры, пока уже стемнело. Каждый батальон был приведен к новой присяге. Французский посол отмечал разницу эмоционального восприятия события. Когда провозглашали регентом Бирона, гвардейцы молчали и выражали сдержанную печаль. Теперь же перед дворцом они громко и радостно кричали, бросали вверх шапки.

Позитивно отреагировали и зарубежные партнеры, в частности, послы прусский и германский. Вероятно, верили в то, что смогут найти новые варианты выгодного сотрудничества при власти в России родственных им принцессе Мекленбургской и принце Брауншвейгском.

Ничего не забыли вроде? Как же! Ещё же Анну Иоанновну не похоронили. Тело, подвергшись необходимым в этих случаях для сохранности действиям, ждет, когда дойдут руки у наследников произвести церемонию прощания. Речь идет ведь не о нескольких днях или неделях. Усопшая в середине октября императрица была представлена для поклонения и прощания лишь 16 декабря[61]61
  Петров П. Н. История Санкт-Петербурга с основания города до введения в действие выборного городского управления по учреждениям о губерниях. 1703–1782. – М: ЗАО Центрполиграф, 2004.– 782 с.


[Закрыть]. В 17 часов того дня тело торжественно переложили в гроб на троне в фюнеральном зале. Рядом стоял десяток золоченых табуретов с императорскими регалиями, горели свечи, людей стали допускать ко гробу. Шли проститься целую неделю, пришлось дважды менять обивку крыльца за это время. Наконец, 23 декабря гроб вынесли из Летнего дворца и в сопровождении нескольких военных полков, придворных, чиновников, под музыку и колокольный звон траурная процессия направилась в Петропавловскую крепость. Еще три недели ежедневно читали Евангелие, молитвы, псалмы. Лишь 15 января 1741 года Анна Иоанновна была погребена. С момента её последнего вздоха прошло три месяца. Теперь точно всё. Глава прошлой императрицы окончена. Период правления Иоанна III.

Портрет воспитательницы

Но когда правитель малолетний и беззащитный, то большое значение играет то, кому на попечение он отдан. Для его мамы не было более надежного человека, чем Юлиана Менгден. Потому Иван находился на её попечении. В её заботу входило контролировать, кто воспитывает, кто прислуживает малышу, – Юлиана Магнусовна лично проводила эту кадровую работу. Она же определяла, кому можно посещать ребенка. Чтобы контроль был полноценный и постоянный, её опочивальня была по соседству со спальней Ивана Антоновича. Комнаты были соединены общей дверью, в любое время могла Юлиана войти и проверить, как обстоят дела. Фрейлина отдавала себе отчет, что её судьба зависит целиком и полностью от здоровья и качества воспитания малыша. Потому и сделала так, чтобы здоровье и качество воспитание малыша зависели целиком и полностью от неё.

Чтобы сохранить следы своей значимости в деле воспитания, был даже написан портрет, который сегодня находится в Третьяковской галерее. Это парадное изображение говорит о многом.

Как вы, будучи художником, изобразили бы малолетнего императора и его воспитательницу? Логичным следовало бы продемонстрировать то, какой заботой и любовью окружен ребенок, ведь именно он заслуживает первоочередного внимания. Но на парадном портрете всё иначе. Несмотря на то, что Иван Антонович размещен ближе к центру да в ярком одеянии, он здесь не главная фигура, и неизвестный художник это многократно подчеркивает. Во-первых, император не взирает на нас с портрета, он несколько испуганно смотрит на Юлиану Магнусовну, а уж та зрит прямо нас. Как бы зритель не перемещался, от её взгляда никуда не уйти. Во-вторых, ребёнок не сидит у неё на коленях. Он помещен на некоей высокой тумбе, и именно Юлиана стоя у края, обеспечивает его безопасность. В-третьих, не за спинку или локоток придерживает фрейлина государя. Она с изящно отогнутым мизинцем полностью контролирует маленькую, но столь владетельную ручку. Правда левую. Но и тут интересная деталь. Мальчик в правой держит скипетр – символ власти, но отвел его куда-то далеко, от воспитательницы. И если не замахивается им на Юлиану, что тоже вполне читается, то уж точно старается припрятать подальше. Но никуда не спрячет. За символом власти следит черная собачка, которая хоть и лежит на коленях у ребенка, находится также под рукой госпожи Менгден. Это может быть не просто неизвестная собачонка. Известно, что от Анны Иоанновны осталась в наследство её любимица Цетринька, которой полагалось ежедневно по кружке сливочек. Эта питомица очень была достойна изображения на портрете императора, но тогда рука Менгден на ней – куда более символичный жест.

