Текст книги "Плохая компания"

И, первым закончив разговор, Мищенко убрал телефон в карман. Пройдя по коридору в свой кабинет, остановился и посмотрел в зеркало, висевшее на стене. Оно отразило лукавую мордочку с маленькими бегающими глазками, скрытыми за очками с затемненными стеклами. Мищенко подмигнул собственному отражению и осмотрел свою довольно хлипкую фигуру с головы до ног. Взгляд его был многообещающим… Затем он подошел к своему столу, снял трубку и произнес:

– Анастасия Владимировна, меня сегодня не будет. Я уезжаю. До понедельника.

* * *

Едва приехав в пансионат, Вячеслав Андреевич моментально почувствовал умиротворение и покой. С одной стороны, это было похоже на ощущения, которые он испытал в Павловской слободе, но все же чувства были иными. В «Голубом озере» не было того чувства уединения, что в поселке. Зато здесь были свои преимущества – качественный сервис, развлечения, общение. Сейчас, правда, было еще рановато, и основная масса отдыхающих еще не приехала. Площадка перед пансионатом была пуста, но стол уже стоял, и прислуга начинала потихоньку накрывать его.

Сразу же перед Гладких возник администратор, улыбаясь во весь рот, долго приветствовал – дольше, чем нужно. Задавал формальные вопросы о самочувствии, делах и тут же вывалил целый ворох предложений, чем заняться до ужина.

– Пожалуйста, лодочные прогулки, водный мотоцикл, матрас? – частил он.

Гладких хотелось спокойного отдыха, поэтому он вежливо отказался.

– Тогда не желаете ли массаж? Отлично повышает тонус, поднимает настроение. Кстати, у нас новая массажистка, обучалась в самом Таиланде, – заговорщицки подмигнул ему администратор. – Не пожалеете!

– Благодарю, может быть, позже, – снова отказался Гладких. – Пока что я хотел бы пройти к себе в номер.

Администратор кивнул носильщику – молодому парню в униформе, – тот быстро подхватил сумку у Гладких и понес ее в холл пансионата. Бесшумно открылись двери лифта, и он повез Вячеслава Андреевича на четвертый этаж, где находился номер, который тот неизменно снимал уже в течение нескольких лет. Возле дверей Гладких кивнул носильщику и взял у него сумку, сказав, что внесет ее сам. Небрежно сунул ему сотенную купюру. Носильщик почтительно склонился. Когда чиновник исчез за дверью номера, посмотрел на купюру, скривил губы и небрежно сунул ее в карман.

Гладких поставил сумку на пол, раскрыл и достал костюм, приготовленный специально для отдыха. В отличие от остальных своих коллег он не позволял себе даже на природе облачаться в легкомысленные шорты и майки – он всегда носил рубашку и брюки, а если становилось прохладно, накидывал пиджак. Приготовив одежду, он прошел в душ.

После душа Гладких решил выйти на свежий воздух. В самом деле, не для того же он сюда приехал, чтобы торчать в четырех стенах, они ему в городе надоели: то рабочий кабинет, то квартира. Подспудно Вячеслав Андреевич ощущал, что его тянет вниз еще и потому, что он ждет одного человека. Не то чтобы сильно волнуется, но все же без него ему было бы не так комфортно, хотя их встреча и пройдет не в том качестве, к которому он привык.

Гладких спустился вниз и прошел к столу. Однако садиться за него было еще рано, и он устроился в шезлонге неподалеку с журналом в руках. Отдыхающие постепенно прибывали. То и дело слышались звуки автомобильных гудков, открывались и закрывались ворота. Мимо проходили люди, приветствовали его. Гладких кивал, одним глазом из-за журнала поглядывая на вход. Наконец подъехал серебристый «Лексус», и Гладких подавил вздох облегчения. Однако сразу же укрылся журналом и принял равнодушно-отрешенный вид. В шезлонге он просидел, пока к нему не подошел молодой человек с темными, приглаженными с помощью геля темными волосами и не сказал:

– Вячеслав Андреевич, ужин. Вы идете?

