Текст книги "Катафалк дальнего следования"

От ее слез аппетит у Гурова мгновенно пропал. Он расспросил у пенсионерки, где находится дом Семеновой, а потом скомканно поблагодарил ее и пошел на улицу, оставив пожилую женщину рыдать над заработанными деньгами.

Глава 5

На свежем воздухе, после еды мысли прояснились. Страдания жителей Туманного, конечно, трогали Гурова, но за годы работы он привык мыслить и действовать рационально. И сейчас он понимал, что Дымов главный свидетель, который единственный может рассказать, что в действительности произошло перед взрывом в купе. Виновен он или лжет – неясно. А вот что с ним сделают верзилы Семеновой – абсолютно понятно. Поэтому нужно разыскать важного свидетеля, освободить его и доставить в райцентр как можно быстрее. А там уже не будет проблемой связаться с Орловым и отстранить местных полицейских и прокурорских работников от следствия. Звонить с телефона главного врача или бабы Сони он побоялся, слишком огромная власть у Семеновой в поселке. За вознаграждение его слова, номер телефона и все планы тут же донесут местной помещице. По-другому ее не назвать, жизнь и души жителей Туманного уже много лет принадлежат властной чиновнице. И просто пройти мимо этого беспредела он не может, поскольку местная царица решила, что может контролировать не только жизнь поселка, но и работу Гурова. И этого он потерпеть не мог – профессионал до мозга костей, Лев Иванович всегда делал свою работу до конца. Виновен ли Дымов, является ли жертвой случайных обстоятельств, это должно быть доказано следствием и судом с помощью вещдоков, а не просто домыслами деревенских жителей. Он старший оперативный уполномоченный по особо важным делам Главного управления уголовного розыска Министерства внутренних дел России, а не местный купленный с потрохами участковый, и он никому не позволит вмешиваться, а уж тем более портить результаты его труда.

На перекрестке после церкви Лев Иванович остановился, окинул взглядом поселок – темные силуэты домов, редкие желтые пятна окон и почти полное безмолвие. Жизнь местных замедлилась, работяги ужинали либо уже отправились спать.

Гуров на секунду задумался о том, откуда лучше всего начать поиски Дымова. Дорога сначала упиралась в большую парковку рядом с заводом, а потом вилась серой лентой дальше наверх, где на пригорке стоял за высоким забором дом Семеновой. Для поиска территория завода больше, чем участок Маргариты, и потаенных уголков, где можно незаметно держать человека, тоже больше, так что, возможно, Дымова прячут именно там. Да и проникнуть на территорию проще, так что начать поиски следует оттуда, а если на территории завода не найдутся следы Дымова, то тогда он осмотрит дом Маргариты.

Но по прямой дороге опытный опер не пошел, слишком рискованно. Чтобы избежать возможной слежки, он бросился бежать вдоль дороги, потом свернул к домам и запетлял между постройками. Иногда он останавливался, прислушиваясь, не раздаются ли сзади звуки шагов или скрип автомобильных шин. На узких улицах застыла вечерняя тишина, только из форточек раздавалось позвякивание тарелок и тянулись ароматы скромных ужинов. Охранники Семеновой сдались и перестали за ним бегать, им сейчас не до наглого москвича. Пойман главный виновник преступления, и ему увлеченно придумывают наказание.

Через десять минут опер был уже на парковочном пятачке перед заводом, где стоял сизый дымок от выхлопных газов. Три длинные фуры выстроились в ряд перед пропускным пунктом, где охранник проверял документы у водителей и помечал в журнале прибытие большегрузов. Лев Иванович замер за невысокими кустами, дождался, когда очередной водитель вылезет из кабины, чтобы отдать охраннику бумаги, и бросился под последнюю машину.

Там он накинул куртку на голову так, чтобы не задохнуться от выхлопных газов, накрепко рукавами зафиксировал ее вокруг шеи и, обмотав рукавами джемпера ладони, ухватился за теплую металлическую раму, на которой крепилась многотонная конструкция. Висеть, уперевшись в днище руками и ногами, с трудом втягивая загазованный воздух через плотную ткань куртки, было тяжело, он считал каждую секунду.

