Текст книги "Диктатура Гурова (сборник)"

– А если этой ночью опять на китайцев нападут? И убьют кого-нибудь из них, не приведи господи? Как ты тогда со своей совестью договариваться будешь? – бушевал Романов.

– Не дави! – огрызнулся Гуров, потому что хоть уже подстраховался на этот случай, но вдруг произойдет какая-то накладка. – Скажи лучше, для завтрашнего медосмотра в интернате все готово?

– Да, Тамара все сделала. Она предложила поступить так: кровь и мочу у них возьмут прямо на месте до завтрака, а потом их автобусами в больницу отвезут на кардиограмму, флюорографию и все прочее. Я подумал и согласился.

Гуров стоял возле другого окна и, глядя во двор на метавшиеся под ветром кроны деревьев, раскачивался с носка на пятку. Конечно, можно было бы подождать, как будут развиваться события сами по себе, но его, несмотря ни на что, очень беспокоила предстоящая ночь, да и завтрашний день тоже, вот он и решил немного подстегнуть ситуацию.

– И правильно сделал, – сказал Гуров, поворачиваясь к Романову. – Только я бы тебе еще посоветовал завтра охрану и возле интерната, и возле больницы поставить, да и в самих зданиях за подростками приглядывать.

– Что с интернатом не так? – аж подскочил Романов.

– Это еще зачем? – мигом насторожился Фатеев.

– Ну, предположим, какая-нибудь из девочек знает, что беременна или больна чем-то нехорошим. Вот она и может попытаться сбежать, чтобы никто ничего не узнал. Да и парням, бывает, есть что скрывать.

Фатеев же стоял все это время молча и, глядя в пол, усиленно соображал, а потом заявил:

– А поставлю-ка я уже сейчас вокруг интерната охрану – чего до утра ждать? Посидят в машинах, понаблюдают. Авось и увидят чего-нибудь. – Он пристально посмотрел в глаза Гурову, и тот его взгляд выдержал.

– Василич! И ты туда же? – возмутился Романов. – Что они смогут увидеть ночью, если после десяти часов все воспитанники на месте?

– Значит, просто посидят, – настаивал тот. – Пусть анекдоты потравят. А уж утром, Саша, я его оцеплю так, что даже мышь не проскочит ни туда, ни оттуда. И врачей с медсестрами, которые кровь брать будут, тоже охраной обеспечу! Есть у меня боевые девчата, иному мужику сто очков вперед дадут и обыграют! Возьму у Тамарки для них халаты медицинские, вот они от остальных отличаться и не будут. Я вас правильно понял, господин полковник?

– Господин генерал! Это вы командуете объединенными службами безопасности, вам и решать. Но по моему скромному мнению, охрана никогда лишней не бывает, – ответил Гуров.

– В том числе и у тебя, не забывай! – напомнил Фатеев. – Да, впрочем, ты из этого дома сможешь выйти только с Сашкой, Наташкой или Кузьмичом, потому что Хан тебя одного не выпустит. Он зверь серьезный, шутить не любит! И проверять это я никому не посоветую!

– Вы меня еще на ночь наручниками к спинке кровати пристегните, – буркнул Гуров. – Только, Федор Васильевич, не надо сегодня такую явную охрану у интерната ставить, пусть уж лучше рядом с входом какая-нибудь машина сломается и застрянет там до утра.

– Разумно, – подумав, согласился Фатеев.

Романов же рухнул в жалобно скрипнувшее под его тяжестью кресло и потухшим голосом спросил:

– Лева! Неужели это были старшеклассники из интерната? Но как? Зачем? Почему? – Наверное, никто и никогда в жизни не видел Романова таким растерянным.

– Если я все правильно просчитал, то да, – сказал Гуров, решив, что раз Фатеев все понял, то он сам все сможет рассказать, причем не только Романову, но и всем остальным, а вот это было уже нежелательно. – Подробности пока опущу, но это они. Странно, что ни один человек в вашем управлении до этого не дошел своим умом, потому что это настолько очевидно, что просто в глаза бросается. Все нападения, кроме избиения Зайцева, происходили ровно через три ночи на четвертую, а охранники в интернате работают…

– Сутки через трое! – воскликнул Романов и застонал.

