Текст книги "Долг платежом страшен"

Глава 4

Степан Лагутин раз за разом тыкал пальцем в кнопки телефонного аппарата, но в трубке раз за разом раздавался обезличенный вежливый голос: «Абонент временно недоступен…» Лагутину казалось, что он слушает какую-то заезженную пластинку, надоевшую, как зубная боль. Телефон стоял на столике напротив старого потемневшего зеркала, которое досталось его родителям в наследство то ли от бабушки, то ли от прабабушки. Отражение в нем получалось мутное и какое-то пугающее. Смотреться в зеркало не хотелось, но и выбрасывать было жалко. Но видок у Лагутина в этом зеркале сейчас был совсем скверный. Как говорится, краше в гроб кладут. Зеркало ужасов.

Телефон стоял именно здесь, и шнур короткий – от зеркала никуда. А с мобильного Лагутин позвонить уже не мог, потому что мобильник свой – очень приличную модель – он накануне толкнул за полцены. А что делать, если он всем должен и денег не остается даже на самое необходимое? Это накапливается как снежный ком – стоит только выпустить ситуацию из-под контроля на какой-нибудь день. А у Лагутина уже месяц такой нервотрепки, и конца ей не видно.

Но главную мысль он никак не хотел признать – гнал ее от себя, как смертельно ядовитое насекомое, как какую-нибудь муху цеце. Проще было думать, что все, что с ним случилось, – не более чем временные трудности. Разыскать Костенкова – и все разъяснится, все встанет на свои места. Думать так было куда проще – вот только Костенков уже который день не отвечал ни на какие звонки. Домой к нему Лагутин тоже попасть не мог – соседи утверждали, что Костенков не появлялся дома уже вторую неделю. Само по себе это не было странным – Костенков был мобильный человек и жить мог в самых неожиданных местах, чаще всего у одной из своих многочисленных любовниц. Увы, Лагутину их адреса неизвестны. Поэтому он целыми днями терзал телефон, даже мозоль на пальце набил.

В общем-то, это было то, что называют соломинкой для утопающего. В глубине души Лагутин понимал, что Костенков ему уже не ответит. Нужно включать мозги, соображать, как поскорее выпутываться из гибельной ситуации, но на Лагутина как будто столбняк нашел. Точно незадачливый игрок за карточным столом, он тупо просил сдать себе еще, снова проигрывал и снова ждал, что все изменится и следующая карта непременно принесет ему удачу.

Но удачи не было. Была катастрофа. Партия мобильных телефонов, которую обещал поставить Костенков по бросовым ценам, превращалась в мираж, банк, где под это дело Лагутин взял краткосрочный кредит, требовал расчета, подошло время платить очередной взнос за аренду помещения, в котором располагался крошечный магазинчик Лагутина, где-то поблизости крутился налоговый инспектор – и это не считая прочих мелочей, требовавших постоянной оплаты. И помочь Лагутину никто не мог. Никто из его знакомых не располагал свободными деньгами, да и крутился он в основном в одиночку. Партнером, да и то непостоянным был у него именно Костенков. Но вот теперь Костенков, похоже, решил его кинуть, если говорить прямо, и все осложнилось до предела. Был, правда, у Лагутина поручитель, который теперь периодически крыл его по телефону последними словами, – Борисов Анатолий Борисович, дядя со стороны матери, занимавший не последнее место в строительном бизнесе, человек крайне своенравный и неуступчивый. То, что он согласился выступить в качестве поручителя, само по себе было маленьким чудом. «Делаю это из уважения к памяти твоей матери, – сурово сказал он. – Подведешь – голову оторву».

Голова у Лагутина пока еще была на плечах, но он чувствовал, что держится она совсем некрепко. Может быть, еще и поэтому он не мог додуматься ни до чего более оригинального, чем бессмысленно названивать Костенкову по оглохшему телефону.

