Текст книги "Русские едут как во сне"

Николай Климонтович
Русские едут как во сне

Лица

Марина, до 40.

Герой.

Товарищ, оба чуть за 40.

Художник, под 60.

Мастерская художника в Москве, наши дни.

Действие первое

Сцена 1

Захламленная студия; на видном месте на подставке – макет театральной декорации; освещен только маленький стол и два кресла. Марина – на ней дорогое итальянское платье, но чересчур много бижутерии – в ожидании гостя.

Марина (поправляя волосы). Черт, даже зеркала здесь нет. (Достает пудреницу, прихорашивается, разглядывает себя.) Что ж, сойдет. (Начинает расставлять по столу посуду – две тарелки, две рюмки, две салфетки; ставит свечу в подсвечнике.) О Боже, дура! (Собирает все; включает музыку.)

Стук в дверь. Марина выключает магнитофон; набирает воздуха, как перед прыжком в воду.

Войдите. Открыто.

Показывается Товарищ, одет как преуспевающий бизнесмен. В руках – два больших пластиковых пакета.

(Приглядываясь.) Это – ты?

Товарищ. Звонок не работает? И лифта нет.

Марина. Это ты?! Боже, откуда ты взялся?

Товарищ (водружая пакеты на стол). Хоть бы свет зажгли на лестнице. (Подмигивает.) Готовишься к приему иностранного гостя?

Марина. Откуда ты явился? И как меня нашел?

Товарищ. Вот, вношу свою лепту… Ну, давай же поздороваемся. Щечку!

Марина (уклоняясь от поцелуя). Он что – прислал тебя вместо себя?

Товарищ. Не слишком радушно ты встречаешь давнего товарища. Он прислал меня в дополнение.

Марина. Это – его покупки?

Товарищ. Я похож на посыльного?

Марина. Или ты тоже у нас – из Америки?

Товарищ. Нет, я местный – из Айриш Хауса.

Марина. Можешь ты мне объяснить – что происходит?

Товарищ. Все идет по плану. (Принимается деловито расставлять напитки.) Мы договорились с ним встретиться сегодня вечером у тебя.

Марина. Но я об этом ничего не знаю.

Товарищ. Тебе же сюда даже позвонить нельзя… Слушай, а как же он тебя разыскал?

Марина. Позвонил маме.

Товарищ. Она живет все там же?

Марина. Все там же.

Товарищ. А сестра? У тебя же была сестренка – маленькая такая.

Марина. И сестра все там же.

Товарищ. Ты что, против того, чтобы у тебя встретились друзья?

Марина. Я не против. Но…

Товарищ. Когда он уезжал – мы были молоды, он мог пригласить к тебе кого угодно. Без церемоний.

Марина. За пятнадцать лет многое могло измениться.

Товарищ. Об этом он, должно быть, не догадывается. Мужчины вообще легко допускают, что измениться могло что угодно – только не женщина, которая была в них влюблена.

Марина. Это знакомо. Но ты, я вижу, свободен от иллюзий.

Товарищ. В меня ты влюблена не была. (Пожимает плечами.) Всего-то пара эпизодов.

Марина. Разве? У нас с тобой? Я уж и забыла…

Товарищ (невозмутимо). Женщины выбирают воспоминания, как платья. Это мужчины помнят все подряд… Скорее всего, он пригласил меня для смягчения удара. Все-таки полтора десятка лет разлуки… старая любовь… (Деловито.) У тебя что на горячее?

Марина (чуть ревниво). Он сам тебе позвонил?

Товарищ. Нет, позвонил ему я. Узнал, что он в Москве, нашел старый номер в записной книжке, набрал на удачу – и он взял трубку – как ни в чем не бывало. Как когда-то, как будто не было этих лет, как будто никуда не уезжал. И сказал: рад слышать тебя, старик. А я сегодня вечером как раз буду у Марины…

Марина. Как раз?

Товарищ. Так он сказал, будто мы говорим по телефону каждый день: рад слышать, старик… Должно быть, соскучился в этой своей Америке.

Марина. Должно быть.

Товарищ (продолжая хлопотать). Дай тарелочку для оливок.

Марина (беря блок Данхила). Можно?

Товарищ. О чем ты спрашиваешь! Это все – для нас. А ты куришь, не бросила? А я вот бросил… Он бросил, как ты думаешь?

Марина пожимает плечами, открывает блок, жадно закуривает.

Я думал – брать сигареты, не брать… Это он дал мне твой адрес. Я стал объяснять, как попасть сюда на машине, но он сказал, что возьмет метро.

Марина. Возьмет метро?

