Текст книги "Одержимый"

– Ну, если человек сам сигает в окошко, – заметил полковник Крячко, – то иного от него и ожидать-то не стоит.

Митрохин строго и осуждающе посмотрел на оперативника и повысил голос:

– Он не по своей воле сиганул в окошко, господин полковник! Из его сбивчивых объяснений выяснилось, что его жизни угрожали, и он выбросился в окно от безысходности. А суть в том, что несколько ночей подряд какой-то мерзавец названивал ему и предупреждал, что будет мстить.

– За что? – спросил Гуров.

– Тут история темная, – нахмурился Митрохин. – Я, Лев Иванович, в нее не вникал. Это дело ведет следователь Кружилин Роман Игнатьевич. Вы с ним поговорите. А я, собственно, хотел вот на что обратить ваше внимание. Когда мы выехали на квартиру этого чудака, то обнаружили там кое-что. Ну, во-первых, следы проникновения в квартиру постороннего. То есть кто-то открыл входной замок с применением отмычки. Инструмент у преступника был, между прочим, отличный, но следы же все равно никуда не денешь! Ну а обратил на себя внимание моток веревки, который, как я предполагаю, обронил преступник, когда события повернулись неожиданным для него образом.

– Что вы имеете в виду, Иван Иванович? То, что хозяин квартиры выбросился в окно? – уточнил Гуров. – Полагаешь, что он напугался преступника?

– А кто бы не напугался? Он до сих пор, говорят, напуган – до такой степени, что не называет никому своего имени, хотя следствию оно давно известно. Все же знают, из какого окошка он выскочил! Но ему сейчас главное, чтобы его в больнице не нашли. Но про этого, который веревку в его квартире обронил, он рассказывает настолько путано, что просто какая-то чепуха получается. Впрочем, это дело не мое, а Кружилина. Я почему обо всем этом сейчас заговорил, потому что вы про месть упомянули, и потому, что на том потерянном в квартире мотке веревки имелся заранее заготовленный беседочный узел. Понимаете? Тот преступник захватил с собой прочную веревку с заранее приготовленным узлом. Видимо, чтобы на месте не терять времени на завязывание узла. А для чего ему понадобился этот заранее заготовленный узел? Может быть, он собирался подвесить свою жертву за ноги, как это произошло в нашем случае? Обратите внимание, убийца Смирнова поступил именно таким образом...

Митрохин мог раздражать манерой излагать собственные мысли – подробной, размеренной и вызывающей что-то вроде мозговой оскомины, но в рациональности доводов отказать ему было невозможно. Гуров почесал переносицу.

– Значит, говорите, месть? А кто такой этот ваш прыгун? Что про него известно? Профессия, род занятий?

– Да не помню я, Лев Иванович! – досадливо ответил Митрохин. – Не мое это дело. Да и по правде говоря, в ту ночь вообще не я должен был дежурить. Адрес могу вам назвать, а там дальше с Кружилиным разговаривайте. Да еще с вашим Шаповаловым из убойного отдела. Он выезжал первым на это дело. Между прочим, уверен, что все это белая горячка – не более. Злой как черт. Я-то про белую горячку не согласен – у хозяина на квартире никаких следов пьянства, полный порядок, даже странно. И потом, узел-то тут при чем? Где вы видели алкашей, которые бы по гостям с веревкой ходили? У них хлеба не найдешь, не то что веревки!.. Так что ваш Шаповалов тут не прав!..

Шаповалов из убойного отдела был грубым и громогласным мужиком, который предпочитал простые решения и ясные формулировки. Запутанные дела ему старались не поручать. Брать Шаповалова под свое крыло Гуров ни за что бы не согласился, но сейчас он не стал спорить с экспертом. Ваш так ваш.

Перед тем, как покинуть комплекс, Гуров еще раз захотел взглянуть на труп убитого тренера. На неподвижном лице несчастного застыла гримаса страдания.

