Текст книги "Воспоминания комиссара-танкиста"

Николай Андреевич Колосов
Воспоминания комиссара-танкиста

© Колосов Н.А., наследники, 2023

© «Центрполиграф», 2023

© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2023

Советский генерал, участник боев за освобождение Польши и Восточной Пруссии о формировании и боевой подготовке бронетанковых войск РККА

Глава 1. Начало военной службы

Весной 1931 года в наш Сибирский автодорожный институт, который находился тогда в Омске, приехал необычный гость – командир с тремя «шпалами» на черных петлицах танковых войск. Фамилия его была Уральцев. Командир несколько дней работал в отделе кадров института – знакомился с личными делами студентов, а затем совершенно неожиданно пригласил для беседы меня и еще одного товарища. Разговор получился недолгим: нам было предложено перейти на учебу в… Саратовскую бронетанковую школу РККА[1]1
  РККА – Рабоче-крестьянская Красная армия.


[Закрыть].

– Вы – коммунисты, – так закончил Уральцев беседу, – и понимаете, что это предложение является для вас приказом Родины и партии. Стране нужны подготовленные командиры-танкисты. К тому же… – тут он немного замялся, – в стенах училища вы сможете закончить свое высшее образование.

Как оказалось, это была своего рода «святая ложь», чтобы заинтересовать нас и придать нам больше уверенности. Пожалуй, это было напрасно: нам, коммунистам, в любом случае было бы не к лицу отказываться от подобного предложения.

Думал ли я становиться профессиональным военным? Пожалуй, не исключал такую возможность. Моя комсомольская юность – это двадцатые годы, время, когда только-только отгремела Гражданская война, но все еще было неспокойно на наших границах – и на западе, и на востоке бряцали оружием агрессоры. Каждый из нас, молодых людей, мечтал защищать социалистическое Отечество от белобандитов, интервентов, а главнейшей задачей работы среди молодежи было военно-патриотическое воспитание, подготовка юношей к службе в армии. С врагами Родины были у меня и личные счеты: мой отец, рабочий-большевик, был в 1919 году расстрелян колчаковской контрразведкой. Мама умерла от тифа еще раньше, и мне пришлось испытать горькую судьбу беспризорника. Но вскоре меня отыскали дальние родственники и взяли в свою семью, как тогда говорилось, на иждивение.

Но на иждивении жить не хотелось, и мне довелось перепробовать и сменить много разных профессий: был рабочим на железнодорожных путях, библиотекарем, переписчиком ролей в театре. Особенным удовольствием оказалась работа в библиотеке – в ту пору я пристрастился к чтению: от корки до корки «проглотил» всего Майн Рида, Жюля Верна, массу приключенческой и детективной литературы. Когда работал переписчиком ролей, как человек, «близко стоявший к искусству», увлекся самодеятельностью, научился играть на многих струнных инструментах, даже солировал в оркестре. Ну а потом немного подрос, взялся за серьезное мужское дело – пошел на транспорт. Окончил железнодорожное ФЗУ[2]2
  ФЗУ – фабрично-заводское училище.


[Закрыть], работал слесарем, стал помощником машиниста. Дело мне это очень понравилось, однако долго им заниматься не пришлось. Меня рекомендовали на комсомольскую работу. Так я стал ответственным секретарем Петропавловского городского комитета РКСМ[3]3
  РКСМ – Российский коммунистический союз молодежи.


[Закрыть]. Должность эта соответствовала первому секретарю горкома комсомола в советское время.

Хотя я жил в совершенно сухопутном городе Петропавловске-Казахском[4]4
  Петропавловск является самым северным городом Республики Казахстан и находится на территории Западной Сибири недалеко от границы с Россией, в 278 км к западу от Омска и в 273 км к юго-востоку от Кургана. Является одним из немногих сибирских городов, находящихся за пределами Российской Федерации.


