Текст книги "Коррупция"

Глава 4

В ресторане международного аэропорта Шереметьево-2 обстановка для каждого была знакомая. Бесчисленное количество столиков было сервировано, кого-то ожидали, а непрошеных посетителей, которые почему-то хотят поесть, у стеклянных дверей встречал монументальный швейцар. Точнее, он никого не встречал, а молча покуривал у закрытых изнутри на скобу дверей и лишь на очень нахальный стук лениво поворачивался и тыкал пальцем в картонную табличку с распространенным словосочетанием «мест нет». В принципе наши объявления очень лаконичны и однообразны по содержанию: «Не входить», «Не стучать», «Не сорить». Есть вариант второй, он же последний: «Закрыто», «Учет», «Ремонт». Со свойственной нам любовью к рационализации мы предлагаем нашему населению одномиллионным тиражом красиво написанное слово «нет». А руководителям с повышенным чувством юмора можно разрешить некоторое разнообразие. Например: «Пошел на…» или «Пошел в…».

Но наши герои обладали властью и деньгами, никакие объявления к ним отношения не имели, и за отдельно стоявшим у огромного окна столиком сидели четверо мужчин. Генерала Потапова Сергея Михайловича и персонального пенсионера Лебедева Юрия Петровича представлять явно не требуется, а вот о двух других мужчинах следует сказать несколько слов.

Роговой Константин Васильевич, которого в узком кругу звали Патрон, видимо, был потомком Гаргантюа, ростом под два метра, весом около полутора центнеров, при бороде, с голосом выпивающего дьякона. Он был задумчив и молчалив. Сидел он, отодвинувшись от стола, в кресле помещался с трудом, рюмку в его руке разглядеть было невозможно, потому казалось, что пьет Патрон непосредственно из ладони.

Константин Васильевич являлся главой Корпорации, и именно его пытался найти подполковник Гуров. Сыщик и Патрон встречались уже дважды. Но в монументальной, величественной фигуре с депутатским значком на лацкане пиджака определить главу преступного клана мог лишь господь, а Гуров, как известно, был лишь человек.

Рядом с Патроном, немного сдвинувшись в сторону, так как места не хватало, сидел Волин Руслан Алексеевич, среди своих его звали Референт. Ему было сорок с небольшим, одевался он на английский манер, носил дымчатые очки, курил трубку, голос имел тихий, интеллигентный, и, когда начинал говорить, присутствующие замолкали, слушали затаив дыхание, то есть вели себя разумно, как ведут себя все смертные, когда говорит Референт или Помощник – ведь известно, что судьбой смертных распоряжаются они, а не Сам Лично, у которого забот и без мелочовки хватает. Референт открывал рот редко, лишь по указанию Самого Лично, был внимателен, умен, прекрасно слушал и обладал незаурядной памятью.

Итак, в закрытом для других ресторане международного аэропорта неторопливо обедали генерал МВД, миллионер, Патрон и Референт.

Патрон говорил, и фразы его, простые и тяжеловесные, прерывались длинными паузами, когда он позволял себе что-нибудь глотнуть либо слегка откушать. В отношении того, что именно глотнуть или откушать, распространяться не следует, ясно, что как смешные запретные таблички, так и ресторанное меню к нашим героям никакого отношения не имеют. А если секрет их застолья раскрыть, то у некоторых может появиться соблазн бросить работу вместе с перестройкой и податься в мафию-корпорацию. Мы никого напитками и яствами не соблазняем, но, если всякие дурные мысли у претендента появятся, предупреждаем, что Корпорация – не партия, туда с характеристиками на простой бумаге не принимают.

– Ты с возрастом глупеешь, – Патрон смотрел на Лебедева ласково. – Тебе следует отдохнуть, подумать о душе. Сейчас мы тебя отпустить не можем. Инфляция, следует обезопасить себя от чужой глупости. Какую сумму ты можешь предоставить? Учитывая всех должников, долевых, левых, правых… Нас интересует не точная цифра, а порядок.