– В чем же ты мог провиниться, брат, что так жестоко расплатился за свою вину? – хмурясь, пробормотал себе под нос Гуров.

Глава 3

Дверь тамбура со скрежетом распахнулась, и внутрь проник морозный клубящийся воздух. Константин Чижов бесцеремонно оттеснил в сторону проводницу и выглянул наружу, стиснув ледяные поручни голыми пальцами. Ему было приятно вдыхать запах ядреной русской зимы, ощущать холодную твердость металла, жмуриться от искрящейся в лучах солнца изморози, которая заполняла все пространство над маленьким перроном.

– Эх, хорошо! – с чувством сказал он и молодецки прыгнул вниз, презрев ступеньки.

За ним с чемоданами и сумками в руках последовали сопровождающие – их было четверо. Двое, Алексей и Виктор, являлись доверенными людьми, выполнявшими функции охраны и советников. Двое были просто так, чем-то вроде носильщиков и мальчиков на побегушках.

– Ну, наконец-то! – загрохотал на перроне рокочущий командирский бас, и навстречу прибывшим по выметенному перрону зашагал приземистый, похожий на колобка военный в камуфляжном бушлате и такой же кепке, нахлобученной по самые уши. Круглая физиономия военного была красна от мороза, но он делал вид, что абсолютно его не замечает.

– Петр Семенович! – закричал в ответ Чижов, распахивая объятия. – Сколько лет, сколько зим! Страшно рад тебя видеть!

– Здравия желаю! – сказал военный. – С прибытием, Костя!

Они крепко обнялись. За бурной встречей почтительно наблюдали. Со стороны Чижова уже знакомые четверо сопровождающих, а со стороны военного – пятеро тепло одетых солдат гренадерского роста и долговязый лейтенант, который, несмотря на мороз, тоже был в кепи, потому что брал пример со своего начальника.

Мужчины разъединили объятия и, придерживая друг друга за плечи, заглянули обоюдно в глаза.

– Ну, брат, ты, я смотрю, заматерел здесь совсем! – посмеиваясь, заявил Чижов военному. – На медведя пригласил охотиться, а сам-то уже на медведя похож стал.

– Угол у нас тут такой, медвежий! – захохотал в ответ военный. – Без клыков никак нельзя. Да ты не обращай внимания. Ты тут всегда дорогой гость. Никто тебя не тронет, не дадим. Но нервишки пощиплем. На мишку-то, небось, никогда не охотился? Ничего, завтра с утреца... А сейчас пускай твои ребята отдадут багаж моим орлам – и в резиденцию! Мы тут новую построили – по европейскому образцу! Для высокого начальства. А что – к нам в медвежий угол высокое начальство любит заглядывать. Не для разносу, заметь, а чтобы культурно отдохнуть. У нас такой воздух, такая банька, такая природа – нигде больше не найдешь! И мы сейчас первым делом в баньку, потом угощение, потом культурная программа. Ха-ха-ха! Ну до чего я тебя рад видеть, Константин! Спасибо, что выбрался!

– Ну а что? Бизнес бизнесом, а о себе тоже забывать не стоит, – заметил Чижов. – Я помню, как здорово мы в последний раз поохотились. Сколько уж лет прошло? Да, а ты, небось, уже генерал, признавайся?!

Военный покрутил головой.

– Рад бы, как говорится, в рай, – сказал он с сожалением. – Нет, полковник был, полковником и остался... Должность у меня такая, что не предполагает генеральских звезд, Костя. Часть небольшая, преимуществ и приятностей много, но вот карьерного роста здесь не предвидится. Переводиться надо. Но с этим я еще годок-другой погожу... Ну так что мы стоим! По машинам!

Вся компания двинулась мимо станционного здания к машинам, которые дожидались на маленькой площади под засыпанными снегом соснами.

