Текст книги "Абель-Фишер"

Николай Долгополов
Абель-Фишер

© Долгополов Н. М., 2010

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2010, 2011, 2016

Читать, наконец-то, подано

Биография моего любимого героя разведчика-нелегала Фишера – Абеля сложна и запутанна настолько, что некоторые ее эпизоды в силу специфики профессии никогда не поддадутся полной расшифровке. Разные люди толкуют ее совершенно по-разному. Фишер – Абель прожил пять разных жизней плюс шестую – свою собственную.

Все и единодушно, что в нашу эпоху разноголосицы просто немыслимо, отдают дань его поразительной стойкости, проявленной в тюремном заключении в США. Ломать людей, выколачивать и выбивать признания американцы умеют. Но тут и близко не получилось. Человек, назвавшийся при аресте полковником Абелем, не выдал им ничего и никого.

Однако кто-то возвеличивает многолетнюю деятельность разведчика-нелегала Фишера до немыслимых высот, а кто-то сводит его до роли хорошего радиста-технаря и исполнительного, дисциплинированного, но не слишком везучего «почтового ящика».

Я полностью на стороне первых и всеми доступными мне средствами, методами и документами постараюсь разубедить последних. Начиная с июня 1993-го собирал по всему свету все, связанное с Фишером – Абелем. Плод собранного – перед вами.

Моя особая благодарность дочерям разведчика – ныне покойной Эвелине Вильямовне Фишер и приемной – Лидии Борисовне Боярской, урожденной Лебедевой. Благодарю руководителей Пресс-бюро Службы внешней разведки разных лет Юрия Кобаладзе, Бориса Лабусова, Сергея Иванова и бывшего пресс-секретаря директора Службы внешней разведки (СВР) Татьяну Самолис.

Моя искренняя признательность нескольким высоким генералам, а также директорам СВР. Это – не дежурные фразы и не традиционные реверансы. Без всех этих людей Абель – Фишер так бы и остался нерасшифрованной легендой отечественной и мировой разведки.

Я встречался с полковником СВР Дмитрием Тарасовым, который вызволял Абеля из американской тюрьмы, а потом трудился вместе с ним в Москве.

Многое, очень многое объяснил мне, непрофессионалу, Герой России, махровый, как он сам себя называл, научно-технический разведчик полковник Владимир Барковский. Наши беседы, не предназначенные для публикации, длились часами. Обычно встречались мы по выходным на троллейбусной остановке у моего дома на Тверской. Барковский бодро добирался туда в свои под 80 пешком с теннисных кортов Петровки. Сидели потом, пили чай, вели беседы, где мне многое втолковывалось и объяснялось.

Немало внимания уделил мне Герой России Александр Феклисов. Пожалуй, именно он – советский резидент в Штатах – впервые четко и абсолютно ясно определил роль супругов Юлиуса и Этель Розенберг. Так кто же эта супружеская пара – единственная в истории США казненная за атомный шпионаж в пользу Советов? Правда ли, что работали на Москву? Были ли нашими атомными шпионами? Ответы на вопросы пытались найти уже несколько десятилетий. И хотя тема не входит в эту мою книгу, твердый ответ Феклисова: нет.

Последний связник нелегала Марка полковник Юрий Соколов, царство ему небесное, обладал завидной даже для разведчика памятью. Вот кого можно было заслушаться. Его воспоминания о Фишере – скорее личные, сугубо доверительные.

Многолетний руководитель Управления «С» – нелегальная разведка – генерал Юрий Дроздов в 1960-е участвовал в вызволении Абеля, играя роль его кузена Юргена Дривса. Вот уж действительно – впечатления непосредственного участника событий.

Ценю практическую помощь сотрудников Управления, где десятилетиями трудился Абель – Фишер. Это они помогли в определенной степени прорваться сквозь годы и секретность. Представился редчайший случай подробно побеседовать со старшим и вполне тогда действовавшим офицером одного из суперзасекреченных управлений СВР, который считал себя продолжателем дела Абеля. Имени его, по понятным причинам, не привожу, а благодарность прошу принять великую! Он не только организовывал некоторые мои встречи, но и присутствовал при беседах, поощряя иногда неразговорчивых собеседников к возможной – в таких обстоятельствах – откровенности.