Изобразить такие детали случайно вряд ли возможно, скорее всего, это почти неприкрытая ирония художника, которая осталась незамеченной для изображенной дамы, так как при всей своей житейской хитрости, она не была человеком тонким и чувствительным.

Юлиана, подобно паучихе, ткала свою судьбу вокруг попавших в её сети регентши и маленького императора. Она знала, что для неё всегда найдется самый ценный ломоть с царского стола. Анна Леопольдовна не пожалеет ничего. Она даже разделит со своей подругой любовь всей своей жизни. Было решено, что два главных человека в жизни регента: Мориц Линар и Юлиана соединятся в законном браке. Но к этому вернемся чуть позднее.

Жизнь во дворце

А как себя чувствовал Иоанн Антонович? Был ли он здоровым и крепким малышом? Судя по всему, нет. Самый известный нам врач-политик того времени Иоганн Герман Лесток сообщал[62]62
  Корф М. А., Брауншвейгское семейство. Предисловие А. В. Шаврова. М:. Прометей, 1993


[Закрыть] французскому посланнику, что ребенок для своего возраста мал, но это еще полбеды, у него проявились признаки сужения нервов. Как один из вариантов заболевания можно предположить стеноз в одной из форм, так как сопутствующим симптомом названы проблемы с кишечником. Врач сообщал, что ребенок мучается запорами и никак не удается решить проблему с естественным отправлением организма. Лесток нагнетал тогда даже риск летального исхода императора при первом же серьезном заболевании. Учитывая, что этот доктор был соратником Елизаветы Петровны, а также тот факт, что Иван Антонович проживет еще много лет, причем в совершенно не стерильных условиях, следует предполагать, что он мог сгущать краски, говоря о неудовлетворительном физическом состоянии ребенка.

Разговоры о слабости Ивана VI распространялись и в обществе. Однажды запущенный информационный камень разросся до размеров настойчивых слухов о смерти государя. Это случилось в январе 1741 года, едва не приведя к фальстарту выход на авансцену Елизаветы, которая в это сообщение поверила и даже собирала своих сторонников для принятия решений о дальнейших действиях.

Надо отметить, что сама цесаревна регулярно посещала императора, играя роль заботливой и любящей тетушки, которая по факту оценивала обстановку, состояние Ивана и его окружение.

Ранняя смерть императора была бы ударом и для родителей не только в качестве семейной трагедии, но и в плане сохранения власти. Следовательно, нужно было обеспечить запас наследников для такого трагического случая. Потому ещё с осени 1740 года регент была уже вновь беременна от нелюбимого супруга. В июле 1741 на свет появилась девочка. Назвали Екатериной, в честь матери Анны Леопольдовны. Теперь уже поспокойнее.

Но Иван Антонович жил и даже словно становился крепче под пристальным вниманием кормилиц и двора. Помимо нянек и внимательных к его персоне гостей в окружении малыша было много птиц. При дворе их любили, и существовала даже специальная роль учителя для попугаев, правильные слова в их уста вкладывала мадам Верленд[63]63
  Очерки русского придворного быта в XVIII ст., Е. Н. Карнович, Исторический вестник, Т. 5, 1881


[Закрыть]. В комнате Ивана Антоновича жила канарейка, которая пела строго по часам, в определенное время. Также разместили там лучших соловьев, чтобы ребенок наслаждался звонкими голосами природы. У родителей тоже комнаты были полны различных пернатых. Мама выбрала себе пару попугаев, голубя египетского, скворцов. А у папы в комнате жили два снегиря, перепел и три чижа.

