Текст книги "Театр одного убийцы"

Еще не дойдя до двери, Гуров с трудом смог взять эмоции под контроль и придать лицу спокойное, даже безмятежное выражение. Было совершенно ясно, что Свиридов доставил в приемную генерала людей из театра, дабы блеснуть перед Орловым своими способностями получать признания.

И сыщик не ошибся. Мария, ее подруга Светлана Турчинская и еще несколько человек располагались на стульях в приемной под бдительным оком двух милиционеров. Выйдя из кабинета Орлова, Гуров кивком поздоровался со всеми и подошел к жене, поднявшейся ему навстречу.

– Лева, это черт знает что такое, – проговорила Мария, внимательно посмотрев мужу в глаза. – Что за чушь молол этот младший лейтенант?

– Не лейтенант, а майор, – поправил жену Гуров, стараясь улыбаться как можно естественней.

– Да какая разница! – отмахнулась от него Строева. – Все равно он врет как сивый мерин.

– Сейчас мы все это с тобой обсудим. – Сыщик взял жену под руку. – Пойдем в мой кабинет…

– Товарищ полковник, – остановил его один из милиционеров. – Товарищ майор дал распоряжение никуда не выпускать задержанных.

– Получи у товарища майора это распоряжение в письменном виде, – еле сдерживаясь, проговорил Гуров, но все же не устоял: – И вытри им свою задницу!

Кто-то из присутствующих в приемной работников театра прыснул в кулак, но сыщик не обратил на это никакого внимания. Одним легким движением он отстранил сержанта и, поймав на себе изумленный взгляд жены, повел ее к выходу. За дверями приемной Мария попыталась что-то сказать, но Гуров удержал ее, отрицательно покачав головой. А когда они переступили порог кабинета, сыщик уже не сдержался и разразился целым потоком брани.

– Ого, а ты не хуже меня умеешь материться, – усмехнулась Мария, присаживаясь на стул. – О чем изволите со мной побеседовать, господин сыщик?

– Мария, будь немного посерьезней. – Гуров положил ей руки на плечи и заглянул в лицо. – Положение достаточно щепетильное. И таким его делает эта проклятая пуговица. Как она могла оказаться в руках Левицкого?

– Откуда я знаю, Лева? Я уже говорила этому Свиридову, что она пропала прямо перед началом спектакля, – проговорила Мария и вдруг зябко поежилась. – Да что за ерунда такая?! Лева, где тут у вас туалет? За последние два с половиной часа уже третий раз туда бегаю. На нервной почве так приспичило, что ли?

– Идем провожу, – покачал головой сыщик и приоткрыл дверь кабинета. – Сама ты тут только заблудишься.

Мария вышла следом за мужем. И пока они не вернулись обратно в кабинет Гурова, не было сказано ни слова. А когда Строева вновь уселась на стул, сыщик спросил:

– Как тебя могли увидеть в коридоре?

– Я же тебе говорю, что третий раз в туалет бегаю, – хмыкнула Мария. – Вот когда первый раз из него возвращалась, то и столкнулась в коридоре с Марией Ивановной. Нашей уборщицей.

– Ладно, – махнул рукой Гуров. – Вернемся назад. Кто-нибудь видел, что у твоего платья пуговица была уже перед началом спектакля оторвана?

– Вряд ли, – покачала головой Строева. – Можно было бы предположить, что ее утрату заметили те, с кем я играла в первых двух актах. Но там одни мужики. А они на пропажу одной маленькой пуговки из тридцати восьми вряд ли обратили внимание.

– Это плохо, но все равно стоит попробовать, – вздохнул сыщик. – Если не получится, то наше положение будет очень серьезным. Остается надеяться, что твоих пальчиков не найдут на пистолете.

– Лева, скажи честно, все очень плохо? – Пожалуй, впервые за вечер Строева выглядела по-настоящему испуганной. – Он действительно собирается обвинить меня в убийстве?

– Да, – выдавил из себя Гуров. – Но я постараюсь сделать все, чтобы этого не случилось. А теперь пойдем. Свиридов должен будет задать тебе несколько вопросов, но ты можешь не бояться. На этот раз я буду рядом!..

