Текст книги "Опасная профессия"

Николай Леонов
Опасная профессия

Сережка Пролыгин подошел к столу, за которым сидел Олег, отобрал у него сигарету, потом похлопал по плечу и соболезнующе вздохнул:

– Такой молодой парнишечка.

Олег настороженно покосился на товарища.

Увидев, что его заход должным образом не подействовал, Сережка наклонился к Олегу и в самое ухо прошептал:

– Копченый вернулся. Держись. Будет тебе работенка. А сейчас топай к Фролычу.

Михаил Фролыч смерил Олега взглядом, посопел и сказал:

– Вернулся из заключения Виктор Прошин, по кличке Копченый. Кличка дана за смуглый цвет лица. Преступник дерзкий, отбывал за убийство. Проживать в Москве он права не имеет, но будет крутиться, пока не отберем две подписки о выезде. И это необходимо сделать как можно быстрее, так как от Прошина можно ждать чего угодно. Выясни аккуратненько, где Прошин приземлился. До ареста он обитал в Проточном у Ореховых и в Прямом у Петровых. Вчера вечером его видели у гастронома на Смоленской.

Олег не уходил с участка неделю, изучил постоянных посетителей винно-водочного отдела гастронома, часами простаивал против дома Ореховых и Петровых – и все безрезультатно. Но он был здесь, этот Прошин-Копченый.

«Подшефные» провожали его насмешливыми взглядами и в обращении стали развязнее и грубее. С каждым днем атмосфера на участке накалялась все больше, и однажды, когда Олег подозвал на улице Тихона Скорнякова, который стоял в окружении собутыльников у пивной, тот обложил Олега матом и подойти отказался. Получив в суде положенное количество суток, он с гордо поднятой головой отправился отбывать наказание. И это Тихон Скорняков, который был известен милиции своим тишайшим поведением. Пятого и двадцатого числа каждого месяца его приносили в дежурную часть. Утром он, стыдливо пряча глаза, распихивал по карманам возвращенные документы, деньги и разную мелочь, извинялся и на цыпочках выходил из отделения.

Стоило назвать в разговоре фамилию Прошина, как собеседник замолкал, испуганно, делано-непонимающе или с насмешливой ухмылкой, но замолкал наверняка.

Олег обратился за помощью в районный штаб дружины, но и там помочь не смогли. Дружинники не имели контактов с людьми, знающими Прошина.

Михаил Фролыч сопел, грыз очки, о Прошине не спрашивал; но однажды Олег встретил начальника в двенадцатом часу ночи на набережной. Они молча прошлись по территории, помогли мотоциклистам погрузить в коляску бесчувственное тело, до того покоившееся на тротуаре, и расстались у метро, распрощавшись как люди малознакомые и случайно встретившиеся.

А на следующий день вечером, когда Олег зашел в дежурную часть и стоял в углу, наслаждаясь теплом и сигаретой, раздался телефонный звонок. Абонент был донельзя краток. «Копченый у Ореховых», – сказал он и повесил трубку.

– Мотоцикл! – закричал Олег и почему-то забегал по комнате.

Дежурный развел руками.

– Нет мотоцикла, Олег Николаевич. Повезли аварийщика на экспертизу.

Олег выскочил на улицу и побежал.

Сначала он выжал из себя всю скорость, на какую был способен, но на Арбате прикинул, что в таком темпе ему все равно не выдержать, и перешел на ритмичный легкий бег. Смоленская площадь, еще квартал.

Вот и нужный дом. Он знал, куда выходит окно Ореховых, и сразу его нашел. Горит. Прошелся по тротуару до угла. Никого. «Если Прошин действительно в квартире, то задача состоит в следующем…» – начал рассуждать Олег и налетел на какого-то одинокого прохожего.

Олег посторонился и сказал: «Извините». Если бы человек не остановился, Олег не узнал бы его. Но тот стоял в двух шагах, тяжело дыша, зажав между пальцами бутылки и неловко растопырив локти.

– Орехов? – сказал удивленно Олег.

– А что такого? – Орехов сошел на мостовую и направился к своему дому.

– Минуточку, Орехов, – Олег догнал его и взял за плечо.

– Не хватай! – Орехов вырвался и вошел в подъезд.

