Текст книги "Мы с тобой одной крови"

– У тебя есть чего? Приезжай, рады видеть, – быстро сказал Драч.

– Я же сказал, мне и фамилию лишь в «МК» подсказали. А имею я лишь любопытство. Меня к делу не подпускают: с одной стороны – прокуратура, с другой – ФСК или черт знает, как нынче КГБ зовут!

– Я любопытных уважаю, приезжай.

– Выстрел был один или его из автомата полоснули?

– Не буду я с тобой по телефону калякать. – Драч явно рассердился. – Сказано, приезжай, – он замялся, – только не сегодня. Завтра поутру, позвони и приезжай.

Гуров вспомнил, что на столе зампрокурора видел фотографию красноармейца, но явно не самого Драча – кого-то из предков.

– Слушай, красноармеец, я ради тебя в лепешку расшибусь, скажи, выстрел был один?

– Эх, времени на тебя нет! – зампрокурора коротко матюгнулся и положил трубку.

Гуров тоже положил трубку, подмигнул Крячко, который сидел, открыв рот. Гуров бросил в него скрепкой, но Станислав ловко ее перехватил и сказал:

– Зампрокурора красноармейцем обзываешь? Охолонись, Лева, я так без начальника останусь.

– Федул мужик простой, наверняка сейчас Орлову названивает, якобы для разноса. Ладно, шутки в сторону, необходимо на это дело взглянуть. А пока ты мою красивую цепочку «банкир – труп наемника – труп Исилина в троллейбусе» разорвал и взамен ничего не предложил. Нехорошо, коллега.

– Вариант имеется больно заумный…

– Давай! – перебил Гуров.

– Солнцем полна голова! – Крячко откинулся на спинку кресла, заложил руки за голову и неторопливо начал повествовать: – Живет человек и не знает, когда ему кирпич на голову свалится. Небезызвестный мессир Воланд утверждал, что просто так никому кирпич на голову не падает. Отметьте эрудицию. – Он выдержал паузу, но аплодисментов не дождался. Артем смотрел растерянно, Гуров сердито. Крячко деловито продолжил: – Когда человека подстерегла беда, он быстро выясняет, что довериться некому и ждать помощи неоткуда. Так называемые товарищи по работе этой беды на его голову уже заждались, им ничего плохого говорить нельзя – только радовать. А кому можно? Мама с папой либо померли, либо уже давно помочь не в силах. Так кому? Остаются только друзья детства либо чуть более поздние однокашники, сокурсники.

– Ну-ну, не тяни, – несколько раздраженно сказал Гуров, который понял, куда клонит друг и коллега, и обиделся, что столь простая мысль не пришла к нему первому.

– Ревность унижает мужчину, он должен быть выше, – Крячко указал на потолок. – Кого мы имеем в розыскных делах? Правильно, множество сотрудников и чуть соседей и родственников, а нужны нам, как уже сказано выше, друзья детства, сокурсники, знакомые, которых удостоимся раскопать.

– Да где же мы их возьмем? – Артем всплеснул руками.

– Я лишь опер, по части магии у нас они, – Крячко поклонился Гурову.

– Они не подведут. – Гуров пододвинул к себе телефон. Начал названивать розыскникам, которые побывали в этом кабинете, но не всем, а лишь тем, кого объявил калеками. Кого не заставал, просил срочно перезвонить, с кем соединялся, разговор велся как под копирку.

– Привет! С тебя причитается? Пора долги гасить, дружок. Быстренько ко мне, буквально на пять минут. Не можешь сегодня – завтра поутру. Все заняты, даже кто кроссворды разгадывает, тоже занят. Не уважал – не звонил бы, мне такой даром не нужен.

Когда все звонки были сделаны, Гуров принялся за присутствующих.

– А вы в театре или в цирке? Срочно составьте список людей, в чьем окружении может оказаться нужный нам человек.

Артем начал возиться с компьютером. Крячко почесал за ухом шариковой ручкой, написал размашисто три фамилии и перебросил листок на стол Гурова. Тот глянул искоса, усмехнулся и сказал:

– Фантазией не блещешь.