* * *

Орлов будто специально ждал возвращения полковника, не позволяя Свиридову начать допрос свидетелей. И, как только Гуров переступил порог его кабинета, тут же попросил майора начинать.

Обычно Орлов никогда не вмешивался в следственные действия. Сам проработав долгое время опером, он понимал, как часто подобное вмешательство раздражает сыщиков и отрицательно сказывается на их работе. Но сегодня был особый случай. В этом деле непосредственно затрагивались честь и интересы его друга и лучшего сыскаря Москвы полковника Гурова. И наблюдать за развитием событий со стороны генерал просто не мог.

Проводив озабоченным взглядом полковника, Орлов сосредоточил все внимание на первом свидетеле, приглашенном Свиридовым. И генерал настолько хотел побыстрее покончить со всем этим, что даже закрыл глаза на явное нарушение процедуры снятия показаний майором, державшим всех свидетелей в одном месте.

Первой Свиридов допросил старушку уборщицу. Ничего нового к своим словам в театре она добавить не смогла. Единственным изменением в ее показаниях было то, что Мария Ивановна настоятельно подчеркивала, что сама никогда не слышала от Строевой плохих слов в адрес Левицкого и узнала об их ссоре из разговоров других людей.

Каких именно, старушка уточнить не смогла, отделавшись фразой о том, что об отношениях худрука и актрисы «все говорили». А единственными, кого она назвала по имени, были заместитель директора и лучшая подруга Строевой.

– Так вы утверждаете, что видели, как приблизительно сразу после убийства Мария спускалась со второго этажа? – встрял в допрос Гуров. Свиридов поморщился, но ничего не сказал. – В котором часу это было?

– Да не смотрела я на часы, Лев Иванович! – всплеснула руками старушка. – Знаю, что на сцене как раз третий акт «Белой гвардии» шел. Да и не видела я, что Машенька спускалась сверху. Говорю же, что она просто рядом с лестницей была. А откуда она шла, я и понятия не имею!

Больше старушка ничего не смогла существенного добавить. Следом за ней майор принялся вызывать остальных. Но и они ни одной серьезной улики против Марии не привели. Молодой актер Артем Игнатьев сказал, что, заходя в свою гримерную, заметил Строеву в противоположном конце коридора, рядом с лестницей на второй этаж. Светлана Турчинская подтвердила, что слышала от Марии, что была готова убить Левицкого.

– Но если бы этот похотливый козел и меня назвал «ментовской подстилкой», я бы тоже пообещала его убить! – заявила она под конец. – Он слишком много себе позволял.

– Например? – поинтересовался Орлов.

– Да он же приставал к ней на каждом углу, – фыркнула Турчинская. – Старый похотливый сукин сын!

– А вы сами это видели? – вновь вмешался в допрос Гуров.

– Нет, Лев Иванович. Что вы! – глубоко вздохнула Светлана. – Если бы видела, то сама бы морду набила. И пусть бы он меня попробовал из театра выгнать. Я бы его с дерьмом тогда сожрала. Не знаю, почему Мария все это сносила?!

– Тогда откуда вы знаете, что Левицкий к ней приставал? – усмехнулся Гуров. – Только не нужно утверждать, что все об этом говорят!

– А я и не собираюсь, – фыркнула Турчинская. – Мне Игорь Станиславович Бельцев говорил. Он, кстати, слышал, как Левицкий Марию, извините, «ментовской подстилкой» называл. Можете сами у него спросить…

Дальше все снова пошло как по накатанной колее. Люди, которых опрашивал Свиридов, утверждали, что сами ничего не видели, но все были в курсе того, что Левицкий проявлял в отношении Марии сексуальные домогательства, а Строева в отместку грозилась убить его. И в качестве источников этой информации чаще всего назывались имена Бельцева и Турчинской.

Последним, перед Строевой, в кабинет пригласили как раз заместителя директора. Бельцев выглядел немного раздосадованным тем, что его допрашивали позже всех работников театра. Видимо, поэтому он отвечал на вопросы довольно резко, но предельно кратко и оказался практически единственным, кто не говорил о слухах, а называл реальные факты.