«Полный отстой! – обреченно подумал Лагутин, кладя трубку на аппарат. – Что же мне теперь делать? Где этот сукин сын? Неужели он и в самом деле решил так примитивно меня кинуть? Столько лет мы друг друга знаем, дела вместе делали, и вдруг такая подлянка… За такие вещи точно голову отрывать надо. Может, пойти к дядьке? Бухнуться в ноги – пускай выручает. Наверняка у него есть свои каналы, по которым можно выйти на серьезных людей, помогающих возвращать долги. Правда, такая помощь тоже стоит больших денег. Что в лоб, что по лбу. Если только дядька войдет в положение, проявит родственные чувства, растрогается…»

Но Лагутин отлично знал, что легче растрогать памятник Юрию Долгорукому, чем его дядю. В общем-то, наверное, сам виноват – по молодости всячески сторонился своего влиятельного родственника. Тот казался Лагутину мужланом и хапугой, грубым, невежественным человеком, признающим только материальные интересы. Увы, времена изменились, и материальные интересы стали главным и в жизни самого Лагутина. Вот только хватка у него оказалась далеко не дядина.

Но надежда все-таки у него была. Анатолий Борисович Борисов очень любил свою сестру, мать Лагутина. Когда четыре года назад она скончалась после тяжелой болезни, дядька взял на себя все заботы о похоронах и проводил сестру в последний путь по высшему разряду, даже памятник на могилке поставил настоящий, мраморный. И когда она болела, помогал лекарствами и деньгами. Вот только племянника он терпеть не мог, держал на расстоянии, немного смягчившись, когда Лагутин открыл собственное дело и стал торговать сотовыми телефонами. Может быть, ожидал, что из чистоплюя все-таки выйдет какой-то толк. Но когда убедился, что дела у племянника идут ни шатко ни валко, снова к нему остыл. А после злополучного кредита так и вообще окрысился дальше некуда.

Лагутин тяжело вздохнул, а рука его сама собой снова потянулась к телефонной трубке. Он спохватился, отдернул ее, но после секундного раздумья все-таки решил еще раз набрать номер.

И снова ему пришлось отдернуть руку, потому что телефон неожиданно взорвался оглушительным звоном, а нервишки у Лагутина шалили вовсю.

Опомнившись, он с тревогой в душе взял трубку и осторожно поднес ее к уху.

– Да, слушаю, – произнес он, стараясь говорить бодро и деловито.

– Лагутин Степан Николаевич? – спросил милый женский голос. – Здравствуйте! Вас беспокоят из банка, из отдела по работе с задолженностью. Вы ведь брали у нас кредит, Степан Николаевич, не так ли? Очень хорошо! Мне поручено еще раз напомнить вам, что срок, на который вы брали деньги, уже закончился. Мы будем вам очень благодарны, если вы в самые кратчайшие сроки погасите задолженность. Хочу вам напомнить, что это и в ваших интересах, так как в случае несвоевременной уплаты будет расти процент…

Лагутин убрал трубку в сторону и тоскливо посмотрел в старинное зеркало. Отражение ему не понравилось – лицо было какого-то трупного желтоватого цвета, с провалившимися черными глазницами. «Лепечут-то ведь какими голосками! – с раздражением подумал он. – Мы рады! Мы вам будем благодарны! А где я возьму эти чертовы бабки?! Это ни одну собаку не интересует!»

– Я заплачу, – сухо сказал он в трубку. – У меня тут возникли небольшие трудности…

– Мы вам всячески сочувствуем, – прежним заботливым тоном произнесла женщина, – но вы не должны забывать и о наших трудностях тоже. Хочу вам напомнить, что мы уже третий раз беспокоим вас по этому поводу. Боюсь, что в случае дальнейшей задержки наш отдел будет вынужден рассмотреть другой вариант…

– Я все понял, – перебил Лагутин. – Заплачу в самое ближайшее время.

Он уже примерно представлял себе этот «другой вариант». Ему уже делали намек. Это произошло примерно дней пять назад. Когда Лагутин вышел из дома, чтобы еще раз поискать Костенкова, и стал отпирать свою машину, «десятку», купленную с рук, к нему неожиданно подошли двое корректных, одетых в официальные темные костюмы молодых людей. Они поздоровались и, ненавязчиво блокировав Лагутина возле собственной машины, затеяли негромкую вежливую беседу:

– Простите, Степан Николаевич, что задерживаем, но у нас к вам серьезный разговор. Мы хотим вам напомнить, что долги нужно отдавать. Вот, собственно, и все. Есть кое-какие детали, которые…

– А кто вы, собственно, такие? – делано захорохорился Лагутин, хотя душа у него ушла в пятки.

Корректные молодые люди были атлетически сложены, уверены в себе и как будто излучали некое невидимое поле, которое подавляло волю. Очень легко было себе представить, как эти ребята в такой же аккуратной и тщательной манере пересчитывают тебе ребра.