Пока ребенок растет и крепнет, нам надо обратить внимание на регента, его образ жизни и дела. Получив свободу и власть, Анна Леопольдовна проявила себя образцом неправильного поведения для матери малолетнего правителя. Свои слабости есть у каждого человека, но ответственность и чаяния, если не о благоденствии государства, так о сохранении чести и власти своего сына должны присутствовать у любого трезво мыслящего человека. Вспомним княгиню Ольгу, Елену Глинскую и на фоне этих персон устремим взгляд на нашу героиню.

Способствовавший приведению к регентству Анны Миних писал[64]64
  Б.-Х. Миних. Очерк управления Российской империи, Перевороты и войны/ Христофор Манштейн. Бурхард Миних. Эрнст Миних. Неизвестный автор. – М.: Фонд Сергея Дубова, 1997.


[Закрыть], что именно становление её правительницей обнаружили истинный характер. Главным качеством этой женщины отмечается лень. Она тяготилась работать с бумагами, сетовала, что желает, чтобы ее сын уже находился в том возрасте, что сам будет царствовать. Лень была не единственным недостатком Анны. Отмечается и её неряшливость, она совершенно не следила за своим видом и могла появиться в неподобающем виде на публике.

Хотя, к примеру, Манштейн говорил, что она хороша собой, прекрасно сложена, стройна, свободно говорила на нескольких языках.

А что же было ей по душе? Интересовали её игры в карты – в июне 1741 года специально для этих целей были изготовлены несколько ломберных столов[65]65
  Очерки русского придворного быта в XVIII ст., Е. Н. Карнович, Исторический вестник, Т. 5, 1881


[Закрыть], обитых золотом, позументом и газом с городками. Игры были частыми, сопровождали они практически любые собрания. Страстными игроками были и регент, и её супруг, и их окружение.

Интересные сведения об отношении к карточным играм XVIII века мы находим у Ю. М. Лотмана[66]66
  Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века)/Юрий Михайлович Лотман. – СПб.: Азбука, Азбука – Аттикус, 2015.


[Закрыть]. В те годы предельная упрощенность правил игры сводила к нулю вопрос карточного искусства. Так зачем играли? Искусство игры заменялось тогда «Случаем», где философия случайности тесно переплетается с мистикой, вторжением потусторонних сил в закономерный порядок. Роль случая подчеркивала роль непредсказуемых факторов, а также способность не терять головы и сохранять достоинство в сложных ситуациях: сражении, гибели. Хотелось бы спросить у этих великосветских игроков, которые вместо того, чтобы управлять государством испытывали удачу в карточной игре: «Вам мало случайных событий в вашей реальной жизни?». По всей видимости, да. Значит, будут вскоре новые. Научит ли их игра правильно поступать в непредвиденной ситуации? Однозначно, нет.

Любила Анна Леопольдовна веселья и отношения с дорогим сердцу графом Линаром. Его возвращению в Петербург активно способствовал Остерман. Тем самым политик и правительнице угодил, и с Саксонией укрепил личные связи, и соратника обрел в лице вернувшегося фаворита. Мориц Линар ведь возвращался после того, как был выпровожден из страны Анной Иоанновной. Приехал не частным лицом, жаждущим встречи с любимой женщиной после долгой разлуки. Он в России стал официальным посланником курфюрста Саксонии Фридриха Августа II, который по совместительству был еще и польским королем, и великим князем литовским. Несомненно, пребывание саксонца в России со всеми действиями и поступками формировалось в главной мере служебными интересами его работодателя. Во вторую очередь – его личными амбициями. В этом паспарту и размещалась его любовь или, точнее сказать, проявляемый интерес к наивной русской правительнице.

А для неё, напротив, во главе всего прочего была любовь к Морицу. Все мысли занимал он и их совместное времяпрепровождение, а фрейлина Юлия Менгден обеспечивала покой и неприкосновенность личной жизни своей покровительницы.