– Разумеется, Виталий, – кивнул Гладких, откладывая журнал. – И ты, значит, решил отдохнуть?

– Да вот, решили. С супругой, – в ответе молодого человека Гладких послышались вызывающие нотки.

«Что это с ним? – подумал он. – Неужели бунтовать начал?»

Впрочем, для бунта это была слабоватая реакция. И все же, с чего он начал отвечать так дерзко? Уж, казалось бы, Вячеслав Андреевич и так делает предостаточно, чтобы Щелоков катался как сыр в масле. Ладно, это, наверное, просто нервы! В конце концов, ничего особенного тот ему не сказал.

Гладких проследовал к столу и не спеша устроился в кресле. Ужин, как и всегда в «Голубом озере», был отменным. Без особых изысков, но все же на высоком уровне. Гладких был уверен, что во многом это было заслугой Константина Ивановича, пожилого бессменного повара, который служил в пансионате еще в былые времена, когда он был закреплен за партийными функционерами.

Поговаривали, что Константина Ивановича «открыл» сам Леонид Ильич Брежнев, когда однажды, приехав в какую-то глубинку с дружественным визитом, пришел в обычную столовку, чтобы продемонстрировать неразрывную связь и близость с народом. Там он попробовал рядовых котлет – традиционного в те времена блюда общепита – и сразу же потерял голову от их изумительного вкуса. Поинтересовавшись, кто их готовит, с удивлением узнал, что это недавний выпускник местного кулинарного училища Костя Зотов. Леонид Ильич не поленился пройти на кухню и выразить Косте личную благодарность, а после перевел его в Москву.

Вячеслав Андреевич относился к этой легенде как к обычной байке, но к Константину Ивановичу испытывал уважение. Тот действительно готовил вкусно и умел прекрасно держаться на публике – без лакейской угодливости и в то же время почтительно.

Когда перешли к десерту, Гладких вдруг обратил внимание, что Щелоков что-то крепко налегает на спиртное. Да и он сам, признаться, выпил лишнего. Вообще-то, Гладких был малопьющим человеком. Он видел, что Щелоков поглядывает на него все более и более недружелюбно. Глаза Виталия покраснели, лоб вспотел. Его жена ерзала на стуле, смотрела к себе в тарелку и совсем не слушала, что без умолку трещит над ухом ее подруга Дарья.

…Скандал грянул неожиданно. Гладких сам не заметил, когда он успел столько выпить. Он даже не слышал предысторию, до его ушей донесся только конец фразы, брошенной Виталием Щелоковым:

– …своим заместителем.

– Это ты обо мне, Виталий? – повернулся вдруг к нему Гладких.

Щелоков поднял на него глаза. Сначала в них было удивление, потом они вдруг налились враждебностью, и Щелоков, пьяно ухмыльнувшись, произнес:

– А что, я ваш заместитель, да? А я думал, что это вы мой заместитель. Вы порой меня очень удачно за-ме-ща-ете! – Последнюю фразу Щелоков выговорил с трудом.

Мгновенно повисла пауза, и весьма неловкая. Гладких чувствовал, как внутри него закипает ярость. Этот мальчишка совсем потерял и голову, и понятия о приличиях! Он хотел одернуть нахала, поставить на место, но тут вмешалась Наталья. Схватив мужа за рукав, красная, как креветка с салате, она сказала:

– Виталий, что ты несешь? Ты пьян!

Щелоков вырвал руку и, глядя на жену со злобой, добавил:

– Отстань!

Гладких тяжело поднялся со стула, резко отодвинув его. Наталья, переведя на него взгляд, вдруг нервно проговорила:

– Вячеслав Андреевич, шли бы вы отсюда!