Олег вошел следом, перепрыгнул через две ступеньки, боком протиснулся между Ореховым и перилами и встал у него на пути.

– Давай помогу, – Олег протянул руку, – я все равно к тебе. Там меня мой лучший друг ждет. Вторую неделю не можем встретиться.

Орехов что-то замычал и отрицательно покачал головой.

– Не хочешь? Была бы честь предложена, – Олег сообразил, что хотел сделать глупость. В квартиру следовало входить со свободными руками. Он поднялся на один пролет и вошел в темный коридор. Только из-под одной двери лился свет. Олег толкнул эту дверь и оказался в комнате. В дальнем углу за круглым столом сидели пятеро мужчин, они мирно о чем-то беседовали и на скрип двери и шаги не обратили внимания.

Только один, сидящий к Олегу спиной, сказал:

– Что копаешься, Орех. Давай сюда.

Олег впился взглядом в стриженый затылок и, подойдя, тронул его за плечо.

– Добрый вечер, Прошин. Рад познакомиться, – он изобразил на своем лице улыбку.

Мужчина повернулся вместе со стулом и поднял голову.

– Ты кто такой? – спросил незнакомец. Он был рыж, белокож и голубоглаз.

– Ах ты, падла рваная!

Олег повернулся на крик. В дверях стоял Орехов с топором в руках.

Олег не испугался. И не потому, что был отчаянно храбр. Просто этот человечек, почти сидящий – так низко он пригнулся – на пороге, с дрожащим ртом и трясущейся на тонкой шее головой не мог напугать, даже если бы держал в руках атомную бомбу.

Орехов волочил топор по полу, закатывал глаза и тихо подвывал.

Олег выбил топор ударом ноги и удивленно спросил:

– Ты что, рехнулся, парень?

Орехов схватил Олега за борт плаща и быстро заговорил:

– Ты что повадился ко мне? Я что – вор? Ну, сидел. Сидел. С каждым бывает. Так что мне теперь – и жизни нет?

Олег недоуменно посмотрел на окруживших его мужчин.

– Нехорошо, начальник. Довел человека до ручки, – сказал рыжий, взял со стола поллитровку и сунул ее в карман ватника. – Нет таких законов.

– Не будем мешать, ребята. У Ореха дела с милицией. Двое дерутся, третий – не лезь. Пошли отсюда.

Олег посмотрел в лицо говорившего. Черные влажные глаза, приплюснутый нос, чуть вывернутые полные губы. Вот он – Прошин. Он стоял на пороге комнаты – маленький, с вислыми плечами – и улыбался Олегу. Пять метров и пять человек отделяло Олега от Прошина.

Олег оторвал от себя вялые руки Орехова и сделал шаг к двери.

– Мы можем идти, начальник? – рыжий загородил ему дорогу и полез в карман. – Или документы проверять будешь? – Он серьезно и даже с участием смотрел Олегу в лицо. – Вот мой паспорт.

Олег увидел, как Прошин исчез в коридоре, и машинально посмотрел документ.

– Может, еще встретимся, Сазонов, – пробормотал он, возвращая паспорт владельцу.

Угроза получилась по-мальчишески неубедительной.

Рыжий спрятал паспорт, подошел к столу, взял сверток с закуской и стакан.

– И кого в угро набирают… – Он сокрушенно покачал головой и последним вышел из комнаты.

Орехов сидел за столом и дрожащими руками сливал в стакан остатки водки.

– Утром зайдите в отделение, – сказал зачем-то Олег и медленно вышел из комнаты.

Олег вытер клеенку, взял свою любимую чашку, наполнил ее на две трети черной ароматной жидкостью и закурил. Сегодня ритуал «кофе-сигарета» особенно приятен. Дома – никого, и можно не делать веселого лица и не рассказывать смешных историй.

Олег посмотрел на часы. Скоро три, а на четыре вызваны свидетели по квартирной краже. Он очень не любил такие кражи. Горячей любви не испытывает и к другим преступлениям, но «коридорки»… «Пальто висело вот на этом гвозде. Вчера еще висело. Я точно помню». Замок в квартире открывается пальцем. Точнее, этот замок вообще не закрывается. В квартире двенадцать семей, и, конечно, никто никого не подозревает, посторонних не видели, кто к кому приходил – не помнят.