– Если бы блистал, так в кабинете нельзя было бы находиться, – парировал Крячко. Взял листок у Ермакова, покачал головой. – Ты не в «морской бой» играешь, парень. За каждой нарисованной тобой фамилией лежит агромадный человеческий труд. Операм машина не положена, он ножками, либо на метро, либо в троллейбусе гонит, автобусом протрясется, снова ножками да ножками… Ты вот фамилию, – Крячко ткнул в листок, – сдуру чиркнул, а человек будет кишки наматывать.

– Так ведь Лев Иванович определять будет, – робко сказал Артем и покраснел.

– Твой Лев Иванович тоже тот еще душелюб.

Разгорелся спор, в котором принял участие и Гуров. Он занял позицию между воюющими сторонами, но ближе к Артему Ермакову. Фамилии то вычеркивались, то вписывались, вскоре начали подходить оперативники. Наконец осталось пять человек, жизнь которых решили просветить основательно, начиная эдак с класса пятого. Когда посторонние ушли, Крячко сказал:

– Я тоже считаю, что настоящий киллер не возьмет в руки шило. Лев Иванович, я тебя люблю, но особо за то, что не упрям. Прошитый в троллейбусе мужичок нам совершенно не в масть.

– Ты великий интриган, Станислав, – убирая бумаги в сейф, сказал Гуров и подмигнул растерявшемуся Артему. – Сначала кричишь, что Яков Петрович Исилин твой и только твой. Я, конечно, соглашаюсь, не могу такую перспективную версию у друга отнять, никому не дал, я тебе оставил. Теперь шутки шутить изволишь.

Гуров развел руками и посмотрел в лицо Крячко так искренне, что сыщик даже засомневался в собственной памяти, начал в ней копаться. Слов сегодня много говорили, может, он действительно брякнул чего. Затем сообразил, как его элементарно «обули», шагнул к Гурову, но было поздно.

– Завтра ты, Артем, с утречка будешь один, рот не разевай, кроме генерала Орлова никого не пускай, а он не придет. Я прибуду после пяти, ну а ты, Станислав, раз решил, действуй. Значит, Исилин Яков Петрович. В один день не уложишься, скажешь – я тебе людей дам. С богом!

Глава 6

Третий день в Москве стояла жара. Настроение у Гурова было скверное, он вел свои «Жигули» следом за иномаркой, за рулем которой сидела Ирина, сестра супруги Бардина, и не очень представлял себе, зачем следит за молодой женщиной. «Взял» он Ирину от ее дома, теперь они следовали по набережной, поток машин становился все гуще, и сыщик понимал, что вскоре придется пристроиться непосредственно за машиной Ирины или отстать на ближайшем светофоре.

Еще неделю назад Орлов приказал разобраться с «девицей», после визита к Бардиным, когда в квартире оказался пьяный депутат Думы, оставался неприятный осадок, что-то в этой истории было фальшивое, подстроенное. Генерал считал своего друга мужиком неотразимым и многоопытным, что соответствовало действительности лишь частично. Гуров имел у женщин успех, но только у определенной категории и далеко не при всех обстоятельствах. Он знал, что очень понравился Ирине, но тот вечер упустил, а оскорбленная женщина – иной человек, подойти к которому вторично отнюдь не просто. Главное – зачем, а если и удастся, то о чем говорить, не выказывая заинтересованности в отношении Бардина и депутата Доронина? Любая женщина желает, чтобы интересовались только ее особой. Она значительно чувствительнее мужчины ко лжи, которая является ее оружием, полученным при рождении из рук прямой прародительницы – Евы.

Сыщик не верил в успех своего мероприятия, но как опытный оперативник знал: отступать нельзя, иначе отступление незаметно превратится в манеру поведения.

У Каменного моста Ирина свернула направо, миновала библиотеку, выехала на Тверскую и припарковалась под знаком «Остановка запрещена». Надо сказать, что вдоль тротуара стояло много машин, видимо, все имели специальное разрешение стоять там, где им вздумается. Гуров встал в ряд и тут же увидел инспектора ГАИ, который, разомлев от жары и лениво помахивая жезлом, направился к «чужой» машине. Как гаишники узнают, что водитель не блатной и не родственник, не знает даже лучший сыщик России. Он принимает это как аксиому и ведет себя покорно.