Вот машина задрожала, сдвинулась на десяток метров, хлопнула дверь, и можно было расслабиться на пару секунд. Он покрутил кистями, разминая онемевшие руки, и снова вцепился в стальные края рамы. Новый хлопок, большегруз завибрировал, фыркнул сизым дымом и плавно поехал за ворота завода. Пальцев он уже почти не чувствовал, только боль от горячего железа. Еще мгновение, и грузовик затих перед погрузочной площадкой, встав перед воротами с огромной буквой «В». Надо не мешкая действовать. Гуров перекатился по хлюпающей грязи и бензиновым лужам и полуприседью пробежал к соседним воротам, где возле площадки для погрузки было уже пусто. Забитая упаковками чудодейственной воды очередная машина отбывала обратно. Конвейер не останавливался ни днем ни ночью.

Короткими перебежками из одного темного угла в другой Лев Иванович перебрался подальше от склада, где вереницей заполнялись фуры. Следующее здание, судя по шуму, было цехом розлива. За стенкой вибрировали и гремели механизмы, сквозь шум раздавались голоса рабочих. Здесь Дымова тоже нет смысла искать, слишком много людей, а значит, и свидетелей.

Еще одно длинное приземистое здание, глухое, без окон, с единственной дверью, рядом с которой стоял уже знакомый автомобиль – тот, в который запихнули Дымова буквально пару часов назад. Раздались звуки шагов, и Лев Иванович прижался к стене, стараясь не выйти из черной тени под свет фонаря. Двое широкоплечих мужчин с трудом тащили тяжелую пластиковую бадью, которую Гуров видел в бане священника. Внутри емкости глухо плескалась вода.

– Стой, – буркнул один из носильщиков, и по голосу Лев узнал охранника, с которым подрался рядом с машиной Егоркина.

Крупный мужчина со стоном бросил ручку чана со своей стороны и потер кисть, которую вывернул ему Гуров во время стычки.

– Хорошо тебе москвич навалял? – насмешливо уточнил его молодой напарник. – Попроси Маргариту, пускай переведет тебя из охранников в помощники к священнику, станешь за ним присматривать. Будешь с инвалидами и стариками в церкви водичку в тазике за слепым носить. Осилишь или уже тяжелее тарелки ничего поднять не сможешь? А лучше помочи руку в живой воде, сразу заживет!

И парень расхохотался собственной шутке.

– Заткнись! – рявкнул охранник. – Шутник! Как только с водой разберемся, отправит тебя Марго за москвичом следить.

– Я один не пойду, – басовито загудел охранник помоложе. – Пускай Витька со мной отправляет, вдвоем наваляем москвичу, так что он надолго Туманный запомнит.

– Рука вообще не работает, сможешь один дотащить?

– Вот ты ушлый, Кирпич, – снова начал задираться молодой. – Таскать он не может, с москвичом разобраться не может. Нашел себе теплое местечко, этого жирдяя старого охранять.

– Заткнись, потащили. Я с утра не жрал, злой как собака. – Охранник, который был за старшего в свите Маргариты Семеновой, достал из кармана связку ключей и отпер массивный замок на двери строения. – То московский опер этот, то толстяк упертый. Договоришься, и тебе достанется.

Они ухватили бак за ручки по бокам и потащили внутрь строения. Лев Иванович уже приготовился кинуться следом, чтобы вырубить парочку специальным приемом, как вдруг по асфальту застучали каблуки сапог. Маргарита, теперь в дубленке и лаковых сапогах выше колена, торопилась от заводского корпуса в сторону постройки, где был заперт пленник. За ней торопились еще двое сопровождающих. Лев замедлил шаг, четырех крепких мужчин он может не успеть отключить. И если у них есть оружие, то дело примет совсем плохой оборот.