«Пальто висело вот на этом гвозде…»

Олег с сожалением заглянул в пустой кофейник, засунул окурок в гущу, распахнул дверь ногой и вышел на лестничную площадку. Дверь ударилась ручкой о стену и с лязгом захлопнулась за спиной. «Полная автоматика, – подумал Олег. – В один прекрасный день я обнаружу отсутствие своего пальто». Он рассмеялся, сбежал с лестницы и вышел на площадь. «Вот будет номер. Лица ребят из пятого отделения вытянутся в метр. Я объясню, когда видел пальто в последний раз, каких пуговиц на нем не хватает, и подергаю гвоздь, чтобы все могли убедиться в его реальности. Потом буду звонить каждый день и культурненько интересоваться результатами розыска». Олег больно ударился плечом о столб и вернулся в мир суровой действительности.

Отделение милиции, в котором он трудился в должности инспектора уголовного розыска, находилось в десяти минутах ходьбы от дома, и не посвященный в тонкости милицейского быта мог бы назвать Олега счастливчиком.

Дежурный по отделению даже не пытается разобраться сам.

«Минуточку, гражданин, – говорит он, – не суетитесь. Сейчас вызову оперработника», – и берется за телефон.

Когда заспанный и злой Олег угрожающе появляется в дверях, дежурный, чтобы подсластить пилюлю, встает, называет его, Олега, начальником и по имени-отчеству. Поэтому Олег имеет личное мнение по поводу преимуществ близкого расстояния от работы до дома.

Пять лет назад инспектор по кадрам, решая вопрос о его назначении, заглянул в анкету и заботливо спросил: «Живете на Арбатской площади? Прекрасно. Направим в восьмое отделение. Будете работать рядом с домом и чувствовать себя, как у Христа за пазухой».

Олег не услышал, как захлопнулась клетка и щелкнул замок. Он взял голубую бумажку и принялся благодарить.

Инспектор выставил протестующе ладонь: «Долг, молодой человек. Вспомните меня добрым словом – и спасибо».

И Олег вспоминает. Только слов тот инспектор не слышит.

Олег прошел туннелем на другую сторону проспекта Калинина и ступил на территорию своего отделения. Для миллионов людей, которые прошли по этой улице, и миллионов, которые еще пройдут, это – Арбат. Некогда шумный, теперь тихий, воспетый поэтами и писателями. Цитадель старой Москвы. С многочисленными магазинами, закусочными и столовыми; с «Прагой» на одном конце и высотным зданием – на другом; с удобным транспортом, который может доставить и в центр, и на Киевский вокзал, и на пляж в Фили.

«Прага». Два выговора схватил Сережка Пролыгин. И неоплаченные счета, и кражи с вешалки, и просто оставленные сумочки и портфели, которые подбирают люди с превратными представлениями о порядочности.

Олег поравнялся с комиссионным магазином и скользнул взглядом по оживленной группе людей у входа. Не мелькнет ли настороженное лицо и слащавая улыбка спекулянта?

Мимо прошуршал троллейбус. Именно на этом маршруте «работал» карманный вор Семен Фалин по кличке Сеня Резаный. Его взяли с поличным прошлой весной. Олег заглянул в гастроном и встретился глазами с высоким сутулым мужчиной. Мужчина спрятал в карман рубль, который держал перед собой, как флаг, и занял очередь за яйцами.

Олег прошел переулком и поднялся на второй этаж неприметного здания с сине-красной вывеской над дверью. В кабинете подошел к столу и, не садясь, написал в календаре: «Скорняков». Это была фамилия мужчины из гастронома.

Повторный опрос жильцов из квартиры, где еще недавно на гвозде висело пальто, как Олег и ожидал, только увеличил количество бумаг. Он перелистал папку, подровнял листки, вздохнул и спрятал ее в сейф.

Дверь скрипнула, приоткрылась, и в кабинет боком вошел незнакомый Олегу парень. Стриженая голова, пачка бумаг, которую парень неуверенно мял в руках. Видно, человек только что вернулся из мест заключения.

– Садись, – Олег показал на стул, – я сейчас. – Он без надобности переложил лежащие в сейфе папки и посмотрел на стриженый затылок. Олег знал, что парень пришел получить подпись на заявлении о прописке. Подпись эта ничего не решала: паспортный бог Василий Петрович направлял освобожденных на беседу к инспекторам, чтобы они могли познакомиться с возвращавшимися на место жительства.

