Текст книги "Бестиальная, религиозная и рациональная личность"

В XIX веке возник эволюционный подход к бестиальному типу. Согласно нему, бестиальный тип является следствием задержки человека на ранних стадиях исторического телесного, душевного и нравственного развития, или регрессии к ним.

Французский представитель эволюционного подхода к личности Т. Рибо в XIX веке предположил, что клиническая ликантропия – заболевание, при котором человек ведет себя как волк, лишь одно из частных проявлений «идейной трансформации личности», при которой человек верит в идею зверя. При этом он допускал мысль, что при ней также происходит регрессия к животной индивидуальности. Т. Рибо пишет: «…умственная слабость у ликантропов так велика, что приближается к слабоумию, и мы склонны видеть в ней, скорее случай регресса, возврата к форме животной индивидуальности…. Следует отметить, что ликантропия иногда принимала эпидемический характер, т. е. должна была, по крайней мере, у подражателей, начаться с какой-то идеи. Болезнь эта исчезла с тех пор, как в неё перестали верить, т. е. с тех пор, как идея о превращении в волка не имеет больше почвы в мозгу человека, поэтому больше не может заставить его соответственно действовать» [155, с. 101].

Представитель французской эволюционной школы поведения и личности П. Жане в начале двадцатого века связывал звероподобность с возникновением персонажа зверя у человека на раннем историческом этапе непосредственных верований [62].

П. Жане определял личность как: «совокупность операций, больших или малых действий, которые служат индивиду для создания, поддержания и усовершенствования своей целостности и отличия от остального мира» [62, с. 16]. Он выделил три основных этапа и уровня онтогенеза и филогенеза действий и, соответственно, личности [62, 182, 253]. В низшую группу входят рефлекторные, перцептивные, эмоциональные, элементарно-социальные и элементарно-интеллектуальные действия. Средняя, более поздняя группа включает интеллект, чувства, а также непосредственные и рефлексивные верования. Непосредственные верования связаны с мистическим пралогическим мышлением, при котором человек нечувствителен к противоречиям, его невозможно переубедить. Рефлексивные верования характеризуются сомнением, обдумыванием, борьбой тенденций, принятием решения. В высшую, самую позднюю группу входят рационально-эргетические, экспериментальные и прогрессивные действия. Рационально-эргетические действия – разумные, целесообразные, напряженные, базирующиеся на чувстве долга, а не удовольствия. Экспериментальные действия подчинены фактам и опыту. Эволюционную иерархию завершают прогрессивные действия, характеризующиеся осознанием прогресса, эволюции, свободы.

П. Жане считал непроизвольное уподобление хищным зверям частным проявлением личностного персонажа, одним из непосредственных верований: «До появления знакомого нам всем индивидуального «я», до обретения такой души, о которой мы мечтаем, человеческая личность проходит стадию, имеющую большую историческую важность и огромное патологическое значение: стадию персонажа. Для других и для самих себя мы являемся персонажами, то есть, индивидами, обладающими особыми возможностями действия, способными играть определенную роль» [62, с. 223]. Он приводит пример женщины, которая изображала львицу: ходила на четвереньках, рычала, если к ней приближались, даже пыталась укусить за икры. Но при этом не кусала врачей, вытаскивала из ящиков шкафа фотографии маленьких детей других пациентов и съедала их. Жане говорит: «Да, возможно, львицы едят детей, но, в конце концов, у них нет привычки узнавать фотографии и их съедать. Здесь происходит смешение персонажа львицы и персонажа женщины, имеющей представление об изображениях и различающей детей. Глубинный характер женщины, ее знания сохранились. К тому же, подходило время обеда. Казалось бы, наша львица, наевшаяся детьми до отвала, должна быть совершенно сытой. Почему же она принимается за суп и ест его ложкой? Это несвойственно львице. Противоречия очевидны» [там же, с. 228]. Жане приходит к выводу: «Итак, мы дошли до стадии превращения в персонажей и можем ими оставаться годами – по крайней мере, до тех пор, пока психологическая эволюция не позволит нам подняться над этим, довольно элементарным уровнем верований» [там же, с. 236].