Гуров запер машину, шагнул навстречу инспектору и твердо сказал:

– Полковник Гуров, нахожусь на работе, шагай мимо, – и заторопился следом за Ириной, которая уже скрылась за сверкающими дверями гастронома.

При первом знакомстве женщина показалась Гурову ниже ростом и, как говорят в народе, не такой фигуристой. Он понял, – как-никак опер по особо важным, – что дело тут в каблуках, которые изменяют осанку, походку и даже выражение лица. Ирина закупала продукты и делала это с таким брезгливым видом, словно выполняла чужую грязную работу, которую ее вынудили совершать за неизвестную провинность.

Гуров почти ежедневно бывал в магазинах – такова холостяцкая доля. Сегодня, как известно, везде все есть, но оказалось, что магазин магазину рознь и женщина не зря проехалась по душной Москве, толкаясь в автомобильном потоке.

За сверкающими прилавками, уставленными самой различной снедью, порхали улыбающиеся продавщицы. Колбасы, ветчина, окорока, сыры, банки и баночки, а главное – этикетки и этикетки, от которых можно сойти с ума.

Гуров на прилавки не смотрел, встал в сторонке, оглядел длинный магазин, выяснил, что в настоящее время карманников не видно, равнодушно наблюдал за Ириной и лениво размышлял, почему такая интересная, богатая, родовитая женщина не замужем, а в данном конкретном случае без сопровождающего?

Когда она прошла через весь магазин и число пакетов в ее руках пересчитать было уже невозможно, Гуров «случайно» задержался в дверях. Ирина его толкнула. Чертыхнувшись, он пробормотал извинения, посторонился и подхватил женщину под руку. Они вышли на тротуар. Гуров взял у Ирины несколько красочных пакетов и сказал:

– Во-первых, здравствуйте, во-вторых, в какой-то телевизионной рекламе я слышал, что от судьбы не уйдешь.

– Судьба? – Ирина прищурилась. – Расскажите морским пехотинцам. Ладно, несите в машину, полковник.

Оказаться на пути человека, с которым надо встретиться, – прием довольно затасканный, однако большинство мужчин на него попадаются, рассуждая так: раз я на человека налетел – значит, он за мной не следил, встреча произошла случайно. Мужчина – существо, мыслящее логически, повелитель вселенной, а женщина слаба, эмоциональна, логика ей чужда, она не рассуждает, а чувствует, причем так, как ей чувствовать приятнее. Ба! Вот он, голубчик, под ноги бросился, и правильно сделал, на месте оказался! Выследил, красавчик! Нервы не выдержали! Теперь мы с него шкурку, как с перезревшего банана, снимем.

Гуров не стал валять дурака и спрашивать, к какой именно машине нести пакеты, остановился около иномарки, которая при ближайшем рассмотрении оказалась «Пежо-405». Ирина достала ключи, отключила сигнализацию, уверенно сказала:

– Проводите до дома.

– Спасибо, но мне надо кое-куда… – Гуров замолчал, понимая, что ложь бессмысленна, главное – подводит под их неначавшимися взаимоотношениями черту окончательную.

– Сколько сил и времени затратили, и все напрасно. – Ирина открыла багажник. Гуров уложил пакеты, взглянул на женщину, понимая, что проиграл. Мелькнула мысль проигрыш проглотить, благо, не впервой, от замен отказаться и вернуться на Житную в министерство.

И женщина мгновенно поняла, что даже с такого прочного крючка мужик готов сорваться, оставить кусок мяса и уйти, и торопливо сказала:

– Хорошо, хорошо, я вам абсолютно верю, вы оказались здесь совершенно случайно.

Гуров смотрел на Ирину и удивлялся. Она выглядела совершенно иначе, чем в тот злополучный вечер. Глаза не темные, а рыжие в крапинку, зрачок в голубом ободке, как у кошки, волосы тоже не шатенистые, а рыжие с льняными прядями, только губы прежние: полные, сочные, резкого рисунка, с легким пушком над верхней губой.

– Гуров, не надо сцен у фонтана, прошу, да и сумки до лифта некому донести.

