Текст книги "Горький сентябрь"

Разговор явно прервался, и тогда Бахметьев, ничего больше не спрашивая, а, наоборот, всем своим видом показывая, что пора заняться делом, решительно поднялся из-за стола…

* * *

Бойцы тесно, плечом к плечу, стояли в каземате Киевской цитадели. Рота, присланная, чтобы деблокировать замолчавший дот, ждала сигнала к атаке. На серых бетонных стенах каземата тускло светили электрические лампочки, позволявшие рассмотреть чётко выделявшийся вход в потерну. Стоявший на фоне этого тёмного прямоугольника ротный кричал:

– Товарищи! Наша задача в ходе контратаки выбить немцев с занятых ими позиций и оттеснить от стен форта как можно дальше! При выходе наружу не идти, а бежать в сторону дота! Помните, залог нашего успеха – быстрота! Вперёд!.. За мной ребята! – и призывно взмахнув зажатым в руке пистолетом, ротный первым бросился в темень потерны.

Тесня друг друга, первые ряды устремились за командиром, но сразу пройти всем было невозможно, и потому у входа произошла некоторая заминка. Но вскочившие в потерну первыми бойцы дружно бросились вперёд, и возникшая было пробка быстро рассосалась. Дальше дело пошло лучше, и в скором времени уже вся рота полностью втянулась в длинную узость потерны.

Так как строители форта сделали пол с заметным наклоном в сторону выхода, бойцы бежали всё быстрей, отчего сама низковатая потерна сначала наполнилась гулким топотом, а вскоре этот слитный шум начал перекатываться волнами, перемежаясь отдельными возгласами, которые в конце концов слились в нечто похожее на глухой рык.

Наконец давящий сумрак сменился нестерпимо ярким солнечным светом, и вырвавшаяся из бетонной тесноты потерны рота, стремительно разворачиваясь в цепь для атаки, уставя штыки, с громкими криками «Ура», перекрываемыми матерным рёвом, бросилась на позиции немцев, оказавшиеся в непосредственной близости от скрытого в насыпном холме форта.

Выход из потерны скрывал кустарник, и вражеские пулемётчики, засевшие в окопах, не сразу смогли сообразить, почему вдруг на вроде бы пустом склоне, неизвестно откуда появились атакующие. Из-за этого, в общем-то, короткого смятения, заградительный огонь немцами был открыт не сразу, что и предопределило успех внезапной атаки.

Той короткой задержки оказалось достаточно, чтобы рвавшиеся вперёд бойцы преодолели небольшое расстояние от выхода из потерны до немецких окопов и без выстрела бросились в штыковую, чуть ли не сразу перешедшую в жестокую рукопашную схватку, одну из тех, которую как уже было известно, немецкие пехотинцы просто не выдерживали.

Бой получился скоротечным. Застигнутые врасплох немцы отступили в беспорядке. Правда, при отходе они пытались отстреливаться, но закрепиться так и не смогли, откатившись на прежние позиции, где их раньше сдерживал огонь из замолкшего по какой-то причине дота. Здесь вражеское сопротивление заметно усилилось, и тогда бойцы залегли, начав окапываться.

Командиры несколько раз пытались снова поднять бойцов в атаку, но каждый раз шквальный пулемётный огонь срывал эти попытки. Убедившись, что дальше оттеснить врага имеющимися силами не удастся и надо ждать подкреплений, ротный дал приказ закрепиться. Конечно, если бы дот поддержал атаку, результат был бы весомее, но теперь следовало прояснить обстановку.

Сам ротный, отдав нужные распоряжения, побежал к доту, чтобы разместить там временное КП, поскольку оттуда можно было оценивать ситуацию и следить за ходом боя. Тут его и нашёл посланный на рекогносцировку командир первого взвода. Пространство за дотом не простреливалось, и взводный, переведя дух, наконец-то выпрямился во весь рост, а затем принялся тереть ладонью оцарапанную пулей щёку, отчего кровь только сильнее стала размазываться по лицу.

– Что, зацепило? – посочувствовал ему ротный.

– Да ерунда… – весело отмахнулся взводный. – У меня всё всегда заживает как на собаке.