Товарищ. Англицизм. Я говорю: возьми такси. А он: нет, я возьму метро. И спрашивает – как станция ближе всего? А я и сам теперь в московском метро заблудился бы: пересадок не знаю, новые линии ведут неизвестно куда, все станции опять переименовали. Я так и не смог ему ответить: Охотный ряд – это бывшая Маркса или бывшая Революции.

Марина. На горячее у меня курица.

Товарищ. Только не это! Не надо курицу. Курицу он каждый день ест в Америке. Поджарим вот это мясо.

Марина. У меня бывшая советская курица. Такой в Америке не достать.

Товарищ. В Америке все можно достать. Мне рассказывали – там можно купить даже воблу. И Жигулевское пиво.

Марина. Стоит за этим так далеко ехать.

Товарищ. Не скажи, это совершенно разные вещи. Одно дело вобла на волжском берегу, совсем другое, когда вокруг – сплошная Уолл-Стрит. И ты – с воблой… Ну давай же сделаем, чтобы было красиво. Пусть он из Нью-Йорка, но мы здесь – тоже живем как большие. (Расставляет посуду, колеблется – ставить ли на стол подсвечник.)

Марина (забирая подсвечник у него из рук). Это не надо.

Товарищ. Понимаю, это для интима. Ты живешь здесь одна?

Марина. Я живу в своей квартире. А это – мастерская.

Товарищ. Неплохое логово (Показывает на макет декорации.) Это твое?

Марина. Угу.

Товарищ. Декорация к спектаклю?

Марина. По Достоевскому.

Товарищ. Совсем как большая. А я вот в бизнесе. Крутимся помаленьку… Слушай, а почему ты его здесь принимаешь? А, понимаю, понимаю… там одна жизнь, здесь другая…

Марина. Ты все такой же.

Товарищ. Ох уж эти художники…

Марина. Ничуть не изменился.

Товарищ. Ну, здесь немножко поседело… (Наклоняет голову.) На макушечке поредело. Но в душе – тот же самый, верно… Да и ты изменилась. Даже, я бы сказал, набрала…

Марина (инстинктивно ощупывая талию). Набрала?

Товарищ. Набрала класс.

Марина. Раньше не было?

Товарищ. Ну, какой класс в двадцатилетней девчонке… Теперь ты – леди. (Смотрит на часы.) Может быть, выпьем?

Марина. Выпьем.

Товарищ. Виски? Шампанское? Вино? (Разглядывает бутылку.) Что ж это за вино? Испанское. Торопился, брал, что под руку попало.

Марина. Виски.

Товарищ. Льда, конечно, нет.

Марина. Льда, конечно, нет.

Товарищ. Разбавить содовой?

Марина. Нет, содовую отдельно. (Разглядывая его, пока возится с напитками.) А ты повзрослел. Брюшко вот…

Товарищ. Как у большого. (Подает ей бокал.) Неужели так заметно. Придется подтянуться.

Марина. И дела идут неплохо?

Товарищ. Спасибо. Неплохо.

Марина. А что же сам? Ты не пьешь?

Товарищ. Пепси. Диетическую. За рулем. (Открывает банку.) Ну, за встречу?

Марина. За встречу. (Зажмурившись, глотает виски, торопливо запивает.).

Товарищ. Волнуешься? Что ж, я на твоем месте тоже волновался бы. Такой был роман! Вы были отличной парой.

Марина. Могли бы быть.

Товарищ. Ты была такой красивой. И так его любила! Прямо – обожала, в рот ему смотрела.

Марина. Ты тоже ему смотрел в рот.

Товарищ. Но он выбрал – побег! За флажки. Что ж, одни выбирают дом и дело – как мы с тобой, другие – тревоги и странствия, как Пер Гюнт. Спрятаться или убежать – вот, в сущности, главный вопрос, который мы в России решаем с самого детства. А тренироваться начинаем рано, играя в казаки-разбойники… Нет, он определенно заблудился.

Появляется Герой, его пока не замечают. Одет как вашингтонский служащий на уик-энде. В руке – маленький пакет.

Марина. А скажи-ка – зачем он тебе понадобился? Только честно.

Товарищ. Ба! Какая мы не сентиментальная!

Марина. А все же? Интересно.

Товарищ. Это же мой школьный друг!

Марина. И только поэтому ты все свое натащил?

Товарищ. Мы не виделись пятнадцать лет. Кроме того, нужно выполнять законы нашего национального гостеприимства.

Марина. Ну его-то что этим удивлять, он – не иностранец.

Товарищ. Но разве тебе не любопытно на него взглянуть? Просто так? Из ностальгии по юности?

Марина. Скорее – страшновато… Впрочем, он сам меня разыскал. (Видит Героя.)

Герой. Дверь была открыта. А звонка нет.

