Текст книги "Золотое притяжение"

– Если я правильно понял, вы работали в самом непосредственном контакте с Дмитрием Петровичем. В последние несколько дней не замечали чего-то необычного в его поведении? Повышенную эмоциональность, раздражительность? Или, наоборот, отчуждение, нежелание общаться? – поинтересовался Лев.

– Пожалуй, нет, – после короткого раздумья ответил Шакуров. – После смерти дочери он действительно изменился, стал более замкнутым. Дмитрий Петрович был не из тех, кто склонен со всеми обсуждать свои переживания, и после трагедии с Ольгой эта черта его характера проявилась со всей наглядностью. Но на работе это не отражалось. По крайней мере, лично я ни разу не видел, чтобы у него произошел какой-то эмоциональный срыв или что-то в этом роде. Да и от других не слышал.

– И в последнее время тоже? Например, вчера? – пытливо взглянул на него Гуров.

– Да, и в последнее время, в том числе и вчера. Обычный рабочий день, решение текущих вопросов, за которыми, могу вам сказать даже по своему личному опыту, просто не остается времени на эмоции. У нас очень насыщенный график.

– Среди коллег Дмитрия Петровича был кто-то, с кем он общался особенно близко? Кому мог доверить свои тайны, поделиться личными переживаниями?

– Не знаю. Я уже говорил, он был человеком довольно сдержанным. Не склонным проявлять эмоции и тем более делиться ими. По работе он общался с очень многими людьми, возможно, чаще других со своими замами. Я вам свое мнение уже высказал. Можете побеседовать с другими, возможно, они расскажут что-то более интересное.

– Буду очень рад. А как мне встретиться с ними?

– Я сейчас скажу Маргарите Павловне, она вам поможет.

Шакуров нажал кнопку на небольшом пульте, стоявшем на столе, и в кабинете появилась солидная дама с высокой прической, которую Гуров уже видел в «предбаннике».

– Маргарита Павловна, полковнику Гурову необходимо побеседовать с заместителями Дмитрия Петровича. Сориентируйте его, пожалуйста, с направлениями, он у нас здесь впервые.

Поблагодарив, Лев вышел следом за секретаршей, но прежде чем «ориентироваться с направлениями», решил поговорить с ней самой.

Однако все его попытки «надавить на чувствительность» привели лишь к перечню стандартных ответов, типа: «не видел», «не знаю», «не привлекался», которые незадолго до этого он уже слышал от Шакурова.

«Да, дамочка просто кремень, – думал полковник, следуя за Маргаритой Павловной к кабинету очередного зама. – В «сдержанности» не уступит и начальству. Кого же Орлов имел в виду, когда грозился мне кучу свидетелей привести, слышавших, как Рябов говорил, что жизнь ему не мила? Явно это были не коллеги по работе. Сдается мне, что здесь я, кроме версии о «сдержанности», ничего другого не услышу».

Предчувствия его не обманули. Обойдя под чутким руководством Маргариты Павловны всех замов Рябова и побеседовав с некоторыми его коллегами из смежных подразделений, Гуров так и не смог добавить практически ничего к тому, что уже знал от Шакурова.

Будто сговорившись, все до единого упоминали о сдержанности и замкнутости Рябова, и лишь изредка эта немногословная характеристика разбавлялась упоминаниями о том, что он «сильно переживал гибель единственной дочери». В этих показаниях сослуживцев трудно было заподозрить подвох. Но именно это и настораживало полковника.

Выходило, что Дмитрий Рябов был совсем не из тех людей, которые склонны к эмоциональным всплескам и спонтанным реакциям. К тому же на момент смерти ему было уже пятьдесят четыре года. Трудно предположить, что умудренный опытом человек, сдержанный по характеру, да к тому же еще и прошедший суровую «школу жизни» во властных коридорах, мог в одночасье превратиться в законченного неврастеника, склонного к суициду. Даже учитывая такую вескую причину, как смерть единственной дочери.

Путешествуя из кабинета в кабинет, Гуров то и дело возвращался к мысли о том, что убийство Рябова – чей-то заказ. Но для такого заказа должны быть очень веские мотивы. А то, что на данный момент было известно ему о жизни и деятельности покойного, ни на какие мотивы не давало даже намека.