– Разве что сумки, – сердито буркнул Гуров, захлопнул багажник и пошел к своей машине.

– Значит, на работе, полковник… – услышал Гуров за спиной насмешливый голос гаишника.

Сыщик сел за руль, включил движок, опустил стекло и ответил:

– Неужели тебе не жарко, инспектор? – и поехал следом за «Пежо».

Приняла душ Ирина, затем Гуров, потом они занимались любовью, молча и сдержанно, как бы прислушиваясь к себе, несмотря на возраст, стеснялись, быстро сбегали в душ, оделись и начали готовить еду. И женщина, и мужчина были опытны, отлично знали, как легко разорвать тончайшую нить, которая, кажется, натянулась между ними.

Ирина готовила ловко, сноровисто, но и Гуров не уступал в умении обращаться с ножом и овощами. Он приготовил салат, чуть посолил и поперчил, заправил подсолнечным маслом, брал все с полок и из холодильника уверенно, ни разу не спросив, где что стоит, нарезал хлеб. Ирина пожарила вырезку, приготовила какой-то фирменный соус и прервала затянувшееся молчание:

– Мне налей рюмку водки, а себе по усмотрению, ты ведь на работе и за рулем.

– Такую жизнь придумал не я. – Гуров наполнил две рюмки водкой, протянул одну хозяйке, чокнулся и поклонился. – За тебя!

Они выпили, сели за стол, словно были знакомы давным-давно.

– Спрашивай. Что тебя интересует? – сказала Ирина просто, как бы невзначай. – Если я смогу, постараюсь тебе помочь. Только не ври, не говори о любви с первого взгляда, что ты не спал и прочую ерунду.

Лев Гуров отлично знал: ни при каких обстоятельствах нельзя признаваться в корыстных побуждениях. Никакая женщина этого не простит, а уж женщина красивая, избалованная и своевольная не простит вдвойне. И легкость вопроса, и небрежный тон – сплошной обман, и как выкручиваться – неизвестно, потому что лед под ногами так тонок, что один неверный шаг, неискренний вздох, и вместо возможного союзника приобретешь серьезного врага. Гуров на секунду замешкался, понял, что уже выдает себя, ведь у нормального мужика в подобной ситуации не должно быть холодного взгляда.

– Не бери меня за горло, не люблю, – спокойно ответил он. – У меня действительно много вопросов, только я их не задам. И с любовью я во взаимоотношениях натянутых, как с первого взгляда, так и со второго. Ты красива, у тебя великолепное тело, ты потрясающая любовница, но у тебя нет и не будет на меня никаких прав. Я поехал за тобой, потому что поехал, увидел, вспомнил, захотел… и поехал. Давай выпьем по второй и не будем портить неожиданный праздник.

– Ну что ж, как говорится в старом анекдоте: физическая близость еще не повод для знакомства, – улыбнулась Ирина. – Тем не менее спрошу: как я понимаю, у тебя нет постоянной женщины?

– Обязательно, – ответил Гуров, сообразил, что Ирине незнакома его привычка употреблять это слово к месту и не к месту, пояснил: – И непостоянной тоже нет. Моя бывшая жена убыла с новым мужем в Америку, я бесхозный.

– И как женщины позволяют тебе разгуливать без присмотра?

– Я тоже удивляюсь. – Он пожал плечами. – Однако, как видишь, не заблудился и под трамвай не попал.

– А если серьезно?

Гуров взглянул на Ирину внимательно, собрался сочинить остроумный ответ, но лишь вздохнул и после паузы неохотно произнес:

– А ты задай аналогичный вопрос себе, если ответ понравится, поделись, интересно послушать.

– Нужна любовь либо достойный партнер.

– Возможно.

– Тебя не назовешь разговорчивым.

– Когда я выпью, становлюсь лучше.

– За чем дело стало? Наливай.

– Не старайся казаться проще, чем ты есть на самом деле.

– Хорошо, – легко согласилась Ирина. – Ты говорил, что у тебя есть ко мне вопросы, но ты их не задашь. Почему? Может быть, передумаешь?

– Это вряд ли.