Патрон проглотил коньяк, отвлекся на осетрину, а Лебедев задумался.

Порядок? Значит, плюс-минус миллион его не волнует, рассудил финансист и сказал:

– Один и пять. Миллиарда. Но сконцентрировать такие деньги в одном месте я не в силах.

Патрон огладил бороду, взглянул на Референта, который, казалось, и не слушал, а все свое внимание сосредоточил лишь на том, чтобы аккуратно разрезать яблоко. Но взгляд Патрона он почувствовал мгновенно, поднял голову и согласно кивнул, подтверждая, что цифра соответствует действительности.

– Хорошо, – Патрон снова огладил бороду. – У тебя есть неделя, Эфенди и генерал, – он кивнул на Потапова. – Собери в один кулак максимум и отправляйся на отдых. Как ты сам говаривал: домик, молодая жена и герань на подоконнике. Тебя никто не тронет, я гарантирую.

Лебедев знал, что Патрон слово свое держит всегда, и благодарно кивнул.

Патрон принялся за горячее, все молчали. Мгновенно расправившись с котлетой по-киевски, Патрон перевел взгляд на Потапова.

– Только сопляк мог своровать девок у оперативника. Я не знаю, какое место он тебе дверью прищемил, и знать не желаю.

Потапов головы не поднимал, человек не трусливый, он боялся Патрона больше, чем некогда замминистра – генерал-полковника. Последний мог разжаловать, уволить, оставить без пенсии, а этот бровью поведет – и ни один археолог твоих костей не найдет.

– Ты понимаешь, что люди, даже милиционеры, к нам, финансистам, настоящего зла не имеют. Многие, даже самые-самые принципиальные и глупые, неосознанно испытывают уважение, так как мы умнее, ловчее, оперативнее. Но если мы начнем убивать женщин, на нас поднимутся миром.

– Виноват. Однако, Константин Васильевич, – Потапов всегда называл Патрона по имени-отчеству, – все закончилось благополучно.

Патрон ничего не ответил, лишь покосился на Референта, который тут же ответил тонкой понимающей улыбкой.

– Что с тобой прикажешь делать? – Патрон смотрел на генерала внимательно, и это был не блеф, не поза, его действительно волновала судьба Потапова. – Ты кругом засветился, знаешь слишком много.

– Видимо, мне придется уйти на пенсию, уволиться, – ответил нерешительно Потапов.

– Без погон тебе цена – целковый. На пенсию тебе не прожить, начнешь крутиться, глупости делать. Морока, – Патрон вздохнул. – Будем решать неприятности по мере их поступления. Затихни, помоги министру финансов, – он кивнул на Лебедева. – Подумаем.

– Спасибо, – Потапов привстал и поклонился.

Патрон согласно кивнул и продолжал:

– Я просил найти этого спортсмена…

– Дениса Сергачева, – подсказал Референт.

– Где он?

– Нашли, установили связь, – ответил Потапов. – Но возникли некоторые сложности.

Патрон не ударил кулаком по столу, лишь опустил на него ладонь, но посуда зазвенела, один фужер опрокинулся.

– Я не желаю походить на партийного функционера, который ежедневно принимает наиважнейшие решения, выдает ценнейшие указания, а затем выслушивает объяснения, почему телега не едет.

– Отсутствие квалифицированных исполнителей – болезнь всего общества, – ответил Потапов. – А мы звено…

– Это ты, Сережа, звено, – перебил Патрон. – А я потому и создал свое дело, что звеном быть не желаю. Это у них никто ни за что не отвечает, а у меня ответят.

– Мы постараемся…

– Не мы, – вновь перебил Патрон, – а ты – лично, и не постараешься, а выполнишь. – Он перевел взгляд на Pеферента, тот мягко улыбнулся, поднял упавший фужер, налил в него вина, пододвинул хозяину.

Патрон выпил залпом, взглянул на часы, огладил бороду.

– Я через два дня вернусь, спасибо за компанию, вы свободны.

Потапов и Лебедев встали одновременно, генерал сказал:

– Счастливого пути, – и пошел к дверям.