[Закрыть], но грезил морем, пусть толком-то и плавать не умел. Мечту о морских просторах, дальних странствиях, грозных крейсерах и линкорах, быстроходных эсминцах заронил в мое сердце приятель Саша Бархоткин – моряк первого комсомольского набора из наших краев. Ему мы все завидовали. Однако мне с самого начала пришлось «воевать» на сухопутье.

У комсомольцев в ту пору часто проводились военные игры и походы. С ними в определенной степени можно сравнить сегодняшние «Зарницу» и «Орленка», но тогда эти игры проходили в обстановке, более приближенной к реальной, к боевой, были не столь «заорганизованными». Нашими «учениями» руководил командир стоявшей по соседству воинской части или, в крайнем случае, работник военкомата. Был у нас даже свой «бронепоезд» – обыкновенная железнодорожная платформа, укрытая мешками с песком. Мне довелось стать комиссаром этого «бронепоезда». А порой назначали меня комиссаром кавалерийского дивизиона – как умевшего сносно управлять конем. Меньше всего нравилось мне «в пехоте», хотя и это пришлось испытать…

На время военных игр мы облачались в командирскую форму, которую сами себе изготовляли, щеголяли в настоящих армейских шинелях и чувствовали себя лихими вояками. Впрочем, большинство руководящих работников в комсомоле в то время носили полувоенную форму, вне зависимости от того, имели ли они когда-нибудь отношение к армии или нет.

Подготовка молодежи к военной службе стояла во главе угла всей работы горкома. Вспоминаю, как много делали для воспитания будущих бойцов Красной армии первые комсомольцы нашего края: Федор Рузаев, именем которого теперь названа улица в Петропавловске, наш наставник и кумир Петрусь Лазутин – будущий председатель Ленсовета[5]5
  Ленинградский городской Совет народных депутатов – высший орган власти на территории Ленинграда. Ленсовет ведет историю от Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, который был образован 27 февраля 1917 г. во время Февральской революции как орган революционной власти. Согласно Указу Президиума Верховного Совета РСФСР от 6 сентября 1991 г., в связи с возвращением Ленинграду его исторического названия, горсовет был переименован в Санкт-Петербургский городской Совет народных депутатов (Петросовет).


[Закрыть]. Фотография этого замечательного человека с его дарственной подписью хранится у меня до сих пор…

В командирской форме я продолжал ходить и в институте. Иногда менял защитную гимнастерку на черную путейскую – «паровозную», как ее называли, которой тоже очень гордился. Работа на железной дороге пристрастила меня к технике. Впрочем, хотя влечение к техническим наукам появилось у меня именно тогда, когда крутил я реверс на паровозе, выбрал я более молодую разновидность транспорта – автомобильный, который тогда в нашей стране бурно развивался, увлекая заманчивыми перспективами. Так я пришел в Сибирский автодорожный институт.

Вроде бы дело там пошло. Один из профессоров, заведующий кафедрой товарищ Лифанов (его имени и отчества я, к сожалению, не помню) – молодой, талантливый ученый, пользовавшийся среди студентов восторженным почитанием, – вдруг обнаружил у меня какие-то способности к пониманию тонкостей в области технологии металлов. Он пообещал, что после выпуска возьмет меня к себе на кафедру. Заманчивое предложение казалось фантастикой. К тому же оставалось два года учебы – срок для молодого человека очень большой, страшно загадывать, что дальше. И все же некоторые перспективы я уже видел.

И вдруг все резко изменилось. Партийная мобилизация – а это проводился спецнабор Центрального Комитета ВКП(б)[6]6
  Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков), 1925–1952 гг.


[Закрыть] студентов вузов в ряды РККА – не оставляла для нас, коммунистов, иного выбора. К тому же такой новый и уже героический род войск, как бронетанковые войска, являлся пределом мечтаний для многих молодых людей. Воскресло прежнее увлечение военным делом, вспомнились былые мечты…

– Так вы охотно идете в танкисты? – вдруг, уже завершая разговор, спросил Уральцев. – Не будете потом возражать, жаловаться?

– Возражать не будем! – ответили мы твердо.