Марина. Здравствуй.

Герой. Здравствуй. (Протягивает ей пакет.) Вот… я не знаю, что ты любишь… я принес…

Товарищ. Старик! (Открывает объятья, но остается на месте.)

Герой. Здравствуй, дружище. (Смотрит на Марину, а Товарищу протягивает пакет.)

Товарищ. Нет, старик, нам ничего не надо. Ты же у нас в гостях! (Заглядывает в пакет, достает бутылку.) Джим-Бим. Ты тоже любишь бурбон, старик? Не надо, забери. У нас – Джек-Даниел.

Герой (Марине). Я сейчас шел по городу… ничего не изменилось. Те же улицы и те же дома. Тот же запах бензина. И так же редко горят фонари…

Марина. Как ты?

Герой. Ай эм файн. А ты?

Марина. И я – ай эм файн.

Герой (не зная, что сказать). О, вы тоже пьете дайет-пепси?

Товарищ. Ит’с смол уолд, так, кажется, у вас говорят. Все пьют одно и то же. У вас и у нас. И все друг друга знают – ну, может быть, кроме крестьян и милиционеров. Вот и мы встретились, а? Ведь когда-то прощались навсегда.

Герой. Я и не мечтал, что вас увижу. Помыслить не мог, что когда-нибудь окажусь в Москве…

Марина. Садись.

Герой. Что? Да, спасибо. (Остается стоять.)

Товарищ. Выпьем за встречу. Джек-Даниел!

Герой (рассеянно). Спасибо.

Товарищ. Ты любишь Джек-Даниел?

Герой. Да, сэнкс. (Берет бокал.) За вас. (Марине.) За тебя. (Чуть пробует виски.)

Товарищ. А мы здесь тоже – неплохо. Я в бизнесе. Кручусь. Маринка вот стала художницей. Как и хотела. Декорация – по Достоевскому.

Марина (Герою). Ты рассказывай.

Герой. О чем?

Марина. Об Америке. И вообще.

Герой. В Америке – все ОК. В Нью-Йорке жарко. А у вас вот, я знаю… осень.

Товарищ. Все в соответствии с календарем. (Протягивает ему пачку сигарет.) Закуришь?

Герой. Да, спасибо… А, нет, я не курю.

Товарищ (как бы между прочим). Купил дом? Какой моргидж?

Герой. Нет, не купил.

Марина. А где ты живешь?

Герой. На Манхеттене.

Товарищ. У тебя квартира?

Герой. Небольшая. Вот как эта. Я снимаю.

Товарищ. Ну, выпьем!

Марина. За всех нас. (Герою.) За тебя.

Никто не пьет.

Товарищ. А машина какая?

Герой. У меня нет машины.

Товарищ. Как так?! В Америке-то… На чем же ты ездишь?

Герой. Машина нужна тогда, когда она нужна. А на Манхеттене все близко. И паркинг дорогой.

Марина. А если за город?

Товарищ. Или во Флориду?

Герой. Рент. Как это по-русски…

Марина. Берешь напрокат.

Герой. Или у приятелей.

Товарищ. Ну, о заработках я не спрашиваю. У нас теперь тоже об этом не принято спрашивать…

Марина. Ты женат?

Герой. Так что в Америке все в порядке.

Марина. Женат. Детишек, должно быть, куча.

Герой. Детишек? Каких детишек?

Марина. У тебя. Ты ведь женат?

Герой. Я женат? Нет, я не женат. С чего ты взяла?

Марина. Нет?

Герой. А что?

Марина. Стойкий оловянный солдатик.

Герой. Кто?

Товарищ. Сказка Андерсена.

Марина. Что, ты был один все эти годы?

Герой. Один? Нет, не один. То есть – как сказать… Иногда был один.

Товарищ. Жениться никогда не поздно, старичок. По себе знаю. Я вот когда женился на Наташке…

Марина. У тебя ведь был один чемодан, когда ты уезжал. И хороший английский.

Герой. Английский оказался неважным.

Марина. Ты говорил – я еду первым.

Герой. Я так говорил?

Товарищ. Ты и ехал первым – из всей нашей компании. Как разведчик.

Марина. Как Колумб. Открывать рай.

Товарищ. А ведь был единственным сыном у хороших родителей.

Марина. А потом ты писал письма. И из Вены, и из Рима…

Товарищ. Мы их вслух зачитывали.

Марина. Когда я прочла, будто у тебя такое чувство, что в Италии ты родился – я заплакала.

Герой. Заплакала?

Марина. Если там ты родился, то здесь – умер.

Товарищ. Однажды ты сообщил, что всем коллективом выезжаешь на картошку в штат Огайо.