– Красота! – снова вздохнул Чижов, задирая голову. – М-м! Нет, не жалею, что выбрался! Будто в рай попал!..

– Это что! – засмеялся полковник. – Сейчас нашу баньку попробуешь, фирменную настоечку, прочие сопутствующие удовольствия – вот тогда и скажешь, где ты – в раю, или еще лучше... Ха-ха-ха!

– А тачка-то твоя все бегает? – сделал вид, будто удивился, Чижов, садясь в сиреневого цвета автомобиль, который был прекрасно ему знаком, потому что именно он продал это чудо техники полковнику Рыбину два с половиной года назад, сделав при этом весьма значительную скидку.

– А ты сомневаешься? – в свою очередь удивился полковник. – Тачка – зверь, не сомневайся. У нас тут, конечно, экстрим – обычное дело, но твоя голубка пока не подводила. Гололед, мороз, снегопад – ей все нипочем. Да сейчас сам убедишься!

Они уселись в машину, и полковник Рыбин повернул ключ в замке зажигания.

Они помчались, поднимая над дорогой снежную пыль. Два армейских уазика бодро поспешали за ними. Через полчаса небольшой городок исчез из поля зрения, но зато появилась затерянная в снегах, обнесенная солидной оградой воинская часть, которую возглавлял полковник Рыбин. Однако они миновали поворот дороги и помчались дальше – к синеющему впереди хвойному лесу.

– Ты ничего не перепутал? – спросил Чижов.

– Я же говорю, у нас резиденция теперь новая, – хохотнул полковник. – Договорились с местными властями, с лесным хозяйством и возвели дворец под сенью, как говорится, и вблизи жемчужных струй... Увидишь! Ну а в столице как дела? Как бизнес? Тачки хорошо берут?

– А когда их плохо брали? – сказал после короткой паузы Чижов. – Это плохие берут плохо. А я плохими не торгую, сам видишь.

В тоне его звучало откровенное самодовольство, но на душе у Чижова вдруг стало беспокойно. Потому что, по правде говоря, дела у него шли не слишком хорошо.

Нет, бизнес его процветал. Сеть дилерских агентств, которую он возглавлял, постоянно расширяла деловые контакты, неуклонно увеличивала объем продаж, доходы росли. С этим было все нормально. Но с некоторых пор личная жизнь Чижова оставляла желать лучшего. Не в том смысле, что его не любили девушки. Девушки его очень даже любили, несмотря на то что пошел ему уже пятый десяток, и у него самого дочь была девушка на выданье, и оттянуться он мог в лучших клубах и заведениях Москвы. Дело заключалось в другом – кто-то взялся портить ему кровь телефонными звонками с угрозами. Регулярно названивал – сначала по одному из служебных телефонов, потом, видимо, раздобыл личный номер. Претензии высказывал туманные, но резкие. Все время намекал на месть, которая вот-вот настигнет Чижова. Одним словом, ничего конкретного, чистое сумасшествие, но слушать это было неприятно. А самым скверным было то, что оставались неизвестными истинные намерения и личность звонившего. Кто это был, чего он хотел на самом деле? Пусть сумасшедший, пусть опасный, но если бы удалось увидеть его лицо, переживаний стало бы куда меньше. Неизвестность – вот что страшит более всего.

Чижов давно и успешно занимался бизнесом, знал в нем все ходы и выходы, давно прошел тот этап, когда нужно было буквально воевать за право зарабатывать деньги. Сто раз мог получить пулю в затылок. Однако не получил, утвердился, занял свою нишу. Теперь угроза физического устранения была для него не то, чтобы совсем неактуальна, но она потеряла прежнюю остроту. Дикие конкуренты сошли с дистанции, а нынешние предпочитали сначала договариваться. Размахивать пистолетиками было уже не так модно, как в былые годы. Откуда же вырвался этот странный мститель? Между прочим, он вообще ни о чем не собирался договариваться. Ему все было по фигу, кроме мести. Чижов попытался вычислить злоумышленника, но тот был хитер, а Чижову показалось глупым сосредотачиваться на этой сомнительной проблеме. Он решил, что все рассосется само и принял приглашение полковника Рыбина поохотиться на медведя в брянских лесах. Отдых был сейчас кстати, да и от докучливых звонков с угрозами следовало отвлечься. Разумеется, придется в ближайшем будущем делать скидку Рыбину – тот явно решил поменять тачку на более современную модель. Живет в глуши, а слабость к новым автомобилям питает сильнейшую. Кому он здесь в лесу пыль в глаза пускает?