Заглядывая вперед, скажу, что с Уральцевым мне пришлось несколько раз встречаться в послевоенное время. Не было никаких претензий, что из-за его вмешательства так круто повернулась моя судьба.

На сборы нам дали совсем мало времени. Перед отъездом я забежал проститься к профессору Лифанову.

– Жаль, что наш «альянс», как вы говорили «много обещавший», не состоялся, – сказал я с печальной иронией.

– Не беда! – утешил Лифанов. – Вы останетесь специалистом того же профиля. Это где-то родственные специальности.

Прощание было очень сердечным. Профессор, напутствуя, постарался укрепить мою уверенность в правильности решения.

– Желаю вам больших успехов на военном поприще, – сказал он. – Защищать Родину – дело самое благородное!

И вот я стал курсантом Саратовской Краснознаменной бронетанковой школы. Из института нас было направлено туда двое, но у моего товарища служба почему-то не пошла, он вскоре уволился из кадров, вроде бы по болезни.

Командные кадры для только еще создававшихся бронетанковых войск готовили две бронетанковые школы – Орловская и наша, Саратовская, реорганизованная из Краснознаменного пехотного училища[7]7
  Саратовская бронетанковая школа имеет многолетнюю историю. Северный военный городок, где находилось училище, был создан под руководством А.И. Деникина (того самого из истории Гражданской войны). С 1910 г. здесь дислоцировался 185-й Башкадыкларский пехотный полк 47-й дивизии. Во время Первой мировой войны была школа прапорщиков, после революции с 1918 г. – разные курсы пехоты, пулеметные курсы, школа переподготовки командиров. В 1919 г. школа награждена орденом Красного Знамени за участие в боях с белыми. В 1928 г. создается бронетанковая школа, в 1938 г. 2-е Бронетанковое училище, а в 1931 г. учебное заведение было переформировано в Саратовскую бронетанковую Краснознаменную школу РККА. 1 июля 1932 г. состоялся первый набор курсантов-танкистов, которые были выпущены в 1933 г. К 1935 г. в школе училось 700 курсантов, к выпуску готовили лейтенантов-командиров взводов Т-26. В 1959 г. 1-е СКБТУ было реорганизовано в Саратовское Краснознаменное ордена Красной Звезды артиллерийское техническое училище, а затем высшее командно-инженерное (ракетное) училище. В 2003 г. Саратовское высшее военное командно-инженерное училище ракетных войск им. Лизюкова было расформировано. См. подробнее: http://www. tankfront.ru/ussr/train/vuz/saratovskoe1_tu.html#4ref, а также http:// raketchik.su.


[Закрыть]. Его славные боевые традиции пропагандировались в нашем коллективе, им придавалось большое значение в политико-воспитательной работе.

Однако на тот момент многое в училище строилось еще по-другому. Строго говоря, его даже трудно было назвать «училищем» или «школой». Скорее, это были просто курсы, потому как готовили нас очень оперативно, и заниматься предстояло лишь восемь месяцев. Войскам необходимы были профессионально подготовленные командиры-танкисты. Спецнабор ЦК ВКП(б) был проведен для укрепления коммунистами командных кадров бронетанковых войск с учетом экономии средств и времени на обучение. По той же причине подготовка курсантов была однобокой – исключительно специальные дисциплины. Когда я сейчас вспоминаю то время, становится ясно, что никто, даже, пожалуй, само руководство училища не понимало, какой должна быть такая школа в действительности. Создавался качественно новый, ни с чем не сравнимый род войск. Однако, несмотря на ускоренные методы обучения, эта подготовка, помноженная на энтузиазм и желание курсантов стать настоящими командирами, дала неплохой результат. Впоследствии наши выпускники не раз доказывали это на полях Великой Отечественной войны, а еще раньше – в период боев на Дальнем Востоке, в Испании, на Карельском перешейке.

