Текст книги "Игра в наперстки"

Убийца точно крутится рядом с ними. И это не серийный убийца, что бы там ни писала пресса. Нет. У него была очень четкая задача. Убить конкретно шесть человек. И он больше убивать не будет, именно поэтому он так легко дал поймать химика, не подчистив следы. А Гуров был уверен, что убийца мог легко сделать так, чтобы профессора они бы не нашли. А значит, больше он убивать не планирует.

Теперь другое: кто влез к ним в квартиры и в машину Рассолкина и оставил надписи-послание? Убийца, скорее всего, хотел либо отвлечь их от чего-то, либо, наоборот, привлечь к чему-то.

Гуров постучал по губам телефоном и позвонил Рассолкину.

– Прошу прощения за поздний звонок. Вы же составили профиль нашего убийцы?

– Более или менее, он пока еще не перестает меня удивлять. А я в них все-таки неплохо разбираюсь. Но он точно не психопат и не серийный убийца. У него четкий план, он быстро ориентируется, знает, что делать и как перестраиваться.

– В моей практике уже бывали психопаты, которые сами хотели, чтобы их поймали, и поэтому оставляли везде подсказки, – сказал Гуров.

Он услышал, как Рассолкин вздохнул в телефонную трубку.

– Нет, я же уже сказал, что он не психопат. Но я думаю, что, да, он хочет, чтобы его поймали. Оставленные им послания привели нас в санаторий. Значит, нужно либо ждать следующей подсказки, либо как следует просмотреть те, что у нас уже есть, возможно, что он еще расставил какие-то намеки.

Лев кивнул, забыв, что говорит с Рассолкиным по телефону, потом попрощался и поехал домой. На время следствия Наталью и Марию они все-таки отправили на дачу к Крячко. Да, туда уже залезали, но рядом на участок заехали соседи, с которыми Крячко дружили. Кроме того, после короткого разноса, устроенного полковником, фирма, которая предоставляла охранные услуги товариществу, усилила охрану. Так что так напарникам было гораздо спокойнее.

Гуров поехал домой.

Следующий день решил посвятить жертвам. Возможно, придется скататься по их месту жительства, чтобы переговорить с семьями и побывать у них дома. Но других вариантов у Главка не было. Все понимали, что времени у них не так много. Убийца может или очень хорошо закопаться, или еще раз убить.

Первой Гуров решил проверить скульптора, которую они прозвали Черной вдовой.

Глава четвертая

– Итак, Черная вдова. Анна Серегина. Скульптор. Коренная москвичка.

Гуров усмехнулся и передал другу фото женщины. Моложавая, ухоженная. Было видно, что она следит за собой. Женщина на фото никак не вязалась с дамой, которая, выпив, будет вешаться на первого встречного.

– Сколько у нее было мужей?

– Трое. Все они погибли. Но доказательств того, что она причастна к смерти хоть одного из них, нет. Все смерти более или менее от естественных причин.

Пока Гуров рассказывал, Рассолкин, который сегодня чувствовал себя лучше, тоже приехал. Он рассмотрел фотографии, потом пролистал личное дело и задумчиво посмотрел в окно.

– Что скажете?

– Она выглядит совсем не такой, как была на конвенте, видимо, из-за злоупотребления спиртным. Я посмотрел ее работы: женщина, несомненно, талантливая, но волнами. Самые удивительные, талантливые скульптуры получались у нее только во время очередного замужества. Но, видимо, деньги ей нравились больше. Недоказуемо. Но мне кажется, что она приложила руку к скорой смерти своих благоверных. Не знаю как. От чего они погибли?

– Первый муж, бизнесмен, был убит во время разборок. При этом пуля предназначалась не ему. Вроде бы как хотели убить кого-то из криминальных авторитетов, который был на том же приеме, что и он. Второй муж погиб в горах. Он был заядлым альпинистом, а погиб на очень хорошо протоптанной туристической тропе во время восхождения на Эверест. Я слышал, что там в прямом смысле этого слова ходят толпы туристов по одной и той же дорожке. И, вот незадача, ему стало плохо у самой вершины. Не дошел буквально сто метров. Спасти не успели.