«Похоже, отношения Рябова с коллегами были сугубо официальными. Но живой человек, пускай даже «сдержанный и замкнутый», не может постоянно вариться в собственном соку. Всегда есть кто-то, с кем можно «поговорить по душам». И, похоже, эту «жилетку» Рябов не искал среди коллег по работе. С кем еще он общался? Были же у него выходные, свободное время. Как он их проводил?»

Поразмыслив о том, кто бы мог дать какие-то «наводки» по этому вопросу, Лев вдруг вспомнил о личном водителе. У чиновника такого ранга служебный автомобиль, разумеется, был, и, вполне возможно, водителю этого автомобиля приходилось ездить не только по рабочим маршрутам.

– Маргарита Павловна, – обратился он к секретарше, преданно сопровождавшей его в скитаниях по кабинетам. – Благодарю вас за помощь, думаю, нам больше не стоит отвлекать занятых людей от работы. Единственный, с кем я еще хотел бы поговорить, это водитель Дмитрия Петровича. У него ведь был служебный автомобиль? Организуйте мне встречу с ним, и я больше не буду надоедать вам своим присутствием.

Лицо вышколенной секретарши приняло несколько напряженное выражение, но это продолжалось всего лишь секунду. Восстановив дежурную вежливую улыбку, она проговорила:

– Я должна спросить у Сергея Николаевича. Максим теперь возит его, и чтобы поговорить с ним, необходимо его разрешение.

– Да, разумеется.

Вернувшись в «предбанник» кабинета, еще вчера принадлежавшего Дмитрию Рябову, Гуров присел на стул, ожидая результата переговоров секретарши с новым начальником.

Вскоре солидная Маргарита Павловна вновь предстала перед его взором и сообщила, что «Сергей Николаевич разрешил».

Уточнив номер машины, Лев попрощался и спустился вниз. Выйдя из здания, он отыскал среди стройных рядов иномарок, стоявших перед ним, блистающий черным лаком представительский «Мерседес».

– Полковник Гуров, – подойдя к водительской двери, предупредительно развернул он «корочки». – Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– Да, мне уже сказали, – спокойно ответил плотный светловолосый мужчина, мельком взглянув на фотографию. – Мы можем поговорить в машине, если вам удобно.

– Вполне, – кивнул Лев.

Краткое «мне уже сказали» сразу давало понять, что начальство бдит, и подчиненный, несомненно, уже получил необходимые инструкции о том, как следует вести разговор с любознательным полицейским. Поэтому, еще не начав разговор, Гуров почти не сомневался, что и здесь многого ожидать не стоит.

Устраиваясь на пассажирском сиденье, он успел довольно внимательно рассмотреть своего собеседника. Еще подходя к машине, Лев отметил для себя быстрые взгляды, которые водитель время от времени бросал сквозь стекло, как бы сканируя окружающее пространство. Эта привычка постоянно контролировать территорию вырабатывается у спецназовцев. Благодаря постоянным тренировкам она внедряется почти на уровне безусловного рефлекса и, оставаясь на всю жизнь, служит своеобразной «визитной карточкой» человека, когда бы то ни было проходившего спецподготовку. Солидная мускулатура, выпиравшая даже сквозь рукава осенней куртки, дополнительно подтверждала догадку насчет «боевого прошлого» человека, которому было доверено возить столь важных персон.

– Как к вам обращаться? – спросил Гуров.

– Максим, – просто ответил водитель. – Можно на «ты».

– Хорошо, Максим. Меня зовут Лев Иванович, как ты уже, возможно, прочитал в удостоверении. Я хотел поговорить с тобой о Дмитрии Петровиче. Тебе уже известно, что произошло?

– Да, известно.

– Все говорят о самоубийстве. Но ведь подобные вещи не происходят ни с того ни с сего. В последнее время ты не замечал в поведении Дмитрия Петровича чего-то необычного?

– Нет. Все было как всегда.

– Опиши, пожалуйста, вчерашний день. С самого начала. Во сколько ты обычно приезжал за Дмитрием Петровичем?