– Единственным, что я могу утверждать наверняка, – закончил свою речь Бельцев, – является то, что после окончания второго акта Левицкий хотел видеть Строеву у себя в кабинете. Он сам просил меня сообщить ей об этом. И я предупредил его о том, чтобы он воздержался от некорректных поступков…

– Так почему же вы сразу мне об этом не сказали? – возмутился Свиридов, а Гуров помрачнел.

– Простите, товарищ майор. Просто вылетело из головы, – развел руками замдиректора. – Я сам, зная взрывной характер Марии, не рискнул идти к Строевой в гримерную и попросил Турчинскую передать распоряжение Левицкого ее подруге. К сожалению, не знаю, выполнила она его или нет.

– Мы сами выясним это, – усмехнулся майор. – Можете быть свободны, Игорь Станиславович. И позовите сюда, пожалуйста, Турчинскую!

Светлана, вернувшись в кабинет, сначала возмутилась тому, что ее «уже второй раз выдергивают из кресла». А затем в ответ на вопрос Свиридова о том, передала ли она Строевой просьбу Левицкого пройти к нему в кабинет, ответила:

– Конечно, передала. А Мария послала подальше меня, Бельцева и Левицкого, вместе взятых, и захлопнула дверь перед самым моим носом. А я бы на ее месте еще бы мне и в морду дала за такие просьбы. Нашел, тоже мне, девочку на побегушках.

– А почему вы не сказали мне об этом инциденте? – строго спросил Турчинскую майор.

– А не посчитала нужным, – с вызовом ответила ему женщина. – Мария все равно туда не пошла. А раз она наверх не поднималась, то и не убивала никого. И я считаю вопрос исчерпанным.

– Позвольте нам самим это решать, – жестко проговорил Свиридов и отпустил Светлану. – Можете идти, гражданка Турчинская!

Отпустив ее, майор уже собрался вызвать Марию, но Гуров остановил его.

– Подождите минуточку, майор. Прежде чем вы приступите к допросу единственной на данный момент подозреваемой, я хочу, чтобы мы подвели кое-какие итоги, – проговорил сыщик и, встав со своего места, принялся расхаживать по комнате из угла в угол, как это делал всегда во время размышлений.

– Во-первых, насколько я понимаю, единственным существующим сейчас мотивом совершения преступления являются сексуальные домогательства со стороны Левицкого в отношении Марии, – проговорил он. – Но их можно отнести лишь к области сплетен. Поскольку прилюдно своих притязаний Левицкий не проявлял, а Мария никогда не подтвердит того, что эти домогательства имели место.

Закончив эту фразу, сыщик даже не остановился. Он продолжал расхаживать по кабинету, и Орлов, у которого от этих мельканий кружилась голова, закрыл глаза. Гуров не обратил на реакцию шефа никакого внимания и продолжал:

– Во-вторых, никто непосредственно не видел Марию ни около кабинета худрука, ни даже спускающейся по лестнице со второго этажа. – Сыщик бросил мимолетный взгляд на Свиридова, но тот сидел неподвижно, даже не пытаясь ничего возразить. – Строеву видели около лестницы. А там, между прочим, находится дамская уборная. И мне Мария сказала, что в начале третьего акта именно туда она и ходила. Так что ни один ваш свидетель не поручится, что Мария выходила не из уборной, а с лестницы второго этажа.

– Лева, если ты использовал мое разрешение пообщаться с женой только для того, чтобы подсказать ей линию поведения, – начал было говорить генерал, но Гуров оборвал его. И в этот момент сыщик меньше всего думал о субординации.

– Петр, я не адвокат, чтобы объяснять невиновному человеку, как ему защититься от следствия, – махнул рукой Гуров. – Из всего вашего обвинения остается только пуговка в кулаке трупа. Согласен. Это улика, перевешивающая все остальные. Но если кто-то хотел подставить Марию, то он не хуже нас это знал. А срезать пуговку с платья, висящего в шкафу, проще простого. Вы ее, кстати, тоже на экспертизу по отпечаточкам отдайте. Может, и обнаружите что-нибудь интересное.