Лебедев задержался.

– Я тебе не советую связываться с Гуровым. Не спорю, я постарел, однако возраст – не только потери, есть и приобретения. Я тебе очень не советую. – Он кивнул и двинулся следом за генералом.

Не сами слова, а убежденность и искренний тон произвели на Патрона сильное впечатление, он несколько смешался, долго молчал, наконец, не глядя на Референта, раздраженно сказал:

– Чувствую, ты мной недоволен. Мы одни… Выкладывай, я плачу тебе не за мудрое молчание, а за правду, которую должен знать.

– Пожалуйста. – Референт пересел на другую сторону стола, неторопливо выпил первую за весь обед рюмку и, тщательно подбирая слова, продолжил: – Во-первых, не тяни так сильно на себя, струна лопнет. Это они могут механизм сломать, а затем начать новый делать, имея партаппарат и танки. И все равно – в одном месте еще горит, в другом уже тлеет. Генерал, прямо скажем, не Спиноза, однако прав – профессионалов крайне мало и взять негде, котел один. Они из этого котла черпают, и мы черпаем, личностей мало, выудить их трудно. Извели личности, семьдесят лет – срок большой.

Референт – Руслан Алексеевич Волин – снял дымчатые очки, достал трубку и пачку фирменного табака.

– Я и говорю, мне нужен этот… как его? – Патрон щелкнул могучими пальцами, изображая, что фамилию Гурова забыл, но Референт крючок не подхватил, молча набивал трубку.

– Ты чего замолк? – рассердился Патрон. – Цену себе набиваешь?

– Думаю, – спокойно ответил Референт. – О подполковнике Гурове поговорим позже. Сначала об этих, – он кивнул в сторону дверей, за которыми скрылись Потапов и Лебедев. – В отношении старшего ты прав, его можно в скором времени отстранить с миром, а с генералом придется решать, такую мину под себя закапывать слишком опасно. Органы на пенсию его, конечно, отпустят, но из поля зрения не выпустят.

– И что ты предлагаешь? Убить?

– Сварить петуха – дело нехитрое. – Референт наконец раскурил трубку, выпустил облако ароматного дыма. – Как из него съедобное блюдо приготовить? Это вопрос… Ты потерпи, я подумаю. А пока в структуре своего аппарата ничего не трогай. Они пусть сначала ломают, а потом строят. А ты сначала новое сделай.

– Для этого мне нужен профессионал экстра-класса…

– Константин Васильевич, – перебил Референт. – Ты такой большой, а ведешь себя как дитя малое. Хочу – вынь да положь. Ты примерь на себя. Представь, некто хочет тебя заставить делать то, что ты делать не желаешь. Более того, ты прилагаешь все усилия для получения результата обратного.

Константин Васильевич Роговой шумно засопел, разволновался, выпил залпом фужер вина и упрямо сказал:

– Мне нужен талантливый оперативник с безукоризненной репутацией. Найди его…

– На любого можно накинуть петлю, – сказал Референт. – Представь, ты поймал сильного хищника, допустим, леопарда, ведешь на поводке, заставляешь повиноваться. День, два, месяц. Но леопард ждет, каждое мгновение он тебя подкарауливает, неверное движение – и либо ты вынужден его застрелить, либо он тебя разорвет. Думаю, тебя эта перспектива не прельщает. Однако Гуров – человек азартный, увлекающийся, при определенных условиях его можно попробовать использовать «втемную».

Роговой своего Референта ценил и в большинстве случаев к его советам прислушивался, но когда тот начинал философствовать, Патрон неизменно раздражался, распалялся, порой приходил в бешенство. Сейчас он постепенно приближался к критической точке. «Ох уж эти интеллигенты, только разреши им порассуждать, в словах потопят. Ситуация сложилась простая, как таблица умножения. Все накопленные капиталы не сегодня-завтра могут превратиться в осенние листья, которые, как известно, лишь кружатся. Необходима конвертируемая валюта. Есть возможность рубли поменять на наркотики и получить валюту. Но вывезти наркотики через таможню может лишь человек с безупречной репутацией, знающий секреты оперативной работы. И такого человека нашли. А вместо конкретного совета – слова, слова, слова…»

– Я могу пойти с Гуровым на прямой контакт, – попыхивая трубкой, продолжал Реферант, – тебе это обойдется в миллион.