Иные документы были, казалось, навсегда засекречены, многие хранятся сейчас в далеком далеке. Но в мое распоряжение были предоставлены уникальные материалы об истинном Рудольфе Ивановиче Абеле, имя которого резидент советской разведки взял при аресте в Нью-Йорке.

Мне удалось, незадолго до его кончины, проговорить около четырех часов с Питером Крогером – он же Моррис Коэн. И если опять-таки следовать правилам, принятым при написании этой книги, и называть вещи сугубо именами собственными, то именно он, Моррис, был главным связником между им самим завербованными атомными агентами-американцами и советской нелегальной разведкой. А его жена Лесли, чудом избежав провала, доставила в Нью-Йорк чертежи атомной бомбы, похищенные агентом Персеем из атомной лаборатории Лос-Аламоса. О чем только не вспоминал американец, ведомый резидентом Марком! Тут приоткрылись такие глубины, что поведать о них мне, к сожалению, не удастся. Но и приведенного в этой книге вполне достаточно для того, чтобы переписать некоторые главы в устоявшейся истории мировых спецслужб.

Когда в начале 1993 года я только взялся за повествование о людях, выудивших у США секрет атомной бомбы, казалось, что подлинные имена американских участников этой истории канули в Лету. Кто, к примеру, тот таинственный ученый, передавший Лоне-Лесли Коэн чертежи из суперсекретной лаборатории Лос-Аламоса? Некоторые косвенные признаки заставляли предполагать, что агент, действовавший под кличкой то ли Стар, то ли Млад, дожил до наших дней. Уж очень старательно уходил от всех моих вопросов на эту тему муж Лесли-Лоны – старина Моррис Коэн. Да и в Управлении «С», курировавшем нелегалов, разговаривать со мною об этом агенте сочли нецелесообразным.

И догадки мои подтвердились, ибо время – вещь великая. То, о чем в 1994-м предпочитали молчать, вдруг выплыло наружу в конце столетия. Известно и имя ученого – Теодор Холл, и его судьба.

Но, к сожалению, многим моим собеседникам, судя по всему, еще годы и десятилетия суждено оставаться безымянными. Для меня это огорчительно. Страна, казалось бы, должна знать своих, да и зарубежных, работавших на нее, героев. А вот для разведчиков такая бездонно-кромешная безвестность – стопроцентное подтверждение успеха…

Когда книга была почти готова, огромный сюрприз преподнесла мне Лидия Борисовна Боярская. Благодаря ей в издании помещены фотографии из семейных альбомов, большинство из которых никогда не публиковалось. Она же любезно предоставила десятки писем, написанных Вильямом Фишером и его родственниками. Без этой «семейной странички» картина жизни разведчика была бы неполной.

Что свершил разведчик

Знаете, как это бывает? Кажется, что все уже написано. Использованы все архивы, на сегодня рассекреченные. Сложены в главы многолетние разговоры с людьми, знавшими Фишера – Абеля, с ним работавшими в Москве – в Центре – и там, как говорят разведчики, «в поле». А всплывают все новые и новые подробности. Открываются новые глубины. Порой я влезал в такие дебри разведки, из которых и выхода не было – ведь изначально трудно понять, о чем можно сказать, а чего и нельзя. Нельзя и никогда не будет можно…

Долгие годы Абель нелегально работал в США. Возглавлял сеть разведчиков, которых в Штатах потом заклеймили «русскими атомными шпионами». Возможно, некоторые читатели уверены, будто все в этой сверхсекретной епархии разложено по аккуратненьким полочкам. Нет! Многие деяния и люди, их свершившие, появлялись словно из небытия.