– Лева, Марию пока никто в убийстве не обвиняет, – устало проговорил генерал, потирая виски. – Мы сейчас все вместе просто пытаемся выяснить все обстоятельства дела.

– Вот оно как? Следственно-экспертная группа? – усмехнулся Станислав, молчавший до сих пор. – Мы, значит, тут экспериментики будем ставить, а о живом человеке кто-нибудь подумал? Даже ты, Лева, рассуждаешь о Марии как о посторонней. А каково ей сейчас сидеть там и ждать, пока вчерашние друзья решают, сжечь ее на костре или нет?! Я уже наслушался достаточно. И в этом садистском шоу участия принимать не желаю. Счастливо всем оставаться!

– Сядь! – коротко приказал ему Орлов. Крячко удивленно посмотрел на генерала, но вернулся на свое место. – Вот так-то лучше.

– Я просто не пойму, зачем мы с Левой здесь находимся, – усмехнулся Станислав. – Вполне очевидно, что это дело мы вести не будем. К нашему мнению прислушиваться никто не хочет. Что нам тогда тут делать? Сидеть и слушать, как хорошего человека поливают грязью?

– Ты на работе будешь делать то, что я тебе прикажу! – У Орлова лопнуло терпение. – Ясно, полковник?

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант! – фыркнул Крячко. – Ботиночки не позволите вам почистить?

– Стас, я тебя последний раз прошу замолчать. – В голосе генерала послышалось едва скрываемое раздражение, и Крячко решил не дергать спящего тигра за усы. Он кивнул, соглашаясь, и отвернулся. А Орлов посмотрел на Свиридова.

– Твое мнение, майор, по поводу высказывания Гурова, – поинтересовался он.

– Товарищ полковник высказался абсолютно ясно и предельно логично. Но он не берет в расчет один момент. – Свиридов сделал паузу. – Все его утверждения продиктованы личным пристрастием и верой в невиновность Строевой. Я не берусь утверждать, что она причастна к совершению преступления, но и исключать этот вариант не считаю возможным.

Гуров хотел что-то возразить, но генерал остановил его жестом, дающим понять, что все проблемы можно будет обсудить в отсутствие майора. Орлов не верил в виновность Марии, но положение обязывало его быть беспристрастным. Впрочем, Гуров и сам это прекрасно понимал. Поэтому и промолчал. А Свиридов тем временем продолжил:

– Товарищ полковник вполне логично изложил, почему мы не можем утверждать, что Строева была в кабинете Левицкого. Но где доказательства того, что она там не была? Где эта простая штука, именуемая алиби? – Майор обвел глазами присутствующих. Все молчали. Поскольку хоть какого-нибудь завалящего алиби у Строевой не было. – Поймите меня правильно. Я не хочу делать поспешных выводов, но мы точно установили несколько фактов. Во-первых, Левицкий приглашал Строеву к себе в кабинет. Во-вторых, ей эту просьбу передавали. В-третьих, ее видели около лестницы приблизительно сразу после убийства. В-четвертых, нет никаких доказательств того, что Строева действительно отказалась выполнить распоряжение своего руководителя. Ну и последнее. У Левицкого в кулаке была зажата пуговица с костюма Марии. Того самого, в котором она была на сцене. Мы не можем не считаться с этими фактами.

Майор замолчал, и в кабинете повисла гнетущая тишина. И Орлов и Крячко считали, что Мария не могла убить худрука. Но Свиридов был прав. С приведенными фактами поспорить было трудно. Более того! Их было вполне достаточно для того, чтобы подвести Строеву под статью. И самой мягкой ее формулировкой было бы «непредумышленное убийство при самообороне».

Гуров тоже прекрасно понимал это, но сдаваться не собирался. Какими бы серьезными ни были факты, приведенные Свиридовым, все мог решить только пистолет. На нем просто не могли обнаружить отпечатки пальцев Марии. Как, впрочем, и любые другие отпечатки в случае их отсутствия. Но даже и это давало шанс. Поскольку никто из видевших в тот вечер Строеву не утверждал, что она была в перчатках или несла их в руках.