– А третий?

– Покончил с собой. У него была очень сильная депрессия. Тоже интересный персонаж. Рантье, внушительный счет в банке, который достался ему от родителей. Сдавал квартиры, не работал, писал песни. И оказалось, что он талантливый композитор. И его песни очень хорошо продавались. С утра я немного почитал, и, представляете, почти вся наша эстрада поет его песни.

– Если он такой талантливый, то с чего он решил покончить с собой? – поинтересовался Крячко, рассматривая галерею лиц, лежащих на столе. Эти фотографии техники распечатали из личных дел, со страниц социальных сетей, из газет и журналов. Фотографии были разные, объединяло только то, что люди на снимках, особенно из социальных сетей, выглядели слишком счастливыми. Будто напоказ.

Рассолкин внимательно посмотрел на фотографии третьего мужа.

– А вот это как раз очень распространенное явление. Он был действительно талантлив и богат, но не мог петь. Голоса не было. Люди творческих профессий очень разные, но есть один интересный момент, который их роднит. Таким людям нужно постоянно работать. Их день должен быть расписан так, чтобы не было ни минуты скуки. Читать книги, смотреть именно умные, а не пустые фильмы. Мозг должен работать на максимальных оборотах. А Анна, скорее всего, тянула его вниз. Посмотрите на их совместные фотографии. В отпуске, на островах… Сомневаюсь, что он брал с собой туда книги.

– Хотите сказать, что он покончил с собой от скуки? – рассмеялся Лев.

– Нет-нет. Это другое. В случае с такими тонкими натурами… Ну, представьте себе, что мозг – это мышца. И нужна постоянная работа, чтобы ее качать. Иначе мышцы начинают есть себя изнутри. Тем более что ему не нужно было ходить на работу, он мог позволить себе ездить куда хочет. Делать что хочет. – Рассолкин улыбнулся. – Когда я писал первую книгу, ко мне приходило много таких людей, как он. Рецепт всегда был один – работа. Работа мозга, результат которой он будет видеть, и работа тела. Одной барышне, которая была удивительным антикризисным менеджером, я тогда порекомендовал поработать на конюшне рабочим. Она отбивала денники, выводила лошадей, подметала проходы… Знаете, что такое отбить денник?

– Вычистить его?

– Да. Вывозить тачки с навозом и опилками или соломой, а потом вымести все и засыпать свежими опилками. Эта работа хорошо развивает мышцы, а самое главное – это результат. Человек видит, что он убирает навоз, а потом приводит лошадь в чистый денник, где ей хорошо. У этой женщины было то же самое, что у третьего мужа Анны: если она не работала над очередным проектом, то начинала сходить с ума от скуки. А Анна, опять же, я могу только предполагать, свечку, как это принято говорить, не держал, скорее всего, наоборот, тянула его вниз. Отдохнуть, расслабиться. И вот однажды он понял, что сходит с ума. Но не понимал, что главный его враг – скука. Знаете, почему скука их убивает?

– Почему?

– От скуки они начинают много думать. И винить себя во всех проблемах окружающих людей и самого себя. В его семье рано все ушли, значит, скорее всего, где-то внутри его еще сидела заноза о том, что он где-то что-то сделал не так. Не сказал, не помог вовремя. Если рядом умный и, главное, любящий человек, он заметит признаки депрессии и постарается помочь. Анне, скорее всего, было все равно. Он шагнул в окно в тот момент, когда она вышла на пробежку.

– Ушла побегать, а вернулась – мужа уже нет, – Гуров еще раз посмотрел на фотографию Анны. – У нее осталась сестра. Она же и наследует все имущество. Две квартиры, дом и мастерскую. А мастерская у нее на Крымском Валу. Поеду поговорю с ней. В обед она будет как раз в мастерской.

