Текст книги "Темная сторона закона (сборник)"

– Нужно соблюдать правила игры: именно ваш муж – глава семьи, и никто другой.

– Вот именно. Я не хотела, чтобы друзья покойного Василия Дмитриевича плохо подумали о моем муже. Лично мне на их мнение плевать, я их не знаю и в этом кругу не принята, как существо второго сорта, но вот Диме они могут быть полезны. Короче, мы отдали ему деньги, поблагодарили, а он… Он попросил об ответной услуге.

– Надеюсь, не у вас и не интимного характера?

– Да вы что? – рассмеялась Ольга. – Он вообще не по этой части!

– Как не по этой? – опешил Гуров, подумав: «А как же близкие отношения Овчинникова с Чистяковой? Выходит, это не он?»

– Ну, я чисто случайно знаю, что он крутит любовь с одним мальчишкой – эдакий томный красавчик, который у него на полном содержании.

Гуров, хмыкнув, заметил:

– Вот уж не думал, что у Краснова нетрадиционная ориентация.

– При чем тут какой-то Краснов? – удивилась Ольга. – Это Овчинников.

«Опаньки! Вот все и срослось! Но тогда он, получается, бисексуал!»

– Ничего мне не говорит, – покачал головой Лев. – Не слышал о таком. Но чем же вас так его встречная услуга озадачила?

– Понимаете, он дал Диме конверт формата А4 без всяких надписей и попросил, в случае его внезапной насильственной смерти, открыть его и просто бросить другой конверт, что будет лежать внутри и уже с адресом, в почтовый ящик. Будь я одна, я бы до этого конверта даже не дотронулась, и пошел он со своими секретами куда подальше!

– Но при этом был ваш муж, и вы ничего не могли сделать.

– Да! То, что началось дальше, я до сих пор не могу вспомнить без содрогания – надо же знать моего мужа. Он сыграл столько положительных героев, что уже просто в них переродился. Дима носился с этим конвертом, как дурак с писаной торбой. Прятал его то тут, то там, и каждое место казалось ему недостаточно надежным. А если учесть, что в доме четыре сорванца, которые всюду лазают, спасения от них нет, то жизнь превратилась в кошмар. Я поняла, что еще немного, и просто сойду с ума. Отобрала у него конверт и положила вместе с точно такими же, в которых храню различные квитанции, объяснив, что лист нужно прятать в лесу. Но Дима каждый день проверял, на месте ли он. В январе у нас выдалась свободная неделя, и я увезла всю семью в деревню – у моих родителей дом на Клязьме. Диму я забирала прямо со съемок, так что домой он не заезжал, а я перед уходом выбросила к чертовой матери тот конверт, а блюдо аккуратно упаковала и спрятала на антресолях. Пусть все выглядит так, словно в наше отсутствие здесь побывали грабители и украли блюдо и конверт.

– Ничего более ценного не нашлось?

– Чего?! Если только Димкины награды, но тогда у него точно случился бы инфаркт. Может, я и глупо придумала, но, знаете ли, опыта в таких делах не имею. Когда мы вернулись, Дима первым делом бросился проверять, на месте ли конверт, а когда его не нашел, впал в истерику. Потом он увидел, что пропало блюдо, решил, что нас ограбили, и написал заявление в полицию.

– Овчинникову он сообщил, что конверт пропал?

– Тут же! Ужасно извинялся, что не смог его сохранить, только что не плакал. А тот его еще и утешал, говорил, что ничего страшного, и все в этом духе. И жизнь, слава богу, вошла в нормальное русло.

– Значит, вы не знаете, что было в конверте?

– Лев Иванович! – укоризненно сказала Ольга. – У меня на руках четверо детей и муж, который в практическом смысле мало чем от них отличается. Неужели вы думаете, что я не заглянула в него в первый же вечер? Неужели я допустила бы, чтобы у меня в доме была какая-то опасная вещь? Там внутри был конверт поменьше, адресованный Владимиру Владимировичу Владимирову, Москва, Главпочтамт, до востребования, а в нем – старая газета. Вот такой ценный был конверт, из-за которого мой муж от беспокойства с ума сходил!