Школа находилась в самом Саратове, на горе, рядом с гражданским аэродромом. Военный городок был застроен добротными казармами, сохранившимися с царских времен. Оборудование казарм устраивало пехотное училище, но для танковой школы необходимо было все перестроить коренным образом. Еще до нашего приезда в городке началось интенсивное строительство. Возводились гаражи для автомобилей, создавались танковые парки, оборудовались места для практических занятий, для вождения боевых машин. Одновременно строили новый штаб, благоустраивали казармы, территорию. Все это делали военно-строительные подразделения. Курсанты занимались только учебой.

Началась обычная военная служба. Впрочем, не совсем обычная. Я попал в батальон таких же, как и сам, молодых людей, имевших незаконченное высшее образование и прошедших лишь скромную вневойсковую подготовку, как это тогда называлось. На срочной службе никто из нас не был, и поначалу все сочли, что здесь, в школе, все будет как в институте. Определенное время отведено занятиям, а потом – как знаешь. Однако нам сразу дали понять, что пора отвыкать от студенческих привычек. Впрочем, мы были коммунистами, хорошо понимали смысл происходящего, свои задачи и быстро научились пресекать всякие размагничивающие настроения в своей теперь уже армейской среде.

Взвод наш состоял из двух отделений, и на третий день пребывания в училище я волей судеб и приказом начальства был назначен командиром первого из них. Кроме танковых эмблем, на моих черных петлицах появилось еще два треугольничка. Возможно, был учтен опыт моей комсомольской работы – более точно сказать не берусь.

Курсовым командиром был назначен очень тактичный, грамотный, умный, но вместе с тем очень требовательный и умелый воспитатель – товарищ С.Ф. Чичерин[8]8
  С.Ф. Чичерин – выпускник Саратовской школы прапорщиков, созданной в 1914 г., один из организаторов и преподавателей Саратовского танкового училища. В годы Великой Отечественной войны полковник Чичерин был начальником штаба 1-го Саратовского Краснознаменного ордена Красной Звезды танкотехнического училища имени Героя Советского Союза генерал-майора А.И. Лизюкова: http://sokulin.ru/iz-istorii-saratova/vypuskniki-shkoly-praporshhikov.html).


[Закрыть]. Кстати, впоследствии в том же училище продолжительное время служил его сын – полковник О.С. Чичерин.

В первый же день командир объявил перед строем:

– Предлагаю договориться раз и навсегда: никому не следует ожидать или просить у меня каких-либо поблажек. Устав – наш главный закон. Ничего большего, чем неукоснительное выполнение этого закона, я от вас требовать не буду.

Это не было красивыми словами. С.Ф. Чичерин был сам живым примером точности, аккуратности и требовательности. Его обязательность и верность слову вошли у нас в поговорку. К тому же, действительно, все без исключения подчиненные были для него равны. Заслужил – поощрит, провинился – накажет, независимо от былых заслуг. Иных критериев, кроме того, как выполняют курсанты воинский долг, он не признавал.

Наверное, из всех моих товарищей я, как никто другой, нуждался в хорошем руководителе. Так как я рано лишился отца и не было примера старшего мужчины в семье, теперь, уже в общем-то великовозрастный, я относился к командиру буквально как к отцу, стремился брать с него пример, и не ошибся. Считаю, что с командиром мне очень и очень повезло…

Нашим помощником командира был назначен Василий Шестаков, бывший донбасский шахтер, недавний студент индустриального института. С ним подружились мы с первых же дней. Пути наши впоследствии пересекались не единожды, мы навсегда остались друзьями.

Бронетанковые войска только создавались, остро требовались подготовленные кадры не только командиров, но и преподавателей. Поэтому нам, курсантам из студентов, пришлось и учиться самим, и учить своих же товарищей. Мне, к примеру, поручено было проводить занятия по ряду специальных технических дисциплин, в частности по электротехнике, полный курс которой я изучил на первом курсе института. Кое-кто из наших тоже успел познакомиться с этой наукой, а вот Никита Бабаев, например, бывший студент-гуманитарий, тогда еще не имел о ней ни малейшего представления.