– Только за результат, за контакт я тебе выдам почетную грамоту, – Патрон взглянул угрюмо, но получил в ответ такую обаятельную улыбку, что вынужден был грубую шутку смягчить. – На расходы – сколько требуется.

– Гуpову необходимо выдать аванс, очень серьезный аванс, – сказал Референт. – Я, естественно, имею в виду не деньги.

– Продвинуться по службе? – догадался Патрон.

– Нет, но я знаю, что именно он возьмет. Значит, аванс, – Референт загнул палец. – Перспективу найти тебя, а он тебя уже ищет, – он загнул второй палец. – Перестраховаться и заготовить традиционную петлю. Что такие люди ценят больше, чем свою жизнь?

– Жизнь своих близких.

– Фамилию. Честь, – возразил Референт. – Как говорится, новое – это давно забытое старое. Гуров, как я понимаю, мамонт, и его болевая точка в глубине веков. Он сам этого не знает, а я знаю. И за мои знания ты не будешь торговаться, а заплатишь мне миллион. А теперь от слов к делу. Я буду пошляком, но скажу: дорога даже в десять тысяч миль начинается с первого шага. Хотя для тебя эта затасканная фраза может звучать и оригинально.

– Переходи к делу, шагай свои мили.

Референт взглянул на часы, перевел взгляд на двери, и они, словно повинуясь приказу, бесшумно открылись, и в ресторан вошел Эфенди. Легкой походкой он подошел, молча поклонился, сделал небольшую паузу, сел рядом с Референтом и без предисловий сказал:

– Я выполнил ваши указания.

Патрон никогда не встречался с Эфенди, но, конечно, знал о его существовании и месте в организации. Константин Васильевич внимательно оглядел гостя и, хотя был недоволен знакомством, постарался улыбнуться и, указав на стол, сказал:

– Перекусите с дороги.

– Спасибо, я сыт. – Эфенди налил себе минеральной воды.

– Хорошо выглядишь, значит, о здоровье не спрашиваю, – Референт видел, что хозяин недоволен, но считал встречу необходимой. – Мы тут без тебя рассуждаем об остром дефиците профессионалов. Как у тебя?

– Плохо. – Эфенди, хотя и носил костюм и рубашку с галстуком как одежду привычную, потер шею и расстегнул верхнюю пуговицу. – И ты не прав, что распорядился привезти парней. Я никогда не даю советы; приказы, поступающие сверху, не обсуждаются. Понимаю, ваша Москва нашпигована черт знает кем, но за своих людей отвечаю я…

Референт жестом прервал Эфенди и сказал:

– У тебя прекрасные принципы, не отступай от них. – Он вынул из кармана плотный конверт, положил на стол. – Документы, деньги, адрес, по которому тебя примут, как белого человека. Отдохни несколько дней, почитай прессу, сходи в театр. Если тебе нужна девушка, скажи хозяину квартиры, – Референт ткнул пальцем в конверт. – Я тебе позвоню. Спасибо за пунктуальность. Ты свободен.

Эфенди встал, поклонился, забрал конверт и ушел. Патрон проводил его взглядом и недовольно спросил:

– Зачем ты это сделал?

– По многим причинам, – Референт начал раскуривать затухшую трубку. – Ты должен видеть, куда уходят наши деньги.

В ресторанном зале время от времени передавали о прибытии и отправлении международных рейсов. Объявили о регистрации билетов и оформлении багажа на рейс, которым улетал Константин Васильевич Роговой.

Референт подозвал официантку, расплатился.

– Пошли, я тебя провожу.