Женщина стремительно вошла внутрь, за ней грохнула тяжелая дверь, и снова на территории завода затихли все звуки, кроме звуков движущихся при погрузке машин. Лев Иванович заторопился, бросился вдоль здания в поисках другого входа или окна. Но кирпичные толстые стены длинной постройки были глухими. Он отошел как можно дальше, разбежался и со всего размаху заскочил на крышу. Предположение было верным – крыша выше уровня глаз, поэтому ее почти никогда не осматривают и не обращают внимания на звуки сверху.

Дверь с грохотом открылась, молодой охранник выглянул наружу, покрутил головой и крикнул внутрь:

– Да никого, все спокойно. От холода это металл ведет, вот и гремит.

Дверь снова закрылась, а Гуров аккуратно пополз исследовать пространство вокруг. Если нет окон, то воздух должен поступать внутрь из вентиляционной системы, которая расположена на крыше. Если воздух может входить внутрь, то и звук тоже будет доноситься из кирпичной постройки на улицу. Даже если он не увидит, что происходит в здании, то сможет услышать, что внутри него творится. Замысел удался. Уже через пять метров Гуров наткнулся на огромную трубу, в которую он мог бы влезть практически целиком. Оттуда раздавался высокий женский голос:

– Ну что он молчит? Давай лей, не стой.

Раздались булькающие звуки и стон пожилого мужчины. С глухим стуком упало большое грузное тело, и раздались звуки рвоты и всхлипы.

– Не надо… не… н-не… пожалуйста, не надо, я не виноват.

Гуров узнал голос Дымова.

– Рассказывай, урод, как ты убил мою дочь! Давай! – закричала Маргарита.

Снова раздались звуки ударов, стоны пожилого мужчины, он с трудом выговаривал слова.

– Это не я, нет!

– Ну, лей давай, вставь ему снова шланг в рот. Сука, ты лопнешь у меня, урод! Ты сдохнешь здесь! Я тебя сгною! Пожалеешь, что сразу не сдох! Пока не скажешь, как и зачем убил мою дочь, будешь пить воду! Она со всеми чудеса творит и тебе рот развяжет. Давай лей!

И снова послышались звуки рвоты, стоны, крики разъяренной Маргариты. Стонущий все тише Дымов повторял как заклинание:

– Это не я! Я не виноват! Нет!

Только женщина была неумолима. Ее помощники вливали и вливали в бедного пенсионера литры воды через трубку во рту, пока у того не происходили спазмы и вода не начинала потоком выливаться обратно. К пытке Марго добавляла удары ногами и руками, визгливо требуя ответ на один вопрос:

– Зачем ты убил мою дочь, урод?

Льву Ивановичу казалось, что ужасные звуки длятся целую вечность. Он уж стал подумывать о том, что надо спуститься, обнаружить себя, чтобы остановить взбесившуюся Марго. Конечно, у нее горе, убита дочь, но пытать пожилого человека, чтобы выбить из него признание, – незаконно. А женщина явно не собиралась останавливаться. Да и что будет дальше, если Дымов согласится, что это он убил дочь Семеновой? Она не менее жестоким и мучительным способом, как пытка водой, отправит убийцу на тот свет, без всякой презумпции невиновности и справедливого суда. Но в здании вдруг стало подозрительно тихо, и Гуров решил повременить и пока не спускаться с крыши.

Раздались шлепки, и прозвучал голос охранника:

– Кажись, копыта отбросил, Маргарита Васильевна, не дышит.

– Нет! Он не сдохнет, пока не признается, – взвизгнула женщина. – Проверь еще раз! Врача тащи сюда, пускай откачивает его, просто так он не сдохнет.

Дымов со стоном сделал вдох.

– Не-е-е, нормально, живой еще. Думал, у старика сердечко отказало, – протянул молодой мужской голос.

– Маргарита Васильевна, повременить надо, а то и правда быстро сдохнет. И развязать лучше, а то руки раздуло вон как, тоже помереть от этого можно. Я, когда в тюрьме работал, мы…

– Молчать! Развяжи его! – Приказы так и сыпались на подручных. – Завтра устрой ему такую пытку, чтобы заговорил и во всем признался! Ты обещал, что после применения воды он признается.