Вот такие мысли тревожили Чижова, но вслух он их, конечно, не высказывал – болтал с Рыбиным о том о сем, не касаясь сокровенного. Ну а когда добрались до бани и праздничной закуски, разговор пошел совсем легкий. Посторонних никого не было – из военных присутствовали только два лейтенанта, которые заглядывали Рыбину в рот, носили за ним полотенце и подливали вина в бокалы. Стоило же ему чуть понизить голос, адресуясь исключительно к своему гостю, как оба молодых офицера тут же испарялись и отсиживались в темном углу, чтобы не дай бог не подслушать даже краткий обрывок не предназначенного для их ушей разговора. Из людей Чижова к столу был допущен Алексей Пьяных, человек серьезный, надежный, и вопреки своей фамилии, крепкий на голову. У него была располагающая внешность и свободные, но привлекательные манеры. Он всюду держался скромно, но с достоинством, и настроения в компании не портил. Тем более что Чижов всемерно ему доверял и чувствовал себя несколько неуютно, если Пьяных не было рядом. Даже полковник Рыбин относился к этому крепкому и сильному парню куда более уважительно, чем к собственным «орлам».

Время пролетело незаметно и весело. После хорошего ужина отправились в лес «пристрелять автоматы», потому что охоту на медведя полковник предполагал вести с помощью именно этого оружия, благо, что и самих автоматов и боеприпасов к ним хватало.

Натешившись вволю, задумали продолжить веселье, катаясь на снегоходах. Но уже начинало темнеть, катание становилось опасным, и Рыбин рассудил, что увлекаться не стоит.

– Значит, так, сейчас еще по стопочке на сон грядущий, – заявил он, обнимая Чижова за плечи, – и на боковую! Завтра егерь нас рано поднимет. Но уж повеселимся от души!

Вернулись в лесной домик, который Рыбин с гордостью называл резиденцией. Выглядело это строение, и вправду, замечательно – изящный деревянный дом в два этажа, с высокой крышей, резной балюстрадой и фигурными окнами стоял в окружении заснеженных высоченных сосен. Вела к нему через лес превосходно вычищенная дорога. Перед самым домом протекала речушка, которая сейчас замерзла. Через речушку был перекинут мосток, похожий на игрушечный, с резными перилами. Перед мостом было организовано что-то вроде КПП со шлагбаумом и часовым в армейском бушлате. У часового даже автомат на плече висел – все как положено.

За домом располагались гаражи для транспорта – кроме автомобилей, там стояли снегоходы, без которых здесь пришлось бы туго. Имелись здесь и кухня, и домик для обслуживающего персонала, все честь по чести.

Несмотря на благие намерения, засиделись Рыбин с Чижовым до полуночи. Одной стопочкой дело не обошлось, но полковник заметил, что при чистоте здешнего воздуха спиртное нейтрализуется в организме мгновенно и вреда не приносит. Выпивали в комнате Рыбина, вдвоем. Вели разговор, на этот раз более конкретный. Рыбин, действительно, закинул удочку насчет приобретения новой машины, и Чижов, на самом деле благодарный за гостеприимство и находясь в предвкушении великолепной охоты, пообещал обеспечить полковнику нечто необыкновенное.