– Вот именно! – подтвердил Лев. – Один из охранников, а сегодня как раз его дежурство, ночью выпускал старшеклассников, и они отрывались как хотели, а утром оказывались с битыми рожами, и никакие тренировки тут ни при чем. Так что нужно будет их кровь сравнивать с той, что полиция на месте происшествий нашла, чтобы уже точно знать, кто виновен, а кто – нет. Работы хватит до утра и криминалистической лаборатории тоже.

– Так, может, лучше задержать их, когда они выйдут? – спросил Василич.

– Ну, и что мы им предъявим? – спросил его Гуров. – Что они решили ночью выйти погулять? Ну, вернем мы их обратно – не в «обезьянник» же их за это сажать? Только тогда они насторожатся и могут постараться завтрашней диспансеризации всеми возможными способами избежать. Могут, например, в спальне забаррикадироваться или еще что-то учудить. Что же тогда, на штурм идти? Вот уж шуму-то будет! Скандал разразится такой, что мало никому не покажется, а вы всегда хотели его избежать. По-моему, будет лучше, если они на улицу не выйдут совсем – мало ли у кого и по какой причине могла машина сломаться?

– Правильно решил, – одобрительно заметил Фатеев. – Только у интерната запасной выход есть, вот и посажу я там неподалеку несколько забулдыг, чтобы попьянствовали на свежем воздухе.

– Но я вас убедительно прошу, чтобы никто, кроме нас троих, больше об этом не узнал, – предельно серьезно и очень настойчиво сказал Гуров. – И дело тут даже не в моем пристрастии вытаскивать кроликов из цилиндра, а в том, что может произойти утечка информации.

– Ты хочешь сказать, что кто-то из наших мужиков ссучился? – нехорошим голосом спросил Фатеев.

– Я хочу сказать, что одного из них лихо подставили! – поправил его Гуров. – И сделал это человек, которому он доверяет, или просто кто-то из близких. Поэтому обо всем знаем пока только мы трое, и не дай бог, если узнает кто-то еще. Старшеклассников в школах, конечно, тоже проверить надо. Может, кто-то из них в чем-то и грешен, но они ведь с родителями живут, так что их похождения или неадекватное поведение незамеченными бы не остались. Но основной упор нужно сделать на интернат, потому что воспитатели там при всем желании за всеми уследить не могут, а может, и не хотят. Вот подростки и стали легкой добычей для негодяя.

– Имя! – жестко потребовал Фатеев. – И не говори, что ты его не знаешь! Не доводи до греха! Христом-богом тебя прошу! У меня ведь нервы не железные!

– Неужели вы еще сами не поняли? – усмехнулся Гуров.

– А ну кончай над нами издеваться! – взревел генерал.

– Погоди, Василич! – воскликнул Саша, уставившись на распечатки. – Лева, ты просил меня пробить звонки Сафонова! А он, оказывается, часто с Зайцевым разговаривал! Ну, тем учителем физкультуры из интерната! – пояснил он Фатееву. – Лева! Что же получается? Это Зайцев? – Гуров кивнул, и тот схватился за голову: – Господи! Да что же будет, когда все это откроется? Люди же меня на кусочки растерзают, и будут правы! Как же я не уследил?

– Брось, Саша! У тебя область на плечах, да еще свое хозяйство в придачу – не разорваться же тебе, – попытался утешить его растерянный Фатеев, но тот только мотал головой и глухо, сквозь зубы матерился.

Поняв, что Романов его все равно не слышит, Федор Васильевич повернулся к Гурову:

– Лева, у тебя есть хоть какое-то предположение о том, кто за всем этим стоит и чего добивается? – Гуров в ответ пожал плечами. – Ты нам только направление укажи, а уж дальше мы сами! Ты нас знаешь! – напористо говорил он.

– В том-то и дело, что знаю, – буркнул Лев. – Потом трупов будет не сосчитать! Поймите, подростки для неизвестных мне пока людей – просто средство достижения цели, расходный материал. Непосредственный исполнитель – Зайцев, его крышует…

– Уже все поняли! Сафонов! – воскликнул Саша и схватился за голову.