– Ольга! Вы подумайте, как это сделать, но блюдо все-таки найдите, – попросил Гуров. – И пусть тогда Дмитрий Васильевич заберет свое заявление из полиции, чтобы нам с этим делом больше не возиться. Лично мне ясно, что ваш случай никакого отношения к серии не имеет, но нераскрытая кража висит на райуправлении и портит отчетность.

– Но тогда он поймет, что украли именно конверт!

– Господи! Да сделайте вы такой же! А потом, якобы случайно, его найдете и скажете, что перепрятали, но забыли куда, а теперь вот он нашелся.

– Чтобы он опять с ума сходил? – возмутилась Ольга. – Нет уж! Украли так украли! Мне легче блюдо выкинуть! А нераскрытых дел в райуправлении и без нашего заявления, наверное, немало, так что одним больше, одним меньше, погоды это не сделает.

Гуров вышел из этого дома, и мысли у него в голове роились самые разные, но требовалось разобраться с остальными случаями, а главное, выяснить, не обращались ли эти люди тоже к Овчинникову. Эту фамилию ему никто больше впрямую не назвал, о существовании конверта даже не заикнулся, но у троих в прошлом имелись определенные юридические проблемы, которые чудесным образом разрешились, а вот в двух случаях имели место реальные кражи, без дураков – уж в этом-то Гуров разбирался. Объединяло эти происшествия только то, что похищенные вещи были небольшой ценности, но дороги владельцам как память, вот они и хотели их вернуть. Когда уже к вечеру Лев со Стасом и Петр собрались в кабинете Орлова, Крячко первым начал рассказывать о том, что узнал за день. У него получилось приблизительно то же самое, что и у Гурова, а когда Лев передал им свой разговор с Пивоваровой, Орлов подвел черту:

– Итак, что мы имеем? Можно предположить, что Овчинников раздает эти конверты всем своим клиентам, в надежде на то, что хоть один или несколько дойдут по назначению, то есть послужат «спусковым крючком» для некоего действия.

– То есть важно не содержимое, а сам факт отправки такого письма? – уточнил Стас.

– Да! – кивнул Петр. – Предположим, раз в неделю некий гражданин по имени Владимир Владимирович Владимиров приходит на Главпочтамт и, если получает такое письмо, то уже знает, что надо дальше делать, но что именно?

– Знаете, я сейчас вспомнил, как Ольга Пивоварова сказала, что лист прячут в лесу, – начал Гуров, но Крячко перебил его:

– По-моему, это сказал какой-то писатель задолго до нее.

– Не блещи эрудицией, – подколол его Лев. – Суть не в том, кто это сказал, а в том, что очень уж это выражение к нашей ситуации подходит.

– То есть среди массы фальшивых писем могут быть и настоящие? – спросил Орлов.

– Могут, но не факт! – заметил Лев. – Одним он дает письмо для отправки Владимирову, другим – Иванову, третьим – Сидорову и так далее. Но по моим ощущениям – это просто отвлекающий маневр. Если Овчинников действительно располагает убойным компроматом на кого-то, то он не может не понимать, что его постараются изъять. И он на «безупречную» работу нашей почты надеяться не будет! Это действительно где-то лежит, и, не исключено, хозяин действительно не знает, что ему доверили.

– И именно это ищут «ниндзюки», – закончил его мысль Петр.

– Слушайте! А может, хватит меня за дурака держать! – возмутился Стас. – Неужели вы думали, что я не догадаюсь, что вы мне что-то недоговариваете? С каких пор вы стали от меня что-то скрывать? Вы мне больше не верите? Так, зад об зад, и разойдемся в разные стороны!

Орлов с Гуровым переглянулись, молчаливо согласились, что утаивать дальше от Стаса правду смысла нет, и Лев рассказал Крячко об обыске в доме Софьи Абрамовны, предупредив, что дальше этой комнаты информация уйти не должна.

– Ну, и чего было из этого тайны мадридского двора устраивать? – хмыкнул Стас и, помолчав, сказал: – Вот вы, мужики, такие умные-разумные, а простую вещь не поняли. Лично мне кажется, что Овчинников свою «нычку» держит в таком месте, о котором никому и в голову не придет подумать. И место это никаким образом с его клиентами не связано. Или «ниндзюки» чего-то недодумали, или уже все мыслимые места обыскали и теперь пошли просто частым гребнем чесать все, до чего дотянуться можно.