Я вел занятия в своем взводе. Учитель я был не ахти какой, но все-таки разбирался в законах электротехники более квалифицированно, нежели недавний пехотный командир, номинально являвшийся преподавателем. Однако и он тоже готовился к каждому занятию, не просто сидел на моих лекциях и практических работах, а часто вмешивался, делал замечания, уточнения.

Это не был какой-то курьез, а горькая необходимость тех лет, нелегкое время становления и возмужания нашей армии, ее бронетанковых войск.

Немало трудностей было с изучением теоретических дисциплин, зато практике уделялось максимальное внимание. Основными предметами были огневая подготовка, вождение, изучение материальной части. Мы осваивали танк МС-1 – «малый советский танк – 1-я модель». Это был легкий, маленький, очень тихоходный однобашенный танк с так называемым «хвостом», которым он пользовался как опорой для преодоления окопов. Экипаж состоял из двух человек – командира и механика-водителя. Больше никого посадить в башню уже было нельзя, и это создавало трудности для политработников. Хорошо, если политрук танковой роты мог исполнять обязанности командира машины. А нет – тогда вынужден он был ездить на «хвосте» МС-1.

Но и этих несовершенных, маломощных машин тоже не хватало для боевых подразделений, а бронетанковые школы и подавно не могли получить их в необходимом количестве. Выход нашли: первоначально наше обучение проводилось на обычных тракторах «Фордзон»[9]9
  Fordson («Фордсан», в русской транскрипции «Фордзон») – торговая марка сельскохозяйственных тракторов, выпускавшихся предприятиями Генри Форда в США (1917–1928), Ирландии (1919–1932) и Великобритании (1933–1964). Лицензионные Fordson, производившиеся в СССР в 1925–1933 гг. известны как «Фордзон-Путиловец».


[Закрыть]. Вынужденная мера принесла немало пользы. На занятиях, где мы осваивали строи и боевые порядки подразделений, ездить на тракторах оказалось полезно. С их высоких сидений хорошо было видно все происходящее вокруг, соседние машины. Наглядность обучения повышалась значительно. Но тут же возникла другая трудность: в то время управление подразделениями осуществлялось исключительно флажками. Командир подавал сигналы, командиры танков их дублировали. Оказалось, что без командира и на тракторе не обойтись. Пришлось приваривать к «Фордзонам» дополнительные сиденья.

Самое большое внимание уделялось огневой подготовке. Почти ежедневно мы отрабатывали упражнения с личным оружием, танковым пулеметом, пушкой Гочкиса[10]10
  47-мм скорострельная пушка Гочкиса – нарезная казнозарядная скорострельная корабельная пушка, разработанная французской фирмой Hotchkiss et Cie в 1885 г. Оригинальное название – 3-фунтовая скорострельная пушка Гочкиса (Hotchkiss 3-pdr QF Cannon).


[Закрыть]. Результаты были высокие. Потому что и до этого, в системе вневойсковой подготовки молодежь всерьез готовили к службе в армии. Многие с гордостью носили значки оборонного общества ОСОАВИАХИМ[11]11
  Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству (ОСОАВИАХИМ) – советская общественно-политическая оборонная организация, существовавшая в 1927–1948 гг., предшественник ДОСААФ (Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту).


[Закрыть] и «Ворошиловский стрелок»[12]12
  «Ворошиловский стрелок» – нагрудный значок Осоавиахима и РККА для награждения метких стрелков. Согласно одной версии, своим названием наградной значок обязан одной истории, произошедшей с Климентом Ворошиловым на зачетных командирских стрельбах летом 1932 г. Стрелки, которые выстроились у своих мишеней после проведенных стрельб, докладывали свои результаты наркому по военным и морским делам, председателю Реввоенсовета СССР Ворошилову. У одной, совершенно новой и чистой мишени, командир посетовал на плохой револьвер. Климент Ворошилов, взяв оружие у этого командира, отошел на рубеж для стрельбы. Потом проверили результат, и оказалось, что семью выстрелами нарком выбил 59 очков. Возвращая оружие тому командиру, Ворошилов сказал: «Нет плохого оружия, есть плохие стрелки». После этого рассказ об этом случае был напечатан в окружной газете и в последующем получил большую известность.