– Я подъезжал к половине десятого утра, он выходил без двадцати или без четверти десять.

– В настроении Дмитрия Петровича не было ничего необычного?

– Нет, не было. По крайней мере, я не заметил. Отвез его в департамент и ждал до обеда. Обычно он обедает там же, на работе, но в этот день у него была назначена встреча, и мы поехали в «Арсенал». Это что-то вроде частного клуба. Закрытое заведение «для своих». Бильярд, ресторан. Дмитрий Петрович назначал там встречи, когда нужно было поговорить неофициально.

– С кем была назначена встреча в этот раз, ты, наверное, не в курсе?

– Разумеется, нет, – бросив удивленный взгляд на Гурова, ответил Максим.

– Хорошо. Что было дальше?

– Ничего особенного. После обеда он вернулся в департамент и в этот день больше никуда не ездил. Вечером я отвез его домой.

– Точное время не припомнишь?

– Около половины девятого. Приблизительно так он всегда и возвращался. Иногда попозже, иногда пораньше. Такое, чтобы до одиннадцати задерживался, бывало редко.

– А чтобы приезжал раньше девяти?

– Это еще реже. Из департамента мог уехать раньше, но тоже, как правило, по делам. Чтобы рано вернулся домой, такого как-то и не припомню даже. Разве что когда жена у него умерла. Тогда да. В тот день он уехал с обеда, а потом еще на неделю отпуск взял. Но это случай исключительный.

– Да, разумеется. А ты, значит, долго работал с Дмитрием Петровичем?

– Да, почти четыре года.

– Все говорят, что он был человеком очень замкнутым и сдержанным. Как, по-твоему, это соответствует действительности?

– По-моему, соответствует. Лишнего он никогда не говорил и к разным там душевным излияниям не был склонен. Что до меня, так лучшего и желать не надо. Зато и не хамил, и не орал никогда. А то некоторые знаете как… Изгаляются по всей своей воле. А этот нет. Нормальный был мужик.

– После смерти дочери он сильно изменился? – спросил Лев.

– Нет, не очень. Только еще молчаливее стал. И мрачнее. Угрюмость какая-то появилась, отчуждение. И, похоже… тут я, правда, утверждать не могу… Но мне показалось, что в последнее время он спиртным, как бы это сказать, слегка злоупотреблял. Не то чтобы прямо-таки пьяным на работу ходил, но иногда запашок ощущался довольно заметно. Временами даже по утрам. Раньше я ничего такого не замечал. Хотя, с другой стороны, оно и понятно. Считай, самых близких людей человек лишился. Тоже, наверное, непросто ему было все это в себе носить.

– Да, наверное. Может, это и подтолкнуло к самоубийству?

Максим ответил не сразу. Почти минуту он напряженно о чем-то думал, глядя прямо перед собой, потом проговорил:

– Насчет этого не знаю. Вчера все было как всегда, ничего необычного. И даже запахов никаких посторонних я не чувствовал. Отвез его домой, видел, как он вошел в подъезд. Настроение у него было обычное. Мрачное, но обычное. Ничего неординарного. Может, вечером что-то произошло. Не знаю. Странно это все как-то.

– То есть ты хочешь сказать, что по характеру такой человек, как Рябов, не был склонен к экстравагантным поступкам?

– На мой взгляд, нет. Но… Не знаю. Может, действительно что-то из ряда вон выходящее случилось.

– Если я правильно понял, он регулярно посещал могилу жены, а потом и дочери. На кладбище возил его ты?

– Да, в основном. У него, правда, была и своя машина, но он на ней почти не ездил. Говорил, что не любит этой нервотрепки. Мол, привык уже по дороге обдумывать разные вопросы насущные и за рулем, когда надо за всем следить и смотреть сразу во все стороны, чувствует себя некомфортно. Так что и на кладбище его возил обычно я. Чаще всего в обед. Иногда днем, если удавалось выкроить время.

– Но поздно вечером никогда?

– Нет. Что там делать ночью?

– А кроме кладбища, куда-то еще Рябов ездил по личным делам на этой машине?