– Так кто же знал, Маргарита Васильевна, что старикашка такой крепкий, «водяного» выдержал, – виновато пробасил старший.

– К завтрашнему вечеру ты должен выбить из него признание. Или займешь его место! – взвизгнула Марго.

Гулко отозвался в полупустом помещении стук каблуков, тяжелые шаги сопровождающих Маргариту людей и грохот входной двери.

– Давай руки ему освободи! – Кирпич отдавал распоряжения младшему охраннику. – И пошли воду в резервуар выльем.

Мужчины громко затопали и запыхтели, перетаскивая бак с водой дальше в глубину здания. Лев Иванович пополз следом за ними по крыше, стараясь не ударять ногами по железным листам. Через десять метров, на другом конце крыши, он наткнулся на еще одну трубу вентиляции. Оттуда несло прохладой и сыростью, слышался шум журчащей воды, плеск большого резервуара. «Место, куда стекает вода из источника, перед тем как ее разливают по бутылкам», – догадался Гуров.

– Ну давай, раз, два, три, взяли! – гудели внизу голоса.

С надсадным кряхтением мужчины опрокинули содержимое пластиковой емкости в огромный водосборник, судя по громкому плюханью, размером с небольшой пруд.

– Фу, – выдохнул молодой охранник, под его телом заскрипел стул. – Еле поднял, в следующий раз Витька́ возьму, ну так же надорваться можно.

– Чего мелешь-то, – недовольно протянул старший. – Нельзя сюда Витьку́ твоему нос совать, нечего ему знать, что мы тут делаем.

– Да он же поселковый, как и я. Знает, что здесь источник подземный. Он раньше просто из горки тек, хоть кто мог попить или воды набрать.

– Мы же, мелкие, на нем провели столько времени, пили из него воду, пока завод не построили. Вкусная была раньше водичка, не то что сейчас. Я эту розовую из бутылок не уважаю, хоть с кровью, хоть чудодейственная, а все одно противно как-то. А ты вот веришь, что эта вода живая? У него ведь капли крови текут, я сам видел, у священника. Только все равно не может быть вода такой розовой даже от десяти капель крови. Почему он тогда при нас никогда свою кровь в резервуар просто не накапает? Или она и правда святая? Или все же нас дурят?

– Слышь, язык у кого-то развязался. – Рассуждения парня оборвал окрик. – Лишнее уже болтаешь, тебе не за это платят.

– Да ладно, уж и пару слов сказать нельзя. Просто ты злишься из-за того, что старика не получилось разговорить. Москвич навалял, старик подкачал, да, Кирпич? – Молодой никак не мог остановиться и перестать дразнить своего напарника.

И тот наконец вскипел, раздался глухой удар, и загремел деревянный стул. Раздался звук от падения тела, жалобный крик парня:

– Да ты чего взбесился-то, ну пошутил я немного. Не кидайся, на старике лучше завтра свои приемчики отрабатывай. А то Маргарита тебе самому водяного устроит, весь бассейн выпить заставит.

– Устрою я ему завтра, заговорит. Понял? У меня и не такие сдавались, да я в тюрьме самых матерых зеков ломал! Плакали, мамку вспоминали, выли как девочки, и этот все расскажет, что надо! – ревел взбешенным быком старший охранник.

– Да понял, понял, не ори, – буркнул молодой. Он уже пришел в себя от удара и уточнил: – Что дальше? Жрать охота, у меня бутерброды в машине лежат, печенье и кофе есть. Может, пока ты старика покараулишь, а потом я? И перекусим по очереди.

– Пошли, никуда он не убежит, – рявкнул раздосадованный Кирпич. – Еще сутки будет вода из всех дыр литься, не до побега ему. Я свою работу делать умею, десять лет на черной зоне вертухаем, это тебе не водичку в тазу таскать.

– Может, тогда к девчонкам заглянем на упаковке? Там одна рыженькая работает, аппетитная, форма аж трещит на ней. Я бы с ней кофе попил в машине на заднем сиденье, – захохотал молодой.