Б. А. Диденко на основании теории антропогенеза Б. Ф. Поршнева разработал эволюционную типологию человека, в зависимости от формы и уровня его хищности. Первобытные троглодиты (австралопитеки, гигантопитеки, мегантропы, неандертальцы) были хищниками и питались преимущественно падалью. Им была присуща адельфофагия – убийство сородичей с целью поедания. Орудия они употребляли для разделки добычи: раскалывания костей и соскребывания мяса с них. Два основных механизма эволюции гоминид – суггестия и имитация. Первоначальная речь служила суггестивной функции и состояла из приказов, требований, повелений. Внушение служило для управления людьми и животными. Оно могло вызвать контрсуггестию. Важную роль в суггестии и контрсуггестии играет интердикция – высшая форма торможения центральной нервной системе. Выделяется три её уровня: 1) прекращение готовящегося действия каким-нибудь сильным отвлекающим стимулом; 2) собственно интердикция – провокация имитационным действием тормозной доминанты; 3) активация тормозной доминанты любой деятельности. 15–25 тысяч лет назад произошло раздвоение единого вида неандертальцев (палеоантропов) на собственно палеоантропов и «большелобых», которым удалось подавить стремление к убийству сородичей. В конце концов, человечество стало состоять из четырех видов. К первому относятся хищные суперанималы (неотроглодиты, нелюди), подавляющие с помощью интердикции волю других людей, убивающие их. Второй включает хищных суггесторов (псевдолюдей), имитирующих интердиктивные действия палеоантропов, но не способных противостоять психическому давлению последних. Третий нехищный диффузный вид состоит из разумных, но конформных людей, не имеющих средств для противодействия интердикции и поддающихся любой агитации. Четвертым нехищным видом являются неоантропы – духовно эволюционирующие люди и не поддающиеся интердикции: ученые и пророки, отличающиеся самокритичным мышлением. На мой взгляд, в настоящее время недостаточно доказательств эволюционного происхождения бестиальности и бестиального типа [54].

В XX веке получил распространение расовый подход к звероподобному типу. Согласно нему, бестиальность является характеристикой расы, которая может, лишь незначительно измениться под влиянием исторического развития человека, социальных условий.

Немецкий ариософ Герман Виланд, предположил, что арийская и звероподобная расы существовали с самого начала развития человечества. Они населяли Атлантиду. Арийцы-атланты вступали в сексуальные контакты со зверолюдьми, а то и просто животными. В результате возникли бастарды и мутанты, отличающиеся жестокостью, алчностью, каннибализмом, склонностью к черной магии, варварским отношением к природе [см.: 84, с. 80–81]. Взгляды расологов на звероподобность стали идеологической базой тотальной войны и геноцида, уничтожения якобы «неполноценных» рас «недочеловеков» и запрета их смешения с арийцами. В нацистской Германии были приняты Нюрнбергские законы, которые ограничивали смешанные браки немцев с представителями других рас. В то же время, нацисты, вслед за Ницше, превозносили белокурую арийскую бестию.

Философ Александр Дугин выделяет два человеческих типа: людей-богов и людей-зверей [60]. Первые представляют собой субъектов, связанных с Богом, а точнее с его тремя ипостасями: Богом-Отцом, Богом-Сыном и Святым Духом. Субъект наделен разумом, основная цель которого привести его к Богу-Отцу. Человеку-богу противостоит человек-зверь, представляющий человека-объекта. Он – античеловек, имитирует мысль и слово человека-бога, но отрицает связь вещей и сознания с Богом во всех трех его ипостасях, не ставит себе цели соединения с ним: «Так, расщепленная спародированная мысль превращается в антимысль, в корень умственного недуга, в неизлечимое искажение интеллектуальных пропорций» [60, с. 80]. Человек-зверь (объект) принадлежит гондванической расе, а человек-бог (субъект) – нордической арийской расе. По мнению Дугина, человек-зверь относится к низшей касте шудр (рабов), которая родилась из пыли под ногами Праджа-пати[14]14
  Праджапати – бог, породивший мир.


[Закрыть]. Он может обладать внешними телесными признаками арийской расы. Но это лишь знак имитации. Человек-зверь паразитирует на человеке-боге, заимствует его язык, науку, ритуалы, при этом десакрализирует их – лишает священного символического содержания и значения. Он полагает, что произошел от животных, обезьяны, а не от Бога. Таковы дарвинисты, эволюционисты, материалисты. Смешение людей двух рас «предопределяет двойственность человеческого мышления и языка, которые, будучи одним и тем же, могут иметь диаметрально-противоположное качество, в зависимости от того, чьи «гены» – Бога или Демона-обезьяны – возьмут верх в каждом конкретном продукте миксовариативной цепи» [там же, с. 83].