– В чем-то я согласен с утверждением майора, – прервал затянувшееся молчание Гуров. – Но у нас пока остается экспертиза пистолета. Дактилоскопическая и баллистическая. Я не думаю, что эксперты быстро с ней управятся, а Мария устала после спектакля. Да к тому же обвинения в убийстве потрепали ей нервы. Давайте отпустим ее домой и продолжим разговор утром.

– Лев Иванович, я прекрасно понимаю ваши переживания по поводу самочувствия супруги, но подождите еще десять минут. – Свиридов посмотрел на часы. – Как только мы нашли пистолет, я сразу отправил с ним человека в главк для того, чтобы поторопить экспертизу. Специалисты трудятся над ним уже больше часа, и результаты скоро должны быть.

– Хорошо, майор. Только десять минут, – усмехнулся Гуров. – Потом вам придется вызывать наряд, чтобы помешать мне увести отсюда Марию.

Но даже десяти минут ждать не пришлось. Буквально минуты через три после этой фразы сыщика в кабинет Орлова внесли предварительные результаты экспертизы. Свиридов мельком посмотрел на них и протянул бумаги генералу. Орлов, читая их, изменился в лице. На его высоком лбу появилась глубокая складка. А когда генерал поднял глаза, в них читались боль и сожаление.

– Закончить так быстро, как ты хотел, у нас, Лева, не получится, – растягивая слова, проговорил Орлов, стараясь не смотреть Гурову в глаза. – Тебе тоже придется ответить на ряд вопросов.

– Та-ак, дожили, – едко констатировал сыщик. – Меня тоже причислили к лику святых? И какие обвинения против меня выдвигаются?

– Пока никаких, – покачал головой генерал и оттолкнул в сторону Крячко, пытавшегося заглянуть в листы отчета через его плечо. – Просто тебе придется подробно объяснить нам, чем ты занимался с семи часов вечера до половины восьмого. Времени, как видишь, немного. Так что, надеюсь, у тебя найдется на этот срок алиби.

– А в чем, собственно говоря, дело? – оскалился Гуров. – Что тебе принесли в этих бумагах?

– Довольно много, Лева, – вздохнул Орлов и решился: – Во-первых, на барабане револьвера найдены совершенно четкие отпечатки пальцев Марии. Такие же, но немного размазанные, есть на рукоятке и спусковом крючке, – сказал он, игнорируя недовольный взгляд Свиридова. – Во-вторых, эксперты утверждают, что человек, убивший Левицкого, был выше метра восьмидесяти ростом. А если стреляла Мария, то она должна была сидеть на столе. Конечно, это только предварительные данные, но ими пренебрегать нельзя.

– Ну а что в-третьих? – стиснув зубы, поинтересовался сыщик, когда Орлов сделал паузу.

– А в-третьих, Лева, под ногтями жертвы нашли несколько волосков, – ответил генерал. – Чисто визуально они очень напоминают твои. И это бы ни о чем не говорило. Но! Левицкий убит из револьвера, на котором найдены отпечатки пальцев Марии. Выстрел был произведен с высоты, примерно равной твоему росту. У тебя нет алиби на это время. К тому же ты говорил Станиславу, что собирался заехать к жене в театр. И если учесть, что художественный руководитель театра проявлял сексуальные домогательства в отношении твоей жены, то сам посуди, какая мысль первой приходит в голову?

– И какая же? – Гуров хотел сразу расставить все точки над "i".

