Текст книги "Катафалк дальнего следования"

Женщина подавилась истеричным смешком:

– Что, из вас тоже Паучиха эта все соки высосала? Сожрала и не подавилась. Она со всеми так. И с нами тоже. Поэтому и бежим из поселка подальше и побыстрее, пока никто не видит.

– Я думал, она ваша… защитница, партнер по бизнесу. – Лев Иванович следил за каждым движением женщины, пытаясь уловить ее настрой. Он решил мягко надавить на нее, видя, что Лидия еле сдерживает бурю эмоций.

И та вдруг сдалась – из горла вырвался сдавленный крик, руки на руле обмякли, так что Гуров едва успел перехватить управление и выровнять машину.

– Тормоз, жмите тормоз!

Водитель успела погасить скорость, и автомобиль резко замер, чуть не нырнув с дороги в сугроб. Гуров дернул рычаг ручника, косясь на дрожащую Лидию.

– Я сяду за руль, хорошо? – предложил он и постарался успокоить женщину. – Передохните немного, есть у вас чай или кофе в термосе? Дорога же просто идет по прямой до самого города? Сколько еще осталось ехать?

Женщина испуганно смотрела назад, где от рывков машины заворочались ее сын и муж. Чтобы не разбудить их криком, женщина в ужасе зажала себе рот сухими тонкими пальцами и теперь беззвучно тряслась в спазмах от сдерживаемых рыданий. Лев Иванович открыл дверь со своей стороны, обошел машину и аккуратно помог ей выйти. Лидия с трудом шла, сжимаясь от новых приступов слез, спрятанная глубоко внутри боль словно током била худенькое тело. В машине на пассажирском сиденье она спрятала в ладони лицо, и между пальцами побежали слезы. Они капали, расползались крупными пятнами на скромной черной юбке. Наконец Лидия подняла голову и глубоко прерывисто вздохнула. Истерика у нее закончилась. Женщина деловито утерлась полотенцем из бардачка, высморкалась и затихла, остановив взгляд на красной полоске рассвета, что уже занимался по правую сторону на горизонте за лесом.

– Новый день, новая жизнь, – прошептала она и вдруг резко повернулась к Гурову. – Это ведь из-за вас все произошло, поэтому я и сказала, что даже не знаю, что вам сказать. Спасибо или обругать за то, что жизнь нашу изменили.

Лев Иванович молчал, сосредоточенно глядя на серую полосу дорожной ленты. Он знал, лучше в такие моменты не возражать, не спорить, а выслушать собеседника. Он лишь тихо и мягко произнес:

– Я не хотел причинить вам зла.

– Да, может, и не зло вы причинили, а добро нам принесли. Мы в таком тумане жили в этом Туманном, столько лет жизни сгубили… – Лидия с силой снова принялась кусать губы, так что выступили уже кровавые отметки. – И ведь я в этом виновата, сама начала все. Тиша ни при чем, это я его уговаривала, заставляла, грозила, что уйду и сына заберу, если не сделает, как я прошу.

Женщина вздохнула, указала на черные точки домов вдалеке:

– Еще полчаса до райцентра, расскажу хоть вам, как мы в Туманном жили, облегчу душу. Давно этого не делала, даже перед Богом в молитве лгала. Вы человек хороший, я это вижу, глаза у вас как озеро в лесу – глубокие и чистые.

Под плавное покачивание машины, под свист ледяного ветра она принялась рассказывать Гурову историю своей жизни в поселке Туманном.