Их голоса зазвучали в отдалении, затем стукнула дверь, лязгнул замок, и мужчины, достав еду из машины, удалились в сторону цеха розлива святой воды. Лев Иванович, уже не скрываясь, вернулся к первому вентиляционному отверстию и негромко позвал:

– Олег Дмитриевич, Олег Дмитриевич, это Гуров, оперативник! Вы слышите меня?

В ответ пожилой мужчина простонал:

– Спасите меня, умоляю! Они меня замучают! Я не понимаю, чего они хотят. Я никого не убивал. Я не виновен!

– Олег Дмитриевич, я ухожу за помощью! Вернусь утром со спецназом, мы освободим вас. Продержитесь до утра, прошу вас! Делайте вид, что вы без сознания, не реагируйте на удары! Держитесь, я вернусь!

– Нет, нет, – в ужасе заскулил мужчина. – Не бросайте меня, спасите! Спасите! Я не виноват!

Но у Льва Ивановича не было времени его утешать, он торопился выбраться с территории завода. У него всего несколько часов, чтобы покинуть Туманный и добраться до районного центра, до цивилизации и связи. Теперь у него есть доказательства сразу двух преступлений: в хозяйственной постройке завода держат пленника, персонал мошенничает, разводя воду красным красителем, чтобы выдать ее за священную воду с частичками кровавых слез. При таких обвинениях Орлов добьется разрешения на обыск на заводе, даже если местная прокуратура будет против. Главное сейчас – время. Пока Семенова оставила на время пленника в живых и в резервуаре находится подкрашенная вода из дома священника, нужно успеть вызвать подмогу из Москвы.

Но прыжок с крыши оказался неудачным. Гуров угодил в чьи-то жесткие объятия, его схватили две пары крепких рук. Лев Иванович ударил одновременно невидимых в темноте нападающих локтем, лбом, целясь попасть в лицо, засадил с размаху коленом в чей-то мягкий живот.

– Ах ты! – прокряхтел мужской голос, по спине ударил тяжелый кулак.

– Держи его! Крепче! Вдарь ему по роже! Вот кто там на крыше гремел! Забрался гад! Воровать вздумал!

Лев Иванович оплел руками одного парня, а ногами второго и резко повис на них, так что под весом его тела оба потеряли равновесие. Мешая друг другу, они сцепились в один клубок из тел, вывалились на пятно света под фонарем. Лучи осветили красные напряженные лица двух мужчин из охраны Семеновой, что отправились на перерыв, но так и не дошли до другого здания. Старшему, более крепкому мужчине удалось вывернуть две ладони у опера, он надсадно проскрипел:

– Ремень, стягивай, руки вяжи ему!

Стоило только парню отпустить ноги Гурова, как удар подошвой обуви прямиком в ухо поверг его в грязь, тот со стоном ухватился за ухо и тут же получил согнутым коленом тычок по носу, из которого брызнула кровь. Парень завыл, замотал головой, потеряв ориентиры. А Лев Иванович выкрутился назад и вцепился что было силы зубами прямо в отвисшую мочку второго мужчины. Резкий крик, удар по спине, еще один! Но опер не разжимал зубы, не давая противнику возможности опомниться. Освободившейся рукой Лев нащупал лицо над собой и воткнул с размаху пальцы в глаза нападавшему.

Тот со стоном разжал руки, и Гуров, вырвавшись из объятий мужчины, бросился со всех ног в темноту, как можно быстрее прочь из светового круга. Промчался вдоль черных стен к светящимся окнам, потом сиганул на крыльцо. С разбегу он влетел в помещение, позади бухнула металлическая дверь, а впереди замелькали черные тени. После темноты улицы он, не различая дороги, бросился туда, где раздавался шум работающих аппаратов, журчание воды и человеческие голоса. Там можно попросить помощь у работников завода. Но вместо помощи его ждали настороженные взгляды. Перепуганные неожиданным грохотом рабочие, бросив работу, жались по углам. Бутылки ехали по конвейеру, падали вниз, раскатываясь по полу. В коридоре уже гремели шаги, неслись крики разъяренных охранников. И Лев Иванович вдруг понял – ему здесь никто не поможет. От него шарахаются, словно от прокаженного, боятся вызвать гнев охраны Семеновой. Он чужак, за него никто не заступится, каждый боится за свою шкуру. Только он сам может спасти себя и спасти остальных, начиная от замученного Дымова и заканчивая одурманенными ложью жителями Туманного.