– Давай свою бухгалтерию.

Олег взял бумаги, выбрал нужную и размашисто расписался. Он это делал до беседы, чтобы не возникала атмосфера зависимости и принуждения. Мол, будешь вежлив и откровенен – подпишу.

Олег взглянул на новенький паспорт и сказал:

– Поздравляю, Сергей Васильевич.

– Ладно, – тот облегченно вздохнул, взял бумаги и сделал шаг к двери.

– Что – ладно? – Олег посмотрел в лицо собеседнику. – Я говорю «поздравляю», а ты – «ладно». Вернись. Я тебя не отпустил.

Парень улыбнулся, и сухая тонкая кожа еще туже натянулась на остром лице. Он сделал два осторожных шага, не сел, а только положил руку на спинку стула. С неподвижной, как гримаса, улыбкой он сказал:

– Нас много таких. Что же время у начальства отнимать.

Олег понял, что разговора не получится. Теперь этот Сергей Панкратов будет нехотя и односложно отвечать на вопросы. И все испортил сам Олег, двумя словами: «вернись» и «не отпустил».

Олег только для очистки совести, и поэтому неуверенно, сказал:

– Хочешь – иди. Но нам жить с тобой, Панкратов.

– Я с матерью и батей живу, – ответил тот и вышел из кабинета.

Олег придвинул к себе календарь, перевернул несколько листков и записал: «Проточный переулок. Панкратов».

Затрещал телефон.

– Зайди, – сказал голос начальника.

– У тебя сейчас Тютя был? – спросил Михаил Фролыч, как только Олег перешагнул порог. – Освободился мальчонка.

– Какой Тютя, Михаил Фролыч?

– Панкратов. Сергей свет Васильевич, образца одна тысяча девятьсот сорок третьего года. Я и забыл, что мы его брали за месяц до твоего прихода, – Михаил Фролыч взял со стола очки и начал постукивать по зубам роговой дужкой.

Дужка эта была короткой и, когда очки оказывались на положенном месте, не доставала до уха. «Старички» из розыска рассказывали, что несколько лет назад Фролыч, когда его ругали на партсобрании за уголовный жаргон, отломил половину дужки. Олег не застал ни целой дужки, ни жаргона. Единственное, что позволял себе начальник, это иногда называть своих клиентов по кличкам. А в оправдание говорил, что это помогает установить контакт.

– Какого числа он освободился?

Олег не поинтересовался датой, указанной на справке об освобождении, и уклончиво ответил:

– Недавно.

– До или после коридорной кражи?

Михаил Фролыч смотрел в упор, и Олег видел: начальник уже понял, что Олег не знает даты освобождения.

– Сядь, сыщик, – Михаил Фролыч угрюмо засопел и отвернулся.

За пять лет Олег усвоил, что сопение и «сыщик» ничего хорошего не предвещают.

Михаил Фролыч молчал. Это молчание не было тактическим ходом. Оно объяснялось проще: нотации были для Михаила Фролыча обязанностью тяжелой, и он собирался с силами. Засунув дужку в рот, он выуживал из пепельницы «бычок», хотя две пачки «Беломора» лежали рядом.

– В общем, так: если к тебе присылают человека, сначала выясни, что представляют его документы, – начальник бросил рассыпавшийся окурок и взял целую папиросу. – Это не простые бумажки, а, так сказать, плод труда твоего товарища. Он где-то там, далеко, – Михаил Фролыч махнул рукой на окно, – писал эти документы, старался, чтобы тебе, дураку, было легче.

После «дурака» Олег закурил. Раз «дурак», значит, официальная часть закончилась.

– В общем, этот самый психологизм можешь употреблять только в качестве довеска к основным обязанностям. А не разменивать их на всякие штучки-дрючки, – он замолчал и перевел дух так тяжело, будто поднялся на десятый этаж. – И вообще, – Михаил Фролыч пошевелил пальцами, – как это говорится…

– Кроме высшего образования, надо иметь хотя бы среднюю сообразительность, – поспешно сказал Олег.