А вот наш герой родился в установленный природой срок – 11 июля 1903 года в английском городе Ньюкастл-апон-Тайн. Политэмигрант Фишер и его супруга, влюбленные в революцию и великого Шекспира, назвали сынишку Вильямом, по-домашнему – Вилли.

Однако мальчику предстояло стать в этой жизни отнюдь не шекспироведом. Точнейшую характеристику его профессиональным качествам дал директор Федерального бюро расследований США Эдгар Гувер: «Упорная охота за мастером шпионажа полковником Рудольфом Ивановичем Абелем является одним из самых замечательных дел в нашем активе…» А многолетний директор ЦРУ Аллен Даллес добавил еще один лестный штрих, написав в своей книге «Искусство разведки»: «Все, что Абель делал, он совершал по убеждению, а не за деньги. Я бы хотел, чтобы мы имели таких трех-четырех человек, как Абель, в Москве».

Мы же, грешные, так бы, наверное, никогда и не узнали о существовании Фишера – Абеля, если бы не громкое дело о его аресте в США и обмене в 1962 году на сбитого в российском небе американского летчика-шпиона Пауэрса.

Постепенно даже до наших граждан начали доходить, точнее, допускаться какие-то сведения о человеке, по содеянному являющемся национальным героем. Он появился на несколько минут в начале фильма «Мертвый сезон» – и страна узнала, что шпионы и разведчики забрасываются в другие края не только подлецами-американцами. В обтекаемых газетных публикациях стали проступать и некоторые черты его биографии.

В 1920 году семья Фишеров, глава которой знал Ленина и Кржижановского, вернулась из Англии в СССР и приняла советское гражданство – впрочем, заметьте, не отказавшись от английского. Отец Фишера в свое время был среди тех, кому Владимир Ильич давал читать рукопись одной из своих брошюр, сделавшихся вскоре коммунистической классикой. Его сын Вилли рос пареньком молчаливым, упрямым и исключительно смышленым. Любил точные науки, но успевал также учиться музыке: играл не только на пианино, но и на мандолине и гитаре. Рабочая его биография началась уже в 15 лет, когда знакомые англичане помогли Вилли устроиться учеником чертежника на судоверфь. Через год, в 16, по версиям некоторых исследователей его жизни, поступил в Лондонский университет, но проучиться там довелось недолго из-за возвращения в Россию. Вильям работает переводчиком в Коминтерне, затем поступает во ВХУТЕМАС, потом в Институт востоковедения, где, если верить архивным материалам, берется за изучение Индии. После первого курса – призыв в Красную армию. В 1-м радиотелеграфном полку Московского военного округа Вильям Фишер всерьез изучает радиодело. Радист из него получился классный. Даже будущие знаменитости – Герой Советского Союза полярник Эрнст Кренкель и народный артист СССР Михаил Царев, чьи койки в казарме стояли рядом, признавали первенство Вилли.

Не вступая ни с кем в полемику, не провозглашая себя истиной в последней инстанции, все же попробую поведать некоторые подробности из засекреченной жизни. Они не только чисто «разведывательные», но и плана житейского. Именно эти неизвестные детальки помогут лучше понять человека, считающегося одним из выдающихся разведчиков-нелегалов ХХ века.

Говорят, будто в семье младший сын Вильям был любимцем. Но родители, особенно мама, не чаяли души и в старшем сыне – Гарри. Он, как и младший, прекрасно говорил на нескольких языках. После переезда в Москву семейство старого большевика Генриха Фишера, вместе с семьями других видных революционеров, одно время жила на территории Кремля. Сыновья частенько отправлялись за город на речку. Однажды увидев едва барахтавшуюся в воде, уже захлебывающуюся девчушку, Гарри бросился в воду. Девочку спас, а сам утонул. Когда Вилли с рыданиями рассказывал маме о трагедии, она чуть слышно вымолвила: «Почему не Вилли…» И Вильям услышал. Наверное, это отложило определенный отпечаток на семейные отношения. Нет, он не был любимчиком и паинькой. Жесткие обстоятельства выковали и соответствующий характер.