– Практически нет. Иногда в рестораны да вот в «Арсенал». А так в основном все пункты назначения были официальными. То есть, конечно, за исключением разных «корпоративов». Но это уж, как говорится, святое. К тому же там, как правило, все те же «знакомые лица» и присутствовали, так что поездкой «по личным делам» это назвать трудно.

– Тебя послушать, так просто образ какого-то пионера вырисовывается, беззаветно преданного делу. С утра до ночи на работе, вредных привычек не имеет, в порочащих связях не замечен, – усмехнулся Гуров.

– Я говорю то, что сам знаю, – не поддержал его шутливый тон Максим. – В привычки его я не вникал, и о своих связях он мне не докладывал. Мое дело – доставить до места и проследить за безопасностью. Режим дня у него был именно такой, как я сказал. Из дома он уходил около десяти и возвращался после девяти. В течение дня бывал в разных местах и, кроме рабочих дней, имел и выходные. Но лично я в бордели его не возил ни разу, так что, если вы об этом, с такими вопросами не ко мне. По работе он мог отправиться куда угодно, но с кем именно встречался и какие вопросы обсуждал, я не знаю.

– Хорошо, Максим, я понял, – остановил Лев этот словесный поток. – По-видимому, мнение о предыдущем начальнике у тебя сложилось положительное.

– Да. Сложилось. Работать с ним было комфортно, и разных там идиотских выходок или претензий не по делу, о которых ребята рассказывают, я от него никогда не видел. А если вам нужен отрицательный отзыв…

– Да не нужен мне какой-то специальный отзыв, мне нужно разобраться. Вот ты говоришь, что вчера все было как обычно. А человек в итоге пулю себе в лоб пустил. Неувязочка, согласись?

– Да, это… это так. Непонятно, – нахмурившись проговорил Максим. – Но если и случилось что, то уже после работы, после того, как он домой вернулся. Потому что, когда я его привез, он был нормальный.

– Ты говорил, что вы ездили в «Арсенал», где Рябов обычно назначал «неформальные» встречи. Как, по-твоему, эта встреча не могла повлиять на его настроение? Когда он вернулся, ты не заметил чего-то необычного в его поведении? Как вообще выражалось его волнение? Я понял, что это был человек очень сдержанный, но ведь не деревянный же. Пускай до потолка не подпрыгивал от расстройства, но как-то, наверное, все-таки реагировал?

– У него лицо менялось, – немного подумав, сказал Максим. – Взгляд становился такой отсутствующий, как бы «потусторонний». Но это легко было перепутать. Он когда о чем-то задумывался или вопрос какой-то решал сложный, у него тоже был такой взгляд. Поэтому не всегда можно было определить, где он переживает, а где просто думает. Но из «Арсенала» он вернулся вполне в адеквате. Совершенно спокойный, я бы сказал, в хорошем настроении даже. Так что если было что-то отрицательное, то точно не там, скорее всего, после того, как он домой вернулся.

– Хорошо, я понял. Спасибо, Максим, ты мне очень помог. Последний вопрос. У Дмитрия Петровича был пистолет?

Максим резко вскинул глаза на полковника и несколько секунд молча смотрел ему в лицо, как будто что-то соображая.

– Да… действительно, – наконец медленно проговорил он. – Ведь говорили. Он ведь застрелился, да? А я и не подумал. Действительно, тогда должен быть пистолет. Да, интересное кино. Нет, пистолета я у него никогда не видел, даже не слышал ни о чем таком. Дмитрий Петрович никогда не поднимал подобные темы. По крайней мере, при мне.

– И не говорил, что собирается приобрести оружие?

– Нет. Лично я ничего такого не слышал.

– А как вообще решались вопросы его личной безопасности? По штату ему полагалась охрана?

– По штату – нет. Но в определенных случаях он мог воспользоваться подобной услугой. Ну, и потом… обслуживающий персонал тоже имеет определенную подготовку.

«Это я уже понял», – мысленно усмехнулся Лев, еще раз окинув быстрым взглядом своего «подкачанного» собеседника.

– Что ж, не буду больше тебя задерживать, Максим, спасибо за разговор. Ты действительно сообщил мне много интересного.

– Рад был помочь.