– Муж был так рад, когда его в этот приход назначили. Он ведь в армии отслужил десять лет, так что я офицерская жена. А потом вот религией увлекся и решил, что война не для него, что словом и любовью людей надо к свету божьему вести. Семинарию окончил, постриг принял, мы с ним в церкви обвенчались. Да я была не против, не давал нам Бог детей все эти годы, что Тиша в армии служил. А как только священником стал, я Минечкой нашим забеременела. Поэтому Тиша так и радовался, что поселок маленький, ребенка растить удобно. Рядом лес, река, воздух чистый, даже источник свой в поселке есть с чистой ключевой водой. Я так счастлива была после рождения Мишеньки, что все сносила без ропота. Дом старый, печка дымит, за водой к колодцу надо пять километров идти, а я как лошадь все тащу. Думала, мне это испытание за ребенка, чтобы Мишенька здоровым рос. Приход-то бедный, пожертвований почти нет, из прихожан одни древние старухи. А в церкви, как в армии, – своя система. Чем больше приход, тем больше денег у его служителя. Только когда Миша пошел в первый класс, у меня с глаз будто пелена спала, денег нет даже на обувь и костюм ребенку. Он у нас в осенних ботинках с сентября по май в школу отбегал, хорошо, что маленький и не понимал тогда таких вещей, не требовал ничего. А потом уже начал вопросы задавать, насмотрелся в районном центре в школе на одноклассников. Он так просился в интернате жить, чтобы не кататься на холодной электричке каждый день в город и обратно. А мне стыдно ему было сказать, что у нас денег нет оплатить проживание в интернате, одежду ему нормальную купить, чтобы перед другими мальчишками стыдно не было. Ох, я тогда Тишу пилила, чтобы просил перевод в город или село побогаче. Он хороший, для семьи старался. Писал прошения, а ему отказывали. Не смог за столько лет собрать паству, прихожан настроить, к церкви приучить, значит, плохой священник. Только ведь Тиша мой добрый, ответственный, каждого выслушает, пожалеет, днем и ночью к нему народ шел за ласковым словом. Я его за это ругала, пилила, учила, чтобы в благодарность от прихожан хоть не деньгами брал, так продуктами. Часами слушал, поучал, утешал, а мы с Мишкой кусок хлеба в день на двоих делим. Как тут в Бога верить? Только зря я злилась, Господь мне еще более страшное испытание послал за злобу мою, за непокорность.

Тиша стал видеть все хуже и хуже, на глазах пленка мутная и опухали веки постоянно. Он к врачу местному сходил, тот сказал опухоль и на глазах, и, скорее всего, в голове, срочно надо лечиться в городе, а еще лучше в столице или за границей. Откуда у нас деньги на такое лечение? У Тиши через пару месяцев уже боли головные начались, сосуды стали лопаться в глазах и мазня кровавая стала течь. Бабки как увидели в первый раз во время службы, так бегом по домам – по всему поселку разнесли, что у священника из глаз кровь идет. Тиша из-за этих слухов переживал, плакал. И Мишенька туда же. Испугался мой сыночек, что его в школе дразнить из-за отца начнут. Я тогда решила, выйду на утренней службе, расскажу, как на духу, что помирает Тиша, может, хоть денег на лечение накидают прихожане. Стыдно, ох как стыдно руку протягивать за подаянием, а только смерть на пороге стоит, тут на все пойдешь.

На утренней службе весь Туманный был в тот день, народу не протолкнуться. В чашу для пожертвований накидали столько, сколько мы за год не собирали. Из райцентра люди приехали. А после службы началось столпотворение, все к Тише бросились, на колени падали, умоляли кровью из глаз благословить и помазать. Шептались, что это чудо Божье, что Бог Тише дал дар лечить и благословлять.

Тихон тогда разозлился, ушел в баню и ото всех закрылся. Плакал отчаянно, что у него горе, слепнет от опухоли, а люди на его страданиях в рай хотят попасть, грехи свои смыть. Они все ко мне, матушка Лидия, – уговори отца Тихона благословить кровью, что у него, как у Христа, на кресте капает. Тогда райцентр и все деревушки рядом с ним загудели о чуде в Туманном. О том, что Тиша, как Иисус Христос, страдает за грешников на земле. Я всю ночь читала про такие явления, что иконы мироточат, у людей следы кровавые от гвоздей на ладонях и ногах выступают – стигматы. И утром Тише сказала, чтобы он кровью начал благословлять, но не всех подряд, а за отдельную плату. Он кричал, ругался на меня, говорил, что на грех его толкаю. Но я тогда Мишкину куртку достала, сунула ему в руки. Тиша уже к тому моменту плохо видел. Как я его стыдила, такие вещи говорила, что Тихон расплакался. Бог ведь не позаботился о нас, сын священника ходит в старой дырявой куртке, где подкладка уже на куски разошлась. Если бог о нас не печется, то Тиша должен, как отец и как муж, о нас позаботиться. И он согласился… И начал помазание святой водой с кровью из своих глаз проводить. Поселковые и городские сами россказней сразу напридумывали, что вода после Тишиных кровавых слез живой становится, от болезней лечит даже самых страшных. Ему и стали таскать чуть ли не цистернами эту воду, каждый день с утра до вечера Тиша освящал ее. А потом Семенова заявилась, неделю на службы ходила, все вынюхивала и однажды к нам пришла с предложением. Она из источника воду будет разливать по бутылкам на продажу, а Тиша должен ее освящать, но только чтобы вода была красноватая. Не хотела я с ней связываться, в поселке всегда недобрые слухи про Маргариту ходили. Уж очень жадная она и властная. Всех, кто с ней связан, в железном кулаке держит. Ее и называют в Туманном – Паучиха, потому что в ее сеть попадешь и живым уже не выберешься.