Гуров нырнул под трубы, что тянулись через весь цех из здания, где собиралась вода подземного источника. Он что было сил вцепился конечностями в серебристую, идущую вверх трубу и начал взбираться по ней все выше и выше, пока не оказался почти под потолком. Там, словно циркач, он, балансируя, двинулся по длинному металлическому профилю. Голоса внизу замолкли, было лишь слышно, как монотонно гремят механизмы.

– Где он?! – Грохот машин перекрыл крик охранника.

Даже не глядя вниз, Гуров знал, что десятки пальцев указали на его качающуюся фигуру под потолком. Неожиданно прогрохотал выстрел! Пуля чиркнула по металлу, высекая искры. Лев Иванович в два прыжка оказался на сложном сплетении из труб, ухватился за огромный вентиль и рванул со всей силы его по кругу. Вода, что равномерно стекала по общей трубе в желоба к горлышкам бутылок, хлынула бурным потоком, заливая пол, оборудование, конвейер. Рабочие с криком бросились прочь, роняя бутылки и падая на скользком полу. Уровень воды стал стремительно подниматься, заполняя помещение, ручьи хлынули по коридорам в сторону улицы.

Лев Иванович ударил ногой по решетке, потом еще раз, и наконец от третьего пинка прутья согнулись. В железном ограждении появилось отверстие, куда он сумел протиснуться. Опер оказался на тонкой ступени карниза, перед ним была длинная серебристая линия из труб, которая тянулась через весь завод до крайнего здания. Он оглядел двор, внизу царила суета: люди с криками разбегались подальше от пенящегося потока, внизу метались с телефонами охранники, сообщая начальству об аварии. Только один верзила, задрав голову, выискивал на крышах зданий завода сбежавшего опера. Лев Иванович выдрал из стены кусок кирпича и со всей силы ударил по деревянному столбу, куда со всех сторон сбегались кабели. Опора покривилась, но не поддалась. Ему пришлось раскачивать шест до тех пор, пока у него в руках не оказался обломок с пучком электрических проводов. От ударов во все стороны полетели искры, и разозленный охранник наконец понял, где скрывается беглец. Он снова навел прицел на черную точку на краю крыши и уже начал нажимать на спусковой крючок, как отчаянный московский опер вдруг швырнул вниз обломок деревяшки. От нее во все стороны разлетелись черные ленты проводов, расплескивая в воздухе искры. Концы проводов шлепнулись в водный поток во дворе, и территория завода озарилась синим сиянием. Черную поверхность пронзили молнии электрических разрядов, с грохотом замкнуло проводку во всех цехах, и во всех окнах стало темно. Погасли и фонари, люди с криком искали спасения, забираясь повыше от смертельного потока. Машины вылетали одна за другой за ворота, на подножках висели испуганные рабочие, которые уносили ноги подальше от несущей смерть воды, что разливалась все дальше искристыми синими потоками. Даже охранник теперь в ужасе метался по крыльцу перед подступающей все ближе к носкам его ботинок водой. Шум потока стих, весь запас из резервуара вытек по трубам на территорию завода, и Гурову можно было двигаться дальше. В темноте его больше не видно, да и у охранников хватает сейчас других проблем. Он ухватился руками и ногами за жесткий круглый трубопровод и заскользил по своему спасительному пути. Внизу суетились рабочие, наводя на воде деревянные мостки до крыльца здания, где находились электрические щитки, а он медленными выверенными движениями полз по трубе. Наконец долгий путь закончился. Гуров оказался на крыше низкого склада, разбежался по ней и одним прыжком перемахнул на будку охранника. Ослабевшие после долгого продвижения по трубе ноги подвели Льва Ивановича, и он, не удержавшись на будке, перекувыркнулся через бортик крыши и упал прямо на асфальтовый пятачок, служивший парковкой большегрузам. Здесь пыхтели несколько машин, водители которых не знали, что же им делать дальше. Завод остановил свою работу, а они так и остались без груза. Оперативник снова нырнул под одну из машин и затих, приходя в себя после удара об асфальт. Болели ободранные пальцы, все тело ныло от ударов охранников, но приходилось терпеливо ждать, когда суматоха уляжется и все снова исчезнут за воротами завода по розливу живой воды. Пробежали несколько техников, включили насосы, которые начали откачивать воду. Короткой перебежкой Гуров добрался до ограды, прислушался – крики затихли, заводской люд подобно терпеливым муравьям принялся восстанавливать после разрушений производство.