У Вильяма Фишера и его жены Елены (Эли) был один ребенок – дочь Эвелина. Однако жизнь сложилась так, что Вильям Генрихович взял на воспитание Лиду – дочку брата своей супруги. На скромную зарплату сравнительно молодого чекиста семья жила очень небогато, чтобы не сказать бедно. Зато дружно. Мало мебели и много книг. Жена Фишера – Елена Лебедева-Фишер стала профессиональным музыкантом. Ее ценила преподаватель – знаменитая арфистка Вера Дулова.

После Красной армии Вильям трудится радиотехником. Но недолго. 2 мая 1927-го он, говоривший по-английски не хуже, чем на родном русском, приглашается в органы безопасности. Тоже немаловажный факт в биографии: 7 апреля того же года он сочетается первым и единственным в своей жизни браком с выпускницей Московской консерватории арфисткой Еленой Лебедевой.

В центральном аппарате разведки он работал сначала переводчиком, затем – радистом. Отправлялся в длительные загранкомандировки – конечно, нелегальные. И, несмотря на всяческие успехи, был в один день – 31 декабря 1938 года – уволен из НКВД. Ответ на естественный вопрос: «Почему?» нормальный человек не поймет. Потому что вдруг стал иностранцем. Припомнили и место рождения – Ньюкасл, да еще на реке Тайне, и немецкое происхождение отца. Полный маразм: откуда бы он иначе знал языки в изумительном совершенстве, да и чужой уклад, в котором вращался до своих семнадцати лет? Есть, правда, и другая версия внезапного увольнения, о ней – чуть позже.

Его выбросили на улицу, и он, как десятки тысяч коммунистов-честняг, мотался по инстанциям. Семья бедствовала, и офицер, специалист-нелегал подрабатывал как мог. Общество, ради которого он рисковал жизнью, рассталось со своим верным стражем без сожаления. Впрочем, могло быть и хуже: лагерь, тюрьма, пуля…

О нем вспомнили в сентябре 1941 года, когда немцы стояли в нескольких десятках километров от Москвы. Сталин или прощал «неверных», или расстреливал, иного не было дано. Сына старого коммуниста «простили».

И здесь начинается целая история, докопаться до правдивых истоков которой мне пока еще не удалось: то ли пропали военные архивы, то ли не дошла еще очередь до «открытия» новой главы. Существует версия, будто Фишер действовал в фашистском тылу под видом немецкого офицера. По крайней мере точно известно, что он служил в Управлении генерала Павла Судоплатова и готовил к заброске наших радистов, подрывников, короче – диверсантов. Однако в воспоминаниях другого советского нелегала – Конона Молодого – я наткнулся на фантастический, а может быть и нет, эпизод. Юный тогда Молодый, заброшенный в немецкий тыл, был мгновенно пойман и доставлен на допрос в контрразведку. Допрашивавший его изверг-фашист не слишком долго мучил Молодого, а, оставшись наедине, обозвал будущую звезду советского шпионажа «идиотом» и вытолкал чуть ли не пинками до блеска начищенного, как и требовалось, сапога за порог. С тех пор и до конца дней у Конона побаливал копчик. «Фашист» вновь повстречался Молодому во время назначенной по приказу Центра встречи уже в нелегальной командировке в Америке, где оба мгновенно узнали друг друга. Правда это или вымысел, лихо описанный Молодым, который был горазд на такие мистификации, всех повергающие в сомнения? Но, может, сознательная дезинформация?

А дальше – тишина. И только недавно завесу тайны – вернее, части ее – разрешили приоткрыть. Беру на себя смелость рассказать правду о великом разведчике и много нового, мною открытого, о его соратниках.