– Оно неплохо, только ты бы всё-таки лицо платком вытер, – посоветовал ротный и перешёл к делу: – Что вокруг дота?

– Да наших вроде поблизости никого нет, и куда только делись… – искренне удивился взводный.

– Как это делись? – не понял ротный. – Возле дота должно было охранение быть. Или они все?..

Ротный почему-то не стал договаривать до конца, но взводный сразу поняв, что имелось в виду, энергично замотал головой.

– Да нет же, я в том смысле, что совсем пусто… И брошенного оружия в окопах тоже нет…

Это могло иметь только одно объяснение, и ротный, от души выматерившись, жёстко заключил:

– Не иначе сбежали, гады…

– И дот бросили, – добавил взводный.

Неожиданно раздавшийся рядом металлический лязг заставил обоих командиров обернуться и посмотреть на запертую стальную дверь дота. Её бронированная створка медленно приоткрылась, и из-за неё осторожно выглянул молоденький лейтенант. Увидев своих, он расплылся в улыбке и, не удержавшись, совсем по-мальчишески воскликнул:

– Вот здорово!..

– Так вы что, целы? – обрадовался ротный.

– Ага… Мы-то думали нам хана… – Улыбка, бывшая на лице лейтенанта, исчезла, и он деловито доложил: – Отстреливались, пока было чем. Потом немцы обошли, по бронеколпаку колотили по двери…

– А куда прикрытие делось? – не утерпел взводный.

– Да кто его знает… – пожал плечами лейтенант.

– Значит-таки, смылись славяне… – ещё раз выругался ротный.

Лейтенант согласно кивнул, а затем с надеждой глянул на стоявших у дота командиров и неуверенно попросил:

– Патронов не выделите?.. А то мне вас поддержать нечем.

Ротный повернулся к взводному:

– Как, найдём?..

Но тот только отрицательно покачал головой.

– У моих и в подсумках мало…

Ротный молча стал прикидывать, чем бы помочь лейтенанту, но его отвлёк призывный крик:

– Товарищи командиры!..

Ротный вскинулся и увидел, как к ним, держа в одной руке винтовку, а в другой немецкий МГ, пригибаясь, бежал сержант. Добежав, он перевёл дух и протянул пулемёт ротному.

– Вот, товарищ командир, трофейный…

– Целый?.. – Ротный поспешно взял у сержанта пулемёт и наскоро осмотрев, деловито спросил: – Патронов к нему много?

– Навалом! – радостно улыбнулся сержант.

– Ну так бери пару бойцов и немедленно тащите все что есть цинки сюда! – обрадованно приказал взводный.

– Ага! Сей момент, – кивнул сержант и, пригибаясь ещё ниже, побежал назад к брошенным немцами окопам.

Проследив взглядом, удачно ли тот миновал открытое место, взводный повернулся к лейтенанту.

– Как, для начала сгодится?

– Ещё бы! Правда, МГ прожорлив, но если патроны есть, то… – обнадёжил сам себя лейтенант, принимая из рук ротного пулемёт.

Ротный хотел что-то сказать, но тут взводный неожиданно совсем запросто потянул его за рукав.

– Смотри, похоже, к нам…

И точно, от форта к доту, даже не особо пригибаясь, спешили трое. Один, в командирской форме, шедший немного впереди, сжимал в руках автомат ППД и, судя по виду, был готов открыть огонь в любую секунду. За ним, также с автоматами шли ещё двое бойцов. Как оказалось, это был военком отдельного пулемётного батальона, в чьё подчинение входил дот.

Военком со своими бойцами не дошёл ещё пары шагов, как лейтенант вытянулся по-уставному:

– Товарищ старший политрук! Комендант дота, лейтенант…

– Ладно, не до парада, – оборвал его военком. – Как гарнизон?

– Все живы. Вот только вымотались… – вздохнул лейтенант и, став «вольно», для удобства положил МГ на сгиб локтя…

– Хорошо, что у тебя люди уцелели, дальше полегче будет, – дружески ободрил лейтенанта военком.

– Кстати, а как сейчас обстановка на других участках? – неожиданно вмешался в разговор ротный.