– Тебя не интересует, сколько раз я была замужем, есть ли у меня постоянный мужчина? Не интересует. – Ирина кивнула. – Значит, ты хотел спросить о Бардине и о его дружке, который в прошлый раз хулиганил у Алки?

Гуров смотрел безучастно. Женщина переставала нравиться, а его тянуло к ней, он не хотел терять ее так быстро. И Ирина почувствовала, что на Гурова давить бесполезно, даже опасно.

– Я любопытна, ничем не отличаюсь от своих соплеменниц.

Гуров наполнил рюмки, пододвинул телефон.

– Я на два слова, – и позвонил в кабинет. – Артем? Говорит Гуров. Что-нибудь есть? Хорошо. В восемнадцать все запри, опечатай, меня сегодня не будет. – Он положил трубку. – Извини.

– Да ради бога! – Ирина рассмеялась. – Я поймала себя на мысли, что, возможно, впервые слышу, как мужчина звонит по телефону, говорит, что не придет на работу, и ничего не объясняет, не врет. Ты часто врешь?

– Бывает. – Гуров пожал плечами. – Стараюсь врать как можно реже, а не получается! – Он состроил гримасу и вновь пожал плечами.

В дверь позвонили явно условным образом. Ирина встала, одернула халат, поправила прическу.

– Это Алла. Ты можешь в гостиную не выходить.

– Ты хозяйка, решай, как лучше. – Гуров достал сигареты. – Я закурю?

– Конечно. – Ирина вновь поправила прическу и пошла открывать дверь.

Из прихожей донеслись голоса. Гуров понял, что сестра пришла не одна. Гости с хозяйкой прошли в гостиную. Ирина громко сказала:

– А у меня тут случайно в кустах рояль! – Она заглянула в кухню. – Лев Иванович, прошу!

Гуров погасил сигарету, вышел в гостиную, увидел Аллу, которая при дневном освещении меньше походила на сестру, и статного мужчину, в котором не сразу узнал Иону Пантелеевича Доронина.

– Великий сыщик! – Алла протянула руку, которую Гуров с поклоном поцеловал. – То вас невозможно отыскать, то вы являетесь как… – она не смогла найти нужное слово, махнула рукой. – Вы знакомы, Иона Доронин – звезда эфира.

Доронин сдержанно улыбнулся, пожал Гурову руку, который сразу отметил: сегодня ладонь у депутата сухая и сильная.

Изображая хозяина, Гуров указал на кресло, пододвинул его гостю.

– И прекрасно! – воскликнула Алла, которая и в квартире сестры сразу захватила инициативу. – Вы болтайте о политике, стройте правовое государство, а женщины удаляются на кухню.

Мужчины молча опустились в кресла, закурили, словно выполняли ритуал. Гуров по привычке расположился лицом к дверям, депутат, который не думал о мелочах, расположился спиной к входу и лицом к окну.

Сегодня Доронин выглядел респектабельно, даже зачесанные через лысину пряди светлых волос не делали его смешным.

Молчали. Каждому было о чем подумать.

Сыщик автоматически начал просчитывать, случайно произошла встреча или она кем-то запланирована. Гуров быстро пришел к выводу, что, как это ни парадоксально, встреча произошла случайно, никто не знал, что он в это время может оказаться в данном месте, так как этого час назад не знал и сам Гуров.

Полицейский полковник, – а именно так называл про себя Гурова депутат Думы, – вызывал у него чувство раздражения, даже опасности. В общем, такое отношение было естественным: человеку свойственно, встречаясь с неизвестным и непонятным, ощущать дискомфорт и настороженность. Для выполнения задуманного полковник был депутату нужен, даже необходим. Но Доронин понятия не имел, как к Гурову подступиться, он много о нем слышал разного и противоречивого, но в одном все были едины: полицейский умен, неподкупен и беспощаден. В принципе, именно такой человек и был Доронину нужен, только такой и мог оказать помощь, однако существовало одно «но»… Этот человек должен стать верным союзником и верить Доронину на все сто процентов. А умеет ли полицейский доверять другому человеку, или в нем вырабатывается профессиональная настороженность к людям вообще и к незнакомым в особенности, потребность всегда держать палец на спусковом крючке?