Марина. О тебе здесь ходили легенды.

Товарищ. Что ты сделался консультантом в Голливуде.

Марина. Написал книгу.

Товарищ. Заработал кучу денег и купил дом в лесу. Как Уолден или Солженицын.

Марина. Что выучился управлять самолетом.

Товарищ. И стал профессором.

Марина. Ты ведь был таким ярким.

Товарищ. Ведь ты жил в Америке – вместо нас.

Марина. Помню, я иногда высчитывала: вот у нас – раннее утро, а у него – вечер. И он идет по Бродвею, – и не могла себе представить этот самый Бродвей, огни, рекламы. Мне он даже снился: темная и кривая почему-то улочка, и мы с тобой заходим в магазин, а там очередь – за колбасой. И такой жидкий-жидкий кристаллический свет…

Товарищ. Но как это роскошно звучало, когда мы читали обратный адрес на конвертах: Бронкс, Квинс, Бруклин.

Герой. Поначалу любому эмигранту приходится трудно.

Товарищ. Но ведь ты стал – американцем!

Герой. Не знаю. Русские – это отдельная раса. Один другого всегда угадает из тысячи: пластика, походка, жесты, выражение глаз…

Товарищ. Но Америка – это плавильный тигль!

Герой. О, да.

Марина. Самая богатая страна в мире!

Герой. Пожалуй.

Товарищ. Манхеттен – это ведь центр Нью-Йорка!

Герой. Можно так сказать.

Марина. А Нью-Йорк – центр Америки!

Герой. В известном смысле.

Товарищ. Вот видишь, значит – ты живешь в самом центре мира!

Герой. Иногда я думаю – что же это за мир, если мы живем в самом его центре.

Марина. Все преодолел!

Герой. Америка каждому дает шанс.

Марина. Ты победил?

Герой. В Америке русские все более или менее победили.

Товарищ. У тебя свой бизнес?

Герой. Владелец, заводов, газет, пароходов… Работал в фирме. Программистом.

Марина. Ты всегда был талантливым.

Герой. У нас в эмиграции одна половина – таксисты, другая – программисты.

Марина. Компьютеры – это ведь жутко сложно!

Герой. Один Слава Ростропович играет на виолончели.

Марина. Герой! Преодолел, победил, построил.

Товарищ. Заработал свои доллары!

Марина. Второй раз родился, заново научился жить.

Товарищ. А мы – остались на берегу.

Марина. Теперь уж в плавание пускаться поздно.

Герой. Эмигрировать лучше всего в грудном возрасте.

Марина. Ты приехал в командировку?

Товарищ. По делу приехал, правда ведь, старичок?

Герой. Нет, дела у меня нет.

Марина. По туру?

Товарищ. Или за полную стоимость?

Герой. Да, сам по себе.

Марина. Приехал взглянуть на нас? И убедиться, что все было правильно. Что не ошибся в выборе.

Товарищ. Соскучился и приехал – на развалины, так сказать, исторической родины.

Марина. Что ж, смотри на наши развалины.

Товарищ. Мы, старик, здесь живем как большие.

Марина. Сам сказал – ничего не изменилось.

Товарищ. Это внешне, внешне, старик. А по сути – все совсем иное. Вот, например, у вас в Америке сколько партий?

Герой. Две, кажется.

Товарищ. А сколько было в России, когда ты уезжал?

Герой. Это я хорошо помню.

Товарищ. Одна! А теперь – штук сто. Очень многопартийная система!

Марина. Я не о том. А жизнь-то, жизнь…

Товарищ. А бирж в одной Москве полсотни – это тебе не жизнь?

Герой. Зачем так много?

Товарищ (расходясь). И казино с рулеткой – два десятка!

Герой. Это больше, чем в Атлантик-Сити.

Товарищ. Публичные дома – разрешены! И пропагандируются средствами массовой информации. Есть даже передвижной, в вагончике, как цирк шапито. Да у нас стриптиз теперь – на каждом мероприятии, сразу после торжественной части, вместо художественной самодеятельности. У нас на сцене Театра юного зрителя голые бабы по ходу спектакля подмываются.

Марина. Спектакль – тоже по Достоевскому.

Товарищ. Есть у вас в Америке театры юного зрителя?

Герой. У нас – сорок вторая стрит. И ту сносить собираются.

Товарищ. Старик, да здесь такие перемены! Маринка вот как раскрутилась: везде холсты, холсты, холсты… Покажешь потом, мы кое-что и приобрести можем, правда, старичок?

Марина. Как-нибудь в другой раз.