Конечно, мы знаем об этом романе, например, от Миниха. А его воспоминания могут быть и предвзятыми, ведь и Остерман, вернувший Линара, был его политическим противником, и Анна Леопольдовна затем изменила отношение к спасшему её фельдмаршалу настолько, что он был вынужден выйти в отставку. Вот и мог мстить ей в мемуарах.

Но подобные описания характера и поведения регента повторяются вновь и вновь и у других современников. Рассказывают, что она даже не могла осилить книжку, хоть и любила их – множество романов так и остались недочитанными[67]67
  Труайя А. Грозные царицы. – М.: Изд-во Эксмо, 2005.– 352 с.


[Закрыть]. А религиозный пыл, сообщают современники, воплощался, больше во внешнем проявлении – ее окружало множество икон в комнате, а постоянное осенение себя крестом виделось окружающим, скорее, привычкой, а не душевной потребностью.

Схожую информацию мы узнаем и от генерала Манштейна, который предполагает, что именно фрейлина-подружка Юлия Менгден передала порок ленности Анне. Нежелание заниматься делами приводило к затягиванию даже самых важных вопросов. Она предпочитала оставаться целыми днями в своей комнате, где могла и людей принимать, при этом даже не потрудившись прилично одеться или снять с головы ночной убор. Даже своего любовника Морица Линара она награждала орденом святого Андрея, непосредственно находясь в кровати (уже неподобающее поведение), да еще и при этом наградив публично поцелуем.

Часто целые дни напролет в постели с ней за неведомой целью проводила её закадычная подруга Юлиана Менгден[68]68
  Балязин В. Н. Тайны дома Романовых. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005.


[Закрыть], что порождало волну совершенно скандальных слухах об их отношениях, степень правдивости которых, впрочем, досконально известна лишь им одним.

Такое поведение правительницы оскорбляло чиновников, придворных, которые справедливо считали это неуважением к себе, к государственному управлению. Очень расстраивало происходящее и мужа Анны Леопольдовны, но он не имел на неё и капли влияния. А интриговать против компании своей жены он не решался, помня, насколько ему это плохо удалось во времена Бирона.

Об отношениях, сложившихся у Антона Ульриха с женой, мы можем судить также по сообщению Миниха[69]69
  Б.-Х. Миних. Очерк управления Российской империи, Перевороты и войны/ Христофор Манштейн. Бурхард Миних. Эрнст Миних. Неизвестный автор. – М.: Фонд Сергея Дубова, 1997.


[Закрыть], который мог знать эти подробности наверняка. Совместную жизнь принца и великой княгиней он называет «дурной». Сообщает, что спали они отдельно, а если и хотел муж посетить свою супругу, то для него двери в её спальню оказывались, как правило запертыми. При этом, Анна Леопольдовна регулярно отправлялась с Юлианой Менгден во дворцовый сад, где у неё проходили «частые свидания» с графом Линаром, который даже поселился неподалеку, буквально в доме у ворот сада. В летнее время и вовсе регент распорядилась поставить свою кровать на балкон дворца, что позволяло отчетливо видеть происходящее из окон вторых этажей соседних домов.

Манштейн[70]70
  Христофор-Герман Манштейн, Записки о России, /Перевороты и войны. – М.: Фонд Сергея Дубова, 1997.


[Закрыть] отмечает, что Анне были присущи и капризы, вспыльчивость, нерешительность, она ходила с грустным и унылым видом. Но княгиня, по всей видимости, не была злой или жестокой – пыталась делать добрые дела, хотя не понимала куда лучше приложить свои благие намерения.