– Тоже скульптор?

– Нет, будет отсматривать работы для выставки, посвященной ее сестре. Директор Третьяковской галереи дает ей зал и часть уличного дворика музея.

– Шустро они.

– Не то слово.

Рассолкин покачал головой и показал на трость:

– Сегодня я, к сожалению, не слишком мобилен, но я попросил моих коллег собрать все, что только можно было собрать. Когда вернетесь, предоставлю полные досье.

Гуров и Крячко переглянулись.

– С вами будет Дарья, у нее черный пояс по интернет-поиску, – ответил Станислав, правильно поймав взгляд Гурова.

Они не имели права оставить консультанта одного в своем кабинете, даже несмотря на то, что он уже неоднократно работал со спецслужбами, поэтому его проводили до лаборатории. Но, как оказалось, Рассолкину нравилось работать в лаборатории.

– Интересно. Ведь Главк ему не платит, он не сможет использовать это дело ни в одной из своих книг, но буквально живет в Главке в эти дни, – заметил Крячко. – Тебе не кажется, что это дело для него слишком личное?

– Не кажется, я это точно знаю, его же тоже пытались убить, – сказал Гуров.

До Крымского Вала они доехали очень быстро, но теперь нужно было пройти традиционный московский квест и найти парковку.

– Не знаю, но мне порой кажется, что он сам немного… того. С крайне подвижной психикой, – вздохнул Крячко.

Гуров кивнул.

Сестра убитой ждала их на парковке, чтобы проводить в мастерскую. И вот тут напарников ждал еще один сюрприз, которого точно не было в личном деле.

– Так вы монахиня? Или послушница? Простите, совсем не разбираюсь в видах облачения и ваших… рангах, – неожиданно даже для себя смутился Лев.

Невысокая полноватая женщина в простом сером платье, светло-сером фартуке и белой косынке с красным крестом весело рассмеялась.

– Что вы! Я сестра милосердия. Наш корпус базируется при Свято-Елисаветинской обители. Просто я приехала сразу из больницы, где была моя смена, и вот не успела переодеться. Мы не монахини, но тоже служим Богу и людям. Пойдемте, провожу вас в мастерскую, можете спокойно задавать мне любые вопросы, но боюсь, что мало смогу рассказать вам о сестре. Большую часть времени я провожу в обители, дел там много, сами понимаете. – Она развела руками и поспешила вперед, показывая напарникам дорогу.

Удивительное дело. На самом деле и Гуров, и Крячко впервые видели сестру милосердия. Раньше им как-то не приходилось с ними сталкиваться. И нельзя было не отметить удивительную внутреннюю силу, которая исходила от нее и расходилась волнами, заставляя людей оборачиваться и улыбаться, когда мимо них, шурша длинным платьем, с прямой спиной и спокойным, дружелюбным взглядом шествовала сестра Ксения.

– Наша тетя, схимница, она мне много рассказывала про Бога, про служение ему. Но я слишком мирская для того, чтобы уйти в монастырь. Мне больше хотелось всегда общаться с людьми, помогать. Вот и пошла в сестры. Но вы же не обо мне приехали поговорить, а об Анне. Вот ее лучшие, как мне кажется, работы.

Она остановилась в светлом большом зале и замерла, чтобы гости могли оценить по достоинству красоты работ. Да, несмотря на странное поведение, Анна Серегина была действительно талантливым скульптором, если верить Рассолкину, в свои периоды замужества. Освещенные солнцем, мужчины и женщины, «освобожденные» из камня, казались застывшими во времени. Гуров поймал себя на мысли, что хочется коснуться кожи статуи, чтобы убедиться, что она на самом деле не упругая и не бархатная.

– Удивительно, – честно признался Крячко.

– Да, – без ложной скромности за сестру согласилась с ним Ксения. – Так чем я могу вам помочь?