– Конечно! Такие вещи без прикрытия не делаются! Смотрите сами. – Сев к столу, Гуров достал блокнот и положил рядом распечатку, радуясь тому, что они есть и не придется рассказывать о встрече с Черновым и его друзьями. – Вот это номер телефона Никитина, – он ткнул пальцем в блокнот. – После того как я выгнал их всех из управления, он позвонил Сафонову, – тут Гуров показал на строку в распечатке. – Тот тут же позвонил Зайцеву, – Лев показал на строку в другой распечатке. – И в результате меня встретили! А кого Зайцев мог на меня натравить? Только тех, кого успел приручить, то есть старшеклассников из интерната. А вот кто стоит над Сафоновым и Зайцевым, большой вопрос. Потому и прошу: молчите! Но вот распечатки с телефона Зайцева мне нужны с самого момента его здесь появления, ты слышишь, Саша? И чтобы каждый вечер были новые и его телефона, и, напоминаю, Сафонова.

– Слышу и все сделаю! – тусклым голосом отозвался Романов.

– Ну, хоть какие-то мысли у тебя есть? – не отставал от него генерал.

– Да, твою мать! – не выдержав, заорал Гуров. – Я вам что, Ванга? Или Вольф Мессинг? Все мои логические построения основываются только на фактах или уликах, а у меня пока и тех и других с гулькин нос!

Он лукавил, кое-какие мысли у него уже были, и кое-что в этом направлении он уже сделал, обратившись к Тихому. Но выскажи он свои соображения вслух, эти двое в него вцепятся так, что не отобьешься.

– Сказал же! Давайте подождем только одни сутки! – продолжал Лев. – Даже если я не смогу вылететь к Батюшкиным, то анализы нам все-таки кое-что прояснят.

– Уж не наркотой ли снова запахло? – спросил Фатеев, взглянув в глаза Гурову и, поняв, что так и есть, обреченно вздохнул. – Значит, опять война!

– Теперь я понимаю, почему ты сказал, чтобы кровь у старшеклассников на наркотики брали, а я еще возражать стал! – глухо простонал Саша. – Значит, ты сразу все понял, а я, дурак, на глазах у которого все происходило, не догадался. Да-а-а! Зря тесть на меня область оставил, не справляюсь я.

– Так ты работаешь-то всего ничего, – стал утешать его генерал. – Потерпи! Втянешься, и все пойдет как по маслу. Не боги горшки обжигают!

Есть хотелось все сильнее и сильнее, и Гуров решил вмешаться, чтобы вернуть всех к прозе жизни:

– Хозяин! Ты меня кормить собираешься? Наталья мне обещала ужин, а его и в помине нет.

– Да поняла она, что у нас серьезный разговор, вот и решила подождать, – объяснил Романов.

– Ладно, пойду я, мне еще бойцов озадачивать надо, – сказал Фатеев.

– Подождите, Федор Васильевич, – остановил его Гуров. – Это еще не все! Нужно будет провести по возможности максимально незаметные обыски. Первый – в комнате Зайцева в общежитии, но это лучше сделать завтра, когда большинство жильцов уйдет на работу. Вряд ли он там что-то держит, но чем черт не шутит? А вот второй нужно провести этой ночью в том подвале, где он с подростками занимался. И шмонать нужно по полной программе, я думаю, там много чего интересного найдется, но ничего не трогать и не уносить, а оставить засаду, потому что, как только в городе шум поднимется, а это будет уже завтра к вечеру, туда обязательно кто-то наведается, чтобы следы замести. Вы свяжитесь с Кедровым, у него подходящие квалифицированные кадры для этого дела найдутся.

– Не волнуйся, у меня самого специалисты какие хочешь есть! – заверил его Василич.

– Верю на слово. Дальше. Сафонова без внимания оставлять нельзя, – продолжал Гуров. – Может случиться так, что он решит из города уйти, так его остановить бы надо! Но возможен и другой вариант – его захотят грохнуть, а это тоже нежелательно.

– Присмотрим, конечно, но вот кому же он мог дорогу перейти? – пожал плечами Фатеев.