– Вы хотите задать вопрос? – нарушил молчание Гуров. – Задавайте, постараюсь ответить правду.

– Вы умеете ее говорить?

– Оскорбление – не лучший способ начинать знакомство.

– Извините, но ваша профессия как бы обязывает не отвечать, а задавать вопросы.

– У вас неправильное представление о сути моей профессии.

– Так просветите, в чем же суть профессии полицейского? – спросил Доронин, злясь на себя, что ведет разговор в конфликтном тоне.

– Крайне просто – мы пытаемся установить истину. Знайте, вопросы человека в большей степени раскрывают его суть, чем ответы. Я всегда с удовольствием слушаю вопросы, продолжайте.

– Пожалуйста, только на кой вам нужна моя суть?

– Для коллекции, я любознательный, мне непонятны мотивы человека, который соглашается заседать в Думе.

– Соглашается? – возмутился Доронин. – Да человек ночи не спит, изничтожает себя вконец, лишь бы в Думу попасть.

– Тем более непонятно. – Гуров пожал плечами. – На мой взгляд, скучнейшее и неблагодарное занятие.

– Неблагодарное, точно! – согласился Доронин.

– Так вот мне и непонятно, зачем туда лезть, коли, как вы сами говорите, цена столь высока?

– Но ведь кто-то должен?

– Мысль интересная. – Гуров почувствовал себя неловко: так этим «кто-то должен» он оправдывал свою службу в милиции. – Большинство людей, как я понимаю, рвутся в депутаты от чувства неполноценности, за привилегиями, из стремления в дальнейшем устроиться, меньше работать – больше получать.

– А меньшинство? – Доронин проглотил оскорбление на удивление легко. – Стремление изменить жизнь к лучшему, любовь к России?

– Человек родится невиновным, живет невиновным, пока не доказано обратное. Я не могу исключить столь возвышенные и наивные мотивы. Но давайте сойдем с тонкого льда. Извините, вы приехали сегодня встретиться с Николаем Ильичом?

– Николай обещал приехать обедать, – ответил Доронин. – Какое вам, собственно, дело?

– Я любопытный.

– Как ищейка?

– Она очень полезная собака. Не понимаю, почему благородное животное превратили в бранное понятие. Ищейка! Сторожевой пес! Убежден, они принесли человеку много пользы, иначе просто не существовали бы.

– Кому что нравится, – Доронин пытался смягчить разговор.

– Стремясь изменить жизнь к лучшему, надеюсь, вы уже успели получить хорошую квартиру и прочие мелочи, причитающиеся народному избраннику.

– Я живу неплохо, – скромно ответил Доронин, вынимая из кармана и протягивая Гурову визитную карточку. – Загляните на досуге, мы с женой будем рады, а сын так с ума сойдет от счастья.

– Мужчины, – сказала вошедшая в гостиную Алла, – помогите женщинам накрыть на стол. – Она взяла под руку Доронина. – Если мой супруг так безобразно опаздывает, то пусть расплачивается.

– Извини, но я, пожалуй, смотаюсь, дела. – Доронин вежливо улыбнулся.

В этот момент позвонил Бардин, сказал, что он давно дома, ждет гостя, видимо, сказал еще нечто, после чего Алла схватила депутата за руки и они удалились так же быстро и неожиданно, как и пришли.

Гуров пробыл у Ирины еще с полчаса и откланялся.

– Звони, – сказала женщина, провожая Гурова до дверей с таким выражением, словно он действительно лишь помог дотащить тяжелые сумки да выпил чашку кофе.

– Обязательно. – Гуров поцеловал ей руку и вышел. Такие взаимоотношения сыщика вполне устраивали.

На следующий день Крячко в кабинете не появился, сказал по телефону, что выполняет задание и, возможно, в этом году закончит. Только Гуров собрался отпереть сейф, извлечь на свет божий очередное дело, как полковника вызвали к Бардину.

– Здравствуйте, присаживайтесь, – ответил генерал-лейтенант на приветствие полковника и кивнул на кресло. – Начнем с того, Лев Иванович, что я прошу вас не распространяться о том, что вы встречали Иону Доронина в моем доме.

Гуров кивнул и продолжал молча изучать ковер.