– Черт! Поговорить бы с кем-нибудь из адвокатов! – воскликнул Орлов.

– А не отправить ли нам засланного казачка? – предложил Гуров.

– К Овчинникову?! И думать не смей! – возмутился Петр.

– Нет, наоборот! К известному на всю Москву своей скрупулезной честностью адвокату. А дело придумаем уж очень дурно пахнущее, за которое порядочный адвокат никогда в жизни не возьмется, вот тут-то и можно будет у него про Овчинникова спросить. Что, мол, рекомендовали того как крупного специалиста по подобным делам, и так ли это на самом деле? Вот и узнаем, что о Владимире Николаевиче говорят.

Все переглянулись, а потом Орлов задумчиво проговорил:

– В принципе, можно. Кого пошлем? Только учти, что это должен быть человек, гарантированно никак не связанный с Овчинниковым.

– Да уж куда гарантированнее, – усмехнулся Лев. – Степка Савельев. Почему бы ему не попробовать урвать у собственного отца приличный кусок бизнеса?

– Ну, этот даже связанный, лежа на боку, дырку в полу провертит, – рассмеялся Орлов. – Но ты случайно не забыл, что он у тебя же в группе работает? Сиречь является сотрудником полиции.

– Много ли людей его в этом качестве в Москве знает? – возразил Лев. – Да и у нас он без году неделя. А вот его художества по клубам, когда он отцовские деньги просаживал и на «Бентли» разъезжал, многие помнят. Я бы и на Овчинникова его не побоялся выпустить.

– Выбрось эту мысль из головы! Если забыл, так я тебе напомню, что он в отпуске по семейным обстоятельствам! – встрял Стас. – У него жена со дня на день должна родить! Ему сейчас не до работы!

– Ну, во-первых, не самой же ей рожать – это будет кесарево сечение, говорят, что при ЭКО всегда так делают. А во-вторых, на один-единственный день он может из семьи вырваться, – настаивал Гуров. – Зато мы будем иметь полный расклад по Овчинникову.

– А зачем это нам? – вдруг спросил Крячко. – Объясните мне, недалекому, мы-то в этой истории с какого боку? «Искюйством» ради «искюйства» занимаемся? Я, в отличие от тебя, Лева, в облаках не витаю и приключений на собственную задницу не ищу! Я на земле двумя ногами стою. То, что ты Петра своим авантюризмом заразил и он теперь весь на азарте и низком старте, понимаю – он всегда к тебе слабость имел и во всем поддерживал. Но сейчас-то какого черта впрягаться? Что мы имеем? Есть «черный» адвокат, который, используя свои связи с криминалом и компромат на каких-то неустановленных лиц, решает проблемы людей, в том числе и малоимущих, причем бесплатно. Есть лица, заинтересованные в том, чтобы этот компромат изъять, и они неустанно его ищут. Мы будем болтаться в этой истории, как хрен в клубничном компоте. Чтобы было понятнее, выражусь прямо: мы в этом деле лишние! Лева! Я тебя чертову прорву лет знаю. То, что тебе всегда хочется победителем быть, для меня не новость. И к тому, что тебе нужно всем и в первую очередь самому себе постоянно доказывать, что ты лучший из лучших, мы уже привыкли. Согласен, дело необычное, ты, как охотничья собака, сделал стойку и рванул по следу, только очень тебя прошу: остановись, пока не поздно! Это не наша охота! Это не наша дичь! Мы на чужое поле влезли!

Крячко замолчал. Молчали и Петр со Львом – возразить им Стасу было нечего. В тандеме Гуров – Крячко имевший аналитический склад ума Лев был лидером, но при этом и увлекающейся, склонной к авантюризму натурой, а Стас своей приземленностью и здравым смыслом его уравновешивал. Вот и сейчас он, конечно, со всех сторон прав, но признать это было свыше сил Гурова, поэтому он поднялся и, не прощаясь, вышел. Петр и Стас остались одни, и Крячко спросил:

– Я сказал что-то не то?