– Во. Хотя бы среднюю, – Михаил Фролыч откинулся в кресле и, щурясь, посмотрел Олегу в лицо. – Панкратова я знаю со дня его рождения. Я был в два раза опытнее тебя, когда он сидел в этом кабинете с первым приводом. Пять лет назад Панкратова арестовали за коридорные кражи, и не думаю, чтобы он явился в милицию на второй день после прибытия в Москву.

Олег хотел было вставить слово, но начальник махнул рукой.

– Не плюй против ветра. Выясни в паспортном столе дату его прибытия в Москву. Его окружение. Приехал один или нет. Если не один, то с кем именно. И учти, что у Панкратова диплома нет, но, – Михаил Фролыч постучал пальцем по виску, – с этим вопросом у него в порядке. Он очень опасен своим влиянием на ребят. Ясно? Работай сейчас, если хочешь спать спокойно потом.

– Я не ради спокойствия пришел в уголовный розыск, – Олег встал.

Начальник рассмеялся, потом, медленно выговаривая слова, сказал:

– Можно выразиться иначе. Инспектор уголовного розыска Хромов в данной ситуации должен приложить максимум знаний и энергии, чтобы уберечь самого Панкратова, уберечь людей, честно зарабатывающих свой хлеб и свое добро. Топай, лекция окончена. – Он стал выуживать в пепельнице очередной окурок.

Участок представлял собой правильный четырехугольник. Высокие благоустроенные дома по Садовому кольцу, проспекту Калинина и набережной – это фасад. Внутри в основном трехэтажные строения, облупившиеся, перенаселенные.

«Старая Москва. Живут нелегко, – сказал начальник, когда знакомил Олега с участком. – Будь строг, но оставайся человеком, и тебе поможет каждый». На том и закончилась когда-то вступительная лекция.

Лекция была короткой, а обязанности весьма обширными: знать, где ожидаются проводы в армию, свадьба или поминки. Вернувшегося «оттуда» устроить на работу, не обидеть, но дать понять, что уголовный розыск еще не распустили и ребята там не из бумаги. Говорить с людьми просто, но не подделываться под них, жаргон понимать, но никогда не употреблять, знать клички и называть по имени-отчеству. Суметь из пьяной компании пригласить человека в отделение; когда надо – не услышать оскорбление, но заметить недобрый взгляд.

Олег давно и легко расстался с мечтами о «заказных» кражах и запутанных убийствах, когда все улики против честного человека, но он, Олег, находит истинного преступника.

Он знал, что красная книжечка, лежащая в кармане его пиджака, дает ему право задержать и доставить человека в отделение милиции. Но она же не разрешает ему перейти улицу в неположенном месте, хотя все переходят, выпить днем кружку пива, хотя все пьют, равнодушно перешагнуть через лежащего на тротуаре пьяницу, хотя большинство перешагивает.

Олег решил зайти к Панкратовым в этот же вечер. Проточный переулок начинался с Садового кольца и спускался темным коридором к набережной. Он свернул в этот коридор и неторопливо пошел вниз.

В подворотне стояла группа подростков. Огоньки папирос освещали лица и руки. Олег подошел и пристроился за худой спиной с торчащими лопатками. Парень приплясывал, то пряча руки в карманы, то обнимая себя за плечи.

– Не тот прав, кто прав, а тот прав, у кого больше прав, – сказала фигура в центре и затянулась папиросой. Из темноты на секунду выступило острое лицо с черными впадинами глаз, и Олег узнал своего утреннего посетителя.

– Ну, это ты загнул, Серега, – сказал неуверенно тонкий голос.

Сергей послюнявил палец и стал возиться с плохо курившейся папиросой. Как опытный оратор, он тянул паузу, разжигая любопытство аудитории, а потом лениво изрек:

– Ты, Клещ, в зоне пропадешь.

– А я туда не собираюсь.

– Это как сложится, – сказал назидательно Сергей.

С улицы в подворотню свернула маленькая темная фигура, оттолкнула Олега локтем и протиснулась в круг.

– Вот, – фигура протянула Сергею бутылку, – и сдача.

– Оставь себе на мороженое, – Сергей взял бутылку. – Для меня это не деньги. Да не говори пахану, что от меня. Уши оборвет. – Он откупорил бутылку, сделал несколько глотков и передал ее соседу.

Олег привык к темноте и видел, как щекастый малец в плаще с капюшоном серьезно насупил брови, вытер горлышко ладонью и сделал глоток.