– Сделаем тебе, Петр Семенович, тачку! – веско заявил он. – Представь – салон просторный, хоть танцуй, контурная подсветка приборов, отделка из палисандрового дерева, и при этом скидку сделаем тебе – будешь доволен!

Окончательно повеселел и Рыбин. Он энергично потер ладони и объявил:

– Ну, удружил, Костя! Сам знаешь, как я технику обожаю! Но уж и мы тебе незабываемое приключение завтра обеспечим, будь спокоен! Ты только представь себе – лес, тишина, белое безмолвие, как говорится. Ранний час. Природа еще спит. И мы – на лыжах, при оружии, нос по ветру... И вот она, берлога! Вся в снегу, только «чело» курится, это медведь дышит, представляешь? Мы подходим против ветра, будим мишку – и тут уж не зевай!.. Ха-ха-ха! Завалим медведя – повесишь у себя в офисе голову. Все обзавидуются!

Они тяпнули еще по рюмочке, еще раз по-дружески обнялись, и полковник проводил гостя в его комнату на втором этаже. Люди Чижова еще не ложились. Они почтительно дожидались хозяина в коридоре, все четверо, покуривая и беседуя о завтрашней охоте. Все были люди городские, и в охоте смыслили мало. Однако признаваться в этом никому не хотелось. Намекали, что в свое время тоже побродили с ружьишком.

– Спать, братва! – скомандовал Чижов. – Командир сказал – завтра поднимет нас ни свет ни заря...

К часу ночи угомонились все. Маленькая лесная гостиница, освещенная мягким светом многочисленных галогенных ламп, погрузилась в сон. Отправился спать в сторожку даже часовой с автоматом. Ночью тут непрошеных гостей не ждали.

Чижов, сильно отяжелевший после съеденного и выпитого, кое-как разделся и рухнул поперек широкой, застеленной великолепной периной кровати. Глаза его слипались, мягкая кровать баюкала, как колыбель, искрящийся мягкий свет за окном действовал гипнотически. Чижов заснул. Все заботы и неприятности растворились в тишине и покое, которые казались незыблемыми, как сам суровый заснеженный лес за окном.

Пробуждение его было невероятным настолько, что Чижов не сразу поверил, что это пробуждение. Ему показалось, что он попал в ночной кошмар, вызванный неумеренным возлиянием. В страшном сне из темноты ночи возник черный призрак, который приковал его к постели тяжелыми цепями и замкнул его уста колдовской печатью. Нужно было срочно просыпаться, и Чижов задергался, захрипел, закричал, попытался вскочить – и все напрасно. «Да что же это такое? – промелькнула в голове довольно ясная для кошмара мысль. – Похоже, я и в самом деле связан? Но этого не может быть! Как могло такое случиться? Что за бред?»

Но это был не бред. Подергавшись немного, Чижов начал все четче осознавать, что находится в самом плачевном положении, и происходит это, увы, не во сне, а наяву. Он понял, что запястья его и лодыжки туго стянуты веревочными путами, а рот надежно заклеен полоской скотча. Пока он спал, кто-то ловко упаковал его, точно посылку, приготовленную к отправке.

Первым делом Чижову пришла мысль о таинственных звонках с угрозами. А что если они были куда более серьезным делом, чем он пытался себе это представить? Что если он напрасно отмахнулся от этой проблемы?

Но звонки были в Москве, а она далеко. Как его могли достать тут, в медвежьем углу, в окружении друзей и вооруженных бойцов? Что происходит?

Единственное, что было доступно сейчас Чижову, это немного поднять голову и осмотреться. Тень у окна сразу бросилась ему в глаза. Человек стоял спиной к нему и рассматривал пейзаж за окном. Фигура этого человека показалась Чижову знакомой. Холодок страха медленно потек у него в животе, как будто он глотнул ледяной воды. Остатки опьянения улетучились в одно мгновение, но помочь это ему уже не могло.