Из всех, с кем на этот момент удалось пообщаться Гурову, Максим действительно оказался наиболее «продуктивным» собеседником. На вопросы он отвечал спокойно и вполне искренне, независимо от того, получал или нет «предварительные инструкции» от начальства. Предполагая, что помощь его может пригодиться и в дальнейшем, Лев уже хотел было попросить номер телефона, но в последний момент остановился.

«Об этом ему наверняка придется «доложить», – подумал он. – И тот факт, что я собираю координаты сотрудников, вызовет у начальства ненужную нервозность. Ладно, обойдусь без телефона. Машину я знаю, если снова понадобится поговорить с этим парнем, и так его найду».

В своих утренних прогнозах полковник не ошибся – разговоры в министерстве действительно заняли почти весь день. И теперь он торопился, надеясь успеть в лабораторию до того, как закончит работу Влад, обещавший ему «пробить» пистолет, из которого был сделан выстрел в голову Рябова.

Глава 3

– Влад! Очень рад, что ты еще на месте, – произнес Гуров, входя в небольшую комнатку, где располагался «кабинет» его друга.

– Правда? А я вот что-то совсем не рад, – устало взглянув на него, ответил Сергеев. – Домой только ночевать прихожу. Того и гляди, придется на ПМЖ перебраться в родную лабораторию. Ты, конечно, по поводу пистолета, небескорыстный мой?

– Угадал. И рад бы просто так зайти, навестить, но, видишь, не получается.

– Ладно уж, не оправдывайся. Знаю я вас. Пробил я твой пистолетик, не волнуйся. Все с ним оказалось чисто. Приобретен неделю назад Рябовым Дмитрием Петровичем в оружейном магазине «Мишень». Правда, в полиции пока не зарегистрирован, но, видимо, долго пользоваться им владелец не собирался, так что и взысканий за пропущенные сроки мог не опасаться.

– Да они и не пропущены пока, в общем-то. Там ведь, кажется, две недели дается на регистрацию, – рассеянно проговорил Лев.

Он не ожидал, что с пистолетом окажется все «правильно», и теперь находился в недоумении.

Выходило, что Рябов действительно планировал суицид и заранее к нему готовился. Хотя, с другой стороны, для чего такие сложности? Если пистолет приобретен официально, значит, имеется оформленное разрешение. А это – немалые дополнительные хлопоты, даже с учетом того, что важному чиновнику Рябову «на блюдечке с голубой каемочкой» могли поднести лицензию.

– Как, ты говоришь, называется этот магазин? – спросил он Влада. – «Мишень»?

– Да. Это, кажется, где-то в Сокольниках.

– В Сокольниках? – приподнял бровь Гуров. – Надо же, как все логично.

– Логично? Что логично? – удивился Влад.

– У него квартира в Сокольниках, у этого Рябова.

– А, вон оно что. Да, действительно, логично. Что ж, по-моему, это только дополнительно подтверждает, что все с этим пистолетом чисто.

– Да? Возможно. А ты не знаешь, до какого времени они обычно работают, эти оружейные магазины?

– Понятия не имею. Я пока самоубийство не планирую, так что подобными вопросами не интересовался. Хотя еще пару месяцев такого рабочего графика, и, пожалуй, можно будет рассмотреть эту альтернативу.

– Не вздумай! Твоя жизнь нужна родине.

На часах было без четверти семь, и Лев решил рискнуть. Если магазин работал до восьми, он вполне мог успеть перемолвиться парой словечек с его сотрудниками.

Переписав в свой блокнот номер пистолета, он попрощался с Владом и поехал в Сокольники.

С помощью навигатора оружейный магазин «Мишень» отыскался без особого труда. В этот раз Гурову повезло, торговое предприятие действительно работало до восьми.

Окинув быстрым взглядом внушительную коллекцию охотничьих ружей и карабинов, он наклонился к застекленному прилавку, где лежали аксессуары меньших размеров, такие как пистолеты, электрошокеры и газовые баллончики, и с видом знатока произнес:

– Солидно!

– Вас интересует что-то конкретное? – вежливо поинтересовался мужчина средних лет, стоявший за прилавком. – Могу я чем-то помочь?