Эта фраза взорвала Гладких. С какой стати она тут диктует ему? И с чего это Виталий как с цепи сорвался? Наверное, сама дала повод! Они с этим пареньком всегда ладили. Эх, бабы, бабы, народ пустоголовый! Видимо, ревность пыталась вызвать, вот и ляпнула лишнего, иначе Щелокову и в голову бы не пришло что-то подозревать. Обычно сдержанный, на сей раз Вячеслав Андреевич не утерпел. Посмотрев в круглые глаза Натальи, внятно произнес:

– Дура!

Виталий рванулся было к нему, но тут повскакали с мест отдыхающие, со всех сторон удерживая Щелокова и уговаривая успокоиться. Наталья прыгала перед ним, лепеча какие-то оправдания, и это еще больше взбесило Гладких. Постояв несколько секунд, он поймал взгляд Натальи и холодно процедил:

– Надеюсь, у вас обоих включатся наконец мозги!

И, круто развернувшись, зашагал к пансионату.

* * *

Полковник Лев Гуров закончил писать отчет, убрал его в стол и посмотрел на часы. Было шесть часов пятнадцать минут пятницы, рабочий день уже закончился, и сдать отчет Гуров планировал завтра. Он был спокоен: срочные дела были благополучно завершены, все материалы переданы в прокуратуру, а новых пока не было. Собственно, можно было с чистой совестью отправляться домой, что ему и предлагал настойчиво сделать друг и коллега Станислав Крячко, тоже полковник и тоже опер по особо важным делам.

Гуров и Крячко делили один кабинет уже долгие годы работы в Главном управлении МВД, вместе раскрывали преступления, и все эти годы их связывали еще и дружеские отношения. По сути, кроме Крячко, у Гурова и не было близкого друга. Разве что генерал-лейтенант Орлов Петр Николаевич, который возглавлял главк и был непосредственным начальником Гурова и Крячко. Он был старше лет на десять, невысок, коренаст и внешне являл собой яркий контраст по сравнению с Гуровым – высоким, подтянутым, элегантным, с аристократическими чертами. Ботинки его всегда были начищенными, одежда – отглаженной, щеки гладкими от регулярного бритья, а походка – легкой и пружинистой.

Полковник Крячко был попроще: тоже высокий, но грузный и даже несколько неуклюжий, передвигался он часто вперевалочку, выпятив ставший довольно внушительным живот. При этом в физической силе Крячко, пожалуй, не уступал Гурову. Что же касается особенностей интеллекта, то и они у сыщиков были различными. А следовательно, отличались и их методы расследования, подход к делу.

Гуров – прирожденный аналитик, психолог и мыслитель. Обладая превосходной памятью и наблюдательностью, он фиксировал в голове все нюансы, возникающие в процессе расследования. Моментально замечал несоответствия в показаниях, умело сопоставлял детали, чувствовал внутреннюю сущность человека. Обмануть, провести его было весьма сложно.

Роль простачка в исполнении Крячко была липой чистой воды. Кем-кем, а простаком Станислава никак нельзя было назвать. Он обладал здоровой хитростью и смекалкой, так свойственной русскому мужику. Одевался он просто и порой выглядел даже запущенным, на чистоту обуви плевать хотел, а все аристократические манеры Гурова презрительно называл пижонством. При этом ум Крячко был практическим. Он всегда готов был к действию и в сложной ситуации умел реагировать мгновенно, сбивая с толку преступника своими мнимыми нерасторопностью и простодушием.

Он не обладал такой базой теоретических знаний, как у Гурова, но в работе со свидетелями ему не было равных: Крячко умел «разговорить» практически любого человека – что называется, не мытьем, так катаньем. Ему легко удавалось втереться в доверие, поскольку многих вводили в заблуждение его простоватый вид и дружелюбная улыбка.

Словом, Гуров и Крячко давно уже составляли замечательный тандем как в профессиональном, так и в дружеском плане. Они часто встречались помимо работы, а в процессе расследования вообще очень здорово дополняли один другого, с успехом раскрывая самые запутанные преступления. При этом на виду всегда был блестящий Гуров, сыщик от бога, а Станислав волею судьбы находился в тени своего друга.