В целом, в различных теориях были выделены основные признаки звероподобности: агрессивность, удовольствие от жестокости, каннибализм; безрассудность, несдержанность, подражание звериным повадкам, телесное сходство со зверем. Бестиальность человека объяснялась извращением его природы, деградацией государственного правления, верованиями людей, возникшими на определенном этапе эволюции, расой, и т. д. Но эмпирической проверки теорий не проводилось.

В 2007–2008 г.г. мной было проведено исследование взаимосвязи бестиальности (прежде всего, ее поведенческого аспекта) с алекситимичностью у 40 испытуемых [91].

Бестиальность диагностировалась вопросником Курек, в котором испытуемый должен был отвечать на вопросы, исходя из того, что для него наиболее типично и характерно.

Вопросы касались трех аспектов звероподобности:

1. подражания человека повадкам зверя в форме кусания, царапания, строительства нор и пещер и др.;

2. позитивных качеств, обычно приписываемых зверям: смелости, силы, ловкости, скорости, толерантности к голоду и холоду;

3. специфических негативных звероподобных форм чувств и поведения: страха открытого пространства, «застывания» и «двигательной бури» в ситуации опасности, выражения гнева в форме оскала зубов и крика и др.

Под алекситимией (алекситимичностью) понималось снижение способности определять и выражать с помощью слов свои эмоции, понимать их причины, а также бедность фантазии, примитивные защиты (отрицание, вытеснение, проекция), операциональное мышление (хронологическое перечисление тривиальных деталей повседневной жизни) [90]. Она диагностировалась Торонтской Алекситимической шкалой.

В исследовании была установлена корреляция коэффициента звероподобности с индексом алекситимичности – R = 0,34 (р<0,05). Чем выше уровень бестиальнотти, тем выше алекситимичность, т. е. ниже способность к вербальному определению и выражению эмоций, пониманию их причин. Полученный результат согласуется с данными о подверженности алекситимиков эмоциональным вспышкам, прежде всего, ярости. Дж. Кристал (2006) сообщает: «… характерной чертой алекситимических пациентов является то, что они подвержены внезапным аффективным откликам значительной интенсивности… Хотя пациенты проявляют такое интенсивное, аффектоподобное поведение, они могут осознавать, что имеет несоответствие между их чувствами и яростным поведением… Эти внезапные вспышки, которые прекращаются столь же резко, как и начинаются, привели некоторых исследователей к высказыванию предположения о том, что они ведут себя таким образом, как если бы они внезапно переключились на другую личность (Wiirsmer, 1978)» [90, с. 499–500].

Это исследование послужило основой разработки модели бестиальной личности.

Авторская модель бестиального типа

Под бестиальным типом личности понимается предрасположенность «Я» к ценностной ориентации на инстинкты жизни и смерти, инстинктоподобному интеллекту, к тероморфным чувствам, хищному и феральному поведению.

Представителем бестиального типа является бестиалист – человек, почитающий зверя как олицетворение инстинктов жизни и смерти и подчиняющий им чувства, мысли и поступки.

Для бестиалиста свойственна базисная ценностная ориентация «Я» на инстинкты жизни и смерти – устойчивая направленность на поддержание своего существования как индивида и представителя вида, а также – на причинение вреда, убийство других живых существ. Он придает этим инстинктам особое значение, рассматривает как благо, идеализирует хищного зверя и звероподобный тип как их олицетворение, относит их к высшим существам и призывает подражать им. При этом слабые инстинкты жизни и смерти считает злом, патологией.

Для бестиалиста характерен инстинктивный интеллект – комплекс специфических когнитивных способностей, который позволяют понять явления во взаимосвязи с инстинктами жизни и смерти. К нему относятся интуиция, эйдетическая память, а также первичная, реактивная, негативная формы мышления. Он дает возможность «Я» быстро и автоматически понимать ситуации, благоприятствующие или угрожающие выживанию индивида и продолжению вида и на этой основе решать проблемы.