– Ты все правильно сказал, Стас, – вздохнул Орлов. – Это действительно не наша охота. Самое главное, чтобы Лева не отправился охотиться в одиночку.

– Одинокий воин прерий, блин! – не сдержался Крячко. – Супермен, мать его! Знаешь, Петр, я от него устал! Не оттого, что всю жизнь играю при нем роль второго плана: он солирует, я подпеваю! Я от закидонов его устал! Его вечно на подвиги тянет, а мы потом его вытаскиваем! И ведь если он сейчас во что-то вляпается, мы опять бросимся его спасать!

– А если ты вляпаешься, то мы с Левой будем тебя вытаскивать! Или такого не было? – спокойно парировал Петр, и Стас отвернулся. – То-то же! Потому что дружба – понятие обоюдное! Но ты прав – Лева заигрался! Ты Степку предупреди, чтобы он был рядом с женой и ни на какие провокации Гурова не поддавался.

– Я позвоню, – пообещал Крячко и ушел.

А вот Орлов, глядя на закрывшуюся за ним дверь, тяжко вздохнул, потому что ни малейшей уверенности в том, что Савельев послушается именно Крячко, а не Гурова, у него не было.

На следующий день, встретившись утром в кабинете, Лев и Стас перекинулись парой фраз и разъехались в разные стороны: оба продолжали изображать, что разбираются с серией краж. Крячко действительно ездил по райуправлениям, изучал дела и разговаривал с операми, и при этом постоянно с надеждой думал о том, что Степан все-таки ввязываться в эту аферу не станет.

А вот Гуров… Он тоже изображал бурную деятельность, а сам каждую минуту ждал звонка. Еще вчера он поговорил со Степаном, и этот парень, несмотря на возраст, прошедший огонь, воду и чертовы зубы, чей авантюризм превосходил гуровский на порядок, тут же загорелся и обещал помочь, но при этом предложил свой план, с которым Лев, подумав, согласился. Когда же телефон наконец зазвонил, он облегченно выдохнул – все-таки очень волновался за Степана, и они договорились встретиться на Воронцовских прудах.

– Ну что, Лев Иванович, – начал рассказывать Савельев. – Поездил я этой ночью по клубам, старые связи восстановил и кое-что нарыл. Запустил я, как мы и договаривались, слушок о том, что собираюсь от папаши отделиться, потому что достал он меня своей опекой, но уйти хочу не с пустыми руками, а как это сделать, не знаю.

– Отец-то в курсе? – спросил Гуров.

– Конечно, – удивился Степан. – Не хватало еще, чтобы до него стороной эти слухи дошли. Я ему объяснил, что это надо в интересах следствия, вот он и согласился, – объяснил парень и продолжал: – И посоветовал мне один человек к Овчинникову обратиться, потому что тот специалист по невозможному. Деятельность свою он никак не афиширует, но те, кому приспичит, дорогу к нему всегда найдут, потому что язык до Киева, и так далее. Из того, что он мне рассказал, я понял, что Овчинников действительно «черный» адвокат, и связи у него совершенно офигительные, причем не только в криминальных кругах. Ходит он прямо-таки по лезвию, но ни разу, гад такой, не оступился. Берется за такие грязные дела, что до них и в перчатках дотронуться побрезгуешь, и всегда доводит их до конца! Интересы клиента для него – непреложный закон! Врагов у него, как у сучки блох, но сделать они с ним ничего не могут. Словно дьявол его бережет!

– По клиентам хоть что-нибудь выяснил?

– А там, как в Ноевом ковчеге, каждой твари по паре: от бомжей, которых на квартиру «кинули» и они на улице остались, до бывших братков и вообще уголовников, которые теперь «косят» под честных бизнесменов, или действительно порядочных людей, которых нужда прижала так, что они бы и к черту за помощью обратились.

– То, что он бисексуал, известно?

– Да кого это сейчас волнует? – усмехнулся Савельев. – Времена изменились, и нравы изменились вместе с ними! Я попробовал на этой струне сбацать что-нибудь типа: не люблю общаться с мужиками, которые присматриваются ко мне с нехорошим корыстным интересом, а мне ответили, что я тогда дурак законченный и ничего в жизни не понимаю, раз не могу отделять бизнес и личные дела. Мне целую лекцию прочли на тему «Что такое «голубое лобби» и с чем его едят».