Человек у окна медленно повернулся и размеренным шагом приблизился к кровати. Наклонился, внимательно посмотрел на напряженного, охваченного ужасом человека, которого он в одно мгновение обратил в своего пленника.

В комнате было темновато, но Чижов уже понял, кто перед ним. Это был сотрудник из его же фирмы, которого Алексей Пьяных захватил в поездку в качестве слуги, носильщика, курьера – без таких людей невозможно обойтись нигде. Кажется, его звали Владимиром, и работал он в фирме совсем недавно. Впрочем, раз Пьяных рассчитывал на этого парня, значит, доверял ему. Вообще-то провести Алексея было не так просто, но этому негодяю это, похоже, удалось.

Чижову очень хотелось, спросить, что все это значит, и каковы его перспективы в этой чудовищной игре. Но он начинал уже понимать, что ни его мнение, ни его вопросы тут никого не интересуют. «Что ему нужно хотя бы? – с тоской подумал Чижов. – Денег хочет? Или просто идиот? Хорошенькое дело! Приехал отдохнуть и попал в лапы маньяка. Солдаты с автоматами в пяти шагах, а я не могу даже пошевелить пальцем. А где же остальные мужики? Как этому удалось пробраться ко мне в комнату?»

Вопрос был чисто риторический. Пробраться к нему в комнату мог кто угодно – Чижов даже дверей не запирал. И уйти из своей комнаты Владимир мог, конечно, запросто – с какой стати кто-то за ним будет следить? Вообще, все происходящее было так невероятно, что ни с какой стороны не укладывалось в голове. Жаль только, что обсудить это сейчас абсолютно не с кем.

Маньяк Володя, кажется, понял направление его мыслей, потому что, закончив рассматривать беспомощного пленника, удовлетворенно хмыкнул и кивнул.

– Ну вот мы и проснулись, – очень тихо сказал он. – Чудесно. В нашем распоряжении есть часа два, господин Чижов. Потом мы разойдемся и, надо сказать, маршруты эти будут разные.

Чижову очень хотелось уточнить насчет маршрутов, но Владимир не был расположен к диалогу. Ему было необходимо выговориться самому.

– Только не думай, Чижов, что это банальное ограбление, – неожиданно переходя на «ты», сказал Владимир. – Хотя наличные у тебя из пиджака я забрал. Я не грабитель, но деньги мне всегда нужны. Накладные расходы большие. Дорога, проживание, документы, сбор информации, взятки служителям закона... Иногда, конечно, удается сделать что-то на халяву. Вот, например, поездка сюда мне ничего не стоила, это правда. Ну и до этого ты мне платил месяца три-четыре, да? Не слишком щедро, но я на большее и не претендую, я неприхотлив. Да и не в этом смысл жизни, правда, Чижов? Смысл жизни в том, чтобы чувствовать себя на коне, верно? Ну вот сейчас я на коне, а ты под копытами. Как самочувствие? Тут и слов не надо – все у тебя на лице написано. А ты здорово постарел, а? Даже, кажется, сильнее, чем я, что вообще-то странно. Знаешь, какая у меня по твоей милости была жизнь? Ну откуда тебе знать! Ты меня отправил в плавание и на следующий день забыл об этом. Для тебя всегда было главным самоутверждаться. Неважно где – на помойке, в банде, в бизнесе. Важно было быть коноводом. Иногда, чтобы заработать дешевую популярность, приходилось устраивать дешевые трюки, верно? Например, гнобить кого-то ради общей потехи... Гнусное занятие, но оно того стоило, а? Ты теперь в шоколаде – так у вас говорится?

Владимир наклонился и фамильярно похлопал беспомощного Чижова по щеке.