– Отношения в верхах непростые, не хочу лишних сплетен… – Зазвонил один из телефонов, стоявший на приставном столике. Бардин приподнял и опустил трубку. – Что вам известно об убийстве, – он вздохнул, – депутата Сивкова, которое произошло четвертого июня?

– Кроме того, что человек был убит у собственного подъезда, больше ничего. «Соседи» – так, Николай Ильич, мы называли КГБ и продолжаем называть, как бы эту организацию ни переименовывали, – материалы забрали.

– И только? Больше ничего? – иронически спросил Бардин и развел руками. – Ведь вы старший опер по особо важным делам. – Лицо его посерьезнело. – И что вы предлагаете?

– Да ничего. – Гуров тоже развел руками. – Слава богу, забота не наша, а прокуратуры. Насколько мне известен человек, которого я попросил разобраться, следователю не позавидуешь.

– Дерьмо, кругом дерьмо! – Бардин вышел из-за стола, прошелся по кабинету. Гуров отметил, что штатский костюм на заместителе министра сидит отлично. – И что вы думаете по этому поводу?

– Николай Ильич, я занимаюсь другим делом. Оно продвигается с большим трудом, если вы будете меня отвлекать, то забуксует окончательно.

– Да сказать свое мнение вы можете?

– Николай Ильич, опер даже с годовым стажем знает, что, если след не обнаружен сразу, он может быть не найден никогда. Делом занимаются прокуратура города и контрразведка, а не сопливый опер. Мне оперативные материалы не показывают, я не знаю, у кого они в производстве. Возможно, у людей для этого есть серьезные основания. Я обратился к заместителю прокурора, следователь находится в его подчинении, а контрразведчики прокуратуре сегодня не указ. Возможно, я совершил недоброе дело. Господин начальник, поверьте моему ментовскому чутью, давайте оставим это дело людям, которые им занимаются, не будем мешать.

Гуров, мягко выражаясь, лукавил. По сути он говорил правду, когда Федул Иванович буркнул ему по телефону, чтобы мент решал свои проблемы и на следующий день, то есть сегодня, позвонил, сыщик все понял и с прокурорским чином согласился. Но сегодня с утра зампрокурора не было на месте. Гуров звонил регулярно, все без толку. Когда заместитель министра начал тот же разговор, стало ясно, что Бардину сообщили о запросе полковника и попросили унять не в меру любопытного мента.

Ситуация была проста и обыденна – прокуратура и контрразведка уперлись в тупик и признавать это перед ментами не хотели. Но Драчу стало ясно: что-то у Гурова имеется, прокурорский хотел это выяснить лично, потому и приглашал полковника к себе в кабинет.

– Пусть каждый занимается своим делом, – повторил Гуров.

– Вам виднее, Лев Иванович. – Замминистра вернулся за стол, без нужды переложил бумаги с места на место. – Вам нечего мне сообщить?

– Пока нет, господин генерал-лейтенант. – Гуров встал. – Разрешите идти?

– Да-да, конечно. – Бардин сделал вид, что разыскивает на столе какой-то документ.

– Домашним поклон, – Гуров быстро вышел.

Полковник контрразведки Еланчук сидел в кабинете своего начальника, генерала Барсука Степана Акимовича, и ждал, когда начальник закончит телефонный разговор, состоящий из междометий и невнятного хмыканья. «Если его абонент разговаривает таким же манером, то как они друг друга понимают?» – подумал Еланчук.

В свое время генерал увольнял Еланчука, недавно якобы способствовал возвращению полковника в ряды доблестных чекистов. Еланчук разбирался в людях – работа такая, знал генерала много лет и не понимал совершенно. Неумен, необразован – это факт, хитер, обладает прекрасной интуицией, но это же не объясняет, каким образом человек при любых властях, перестройках, перетряхиваниях, чистках и реконструкциях остается в кресле. Все руководство сменилось, уволили классных специалистов, трижды переформировали, меняли название и направление работы, а генерал Барсук сидит и продолжает руководить. Еланчуку еще сорок пять не исполнилось, и он уже в «стариках» ходит, а генералу за шестьдесят, нынешние начальники ему в сыновья годятся. Новые в работе не смыслят, но люди сплошь образованные, неглупые. Что же, они не видят, с кем имеют дело?