А Миних-младший и вовсе считал[71]71
  Курукин И. В. Эпоха «дворцовых бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.). – СПб.: Наука, 2019


[Закрыть] её поступки откровенными и чистосердечными. Объяснял её холодность лишь внешней оболочкой, под которой кроется её снисходительность. Но люди при дворе привыкли к яркому проявлению нежностей при прошлых правителях, ведь какими импульсивными, эмоциональными были и Петр, и жена его, и Анна Иоанновна; уж злиться, то так чтоб стены тряслись, а радоваться – так чтоб всему окружению сытыми, пьяными, обласканными быть. Потому считали нынешнюю регентшу надменной и всех презирающей. Но открытой и общительной могла быть лишь с близкими и любимыми людьми. А любовь у нее была направлена лишь на Морица и Юлиану.

Дела государственной важности

За всеми дворцовыми чувственными занятиями, за которыми мы чаще всего застаем Анну Леопольдовну, мы редко замечаем дела, которые происходили в стране в период её правления. А ведь страна жила. Да, регенту было лень, да были фактические управленцы, но дела делались, и причиной этих дел могут быть как действия великой княгини (ведь какие-то решения она принимала), так и её бездействие – не мешать тоже уметь надо.

Нового импульса страна, обретя новых правителей не получила. Ни Анна, ни её супруг не были локомотивами прогресса, да и вообще людьми активно деятельными их не назвать. Страна продолжала покоиться на плечах Миниха и Остермана, людей уже немолодых, которые достигли вершины своей карьеры и могущества, оттого и стремления к новым свершениям уже не проявляли, разве что не прочь были выяснить между собой, кто главнее и влиятельнее.

В полной мере оценить деятельность периода регентства Мекленбургской принцессы непросто. Документы, указы, издаваемые именем императора Ивана VI будут изыматься и уничтожаться в период правления Елизаветы. Да и сам период правления, конечно, слишком короткий, чтобы успеть повернуть ход развития страны. Остается судить по отдельным эпизодам, дошедшим до нас. Законы, указы конечно, принимались, известно 185 актов за период между ноябрями 1740 и 1741 годов[72]72
  Каменский А. Б./От Петра I до Павла I: реформы в России XVIII века (опыт целостного анализа). М.: РГГУ, 2001. 575 с.


[Закрыть]. Но они не успели укорениться и дать свои плоды под руководством регента.

При этом, мы видим, что Анна Леопольдовна вполне могла простым людям посочувствовать, например, выделила день в неделю, когда любой человек мог свое прошение подать во дворец непосредственно её кабинетному секретарю. Введено требование ежедневно рапортовать государственным органам, коллегиям и канцеляриям о решенных делах[73]73
  ПСЗ, Т. 11. № 8299


[Закрыть].

В период правления Ивана III волей его мамы были пересмотрены некоторые приговоры в сторону смягчения. Регент избавляла от смертной казни, прощала вину, снижала штрафы. К деталям проявления ее нрава относится отказ от всех доставшихся ей в наследство шутов, не впечатляло принцессу смеяться над людьми – всех отпустила на свободу. Не будет больше в России с той поры такой профессии – придворный шут. С майорским чином вернул себе достоинство и бывший шут – князь Михаил Голицын – тот, которого в Ледяной дом отправляла Анна Иоанновна, насильно женив на шутихе Бужениновой. Человек еще успеет пожить полноценной жизнью.

В попытке побороть в народе погоню за дорогими одеждами, случавшуюся порой даже в ущерб пропитанию (сродни советскому фольклору «Стиляга модная – с утра голодная»), вышел указ, регламентирующий стоимость аршина ткани для платьев в зависимости от класса, который человек занимает. Если Вам посчастливилось быть особой, входящей в первые пять классов, то можете себе шить одежду из той ткани, что четыре рубля стоит, если уж чуть пониже достоинство – ограничьтесь тремя рублями за аршин. Ну а коль простолюдинами на свет родились, рангами и чинами не обзавелись – забудьте о бархате и шелках в одежде. Закон суров, но это закон.

Дела о банкротствах стали теперь открытыми. Следовало публично в течение трех дней объявлять имя того, кто банкротится, чтоб успели про то узнать кредиторы, чтобы могли явиться со своими претензиями в Коммерц-коллегию, прихватив подтверждающее обязательство документами.