– Мне стоило больших трудов остаться в живых, – доверительно сообщил он. – Я сто раз мог погибнуть. Но меня хранила ненависть. Я понял, что должен выжить, чтобы наказать вас всех. Нелегко было выжить, но и вернуться было не легче – снова войти в ту же реку... Найти вас, всех десятерых... Жаль, конечно, нужно было бы оставить тебя на сладкое, но слишком многое осложняет мою миссию. Приходится пользоваться любым удобным случаем. Разберемся с тобой сегодня, а потом и остальными займемся. Ты как, не поддерживаешь старых связей? А то могу подкинуть адреса... Хотя что я говорю? Они тебе не понадобятся больше. Встретитесь в преисподней, обменяетесь впечатлениями. Ну что же, пожалуй, хватит болтать. Осталось совсем мало времени. Сейчас я буду причинять тебе боль – долгую и неотвратимую, а проще говоря, буду мучить, чтобы ты понял, что я чувствовал тогда, много лет назад. Боль! И еще беспросветное одиночество, когда знаешь, что абсолютно никто тебе не поможет, и впереди у тебя ничего нет. Я до сих пор не могу избавиться от всего этого, но я могу поделиться с тобой и прочей сволочью, которая походя испортила мне жизнь...

Чижов не видел, что держит в руке Владимир, он только увидел, как тот внезапно взмахнул рукой, опустил ее, и обжигающая боль резанула внутренности. У Чижова перехватило дыхание. «Кажется, эта сволочь уделала меня кием! – эта мысль с трудом протиснулась сквозь раздирающую кишки боль. – Захватил, наверное, в биллиардной. Я видел здесь биллиардную. Если он заглянул на кухню, то в ход может пойти вертел или чугунная сковорода? Неужели он задумал превратить меня в отбивную? Вот идиотская смерть! Но на что он все время намекал? Я не могу сосредоточиться, когда меня лупят по животу палками...»

Действительно, сосредоточиться было нелегко, особенно, когда прочный, как сталь, кий обрушился на его беззащитное тело. Он даже не мог облегчить страдания криком – рот был запечатан надежно. Он мог только извиваться на кровати и то в ограниченных пределах мешали веревки. Вообще, в сноровке, с которой Владимир связал его и обездвижил, чувствовался профессионализм.

«Кто ты такой?! – беззвучно вопил Чижов, принимая на себя все новые и новые удары. – Остановись, гад, пощади!»

Заткнутый рот сослужил неплохую, с одной стороны, службу. Позорных молений о пощаде его мучитель так и не услышал. Но с другой стороны, все складывалось именно так, как обрисовал Владимир – полная безысходность и невозможность что-либо изменить. Его забьют насмерть в двух шагах от собственных охранников и друзей. Что может быть отвратительнее и глупее? И он ничего, абсолютно ничего не может сделать, даже стонать ему удавалось с большим трудом, а силы быстро его оставляли, так быстро, что от этого делалось в два раза страшнее. Чижову всегда казалось, что, коли так случится, он выдержит и запредельные нагрузки и боль, и одиночество – все что угодно, а на деле оказалось, что хватило его совсем ненадолго. Слишком избаловали его большой город и большие деньги. Он разучился держать удар. А главное, он не сумел распознать близкую опасность и принять меры предосторожности. Такие ошибки жизнь не прощает никому. Придется теперь подыхать, как слепому котенку, которого злые дети решили забить палками.

И вдруг из коридора до его слуха донеслись встревоженные крики, которые разом уничтожили ночную тишину.

– Константин Михалыч! Вы там? Откройте! С вами все в порядке? – Чижов узнал голоса своих сотрудников.

Вслед за криками кто-то принялся ломиться в дверь. Прочная дверь не поддавалась, но трещала все более угрожающе. Обеспокоенные люди в коридоре всерьез намеревались выломать ее и должны были сделать это в самое ближайшее время.