– По-разному… – Военком посмотрел в сторону соседнего дота, откуда тоже слышались выстрелы, и, оглядевшись вокруг, спросил: – Здесь, что пехотного прикрытия не было?

– Нет… – отрицательно мотнул головой ротный.

– Понятно… – казалось, что военком хочет ещё что-то добавить, но вместо этого он спросил ротного: – Как, дальше продвинуться не удастся?

– Нет, упёрлись, гады, – коротко бросил ротный.

– Наверняка скоро опять полезут. Ладно, хоть тут не все бегают, – военком с одобрением посмотрел на коменданта дота и приказал ротному: – Оборону строй с опорой на дот. Дальше немца пускать нельзя.

– Ясно, будем держаться, – заверил военкома ротный.

– Товарищ, старший политрук, у меня боеприпасы кончились, – обратился к военкому лейтенант и показал бывший у него в руках немецкий МГ. – Только к нему несколько цинков должны принести…

– Боеприпасы будут, а сейчас глянем твоё хозяйство потому как нам отсюда уходить непозволительно, – совсем по-штатски высказался военком и первым вошёл в открытую дверь дота…

* * *

Изрядно помятая «эмка» Особого отдела медленно катилась через поле по едва накатанной колее. Шофёр не набирал скорость, опасаясь, что машина может влететь в какую-нибудь малозаметную рытвину, или, того и гляди, изрядно потрёпанные баллоны не выдержат и начнут лопаться. Сидевший справа от него бывший уже в летах старший лейтенант ГБ недовольно морщился и наконец, не выдержав, рявкнул:

– Ты можешь быстрей ехать, а то ползём, как вошь на тарелке!

– Д-ык я это… – оправдательно забормотал шофёр, на что старший лейтенант прямо-таки вызверился:

– Ты что, балда, ждёшь, пока нас тут снарядом накроет?!

Шофёр испуганно вжал голову в плечи и таки прибавил газу, одновременно высматривая, нет ли где дороги получше. Однако кругом расстилалось чистое поле, и только по обе стороны виднелись укромные балочки да левады, но было совершенно ясно, что с машиной туда не сунешься. Зато далеко впереди обрисовались правобережные днепровские кручи, после чего до шофёра дошло, что засевшие там немцы и впрямь могут пальнуть по его «эмке» из крупнокалиберного.

Колея привела-таки к неприметной балке, и шофёр осторожно, на тормозах, спустил «эмку» вниз. Здесь уж подавно гнать не приходилось, да и ехать пришлось недолго. Метров через двести узкую дорогу перегораживал импровизированный шлагбаум, и «эмка» остановилась. К машине подошёл начальник КПП и, представившись, отчего-то довольно долго изучал документы. Потом, отойдя в сторону, куда-то позвонил. Только после этого легковушку пропустили.

На полковом КП особиста встретил дежурный по штабу, и сам взялся проводить гостя. При этом особист с удивлением заметил, что их сопровождает не менее пяти довольно хмурых вооружённых бойцов. На КП, прятавшемся под деревьями, было довольно много народу, но эти пятеро следовали за особистом неотступно, пока дежурный не привёл всех к землянке командира полка.

Правда, в землянку особист зашёл уже один и с порога представился.

– Старший лейтенант Белозубов. Особый отдел.

Сидевший за столом командир полка, молча и как-то подозрительно начал приглядываться к особисту.

– Чего глядишь, майор?.. Больно старый? – особист снял фуражку и пригладил начинающие седеть виски.

– Не без этого, – честно ответил комполка и вроде как став любезнее, пригласил: – Садитесь.

– Благодарствую. – Особист сел на придвинутую у столу грубо сколоченную табуретку и начал осматриваться.

Землянка выглядела просторной. Стены были обиты ещё не успевшим потемнеть горбылём, и на одной из них висела сдвижная матерчатая занавеска, наверняка скрывавшая карту местности с указанием всех опорных пунктов. Глядеть на неё особисту было незачем, он прекрасно знал, что дивизия занимает сорок километров по фронту и создать прочную оборонительную полосу не может.

Кроме сидевшего за столом командира полка здесь находилось ещё несколько штабных, а в углу, в окружении четырёх полевых телефонов, сидел связист. Как раз тогда, когда особист кончил осматриваться, зажужжал зуммер одного из аппаратов. Связист схватил трубку и почти сразу протянул её майору.