– Это пока только мои предположения, но боюсь, что я недалек от истины. И вот еще что! – добавил Лев. – Срочно нужно Зайцеву соседа по палате поменять на одного из ваших бойцов – это вы уже с Тамарой решите. Будь он ходячим, попытался бы или сам сбежать, или с чьей-то помощью. Но сейчас, когда его только и можно что с помощью подъемного крана перемещать, он представляет нешуточную угрозу для тех, кто его послал. И ему постараются заткнуть рот, причем навсегда. Вот ваш боец и нужен для того, чтобы его убийство предотвратить, а киллера повязать. И запоет тогда Зайцев во весь голос! Да и камеру наблюдения нужно куда-нибудь присобачить, чтобы доказательства были.

– Понял, все сделаю! – заверил Фатеев Гурова, а потом в сердцах сказал, почти дословно процитировав Крячко: – Эх, да что же нам жить-то спокойно не дают!

Отказавшись поесть вместе с ними, генерал ушел, и они наконец-то сели ужинать. Проголодавшийся Гуров даже не ел, а, что называется, метал в себя одно блюдо за другим, а вот Саша вяло ковырялся вилкой в тарелке. Наташа с беспокойством посматривала на него, но с вопросами не приставала – знала ведь, что, когда они останутся вдвоем, он ей все расскажет. А кому же еще было рассказывать, как не ей, жене, матери его детей, а главное, другу. Женщине, которая не предаст, все поймет, посочувствует без воплей, слез, скандалов и упреков, и пожалеет – а ведь даже самым сильным мужикам иногда до боли душевной хочется, чтобы их пожалели, хотя они никогда в этом и не признаются. И Гуров снова позавидовал Сашке, потому что ничего подобного в его жизни не было – он казался Марии, как она однажды выразилась, автоматом по раскрытию преступлений, лишенным любых человеческих чувств. А ведь ему тоже порой бывало и больно, и обидно, и горько. Но понять его и по-хорошему пожалеть, не унижая его человеческого и мужского достоинства, могла бы только действительно любящая его женщина, а не Мария, которая считала его каменной стеной, за которой так уютно прятаться от жизни, а то, что этой «стене» иногда бывало плохо, она просто не замечала.

В результате таких вот невеселых размышлений, да еще налопавшись от пуза, Гуров долго не мог уснуть, хотя чертовски устал. Ему казалось, что он только-только задремал, как вдруг прямо у него над ухом затрезвонил сотовый, который он по привычке положил на тумбочку возле кровати. Яростным шепотом и крайне непечатно высказавшись в адрес звонившего, он взял трубку, хотя номер был ему и незнаком.

– Кулоф! Ты скасал, сто мосно сфонить ф люпое флемя, фот я и своню, – услышал он ехидный голос Тихого, который не иначе как решил отомстить ему за эту ночную прогулку, вот и не стал ждать утра. – Фстлетили мы тут отнофо китайса, только он не китаес фофсе. Нас он.

– Только одного, не двух? И что значит наш? – спросил мигом и окончательно проснувшийся Гуров.

– Отнофо, – повторил Тихий. – И он фо фсех относениях нас.

– Ты имеешь в виду, что он сидел?

– Та! Холосо сител, потому сто по фене потает лутсе, тем я.

– Как он выглядит? Сколько ему лет, цвет волос, глаз, особые приметы? Тихий! Ну, мне ли тебя учить?

– Как фыклятит, не снаю, потому сто у нефо на паске пыл папский сулок натет, фот он исталека и пыл фесь такой солтый. Пот китайса косил, и отет таксе.

– А ты не мог попросить его этот бабский чулок снять?

– Я поплосил, только он отфетил: «Не нато фам этофо снать, мусыки!», плитем таким тоном скасал, сто у фсех нас фоопсе плопало фсякое селание с ним ласкофалифать.

– Так, может, ты его голос узнал? Вдруг слышал раньше где-нибудь?

– Нет, Кулоф! Я этофо телофека не снаю. Тосно тепе кофолю! Я фсех сителых в колоте знаю, а фот ефо – нет! Плислый он!

– А ты не можешь мне сказать, судя по голосу, сколько лет ему может быть?