Владимир отшвырнул кий в угол комнаты и шагнул куда-то в сторону, пропав из виду. Когда он появился, то на нем уже была куртка. Застегивая молнию, он сказал:

– Обидно! Что их всполошило? Все усилия пошли прахом, черт! Но ничего, в этом есть и своя прелесть. Твои страдания продлятся теперь чуть подольше. Но я все равно доберусь до тебя, как уже добрался до Смирнова, и как доберусь до остальных, до каждого. Я приду, чтобы отправить тебя через темную реку. Считай меня своим Хароном. Харон приходит всегда – хочешь ты этого или не хочешь.

Дверь с грохотом опрокинулась, и в комнату ворвались люди. Несмотря на боль, Чижова охватил восторг. Он понял, что неведомым силам не удалось его уничтожить, и он будет жить дальше. А угрозы – что же, теперь он приложит все силы, чтобы отвести эти угрозы. Он найдет способ.

Кто-то попытался зажечь свет. Кто-то кинулся прямо к извивающемуся на кровати Чижову. Кто-то, наоборот, быстро разобравшись в ситуации, бросился к Владимиру. Но тот вдруг поднял руку, и в комнате прогремел выстрел. Один человек упал, все прочие отшатнулись и застыли на месте. Владимир выстрелил еще раз, выбил раму в окне и бесшумно, как привидение, выпрыгнул в окно.

Не прошла и минута, а где-то позади дома взревел мотор снегохода. В затуманенном мозгу Чижова мелькнула мысль о том, что Владимир приготовился к своему преступлению гораздо тщательнее, чем это можно было себе представить. Ну что же, у него было время, чтобы продумать план действий. О том, куда они поедут с Чижовым, и что их ждет на месте, было известно за неделю. Для сообразительного человека этого времени достаточно.

В комнату ворвался полковник Рыбин в шелковой пижаме. Свет наконец загорелся. На секунду опешив от увиденного, Рыбин заревел, как медведь, и бросился к беспомощному гостю, едва ли не зубами разрывая на нем веревки.

– Мать твою! Ах, суки! – он поливал направо и налево отборным матом и оглядывался по сторонам безумными глазами. – Что сделали! Ты как, Костя? А это что?! Да тебя всего исполосовали!.. Ах, падлы! Где они? Догнать! Где солдаты? Немедленно сюда начальника караула!

В коридоре уже вовсю топали тяжелые сапоги. Вбежали бойцы в наспех напяленных полушубках. Полковник с ненавистью посмотрел на них и заорал:

– Спите?! Где офицеры?! Всех сюда! Догнать эту гадину! А этих в часть срочно – к доктору!

Кто-то уже поднимал с пола окровавленного Алексея Пьяных. Стиснув зубы, он успокаивающе мотал головой.

– Ерунда! – процедил он. – Задело немного. Сейчас я оклемаюсь...

Он действительно встал и тут же метнулся к хозяину.

– Вы как, Константин Михалыч? Это он? Это Владимир? Ах, гад! Кто мог подумать?

Рыбин сорвал с губ Чижова скотч, схватил его за плечи и впился глазами в его бледное лицо. Чижов застонал.

– Что за Владимир, мать его? – не обращая внимания на причиняемую собеседнику боль, рявкнул полковник. – Это твой, что ли? Чего он хотел? Кто он такой? Ничего, сейчас мои орлы его догонят...

В комнату вбежал один из «орлов», беспомощно развел руками.

– Товарищ полковник, – трагически воскликнул он. – Он через лес рванул на снегоходе. Наверное, к железной дороге. Или на трассу. А у нас все остальные снегоходы не заводятся. Наверное, этот хрен их испортил...

– Всех в ружье! – заорал полковник, вскакивая. – В часть звонить! Общая тревога! Мы его поймаем!

Он опять бросился к измученному Чижову.

– Держись, Костя! Мы этого подонка достанем! Ты мне объясни, кто он такой! Говорить можешь?

– Могу, – через силу ответил Чижов. – Только не знаю я, кто он такой. Он недавно у меня работает. Не знаю.

Но он уже догадывался. Только не знал, стоит ли говорить об этом вслух.