Патрон выбрался из кресла, подхватил кейс, который казался в его руках школьным портфельчиком, и тяжело зашагал к выходу. «Ох, помощничек, – рассуждал он на ходу. – Решил немножко припугнуть? Вот, мол, профессиональный исполнитель приговоров, и он мой человек. Живет исполнитель под моей крышей, ест из моих рук, выполняет мои приказы». Казалось, что Патрон не думает, а рассуждает вслух, так как, выходя из лифта, Референт сказал:

– Ты, Константин Васильевич, не прав, как может быть не прав любой человек. Я за доверие между нами, иначе нам грош цена. Эфенди слышал о тебе, я устроил встречу, чтобы лейтенант увидел генерала, это придаст Эфенди уверенности и укрепит мой авторитет.

– Но ты же ни слова не сказал обо мне.

– Да тебя можно и не представлять. А Эфенди очень сообразительный. Он служил у Адылова…

Хотя вылет для Патрона был максимально упрощен, здесь, в привилегированном помещении аэропорта, тоже было достаточно людно, и они отошли в сторону.

Патрон положил тяжелую ладонь на плечо помощника.

– Этот исполнитель говорил дело. Зачем в Москве держать диких басмачей? Вооруженные, неуправляемые, могут напиться и…

– Надеюсь, не успеют. – Референт, морщась, столкнул с плеча хозяйскую руку. – Я же тебе говорил, подполковнику Гурову необходимо выдать аванс.

Денис Сергачев оклемался быстро и уже на второй день сел за руль и поехал на встречу с Олегом Веселовым. Денис предупреждение Гурова понял прекрасно, и оно не вызвало у него никаких возражений, но, когда Веселов позвонил, осведомился о здоровье и предложил встретиться, Денис сразу согласился. На улице Герцена, чуть не доезжая до Кинотеатра повторного фильма, Денис припарковался, и Веселов втиснул свою богатырскую фигуру на заднее сиденье. В руке он держал бутылку виски, сделав из нее глоток, протянул Денису, который отрицательно покачал головой и похлопал по рулю.

– Да брось ты, красна девица. – Веселов вновь глотнул и закашлялся. – Елену-то, покойницу, пьяным вдупель возил.

– Это давно было, – ответил Денис. – Да ты и не Елена, и пока не покойник…

– Тьфу, чтоб тебя! – Веселов длинно выругался. – Тебя так по голове шарахнули, что из нее черный юмор попер.

– Кончай трепаться, куда едем? Ты обещал свести с человеком, который даст заработать. Я от своих нищенских гонораров совсем дошел, скоро олимпийскими медалями торговать начну.

– Если покупателя найдешь. – Веселов хохотнул.

Денис несколько преувеличивал, но его жизнь действительно с каждым днем становилась все беднее. Цены росли, рубль дешевел, старенький «жигуль» разваливался. Сейчас Денис зарабатывал лишь на еду, но, будучи действующим спортсменом, он, как говорится, прибарахлился. Конечно, ехал он не за деньгами. На него, Дениса Сергачева, кто-то посмел замахнуться. Он взглянул в зеркало, но увидел лишь отражение поднятой бутылки в руке бывшего приятеля и подумал: а уж не он ли этой самой рукой чуть не прикончил его? Ничего, жизнь длинная, препятствий впереди много, поглядим, кто на финише первым будет.

Денис крутанул руль, припарковался, взял у Веселова бутылку, сделал несколько глотков.

– Я тебе третьего дня звонил, – Веселов забрал у Дениса бутылку, допил. – Не тут-то… Потом мне сказали, что ты спозаранку куда-то по Алтуфьевскому укатил…

Денис чуть не рассмеялся. Не думал он, что парень так быстро себя выдаст. «Тебе следовало не моей головой заниматься, а собственной, она у тебя, дружок, совсем плохая».

– Не Москва, а деревня, – Денис потянулся. – Сплетни да враки. Я с вечера к старой подруге заскочил и остался. А третьего дня только к полудню на улицу выбрался. Мне редактор целую проповедь прочитал.

Веселов глянул на Дениса быстро, но внимательно и сменил тему:

– Головушка-то как?