Только сумма ею была такая озвучена, что я не удержалась от греха, не смогла. Это ведь можно Мишке и квартиру в городе купить, отправить его на учебу подальше, как школу окончит, чтобы не видел он больше нищеты этой. Да и Тишу я надеялась вылечить, на операцию отправить. Уговорила я мужа, сама в соседнюю область за пищевым красным красителем съездила, и сама первую партию в бане развела в корыте для купания. С тех пор раз в неделю приезжают от Семеновой люди из ее охраны, переливают воду в канистру и на завод увозят. Завод она за год построила, сами видели, теперь святая вода не только по району, по всей России продается. Тиша со временем смирился, спорить со мной перестал, по поводу того, что грех мы творим, людей обманываем. Фотографируется для журналов, для газет, сам краску в бане разводит. Только разговаривать с людьми почти перестал. Ни журналисты, ни прихожане его разговорить не могут. Да что там. Даже со мной молчит. Смерти он ждет и знает, что на том свете Бог его за обман накажет. Только ведь он для нас с Мишей старался, чтобы у нас были дом, еда и чтобы после его смерти было нам жить на что.

Поэтому, когда вы появились, так Маргарита всполошилась, да и мы перепугались, что узнаете то, что знать не положено. Миша-то уже взрослый, разговоры наши подслушал, вот и убежал из дома, чтобы за вами проследить. Я даже не знала о его замысле, он только сегодня вечером признался. Еще сказал, что боится за нас с отцом, понимает, что если не тюрьма нас ждет, так семеновские головорезы достанут. И от страха с топором на вас кинулся, думал, арестовывать пришли. Не хочет он, чтобы нас в тюрьму отправили, какие бы мы ни были обманщики, а для него родители.

Но сколько от Бога ни прячься, он все видит, все грехи наши. Бог ведь он не добрый, как все говорят, он справедливый – каждому по заслугам дает. Как взрослый непослушных ребятишек поучает, так он и людей наказывает за ошибки. Нас с Тихоном тоже наказал за алчность. Миша стал на головную боль жаловаться, мы с ним съездили в соседний город на обследование, а там диагноз поставили такой же, как у отца, – опухоль.

Вы когда в церковь пришли, у меня внутри что-то екнуло. Хватит, Лида, ложь множить, решила я. Хватит себя, Бога, людей обманывать. Куда тебя завела дорожка эта, у сына с мужем болезнь смертельная, Миша с топором на людей кидается. Ведь не для этого я Тихона уговорила кровавыми слезами воду благословлять. Хотела лишь денег на жизнь побольше заработать, сыночка одеть, мужа вылечить.

Когда после вас приехала Маргарита, я ей в ноги упала, попросила помощи. Чтобы отпустила нас на операцию, пока не поздно спасти Тишу и Мишеньку. Тут ее паучья натура и проявилась. Она сказала мне, что не отпустит нас, что Тихон до самой смерти будет в Туманном ее воду со своими кровавыми слезами продавать. А потом вместо него Миша… Поэтому я все, что смогла, покидала в машину, дождалась, когда Тихон вечернюю службу проведет, и мы сбежали.