Кое-кто из специалистов разведки уверяет меня, что все, даже самые-самые последние, точки в этой моей книге уже расставлены. Но я не верю. Не так давно в сугубо закрытом Кабинете истории внешней разведки наткнулся я на любопытный стенд. Он, по понятным, наверное, причинам, находится неподалеку от экспозиции Абеля и Коэнов-Крогеров. Я впился глазами в старые фотографии с королевскими шляпами и сенсационными для меня подписями. Так неужели были и другие «атомные агенты», абсолютно неизвестные и до сих пор засекреченные? Мой экскурсовод – полковник Владимир Иванович – интерес этот подметил по-профессиональному быстро:

– При нашей с вами жизни рассказать об этом мы уже не успеем…

– А когда?

– Да никогда.

Ну уж… А может, все-таки?.. Только для того, чтобы поведать о еще одной группе гениальных наших разведчиков и их агентах, надо обязательно постараться прожить подольше.

Итак, первой страной, куда был отправлен в качестве разведчика Вилли Фишер, считается Англия – злейший враг молодой советской власти. В начале 1930-х Фишер обращается в посольство этой страны и получает новый британский паспорт. А почему нет? Уроженец Британии, жалующийся на советскую неустроенность, он и в 1920-м при приезде в СССР от родного гражданства не отказывался. И начинается командировка, в которую работавший под своей фамилией Вилли Фишер взял законную жену Елену – Элю и крошечную дочку Эвелину. Получив английский паспорт, он – радист нелегальной резидентуры – жил уже в Норвегии, в качестве мелкого торговца, занимавшегося продажей радиотехники.

8 ноября 1996 года эта версия была обнародована газетой «Новости разведки и контрразведки». Но сообщался и другой любопытный факт. В статье, посвященной 25-летию со дня кончины Абеля – Фишера, предположительно названа страна его самой первой нелегальной загранкомандировки – Польша. Пребывание там оказалось недолгим. Исключать вероятность этой командировки нельзя – отношения между соседями были не просто плохими, а накаленными.

А уже позже радист-шифровальщик Фишер, оперативный псевдоним Франк, был направлен в нелегальную резидентуру в Лондон. Оттуда разведчик передавал в Центр материалы, получаемые от членов легендарной «Кембриджской пятерки».

«Кембриджская пятерка»

Так она называлась по имени знаменитейшего английского университета, который окончили все пятеро – наиболее результативная в истории советской разведки группа агентов, завербованных в Великобритании. В нее входили Ким Филби, Гай Бёрджесс, Энтони Блант, Дональд Маклин и Джон Кэрнкросс. Все, кроме Кэрнкросса, – выходцы из семей британской аристократии. Негласным руководителем группы считался Ким Филби – агент Иностранного отдела советской разведки. Филби добрался до высоких постов в британской Сикрет интеллидженс сервис (СИС), одно время являясь даже заместителем начальника СИС. Благодаря высочайшему интеллекту, вся пятерка занимала высокие должности в государственных учреждениях Великобритании. «Кембриджская пятерка» работала на СССР исключительно по идейным соображениям, практически без денежных вознаграждений. Сведения, переданные участниками «пятерки» советской разведке, бесценны. В связи с угрозой ареста Бёрджесс и Маклин в мае 1951 года были вынуждены бежать из Англии в СССР. Ким Филби, попавший под подозрение СИС, был тайно переправлен в Москву в 1963-м. Блант, оставшийся в Англии, сумел избежать наказания. Принадлежность Кэрнкросса к «Кембриджской пятерке» была доказана, да и признана, лишь сравнительно недавно. Сейчас ни одного из членов легендарной пятерки не осталось в живых. Последним в 1995 году скончался Джон Кэрнкросс.

По некоторым данным, его выдал англичанам предатель-перебежчик, бывший полковник советской разведки Олег Гордиевский. Тем не менее ни один из членов «Кембриджской пятерки» не был арестован. Несмотря на то, что некоторые из них подвергались допросам в СИС, ни один из пятерых не выдал своих товарищей и работавших с ними советских разведчиков.