– Товарищ комполка, Первый на проводе…

Командир взял трубку, минуты две слушал, а потом передал трубку сидевшему напротив особисту.

– Товарищ старший лейтенант, вас…

Особист первым делом дунул на мембрану и сказал:

– Старший лейтенант Белозубов, слушаю…

Какое-то время в землянке было тихо, и вдруг, нарушив общее молчание, особист неожиданно громко рассмеялся. Командир недоумённо воззрился на него, и тот перехватил его взгляд.

– Тебя… – Всё ещё ухмыляющийся особист передал трубку майору.

Сначала командир полка слушал, потом бодро ответил:

– Так точно, бдим, товарищ полковник! – И, положив трубку, совсем иначе посмотрел на особиста. – Извините, товарищ старший лейтенант, тут всякое может быть. Оттого и стережёмся…

– Это выходит меня ещё там, на вашем КПП, за шпиона приняли? – весело фыркнул особист.

– Больше того, – улыбнулся майор. – За бывшего белогвардейца.

– Это ж отчего так? – с усмешкой поинтересовался особист.

– Ну, во-первых, само собой возраст. Опять же фамилия на эту мысль наталкивает. А, с другой стороны, эмигранты они и по-русски говорят чисто, и порядки наши будь здоров знают, так что это тебе не какой-нибудь там немчик, – уже серьёзно пояснил майор.

– Значит, как я понимаю, какой-никакой опыт уже есть? – констатировал особист, отдал трубку телефонисту, глянул на чем-то занятых штабников и вздохнул: – Не слишком ли здесь душновато, майор?

– Так мы и на свежем воздухе переговорить можем, – комполка понял, на что намекает особист, и первым поднялся из-за стола.

Вдвоём они вышли из землянки, остановились чуть в стороне, и тут особист, явно издалека начиная нужный разговор, спросил:

– Как оборона?

– Оборона?.. – Майор секунду помолчал и рубанул напрямик: – Из дырок от бублика оборона! Одна надежда: Днепр здесь широкий, на другом берегу подъезды плохие, так что вряд ли они рискнут форсировать.

– А если рискнут? Я полагаю, на участке в сорок километров подходящее местечко найдётся, – особист упёрся взглядом в командира полка.

– А рискнут, соберём всё, что есть. Да и места возможной переправы мы контролируем особо.

– Добро, – особист кивнул.

По тону чувствовалось, что майор говорит о давно продуманном, и особист перешёл к делу:

– Майор… Мне сказали, ваша часть отходила от самой границы. Там, говорят, всякое было. Может, расскажешь о личных впечатлениях?.. Очень надо…

– Во всех грехах виноватить будешь, или как? – весь напрягшись, угрюмо спросил майор.

– В чём же тебя виноватить? – попробовал успокоить его особист. – Ты и командиром полка-то без году неделя. Нам разобраться приказано…

– Что, вот так могу всю правду? – засомневался майор. – А ты за это меня потом не того?..

– Ни в коем разе, – похоже, искренне заверил его особист и вздохнул: – От правды и так никуда не деться…

– Ну, тогда слушай… – Майор, явно собираясь с мыслями, помолчал и только потом заговорил: – От той внезапности неразбериха получилась. Кто вперёд идёт, а кто с перепугу и назад подался. Было – ударим по немцу, а он, глядишь танками обошёл. Вот и решай, то ли отходить, то ли помощи ждать. Чтоб врага сдержать, сплошной фронт нужен. А где немец ударит, попробуй угадай. Опять же в чистом поле под бомбами и снарядами не больно-то усидишь.

– Подожди, – прервал майора особист. – Это я и так знаю. Ты мне скажи, как люди войну восприняли.

– А кто как, – сердито хмыкнул майор. – И оборонялись, и в тыл драпали, а кто и просто сбегал. Наш комдив вообще только матерился. Говорил, как все эти местные домой посмываются, остальные воевать будут. Может, оно и так, поскольку одно желание точно имелось.

– Это какое же? – заинтересовался особист.

– До старой границы дойти стремились. Думали, там остановим.