[Закрыть]. Пришли мы в училище, конечно, не суперстрелками, но и новичками нас назвать было нельзя.

С машинами же и техникой многие были знакомы задолго до службы. Сам я научился управлять автомобилем еще в институте – по тем временам это было редкое умение. Но в автомобильных вузах уже после первого курса студент получал шоферские права, правда любительские, чтобы студент не бросил учебу и не ушел шоферить. Время было тяжелое, жили мы не очень сытно, а тут такая ходовая профессия давалась в руки.

Мы активно занимались спортом. Говорилось: «Броня не любит дряблых мышц», – и все курсанты дружили с гимнастическими снарядами, бегали кроссы, играли в футбол. Мы с Шестаковым даже входили в состав сборной команды школы: в футбол я начал играть во время работы на железной дороге. А еще у нас в почете были шахматы. В подразделениях по вечерам разгорались ожесточенные шахматные баталии, проводились первенства школы.

В почете было и творчество, в то время в армии художественная самодеятельность была на высоком уровне. Многое делалось для повышения нашего культурного и общеобразовательного уровня. Курсанты поддерживали контакты со студентами саратовских вузов, в особенности родственного нам по профилю автодорожного института. К нему я относился с особой теплотой – ведь это был «родной брат» моего СибАДИ[13]13
  Сибирский автодорожный институт.


[Закрыть]. Тогда были одновременно сформированы пять автодорожных институтов: в Москве, Ленинграде, Харькове, Саратове и Омске.

Но раз уж речь зашла о самодеятельности, то не могу не вспомнить, как я лихо играл тогда на хроматической гармошке[14]14
  Хроматическая гармоника (хроматическая гармошка, «хромка», «хроматика») – разновидность гармоники, отличающаяся возможностью играть хроматически (то есть использовать все ноты) без использования специальных приемов.


[Закрыть], а Шестаков был блестящим запевалой. И вот когда мы собирались где-нибудь после занятий, самоподготовки, а то и просто во время перекура на стрельбище или танкодроме, то подпевали обычно все, у кого было желание и хоть какой-то голос. К сожалению, гармошку, этот славный мой инструмент, я оставил в училище. Когда мы закончили учиться, нам, молодым командирам, строго было наказано – не иметь с собой ничего лишнего. Пришлось оставить там и свою маленькую библиотечку…

В школе мы жили настоящей, полнокровной жизнью, дружно, весело, несмотря на все трудности, очень напряженную и интенсивную программу. Курсантское это время вспоминаю теперь с особой теплотой.

Подготовке танкистов руководители нашей армии уделяли очень большое внимание. Помню, как к нам приезжал народный комиссар по военным и морским делам, председатель Реввоенсовета[15]15
  Революционный военный совет республики (РВСР, Р. В. С. Р.), реввоенсовет (РВС) – высший коллегиальный орган управления и политического руководства Рабоче-крестьянской Красной армией (РККА) в 1918–1934 гг.


[Закрыть] Климент Ефремович Ворошилов[16]16
  Климент Ефремович Ворошилов (1881–1969) – российский революционер, советский военачальник, государственный и партийный деятель, участник Гражданской войны, один из первых Маршалов Советского Союза. С 1925 г. нарком по военным и морским делам, в 1934–1940 гг. нарком обороны СССР. В 1953–1960 гг. председатель Президиума Верховного Совета СССР. Дважды Герой Советского Союза, Герой Социалистического Труда. Член Политбюро ЦК ВКП(б) (1926–1952), член Президиума ЦК КПСС (1952–1960). Ворошилову принадлежит рекорд продолжительности пребывания в Политбюро ЦК ВКП(б) (ЦК КПСС), Президиуме ЦК КПСС (34,5 года).


[Закрыть].