– Кто мы такие? – задумчиво откликнулся парламентер. – Скажем так, в данный момент мы представляем интересы кредитора. По-моему, этого достаточно. Мы же не официально к вам обращаемся, Степан Николаевич. Говорим по-мужски, рассчитывая на ваш здравый смысл. Вы производите впечатление разумного человека.

– Вы из банка, что ли? – опять перебил Лагутин.

– Нет, мы не из банка, – после небольшой паузы произнес молодой человек. – Мы представляем другую структуру. Но защищаем интересы вашего кредитора. По-моему, этой информации вполне достаточно. И вообще суть дела не в этом. Речь идет о вас. С каждым днем ваше положение становится все более затруднительным. В конце концов оно станет безвыходным. Прошу отнестись к этому предупреждению самым серьезным образом, иначе вы сильно пожалеете о своем легкомыслии.

– Угрожаете? – криво ухмыльнулся Лагутин.

– Если хотите, – слегка поклонился молодой человек. – И это не пустые угрозы, поверьте.

После этих слов они оба вдруг повернулись и как ни в чем не бывало пошли прочь, ни разу не оглянувшись. А Лагутин еще минуты две не садился в машину, потому что у него тряслись руки и он не мог попасть ключом в скважину дверного замка.

Позже он уговорил себя, что эта интермедия была всего лишь блефом. Легко можно представить, как бы расправился с ним обманутый ростовщик, связанный с криминалитетом, но чтобы в этой роли выступил солидный банк – Лагутин в это не мог поверить. Однако полностью исключать такой возможности нельзя. Сумма, одолженная им у банка, была не запредельной, но и не такой уж маленькой – за полмиллиона рублей сегодня могут и убить, если исчерпают другие методы воздействия. «Интересно, насколько у них хватает терпения в таких случаях? – подумал Лагутин. – Козе понятно, что до бесконечности они ходить за мной не будут. Нет, тянуть дальше нельзя! Я сейчас же пойду к этому засранцу Костенкову и буду долбиться в его дверь, пока не разнесу ее в щепки. А если его и тогда не окажется, пойду валяться в ногах у дядьки. Лучше уж у него, чем у каких-то отморозков».

Приняв решение, Лагутин почувствовал себя гораздо бодрее. Давно ему нужно было взять себя в руки и приняться за дело всерьез. Ждать у моря погоды – занятие захватывающее, но абсолютно бесперспективное. Но он еще покажет, чего стоит. А Костенков надолго его запомнит.

Предполагая визит к дяде, Лагутин постарался приодеться – надел свой лучший костюм и даже повязал галстук. Он плохо спал последние ночи, и от этого под глазами образовались темные круги – дядя наверняка обратит на это внимание, но тут уж ничего не поделаешь. Нужно хотя бы показать, что мужественно встречаешь невзгоды, – это должно ему понравиться.

Собираясь, Лагутин залез в стол и в глубине ящика отыскал газовый пистолет, очень похожий на настоящий. Он купил его два года назад, но так ни разу и не воспользовался. Почему-то сейчас Лагутину показалось, что оружие в заднем кармане будет кстати. Может быть, обычные слова на Костенкова не подействуют. Очень может быть, что он полезет в бутылку – в таком случае лучше иметь что-нибудь под руками.

Перед уходом Лагутин автоматически бросил мимолетный взгляд в зеркало. Несмотря на все его усилия, отражение по-прежнему выглядело жутковато, как явление из потустороннего мира. Лагутин подумал: «Хорошо бы выбросить к черту это зеркало! Может быть, это оно притягивает несчастья. Где-то я про такое читал. В каком-то журнале. Зеркало – вообще мистическая штука».

Решив плотно обдумать эту ценную мысль по возвращении, Лагутин покинул квартиру и спустился вниз. Он оставлял машину во дворе, потому что гаража у него никогда не было.

Прежде чем сесть за руль, Лагутин хорошенько огляделся. На душе у него свербило. Ужасно не хотелось увидеть поблизости молодых людей, похожих на переодетых спецназовцев. Но кроме мирных жителей, он никого поблизости не заметил.

«Ну, правильно, – подумал он, выезжая со двора на шумную улицу. – Накладно это – пасти меня день и ночь. Сегодня ограничились тем, что позвонили. Завтра, глядишь, еще что-нибудь придумают. Значит, немножко времени у меня в запасе есть».