Работа в Англии косвенно объясняет, почему та, вторая командировка закончилась неожиданным отъездом в Москву, быстрым присвоением звания лейтенанта госбезопасности и внезапным увольнением из органов. Здесь я высказываю уже свою трактовку событий. Не настаиваю на ее стопроцентной достоверности, но изучение документов все же подсказывает, что она имеет право на существование. С «Кембриджской пятеркой» работал резидент НКВД Александр Михайлович Орлов, принявший на связь от другого нелегала, Арнольда Дейча, нескольких уже известных нам студентов-аристократов из Кембриджа. Вильям Фишер был радистом Орлова. Именно этот нелегал ИНО под псевдонимом Швед создал сеть нелегальной советской разведки, опутавшую всю Западную Европу. В кадрах ОГПУ – НКВД Орлов значился под иным псевдонимом – Никольского Льва Лазаревича. Настоящая его фамилия – Фельдбин, он родился в 1895 году в Бобруйске. Вряд ли был в ИНО разведчик удачливее Шведа. Сначала – работа под прикрытием в Англии, Франции, Германии, затем, уже в 1930-х, – нелегальный резидент в Австрии, Италии, снова во Франции.

В 1937–1938 годах занимал важнейшую должность резидента НКВД и советника республиканского правительства в Испании. Там Орлов действовал решительно, успешно, жестко, иногда даже отменяя своей властью приказы советского посла.

И вдруг Швед исчез. В июле 1938 года его вызвали на советский корабль в Антверпен. Резидент не явился. Зато нарком внутренних дел СССР, генеральный комиссар государственной безопасности (во какой титул выдумал Сталин для палача Ежова!), уже вовсю отстреливавший коллег Шведа по нелегальной разведке, получил письмо с парижским штемпелем. Орлов прятался где-то в Штатах, а его послание, кем-то опущенное для конспирации в ящик советского посольства в Париже, больше походило на ультиматум. Швед требовал не трогать его мать, находившуюся в СССР, и других родственников. В ответ он клялся, что не выдаст ни наших разведчиков, ни их агентов. Орлов-Никольский-Фельдбин добился своего. Подразделение, специализирующееся на отстреле предателей, его не тронуло. Не пострадали и близкие перебежчика.

Но еще более жестокой чистке подверглась разветвленнейшая система ИНО. Чекистов расстреливали дома, выманивали из-за границы в Москву и тоже уничтожали. Побег Орлова развязал руки палачам разведки.

Орлов же мирно скончался в США в 1973-м. Он не выдал ни «кембриджскую пятерку», ни арестованного в Штатах в 1957 году Фишера – Абеля, которого не мог не узнать по опубликованным в прессе фотографиям. Даже советские спецслужбы простили беглеца в 1970-х.

Невозвращение Орлова называли личной трагедией. Но личная трагедия обернулась смертью и лагерями для десятков и десятков его коллег. К тому же существует подозрение: когда началась холодная война, то припертый американскими спецслужбами к стенке Орлов не выдержал. Быть может, сдал нескольких своих бывших сотрудников. Впрочем, эта версия оспаривается историками разведки: проваливались сами, без Шведа.

Уход Орлова – и вот уже увольнение Абеля из органов, грянувшее 31 декабря 1938 года, становится если не оправданным, то объяснимым. Но если не доверяли Фишеру, то кому же тогда оставалось доверять? Как всегда бывает в этой жизни, под подозрением оказываются абсолютно не те…

О том, как пережил Фишер эти два года и девять месяцев разлуки с профессией, – позже. Пока же замечу: навыков он никогда не терял. Уже в первые месяцы войны, мотаясь в пригородном поезде с дачи в Челюскинской на работу и обратно, он ранним утром услышал на подъезде к столице тихий разговор в тамбуре. Два неприметных пассажира решали, где бы получше выйти. Один предлагал на вокзале в Москве, другой возражал: надо бы пораньше, а то поезд проскочит в другую часть города. И одеты были они по-нашенски, и акцента никакого, но Вильям Генрихович тут же вызвал патруль, и парочку арестовали. Фишер не ошибся. Вот так, между прочим, едучи с дачи на сугубо не чекистскую работу, взял и разоблачил двоих, оказавшихся немецкими парашютистами.