Товарищ. Или посмотри на меня. Мой папа всю жизнь за зарплату доцента преподавал историю КПСС. А у меня теперь одной охраны – полсотни человек. Три бригады в Пекин за товаром летают два раза в месяц. Спроси меня – сколько я зарабатываю? Спроси, спроси, я разрешаю.

Марина (Герою). Спроси, доставь товарищу удовольствие.

Герой. Сколько ты зарабатываешь?

Товарищ. Вам в долларах? Тысяч семь-восемь баксов в месяц. Это без налогов. И ни в какую Америку не уезжал. Здесь остался – нести, так сказать, на своих плечах груз истории. И добился своего – езжу-таки с женой отдыхать на Багамы.

Марина. Теперь я понимаю, зачем ты пришел.

Герой (очень мечтательно). А лампочка в подъезде так и не горит. Как не горела, когда я уезжал – так и не горит.

Товарищ. Да разве ж я один такой. Нас теперь в России миллионы. Ну, может быть, миллиона два. Нью рашнс, группа опережения. Пойди, посмотри – вся Москва в лесах. Да скоро Монмартр из ихнего Парижа к нам на Арбат переезжает! На месте парка Горького Диснейленд построим! Под Уолл-Стрит отведем Охотный ряд. А ты говоришь – центр мира. А ты говоришь – лампочка. Говоря словами поэта – восходит над скифскими степями Америки новой звезда!

Марина. Это Фет?

Герой (мечтательно). Это Блок.

Товарищ. Не забыл в своей Америке русскую классику… А вот, взгляни теперь на наш стол. Что, хуже, чем в Соединенных Штатах? Мясо будем есть – из Ирландии!

Герой (тревожно). Из Ирландии? Почему?

Товарищ. Масло – датское, вино – испанское, виски, сам понимаешь…

Марина (иронически). Сигареты английские, пепси-кола американская, пиджак – Дэвид Хантер, рубашка – голландская, туфли итальянские, машина – японская…

Товарищ. У меня Вольво.

Марина. Извини. Машина шведская.

Товарищ. Старик, у нас теперь ничего не надо доставать.

Герой. Вот как?

Товарищ. У нас все можно купить.

Марина. При наличии твердой валюты.

Товарищ. А у кого рубли – пожалуйте в наши коммерческие магазины.

Марина. Мальборо – из Сирии, Ла Коста – из Таиланда, коньяк Наполеон – из Польши. Только пирожки наши, отечественные. С котятами.

Товарищ (нервно). Откуда ты знаешь про пирожки?

Герой. И все-таки даже воздух – тот же.

Марина. Ты недельки на две?

Герой. Я? Нет, подольше побуду.

Марина (иронически). Решил реэмигрировать?

Герой. Может быть.

Пауза.

Марина. Я пошутила.

Товарищ (Герою). Что ты сказал? Ты хочешь здесь остаться?

Герой. А что?

Марина. Ты сумасшедший.

Герой. Почему вы так странно на меня смотрите?

Товарищ. Или это американский юмор?

Герой. Но я же – русский.

Марина. Тебе там плохо?

Герой (пожимая плечами). Да нет, хорошо.

Товарищ. С работой что-нибудь?

Герой. Да, в Нью-Йорке я потерял работу. Спад.

Товарищ (чуть пренебрежительно). Ну, я, конечно, могу тебе что-нибудь предложить: рекламой будешь заниматься, паблик рилешнс… Нет, я разволновался, выпью, пожалуй. (Наливает себе виски.)

Герой. Но мне предложили место в Тексасе.

Марина. Где?

Герой. Так американцы называют штат Техас. И денег в полтора раза больше. Но я – приехал на родину…

Марина. Да, конечно… А может быть, у тебя там неприятности?

Товарищ. С полицией… или…?

Герой. Нет, с полицией все в порядке… Да что же вы, ребята. У вас же теперь – свобода! Америки новой звезда. Над степями. Конечно, эмигранты возвращаться не торопятся, но должен же кто-то быть первым!

Марина. Но почему именно ты?

Герой. Первым вернуться и сказать: давайте же что-то делать вместе! Это же наша страна!

Товарищ. Да здесь уж – делают…

Марина. Пойду пожарю ирландское мясо.

Товарищ. Ну, старик, знаешь… Это просто… даже не знаю… Но паспорт ты не сдал?

Герой. Паспорт? Паспорт у меня с собой.

Товарищ. От американского гражданства не отказался?

Герой. Нет. А разве это нужно?

Марина. Да нет, не нужно. Это он так, на всякий случай.

Герой (волнуясь). Паспорт – вот. (Показывает свой блэк-кард.)

Товарищ. Черненький. Ну что ж….

Марина. Никак не могу прийти в себя.

Товарищ (поднимая рюмку). Велкам ту зе Раша, так, кажется, у вас говорят?