– Да, конечно, – улыбнулся Лев. – Пригласите, пожалуйста, хозяина, мне нужно задать несколько вопросов. – С этими словами он вытащил удостоверение и, развернув его, поднес к лицу вежливого продавца.

Лицо это сразу потеряло всякое выражение и будто окаменело.

– Одну минуту, – мертвым голосом произнес мужчина.

Не двинувшись с места, он нажал какую-то кнопку под прилавком. Через минуту в торговом зале возник низенький лысоватый дедок в клетчатой рубашке и овчинной безрукавке, которого меньше всего можно было бы принять за хозяина столь солидного заведения. Щуря глаза, будто плохо видел, он переводил взгляд с продавца на Гурова и обратно, суетливо роняя отрывистые фразы:

– Что тут, Гриша? А? Что-то случилось? У вас какие-то претензии? – обратившись к полковнику, проговорил он.

– Нет, пока только вопрос, – вновь улыбнувшись, ответил тот. – Мне нужно знать, кому продан травматический пистолет Макарова вот с этим номером. – Гуров раскрыл блокнот на странице с записанным в лаборатории номером и протянул лысоватому деду.

По тому, как изменилось выражение его лица, безошибочно можно было определить, что номер хозяину магазина знаком.

– А… а вы, собственно… почему, собственно, я вам должен… А вы, собственно, кто? – в замешательстве говорил он.

– Полковник Гуров, вот, пожалуйста, – показал развернутое удостоверение Лев.

– Гуров? Хм! Гуров… В самом деле полковник? Хм…

– Да, полковник. Гуров Лев Иванович. А теперь вы представьтесь, пожалуйста.

– Я? А почему я должен…

– Не должны, – оборвал его Лев, которому уже начал надоедать этот балаган. – Должны будете, когда я официально вызову вас на допрос к себе в кабинет. А сейчас не должны. Но можете посодействовать добровольно.

– Зачем же в кабинет, – засуетился мужчина в безрукавке. – Мы и так… Мы добровольно. Зачем же… всегда рады. С удовольствием посодействуем. Номер вам нужен? Пожалуйста. С удовольствием объясню. От пистолета номер. Пистолет Макарова, травматический. Продан в полном соответствии с законами. Согласно разрешению. Все как полагается. Все документы. В соответствии с законодательством.

– Представьтесь, пожалуйста, – снова повторил Гуров.

– Я? А почему… То есть я хотел сказать, Берестов. Берестов Ираклий Семенович.

– Магазин принадлежит вам?

– Да. Мой. Мой магазин. Все оформлено как полагается. В соответствии с законодательством. Все документы. И на оружие, и на все.

– Человек, который приобрел у вас этот пистолет, имел разрешение на оружие?

– Да! Разумеется. Без лицензии мы бы даже разговаривать не стали. Ни-ни! Ни в коем случае. Что вы! Как можно? Мы действуем только в рамках строгой законности.

– Когда была совершена эта покупка?

– Когда? – Глазки Ираклия Семеновича вновь беспокойно забегали. – Да вот, совсем недавно. Кажется, на прошлой неделе. Да, Гриша? Когда у нас купили «макаров»? На прошлой неделе?

Но Гриша стоял недвижный и безгласный, как каменный идол.

– Хотя что же это я, – вдруг как бы опомнился Берестов. – Можно ведь посмотреть в документах. У нас все документируется. Все покупки. Записи ведутся очень аккуратно, в рамках строгой законности. Одну минуту, я сейчас скажу вам все точно.

Он ненадолго скрылся во внутренних помещениях и через несколько минут появился снова, держа в руках толстенный гроссбух.

– Вот, пожалуйста, пистолет Макарова, травматический. Девятое ноября. Да, действительно, прошлый четверг.

Спрашивать больше было не о чем, казалось, Гуров выяснил все, что хотел. Пистолет приобретен легально, и акт покупки зафиксирован в документах «в рамках строгой законности».

Но в волнении Ираклия Семеновича опытный полковник угадывал нечто большее, чем обычный испуг перед визитом «проверяющего». Та настойчивость, с которой хозяин магазина всякий раз поминал о законности, наводила на мысль, что как раз с ней-то и есть какая-то проблема. Только вот какая именно?