– А чего ей, она привыкшая, – Денис взгляд приятеля засек и, сдерживая смех, закашлял. – Однако побаливает, давай дела отложим, поедем ко мне.

– Да ты что? – Веселов смешался, он уже позвонил и обещал привезти Сергачева.

Денис решил палку не перегибать, все-таки сам напросился.

– Ладно, поехали.

Вскоре они остановились около серого массивного дома, какие в Москве иногда называют «генеральскими». Просторный подъезд, не загаженный кошками, широкая лестница, белые, словно не ходят по ним, ступени, перила блестят, не изрезаны. Денис приостановился, огляделся, Веселов, будто здесь жил, сказал:

– Шагай, шагай, подотрут. При отце родном строили – на века, берегут.

Открывший дверь вахтер согласно кивнул. Денис хотел ему козырнуть, так как одного взгляда на вахтера было достаточно, чтобы понять, что тот в прошлом носил погоны с двумя просветами.

– Ты деревню из себя не изображай, – неожиданно рассердился Веселов и подтолкнул Дениса к лифту, – а то я не знаю, в какие дома ты хаживал.

– Отвык, – Денис вошел в лифт, обшитый красным деревом, и спросил: – И в каких же чинах твой приятель? Ты уж обучи меня политесу: человек я хоть и нищий, да с характером, могу всю обедню испортить.

Веселов не ответил, выйдя из лифта, подошел к одной из дверей и позвонил явно условным звонком.

Руслан Алексеевич Волин, известный нам под кличкой Референт, распахнул дверь и с обаятельной улыбкой произнес:

– Честь и слава советского спорта! Польщен, весьма польщен! Денис, я видел вас только по телевизору. Я – Волин Руслан Алексеевич. Для вас, конечно, просто Руслан.

На Веселова он внимания не обратил, а Сергачеву пожал руку сердечно, помог снять плащ. Из глубины квартиры доносились музыка, голоса, женский смех, но стены и закрытые двери были такие массивные, что казалось, вечеринка проходила не в этой квартире, а в соседней.

– Олег, твоя пассия заждалась, пойди приложись к ручке, – сказал Волин, открывая перед Денисом одну из дверей.

Веселов исчез, а хозяин провел гостя в небольшой кабинет, вдоль стен в неразрывном строю теснились книги, темные, благородные, с тусклым тиснением, в общем, здесь были собраны не приложения к «Молодой гвардии» или «Огоньку».

Хозяин сделал вид, что хочет передвинуть кресло, которое походило больше на трон.

– Мне Олег говорил, что вы упали, ударились, – Волин открыл бар, – как себя чувствуете, что будете пить?

– Самочувствие так себе, но организм пока держит. – Денис сел в кресло-трон, сиденье сразу мягко приняло его, Денис оказался словно в коконе. – А пить мне без разницы, сейчас лучше покрепче.

– Извольте. – Волин налил в высокий стакан виски, протянул Денису, поставил перед ним бутылочку тоника, вазочку с орешками, сам занял место за письменным столом. – Что же, Денис, давайте сразу к делу, и не потому, что тороплюсь, а не люблю фальшивых разговоров, прелюдий. У вас материальные затруднения…

– Где-то читал, что в финансовую пропасть можно падать всю жизнь, – пошутил Денис. – Я лечу в нее второй десяток лет и скоро разобьюсь.

– Я не состою в обществе «Спасение в горах», – сказал Волин. – Я не подпольный, а официальный миллионер, люблю советскую власть, ведь противоестественно не любить власть, которая кормит, в прекрасных отношениях с МВД. Кстати, можете сообщить об этом своему другу. – Он выдержал паузу, но Денис на «друга» не среагировал, и Волин продолжил: – Я могу предложить вам работу. Мы создаем совместное предприятие, мне нужна реклама, и я хочу использовать ваше имя.

– Да кто меня помнит? – усмехнулся Денис.