Свет гаснет; пока на сцене осуществляется перестановка, неплохо, если бы звучала та же музыка. Может быть, это «Роад ту Хэлл».

Сцена 2

Если бы мы играли на круге, я предложил бы чуть повернуть его с тем, чтобы приблизить к зрителю стоящую в глубине кровать. На ней сидят Герой и Товарищ без пиджака, на полу наполовину пустая бутылка виски. Прошло около часа.

Товарищ (с цыганским надрывом). Когда я вернусь и, разделавшись круто с таможней…

Герой (подпевает). Ворвусь в этот город – кромешный, безбожный, раешный…

Они могут петь и еще – сами или подпевая фонограмме, второе предпочтительнее.

Товарищ. Что, старик, развязалась ранка на пупке! Выпьем! Да что ты все прихлебываешь, научился в своей Америке. По-русски выпьем! (Встает во весь рост, оттопыривает локоть: он заметно навеселе.)

Герой (тоже поднимаясь). Выпьем по-русски.

Чокаются, стоя пьют одним махом.

Товарищ. Ты был самым моим близким другом, старик. Помнишь, как в десятом классе мы сорвались с тобой в Ленинград на зимние каникулы, никому ничего не сказав?

Герой. Билеты взяли в спальный вагон на Красную стрелу…

Товарищ. Купе на двоих – как большие.

Герой. На окнах были желтые занавески.

Товарищ. Ты помнишь! А как пили коньяк в ресторане?

Герой. Нам подали солянку и бефстроганов.

Товарищ. Да-да, я бефстроганов тоже помню.

Герой. Гарнир – картофель-фри и капуста по-гурийски.

Товарищ. Теперь такой не подают.

Герой. А где ж она?

Товарищ. Съели, должно быть.

Герой. В солянке плавали маслины. И лимон. Такую потом я ел лишь однажды – на Брайтон Бич.

Товарищ (мечтательно). На Брайтон-Бич.

Герой. Мы шатались по Петербургу, мы опьянели от морозного державного величия. Мы завидовали каменным львам. Мы робели перед загадками невских сфинксов, но были убеждены, что нам еще придется их отгадать.

Товарищ. Но деньги кончились, и мы ночевали на вокзале. А обратно ехали зайцами в общем вагоне пассажирского поезда. И ты говорил, что это – только репетиция.

Герой. Я так говорил?

Товарищ. Конечно, мы уже тогда знали, что рано или поздно сбежим. За флажки.

Герой. Поезд шел долго, почти сутки. Через Савелово.

Товарищ. Верно, через Савелово.

Герой. За окнами был только мороз. И снег.

Товарищ. Проводницы нас жалели и угощали щами.

Герой. В Муроме к самому поезду крестьянки в валенках, в ватниках выносили в кастрюлях рассыпчатую картошку, политую пережаренным салом. И соленые огурцы.

Товарищ. С укропом.

Герой. Да, непременно с укропом.

Товарищ. Теперь нигде не достать таких огурцов.

Герой. И от картошки, и от самих баб шел густой пар. Такой я потом вспоминал Россию.

Разливают, пьют.

Товарищ. В Москве мы днями бродили с тобой по Горького. И мечтали, что уедем вместе в Америку.

Герой. Но это было позже.

Товарищ. Конечно, мы уже в институтах учились: я в нефтяном, ты в Мориса Тореза. Это ты рассказывал мне об Америке: жвачка, пампасы, Эмпайр Стейт Билдинг, индейцы и труба Майлса Дэвиса.

Герой. И еще Голден Гейтс. Но в Калифорнии я так ни разу и не был.

Товарищ. Как же так?

Герой. В Мексике был, а в Калифорнии нет.

Товарищ. А помнишь, как мы тусовались на Пушке? В «Лире» пили «Таран», «Маяк», и «Шампань-Коблер». А какие девочки ходили тогда по Калине!

Герой. «Шампань-Коблер», припоминаю. В Америке за пятнадцать лет я ни разу не слышал этого названия.

Товарищ (с тоской). Эх, когда я вернусь… Красивая у нас все-таки была империя!

Герой. Была?

Товарищ. Да, старичок, ведь всего этого – больше нет.

Герой. Как так – нет?

Товарищ. Ничего этого ты больше не найдешь.

Герой. Как же так. Мне кажется – здесь все по-прежнему. Даже ты не очень изменился.

Товарищ. И Горького больше нет.

Герой. Мы на ней выросли.

Товарищ. Ни шампаня, ни коблера. На месте Горького – Тверская. Кто как, но я – никак не могу привыкнуть. Путаю Поварскую и Мясницкую… И «Лиры» больше нет.

Герой. Где же она?