У бестиалиста выражены тероморфные чувства ярости, страха, сладострастия, которые сопровождаются звероподобной экспрессией (например, двигательным неистовством и застыванием) и связаны с инстинктами жизни и смерти.

Бестиалист предрасположен к инстинктоподобному хищному поведению – явному или завуалированному каннибализму, плотоядности, охоте, преследованию, травле, которые связаны с инстинктами жизни и смерти. Он склонен также к инстинктоподобному феральному поведению: кусанию, царапанью, хождению на четвереньках, лаю, вою, рычанию, сыроедению, облизыванию, обнюхиванию, публичному сексу. Оно является рудиментом архаичных форм адаптивной деятельности, служивших выживанию.

Бестиальный тип следует дифференцировать от похожей на него личности с «темной триадой» (The Dark Triad of Personality), которая включает психопатию, макиавеллизм и нарциссизм. Психопатия проявляется в агрессивности, бессердечности, снижении способности к сопереживанию, искреннему раскаянию за причиненный вред, импульсивности. Макиавеллизм характеризуется циничным игнорированием морали, манипуляцией и эксплуатацией другого человека, обманом. Нарциссизм – влюбленность в себя, эгоизм и завышенная самооценка. Нередко такие люди кажутся привлекательными. Например, нарциссизм воспринимается как чувство собственного достоинства. Личности с «темной триадой» стремятся к власти и победе. Агрессивный властолюбивый психопат считается идеальным кандидатом на пост руководителя. Но подобные люди, в конце концов, совершают преступления. Чаще всего у человека отмечается лишь одна черта темной триады. По мнению американских психологов, всеми тремя признаками обладали диктаторы Муаммар Каддафи и Саддам Хусейн, террористы Усама Бен Ладен и Андерс Брейвик. Их психопатия породила чрезвычайную жестокость; маккиавелизм способствовал ее реализации; самовлюбленность оправдала её результаты [238].

Бестиальный тип также надо дифференцировать от авторитарного характера, который отличают культ силы и власти, авторитарная агрессия, конвенционализм (непоколебимая приверженность ценностям, принятым в социальном окружении), цинизм, склонность к манипуляции и протекции, желание иметь сильного вождя [1].

Ценностная ориентация на инстинкты жизни и смерти

Для бестиалиста свойственна базисная ценностная ориентация «Я» на инстинкты жизни и смерти – устойчивая направленность на поддержание своего существования как индивида и представителя вида, а также – на причинение вреда, убийство других живых существ.

Инстинкт в современной науке рассматривается как: «А). В общераспространенном смысле слова – унаследованная схема поведения, присущая определенному виду животных; она почти не меняется от индивида к индивиду, постепенно развертывается во времени, устойчива к потрясениям и как бы подчинена заранее заданной цели. Б). Термин, который используется некоторыми психоаналитиками для перевода фрейдовского слова «Trieb» [96, с. 166–167]. В последнем психоаналитическом понимании инстинкт – это влечение, побуждающая сила, приносящая удовлетворение, однако не предопределяющая жестко форму поведения и тип объекта.

Представитель биологического подхода П. В. Симонов выделил три группы инстинктов: витальные, зоосоциальные, саморазвития [166]. Витальные инстинкты (пищевой, питьевой, оборонительный, регуляции сна, экономии сил) обеспечивают индивидуальное и видовое сохранение живых существ. Зоосоциальные инстинкты (половой, родительский, территориальный, сопереживания) могут быть реализованы только путем взаимодействия с другими особями своего вида. Инстинкты саморазвития (сопротивления, свободы, имитации, игры, исследования) ориентированы на будущее, освоение новых пространственно-временных сред. В настоящее время биологи дифференцируют инстинкт и безусловный рефлекс. Более сложные врожденные реакции, выходящие за рамки сохранения жизни отдельной особи и служащие выживанию вида в целом называют инстинктом (например, половой и родительский инстинкты). К безусловным рефлексам относят простые врожденные реакции организма на раздражитель: например, сужение зрачка на свет. Инстинкт в отличие от безусловного рефлекса может быть в определенной степени переделан. Например, собака и кошка, которые выросли вместе, могут мирно сосуществовать.