Как он распознал в этой паре диверсантов, потом признавшихся, что получили задание готовить взрывы в центре города при подходе немцев к Москве? Бубнили между собой тихо, на безукоризненном русском, но Фишер услышал про поезд, что «проскочит в другую часть города» – именно так организовано движение в Берлине. Акцента у них и быть не могло. Оба русские, в семьях говорили на родном, так что в разведшколе под Берлином на них нарадоваться не могли. Но благодаря Фишеру «отличников» взяли. Всему в разведшколе обучить невозможно, случаются обстоятельства разные. Одно из них и явилось в лице уволенного из органов Фишера.

Но тут у меня другой вопрос. Откуда не бывавший, если верить документам, в Берлине Фишер знал эти берлинские тонкости и почему так быстро среагировал, почуяв фальшь? Или судьба заносила его и в немецкую столицу? В конце этой книги высказывается предположение, что все-таки бывал. Но не до войны, а во время ее: служил там в одном штабе…

После увольнения из разведки 31 декабря 1938 года Вильям Фишер долго, около пяти месяцев, не мог найти работу. Тогда, не зарываясь головой в песок, он пишет письмо другу своих родителей старому большевику Андрееву – секретарю ЦК ВКП(б), очень уважаемому Сталиным человеку. По тем кровавым временам письмо «наверх» от уволенного чекиста было смелостью невероятной. Могли добавить к опале и тюрьму, да и что пострашнее – тут уж как бы обернулось. Дела не пересмотрели, зато дали устроиться сначала во Всесоюзную торговую палату, потом – старшим инженером на авиационный завод.

В сентябре 1941 года, когда немцы уже были под Москвой, Сталин приказывает срочно, без всякого суда, уничтожить многих еще не расстрелянных чекистов, разбросанных по лагерям. Но некоторых из них – кто-то полагает, что по представлению Лаврентия Берии, а кто-то, что Павла Судоплатова, – не только отпустили, но и вернули в органы.

Среди горстки действительно счастливчиков – будущий Герой Советского Союза и партизанский командир Дмитрий Медведев, незадолго до того отправленный в отставку «по состоянию здоровья»; боевик Яков Серебрянский, участвовавший во множестве акций возмездия, в том числе и в неудавшемся покушении на Троцкого. Яшу, как его называли в чекистским мире, доставили на Лубянку прямо из лагеря…

Вильям Фишер, в совершенстве владевший немецким и лучший радист органов, тоже оказался нужен. Снова был принят на работу и друг Фишера, будущий подполковник и создатель школы диверсантов в Серноводске, майор – внимание! – Рудольф Абель.

Но так ли уж хотелось Фишеру обратно, в органы? Свою работу на заводе он вспоминал как едва ли не самый спокойный период жизни. Наконец-то он трудился под своим именем, обходился без всяких явок, паролей и «наружек»[1]1
  «Наружка» – служба наружного наблюдения; в данном случае – слежка.


[Закрыть]. Недавно, читая толстенную стопу писем, написанных Вильямом Генриховичем жене, наткнулся на поразившее меня откровение. Не буду выкидывать слов из песни. Вилли писал, что и думать не желает о бывшей работе, устал от ее бесконечных сложностей и никогда не вернется к прежнему. То ли минутная слабость, то ли обида? Или чистая правда, написанная уже многое познавшим человеком? Но письмо-откровение так и осталось лишь женой полученным посланием. В военные годы еще раз мелькнуло похожее: вот отгремит, и он займется живописью, не вернется в наркомат. Но еще в 1927 году Фишер взялся за рискованное дело и счел, что бросить его, отказаться вернуться в трудный час – даже после того, как его оскорбили, унизили – будет нечестно перед собственной совестью. И в сентябре 1941 года он уже трудился у Павла Анатольевича Судоплатова – человека талантливого и безжалостного, который руководил в 1942 году не только партизанскими и разведывательно-диверсионными операциями в немецком тылу, но и направлял всю работу агентурной сети на территории рейха и его союзников. Фишер обучал молодых разведчиков, агентов диверсионному делу, быстро натаскивал начинающих радистов.