Товарищ. На ее месте – Макдоналд. Да, на месте нашей с тобой «Лиры» – ваш американский Макдоналд.

Герой. Зачем же так?

Товарищ. И «Националя» нет.

Герой. Где же он?

Товарищ. Захватили австрийцы. И вряд ли мы когда-нибудь его отобьем. А в ГУМе…

Герой. И ГУМа нет?!

Товарищ. В ГУМе не продают больше мороженого. И фонтан не работает. Сплошь Стокманн и Нина Риччи. И Дзержинского сняли.

Герой. Это я видел по Си-Эн-Эн.

Товарищ. Один Пушкин пока стоит.

Герой. Я знал, конечно, что здесь большие перемены…

Товарищ. Так что ты – не того.

Герой. То есть?

Товарищ. Не туда приехал. В ту страну – тебе уж больше никогда не вернуться… Говорят, в Америке можно воблу купить?

Герой. Можно, на Брайтоне. У Мани и Мони.

Товарищ. А здесь – ни за что. Ирландское мясо – пожалуйста, а воблу – ни-ни. (Выпивает.) И вина «Фрага» больше нет – ни «Фраги», ни «Гратиешты». Ни Политбюро, ни диссидентов, ни сигарет «Прима», ни стихов Беллы Ахмадулиной, ни программы «Время», ни комсомола, ни эскимо на палочке, ни театра на Таганке, ни норм ГТО… (Всхлипывает.)

Герой. У тебя ностальгия?

Товарищ. Это не ты – это я эмигрант, дружище.

Входит Марина, держа поднос с тарелками.

Марина. Кушать подано, господа.

Товарищ (показывая на Марину). И у нее – ностальгия. У нас у всех здесь теперь ностальгия, мы все теперь эмигранты в собственной стране!

Герой (следя за тем, как Марина расставляет тарелки, мечтательно). А я – только сейчас, кажется, начинаю чувствовать, что я – на родине. (Встает, идет к столу, Марине.) Знаешь, все эти годы я просыпался среди ночи и повторял себе: спокойнее, спокойнее, ты – в Америке…

Товарищ (ковыляя следом с бутылкой в руке). А здесь, из Москвы не выезжая, каждый день щиплешь себя за руку и спрашиваешь: Боже, что же это за страна, в которой мы родились!

Герой. Ах, когда я вернусь…

Марина (тихо). И, расправившись круто с таможней…

Товарищ. А недавно в Штатах труппа глухонемых осталась. Попросила убежище. Им, конечно, легче, глухонемым, у них нет языкового барьера. (Пьет один.)

Марина (подавая ему тарелку). Не знаю, правильно ли я пожарила твое ирландское мясо.

Товарищ. Каши хочу. И грибных кислых щей… Да, грибных кислых щей с гречневой кашей. Но ведь теперь нельзя есть грибов!

Герой (невнимательно). Нельзя есть? Почему?

Товарищ. Все, к черту, отравлено. Этим летом по всей России человек триста копыта отбросили. Грибков пособирали в лесу, поели – и с копыт.

Марина. Купи себе за валюту шампиньонов.

Товарищ. То-то и оно – за валюту. А я грибы в лесу собирать люблю.

Герой (Марине). Американцы шампиньоны едят сырыми.

Марина (подлаживаясь). Правда? Как же это?

Герой. А так: хрум, хрум, хрум. Польют каким-нибудь пресным соусом…

Марина. И хрум, хрум…

Товарищ (Герою). Так что и грибов в России – тоже больше нет. Ни стихов Ахмадулиной, ни грибов! Ничего!

Марина. Но у тебя же все есть.

Товарищ. Все да не все.

Марина. Биржи, стриптиз, казино. Америки новой звезда.

Товарищ. Я не хочу новой. Я хочу старой.

Герой. Да и бог с ним – с фонтаном в ГУМе. Зато есть осень как у Левитана, Россия…

Марина. И сорок человек охраны.

Товарищ. Тоска, тоска… (Герою.) Если бы ты знал, старик, какого я здесь дерьма нахлебался.

Марина. И машина Вольво.

Товарищ. Я пока эти бабки заработал – чем только не занимался: перепродавал джинсы, переводил технические тексты, торговал мебелью, два раза чуть в тюрьму не сел…

Герой. Начинать всегда трудно. Я и ящики грузил в супермаркете, и посуду мыл в мексиканском ресторане…

Марина. Об этом ты ничего не писал.

Товарищ. А потом – пирожки. Она – (показывает на Марину) – была права. Все началось с пирожков.

Марина. Зато кончилось на Багамах!