– Вы замечали какие-либо странности за сестрой последнее время? Что-то необычное? Вы часто общались? И, простите за нескромный вопрос, кто наследует все после ее гибели? – Гуров всегда задавал сразу несколько вопросов и с интересом наблюдал, на какой первым ответят. Обычно самый неудобный оставляли напоследок. Чтобы было время подумать, прежде чем на него ответить. Ксения не стала брать время на раздумья и сразу ответила на вопрос о деньгах: было видно, что он не смутил ее.

– Кроме меня у Анны не осталось прямых наследников.

– Значит, деньги отойдут обители?

Ксения улыбнулась:

– У Анны не было много денег. В последнее время, сразу после смерти третьего мужа, она слишком увлеклась тем, что постоянно искала себя. Уезжала в долгие поездки, дорогие. Она не работала, а очень много тратила. Осталась недвижимость, я буду ее сдавать. А деньги положу на счет. Свой. И потрачу их, когда придет время и когда Бог подскажет, что именно для этого случая они у меня и были. У нее были странные траты и странные наклонности. Анна жила немного в своем мире. И считала, что мужчина показывает женщине, насколько он ее любит, своей готовностью отдать все свои деньги ради того, чтобы она улыбалась. Это было ее любимой фразой. «Он отдал весь свой капитал ради одной ее улыбки». Кажется, это было из какой-то книги. И теперь я считаю, что самым правильным будет, если я пущу эти деньги на помощь кому-то.

Это был, наверное, самый правильный на этот момент ответ от сестры милосердия.

Ксения тем временем продолжила, степенно расхаживая между скульптурами. Некоторые из них она гладила, кого-то просто касалась, но в этих жестах не было ни капли чувственности, которой было с излишком, пожалуй, в некоторых из скульптур. Скорее ободрение. Ксения этим жестом хотела сказать каменным детям сестры, что, к сожалению, ее уже не вернуть, но она, Ксения, их не бросит.

– Ответ на ваш второй вопрос – нет. Мы не были близки, тем более что мы родились от разных отцов. И на ваш третий вопрос: кое-что странное было. Анна в последнее время стала ходить к психологу. Посещала какого-то специалиста, с которым познакомилась во время групповых сеансов. Если честно, я думала, что у нее просто с ним роман. Раньше она никогда не вела дневников. Вообще не любила писать от руки. Но тут она стала вести очень интересные записи. Анна была не самым счастливым человеком и, видимо, боялась пойти вслед за своим третьим мужем.

Ксения подошла к рюкзаку, стоящему у стены, и достала оттуда большой блокнот.

– Признаться честно, мне стало интересно, и я заглянула.

– И как?

– Она пишет о том, что было хорошего в ее жизни каждый день. И либо моя Анна в самом деле умела радоваться мелочам, либо она была настолько несчастным человеком, что даже то, что она смогла встать и приготовить себе манную кашу с черникой, было настоящим событием. Можете забрать блокнот. Если это поможет делу, я буду рада.

Гуров кивнул, и вместе с Крячко они ушли, поблагодарив сестру Ксению.

– Ну, теперь мы знаем, что пила она не от скуки, – заметил Гуров, пролистывая блокнот. – Наряду с хорошим она писала и плохое. Смотри. Почти на каждой странице есть записи. «Он ненавидел меня и сделал это назло мне. Оставил меня одну».

– Интересно, о котором из мужей она это?

– Думаю, что о третьем. Кто у нас из самых близких?

– Петербург – писатель, Владимир – поэт. Кого выбираешь?

– Ну, мне всегда нравилось во Владимире, а тебя в Петербург давно заманивает в гости бывший главком Северного флота, – ответил Крячко.

– Бывших главкомов не бывает, – назидательным тоном сказал Гуров и добавил: – Тогда как приедем, пойду на ковер к Орлову выбивать нам местные командировки. Тебе по Золотому кольцу, а мне в Северную столицу.