– Молодец, Пузырь. Пьешь, как мужчина, – сказал Сергей и похлопал мальца по плечу.

Бутылка пошла по рукам и, хотя Сергей смотрел на каждого очередника, вернулась к нему пустой только наполовину. Он взял поллитровку и поднял на уровень глаз.

– Эх, зяблики. Кефир вам пить, – запрокинул голову и залпом выпил водку.

Олег через соседний двор пробрался на улицу, громко стуча каблуками, подошел к подворотне и спросил:

– Спички есть, ребята?

– Топай, родной. Свои надо иметь.

– Мужской ответ, – Олег раздвинул ребят, вошел в круг, оглядел всех и присвистнул: – Ба, весь цвет моего района. Заседание клуба знаменитых капитанов? – Олег взял у щекастого парня, которого Сергей называл Пузырем, горящую папиросу, прикурил от нее, бросил в лужу и сказал: – Что-то водкой от тебя пахнет. Завтра после школы с отцом ко мне в девятую комнату. Адрес знаешь?

Парень молчал.

– Знаешь адрес? – Олег тряхнул его за плечо. – Или сейчас пойдем?

– Знаю, – чуть слышно ответил парень.

– Вот и отлично. Жду, – Олег оглядел присутствующих.

Ребята, переминаясь и тяжело сопя носами, рассматривали свои ботинки.

– Панкратов? – Олег развел руками. – Ты как попал на собрание этого детского сада?

Сергей уже стоял в заднем ряду, готовый исчезнуть в темноте.

– А раз здесь, то что же ты, милый друг, распустил ребят? – Олег покачал головой. – Водку пьют, грубят взрослым. Если не слушаются – по шее. Я отвернусь.

– Пацаны, Олег Николаевич, – сказал Сергей. – Ума как у воробья на клюве.

– Вот ты и вправь мозги, – Олег взял Сергея за рукав, притянул к себе и заглянул в лицо, но увидел только блестевшие глаза и оскаленные зубы. Решение пришло неожиданно.

– Знаете, ребята, какая на Панкратова характеристика пришла? – Олег все еще держал Сергея и почувствовал, как жилистое худое тело расслабилось и безвольно повисло у него на руках. – Передовик, редактор стенной газеты, за все годы ни единого нарушения. Думаете, это легко? В колонии ведь не только надзиратели и воспитатели. Верно, Сергей? – Олег заглянул ему в лицо. – Верно я говорю?

– Верно, – сказал Сергей одними губами.

Олег чувствовал тяжелое дыхание за спиной, у плеча и даже где-то под мышкой. Ребята сгрудились так плотно, что трудно было повернуться.

– Есть там и другие людишки. Шипят они, укусить стараются. Есть, Сергей?

– Есть, – громче сказал Сергей и поднял голову.

– Молодец, Сергей, – Олег закурил, – не озлобился, не клюнул на дешевую романтику. На работу уже устроился? – И, не дожидаясь ответа, сказал: – Опять молодец. Правда, ребята?

– Точно, начальник, – ответил кто-то. – Серега – рабочая косточка.

Ребята постояли еще немного и начали расходиться. Олег остановил щекастого мальца в капюшоне.

– Подожди, – сказал он умышленно громко. – Раз ты подшефный Сергея Панкратова, то завтра можно обойтись без отца и без милиции. Панкратов до беды не допустит. Это я знаю точно. Как твоя фамилия?

– Сальников, – тихо ответил парень.

– Где живешь?

– В доме восемь.

– Иди домой и не груби старшим, Сальников. И учти, что хотя ты и однофамилец знаменитого футболиста, если еще в чем-нибудь замечу… – Олег покрутил пальцем у него перед носом, – то и сегодняшний вечер зачтется. – Отпустив мальца, он взял Сергея под руку и вышел из подворотни на моросящий дождь.

– Проводи до гастронома, не возражаешь? – спросил Олег.

– Думал, брешет политрук, не напишет характеристику, – сказал Сергей, отворачиваясь. – А оказалось, не только на словах… – Он помолчал и с усилием добавил: – Стоящий мужик. Вообще-то все эти бумажки… – Он сплюнул себе под ноги. – Но не хотелось, чтобы за мной надзор устанавливали. Хреновое это дело.