Что он приедет, мы знали заранее, но точных сроков не ведал никто. Волновались все, особенно мы, младшие командиры. Не то чтобы боялись, что обнаружатся какие-то упущения или беспорядок в расположениях. Нет, дело, как ни странно, было в другом. Обычно мы заступали в наряд дежурными по роте или помощниками дежурного по школе. А значит, кому-то из нас предстояло представляться наркому. Вдруг он нагрянет внезапно, как это нередко делалось в то время, без парадных встреч, без свиты сопровождающих. Вот и придется каждому дежурному по роте докладывать наркому, а форма доклада была не из легких. Попробуй произнеси громко, четко, на едином дыхании:

– Товарищ народный комиссар по военным и морским делам и председатель Революционного военного совета Союза Советских Социалистических Республик! Дежурный по роте курсант Саратовской Краснознаменной бронетанковой школы Колосов!

Сбейся на полуслове – позора не оберешься. Вот этого-то мы и боялись. Но хотя Климент Ефремович действительно нагрянул неожиданно, никто из нас не подкачал. Ворошилов придирчиво, но вместе с тем как-то запросто, по-дружески, с интересом и вниманием расспрашивал нас о службе, учебе, житье-бытье. Курсанты отвечали без робости, подробно, очень вежливо, и чувствовалось уважение к прославленному полководцу. Как нам показалось, нарком покидал училище, будучи удовлетворенным и беседой с нами, и состоянием учебно-материальной базы, боевой и учебной техники, и вообще – общим порядком и организацией дел.

О том, какие еще контакты с Ворошиловым были у меня много лет спустя, расскажу в последней главе этой книги.

Вскоре нашу бронетанковую школу взволновало другое событие: один из батальонов должен был принять участие в учениях войск Приволжского военного округа. Каждый из нас воспринял это как шанс, особую честь и доверие. В маневрах участвовали только стрелковые и кавалерийские дивизии – других в составе войск округа не было – а мы, действуя на стороне наступающих, «красных», должны были представлять бронетанковые войска.

В состав батальона вошли товарищи из других рот, уже служившие в армии, имеющие некоторый опыт. Однако механиков-водителей оказалось недостаточно, и тогда взяли нас, бывших студентов, в том числе Шестакова, Баскакова и меня. Подразделение действовало как танки НПП – непосредственной поддержки пехоты: совершало марши, атаковало противника, уверенно его побеждая. Командиры «играли», то есть работали на картах, принимали решения, выполняли приказания вышестоящих штабов, а мы знали свою задачу лишь «на ступень выше» – за взвод. Зато нам довелось узнать, насколько тяжела служба танкиста. В перерывах между «боями» мы обслуживали танки: заправляли, осматривали, ремонтировали. Не было ни одной свободной минуты.

В таких условиях мы радовались любой возможности отдохнуть. Какая-то наша «светлая голова» надумала, как отдыхать даже во время марша. Танки МС-1 были весьма тихоходны. Можно было даже делать так: ставить акселератор на постоянный газ, подкрутив для того один вентиль, и танк шел «самостоятельно». Как выразился один из наших острословов, «он сам и бредет себе по шоссе». Если же требовалось повернуть, то совсем не нужно было залезать в танк. Перевешивайся на животе через люк, поправь рычаг, одной рукой нажми на газ, другой – поверни рычаг в сторону поворота. Танк повернется и опять пойдет по курсу, а ты прыгай на землю и вновь иди пешком. Хоть и говорится, что «лучше плохо ехать, чем хорошо идти», но все же в жару намного приятнее неторопливо следовать за танком по шоссе, нежели скрючившись сидеть посреди раскаленного металла, набивая синяки и шишки от тряской дороги.

И вот однажды, запомнилось, таким образом сопровождали мы свои МС-1. Вдруг – машина командира батальона! Нас словно корова языком слизала, все мигом оказались в танках. Думали, Василий Михайлович Баданов задаст на орехи, но ошиблись.

– Молодцы! Находчивые ребята! – заявил комбат с искренним восхищением в голосе. – Вы же свои силы сохранили – так что теперь без всякого отдыха можете в атаку идти.