– Ну а там, когда дошли, как было?.. Комдив-то не ошибся? – продолжал выпытывать особист.

– Как-как… – не сдержавшись, майор выругался. – Дошли, а в дотах тяжёлого оружия нет. Ладно свои пулемёты затащили. Так ведь и из тыла новые части не подошли, чтоб оборону занять. В общем, опять не удержались и снова отходить начали, теперь уже прямо к Днепру…

– К Днепру… – повторил особист и вздохнул. – Вот только дошли не все. Ты про Зелёную Браму слышал?

– Не особо, нас же не информировали, – майор нахмурился. – Знаю, что там наших окружили…

– Не только окружили, – особист как-то весь подобрался. – Их командующий генерал-майор Понеделин в плен угодил. Про него ты ничего не слыхал?

– Что я, по-твоему, мог такого слышать? – сердито фыркнул майор. – Где командующий, а где я.

– Не скажи…. – покачал головой особист. – Снизу оно порой больше видно. Небось знаешь, как бойцы промеж себя говорили, что генералы предали?

– Пропаганда немецкая! – неожиданно горячо возразил майор. – Там, как мы драпали, разное было. Порой машину останавливаешь, а из неё по нашим стрельба. Думаю, то немцы были. Они, наверно, и приказы на отход ложные отдавали…

– Кстати, о приказах, – особист доверительно взял майора за рукав. – Тут недавно в соседней дивизии целый полк с позиции снялся. Говорят, приказ кто-то из штабных доставил. Ну, ясное дело, полк назад вернули, а как спохватились штабника искать, его и след простыл. Смекаешь теперь, к чему я веду?

– А как же. – Майор неожиданно усмехнулся. – Забыл, что ли, какую мы тебе проверку учинили?

– Да не забыл. – Особист тоже улыбнулся и уже серьёзно закончил: – Со мной вы, конечно, малость загнули, но в общем поступили правильно. Сейчас главное – бдительность, уразумел?

Командир полка энергично кивнул. По тону особиста он безошибочно понял, что тот приехал в полк именно поэтому…

Много позже, когда, наконец-то покончив со всеми неотложными делами, особист в своей «эмке» ехал обратно, едва только легковушка на этот раз беспрепятственно миновала полковой КПП, как водитель облегчённо вздохнул. Потом, зачем-то глянув назад, пробормотал:

– Ну, кажись, пронесло… – и даже прибавил газу.

Особист недоумённо посмотрел на бойца и спросил:

– Ты это к чему?

– Да к тому, – всё больше разгоняя «эмку», водитель примолк, вглядываясь в замаячивший впереди выезд из балки и, лишь одолев подъём, коротко пояснил: – Что обошлось, выходит…

– Да что обошлось? – рассердился особист. – Ты говори толком!

– А вы разве не знаете? – удивился боец и обстоятельно пояснил: – Как вы в штаб пошли, ко мне цепляться начали: откуда, да чего, да почему. Да отчего «эмка» драная. Вроде как не по чину. В общем, подозревать начали.

– Вон оно что… – Особист вспомнил, как его самого встретили, и усмехнулся. – Ну проявили ребята бдительность, чего тут такого.

– Ага. – Боец как-то странно покосился на старшего лейтенанта. – Вы вот на фронте недавно, а я от самой границы. А там ежели прицепятся да чего заподозрят, могли запросто шлёпнуть, как шпиёна. Такое бывало, знаю…

– Вот даже как… Ну нет, мы это дело прекратим, – особист нахмурился и, уйдя в себя, стал смотреть на дорогу.

* * *

Судя по всему, огневая позиция была выбрана удачно. Фронт батареи уже построили, и старая лесная просека, значительно уширенная недавней вырубкой, открывала перед ним хороший сектор обстрела. Сами же орудия, со всем тщанием замаскированные свежесрубленными ветками, напоминали кусты, и вряд ли недавно пролетавший над лесом немецкий самолёт-разведчик что-то заметил.

Командир батареи старший лейтенант Бахметьев, только что приехавший с наблюдательного пункта, придирчиво осматривал позицию. Вроде бы всё уже было сделано. Левей первого орудия виднелся ровик телефониста, снарядные ниши были вырыты, а между деревьев просматривались готовые подъездные пути, позволявшие без задержки подать тягачи к орудиям.