– Нет, он хлипло кофолил, не поймесь!

– А больше вы в городе никого не повстречали? Хулиганов каких-нибудь?

– В такую покоту холосый хосяин сапаку на улису не фыконит! Фсе тома ситят. Ты снаесь, какой сейтяс ветел? С нок стуфает! Тумана, плафта, польсе нет.

– Тихий! Ты даже не представляешь себе, какое великое дело ты сделал! – с чувством сказал Гуров. – Спасибо тебе огромное!

– Спасипо на хлеп не намасесь!

– Я найду возможность тебя отблагодарить, поверь! – пообещал ему Гуров.

Отключив телефон, он снова лег, но сна не было ни в одном глазу. То, что подростки, увидев суету каких-то людей вокруг стоявшего возле интерната автомобиля и пьянчуг у запасного выхода, не решились выйти на улицу, было понятно, но вот куда делся второй якобы китаец? Да и с первым ясности немного – то, что Тихий опознал этого человека как сиделого, который хорошо знает блатной язык, еще ни о чем не говорит. Итак, теперь уже окончательно было ясно, что китайцев изображали два русских мужика. Они специально ходили по улицам, привлекая к себе внимание хулиганов обычной для китайцев одеждой и походкой, а когда те на них нападали, избивали, но не убивали и даже тяжких телесных повреждений не наносили, короче говоря, просто учили. А началось это после нападений на Лешу и Люсю. То есть до этого они, может быть, сомневались в том, кто в первый раз напал на китайцев, а потом откуда-то получили подтверждение и решили вот таким образом навести порядок. Но почему они не обратились со своими подозрениями в полицию? Не верили ей? Допустим. Тогда они могли бы пойти прямиком к Романову, благо он, как и его тесть, от людей не прячется, и поговорить с ним может каждый. Но они и это не сделали! А эти закрытые чулками лица? Вряд ли подростки могут знать всех в этом городе. Значит, была у них причина скрывать свою внешность, то есть люди они довольно известные. А если учесть, что Батюшкины чудесным образом переместились в пространстве, но не посредством телепортации, а с помощью самого обычного, но неизвестно откуда взявшегося вертолета, еще и богатые – простым горожанам такая роскошь не по карману. И кончик той ниточки, которая приведет его к этим двум неизвестным, находился в руках детей. Значит, нужно будет постараться вызвать у них доверие, потому что их наверняка попросили молчать о том, кто им помог добраться домой, а молчать они умеют, уже проверено. С какого же боку к ним подъехать, чтобы они все рассказали? Гуров совершенно не умел обращаться и общаться с детьми, так что эта задача казалась ему практически неразрешимой. За этими размышлениями он незаметно для себя и уснул.

Окно комнаты Гурова выходило на улицу, и его разбудил звук автомобильного мотора. Выглянув, он увидел, что это уезжал Романов, несмотря на то, что было еще только около семи. Гуров понял, что Саша вряд ли спал этой ночью, вот и отправился на работу с утра пораньше, чтобы держать руку на пульсе. Решив, что уснуть больше все равно не удастся, он тоже стал собираться, тем более что туман, как и обещали, рассеялся, а значит, можно было лететь к Батюшкиным.

Завтраков наспех в этом доме никто не признавал, так что Наташа, хоть и пришлось ей для этого встать очень рано, подготовилась к нему основательно. Льву Ивановичу спешить было не надо, и он плотно поел, тем более что совершенно неизвестно, когда придется пообедать, если вообще придется. Пока он сидел за столом, Наташа куда-то позвонила, потому что, когда он собрался уходить, оказалось, что его уже ждет джип и два телохранителя, и ему оставалось только смириться с судьбой. Это не были накачанные парни двухметрового роста, у которых шея шире плеч, а просто двое невозмутимых мужчин лет тридцати пяти самой обычной внешности. Но они излучали такую спокойную силу и невозмутимость, что рядом с ними не стал бы волноваться даже параноик с манией преследования. Они посадили Гурова… Именно так, посадили, потому что демонстративно открыли перед ним правую заднюю дверцу автомобиля. Лев не стал спорить и залез внутрь, а потом один из них сел за руль, а второй – рядом с ним.