Зигмунд Фрейд признавал два основных инстинкта – влечение к жизни (либидо или эрос[15]15
  В Эрос Фрейд включал либидо и часть функций эго [см.: 20, с. 48].


[Закрыть]) и влечение к смерти (танатос или мортидо в терминологии П. Федерна) [187]. Влечение: «наличное в живом организме стремление к восстановлению какого-либо прежнего состояния» [188, с. 404]. Поскольку все органическое умирает и возвращается в неорганическое состояние, то целью всякой жизни является смерть. Существование влечения к смерти доказывает также тенденция к снижению напряжения. Первичным является мазохизм, под которым понимается обращение влечения к смерти против собственного Я, вторичным – садизм.

В настоящей работе под инстинктом жизни понимается влечение человека к поддержанию своего существования как индивида и представителя вида. Во-первых, к нему относятся, необходимые для поддержания существования индивида витальные инстинкты – пищевой, питьевой, сна, безопасности. Во-вторых, он включает витальные инстинкты человека, необходимые только для поддержания существования вида: половой, родительский, территориальный, альтруистический.

Под инстинктом смерти (деструдо) понимается стремление к причинению вреда, убийству других живых существ. У хищных зверей он преимущественно направлено на представителей другого вида и служит, прежде всего, жизни: удовлетворению потребностей в питании, продолжении рода, безопасности, территории, социальном статусе. Соперничество между хищниками одного вида при их удовлетворении может вызвать агонистическое поведение: угрозу, нападение, избегание, демонстрацию подчинения. Оно чаще всего носит ритуальный характер, но иногда кончается смертью одного из соперников. Агрессивное поведение хищных зверей может быть немотивированным, например, у собаки по отношению к кошке или незнакомому человеку. У людей также инстинкт смерти, в основном, подчинен стремлению к сохранению жизни. Они ежедневно с этой целью убивают и поедают миллионы животных. Но человек, в отличие от зверей, гораздо чаще убивает сородичей. Он устраивает войны, в которых гибнут миллионы людей, подвергает их невиданным пыткам, делает миллионы абортов. В этом заключается основное противоречие индивидуального и видового инстинкта у человека. Он, с одной стороны, стремится к сохранению вида – рожает и воспитывает детей, а с другой – убивает представителей своего вида и может уничтожить весь вид. Отличие инстинкта смерти у человека и зверя состоит также в том, что он может быть направлен на себя. Но склонность к самоубийству у человечества выражена гораздо слабее, чем к убийству: ежегодно убивает себя только 10–40 человек из 100000 людей (0, 001-0,004 %) [140].

Инстинкты жизни и смерти у человека следует называть звероподобными и инстинктоподобными. Они присущи хищным животным и людям, но при этом имеют принципиальные отличия. У людей их действие опосредовано сознанием и самосознанием, интеллектом, высшими чувствами долга и веры. Они способны осознавать их и действовать даже вопреки ним.

По мнению Р. Бёкка, половая любовь человека отличается от полового инстинкта животных. У людей более выражены высшие чувства любви к ближнему и красоте, благоговения, уважения, долга и ответственности, симпатии, сострадания, веры [13]. А. Маслоу утверждает, что инстинкты человека редуцированы и ослаблены: «Полностью животных инстинктов у человека не обнаружено. Можно говорить только о рудиментарных остатках архаичных животных инстинктов, например, только о побудительных мотивах, или только о способностях» [114, с. 394]. Он справедливо призывал называть их инстинктоподобными. У. Макдоугал также употреблял термин инстинктоподобный. Он «предложил теорию, согласно которой каждому животному инстинкту в человеческом поведении соответствует вполне определенная эмоция, несущая в себе инстинктоподобный побудительный мотив» [см.: 66, с. 26].

* * *

О ценностной ориентации на инстинкты жизни и смерти у бестиалиста свидетельствует идеализация хищного зверя как их олицетворения, признание благом причинение вреда живым существам, убийство их для удовлетворения витальных потребностей, подражание хищникам и звероподобным людям.

Ф. Ницше восхищался зверем, с присущими ему инстинктами жизни и смерти. Он утверждал, что человек станет сверхчеловеком, если преодолеет человеческое в себе (веру в Бога, любовь, сострадание, размышление) и вернется в звериное инстинктивное состояние. Он разработал теорию «вечного возвращения»: хищный зверь постоянно возвращается к человеку. Но, тот, не распознав его прекрасную сущность за отталкивающими внешними проявлениями инстинкта смерти: ненависти, войн убийств, отказывается от него и тем самым губит в себе сверхчеловека.