Понимая, что, задав такой вопрос напрямую, ответа он, скорее всего, не получит, Гуров решил действовать обходными путями.

– Что ж, благодарю за содействие, вы мне очень помогли, – вежливо проговорил он, давая понять, что собирается попрощаться.

– Всегда рады, всегда рады, – вновь засуетился Ираклий Семенович, и теперь на его лице действительно отражалось неподдельное удовольствие и облегчение. – Всегда готовы помочь. Если что нужно, пожалуйста. Пожалуйста, обращайтесь. Мы всегда готовы.

Улыбаясь и даже как будто раскланиваясь, он проводил Гурова до дверей, и тому показалось, что на прощание он вот-вот помашет ручкой. Но до этого не дошло.

Ираклий Семенович немного постоял возле открытой двери, то ли желая перед расставанием вдоволь насмотреться на дорогого гостя, то ли намереваясь убедиться, что он действительно уехал, и, удостоверившись, что Гуров сел в машину, вернулся в магазин.

Лев завел двигатель и отъехал от многоквартирного дома, на первом этаже которого располагалась «Мишень». Но уехал недалеко. Сделав небольшой крюк, припарковался возле того же здания, но так, что от магазина его машину нельзя было заметить. Время близилось к восьми часам, вскоре хозяин должен был закрыть свою лавочку и вернуться домой, и ему хотелось его «проводить».

Небольшая территория возле подъезда была окружена газоном, вдоль кромки которого шла довольно высокая живая изгородь, образованная декоративным кустарником. Капот «Туарега», наверняка принадлежащего Берестову, почти упирался в этот зеленый «забор», и Лев предположил, что, укрывшись за ним, сможет понаблюдать за происходящим, оставаясь незамеченным.

Терпение Гурова наконец было вознаграждено. В девятом часу свет в окнах «Мишени» погас, и в дверях появился хозяин, сопровождаемый уже знакомым полковнику Гришей. Они о чем-то оживленно переговаривались.

С такого расстояния нельзя было разобрать слов, но, судя по интонациям, Ираклий Семенович огорченно на что-то сетовал. Собеседники направились к машине, и вскоре Лев мог уже услышать, о чем шел разговор.

– …со всех сторон обложили, – с досадой говорил Берестов. – Не те, так эти жизни лишат.

– Ну, уж вы, Ираклий Семенович, чересчур! – успокаивал его Гриша. – Прямо уж жизни лишат?

– А как это, по-твоему, называть? – кипятился хозяин. – Они, знаешь… Они ведь что угодно могут сделать. Им дело сфабриковать, донос настрочить, с рынка выдавить – это как плюнуть. Да что там дело! Они и беспокоиться не будут. Вон налоговую натравят, и вся недолга. Как начнут сюда каждый день «проверяющие» эти ездить, и фабриковать ничего не придется. Сам, к чертям собачьим, застрелишься от такой жизни!

– Но вы же сделали что им нужно. Зачем стреляться? Ведь претензий никто не предъявляет.

– Да уж. Не предъявляет. Эти не предъявляют, зато теперь менты сюда повадятся. Чего он здесь, спрашивается, искал? Все оформлено по закону. Пистолет продан на основании разрешения. А для чего – это уже не мое дело. Я не обязан следить, как покупатели с этим товаром обращаются. Моя обязанность – соблюсти правила при продаже. А там уж… их дело. За каким дьяволом им понадобилось оружие и как они его используют, это… их дело. Я не обязан.

– Да не волнуйтесь вы так, Ираклий Семенович. Ведь обошлось. Документы в порядке, правила не нарушены. Если бы что-то было, разве бы он ушел просто так?

– Да уж. В порядке. Ты вот знаешь, для чего им нужен был пистолет? А? То-то. На кого она, эта лицензия? Что это за человек? Может, это убийца какой-нибудь? А я пистолет продал. Или, наоборот, дурака какого-нибудь нашли, под статью подвести хотят. А я, получается, помог. Или, может, это вообще виртуальная личность. Черт! Да там все, что угодно, может быть! Черт! – Берестов плюнул с досады.