– И кто же тебе лекцию прочитал? – поинтересовался Гуров.

– Парень один, причем натурал. Он сам из провинции, родные его до нитки распродались, чтобы хоть какую-нибудь квартирешку ему в Москве купить, да налетели на жуликов, которые на рынке жилья уже давно и успешно действуют, потому что у них все схвачено. Короче, ни денег у парня, ни квартиры, ни перспективы хоть что-то из этого вернуть. Вот ему и посоветовали обратиться к Овчинникову, и тот все деньги до копейки из этих жуликов вытряс плюс моральный ущерб, так что парень сейчас при собственной жилплощади. Он и объяснил мне общедоступным языком, что «голубое лобби» по силе своего влияния и возможностям превосходит даже то, которое приписывают масонам, и, став его членом, человек автоматически получает поддержку этого сообщества, а его представители есть абсолютно везде. Овчинников в этом сообществе человек далеко не последний! И его клиенты, даже будучи в курсе его ориентации, обращаясь к нему, понимают, что для решения их проблем он, в случае необходимости, прибегнет к помощи этого сообщества. Так что людям глубоко безразлично, какого он цвета: голубого, розового, желтого в крапинку или зеленого в полосочку. Они приходят к нему со своими проблемами, которые он успешно решает, а остальное их не колышет.

– Н-да! Негусто! – вздохнул Гуров.

– Это сейчас пусто, зато потом будет густо, – многозначительно пообещал Савельев. – Я с Овчинниковым через полчаса встречаюсь.

– А вот этого я тебе не поручал! – вдруг резко проговорил Лев. – Отменяй встречу!

– Да бросьте вы, Лев Иванович! – поморщился Степан. – Все будет нормально! Мне уже самому интересно посмотреть, что это за зверь такой! Допрос я ему устраивать не собираюсь, двусмысленных вопросов задавать не буду. Поинтересуюсь, возможно ли в принципе решение моей проблемы, и все! Надеюсь, вы не думаете, что он меня съест? Тем более что встреча назначена в людном месте, в баре.

– Да ты сам кого угодно с башмаками слопаешь и не поперхнешься, – хмуро бросил Лев. – Но встречу отменяй!

– Лев Иванович! – чуть не взвыл парень. – Это ведь будет еще опаснее, чем наша встреча. Сначала я изо всех сил ищу пронырливого адвоката, способного мне помочь, а когда нахожу и назначаю с ним встречу, почему-то отменяю ее в последний момент.

Гуров внимательно посмотрел на Степана, подумал и… согласился!

– Хорошо! Но говори только по делу и без импровизаций! Можешь ли ты оттяпать у отца часть денег или бизнеса, и все! Надеюсь, никакой записывающей аппаратуры у тебя при себе нет? – Степан безмолвно выразил крайнюю степень возмущения таким недоверием. – Вот и хорошо! Где встречаетесь?

– Здесь недалеко, в «Мехико». Я этот бар хорошо знаю, входы-выходы и все остальное.

– И он вот так сразу согласился? Свое место встречи не предлагал?

– Нет! Сказал, что желание клиента – закон для адвоката.

– В общем-то, он прав, – кивнул Гуров. – Ладно, иди! Я буду ждать тебя здесь – не думаю, что ваша беседа затянется надолго. Если же ты по каким-то причинам задержишься, дай знать.

– Ага! Котик позвонит мурочке, – усмехнулся Савельев.

– Во второй раз уже не смешно, – поморщился Лев.

Савельев ушел, а Гуров принялся наматывать круги по дорожкам парка, тем более что погода расщедрилась, и выглянуло солнышко. И чем больше он гулял, тем яснее понимал, что ввязались они в страшную авантюру. Нельзя было допускать эту встречу! Нужно было ее все-таки отменить, и пусть бы Степан потом выкручивался, как умеет, за свою самодеятельность. Как же неспокойно было на душе у Льва! Какими только словами он себя не проклинал! Счастье великое, что ему не пришлось долго ждать, потому что встреча действительно оказалась короткой, но, когда Савельев позвонил и сказал, что ждет Льва Ивановича на прежнем месте, Гуров еще не предполагал, какой неприятный сюрприз его ждет. Едва взглянув на лицо Степана, Лев тут же все понял и потребовал подробностей. Тот начал рассказывать, постоянно срываясь на крик и мат.