Бахметьев остался доволен увиденным, но всё-таки строго посмотрел на стоявшего рядом командира второго огневого взвода:

– Веер?

– Веер построен! – доложил младший лейтенант.

– А охранение? – напомнил командир.

– Выставлено! Я проверял лично, – заверил взводный.

– Добро, – кивнул Бахметьев и хотел ещё что-то сказать, но его отвлёк шум мотора подъехавшей полуторки.

Бойцы, сидевшие в кузове грузовика, начали спрыгивать на землю, а из кабины вылез лейтенант и, увидев стоявшего у первого орудия командира батареи, поспешил к нему. Это возвратился с огневым разъездом выезжавший для рекогносцировки старший на батарее, и едва он приблизился, Бахметьев, не ожидая уставного доклада, дружески поинтересовался:

– Ну как, нашлось что-нибудь?

– Так точно! – лейтенант улыбнулся и доложил по всей форме: – Выбрано две запасные позиции, одна в километре, другая в двух. Думаю, направить туда людей, провести кое-какие подготовительные работы.

– Правильно, – одобрил предложение лейтенанта Бахметьев. – Похоже, мы тут будем стоять, пока фронт не уплотнится. И ещё, эту рабочую команду подошли на мой НП. Пусть «воронье гнездо» сварганят.

– Это ещё что такое? – удивился лейтенант.

– Да надо бы настил из досок на дереве соорудить и лестницу к нему. Чтобы противоположный берег лучше просматривался.

– А-а-а, ну да, – улыбнулся лейтенант. – Тогда и прицельно стрелять можно, а то нам пока приказано только к заградительному огню готовиться.

– Да, сейчас это главное, – подтвердил Бахметьев. – Наш командир дивизии считает, что немцы здесь могут попытаться Днепр форсировать.

Командиры замолчали, и тогда, выждав некую паузу, младший лейтенант вопросительно посмотрел на Бахметьева:

– Раз стоять долго, может, щели выроем? А то вдруг налёт?

– Дело говоришь, пошли сразу глянем, где рыть, – и командир батареи вместе с обоими лейтенантами направился ещё раз осматривать позицию.

Они ещё только прошли вдоль всего фронта батареи, как на лесной просеке затрещала штабная мотоциклетка. Боец в кирзовой тужурке заехал прямо на позицию, тормознул возле остановившихся командиров и, приподнявшись в седле, даже не глуша двигатель, обратился к Бахметьеву:

– Товарищ старший лейтенант! Вам приказано быть в штабе в 16.00!

– А в чём дело? – попытался выяснить Бахметьев, но мотоциклист только отрицательно помотал головой.

– Не знаю, приказано оповестить всех! – И он, опустившись в седло, газанул так, что за мотоциклом потянулся голубоватый дымок.

Бахметьев прибыл в штаб дивизии точно к назначенному времени. Он хотел было разыскать Астахова, чтобы разузнать, чем вызван сбор, но не успел: майор с красной нарукавной повязкой дежурного принялся командовать, и почти сразу возле большой палатки, выстроившись «покоем», собрались штабники вместе со специально вызванными сюда командирами отдельных подразделений.

Дежурный закончил построение, и почти сразу из палатки вышли пятеро. Впереди шёл командир дивизии, рядом с ним полковой комиссар, следом ещё трое, и по рядам сразу прошелестело:

– Представитель… Из штаба фронта… С сопровождающими…

Комдив вышел на середину, и только тогда, ждавший этого дежурный, раскатисто гаркнул:

– Сми-и-р-р-р-но!

Строй замер, шёпот мгновенно прекратился, и комдив, отступив в сторону, дал возможность выйти вперёд полковому комиссару. Тот обвёл строгим взглядом шеренги и громко выкрикнул, взяв неожиданно высокую ноту:

– Товарищи!.. Мне поручено довести до вашего сведения приказ № 270! Приказ подписан Председателем ГКО товарищем Сталиным, его заместителем Молотовым, маршалами Будённым, Ворошиловым, Тимошенко и генералом армии Жуковым!