– О чем задумался, Юрий Петрович? – спросил генерал, положив телефонную трубку.

– О жизни, – глубокомысленно, стараясь не улыбаться, ответил Еланчук.

– Оно и понятно, – согласился генерал. – Хотя в сегодняшней жизни ни хера не понятно. У тебя в милицейских верхах кореша имеются? Короче, известно, что ты с полковником Гуровым лично знаком.

– Тоже мне – верха! – презрительно фыркнул Еланчук, пытаясь казаться как можно беззаботнее. – Опер, мент обыкновенный.

– Теплоцентраль видел? – неожиданно спросил генерал.

– Какую? – не понял Еланчук.

– Любую! Здоровые трубы, небо коптят, город греют. Там тысячи труб, отводов и подводов, но ежели в твоей квартире кран прорвет, прокладка полетит либо другая мелочевка, затопит к едрене фене. Твой Гуров начал крушить кран, который не надо было трогать.

– Так скажите его начальнику, чтобы полковник бросил баловаться, отошел в сторону.

– Мне сказали, что твой Гуров обещал, только слышал я, он хитер и с придурью. Ты можешь с ним потолковать, проверить: он всерьез отстал или начальству лапшу на уши вешает?

– А в чем дело, собственно?

– Дело не мое, сказать не могу. – Генерал почесал затылок, понял, что сморозил глупость. Сердито засопел и сменил тему: – Хрен с ним, пусть сами разбираются. Ты мне лучше скажи, есть такой засранец в Думе, даже начальник, председатель комиссии Доронин Иона Пантелеевич – жид, наверное?

– Это вряд ли. – Еланчук вспомнил Гурова и усмехнулся.

– У тебя на этого Иону есть чего?

– Откуда, Степан Акимович? – Для убедительности Еланчук даже развел руками. – Нам же категорически запрещено…

– Цыц! – перебил генерал. – Ты кому заправляешь? Мы поставлены наших депутатов охранять! А как охранять, если не знаешь придурка? Займись Ионой. – Генерал ощерился, видно, очень не нравилось ему имя депутата Доронина. – Где родился, крестился, учился, знался, болтался? Сам знаешь, тебя учить – только портить.

– Так что, мне на Доронина разработку заводить? А на основании чего? На него какая-нибудь серьезная компра имеется?

– На основании моего устного распоряжения! – рыкнул генерал. – Ты ее агентурист, разработчик, вот и занимайся. Никакого дела не заводи, ничего не регистрируй, бумажка к бумажке и в папочку. Когда стопочка соберется, глянем, чем он пахнет, твой Ион.

– Большую компанию вы мне собираете, Степан Акимович. Мой Гуров, мой Иона Доронин, – сухо произнес Еланчук и встал.

– Что ты в бутылку лезешь? Знаешь, у меня присказка такая, – миролюбиво сказал генерал. – Наступил твой мудак Иона на мозоль начальству, а они этого не любят… Поинтересуйся, может, есть у нас чего? Ну, в смысле, на твоего этого, извини… – Он махнул рукой. – Иди. Да, ты с Гуровым повстречайся, рюмку выпей, может, он сболтнет чего.

– Извините, Степан Акимович, но Гуров – сыщик-профессионал, я с ним без дела встречаться не буду, мы не друзья, а выглядеть придурком я не желаю.

Еланчук вышел из генеральского кабинета и решил сегодня же созвониться с Гуровым.

И надо же такому случиться, именно в это время Гуров тоже разговаривал с генералом, только разговор был совсем иной.

Орлов протер ладонью и без того красное лицо, взглянул на ученика. Хотел было сказать, какой Гуров был в молодости милый мальчик, но воздержался.

– Ну чего ты мучаешься, говори, сам знаешь – меня обидеть даже поленом трудно, – Гуров хотел закурить, но удержался: кабинет был небольшой, а сыщик уже одну выкурил.

– Я не обидеть боюсь, не хочу лишних слов говорить. А чего хочу сказать, сам не знаю. Ты телевизор совсем не смотришь?