– Короче, вошел я в бар, и бармен, который меня уже знает, показал мне на дальний угол – мол, меня там уже ждут. Столики там ширмами с трех сторон огорожены, так что некое подобие privacy имеется.

– Словечко от кого подцепил? От жены или от тестя? – хмуро поинтересовался Лев.

– Какая разница? В общем, подошел я туда, а за столиком мужик сидит, на вид лет пятьдесят, и до того холен, что смотреть противно. И прикид у него весь фирменный! И стрижечка с маникюрчиком такие, что словно он пять минут назад из салона вышел! И экспаньолочка аккуратненькая! Одним словом, лорд английский по сравнению с ним – наш бомж помоечный. А уж самодовольный, словно кот, который только что миску сметаны оприходовал. Привстал он с улыбочкой сладенькой, место напротив себя мне показал и по имени-отчеству обратился. Не успел я сесть, как он мне вопрос вежливый, как, мол, здоровье моей дражайшей супруги? Не тяжело ли ей в таком возрасте двойню вынашивать? И голос у него такой мягкий, обволакивающий, словно в вату меня заворачивает. Я ему в ответ, что все нормально. А он мне на это, что дело у меня, видимо, действительно безотлагательное, раз я решился оставить ее в такой момент для встречи с ним.

– Естественно, ему сообщили, что ты подходящим человеком интересовался, – заметил Гуров. – Вот он о тебе справки и навел.

– И даже не можете себе представить, до какой степени, – хмуро бросил парень. – В общем, объяснил я ему, что нужда меня заставила искать человека, который помог бы мне решить мои проблемы. А он мне в ответ, радостно так и с полной готовностью расшибиться ради меня в лепешку, заявил, что я его уже нашел, и он самым внимательным образом слушает, что у меня случилось.

– Надеюсь, ты сказал ему только то, о чем мы договаривались?

– Лев Иванович! – возмутился Степан. – Да за кого же вы меня держите? Я ему сказал, что не хотел бы пока пускаться в подробности, но мне важно знать только одно: есть ли у меня уже сейчас возможность получить часть бизнеса моего отца либо денежный эквивалент. И тут он мне в ответ такое, что я распоследним дураком себя почувствовал. Цитирую близко к тексту: «Я вас понимаю, Степан Николаевич. Вы встретились со своим отцом, будучи уже взрослым, выросли без него, так что особо теплых чувств к нему не питаете. Сейчас, в силу ряда обстоятельств, вы вынуждены жить в примаках у тестя, что вас угнетает, потому что со своей зарплатой лейтенанта полиции вы себя чувствуете там нахлебником. Кстати, не думаю, что ваш наставник, господин Шурган, одобрил бы выбор вами такой профессии – он ведь всегда находился по другую сторону баррикады. Но это так, ремарка в сторону». Я попытался выкрутиться, сказал, что Шурган действительно не одобрил бы это, но я уже и сам понял, что это не мое, потому-то и решил уйти, но не в никуда, а на заранее подготовленные позиции. Жить у моих родителей мы с женой не можем, оставаться вечно в доме тестя – тоже не лучший вариант, так что нужно в первую очередь решать проблему с жильем.

– И тут он напомнил тебе о твоей квартире, – сказал Лев.

– Точно! А я ему ответил, что детям нужен свежий воздух. Он мне понимающе покивал, и я уже подумал, что обошлось, а он мне вопрос: «Почему вы думаете, что ваш батюшка откажется выделить вам некоторую сумму на обустройство быта и для развития бизнеса, если вы решите таковым заняться?» Я отговорился тем, что не те у нас отношения. И вдруг он выдал такое, что сам себе удивляюсь, как морду ему не набил.

– Давай дословно, – потребовал Лев.