Продолжался начавшийся в конце 30 годов ускоренный процесс заселения новых территорий: Южного Приуралья, Нижнего Поволжья, Центрально-Черноземного района, в частности, Воронежской и Тамбовской губерний, а также Новороссии[74]74
  Кабузан В. М./ Эмиграция и реэмиграция в России в XVIII – начале XX века. – М.: Наука, 1998.– 270 с.


[Закрыть]. Это стало возможным, в том числе и по причине того, что население страны активно росло, увеличившись за век почти в два раза[75]75
  Миронов Б. Н./ Социальная история России периода империи (XVIII-начало XX в), В 2 т. – 3-е изд., испр, доп. – СПб.: «Дмитрий Буланин». – XL, 548+583 c./ Том 1.


[Закрыть].

Что касается земель государственных, то надо полагать, их распределение было порой настолько непрозрачным, что пришлось издавать отдельный указ[76]76
  ПСЗ, Т. 11, № 8366


[Закрыть], который запретил Дворцовые вотчины выдавать без Именных указов, стало быть, до того такое можно было сделать. А чтобы ни у кого соблазна не возникала дворцовые владения раздавать за различные формы благодарностей, так и вовсе запретили принимать ходатайства о получении вотчин из этого источника.

Решением великой княгини был наконец отменен давний запрет Петра Первого строить каменные здания по всей стране, кроме Санкт-Петербурга[77]77
  Курукин И. В. Эпоха «дворцовых бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.). – СПб.: Наука, 2019


[Закрыть]. Другим решением[78]78
  ПСЗ. Т. 11. № 8458


[Закрыть] было определено, что строить дома во всех городах надо без создания искусственной тесноты, дабы избежать быстрого распространения пламени в случае возгорания одной постройки, да и к тому же, в целях безопасности от пожарных случаев следовало иметь в наличии заливные трубы и прочий инвентарь для тушения.

Облик самого Града Петра надлежало делать всё прекраснее, чему должно было способствовать избавление столицы от нищих, портящих вид и настроение у благородных людей. Бродяги регулярно прибывали в Петербург в поисках пропитания. Указ предполагал не впускать их впредь. Как и где они будут жить в остальной России – уже другой, менее важный вопрос, ведь если проблемы не видишь, то её как будто и нет. Такой подход к решению вопросов очень характерен для Анны Леопольдовны. Спрятаться в городе от толп нищих, спрятаться от сложных вопросов у себя в комнате… она ещё успеет насладиться изоляцией от внешнего мира.

А пока, по давней и повсеместной традиции, людям, пришедшим к власти, необходимо исправить несколько резонансных дел прошлого, чтобы продемонстрировать, насколько новый правитель добрее, лучше, справедливее предыдущего. Вот и в эпоху правления Ивана Антоновича стали разыскивать тех, кто ранее был сослан или заключен по политическим мотивам. Фигуры должны быть известные, живые, безвредные. Им полагалось даровать свободу.

Был освобожден, например, Феофилакт Лопатинский – епископ, богослов и философ, очень любимый в народе и пострадавший, как считалось, за обличения лютеран, кальвинистов и других раскольников. Многие вообще удивились, что Феофилакт еще жив, забыли про него давно. Но удивление продлилось недолго: через несколько месяцев освобожденный умер.

Жене казненного при Анне Иоанновне, фаворита Петра Второго, Ивана Долгорукова не только разрешили вернуться из ссылки в Березове, где она провела десять лет, но и вернули ей имения мужа, а в качестве компенсации подарили ещё одно село.

Освобождали щедро, и выпустили бы еще больше страдальцев, но не все дожили до этих благословенных времен.

Милость новой власти касалась не только именитых личностей. В конце 1740 года издан указ Его Величества, согласно которому «сосланных за каторжную работу с вырезанием ноздрей за побеги драгун, солдат, матросов, рекрутов» надлежало освободить от возложенного наказания и послать в Сибирь, где губернатору следовало определить по всем им города для проживания. А дальше уже «дать волю, кто чем может пропитание иметь».