Однако такая кажущаяся несправедливость была лишь видимой. На самом деле и Гуров, и Орлов высоко ценили Станислава, просто знали, что применять свои навыки каждому следует в определенной ситуации, подходящей именно ему. Станислав никогда не завидовал другу, хотя в управлении было немало сотрудников, испытывавших к полковнику именно такие чувства. Сам Гуров не то чтобы страдал от этого, но, конечно, осознание подобных вещей было ему неприятно. И тут огромную поддержку ему оказывали как раз Орлов с Крячко.

С генерал-лейтенантом отношения у сыщиков тоже были своеобразными. Хоть формально он и был их начальником, оба всегда принимали решения, руководствуясь собственными принципами и соображениями. Что греха таить, иногда им приходилось делать это вопреки пожеланиям Орлова, а порой и за его спиной. И оправданием их действиям служил положительный результат. И в совокупности с дружбой это заставляло Орлова периодически прикрывать своих подопечных. Он знал, что в конечном итоге они окажутся правы. Результат оправдывал все, а в своих сыщиках Орлов не сомневался.

Всякое случалось за долгие годы службы, порой и Гуров, и Крячко, да и сам Орлов буквально висели на волоске. Но все же их профессионализм, принципиальность и готовность стоять друг за друга помогали переносить трудности и избегать неприятностей.

Гуров оторвался от своих мыслей, почему-то пришедших ему в голову именно сейчас, когда обстановка в управлении была мирной и ни с какой стороны не веяло бурей. Попутно он уловил, что Крячко уже несколько минут что-то бубнит.

– Так чего ты здесь торчишь? – долетела до его уха последняя фраза Станислава, который в течение всего времени пытался убедить Гурова поехать вместе домой.

– Да мне торопиться некуда, – наконец отозвался Лев. – Я обещал Марии заехать за ней после спектакля, так что у меня еще почти три часа в запасе.

– Ну и поехали! – с жаром продолжил Крячко. – Для чего тебе проводить их здесь?

Жена Гурова Мария служила актрисой в театре. Как это чаще всего бывало, нынешний ее вечер был занят спектаклем, который заканчивался в девять часов. Потом поздравления, цветы, овации, затем Мария переодевалась в гримерке, избавлялась от грима и немного приходила в себя – все как обычно. И это означало, что раньше половины десятого делать в театре Гурову было нечего. Он планировал заехать домой ближе к восьми, переодеться и принять душ, а уже потом поехать за супругой и повезти ее куда-нибудь в кафе – ужинать одному ему не хотелось. К тому же на работе было затишье в делах, и сыщику хотелось немного расслабиться и отдохнуть и побаловать тем же свою жену.

Гуров высказал все это Станиславу, и Крячко, вздохнув, развел руками:

– Ну, как знаешь. А я, пожалуй, отправлюсь. Жена холодца наварила, так что у меня желудок уже сжимается в предвкушении… Кстати, если хотите приехать с Марией на холодец – милости просим! Ты знаешь, моя жена готовит не хуже шеф-повара любого ресторана. Правда, всяких там суши, роллов и прочих эскабече ты у нас не увидишь, но отобедаешь на славу.

Крячко в гастрономическом плане был яростным патриотом. Он не признавал никаких новомодных заморских блюд, предпочитая картошку с мясом, пельмени, вареники, а излюбленным его блюдом был борщ на наваристом бульоне из грудинки.

– Соблазняешь, змей-искуситель! – засмеялся Лев.

– А то! – довольно ответил Крячко. – Это у вас в доме отродясь никто нормальной пищи не сварит. Привыкли полуфабрикатами питаться. У нас хоть поужинаете по-человечески.

– Да уж, варить холодец в такое время года нам как-то в голову не придет, – согласился Гуров.