– Он сказал, что у меня хороший аппетит, но придется меня разочаровать – проблемой моей он заниматься не станет. Решение окончательное, и объяснений не будет. А потом попросил не счесть за труд и вам, то есть полковнику полиции Льву Ивановичу Гурову, от него поклон передать, потому что, хоть и шапочным было ваше знакомство, но он хочет засвидетельствовать вам свое почтение. И елейно так добавил, что не смеет меня больше задерживать, потому что вы меня с отчетом ждете, а терпение начальства испытывать не стоит. Да и жена меня заждалась. Чего попусту с ним время терять? И ведь все это самым мягким и доброжелательным тоном! Не придерешься! Сидел я и чувствовал себя нагадившим в хозяйские тапочки котенком, которого мордой в собственное дерьмо тычут. Вот! – Степан показал Гурову свои руки, где на ладонях были видны следы впившихся в них ногтей. – Меня от ненависти так трясло, что я даже зубы сжал, чтобы не клацали. Чего мне стоило взять себя в руки, только Бог знает! Но я ему все-таки спокойно заметил, что он все неправильно понял. А он мне на это извиняющимся тоном: «Значит, начал уже из ума выживать. Уж простите старика». Лев Иванович! Да я такого унижения никогда в жизни не испытывал!

Гуров молчал, обдумывая все услышанное, а Степан нервно закурил, заметив при этом: «Бросишь тут!» Лев же с каждой минутой все более отчетливо понимал, как правы были Стас и Петр – это действительно была чужая игра. А он, идиот, не имея даже малейшего представления о правилах, вломился в нее, как слон в посудную лавку, и начал там все крушить. И каким боком теперь выйдет ему эта авантюра, пока неизвестно, но вот в том, что ничего хорошего его не ждет, он был уверен на тысячу процентов.

– Степа! Я совершил большую ошибку, обратившись к тебе с подобной просьбой, – сказал Лев. – Я не должен был втягивать тебя в эту историю. Да и мне не стоило в нее соваться!

– При чем здесь вы, Лев Иванович? Это я сам виноват, что встречу самовольно назначил. Надо было действительно ее отменить под каким-нибудь благовидным предлогом – в пробке, мол, стою! Я виноват, мне и отвечать!

– Успеешь еще наотвечаться в жизни и за свои грехи, и за чужие, – устало ответил Лев. – А выкручиваться буду я сам. Езжай к жене – ты там сейчас нужнее. Слава богу, что Орлов и Крячко не в курсе! Хоть о них мне беспокоиться не надо.

– А Овчинников в курсе, что они не в курсе? – язвительно спросил Савельев.

Лев ругался очень редко, но сейчас не сдержался. Как он мог об этом не подумать? Ведь абсолютно все знают, что они, трое, неразлучные друзья, а это значит, что Петр и Стас по определению не могут оставаться в стороне. У Гурова был только один выход: обо всем рассказать им, потому что предупреждены – значит, вооружены. Он представил себе, что наговорят ему друзья, причем совершенно заслуженно, но другого пути не было.

– Все! – сказал он Степану. – Езжай домой! А я понес свою повинную голову в управление – надо мужиков предупредить.

Крячко сидел в их кабинете и составлял какую-то одному ему ведомую таблицу краж – он привык относиться к делу серьезно. Подняв глаза на вошедшего Гурова, Стас сразу понял, что дело запахло жареным – нечасто ему приходилось видеть своего друга в таком раздрызганном состоянии. Лев скинул куртку и позвал его:

– Пошли к Петру.

Крячко даже не стал спрашивать, что случилось – и так ясно, что нечто экстраординарное. Петр, увидев их, тоже лишних вопросов задавать не стал – раз пришли, сами скажут. Старательно не глядя на друзей, Гуров рассказал им все без утайки – чего уж тут секретничать, когда по его милости все могут пострадать. Орлов и Крячко слушали его молча, без комментариев, охов и ахов, а когда он закончил, Петр печально сказал:

– Ну, то, что ты с шашкой наголо вперед рванул, не удивляюсь. Горбатый, могила, лопата – это про тебя. Что нас всех, не раздумывая, вместе с собой под каток затащил, тоже не новость – эгоизм у тебя уже давно из всех дыр фонтаном бьет. А вот то, что варианты начал считать не до, а после, это совсем плохо. Стареешь, значит. А сейчас уйди, Лева! Не хочу тебя видеть! – И, увидев, что Гуров хочет что-то сказать, повторил: – Уйди, пожалуйста!