Теперь бояться уже поздно, в рай не попаду точно, столько грехов уже накопила. Так хотя бы мужа и сыночка спасу от слепоты и от паучихи этой. Не хочу я больше лгать и торговать чудом, которого нет. Деньги жизнь нашу лучше не сделали, а только еще хуже нам стало. Это я поняла, когда вы пришли к нам. Обычный человек, ничего плохого не сделал, пришел поговорить, а мы с топорами, с криками, с ненавистью бросаемся на него, потому что боимся, что узнаете, догадаетесь, что нет в нашей жизни святости и чуда, а имеется только ложь и алчность. А когда вас на дороге увидела, то поняла, что это знак свыше. Мне Господь дает возможность начать новую жизнь, исправиться, по-настоящему помочь людям, а не обманывать их. Поэтому и подобрала вас.

Впереди уже показались указатели с названием районного центра, Гуров вопросительно посмотрел на собеседницу:

– Куда дальше? Где остановиться?

– Вот, можно возле заправки, я сейчас в магазин забегу, куплю перекусить моим ребятам. – Женщина обернулась и с нежностью поправила съехавшую вниз куртку у сына. Она бережно достала из сумки банковскую карточку в пластиковой обертке и накинула капюшон куртки, собираясь выйти из автомобиля.

– Дадите телефон позвонить? – попросил Лев Иванович. – Мне буквально пару минут поговорить нужно.

Лидия протянула ему мобильник.

Гуров наконец решился воспользоваться чужим телефоном для связи с начальством. Если семья священника бежит от преследования Семеновой, то у них один враг – Маргарита. Лидия не станет докладывать владелице завода о встрече с опальным опером.

Женщина исчезла за углом дома. Лев Иванович вошел в круглосуточную кафешку и, устроившись за столиком, заказал стаканчик кофе. Горячий напиток приятно согревал внутренности. Гуров набрал номер телефона Орлова. Услышав голос начальника, он чуть не подпрыгнул от радости:

– Петр Николаевич, это Гуров! Звоню с чужого телефона.

– Лева, что там у тебя происходит? Сначала рапорт пришел об исключении тебя из группы, потом ты сам пропал. Не могу до тебя дозвониться со вчерашнего вечера, телефон отключен.

– Со мной все в порядке. Но срочно требуется помощь. Мне нужно разрешение на обыск завода по розливу воды в Туманном и группа захвата. Там держат заложника и главного свидетеля по делу о взрыве в поезде. Долго рассказывать, что произошло, просто местная чиновница возомнила себя царицей. Одному провернуть такую операцию не дадут, у нее районная полиция и прокуратура куплены. Я сейчас в районном центре, в кафе «Минутка». Буду здесь ждать группу быстрого реагирования, мне нужны бойцы независимые, не из местных. Как откроется ближайшая точка по продаже телефонов, сразу куплю мобильник и сим-карту, чтобы вам обо всем подробно рассказать. В местный отдел полиции лучше не соваться, обращение ничего не даст.

– Понял тебя, Лев Иванович, дай мне времени до десяти утра, и будет тебе группа захвата и ордер на обыск, – пообещал генерал.

– Жду, – коротко ответил Гуров и разъединил связь.

В кафе уже спешила Лидия, путавшаяся в длинной юбке. Снова бледная и суровая, с поджатыми губами. Она неожиданно бросилась к оперативнику и ухватила его за рукав куртки.

– Поможете мне? Я хочу завтрак заказать для своих. И вы тоже с нами посидите. Прошу, побудьте с нами, мне с вами спокойнее, – вдруг тихо попросила она.

Гуров пожал плечами, ему предстояло несколько часов ждать, можно и продолжить общение. Он помог отцу Тихону выйти из машины и дойти до столика в кафе. Пока матушка Лидия с Мишей выбирали из меню еду для завтрака, Гуров наблюдал за священником. Тихон осторожно промокал бумажным полотенцем кровавые капли, что сочились из глаз. Зрелище было пугающим: засохшие дорожки из сукровицы, поверх которых катились алые струйки крови. «С такими приметами им не спрятаться, через полчаса сюда весь городишко сбежится за благословлением». Вслух он свою мысль озвучивать не стал, лишь предложил мужчине:

– Может быть, вас отвести в туалет? Там можно умыться.