Значимость названных фамилий ошарашила всех стоявших в строю командиров. Одно это ясно давал понять, на каком уровне подписан приказ и какова мера ответственности за его исполнение. А полковой комиссар снова обвёл взглядом строй, выждал многозначительную паузу, развернул бывший у него в руках лист бумаги с отпечатанным на ротаторе текстом приказа и, несколько снизив голос, принялся внятно зачитывать общую часть.

В ней без всяких прикрас давался анализ сложившейся обстановки и даже для примера отмечались достойные действия группы Поппеля. Зачитав вводную, полковой комиссар снова взвинтил голос и объявил суть:

– Командиры и политработники, срывающие свои знаки различия и сдающиеся в плен, считаются злостными дезертирами, и их семьи подлежат аресту!..

Уже первый пункт произвёл на всех гнетущее впечатление. Дальше грозный приказ предписывал попавшим в окружение сражаться до последней возможности, а заодно снимать с должности, переводить в рядовые, и даже расстреливать командиров, не руководивших боем или проявивших трусость. Тот же приказ объявлял дезертиром сдавшегося в плен генерал-майора Понеделина, что для многих было неожиданной новостью и вызвало шок.

Приказ был дочитан в полной тишине, и даже всегда столь ожидаемая команда: «Разойтись!» не вызвала привычного оживления. Командиры молча расходились по своим делам, и погружённый в свои мысли Бахметьев не сразу заметил спешившего к нему Астахова, которого так хотел увидеть перед построением.

– Ты сейчас куда? – озабоченно спросил капитан.

– Как куда? – пожал плечами Бахметьев. – К себе, на батарею.

– Задержись, поговорим… – предложил Астахов.

– Чего говорить… – Бахметьев вздохнул. – В приказе всё сказано.

– Ну да, – согласился Астахов и неожиданно пояснил: – Только, понимаешь, один из сопровождавших комиссара – мой давний приятель. Он кое-что рассказал…

Бахметьев внимательно посмотрел на Астахова. Было ясно, капитану хочется высказать своё мнение, и как-то сразу установившиеся между ними доверительные отношения располагали к этому. Старший лейтенант немного подумал и кивнул:

– Ладно, пошли…

Капитан привёл Бахметьева в свою палатку, стоявшую несколько на отшибе от прочих. Крона ближнего дерева давала густую тень, и днём брезент не особо нагревался, так что сейчас, ближе к вечеру, тут было даже комфортно. Внутри палатки всё выглядело по-спартански: раскладушка, покрытая солдатским одеялом, стол из прибитых к козлам досок и рядом чурбачок вместо стула. Астахов сел на раскладушку, показал гостю на чурбачок и надолго замолчал. Бахметьев уже сам собрался заговорить, когда капитана вдруг словно прорвало. Глядя куда-то в сторону, он возмущённо сказал:

– Это что ж получается?.. Если меня или тебя раненого в плен захватят, то родных наших, что, под арест?.. За что?

– А если сам в беспамятстве будешь, то и застрелиться не получится… – поддержал Астахова Бахметьев.

– Ага. Вот только кто начальству доложит, как оно было? Опять же немцы бахвалятся, что они уйму наших в плен взяли. Это ж скольких теперь пересажать должны? Нет, такое в голове не укладывается… Опять же с бойцов какой спрос, если их всякие Понеделины в котлы загоняли. – И не имея больше, слов Астахов закончил фразу трёхэтажным матом.

Бахметьев полностью разделял его чувства, однако, не желая продолжать разговор в том же духе, несколько отстранённо спросил:

– Это про какие котлы речь?

– Какие? А такие. Я ж тебе говорил, мне мой товарищ порассказал кое-что. – Астахов только сейчас посмотрел на Бахметьева. – Слушай, ты про Зелёную браму что-нибудь знаешь?

– Какая ещё брама? – удивился Бахметьев.

– Есть такое место, под Уманью. Это там войска Понеделина в окружение попали. Всего каких-то тысяч десять из котла к своим вырвались. Товарищ сказал, им надо было на юг прорываться, там у немцев вроде как разрыв был, а им приказали на восток…

– Вот, значит, за что Понеделин в приказ попал… – Бахметьев сокрушённо вздохнул и, словно ища подтверждения, вопросительно глянул на капитана.