Олег молчал. Сейчас самое выгодное молчать и слушать. Ведь никакой характеристики на Панкратова он не получал. Придумал все. Олег изредка поглядывал на шагающего рядом Сергея и пытался понять, что он сейчас думает, чувствует.

– Как это вы сказали? – спросил Сергей и по-приятельски толкнул Олега в плечо. – Дешевая романтика? – Явно кого-то передразнивая, он заговорил назидательным тоном: – Мужиком будь, Серега. Не тот прав, кто прав, а тот прав, у кого больше прав. Протяни руки или протянешь ноги. От сумы да от тюрьмы не откажешься, – Сергей собрал пригоршней с лица воду и, запрокинув голову, потянулся. – И не отказался, пять лет отбухал. – Он ловил ртом водяные капли, прозрачным потоком пересекающие свет фонаря. – Хорошо на воле, Олег Николаевич. И дождь, как солнышко ясное, и вечер светлее утра.

– Ты откуда знаешь, как звать меня? Утром я тебе и представиться не успел, – спросил Олег.

– Я многое о вас знаю, – Сергей хитро посмотрел на Олега. – Интересоваться приходится. Вы же своих документов ко мне на стол не вываливаете, характеристик на вас для меня никто не пишет.

– Да, – протянул Олег и плотнее запахнул плащ.

– Приодели милицию, – Сергей пощупал рукав плаща и одобрительно чмокнул губами. – И для нашего брата опять же польза. Оперативники в этих плащах все равно что в форме. За версту видно. И как ваше начальство разрешает плащи без погон носить?

– И не разрешает, – сказал Олег и с вызовом посмотрел на Сергея.

– Ну, начальникам по зарплате ум положен.

– Не хами, Сергей, – Олег посмотрел в рыжие хитрые глаза.

– Ладно, – и он, соглашаясь, кивнул. – А за пацанов вы не беспокойтесь. Мутить не буду и приструню, – он показал Олегу маленький синий кулак. – Только вы не думайте, что там, – он махнул рукой в переулок, – меня победили. Для меня это дело плевое. Литр водки, два часа с гитарой – и как слепые котята.

– А зачем это тебе? – Олег взял его за мокрый отворот пиджака.

– А ты сам узнай, воспитатель, – Сергей с силой оттолкнул руку. – Сказал – не буду, значит, закон. – Он резко повернулся и, не прощаясь, ушел в переулок.

«Как на сцене», – подумал Олег и зашагал в другую сторону.

Через несколько дней Олег получил из мест заключения характеристику на Панкратова.

Она была именно такой, как Олег рассказывал ребятам. Олег удивленно перечитал ее несколько раз, а потом отнес начальству и молча положил на стол.

Михаил Фролыч долго вертел листок, шевеля губами, прочитал подписи, зачем-то посмотрел бумагу на свет и с обратной стороны и неожиданно спросил:

– Копию приговора читал?

Олег кивнул.

– Сколько получил Панкратов?

– Семь.

– А освободился через пять, – Михаил Фролыч протянул Олегу характеристику. – Панкратов трудился не задаром, вышел на два года раньше срока, и не делай из него героя-труженика.

Олег держал характеристику за один край, Михаил Фролыч – за другой.

– Черт его знает, почему он хорошо работал и как собирается жить дальше, – Михаил Фролыч оттолкнул руку Олега, положил бумагу на стол, засопел и спросил: – Ты у него дома был? Отец живет с ними? Нинка, сестра его, я слышал, замуж вышла и в Черемушки переехала. Мать дома? Небось опять пьет? – Михаил Фролыч сыпал вопросами и задумчиво рассматривал характеристику. – У них весь Проточный и Прямой днюет и ночует, водка со стола не слезает. Знаешь это?

– Устроим на завод с общежитием, – сказал Олег.

Михаил Фролыч снял очки и, поморщившись, вытер лоб.

– Надавали детский сад. Университеты. Макаренко. – Он выплюнул изжеванную папиросу в урну. – Вызывай Панкратова на завтра. Установим за ним административный надзор. Раз в неделю сюда, – он постучал по столу, – и после двенадцати чтобы на улицу ни шагу.

Олег плотнее устроился в кресле.

– Вы понимаете, как надзор может отразиться? – Олег сверлил начальника взглядом. – У меня с ним разговор был…

– Разговор, – протянул Михаил Фролыч. – Ах, у вас разговор был? И на чем же сошлись высокие договаривающиеся стороны?