На дворе царил июнь – чудное время цветения, ароматов и заманчивых перспектив отпуска. Для мучительной жары было еще рано, даже ночи еще были наполнены прохладой и свежестью, и Гуров, хоть и не был от природы сентиментальным человеком, совсем не хотел тратить столь дивное время на приготовление холодца. А Марию и вовсе тянуло на романтику. Но позволить себе романтическое путешествие полковник не мог, поскольку толком еще не знал, удастся ли ему получить отпуск летом, поэтому был рад возможности хотя бы провести вечер в кафе. Честно говоря, ему хотелось побыть с женой наедине, поэтому он отверг заманчивое предложение Станислава.

Крячко, поняв, что есть холодец ему придется в узком семейном кругу, сгреб в угол свои бумаги, ворохом рассыпанные по столу, отсалютовал Гурову и небрежной походкой направился к выходу. У двери он еще раз обернулся, посмотрел, как Лев сосредоточенно перечитывает один из документов, усмехнулся и вышел в коридор. Ему находиться в управлении в отсутствие срочных дел не было никакого резона.

Гуров же достал из стола книгу – исторический роман, который с первых страниц показался ему достаточно занимательным и правдоподобным. Времени читать художественную литературу у полковника почти не было, все его съедали рабочие материалы, отчеты, указы и протоколы. А дома на чтение уже не оставалось сил, вот он и притащил книгу в кабинет в надежде, что удастся прочесть ее в перерывах между работой. Такие интервалы, к сожалению, выдавались нечасто, и Гуров отметил, что последний раз открывал книгу довольно давно и топчется на одной странице уже третий месяц. Он углубился в чтение, увлекся и не заметил, как пролетели полтора часа.

Захлопнув книгу, Гуров поднялся, запер кабинет и прошествовал к лестнице. Дежурный козырнул ему и проводил взглядом, который можно было расценить и как уважительный, и как недоумевающий. Полковнику порой приходилось засиживаться в кабинете и до более позднего времени, но это обычно в случае работы над каким-то важным делом. Когда же ситуация позволяла, он мог и уйти пораньше, никому особо не докладываясь.

Гуров сел в машину и повел ее в сторону дома. Нельзя сказать, что пробки полностью рассосались – такого Лев давненько не мог припомнить. А Крячко вообще был убежден, что в Москве просто не бывает такого периода, чтобы они отсутствовали. Его даже подмывало заключить пари с Гуровым, чтобы приехать в три часа ночи, скажем, на Волгоградское шоссе и убедиться, что там по-прежнему выстроена череда автомобилей с мающимися за рулем водителями. Однако Лев не поддавался на провокации, хотя пари было довольно заманчивым и Гуров имел большие шансы на выигрыш. Причина отказа была в том, что Крячко обладал уникальным даром даже при стопроцентном выигрыше противника поворачивать ситуацию так, что все равно выходил правым. И Гуров предпочитал не связываться с закадычным другом, относясь к его особенности снисходительно.

На дорогу у него ушло меньше часа, и Лев посчитал это более чем удовлетворительным результатом. Дома он не стал долго задерживаться, желая побыстрее поехать в театр. Гуров ощущал, что мыслями уже находится рядом с Марией, и в который раз почувствовал, насколько мало им удается побыть вдвоем. Даже когда он приезжал в театр на спектакли, в которых была задействована его жена, он думал, что в эти минуты она как бы не принадлежит ему одному. Что она по частичкам раздает себя всем зрителям.

– А ты считай, что я играю для тебя одного! – говорила на это Мария. – Я, кстати, всегда вижу тебя в зале, даже если ты не предупреждаешь о приезде. И тогда начинаю играть лишь для одного зрителя.

– Ты, как всегда, меня обманываешь, – смеясь, отвечал Гуров.

– Ты сам обманываться рад! – парировала жена.

В диалогах Гурова и Марии в последние годы все чаще проскальзывала ирония по отношению друг к другу. Но ирония эта отнюдь не была злой или язвительной: просто и Гуров, и его жена не были особо сентиментальными людьми. Свои чувства они обычно выражали в шутливой форме, но оба знали, что за этим стоит настоящая глубина и прочность.