– Немцы по своему радио раззвонили, что будто они там сто тысяч в плен взяли, – добавил к сказанному Астахов и заключил: – Вот такие дела…

Командиры понимающе переглянулись, и Бахметьев сказал:

– Да… И генерал, значит, предать может. Да если б эти сто тысяч за Днепр вышли, то… – Старший лейтенант не договорил, он уже знал, в какую тонкую нить растянулась прикрывавшая берег дивизия.

– А ты что хотел? Думаю, не один Поппель из окружения вырвался, и, видать, не один Понеделин предал. – Астахов снова зло выругался, и его опять прорвало: – Нет, неслучайно наши бойцы в голос кричали, что генералы предали.

– У нас тоже, как только мы на фронт прибыли, кое-кто так же считал, – поддержал его Бахметьев. – Только политруки уверяли, будто это враги слухи распускают. А раз в такой приказ попало, выходит правда…

– Так или нет, а мы с тобой всё равно за нашу Россию воевать будем, – несколько странно подытожил разговор Астахов и, нагнувшись, достал из-под кровати выпитую на треть бутылку «Московской».

Не чинясь командиры по очереди отхлебнули прямо из горла, потом какое-то время сидели молча, а когда так и не успевшему за весь день пообедать Бахметьеву хмель ударил в голову, старший лейтенант спросил:

– Скажи, капитан, отчего ты Союз сейчас Россией назвал?

– А разве это не так? – тоже слегка охмелевший Астахов в упор и как бы испытывающе посмотрел на Бахметьева.

Старший лейтенант выдержал взгляд капитана и вдруг сказал:

– Мой отец мне тоже всегда говорил: «Наша Россия»…

– И мой… – коротко отозвался Астахов.

Больше командиры не сказали ни слова, а когда водка была допита, дружно поднялись и вышли из палатки…

* * *

Батарея 2-го дивизиона легкоартиллерийского полка на конной тяге медленно ползла по раскисшему от ночного дождя просёлку. Ездовые, где только можно, гнали упряжки рысью и уставшие за время долгого марша лошади сейчас еле тащились. Да и сами бывшие при орудиях номера пристально вглядывались в серую муть, надеясь углядеть хоть какое-нибудь строение, не без основания полагая, что они спешат к какому-то важному пункту.

Ехавший верхом впереди колонны командир дивизиона каждый раз при появлении нужного ориентира прикрывал от висевшей в воздухе мороси полой плаща карту и на всякий случай проверял верность маршрута. До конечной точки оставалось ещё километров десять, когда наконец по обе стороны дороги показались хаты, и командир, ещё раз сверившись с картой, прикинул, не дать ли коротенький отдых и лошадям, и людям.

Однако задержка вышла сама собой. Занимая всю ширину сельской улицы, навстречу батарейной колонне повалил тыловой обоз. Местами шедшие в два ряда военные фуры, не попадая колёсами в глубоко выбитую сельскими телегами колею, то и дело кренились, угрожая завалившись набок, перекрыть проезд. Командиру дивизиона оставалось только вполголоса материться, ожидая, пока спешивший к днепровской переправе обоз освободит дорогу.

Наконец последняя фура проехала, и капитан с облегчением дал команду продолжать движение. Малость передохнувшие лошади пошли веселей, и батарея, довольно быстро миновав село, выбралась за околицу. Пока колонна пережидала обоз, дождь кончился, ветерок разогнал морось, и командир, осматривавший поле, вдруг увидел, как опять-таки навстречу несётся одинокий всадник.

Подскакав ближе и разглядев занятую дорогу, верховой резко осадил коня. Неотрывно следивший за ним командир дивизиона обратил внимание на то, что подъехавший сидит «охлюпкой» и, заметив волочившиеся под пузом коня обрубленные постромки, сердито прикрикнул:

– Откуда, драпальщик?

– Товарищ капитан!.. – вконец расхристанный боец испуганно дёрнулся, попытался застегнуть распахнутый настежь ворот и только после этого выпалил: – Танки!.. Немецкие!

– Где? – опешил командир батареи.