– Куда едем, господин полковник? – поинтересовался водитель. – Сразу в аэропорт? Вертолет уже готов.

– Нет, сначала в областное управление, – ответил Гуров.

До полиции они добрались в считаные минуты, и Лев, войдя туда, быстро решил все свои вопросы, а затем они отправились в аэропорт. Вертолет уже был готов, а за штурвалом сидел знакомый Гурову Ерофей, причем телохранители сели в вертолет вместе с ним. Поздоровавшись, Лев спросил у пилота:

– И на этот раз автомат прихватили?

– Приказ прошел, – спокойно ответил тот, и они взлетели.

– Я вижу, Федор Васильевич взялся за это дело всерьез, – заметил Гуров.

– Так мы здесь уже воевали, – просто ответил один из телохранителей.

– Ерофей, вы когда маршрут заявили? – поинтересовался Лев.

– Пять минут назад, так что не беспокойтесь, опередить нас никто не сможет, тем более что официально мы летим сейчас совсем в другом направлении, а в нужном нам никто ни вчера, ни сегодня не заявлялся. Да и вообще, все машины на месте, один только Савельев, как обычно, рано утром в Якутск своих гостей развлекаться повез, – неприязненно сказал Ерофей. – Каждое воскресенье отрываются!

– Ты чего говоришь? Они же еще в пятницу улетели, – поправил его один из охранников.

– Ну, значит, он к ним в гости полетел – уже соскучиться успел! – тем же тоном сказал пилот.

– Черт с ним! – небрежно бросил Гуров и, усмехнувшись, сказал: – Только телефонную связь еще никто не отменял.

– Господин полковник, – начал второй охранник. – Матвей Семенович велел вам кое-что передать – вдруг пригодится. Короче, Батюшкин Илья Игнатьевич, 1945 года. Его жена Анастасия Михайловна, ей сорок лет. У них двенадцать детей.

– Сколько?! – подумав, что ослышался, переспросил Гуров.

– Двенадцать, – повторил телохранитель.

– Когда же он успел? – обалдел Гуров.

– Так у них несколько двойняшек, – объяснил тот и продолжил: – Сюда он прибыл после института уже с женой и старшим сыном. Габаритами, сами увидите, он всех наших мужиков переплюнул, и обычно человек непробиваемо спокойный. Но если дело касается его семьи, тут уж берегись! Он ради нее на все, что угодно, готов. Жену и детей любит прямо-таки исступленно. Она у него до сих пор красавица необыкновенная, глаз не оторвать, а в молодости была просто сказочная царица. Вот вскоре после их приезда на прииск один хлыщ, который туда к родне погостить приехал, влюбился в нее насмерть. Начал за ней ухлестывать, просто проходу не давал. Илья об этом узнал и пошел к нему разбираться, а тот ему в глаза заявил, что не по статусу ему, простофиле, такая жена, что все равно он ее у него уведет, увезет в город, и будет она там у него жить, как королева! Слово за слово, началась драка. Хотя? Ну, какая это драка, если Илья его только один раз и ударил, но так, что тот в стенку впечатался. Отвезли его сюда в Новоленск в больницу, помереть он не помер, но на всю жизнь инвалидом остался. А хлыщ этот – племянник жены Назарова, который сейчас начальником прииска работает.

– Посадили Илью? – сочувственно спросил Гуров.

– Нет! – помотал головой охранник. – Кольцов вмешался и сказал, что такие слова он тоже ни от кого бы не стерпел. Только с тех пор жизнь у этой семьи в поселке стала не сахар, хотя и раньше спокойной не была – пришлые же. Но вот при Илье больше никто даже под страхом смерти не произнесет имена его жены и детей, потому что себе дороже – кто знает, что он вдруг за оскорбление сочтет?

– Но главным инженером он все-таки стал, – напомнил Гуров.

– Так он там один с высшим образованием, у остальных техникум и все, – объяснил тот.

– Представляю себе, какие у Батюшкина и Назарова теперь отношения, пусть даже и только рабочие, – покачал головой Гуров.

– Отношения неважные, – согласился охранник. – Но работа – есть работа.