Товарищ. Когда коммунистов подвинули – я взял маленькое кафе. Не кафе даже, так – буфет во Дворце Культуры. Кофе, соки, пирожки, бутерброды. Но главное – пирожки! Тут она права! Это дальше уж – сначала ларьки, потом пару магазинчиков. Но первым делом – пирожки! Старик, это такие пирожки – ты их ни за что есть не будешь! Что говорить… (Пьет.)

Герой (Марине). А ходят еще по Москве-реке речные трамвайчики?

Марина. Теперь уж, должно быть, не ходят…

Герой. Помнишь, у них была остановка где-то у Киевского вокзала. Можно было сесть и плыть мимо Ленинских гор – к Кремлю…

Марина. Или в обратную сторону, к Филевскому парку… Сто лет не плавала на речных трамвайчиках.

Товарищ. У меня на фирме один тип работал – по снабжению. Упакованный от и до. Так вот, в один прекрасный день он говорит мне – все, ухожу. Почему, куда? Ухожу, говорит, писать фантастический роман! Нет, вы слышите: парень зарабатывал штуку баксов в месяц только так – и уходит писать фантастический роман. Через год появляется. Написал, спрашиваю? Написал, говорит, дрянь. Так зачем же, говорю, было уходить. А-а, говорит, нужно было попробовать. Если б не попробовал – всю жизнь бы так и думал, что вот, мол, из-за бабок и торговли сгубил свой талант… Так и я… Ладно, расскажи, старик, как там в Америке с бабами? Женщины, как ни крути, витрина нации…

Марина (Герою). Мясо не жесткое?

Товарищ. Была у меня однажды одна американка. Так себе, но – нежная, вежливая, чуть что – спрашивает: лет’с гоу ту фак? Именно что не грубо, без вульгарности и цинизма, даже не без застенчивости. Помнишь, как в школе девочки приглашали на белый танец? Но потом орала в постели: фак ми, фак ми, нот соу джентл! И то правда, я носился с ней, как со стеклянной. Американка все же…

Герой. Они зубы ниткой чистят.

Товарищ. Что?

Герой. Берут нитку – и вжик, вжик. (Показывает.)

Товарищ. Ну-ка, ну-ка, это интересно. Это имеет отношение к сексу?

Герой. Опосредованное. Как всякая гигиена.

Марина. А потом?

Герой. Потом? Потом надевают вечернее платье, бриллианты, нацепляют бант в волосах – и идут в субботу на филармонический концерт. А после, выйдя из концерта, говорят: я лайк ит. С такой интонацией, будто у них отбирают кость: я лайк ит! Ай лайк ит! Ит’с грейт, я эм шур!

Товарищ. Да, видать – натерпелся ты. На-ка, выпей.

Герой. Ит’с гуд, ит’с вандерфул, ай эм шур – ит’с грейт!

Марина обмахивает его платком.

Абсолютли!

Товарищ (мрачно). И это все?

Герой. В каком смысле?

Марина. Это все твои впечатления от женщин за пятнадцать лет в Америке?

Герой. Нет, не все. Еще нельзя говорить вот так: ханни. (Марине.) Ханни?

Марина. А что это значит?

Товарищ. Сладенькая. Или что-то в этом роде.

Марина. Отчего ж – говори. (Герою.) Я тебе нравлюсь?

Герой. Ну вот, в Америке так говорят только проститутки. Или жены. Но и тех, и других в конечном счете там совсем немного.

Товарищ. А кого же много?

Марина. Кто все остальные?

Герой. Студентки. Если скажешь студентке «ханни» – это будет секшуал харасмент.

Товарищ. Прямо вот так?

Герой. Шур.

Марина. А как это переводится?

Герой. Это неконвертируемо. В России такого понятия нет. Во всяком случае не было, когда я уезжал.

Товарищ. Так будет плохо или будет хорошо?

Герой. Это зависит от степени твоего мазохизма.

Марина. Но как же они там, в Америке, знакомятся?

Герой. В специально отведенных для этого местах.

Товарищ. А там что? Там можно сказать «ханни».

Герой. Ну, может быть, не сразу.

Товарищ. И потом. Потом – что надо говорить?

Герой. Лет’с гоу ту май плейс.

Товарищ. Тоже удобно. Мухи отдельно, котлеты отдельно. И дорого?

Герой. Что?

Товарищ. Ну, в специально отведенных местах?

Герой. А, ты об этом. Нет, недорого. Зависит от того, что и сколько ты пьешь.

Товарищ. Не понял. А что – за нее платить не надо?

Герой. В пятницу нет. А в субботу можешь пригласить на ужин.

Товарищ. И это удобно.

Марина. И часто ты так?

Герой. Что – так?

Марина. Часто ты ходишь в специально отведенные места?