А в лаборатории экспертов царила настоящая идиллия. Лаборатория Главка на самом деле состояла из нескольких помещений, и одно из них идеально подходило для того, чтобы можно было устроить мозговой штурм, разложив на большом столе бумаги.

Сейчас, облокотившись на стол, Петр Николаевич зачитывал заголовки прессы. Матильда Давтяновна грозилась всех выгнать из кабинета за ересь, а Рассолкин давал каждому из блогеров и журналистов короткий диагноз, но при этом не отрывался от бумаг.

– Представляете, какое интересное чтиво я тут раскопал про нашего поэта, – сказал он сыщикам, как только они вошли. При этом непонятно было, как консультант увидел их, ведь он сидел спиной к двери.

– Какое? – устало спросил Гуров, у которого уже начинала гудеть голова от количества людей в этом деле. Слишком много людей, слишком много участников и не так много времени.

– Два уголовных дела. Прекращены за недостатком улик, но тем не менее они есть. Василий Черкасов поменял фамилию после того, как женился. Раньше он был Василием Карбаускисом. Родился в Висагинасе в Литве. Потом переехал вместе с родителями по новому месту службы отца во Владимире. А Андрей Олежко у нас имеет идеально чистое дело. Настолько чистое, что в случае с общественным деятелем это начинает пугать. Черных Сергей, писатель, которому прочат Нобелевскую премию, оказывается, у себя на Сахалине личностью был очень известной. Сеня Сахар. Крышевал кондитерские фабрики в девяностых.

– О как, – рассмеялся Гуров, который по долгу службы часто бывал именно в девяностые на Сахалине. И несмотря на то, что бандитов там было много, такие выдающиеся личности, как Сеня, встречались редко. Настоящий, каноничный бандит. Хоть кино снимай по его биографии, хоть картины с него пиши.

– Пропал в начале двухтысячных, думали, погиб в очередной разборке. Ходили слухи, что его автомобиль выловили из реки недалеко от очередной кондитерской фабрики, которая по документам принадлежала городу, а на самом деле владел ей Сахар. Труп был опознан вдовой, которая, получив отличное наследство, сразу превратилась в новую русскую интеллигенцию и уехала жить в Ниццу. Там она стала издавать мемуары. Тема русских бандитов там была всегда очень популярна. Кстати, сейчас она еще и консультант на съемочной площадке. Если хотят добавить в кино русских хулиганов, то зовут ее.

– Ушлая вдовушка какая, – восхитился Крячко.

– Ну, на дурах они и не женились. Брали в любовницы, использовали как могли и потом бросали, – отозвался Гуров. – А женились всегда на умных, чаще всего на тех, кто был с ними еще чуть ли не со школы. Женщины были сильные, умные, держались в тени и были самым надежным и правильным тылом.

– А как же множество традиционных фото и историй с малиновыми пиджаками, цепями в палец толщиной и блондинками в мини и с пустым взглядом рядом? – поинтересовался Рассолкин, который еще с начала расследования признался, что был очень далеко от бандитской среды. Этот феномен интересовал его чисто гипотетически, как источник вдохновения для новых диагнозов.

– По отпечаткам пробили? – хмуро спросил Гуров, проигнорировав вопрос Льва.

– По фрагментам. У него сожжены кончики пальцев. Остались только фрагменты. Даша смогла их собрать буквально как мозаику и прогнать по всей базе. Зубы, кстати, он тоже себе поменял. Полностью. Есть следы пластики, притом достаточно серьезной. Изменил линию лба, нос, подбородок. Пересадил себе волосы. Даже разрез глаз подкорректирован. Пластика очень дорогая, качественная. Если бы Даша не зацепилась за руки, то и не начала бы дальше смотреть.

Гуров кивнул:

– Очень сильно хотел кому-то насолить. Когда, согласно документам, писатель Черкасов появился в Санкт-Петербурге?