– Ладно! Тогда я, прежде чем с детьми говорить, с ним побеседую, это мне все-таки привычнее, – сказал Лев.

– Да и безопаснее так будет, – добавил охранник.

Когда они приземлились возле поселка, Гуров попросил:

– Мужики, а посмотрите-ка вы все и здесь, и вокруг, нет ли поблизости еще одной подходящей посадочной площадки – детей-то сюда именно на вертолете доставили. Слабо я, конечно, на это надеюсь – времени-то много прошло, но чем черт не шутит? Вдруг там какие-нибудь следы остались? Окурки, обертки, другой мусор.

Ерофей и один из телохранителей обещали поискать, а Гуров и второй охранник пошли в поселок, где легко нашли дом Батюшкина. На их стук первой откликнулась, естественно, собака, а через некоторое время калитка открылась, и Гуров забыл, зачем вообще пришел, – перед ним в накинутом на плечи поверх платья пуховом платке стояла женщина нереальной, сказочной красоты, которую раньше он видел только на картинах Ильи Глазунова. И то, что она была уже немолода, совсем не портило впечатления. Должно быть, она уже привыкла к тому, как на нее реагируют люди. Подождав немного в надежде, что незнакомцы очнутся и скажут, зачем пришли, она спросила сама:

– Что вам надо?

Ее глубокий, звучный голос вернул Гурова к действительности, и он словно очнулся. Откашлявшись, он объяснил:

– Нам нужен Илья Игнатьевич, он дома?

– Он с утра на прииск уехал, но его срочно в контору вызвали, – сказала она. – Он по дороге туда забежал сказать, что обедать домой зайдет. Ждите его, если хотите, но в дом не приглашаю – пересудов не люблю, а муж – особенно.

– Да мы в гости и не напрашиваемся, – ответил Гуров. – Скажите лучше, где контора находится.

– Идите прямо туда, – она повела подбородком вправо. – Рядом с магазином увидите. – И закрыла калитку еще до того, как они успели хоть слово сказать.

Гуров с телохранителем пошли к конторе, и Лев по дороге заметил:

– Видно, несладко ей приходится, если она с чужими людьми даже поговорить нормально боится, а то соседи увидят и бог знает что наплетут.

– Вот и думай после этого, так ли уж хорошо быть красивой, – заметил его спутник. – В больших городах это, может, и счастье, у нас тут скорее проклятье. И бабы за своих мужиков дрожат и на нее косятся, так что подруг у нее нет и быть не может – кто же рискнет рядом с собой такую красавицу иметь? Мужики слюной исходят, и каждый мысленно ее уже не только раздел, но и трахнул не один раз. А какой-нибудь подонок еще и сказанет, чтобы похвалиться перед дружками, что переспал с ней, чего и в помине не было. А те хоть и понимают, что вранье это, но слух-то уже пошел. Так что Илье можно только посочувствовать. Будь он хоть сто раз уверен в том, что жена ему не изменяет, а на душе от этих слухов все равно погано. Вот ему только и остается, что морды бить.

– Это вряд ли! – покачал головой Лев. – Как я понял, чувство самосохранения у местных хорошо развито, так что рисковать никто не будет.

Возле конторы царило нездоровое оживление. Место было людное – магазин же рядом, и собравшаяся толпа, прильнув к окну конторы, с жадным интересом смотрела, что творилось внутри. Прислушивалась к доносившемуся до них через открытую форточку черному мату – орал, надрываясь, какой-то мужчина. Но смысл все-таки можно было понять, и в пристойном варианте это выглядело так:

– Если твой сучонок только рот откроет, я тебя в чернорабочие переведу! Всех пособий лишу! На улицу вышибу! Со всей своей голытьбой побираться пойдешь! Наплодил нищету! Я сейчас полицию вызову, скажу, что ты меня убить грозился, и ты в этот раз точно сядешь! А на Настю твою охотники найдутся! Недолго кобениться будет, когда в доме жрать нечего! Быстро твоя недотрога научится под чужими мужиками ноги раздвигать!

– Он же его специально провоцирует! – крикнул Гуров охраннику.