Олег второй раз слышал, как Михаил Фролыч повысил голос. И сейчас ненавидел его. Эта большая, абсолютно круглая голова с ежиком редких серо-грязных волос. Лицо, как вздувшаяся маска, с вечно воспаленной, блестящей кожей. «Вареный», – вспомнил Олег кличку, которой окрестили начальника уголовники.

– А ты знаешь, что один парнишка по милости твоего собеседника еще не вернулся из заключения? – уже спокойно спросил Михаил Фролыч.

– Нельзя надзор. Все равно нельзя.

Олег вспомнил, как Панкратов, потянувшись вверх маленьким, худым телом, ловил ртом капли дождя.

– Не позволю.

– Не позволить мне может начальство и прокурор. А ты пока что мой подчиненный. И надо сказать, не из лучших.

– Я объясню прокурору. Пойду к Смирнову или в райком.

Михаил Фролыч облокотился на стол, посмотрел на Олега и сказал:

– Иди. Но чтобы Панкратов в одиннадцать утра был у меня в кабинете.

Битва за Панкратова не получилась. Фролыч поставил Олегу мат в три хода. Точнее, партия вообще не состоялась.

– Я все знаю – и кончай партизанщину, – сказало вышестоящее начальство. – Если твой Панкратов стоящий парень, то все само собой образуется, тогда и снимем надзор. Прокурор согласен, – и начальство похлопало по телефону.

Олегу пожали руку и выставили из кабинета. И так бывало всегда, если он пытался выступать против Михаила Фролыча. Получалось, будто наталкиваешься на стену, которая не ушибает, даже не отталкивает, но пройти не дает. «Дружки-приятели. Вместе еще до войны работали», – вспомнил Олег чьи-то слова, сказанные про Михаила Фролыча и начальника райотдела. И сейчас опять: пожали руку, и иди.

Устанавливать за Панкратовым надзор? Черствость или перестраховка? Ничего, если установят надзор, он им такое наворочает. Все вместе мы, конечно, его одолеем и посадим обратно в колонию. Вот будет победа. Вот образуется. Посадить – это что? Хирургия. Необходимо, конечно, но ведь режешь. Всем больно. А как предупредить, не дать заболеть?

Олег спустился в Проточный, нашел нужный дом и вошел в квартиру, где жили Панкратовы.

В коридоре было темно, и он, спотыкаясь о какие-то предметы, с трудом нашел третью дверь справа. Он постучал, не получил ответа, толкнул приоткрытую дверь и вошел в комнату. Здесь ему повезло больше: пошарив рукой по стене, он нащупал выключатель и зажег свет. Жмурясь от яркого света, он сделал шаг к середине комнаты. Под ногами запрыгала пустая бутылка, и в ответ кто-то выругался и заворочался на кровати.

– Хозяева есть? – спросил Олег.

– Опять эта стерва оставила дверь открытой, – кровать заскрипела, и из-под лоскутного одеяла вынырнула голая, как у ящерицы, голова:

– Я хозяин, корень семьи Панкратовых.

Олег с интересом смотрел на Панкратова-старшего.

– Если ты к Нинке, то пустое дело. Она у нас замуж вышла. Дама теперь, самая что ни на есть настоящая, – Панкратов хитро подмигнул и улыбнулся, обнажив беззубые десны. Улыбка у него была такая же, как у сына, искусственная и хищная.

Панкратов откинул одеяло и сел.

Олег отметил еще одно сходство отца с сыном – здоровую, жилистую худобу и прижатые, как будто расплющенные уши.

Олег стряхнул со стула крошки и, одернув плащ, молча сел за стол. Панкратов соскочил с кровати, равнодушно посмотрел на гостя, зевнул и, шлепая по полу большими плоскими ступнями, вышел из комнаты. За дверью что-то упало, потом раздались ругань и шум льющейся воды.

Олег осмотрелся. Старый обшарпанный шкаф в одном углу, кровать с никелированными бамбушками в другом, стол и стулья в центре. Он попытался найти место, где может спать Сергей, но ничего подходящего на глаза не попадалось. Олег стал прикидывать, как лучше поступить. Если оставить повестку, Сергей может и не явиться к начальству.