– В две тысячи седьмом году. Жил на Васильевском острове, жена – банкир. Тоже крайне интересная дама. Сама за телом мужа не приедет, наняла ритуальную службу.

– А на опознание она не хочет приехать?

– Опознавала по видеосвязи, – поморщился Орлов.

– До чего техника дошла, – вздохнул Крячко. – Тогда я беру себе бывшего гражданина Литвы, а тебе достанется Сахарок. Ты же с ним вроде бы лично был знаком.

Гуров кивнул:

– Очень давно и мельком, но допрашивал даже. Так что да. Завтра едем.

– Билеты на утренний «Сапсан» и туда, и туда Вера вам уже забронировала, – отозвался Петр Николаевич. – Что вы на меня так смотрите? Я так и хотел. Льва Ивановича отправить в Петербург, а нашего Станислава во Владимир. Сам же говорил, что этот город тебе по душе, и называл его отличным местом, чтобы жить там на пенсии.

– Особенно учитывая количество тюрем там, – тихо сказала Дарья. – Там же Владимирский централ. А вы знали, кстати, что там сидел сын Сталина? И именно он изобрел тележку, на которой заключенным развозят баланду в карцер…

Взгляды, которыми ей ответили генерал и два полковника, можно было не просто почувствовать, а потрогать: настолько ощутимыми они были.

– Ну и здание историческое, – смутилась эксперт.

– Не пугайте барышню, здание в самом деле историческое и с очень интересной историей, – мягко сказал Рассолкин и тепло улыбнулся Даше.

– Что у нас еще интересного?

– Чургин. Тоже пришлось пробивать по отпечаткам пальцев. Музыкант, фамилию менял столько раз, что даже смешно уже. Родился в Казахстане. Участвовал во всех сезонах «Битвы экстрасенсов» как шаман с Дальнего Востока. Общается с духами предков, заговаривает предметы на финансовую удачу. Выступает вместе с певицей Алешей. Она поет, он играет на варгане, бубне и своем собственном горле.

– Разносторонний какой. И как он прославился по нашему направлению?

Дарья развела руками:

– Он не сильно по-нашему… В общем, он многоженец, скрывается от алиментов. Из того, что нам все удалось найти, у него семь детей от разных жен. А первая его фамилия – Пуп.

– Пуп, как есть. Нужно будет завтра найти телефоны всех его бывших и созвониться с ними. Где последний раз женился? Кто опознал тело?

– Сожительница, она же его импресарио, может приехать только сегодня после восьми. Съемки еще двух шаманов у нее, – ответил Орлов.

– Подождем. Кто еще у нас остался из не пристроенных криминальных авторитетов? – устало пошутил Гуров.

– Олежко, тоже персонаж интересный. Нигде не скрывал, что по молодости числился в молодежной банде. Разбои, грабежи, но покаялся. Потом стал работать и, как сам про себя говорил, работа – это вся его жизнь. Слишком милый. Слишком дружелюбный, буквально говорит цитатами из книг. Постоянно жертвует деньги на благотворительность. Лицо сразу двух благотворительных фондов и одного приюта.

– Обычно у таких людей за душой очень тяжелые тайны. Они полностью заменяют свою личность работой и богоугодными делами, делают это или из-за постоянного чувства вины, или потому что хотят стать кем-то другим. Как если бы у них был комплекс неполноценности, – прокомментировал Рассолкин. – У меня тоже полностью чисто на него. А родня кто?

– Брат. Приедет завтра вечером из Нижнего Новгорода. Брат – обычный человек, своя шиномонтажная.

Лев закрыл глаза, откинулся на спинку кресла и понял, что все убитые ему представляются в центре огромной паутины. Сотни линий, нитей, по которым они могли где-то как-то пересекаться. И пересекались, вот уж будьте уверены. Но кто был в центре?