Но совсем скоро он убедился, что времени в запасе у него на самом деле не осталось. Чтобы добраться до офиса дяди, нужно проехать в Пресненский район, а уже на середине Ленинградского проспекта его начало охватывать беспокойство – какая-то назойливая желтая машина упорно тащилась у него на хвосте почти от самого дома. Заметил ее Лагутин не сразу, но потом ни разу не потерял из виду. Она удивительно чисто держала дистанцию – не отставая и не приближаясь: видимо, за рулем сидел профессионал.

Лагутин очень хотел ошибиться, но все более склонялся к мысли, что эта желтая тварь явилась по его душу. Он свернул на Беговую, и желтая машина послушно повернула следом за ним. Сердце у Лагутина упало.

«Чего они задумали? – мрачно подумал он. – Продыху мне не дадут теперь, что ли? Как бы мне от этой заразы отделаться? Не то чтобы я их сильно боюсь, но противно, когда тебе через плечо заглядывают. Я думал, в банке цивилизованные люди работают. Ну, получилось такое дело – так есть же нормальная процедура, суды, приставы всякие…»

Однако в глубине души Лагутин чувствовал, что не совсем прав. Может быть, не по злому умыслу, но он тоже поступил с банком не совсем цивилизованно. В глазах кредиторов он не более чем примитивный мошенник, не отдающий долги. Вникать в обстоятельства каждого клиента они, разумеется, не обязаны, да и не могут. Но как далеко они собираются зайти в этих своих методах? Где-то Лагутин слышал, что в подобных случаях на недобросовестного клиента оказывается сильнейшее психологическое давление, но на крайние меры банк не идет, репутация дороже. На это он и надеялся с самого начала. Вот только не ожидал, что психологическое давление окажется настолько сильным. Он теперь постоянно ожидал нападения, физической расправы, и это ожидание угнетало его ничуть не меньше, чем невозможность рассчитаться с долгами.

Он так завелся, что даже изменил свои первоначальные планы и не сразу поехал к Костенкову. С Беговой он свернул на Хорошевское шоссе, потом на Магистральную, при этом почти не отрывая взгляда от зеркала заднего вида, в котором, не исчезая, маячило желтое пятно.

Наконец терпение его лопнуло. Возле парка он остановился, открыл дверцу и вылез из машины, сделав вид, будто ему потребовалось проверить колесо. Желтая машина – это оказалась какая-то японская модель с правым рулем – мягко проехала мимо и тоже остановилась метрах в тридцати от Лагутина. Сквозь заднее стекло смутно маячили две человеческие тени. Выходить никто не торопился.

«Видно, получили задание капать мне на мозги, – с тоской подумал Лагутин. – Теперь даже в сортир провожать будут. Пойти поговорить, что ли? Эх, была не была!»

Он решительно зашагал по направлению к желтой машине. Тени в салоне не шелохнулись. С тем же хладнокровием Лагутина встретили, когда он постучал согнутым пальцем в боковое стекло. Стекло предупредительно опустили и выжидательно посмотрели на сердитое лицо Лагутина. Ни один из сидящих в машине не произнес ни слова.

Фотографической памятью Лагутин похвалиться не мог, поэтому не знал, имеет ли он дело с теми же молодыми людьми, которые недавно навещали его двор. Это могли быть они, а могли быть и не они, хотя сходство имелось несомненное – мощные, будто рубленные из камня челюсти, спокойные, но недобрые глаза, широкие плечи под темными пиджаками.

– Это самое… – волнуясь, сказал Лагутин. – Будете со мной теперь и в сортир ходить?

– Не поняли! – с тихой угрозой сказал молодой человек, сидевший за рулем. – У тебя с головой проблемы?

– У меня много проблем, – ответил Лагутин. – А вы мне еще подбрасываете. Думаете, так я быстрее с долгами расплачусь?

Молодые люди смотрели на него как замороженные.

«Может, не они? – мелькнула в голове Лагутина мысль. – Тогда что я здесь, как юродивый, выступаю? Вот хренота, это уже паранойю напоминает. Сбесишься с этими делами».

Но молодые люди быстро развеяли все сомнения. Они переглянулись и вдруг разом вышли из машины.

– Значит, нервничаешь? – спросили они Лагутина, обходя его с двух сторон. – Правильно, между прочим, делаешь. Тебя давно предупредили, что дело серьезное.