Среди них и Гейне – Демьянов, ставший одним из главных источников дезинформации немцев и передававший им свои донесения якобы прямо из советского Генштаба. Его Фишер переводил на ту сторону неподалеку от Москвы, да еще по не обозначенному нашими минному полю, что в глазах немцев добавило этому переходу особую достоверность.

Было разрешено «выплыть» еще одному любопытнейшему эпизоду, связанному с моим героем. В середине 1944 года немецкий подполковник Шорхорн попал в плен. Его удалось перевербовать и затеять мощнейшую по размаху операцию по отвлечению крупных сил немецкого вермахта. По легенде, подброшенной немцам ведомством Судоплатова, в белорусских лесах действовало крупное подразделение вермахта, чудом избежавшее плена. Оно якобы нападало на регулярные советские части, сообщало в Берлин о перемещении войск противника. Нападение на наши войска – сплошной вымысел, которому в Германии тем не менее поверили. А вот радиосвязь с Берлином блуждающая в лесах небольшая группа немцев действительно поддерживала. Именно Вильям Фишер, переодетый в форму фашистского офицера, проводил вместе со своими радистами эту игру. В группу входили и попавшие в плен перевербованные немцы. Операция, проводившаяся в Белоруссии, получила название «Березино». Из Берлина сюда вылетали самолеты, немцы сбрасывали в тыл для своей группировки тонны оружия, боеприпасов, продовольствия. Больше двух десятков диверсантов, прибывших в распоряжение Шорхорна, были арестованы, частично перевербованы и включены в радиоигру. Нетрудно представить, какую же дезинформацию они передавали! Ведь за все за это фюрер произвел Шорхорна в полковники, а Фишер был представлен к высшей награде рейха – Железному кресту. За эту же операцию и за работу во время войны Вильям Генрихович Фишер был награжден орденом Ленина. Он действовал с ювелирной точностью. Малейшая оплошность – и операция была бы провалена. Однако немцев дурачили больше одиннадцати месяцев – уже совершил самоубийство Гитлер, был взят Берлин, а радиоигра все еще продолжалась. Только 4 мая 1945 года Фишер и его люди получили последнюю радиограмму откуда-то из Германии – не из Берлина. Их благодарили за службу, сожалели, что не могут больше оказывать помощь, и, уповая лишь на помощь Божью, предлагали действовать самостоятельно. Отмечу, что есть некоторые, подчеркну – некоторые – основания предполагать, что в годы Великой Отечественной Фишер действовал в определенных эпизодах как Рудольф Абель.

Непосредственно в нелегальную разведку Вильям Генрихович вернулся не в 1948 году, а раньше. В наличии судоплатовского управления нужды больше не было, и майора Фишера перевели в Первое управление Министерства госбезопасности, знакомое ему по первым годам службы. То есть – во внешнюю разведку. Его рапорт «королю нелегалов» Короткову, который привожу с некоторыми сокращениями, датируется 2 апреля 1946 года: «Я, Фишер Вильям Генрихович, сознавая важность для моей Родины – Союза ССР – нелегальной работы и отчетливо представляя все трудности и опасности, добровольно соглашаюсь встать в ряды нелегальных разведчиков. Я обязуюсь строго соблюдать конспирацию, ни при каких обстоятельствах не раскрою доверенных мне тайн и лучше приму смерть, чем предам интересы моей Родины». Комментариев не требуется.

В 1947 году руководитель отдела по работе с нелегалами Александр Михайлович Коротков предлагает хорошо знакомому ему Вильяму Фишеру, заместителю начальника отдела стран Запада, возглавить сеть советской нелегальной разведки в США, официально считавшихся тогда главным противником. Но, если опираться на некоторые свидетельства, сфера деятельности Фишера распространялась и на несколько других государств.