– Кому надо, тот вспомнит. Я, например. – Волин отметил, что гость просил напиток покрепче, а не пьет, слушает внимательно, взгляд у него устойчивый, и вообще Денис Сергачев не походил на просителя. «Он умнее и сложнее, чем предполагалось», – подумал хозяин и решил пустить пробный шар.

– У меня имеется новенький «Вольво», если за рулем окажется олимпийский чемпион, я могу выезжать на переговоры с любой фирмой.

– Ливрея тоже имеется? – спросил Денис. – Я же сказал, что падаю, и подталкивать меня не требуется.

«Этого парня подсунул мне подполковник Гуров, – понял Волин. – Не страшно, я же ищу к нему ход, так примем его условия, позже разберемся».

– О темпора, о морес! – Хозяин вздохнул, чокнулся с бокалом Дениса. – Не будьте вульгарны, я предлагаю на «ты».

– Можно, – согласился Денис, взял бокал, пригубил. – Значит, без ливреи.

– Для зарубежных партнеров ты будешь не водитель, а мой приятель. На машину получишь доверенность, подпишем трудовое соглашение, все официально, законно. Из журнала ты можешь не увольняться, так как беспокоить я тебя буду не каждый день.

– И сколько?

– Для начала – тысяча, а дальше – как сложится, – ответил Волин. – Может, мы вообще друг другу не подойдем.

– Годится. – Денис выпил бокал залпом. – Но я хочу получить аванс.

– У тебя здоровые инстинкты. – Волин выдвинул ящик, достал запечатанную пачку двадцатипятирублевок, положил перед Денисом. – Эти бумажки сегодня ничего не стоят, Денис, ты их будешь иметь вдоволь, и никаких преступлений, унижений, аморальщины от тебя не потребуется. Пунктуальность, сдержанность на работе, – он щелкнул по стакану, – только вместе со мной.

– Я свою дозу уже выпил. – Денис положил деньги в карман. – Мне нужно два-три дня, чтобы окончательно оклематься.

– Прекрасно. – Волин поднялся из-за стола, протянул визитную карточку.

– Договорились, возможно, сработаемся. – Денис взял визитку, протянул свою.

Хозяин проводил гостя до лифта, возвращаясь в квартиру, прикидывал, как скоро его визитка попадет в руки Гурова: уже сегодня или, скорее, завтра поутру…

То, что Референт, то есть Руслан Алексеевич Волин, так легко, даже легкомысленно, пошел на контакт с Денисом, объяснялось довольно просто. Именно Волин, а не кто-либо другой, признал своими деньги и валюту, изъятые у Лебедева. А, как говорится, снявши голову, по волосам не плачут. «Раз я перед МУРом засветился, то следует нападать, доказать, что чист перед законом Руслан Алексеевич Волин, – решил он. – И раз я согласился провести переговоры с подполковником Гуровым, то откровенная беседа с бывшим спортсменом вообще никакой опасности не представляет».

Ольга сердилась, она напряженно следила за руками Референта, который неторопливо показывал Ольге фокусы. Они отодвинули свои стулья от стола, сидели друг пpотив друга, Ольга – чуть подавшись вперед, сосредоточенная. Референт, наоборот, расположился вольно, откинувшись на спинку стула, беспечно улыбаясь.

Третий день Гуров почти не выходил из дома, делал вид, что увлекся расстановкой стеллажей, переустройством библиотеки. Он ждал телефонного звонка. Генерал испугался, вынудил Корпорацию уступить, но совершенно ясно, что это не отступление, не отказ от задуманного, а тактический ход.

Гуров переставлял книги, часто поглядывая на телефон. Когда позвонили в дверь, он, посвистывая, пошел открывать. На пороге стоял незнакомый, элегантно одетый мужчина с букетом роскошных роз.

– Лев Иванович, – гость поклонился. – Волин Руслан Алексеевич.

– Очень приятно. – Гуров радушно пригласил гостя в дом. – Вы к Рите?

– Цветы вашей очаровательной супруге, а я к вам, выражаясь официальным языком, по личному вопросу.