Они приблизились к Лагутину почти вплотную. Он даже почувствовал жар, исходящий от их мускулистых, натренированных тел, и ему стало дурно.

– Не бойся, – сказал один из молодых людей, заглядывая Лагутину в глаза. – Здесь с тобой ничего не случится. Мы люди приличные. Как говорится, языком чеши, а рукам воли не давай. Ну, раз уж ты сам к нам обратился, то и мы воспользуемся случаем, чтобы задать вопрос – ты когда конкретно вернешь долг? С процентами, разумеется. А там их уже немало набежало.

– Не могу я конкретно, – беспомощно озираясь, сказал Лагутин. – Меня партнер кинул. Подставил, сука. Все деньги у него. И найти его никак не могу. Как только найду, так все ясно будет. Я из него их вытрясу, гадом буду.

– Ну что же, будем считать это заявлением о намерениях, – важно заключил один из молодых людей и добавил: – Только ты, дружок, пошевеливайся. Сильно не затягивай это дело. В конце концов, у тебя имущество имеется, не так ли? Тачка, квартира… Чем не выход?

– По миру хотите меня пустить? – мрачно сказал Лагутин.

– Даже мысли такой не было. Но человек должен отвечать за свои поступки. Согласен?

– И отвечу, – буркнул Лагутин. – По суду. У меня обстоятельства.

– Если бы у тебя одного! Только насчет суда – это ты зря. Суд – это длинная история. Адвокаты, нотариусы, делопроизводство. Одних судебных издержек набежит… А в результате платить все равно придется тебе, и куда больше, чем сейчас. Тут простая истина, которую ты должен четко уяснить: платить все равно придется.

– Заплачу! – сказал Лагутин и отвернулся, стиснув челюсти.

– Ну вот и молодец! – Один из парней похлопал его по плечу. Рука была тяжелой, как кувалда. – А то полез в бутылку – в сортир за мной ходите… Неинтересно нам за тобой в сортир ходить. У нас правильная ориентация. Наша задача – мозги тебе прочистить.

– Прочистили, дальше некуда! – проворчал Лагутин.

– Ну, это хорошо, – с некоторым сомнением сказал парень и вдруг мгновенно достал откуда-то вчетверо сложенную газету. – Для закрепления все-таки почитай. Кто знает, может, это и тебя касается.

Теперь они оба похлопали Лагутина по плечу, быстро уселись в машину и отъехали. Желтое пятно еще раз мелькнуло перед глазами Лагутина, повернуло направо и исчезло за углом парка.

Он посмотрел на газету, которую машинально держал в руке. Это был какой-то криминальный еженедельник, раскрытый посредине и сложенный таким образом, чтобы в глаза сразу бросался заголовок «Смертельно опасный спорт. Ушел играть в гольф и не вернулся». Лагутин прочел несколько строк, и по его спине пробежал холодок. Намек был понятен. Он сунул газету в карман и трусцой направился к своей машине. Вся его решимость куда-то испарилась.

Он уже раздумал искать Костенкова. Чувство опасности жгло ему спину, точно под рубашку ему запустили целый муравейник. Лагутин завел машину и поехал прямиком к дяде, благо что офис того недалеко.

Боялся он одного – что родственника может не оказаться на месте. Но тут ему повезло. Анатолий Борисович сидел у себя в кабинете и давал разгон кому-то из подчиненных. Раскаты его сердитого голоса проникали даже в приемную, где смазливая секретарша печатала что-то на компьютере, одобрительно покачивая хорошенькой головкой, когда из кабинета шефа доносился особенно смачный пассаж.

– Это надолго? – скромно поинтересовался Лагутин, кивая на дверь. – Я племянник Анатолия Борисовича. Мне бы с ним поговорить нужно. По-семейному.

Секретарша с интересом посмотрела на него, снова покачала головой и весело ответила:

– Сам видишь, что творится! Теперь, пока по полной не отвяжется, не закончит. Но ты садись, подожди – они давно уже начали. Я потом сразу о тебе доложу. А я и не знала, что у Анатолия Борисовича такой симпатичный племянник! Чего он тебя к себе не возьмет? Познакомились бы… – Она с многозначительной улыбкой уставилась прямо в глаза Лагутину. – Поближе…

– Познакомиться мы и так можем, – неохотно сказал Лагутин. – Меня Степаном зовут.