Гуров вышел из кабинета как оплеванный и поплелся к себе, а вот Крячко, прежде чем уйти, невесело заметил:

– Петр! Ты, кажется, говорил, что дружба – понятие обоюдное? Так вот, это больше не про Леву!

Он не пошел обратно к себе, а завернул на лестничную площадку, где, несмотря на строжайший запрет, все равно курили. Стрельнув сигарету и отойдя в сторонку, стоял, курил, смотрел в окно и думал о том, как жить дальше, потому что по-прежнему уже не получится. Когда Стас вернулся в кабинет, Лев, почувствовав запах табака, удивленно посмотрел на него, но тот сделал вид, что вообще один в комнате, и он не решился ничего спросить.

Едва досидев до шести часов, Гуров встал и поехал домой. У него было яростное желание не просто напиться, а нажраться до провалов в биографии, но это было бы проявлением слабости и малодушия, которое он себе позволить не мог. У Марии был спектакль, так что вернется она поздно, и Лев, пользуясь ее отсутствием, метался по квартире, пытаясь найти выход из положения, а тот решительно отказывался находиться. О том, чтобы поужинать, он даже думать не мог, хотя не успел днем пообедать. Встречаться с женой ему не хотелось категорически – за годы совместной жизни они изучили друг друга так, что она тут же поняла бы, насколько ему муторно, а объясняться с ней и что-то выдумывать желания не было. Оставалось последнее средство, и, покопавшись в аптечке, Гуров нашел снотворное, которое Мария иногда принимала, так что, вернувшись, она застала его уже спящим.

Пробуждение было безрадостным. Погода выдалась – на загляденье: и небо ясное, и солнышко светит, и легкий ночной морозец подсушил мокрый асфальт, но мысль о том, в какое положение он поставил не только себя, но и своих друзей, отравляла существование. Без энтузиазма, вяло делая утреннюю гимнастику, Гуров машинально прислушивался к включенному женой на кухне телевизору и вдруг услышал такое, что не поверил своим ушам и, с грохотом бросив гантели, рванул на кухню. Ведущая утреннего выпуска новостей уже перешла к следующему сюжету, и Лев вцепился в жену:

– Маша! Мне послышалось или она действительно сказала, что вчера вечером было совершено нападение на владельца адвокатского агентства Овчинникова?

– Да, было такое, – подтвердила она, глядя на поднимавшуюся над туркой пену. – Я невнимательно слушала, что-то вроде того, что он из ресторана выходил, а его кто-то ножом ударил. – Тут раздалось шипение, и Мария, в последний момент успев снять с плиты турку, возмутилась: – Господи! Что ты ко мне привязался! Приедешь на работу и все в подробностях узнаешь! Чуть кофе из-за тебя не сбежал!

– Маша! Ты прелесть! – воскликнул Лев, чмокнув ее в щеку, и бросился к телефону. – Петр! Ты уже знаешь?

– Слышал, – буркнул тот.

– Делай, что хочешь, но это дело должен вести я! – потребовал Гуров.

– Ты еще не наигрался в казаки-разбойники? – хмуро поинтересовался тот.

– Реабилитироваться хочу, – объяснил Лев. – И в этом ты мне отказать не можешь!

– Я подумаю, – пообещал Орлов и положил трубку.

– Ты что-то натворил? – тут же полюбопытствовала Мария – уж такие вещи ни одна жена не пропустит мимо ушей.

– Все мы творцы своего несчастья, – отшутился Гуров и стал бодро собираться на работу.

В управление он приехал задолго до девяти и, взяв сводку происшествий за сутки по городу, поднялся в свой кабинет и начал искать в сводке информацию про Овчинникова, но ее почему-то не было. Не веря своим глазам, он самым внимательным образом прочитал все от начала до конца, но ничего не нашел. «Что за черт? Откуда же тогда она взялась в утреннем выпуске новостей? Они же данные из ГУВД получают! Или это кто-то из телевизионщиков решил так по-идиотски пошутить над Овчинниковым? Ох и дорого же ему эта шутка обойдется!» Чтобы не мучиться дальше, Лев позвонил своему приятелю-телевизионщику Сашке Тюрину, подняв его с постели – тот был классической совой.