Грубо растолкав людей, они ворвались внутрь, где, сориентировавшись на крики, влетели в кабинет, но там оказался только один человек. Это был настоящий гигант, который, легко подняв письменный стол, вышибал им дверь в смежную комнату, где, видимо, и спрятался его собеседник. Но дверь, как и все в Сибири, была и сделана и навешена на совесть, так что не поддавалась, хотя и жалобно скрипела.

– Илья! Уймись! – изо всех сил заорал Гуров. – Он же тебя специально провоцировал, чтобы ты сорвался! Будь же ты умнее!

Бросив стол, именно бросив, Батюшкин повернулся к ним, и, увидев его бешеное лицо, Лев понял, что даже вдвоем с охранником они с ним вряд ли справятся – тот просто не владел собой. В наступившей тишине стало слышно, как в смежной комнате надрывался спрятавшийся там мужчина:

– Участковый, черт бы тебя побрал! Быстро в контору! Тут Илья разбушевался! Убить меня хочет! Так что стреляй на поражение! Я тебя потом отмажу, ты меня знаешь! Давай скорее, он уже дверь почти вышиб!

– Хоть не зря умру! – заорал Батюшкин, опять хватая стол.

Гуров с охранником, переглянувшись, бросились к нему и повисли у него на плечах. Они болтались на нем, как белье на веревке, а он, казалось, даже не чувствовал их веса.

– Илья! – орал Гуров. – Я полковник полиции из Москвы. Я специально прилетел сюда, чтобы поговорить с тобой! Я все слышал и знаю, что ты ни в чем не виноват! И твой сын ни в чем не виноват! Я тебе обещаю, что Кольцов мне поверит! Я ему все объясню!

То ли Батюшкину стало все-таки тяжело их на себе держать, то ли до него дошло, что кричал Гуров, но он стал вроде бы успокаиваться.

– Брось ты к черту этот стол, – попросил Лев, и тот опустил его на пол. – Ты тут и так уже разгромил все, что только можно.

– Ты точно полковник из Москвы? – спросил он Гурова.

– Он и правда полковник полиции, – подтвердил охранник. Причем и он и Лев все еще продолжали висеть на Батюшкине.

– Если ты обещаешь больше не бушевать, то я сейчас отцеплюсь от тебя, достану удостоверение и покажу. Договорились?

– Ну, показывай, – согласился Илья.

Гуров и охранник, облегченно вздохнув, встали на ноги, причем руки у обоих дрожали от напряжения, и Лев, достав из кармана удостоверение, показал его мужику. Тот его внимательно прочитал, а потом спросил:

– А чего это я самой Москве понадобился?

Ответить Гуров не успел, потому что в кабинет, точнее, в то, что от него осталось, влетел участковый. В этот пасмурный день на нем почему-то были солнцезащитные очки, и он, держа в вытянутых руках пистолет, закричал:

– Полиция! Стой! Стрелять буду!

Охранник обезоружил его раньше, чем Гуров успел моргнуть, а потом снял с того очки и, плюнув, сказал:

– Господин полковник! Может, вы знаете, где этих клоунов набирают? Нацепил черные очки и вообразил себя крутым американским копом! И это в нашей-то глухомани! Полиция, блин!

– Да это Матренин сын, он с детства с придурью, – небрежно объяснил Илья.

– Оскорбление представителя власти при исполнении им служебных обязанностей… – начал было участковый, но Гуров, выпуская скопившееся внутри напряжение, не удержался и сказал:

– Как известно, дураков не сеют, не жнут, они сами родятся во множестве, – и спросил у Ильи: – Там Назаров за дверью отсиживается?

– Он самый, чтоб его черт побрал! – ответил тот.

Теперь, когда гигант немного успокоился и обстановка разрядилась, Гуров мог рассмотреть Батюшкина получше и увидел, что тот своей мощью, буйной русой шевелюрой, окладистой бородой с обильной сединой и большими голубыми глазами напоминал ему былинного русского богатыря.

– Да-а-а! С тебя Илью Муромца писать надо, – сказал Лев.

– Да писали уже, когда в армии служил, – буркнул тот. – От подначек и насмешек потом не отбрехаться было.