– Ну а меня Алена! А чего ты такой хмурый? Сразу предупреждаю – я девушка отвязная и проблем не люблю. Я люблю, когда весело и много света, улавливаешь?

– Кажется, да, – ответил Лагутин. – Я тоже не возражаю, когда весело. Только у меня сейчас не та полоса, извините.

– А чего на «вы»? – удивилась Алена. – Мы же теперь знакомы. А какая у тебя полоса – это у тебя на лице написано. Только я знаю хорошее средство – на все наплевать и оттянуться где-нибудь в ночном клубе. Ты экстази когда-нибудь пробовал?

Лагутин был весьма озадачен таким вопросом, но отвечать на него не пришлось, потому что дверь кабинета внезапно распахнулась, и оттуда вылетел взмыленный, красный как свекла человек в расстегнутом пиджаке. Он дико взглянул на Алену, потом на Лагутина и опрометью выскочил в коридор.

– Будешь у меня дерьмо жрать, комбинатор грошовый! – загрохотало вслед ему последнее проклятье, и на пороге возник сам Анатолий Борисович.

На его властном лице древнеримского вельможи было написано удовлетворение, какое бывает только на лице художника, только что закончившего прекрасную картину. Он хотел еще что-то добавить, но увидел племянника и осекся. Глаза его сделались удивленно-недоверчивыми.

– Сюрприз! – сказал он, рассматривая Лагутина с головы до ног. – Раз приперся, значит, приперло! Видела, Аленка, такого пижона? Вот и я его, считай, толком никогда и не видел. Это на Кавказе, в горах, – там родная кровь в почете, а у нас век можно прожить и родного дядьку с днем рождения ни разу не поздравить… Ну, ладно, говорят, кто старое помянет… Заходи, коли пришел! Чего стряслось-то?

Они вошли в кабинет. Анатолий Борисович махнул рукой, предлагая Лагутину садиться. Но тот молча вытащил из кармана газету и протянул ее дяде.

– Вы извините, что я с этого начинаю, – мрачно сказал он. – Но так будет понятнее.

Анатолий Борисович хмыкнул, смерил племянника ироническим взглядом и, усевшись за стол, погрузился в чтение. Читал он внимательно, навалившись грудью на край стола и нахмурив брови. Это продолжалось так долго, что Лагутину захотелось встать и уйти. Он уже предчувствовал разнос, не меньший, чем получил до него «грошовый комбинатор». Пожалуй, ему придется даже похуже – дядя обложит его по-родственному, стесняться не станет.

Анатолий Борисович поднял наконец голову. Глаза у него были серьезные. Но заговорил он спокойно, даже сочувственно.

– Я прочел, – сказал он. – Догадываюсь, что просто так ты мне эту туалетную бумагу подсовывать не стал бы. Значит, эта история тебя касается. Ты что, в гольф стал играть? Нет? Тогда какое это к тебе имеет отношение? Говори все!

Лагутин тяжело вздохнул и, опустив голову, рассказал все с начала и до конца. Анатолий Борисович выслушал, немного подумал и сказал:

– Мораль читать не стану – поздно уже. Одно хочу знать – ты со своего этого Костенкова расписку хотя бы взял? Нет? Очень глупо. Чего же ты от меня хочешь – денег?

– Может быть, у вас есть какие-нибудь… – Лагутин замялся. – Ну, в общем, мне бы от этих мордоворотов отвязаться. Да заодно Костенкова тряхануть…

– Ага! Рассчитываешь, что я для тебя киллеров найму! Так, что ли? – весело сказал Анатолий Борисович. – Ты эти фантазии, брат, из головы выбрось. Я человек серьезный, действую строго в правовом поле… Но это, конечно, не дело, что за тобой с железными прутьями ходят. Это мне не нравится. Поэтому дам я тебе адресок одного человека. Он полковник милиции, мой хороший знакомый. Не бойся, он человек понимающий. Только не финти с ним! Полная откровенность, понятно? Если банк такими методами свои интересы защищает, – дядя постучал ладонью по газетному листу, – то неприятности ему обеспечены. А на этом фоне мы насчет твоего долга как-нибудь попробуем договориться. Вытребуем, так сказать, щадящие условия. Понял меня?

– Понял, – обреченно сказал Лагутин. – А к полковнику когда идти?

– Если он сейчас свободен, то прямо сейчас и иди, – сказал Анатолий Борисович, кладя руку на телефон. – Чего тянуть?