Тихон молча кивнул и протянул руку. В мужской уборной священник с фырканьем отмыл засохшую сукровицу, вытерся насухо куском туалетной бумаги, которую протянул ему Лев Иванович. Несколько секунд он был обычным человеком, без своей пугающей особенности внешности. И тут же снова в уголках глаз начала набухать красная влага. Тихон почуял ее и куском бумаги промокнул выступившую алую каплю.

– Ох, когда уже кончится это все, – еле слышно пробормотал он, мягко взялся за рукав куртки своего спутника. – Жду и жду, когда смерть моя придет. Нет больше сил для жизни, не хочу так жить, когда смерть избавлением видится. Устал я в страхе жить.

– Так, может быть, вам очистить совесть и рассказать всем о мошенничестве с водой? – предложил священнику оперативник. – Ведь основная вина ляжет на Маргариту, вас осудят как соучастника. Инвалидность, признательные показания, помощь следствию – все это будет играть роль для суда, и я уверен, что вам дадут лишь условный срок. Вы сможете сделать операцию и выжить.

Но священник отмахнулся от слов Гурова:

– Я не смог нормально жизнь прожить, так хоть пускай у Миши все будет хорошо. Не буду я ему будущее портить, я помру, он с деньгами останется. Уедет в другой город, подальше отсюда, и начнет новую жизнь. – Пожилой мужчина протянул руку в поисках выхода из туалетной комнаты и сказал: – Не тревожь ты нас, человек хороший. Справедливости ты хочешь для всех, а я спокойной жизни для сына хочу, спокойной смерти для себя.

Гуров отвел слепца к столу, присел рядом, наблюдая, как заботливо подросток помогает отцу с едой. Миша то подавал отцу салфетку, то направлял руку Тихона, чтобы тот мог подцепить кусочек блинчика с тарелки. Самому оперативнику от волнения и долгого ожидания подмоги кусок не лез в горло. Лидия, сидевшая рядом, тоже не прикасалась к завтраку, только смотрела на своих мужчин. Гуров решил, что не стоит начинать разговор в присутствии подростка. Миша снова выйдет из себя из-за желания защитить родителей от законного наказания.

– Поговорить хотите? – Лидия перехватила внимательный взгляд оперативника.

Лев Иванович в ответ кивнул, и женщина указала одними глазами на машину, что стояла припаркованной почти у входа в кафе.

– Сынок, присмотри за папой, мы ненадолго отлучимся.

В машине женщина вскинула голову и спросила:

– Вы, наверное, хотите уговорить нас дать показания? Чтобы я и муж стали свидетелями против Семеновой?

– Да, вы правильно догадались. – Гуров с удивлением смотрел на женщину, которая тогда в доме священника показалась ему такой блеклой и незаметной.

Сейчас ее лицо с тонкими чертами было одухотворенным, волевым. Жена священника, собранная, с натянутыми будто струны нервами, вдруг расплылась в язвительной улыбке:

– Ох, как бы я хотела взглянуть на лицо Маргариты, когда ее будут судить. Но есть одна проблема – деньги. Мы же не будем просто свидетелями, мы будем соучастниками, а значит, нас лишат имущества, Тишу после такой истории лишат сана. Мы лишимся всего, что имеем.

– А вы разбираетесь в законе, – похвалил Гуров, подыскивая еще аргументы, чтобы уговорить женщину свидетельствовать против Маргариты.

От комплимента Лидия почему-то вздрогнула, ласково тронула Льва Ивановича за плечо:

– Вы такой хороший, как мой муж. Верите в справедливость, что добрые дела вознаграждаются. Он раньше верил, пока я не испортила его веру. Я виновата, очень виновата перед мужем и сыном и должна все исправить. Простите меня, я сейчас не могу думать о других, только о своей семье.