Пора уходить подальше от завода в поисках спасения, как можно быстрее и как можно дальше. Хотя от холода и усталости тело слушалось Гурова все хуже, Лев Иванович бросился бежать по дороге в сторону выезда из поселка. Сейчас скрываться проще, после замыкания выключились все фонари, и поселок погрузился в темноту, только иной раз вспыхивали фары машин да сквозь черную вуаль облаков пробивался слабый свет луны. Даже если кто и встретит его на дороге, то сообщит Марго долгожданную новость – упрямый московский опер наконец сдался и сбежал из Туманного в свою столицу. Хотя если охранники его рассмотрели, то вполне в характере Марго устроить на него охоту, чтобы наказать за аварию на заводе.

Через несколько минут, когда адреналин от схватки схлынул, Гуров почувствовал усталость. С каждым шагом усиливалось отчаяние – пешком дойти до райцентра будет тяжело, чтобы преодолеть десятки километров, не хватит и ночи. Уже через час надсадно загудели ноги, от промокшей после лежания в снегу у дороги одежды было зябко. Каждый шаг давался все с большим трудом, его начала бить дрожь. Поначалу Лев Иванович пытался остановить один из большегрузов, чтобы проехать до райцентра хотя бы часть пути. Он вскидывал руку, стараясь не останавливаться, чтобы не дать телу сломаться от холода, но машины проносились мимо, не замечая в темноте голосующего человека, и вскоре Гуров бросил эту затею. Через пару километров Лев Иванович прошел поворот на автомагистраль, и теперь ему не встречались даже грузовики. Лишь чернота леса вокруг, еле видимая в темноте полоска дороги да свист ветра в ушах. Замерзшему мужчине хотелось лечь прямо на асфальт и отдохнуть, дать себе хотя бы пару минут передышки, но он понимал, что этого делать нельзя. Пара минут превратится в полчаса и больше, он встать не сможет и замерзнет на дороге между Туманным и районным центром, так и не освободив Дымова. На оперативника накатывали отчаяние и злость, что все получилось, как и хотели жители поселка. Он бредет, униженный и одинокий, прочь из поселка, будто старый пес, которого выгнали со двора за ненадобностью. «Соберись, нельзя ныть, – подбадривал он сам себя. – От тебя зависит расследование преступления. Лена, врач, Дымов ждут, что ты найдешь преступника. У тебя все получится, и ты сможешь все преодолеть, даже эту бесконечную жуткую дорогу».

Ему казалось, будто он идет несколько дней по щербатому асфальту, ноги не слушались, заплетались и качались от каждой ямки. Когда он понял, что еле бредет, то через силу и боль в ногах прибавил шаг, при этом начал растирать себе лицо и уши, чтобы кровь прилила к голове и мозг очнулся от дремоты. Когда перед рассветом небо чуть посветлело, по шоссе запрыгал свет фар. Гуров, размахивая руками, бросился чуть ли не под колеса автомобиля. Машина вильнула в сторону, пролетела на скорости вперед, закидав его из-под колес комьями слипшегося снега. Гуров подумал, что автомобиль не остановится, и не сдержал крика отчаяния. Однако скромная отечественная машина вдруг затормозила и дала задний ход. Лев бросился к ней. Спасение! Окно со стороны водителя открылось, и показалось знакомое лицо – матушка Лидия!