Пожалуй, что еще одним общим моментом у всех убитых было то, что они постоянно вели аккаунты в социальных сетях. Притом во всех. У многих было несколько страниц, сообщества. Как только времени хватало на то, чтобы каждый день делать по несколько записей, выкладывать гигабайты фотографий, отвечать на комментарии? Ругаться в Сети, устраивать свары, писать длинные посты или короткие заметки? Все это тоже была очень серьезная работа. И теперь сотни фотографий лежали на столе.

Пришлось распечатывать многие из них специально. Для того, чтобы рассмотреть, был ли кто-то еще рядом. Могла ли вся эта компания встретиться где-то в том же составе?

Техники Главка проделали огромную работу. Они просмотрели и рассортировали все фотографии и отложили в отдельные стопки те, где убитые были сняты вместе. На различных мероприятиях, приемах, встречах, презентациях. Работы это добавило и сыщикам, потому что все убитые в разных составах словно танцевали какой-то хитрый танец, сталкивались и попадали в объектив фоторепортеров.

– У меня уже голова кругом, – первым сдался Крячко. Петр Николаевич молча кивнул. Он тоже работал вместе с ними, отсматривая фото. Он сам сказал, грустно усмехнувшись, что приходится так искать вдохновение. Ведь ему нужно будет что-то отвечать прессе: журналисты дежурили у проходной каждый день, и, хотя вопросы не отличались разнообразием, работу это сильно усложняло.

И тут, к их общей радости, позвонил дежурный и сообщил, что приехала сожительница Пупа, в миру – Чургина.

Решили переговорить с ней в небольшом предбаннике, где часто проходили беседы с родственниками погибших. Там стоял небольшой диван, стол и кресла. Гуров с Крячко даже немного поспорили о том, как она будет выглядеть: бизнес-леди, успешный продюсер или ведьма из шоу?

Не угадали оба.

В кабинет впорхнул воробей: худенькая, с коротким ежиком серебристых волос и ярко-голубыми глазами, без видимой косметики на лице, в простой футболке и джинсах.

– Вера, очень приятно познакомиться, – сказала она неожиданно низким грудным голосом.

Напарники представились.

И буквально за мгновение оба поняли, что не знают, с чего начать разговор. Вера приложила платок к уголкам глаз и сказала, что она готова опознать тело и понимает, почему раньше ее к нему не пускали, так как сама много лет проработала в полиции Саратова.

– Какой неожиданный сюрприз, – сказал Гуров и предложил провести опознание после их небольшой беседы вопреки протоколам. Время вечернее, но он понимает, что она тоже устала с дороги.

Вера кивнула.

– Чем вы занимались в Саратове? И как давно переехали? Давно знакомы с гражданином Пупом?

– Отдел особо тяжких. Да, ваша бывшая коллега. Переехала десять лет назад. Сменила профессию еще в Саратове, поступила на актерское, потом решила начать изучать продюсерское дело и переехала в Москву. И тут уже познакомилась со своим гражданским мужем, но на тот момент его фамилия была уже не Пуп, но еще и не Чурсин. Он был Аводько, говорил всем, что это его творческий псевдоним. Но на самом деле просто взял фамилию жены. Дело распространенное, и неплохой заработок для женщин, у которых немного денег, но красивые фамилии. В некоторых центрах есть даже специально обученные люди, которые находят таких женщин.

– Понятно. Было ли что-то странное в последнее время?

– Кроме того, что Игорь, а это, кстати, его настоящее имя, и он менял его тоже много раз, делал вид, что он шаман, и даже ездил на обучение на Север? На самом деле был один момент. Пуп мало писал от руки, шутил, что не может выбрать, какой рукой ему больше хочется писать: он был амбидекстером. А тут он вдруг стал вести блокнот. Большой такой.

– Вел дневник? – спросил Гуров.

– Нет, он как будто делал какое-то домашнее задание, что ли. Каждое утро садился и записывал, что хорошего произошло в его жизни за сутки. И часто там проскальзывали странные записи: что он всех предал, что утонул в своем вранье. Стал часто говорить о том, что неплохо было бы закончить эту карьеру танцев с бубнами и уехать куда-то. Что денег у нас уже достаточно. Можно продать квартиру в Москве и пожениться. Жить где-нибудь на Алтае.