Однако сейчас Гуров чувствовал потребность сделать для жены что-то особенное. Конечно, можно было купить букет роз, что он и сделал, заехав по дороге в цветочный магазин. Но этого ему показалось мало: цветы Мария и так получает регулярно целыми охапками. Конечно, получить букет от любимого мужа куда приятнее, чем просто от поклонников, и все же Гурову хотелось как-то еще выразить свои чувства. Не придумав ничего лучше – время уже поджимало, – полковник проехал в небольшой магазинчик, торгующий качественной парфюмерией, и купил для Марии флакончик духов…

Ресторан был довольно маленьким – Гуров не любил заведения, где скапливается большое количество народа. Он вообще предпочитал проводить время с супругой наедине, но раз уж так сложилось, то лучше выбрать малолюдное место. Они сидели за столиком у окна, тонированного таким образом, что им было видно все происходящее на улице, а снаружи, наоборот, они были невидимы для окружающих.

Гуров взял меню и протянул его Марии, предлагая ей сделать выбор. Та равнодушно скользнула по нему взглядом.

– Тебе же прекрасно известны мои вкусы, – заметила она.

– А мне хотелось создать иллюзию новизны. Что мы с тобой недавно познакомились и только учимся познавать друг друга, – улыбнулся он.

Тут подошел официант, и Гуров вопросительно посмотрел на жену. Та назвала выбранные блюда, и он последовал ее примеру.

– Не думаю, что это иллюзия, – неожиданно серьезно ответила Мария, когда официант удалился, и почему-то вздохнула. – Знаешь, я считала, что давно успела тебя изучить. И в то же время мне иногда кажется, что я тебя совсем не знаю. Я вообще думаю, что понять тебя до конца не подвластно никому. Ты – человек-загадка. И может быть, в первую очередь для себя самого.

– В первую очередь – для своего начальства, – пошутил Гуров. – Орлов, например, считает меня непредсказуемым. Говорит, никогда не знаешь, что ты выкинешь на этот раз!

– В этом он прав, – согласилась Мария. – И все-таки в одном он уверен на сто процентов!

– В чем же? – приподнял бровь Гуров.

– В том, что самое трудное дело можно безбоязненно поручить только тебе.

– Ты мне льстишь, – Гуров улыбнулся шире, но было видно, что ему приятна такая оценка. – И, кстати, благодари бога, что тебя не слышит сейчас Крячко. Его возмущению и даже оскорблению не было бы предела!

– Неправда, Станиславу прекрасно известно, как я его уважаю.

– Да, но лучшим сыщиком ты считаешь меня.

– Так ведь это ты мой муж, а не Станислав, – лукаво подмигнула ему Мария.

– Тогда получается, что ты необъективна.

Мария не успела ответить: у Гурова зазвонил сотовый телефон. Он слегка удивленно пробормотал: «Кто бы это мог быть?», потянулся к карману и констатировал, взглянув на экран:

– Петр.

Мария моментально нахмурилась.

– Не бери! – немного резковато отреагировала она.

– Лучше ответить. Наверняка ничего серьезного, – успокоил ее муж, нажимая кнопку соединения.

– Лев? – Голос генерал-лейтенанта звучал совершенно обычно, и все-таки Гуров интуитивно уловил, что Орлов беспокоит его в одиннадцатом часу вечера не для того, чтобы поинтересоваться самочувствием.

– Слушаю, – ответил Гуров. – Только, если можно, побыстрее – я культурно отдыхаю с супругой.

– Сожалею, Лева, но мне придется прервать твой отдых, – непреклонным тоном произнес Орлов.

– Петр, хотя бы раз ты позвонил во внеурочное время, чтобы сообщить мне что-нибудь приятное! – воскликнул полковник.

– Такое уже бывало, и не раз, – заметил генерал-лейтенант. – Например, когда я поздравлял тебя с получением нового звания.