В поэтической форме это учение Ницше изложено в книге «Так говорил Заратустра». Вот некоторые высказывания из неё: «Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над пропастью» [131, с. 9]; «Быть голодным, сильным, одиноким и безбожным – так хочет воля льва» [там же, с. 74]; «Так гласит моя великая любовь к самим дальним: не щади своего ближнего. Человек есть нечто, что должно преодолеть» [там же, с. 143]; «Так должны они стать лучшими хищными зверями, более хитрыми, более умными, более похожими на человека: ибо человек есть самый лучший хищный зверь» [там же, с. 152]; «Человек должен становиться все лучше и злее» – так учу я. Самое злое нужно для блага сверхчеловека» [там же, с. 208]; «Скажите мне, звери мои: эти высшие люди все вместе – быть может, они пахнут не хорошо? О чистый запах, окружающий меня! Теперь только знаю и чувствую я, как я люблю вас, звери мои» [там же, с. 214].

Много высказываний Ницше, идеализирующих зверя и бестиального человека с инстинктами жизни и смерти, содержится в книге «По ту сторону добра и зла» [129]. Приведу некоторые из них: «Мы совершенно не понимаем хищного животного и хищного человека (например, Чезаре Борджиа), мы не понимаем его “природы”, пока ещё ищем в основе этих здоровейших из всех тропических чудовищ и растений какой-то “болезненности” или даже врожденного им “ада” – как это до сих пор делали моралисты» [129, с. 315]; «Почти все, что мы называем “высшей культурой”, покоится на одухотворении и углублении жестокости – таково мое положение; “дикий зверь”, о котором шла речь, вовсе не умерщвлен, он живет, он процветает, он только – обожествился» [там же, с. 350]… «Каста знатных была вначале всегда кастой варваров, превосходство ее заключалось, прежде всего, не в физической силе, а в душевной, – это были более цельные люди (что на всякой ступени развития означает также и “более цельные звери”)» [там же, с. 379].

В работе «Веселая наука» Ницше отмечает, что в сравнении с низшей (пошлой) натурой: «… высшая натура оказывается менее разумной, ибо благородный, великодушный, самоотверженный уступает на деле собственным влечениям и в лучшие свои мгновения дает разуму передышку. Зверь, охраняющий с опасностью для жизни своих детенышей или следующий во время течки за самкой даже на смерть, не думает об опасности и смерти; его ум равным образом делает передышку, ибо удовольствие, возбуждаемое в нем приплодом или самкою, и боязнь лишиться этого удовольствия в полной мере владеют им; подобно благородному великодушному человеку, он делается глупее прежнего. Чувства удовольствия и неудовольствия здесь столь сильны, что интеллект в их присутствии должен замолкнуть либо пойти к ним в услужение…» [125, с. 517]. Ницше утверждал, что белокурая арийская бестия, то есть звероподобная личность, принадлежит расе господ – касте воинов-завоевателей [132, с. 428–429]. Для её создания Ницше в книге «Воля к власти. Переоценка ценностей» предложил ряд мер, таких как: общая воинская повинность; воинская суровость; улучшение питания (мясо); преобладание физиологии над теологией, моралистикой, экономикой и политикой [133].