Орлов промолчал, но вместо него ответил майор. Перед тем как начать говорить, он посмотрел на генерала, взглядом спрашивая его разрешения. И, когда Орлов махнул рукой, сказал:

– Неприятная история получается, Лев Иванович. Не берусь ничего окончательно утверждать, но пока у меня единственная версия. Вы знали, что у вашей жены трения с худруком. Сегодня, приехав после работы в театр и не застав ее на месте, вы совершенно справедливо решили, что у Строевой случился новый конфликт. А когда ворвались в кабинет к Левицкому, то увидели, что ваша жена отбивается от него, а худрук пытается вырвать у нее пистолет. Тогда вы оттащили его и, забрав оружие у Строевой, в припадке гнева выстрелили в Левицкого. Вот и все, Лев Иванович. Еще раз извините, но факты упрямая вещь!

– Ты тоже так считаешь? – Гуров резко повернулся к генералу. Но тот в ответ лишь пожал плечами. Крячко тоже отвел взгляд в сторону.

– Вот так попали. На ровном месте и мордой об асфальт! – горько проговорил сыщик и что есть силы пнул ногой стул. – Валяйте, арестовывайте, сыскари. Мать вашу!..

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Наступившее утро было, пожалуй, самым неприятным за последние несколько лет жизни Гурова. Он проснулся с таким чувством, будто весь мир вокруг него перевернулся с ног на голову и все жизненные ценности, которыми так дорожил сыщик, отслоились от него, словно никчемная шелуха. Гуров чувствовал себя униженным и оскорбленным. Но понимал, что и сам не лучше обошелся с близкими ему людьми.

А началось все с этих проклятых волосков!

Впрочем, почему именно с них? Орлов начал подозревать своего друга и подчиненного сразу после того, как получил известие об убийстве Левицкого. За пару дней до этого события Гуров пришел на работу во взвинченном состоянии и, столкнувшись в коридоре с генералом, не удержался и рассказал об обостряющемся конфликте между Марией и художественным руководителем театра.

Орлов тогда посоветовал не брать все в голову. Но, узнав о смерти Левицкого, сразу вспомнил этот разговор. И Гуров пожалел, что вообще рассказал ему о ситуации в театре. Однажды нарушив незыблемое правило никогда и никого не впускать в свою личную жизнь, сыщик теперь жестоко расплачивался за это.

С профессиональной точки зрения генерал был совершенно прав, подозревая Гурова в соучастии в убийстве. Гуров понимал, что и сам с посторонним человеком поступил бы точно так же. Но он не был уверен, что подобные улики поколебали бы его уверенность в репутации старых друзей.

Сыщик не переставая спрашивал себя, стал бы он подозревать Орлова или Станислава в подобных обстоятельствах, и не находил ответа! Улики, найденные Свиридовым на месте преступления, были слишком серьезны, чтобы закрыть на них глаза. Но неужели их было достаточно, чтобы навсегда лишиться доверия друзей?

Вчера Гуров вспылил, увидев, что Орлов промолчал в ответ на обвинение майора, а Станислав старательно прятал глаза. Сыщик наговорил друзьям много неприятных слов, а пытавшегося вмешаться в разговор Свиридова и вовсе послал «по матушке». И только затем потребовал немедленно провести экспертизу его волос для сравнения с теми, что были найдены под ногтями трупа.

– Конечно, проведем, Лева, – ответил ему генерал. – Но завтра. А пока отправляйтесь с Марией домой и отдохните пару дней.

– Значит, теперь домашний арест? – усмехнулся Гуров. – А что потом, Петр? Бутырка?

– Да перестань ты вести себя как ребенок! – заорал Орлов, устав от обвинений Гурова. – Имеющихся у следствия улик вполне достаточно, чтобы посадить твою жену в следственный изолятор. Но никто не делает этого! Мы сомневаемся в том, что она или ты виноваты в смерти Левицкого. Но с существующими фактами разбираться придется. И ты знаешь это не хуже меня. Так будь профессионалом до конца, мать твою!..

Именно слова о профессионализме остудили пыл Гурова. Сыщик вдруг понял, что ведет себя глупо. И криками ничего не добьешься. Нужно действовать. И сделать все действительно профессионально.

– Хорошо, Петр, ты прав! – усмехнувшись, проговорил он. – Мне следует до конца оставаться профессионалом. Но конец этот будет совсем не тот, на который вы надеетесь…

– Лева, да перестань ты молоть чепуху. – Терпение потерял и Станислав. – Что, мы, по-твоему, горим желанием упрятать тебя за решетку? Не сходи с ума.