– Может, тогда не нужно было продавать? – осторожно проговорил Гриша.

Эта тихая фраза вызвала у хозяина такой прилив эмоций, что он чуть не подпрыгнул на месте.

– Гриша! – возопил Ираклий Семенович. – Ну вот что ты такое говоришь?! Как мог я им не продать? Это знаешь какие люди? Они что угодно могут сделать! Им с рынка выдавить – как плюнуть. И при чем я тогда останусь? Сидеть у разбитого корыта? Спасибо большое за такой совет.

– Да не волнуйтесь вы так, Ираклий Семенович, – испуганный произведенным эффектом, произнес Гриша.

– Не волнуйтесь! Тебе хорошо говорить. А у меня от всех этих новостей скоро, похоже, последние волосы повылезут. Не волнуйтесь! Ладно, садись, подвезу тебя, чего будешь по ночи шарахаться!

Собеседники сели в машину, и Гуров, стоявший за кустами прямо напротив «Туарега», поспешил переместиться в сторонку, чтобы его не заметили в свете фар.

Когда черный джип скрылся из вида, полковник вышел из своего укрытия и направился к своей машине.

То, что он услышал, скрываясь за кустами, полностью подтверждало его собственную версию убийства Дмитрия Рябова и делало совершенно несостоятельной версию, на которой так настаивал генерал Орлов.

«Итак, пистолет покупал не сам Рябов, а некие загадочные «они», – размышлял Гуров. – Можно, конечно, предположить, что «они» – это люди, действующие по поручению и от имени самого чиновника, но в свете происшедшего – сомнительно. Товарищу явно объяснили, что за непослушание может наступить ответственность, а это уже совершенно иной случай. Когда действуют «по поручению», к запугиваниям не прибегают».

Кроме этих соображений, Гурову пришли некоторые догадки и по поводу лицензии. Все формальности при покупке пистолета соблюдены, значит, лицензия тоже имеется. И нет никаких сомнений, что и она оформлена с соблюдением всех «правил». Можно даже не проверять.

Другой вопрос, знал ли о ее существовании сам Рябов? Но если эти люди могли использовать втемную чиновника такого уровня, кто же тогда они сами? Страшно подумать. Не потому ли так нервничает Орлов, что на него «давят» именно с этого «уровня»? Уровня, который превышает даже статус чиновника Министерства обороны.

Несмотря на все эти вполне резонные соображения, опытный полковник понимал, что «раскрывать карты» рано. Ведь, в сущности, даже сейчас, когда ему стала известна реальная история приобретения пистолета, неопровержимых доказательств и улик у него все равно не было. Формальные процедуры соблюдены, и Рябов не вернется с того света, чтобы засвидетельствовать, что пистолет покупал не он.

С другой стороны, «брать за грудки» Ираклия Семеновича и вытряхивать из него признание на протокол тоже, пожалуй, не имело смысла. Даже учитывая, что при экспертизе реальная подпись Рябова и подпись на документах, подтверждающих покупку пистолета, скорее всего, не совпадут.

Было совершенно очевидно, что своих загадочных посетителей, обозначенных в разговоре словом «они», Берестов боялся гораздо больше, чем «ментов». Попытка надавить здесь могла привести к обратному результату. С точки зрения законности Берестов ничего не нарушил, и, вынуждая его признаться, что покупать пистолет приходил не Рябов, Гуров сам рисковал попасть под ответственность.

«Нет, мы пойдем другим путем, – думал он, подъезжая к своему дому. – Сначала нужно собрать факты, неопровержимые доказательства. Понять, кто здесь убийца, а кто заказчик. Наверняка это разные люди. Понять мотив. Это – самый важный момент, и с этим пока абсолютно ничего не ясно. Судя по отзывам, Рябов – человек неконфликтный, а судя по досье – вполне «управляемый». Кто бы позволил ему так высоко подняться, если бы он не делал того, что «нужно». А тут – ни единого взыскания, ни одной претензии. Похоже, в «систему» товарищ вписывался отлично. Что же могло произойти? Сначала нужно выяснить это, а потом уж говорить с Орловым и приступать к решительным действиям. А пока пусть все думают, что мы ведем дознание по факту самоубийства».