Баданов приказал атаковать условного противника в пешем строю. Нужно ли говорить, что это было за «удовольствие»?

Комбат Баданов был у нам любимым командиром. Человек быстрый, энергичный, маленького росточка, как и большинство танкистов того времени, он всегда находился в курсе дел и событий. По танкам, с одного на другой, он, несмотря на возраст и начальственное свое положение, бегал прямо как юноша. Своей неуемной энергией Василий Михайлович буквально заражал.

Впоследствии вновь и вновь сводила меня судьба с этим замечательным человеком. Так, из училища он ушел на должность командира батальона боевого обеспечения в танковую бригаду. В его подчинении находились различные специальные танки – инженерные, огнеметные и т. д. Однажды на учениях я оказался в этом батальоне посредником. Помню, когда возникла необходимость быстро доставить горючее к подразделениям, собиравшимся наступать, Баданов сам взялся за дело. Подобрал лучших механиков-водителей, других специалистов – подчиненных он всегда знал замечательно, и боевая задача была выполнена в кратчайший срок.

Часто встречались мы с Василием Михайловичем во время Великой Отечественной войны. Он командовал 2-м гвардейским Тацинским танковым корпусом, 4-й гвардейской танковой армией. Службу генерал-лейтенант танковых войск В.М. Баданов закончил в 1953 году, работал в центральном аппарате Министерства обороны СССР.

Наша учеба, как уже говорилось, продолжалась не долго. Через восемь месяцев, в марте 1932 года обучение закончилось стажировкой на Ворошиловском заводе в Ленинграде. Там мы осваивали только что принятый на вооружение танк Т-26. Этих машин существовало несколько модификаций – двухбашенные и однобашенные. Одни были вооружены пулеметами – это называлось «танк-самка», другие – пушками, «танк-самец». Двигатель был карбюраторный. По быстроте и маневренности Т-26 значительно превосходил наш родной МС-1. Мы сразу решили – это настоящий танк. И конечно, должны были как следует познакомиться с этой современной превосходной машиной, получив квалификацию механика-водителя.

Самым замечательным делом для нас оказалось участие в сборке танков. Все мы, призванные по спецнабору из вузов, еще до этого имели приличный рабочий стаж, а потому сразу достаточно уверенно стали работать слесарями, сборщиками. Поначалу кадровые питерские пролетарии, отдавшие заводу не один десяток лет, поглядывали на нас с недоверием. Сами-то они имели немалый боевой опыт: вершили Октябрьскую революцию, защищали Петроград от полчищ Юденича в 1919 году… Но вот что мы имеем рабочую закваску – этого они как-то не предполагали. Но когда пригляделись, увидели курсантов в деле, то стали поручать нам более тонкие работы: не просто орудовать молотком и гаечным ключом, а где-то пришабривать, притереть, подгонять одну деталь к другой. Мы, добравшись до родного рабочего дела, не только с большим прилежанием, но и с искренним удовольствием трудились на сборке тех машин, на которых нам в скором времени предстояло защищать Родину. Конечно, отношение наше к этой технике, рассчитанной светлыми головами советских конструкторов, созданной умелыми руками наших рабочих, было у нас особенно бережное и заботливое. Там, на заводе, мы реально остро ощущали неразрывную связь советского народа и его Рабоче-крестьянской Красной армии…

По возвращении в школу мы сдали выпускные экзамены – не слишком сложные, и сразу после этого состоялся выпуск, который у нас нарекли «скоропалительным». Торжественное построение, митинг, поздравления, сердечные прощания с нашими командирами, преподавателями, наставниками. Мы получили новую командирскую форму с алым кубиком на черных петлицах. Наше звание или, скорее, категория именовалась так – «командир взвода К-3».

За назначением предстояло ехать в Москву, в Управление кадров. Как и большинство моих однокашников, я был направлен в 1-ю механизированную бригаду, носившую имя начальника Управления моторизации и механизации РККА, одного из первых наших советских бронепоездников – Константина Брониславовича Калиновского. Бригада стояла в Наро-Фоминске, под Москвой.