Этолог К. Лоренц считал первичный инстинкт агрессии не злом, а благом, так как он помогает сохранить вид и способствует тем самым инстинкту жизни [104]. Агрессия выполняет три полезных функции: 1) выбор наилучших, самых сильных животных для продолжения рода; 2) охрану потомства; 3) равномерное распределение в пространстве животных одного и того же типа. Лоренц различал межвидовую и внутривидовую формы агрессии. У зверей по сравнению с человеком в меньшей степени выражена внутривидовая агрессия. Хищники направляют ее в безопасное русло с помощью ритуалов, агонистического поведения. Например, самцы участвуют в турнирных боях, определяющих более сильного без причинения вреда. Ритуалы устраняют негативные последствия внутривидовой агрессии. Так живым остается волк, проигравший схватку и занявший «позу покорности», подставив победителю яремную вену. У человека подобные защитные ритуалы развиты слабо. Он был первоначально безобидным, всеядным существом, у которого отсутствовало естественное оружие для убийства крупных животных, принадлежащее его телу. Человеческая агрессия возникла в результате изобретения орудий и усиливалась по мере их развития. Но у человека отсутствуют защитные механизмы, которые удерживают всех профессиональных хищников от убийства сородичей. Поэтому надо их искусственно сформировать. И тогда агрессия как основной источник эволюции станет истинной высшей человеческой ценностью. К социальным тормозам крайних форм проявления внутривидовой агрессии, их негативных последствий, Лоренц отнес спорт, науку, искусство. Спорт создает возможность безопасного соперничества. Он учит сохранять рыцарское отношение к противнику даже при сильных раздражителях, вызывающих агрессию. Наука помогает найти истину и является здоровой защитой от сомнительных идеалов. В искусстве смех, вызываемый художественными произведениями, служит разрядке агрессии.

Русский дарвинист В. А. Мошков восхищался хищностью и хищниками, бестиальным человеком [120]. Он выделил два человеческих типа. Первый, низший – похож на травоядных животных: коров, овец. Его представителей отличают слабость чувства, неподвижность ума, непредусмотрительность, трусость и стадное чувство. Они не способны вести активную борьбу. Их единственная защита – стадо. Второй, высший тип напоминает плотоядных хищников. Для него характерны высокий уровень ума, силы, ловкости, подвижности, грациозности, чувств и воли. Люди этого типа являются свободолюбивыми индивидуалистами.

Один из основоположников российской евгеники и генетики Я. К. Кольцов считал благом проявление инстинкта смерти в форме войн и эпидемий, так как они помогают естественному отбору и, в конечном счете, способствуют инстинкту жизни: «Очень многие из известных нам войн являлись сильным толчком, вызывавшим подъем культурного уровня в победившей, а часто в еще большей степени побежденной стране. Недаром многие историки считают многие войны как бы гранями между сменявшими одна другую эпохи исторического прогресса. В прежние времена, в особенности у первобытных народов, войны нередко приводили к почти полному уничтожению побежденной расы, и во многих случаях, скажут некоторые историки, по заслугам. Теперь обстановка войн изменилась и о полном расовом истреблении побежденной страны говорить уже не приходится. Если даже побежденная страна совершенно теряет свою независимость, то населяющая ее раса – или расы – сливаются с расами-победительницами» [80, с. 22]. Кольцов утверждал, что для эволюции человечества совсем не имеет значение сокращение численности населения на несколько десятков миллионов. С евгенической точки зрения важно знать, были ли эти миллионы лучшими или худшими, то есть стояли они выше или ниже среднего уровня. Н. К. Кольцов также считал благом высокую детскую смертность и эпидемии заболеваний: «Опустошения, производимые в культурном человечестве детскими болезнями, эпидемиями чумы, холеры, оспы и тифов, а также туберкулезом, могут быть рассматриваемы как отбор слабых конституций, являющийся в расовом смысле благодетельным для физического здоровья расы» [81, с. 10]. По его мнению, развитие культуры уничтожило благотворное влияние естественного отбора на человека и человечеству необходима евгеника – улучшение человеческой породы, развитие ее жизнеспособности специальными мерами, прежде всего искусственным отбором: «Естественный отбор, игравший руководящую роль в эволюции всего органического мира и у первобытного человека, под влиянием культуры ослабляется и даже извращается противоестественным отбором. Настало время, пока еще не поздно, заменить его разработанной сознательно по определенному плану системой искусственного евгенического отбора. Впервые в истории человечества культура достигнет своего расцвета при наличии определенных знаний относительно громадного значения отбора» [там же, с. 19].

* * *

Одним из проявлений ценностной ориентации на инстинкты жизни и смерти у бестиалиста является подражание зверю как их олицетворению. Оно проходит красной нитью через историю человечества. В частности на территории Европы, Африки, Австралии находили, выполненные 10000 лет назад, изображения людей с рогами на голове. Головные уборы с рогами на голове были неотъемлемой частью одежды у древних людей. Так они пытались подражать рогатым звериным божествам. Уподобление дикому зверю-тотему составная часть ритуалов многих архаических племен, в ходе которых их участники рычат, нападают друг на друга, кусаются [282].