– Садитесь быстрее! – прошептала она, оглядываясь на дремлющих на заднем сиденье мужа и сына, и торопливо сама распахнула дверь с пассажирской стороны, когда Гуров не смог даже согнуть пальцы, чтобы уцепиться за выступ ручки.

После того как он тяжело рухнул в кресло, Лидия нажала на газ, и машина рванула вперед по темной дороге, поднимая снежную пыль. Лев Иванович никак не мог согреться, тело одеревенело от холода, но хотя бы он мог забыть про страх, что замерзнет насмерть на пустынном шоссе. Даже в таком состоянии он заметил, что женщина нервничает. Она почти не отпускала педаль газа, все сильнее разгоняя машину. На асфальте опасно сияла корка льда, а колеса то и дело предательски водило юзом, но Лидия скорость не сбрасывала, лишь сильнее закусывала губу и крепче сжимала руль. Гуров бросил взгляд в зеркало заднего вида – на заднем сиденье, обнявшись, мирно сопели подросток и седой священник, а все пространство салона вокруг было завалено сумками, верхней одеждой. Багаж явно собирали в спешке, просто складывая в кучу все, что попадалось под руку. Чайник был укутан в женскую дубленку, заднее стекло закрывало сложенное конвертом одеяло, из пакета свисали детские кроссовки. Взгляд Гурова в зеркале перехватила женщина, скривилась будто от зубной боли и вдруг выпалила, сдерживая рвущийся крик:

– Даже не знаю, благодарить вас или проклинать!

Но Лев Иванович так замерз, что у него даже не было сил в ответ просто кивнуть. Тело только начало согреваться, наполняясь неприятным покалыванием в ступнях и пальцах рук. Он отвернулся и принялся разминать ладони, чтобы быстрее ощутить тепло от разгоняющейся по венам крови. А Лидию явно изнутри давила досада, и она не могла молчать:

– Все? Наигрались в героя, и теперь Маргарита вышвырнула вас из Туманного?

Он наконец кивнул в ответ. Пускай думает, что их покровительница одержала победу, незачем попадье знать, что в город он едет за подмогой, чтобы потом вернуться и разгромить это паучье гнездо, а не бежит прочь, избитый и поверженный. Видимо, смиренный вид опера, перемазанная кровью и грязью одежда, следы побоев на лице вызвали у Лидии жалость, она поспешным движением откинула крышку бардачка.

– Вот влажные салфетки, берите. У вас раны на лице, надо хотя бы грязь стереть.

«Хорошо, не предложила святую воду», – мелькнула в голове у оперативника мысль. С каждой секундой Гуров все больше приходил в себя. Все еще неловкими движениями он оттер полосы грязи с лица: кожу щипало от прикосновений, нос распух после удара и болел. Наконец он смог заговорить:

– Тоже в райцентр собрались?

От вопроса по суровому лицу женщины пробежала тень. Она вдруг настороженно вгляделась в боковое зеркало и снова поддала газу. Еще один напряженный взгляд в зеркало, где отражался салон с наспех сложенным багажом и спящими пассажирами.

– Подальше от Туманного, чем дальше, тем лучше. – Губы у женщины сжимались все сильнее.

Сейчас, когда платок не скрывал почти половину лица, Лев Иванович мог хорошенько ее рассмотреть. Волевые резкие черты лица, упрямо задранный подбородок, суровые губы, которые от постоянного прикусывания стали ярко-красными. В глазах смешались страх и вызов одновременно. Что-то явно случилось в доме священника, и они теперь бегут из поселка, поспешно, ночью, чтобы не попасться на глаза прихожанам. Лидия горько усмехнулась:

– Вы в Туманном навели шороху, будто кот в крысиной норе. Зашевелились все, испугались.

– И вы тоже испугались? Чего же? Я ведь занимаюсь расследованием взрыва и не лезу в поселковые дела. Занимался… – осекся он, вспомнив о событиях последних суток.