– А я и не схожу. Это не мой курятник. – С губ сыщика не сходила кривая усмешка. – Просто я сам возьмусь за это дело и найду того, кто так усердно пытается меня подставить.

– Ты этого не сделаешь, – спокойно оборвал Гурова генерал.

– Это почему? – удивился сыщик.

– Потому что твои действия в данной ситуации будут расценены как попытка замести следы преступления. Это на тот случай, если ты позабыл закон, – ответил Орлов. – И сразу хочу тебя предупредить. Если ты хоть раз покажешься около театра до тех пор, пока мы не разберемся с уликами, я тебя арестую. И в этот раз действительно отправлю в следственный изолятор. А теперь забирай Марию и уезжай отсюда. Пока окончательно не испортил мое мнение о себе…

Теперь Гуров, лежа на кровати с закрытыми глазами, вспоминал весь этот разговор. И стыда за свою несдержанность в его воспоминаниях было ничуть не меньше, чем обиды на друзей, усомнившихся в его невиновности.

Видимо, не зря в народе говорят, что утро вечера мудренее. Сейчас, заново прокручивая все происшедшее вчера вечером, Гуров понимал, что действительно вел себя как глупый мальчишка. Но теперь чувства гнева, недоумения и беспомощности сменились в его душе холодной решимостью. Сыщик не собирался сидеть дома и ждать у моря погоды. Он хотел разобраться в происходящем сам. И жестоко наказать человека, подставившего его и Марию.

Стараясь не разбудить спящую жену, Гуров осторожно сел на кровати. Вчера, по возвращении домой, у них был долгий и серьезный разговор, больше похожий на допрос, чем на душевную беседу любящих друг друга супругов.

Поначалу из-за этого они даже чуть не поругались. Мария, уже достаточно взвинченная допросами Свиридова, пришла просто в бешенство от того, что муж выбрал для расспросов довольно резкий тон. Но Гуров молча выслушал ее упреки и продолжил в том же духе.

Он прекрасно знал, что оскорбленный необоснованными обвинениями человек во время жесткого допроса концентрируется и очень часто вспоминает даже самые мельчайшие детали происшедшего с ним.

Поэтому-то Гуров и не щадил чувств Марии, ведя себя поначалу так, будто был абсолютно уверен в ее виновности. И он даже не заметил, что поступает практически так же, как Орлов и Крячко по отношению к нему самому! Он просто старался не думать о том, что его жене больно выслушивать оскорбительные вопросы. Гуров, как дантист больной зуб, вытаскивал из Марии мельчайшие детали минувшего вечера.

Они закончили беседу далеко за полночь. Строева была настолько измотана морально, что у нее даже не хватило сил на то, чтобы выслушать объяснения мужа по поводу его жесткого поведения. Мария просто попросила мужа отложить все до утра и ушла спать. А Гуров просидел на кухне еще больше часа, пытаясь успокоиться и осмыслить услышанное.

Утром все уже не казалось таким размытым и неясным, как это было вчера. И хотя чувство опустошенности никуда не исчезло, Гуров готов был действовать и знал, что нужно делать.

Но едва он успел выйти из спальни, как в гостиной зазвонил телефон. Гуров тихо выругался, удивляясь, кто это может звонить ему в половине девятого утра, и взял трубку. На том конце провода раздался довольно мелодичный женский голос.

– Здравствуйте, Лев Иванович. Извините за столь ранний звонок, но мне срочно нужно поговорить с Марией, – проговорила женщина. И в ее голосе было столько уверенности и обеспокоенности, что Гуров едва не купился на эту уловку, решив, что звонит кто-нибудь из подруг Строевой.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил он.

– Я ее хорошая знакомая, – почти мгновенно отреагировала женщина. – Позовите ее побыстрее, Лев Иванович. Дело действительно срочное.

– Представьтесь, пожалуйста, – спокойно повторил Гуров.