– Мы предоставим вам защиту как свидетелям. Я лично обещаю, что позабочусь о вашей безопасности, – принялся убеждать женщину Гуров. – На время следствия мы переправим вас в Москву, найдем возможность для лечения вашего мужа и сына. Да, вы лишитесь нажитого капитала, но ведь он нажит на обмане, мошенничестве. Вы же хотите начать новую жизнь, так зачем тащить в нее старые проблемы? Вы умная женщина и сможете найти в столице работу, я уверен, что с учетом всех обстоятельств вам назначат лишь небольшой условный срок.

Лидия замотала головой в стороны в такт его словам. Она снова погладила Гурова, по щекам у женщины потекли слезы.

– Какой вы хороший, вы хотите нам помочь. Но… я уже так глубоко увязла в этой паутине… Все, что я еще могу сделать, это спасти своего ребенка. Простите меня, от чистого сердца без всякой лжи прошу, простите. Мне так стыдно.

Она опять разрыдалась, спрятав лицо в ладонях, повторяя раз за разом просьбу о прощении. Лев Иванович замолчал, смущенный слезами женщины. Он растерянно закрутил головой по сторонам в поисках салфеток или воды, не зная, как успокоить женщину. Но Лидия уже сама собралась, вытерла ладонями лицо, сделала пару глубоких вдохов и попросила Льва Ивановича:

– Поможете мне?

– Да, конечно, – охотно согласился Гуров. – Что нужно сделать?

– Помогите сходить за водой, пять литров хочу купить в дорогу. Сын с Тихоном подождут в машине. Мне одной тяжело будет нести, магазин далеко.

– Давайте на машине доедем до магазина, – предложил Лев Иванович.

– Нет, нет, я не хочу в центре появляться на машине. Если встретится кто-то из поселковых, то могут узнать автомобиль и доложить Маргарите, что мы в городе.

– Думаете, она постарается вернуть вас обратно?

– Конечно! – От ненависти острые черты лица Лидии скривились. – Она же обещала, что никогда не выпустит нас из Туманного. Без Тиши ее чудодейственный бизнес пойдет прахом. Уж не знаю, для чего ей столько денег. Особенно после смерти дочери… Других наследников, родных по крови, не осталось. Но Маргарита до власти и до денег жадная, ни перед чем не остановится.

– Ладно. – Гуров видел, что жена священника в смятении и сейчас не готова переходить на сторону закона. – Я только прошу – оставьте мне для связи номер вашего телефона или скажите, где остановитесь. Я обещаю, что уже через несколько дней Семенова потеряет свою власть и вы сможете без страха стать свидетелем против нее.

– Я и сама не знаю, куда мы едем. Хоть куда, лишь бы подальше от Туманного. А по поводу Маргариты… бог вам в помощь.

Женщина неопределенно махнула рукой и заторопилась из машины. Лев Иванович поспешил следом. Они прошли две улицы, минуя еще закрытые магазинчики. Город только начал просыпаться, по пути им встретилась лишь парочка насупленных прохожих, что спешили на остановку автобусов.

– И правда, далековато ваш магазин. Может, на машине все-таки, ведь людей почти нет. В поселке наверняка даже не хватились вас. – Лев Иванович в недоумении вышагивал за семенящей женщиной, неужели нет круглосуточного магазина поближе?

Но Лидия шла упрямо и целенаправленно все дальше и дальше.

– Здесь недалеко, почти пришли. – Она встала перед темной аркой между домами и указала пальцем в проход: – Вон там, сходите за водой. Я отдышусь, устала после ночи, сидя за рулем.

– Вы уверены, во дворе есть магазин?

– Да, да, туда, во двор шагайте. – Женщина порывисто сжала руку Гурова. – Спасибо вам за все, спасибо. Я обещаю, я… буду молиться за вас, пускай и это обычная молитва без чудес, молитва грешницы, ужасной грешницы… Но простите меня.

Опер с удивлением кивнул и уточнил:

– Вам взять пять литров?

Лидия молча кивнула, на ее бледном лице выступил пот. Женщина тяжело дышала, прислонившись к стене здания, так что Гуров даже заколебался, оставлять ли ее одну. Жене священника явно стало плохо. Но он списал ее состояние на тяжелую дорогу и переживания и поспешил внутрь двора в магазин за водой.