– А вы не хотели переезжать?

Вера посмотрела в глаза Льву:

– Я и замуж за него не хотела. Не для того я столько времени работала, чтобы купить себе квартиру в Москве, наладить бизнес. У меня есть клиентская база, с которой я работаю. Шоу, которые берут тех, кого я им присылаю, без вопросов. А тут поехать на Алтай… Вы же знаете, да, что он не платил алименты? И на него уже много раз подавали в суд, но каким-то образом он очень удачно выкручивался, прикидываясь нищим актером.

– И вы это поддерживали?

– Нет, конечно. Его старший сын оказался тяжело болен. Я не знаю, как его мать нашла нас: может быть, увидела по телевизору, может быть, просто услышала где-то, не знаю. Но она буквально спала у нас на скамейке у подъезда. Я вышла спросить, что случилось. Бедная женщина уже продала все, что у нее было. А Горик даже не думал платить. Тогда я просто отдала весь его гонорар ей. Поскандалили, конечно, но еще три его гонорара ушли в пользу больного ребенка. Спорить он со мной побаивался, потому что понимал, что не заработает больше без меня.

– А почему он отказывался платить?

Вера рассмеялась:

– Глупая история. Но дело тут в маме. В детстве ему делали какое-то обследование, и анализы показали, что он не может иметь детей. А мама у него была единственном светочем в окошке. И он у нее. Тряслась она над своим драгоценным сыночком, как коммунисты над мумией Ленина. И чтобы злые тети не обидели ее сыночка, она внушила ему с детства, что только мама знает, как надо. И не надо больше делать никаких обследований: он бесплоден, и все, кто говорит ему другое – врет.

– А почему вы думаете, что это не так? – поинтересовался Крячко.

– Потому что я сделала из-за него два аборта, – отозвалась Вера. – Да, я знаю. Когда одна из его жен привела к нему ребенка, потому что ей нечем было его кормить, он посоветовал его сдать в детдом. И она сдала.

– И вы думаете, что дело в том, что мама убедила его в бесплодии?

Вера вздохнула:

– Нет. Я думаю, что он просто не хотел детей. И не любил их.

– Вы сможете передать тот блокнот, который он начал вести? – спросил Гуров, и Вера кивнула:

– Завтра пришлю курьера.

И после этого она встала, давая понять, что считает разговор оконченным. В целом сыщики и не спорили с ней.

Опознание прошло так же быстро. Снова коснувшись уголков глаз белым платком, Вера посмотрела на тело гражданского мужа, кивнула, подтверждая, что это он, и попросила дать ей одну минуту. А потом подошла, коснулась его волос нежным, чувственным жестом и буквально через секунду отвесила трупу пощечину.

– Ты не имел права меня бросать тут одну, – сказала она и вышла из кабинета.

– Надо же. Получается, что она его все-таки любила, – тихо сказал Рассолкин, который был в морге все это время, но сидел так тихо, что его не было слышно и видно. Казалось, что он даже не дышал. И еще он был сильно расстроен. Это было видно невооруженным глазом.

– Видимо, она даже оплатила лечение его старшему сыну, – отозвался Гуров. – Очень интересное у нас дело. В нем все не те, кем кажутся. По документам одни люди, по паспорту – другие, а на деле вообще непонятно кто.

Консультанта забрал его помощник, заехав за ним на машине. Он привез лекарства, которые Рассолкин забыл дома вовсе не случайно, после коротко кивнул всем, кто еще находился в лаборатории, и увел своего «подопечного», сетуя, словно заботливая нянька, на то, что тот совсем не бережет себя и такими темпами долго не протянет.

На этом тяжелый день закончился, и нужно было ехать по домам, чтобы завтра уже отправляться по командировкам.