– Вам ничего мое имя не скажет, Лев Иванович, – продолжала тараторить незнакомка. – Вы меня не знаете. Но Мария так часто рассказывала о вас, что мне кажется, будто мы знакомы тысячу лет…

– Вы даже тут прокололись, девушка, – прервал ее сыщик, приняв говорившую за поклонницу Строевой. – Мария почти ни с кем обо мне не разговаривает. Ей не слишком нравится отвечать на вопросы, каково жить с ментом. Как вам, кстати, удалось раздобыть номер нашего телефона?

– Профессиональная тайна. – Голос женщины изменился. – Вижу, что сыщика Гурова мне не провести. Ладно! Я Анна Игнатьева, журналист еженедельника «Пресс-парк». Раз не хотите звать Марию, может быть, сами ответите мне на парочку вопросов? Скажите, неужели столько лет службы в милиции не смогли вам помочь в организации убийства? Почему вашим коллегам удалось в первые же часы после смерти Левицкого выдвинуть обвинение против вашей жены? Вы плохо научили ее заметать следы?

Гуров был настолько ошарашен наглыми вопросами журналистки, что даже не сразу смог прийти в себя и как-то отреагировать на ее нахальство. Меньше всего он ожидал, что какие-то факты, ставшие известными следствию только вечером, уже утром просочатся в средства массовой информации. Сыщик был просто шокирован этим. Поэтому и позволил журналистке говорить так долго.

– Послушай меня внимательно и запиши, что я скажу, – перебил ее словесное недержание Гуров, как только смог прийти в себя от неожиданности. – Ни я, ни тем паче моя жена никакого отношения к убийству Левицкого не имеем. А если ты, стерва, еще раз позволишь себе задавать людям вопросы в таком тоне, то тебя никакая свобода слова не спасет!

Гуров с силой опустил трубку на аппарат, в гневе забыв о том, что шум ее падения может разбудить Марию. А когда сообразил это, закрыл телефон ладонями, будто надеялся таким способом заглушить шум. Но вместо этого, едва Гуров прикоснулся к аппарату, он зазвонил вновь.

– Вот ее я точно убью! – зарычал сыщик и схватил телефонную трубку…

* * *

Крячко и Орлов, будто заранее договорившись о встрече, почти столкнулись у входа в главк. Станислав посторонился и, придержав дверь, пропустил генерала вперед.

– Поднимись ко мне, как разденешься, – буркнул Орлов и заспешил наверх. И Крячко в ответ только кивнул, никак не прореагировав на двусмысленную фразу генерала, которая в иной ситуации непременно стала бы предметом очередного зубоскальства.

Сейчас Станиславу было действительно не до шуток. Положение, в котором оказались Гуров и Мария, требовало немедленного решения. И косвенно в этом был виноват Орлов. Но у Крячко язык не поворачивался упрекнуть своего друга и начальника в том, что он направил на расследование убийства Левицкого Свиридова.

А теперь майор вцепился в него мертвой хваткой, и все попытки придержать развитие событий могли дорого обойтись в первую очередь самому генералу. Хотя бы потому, что тщеславный и въедливый Свиридов не будет молчать о нарушениях процессуального законодательства.

Станислав не знал, какого мнения о происходящем придерживается генерал, но сам он не слишком верил, что Мария или Гуров могли убить Левицкого. Конечно, факты упрямая вещь и с ними не поспоришь, но и трактовать их можно по-разному.

Вчера, в первую секунду после изложения Свиридовым своей версии убийства, Крячко действительно поверил ему. Он знал, насколько Гуров бывает бесконтролен, когда речь заходит о чести или безопасности его жены. И он, может быть, и смог бы пристрелить Левицкого, если застал бы его в момент приставаний к Марии. Но сделал бы все иным способом. Уж, по крайней мере, Лева никогда бы не оставил на месте преступления пистолет с отпечатками пальцев.

Тщательно взвесив все, Станислав пришел к единственному разумному выводу. Он решил, что убийство Левицкого было кем-то спланировано специально, чтобы подставить Гурова. И этот «кто-то» очень хорошо знал полковника и мог моделировать его поведение.