– Неужели ты хочешь сообщить, что мне дали генерала? – усмехнулся Гуров.

– Всему свое время, Лева, всему свое время, – со вздохом произнес Орлов. – А пока дела рабочие. Убийство у нас, Лева.

– Петр, у нас каждый день убийства, – попытался откреститься Гуров, все еще надеясь, что вечер удастся спасти.

– И что, я каждое из них тебе поручаю? – строго спросил Орлов. – Не ершись, Лева, дело действительно серьезное. Звонили из пансионата «Голубое озеро», там человек разбился. Выпал из окна…

– А при чем тут я? – спросил Гуров. – Если он сам выпал?

– А вот это еще неизвестно. Пансионат этот, Лева, непростой. Предназначен он в основном для администрации города и прочей чиновничьей элиты. Сегодня эта элита там культурно отдыхала – прямо не хуже тебя. Только отдых закончился плачевно…

– Тоже прямо как у меня, – не в силах скрыть раздражения, сказал Гуров. – Ладно, кто преставился-то?

– Некто Гладких Вячеслав Андреевич, – сообщил Орлов. – Незнакома тебе такая фамилия?

– Нет, – отрезал Гуров. – Я не вхож в элитарные круги.

– Не скромничай, Лева… Словом, лясы точить некогда, нужно отправляться в этот самый пансионат. Группа уже выехала, отправляйся своим ходом. Прямо сейчас. Больше тебе ничего сказать не могу, потому что сам ничего толком не знаю. На месте разберешься. – Орлов помолчал и заговорил доверительно: – Лева, если ты определишь, что труп не криминальный, тут же рапортуй мне, и можешь с полным основанием возвращаться домой, к дражайшей супруге, которой мои самые теплые приветствия!

– И вас туда же… – мрачно бросила Мария, которой было хорошо слышно, что говорит Орлов.

– Она тебя тоже приветствует, Петр, – сдержав улыбку, сказал Гуров.

– Слышу, слышу, – засмеялся Орлов. – Можешь передать ей трубку – я готов принести ей самые искренние извинения.

– Лучше не стоит, – предусмотрительно сказал Гуров. – Иначе ты можешь услышать не совсем те слова, к которым привык.

– Лева, за годы работы я привык ко всему, – хмыкнул Орлов. – И поверь, мне совсем не улыбается срывать тебя с места ближе к ночи. Но сам понимаешь, будь дело пустяковым, я бы тебя не потревожил.

– Да все я понимаю, – отозвался Гуров. – Где находится-то этот пансионат?

– На Клязьминском водохранилище.

Орлов продиктовал координаты, Гуров запомнил их, после чего спросил:

– Крячко брать?

– Возьми на всякий случай, – решил Орлов. – В принципе, до выяснения можно было и одному справиться, но, если выяснится, что это все-таки убийство, тебе придется нелегко. Там полно народа из числа отдыхающих, каждого нужно опросить… А кто у нас, как не Крячко, умеет душевно разговорить свидетеля? Так что с ним тебе будет сподручнее.

Гуров кивнул самому себе, попрощался с Орловым, сказав, что свяжется с ним, когда осмотрит место преступления и будет готов сделать какие-то предварительные выводы. Убрав трубку в карман, он посмотрел на Марию. Та сидела с отсутствующим видом и расстроенно барабанила пальцами по столу.

– Маша, мне, собственно, нечего тебе объяснять, потому что ты сама все слышала, – начал Гуров. – Могу добавить только, что мне самому ужасно жаль.

– Твоя проклятая работа постоянно стоит между нами! – наконец проговорила Мария.

– Так же, как и твоя, – мягко заметил Гуров. – И мы оба понимаем, что так будет всегда… По крайней мере до того момента, пока мы не станем совсем старенькими и дряхлыми и нас не попрут наконец на пенсию, потому что сами мы не уйдем.

– Я не доживу, – бросила Мария и поднялась. – Пошли.

В это время принесли заказ.