Волин вручил Рите цветы, поцеловал ручку, сообщил, что он был в Сибири и передает от подполковника Серова Бориса Петровича низкий поклон.

Лишь услышав имя приятеля, Гуров понял, откуда неожиданный гость и по какому вопросу. «Совсем обнаглели», – подумал Гуров и хотел было гостя выставить и предложить о встрече «по личному вопросу» договориться на завтра, но Рита уже приняла цветы. Волин снял плащ и прошел в комнату. Тут выскочила только что вернувшаяся из школы Ольга, завязался разговор, и вскоре все уже сидели за столом и пили чай с вишневым вареньем.

Рита почувствовала напряженность мужа, пару раз взглянула на него вопросительно, указала взглядом на дверь, мол, выйдем, поговорим. Гуров лишь пожал плечами и продолжал поддерживать светский разговор, из которого вскоре выяснил, что гость в Сибири никогда не бывал, подполковника Серова и в глаза не видел. Волин понял, что комедия подходит к концу, и, чтобы освоиться в новой обстановке, переключил свое внимание на Ольгу, попросил карты и начал показывать девочке фокусы. Выполнял он их безукоризненно, даже Гуров отвлекся, а Ольга фыркала, как рассерженная кошка, так как была самолюбива и переживала, что так легко и небрежно ей дурят голову.

Она отобрала у Волина колоду, перетасовала, вынула одну карту, запомнила. Он взял у нее колоду, тоже перетасовал, сказал:

– У тебя последняя попытка.

– Договорились, – ответила Ольга, вложила карту в колоду.

Волин выровнял ее, протянул девочке, сказал:

– Держи крепко.

Ольга крепко ухватилась за кончик колоды, Волин ребром ладони ударил по ней, карты выскочили, рассыпались, у Ольги осталась лишь одна.

По лицу девочки было ясно, что это та самая карта.

– Не может быть, – прошептала Ольга и посмотрела с возмущением не на фокусника, а на Гурова, который лишь улыбнулся. Волин сказал:

– Оленька, в жизни все может быть. Абсолютно все!

Гуров поднялся из-за стола, молча кивнул гостю на дверь, Волин помог Ольге собрать с пола карты, обаятельно улыбнулся, поклонился и сказал:

– Благодарю, чай был изумительный, – и вышел вслед за хозяином.

– Сестра, ты не считаешь, что наш Гуров обыкновенный хам? – спросила Ольга.

– У нас дpугого нет, будем любить хама.

– Я серьезно! – вспылила Ольга. – Надо ему сказать, он так увлечен собственной персоной, что не замечает рядом живущих людей.

– Нас он замечает. – Рита перестала улыбаться. – И запомни, у мужчин существует своя жизнь, никогда не лезь в нее.

– Ты-то иногда лезешь.

– Я старше. – Рита вздохнула. – И потом, дура.

Гуров сидел в кабинете под портретом отца, смотрел на Волина-Референта равнодушно.

– Поверьте, Лев Иванович, – говорил быстро Референт, – вся история с похищением вашей семьи была проведена какими-то идиотами вне ведома руководства.

– Руководства чего? – серьезно спросил Гуров. – МВД, Совмина, ЦК?

– Ну, в данных организациях, как известно, случаются накладки и покруче, – парировал Референт и продолжал: – Только кретину могла прийти в голову мысль с позиции силы пытаться заставить вас работать на нас. Мы к вам имеем серьезное предложение.

Гуров слушал и ругал себя непотребными словами. Утром позвонил Денис, сообщил, что вчера поздно вечером имел интересную беседу, и предложил встретиться. А он, Гуров, не подполковник и сыщик, а чистой воды фраер, назначил встречу на вторую половину дня. Наверняка события вчерашние и сегодняшние – звенья одной цепи.

– Вы меня не слушаете, подполковник?

– Отчего же? – Гуров сцепил пальцы в замок, взглянул на них с интересом, перевел взгляд на гостя. – Кого же вы представляете? Что означает многозначительное «мы»?

– Я лишь скромный посредник, – Референт протянул Гурову визитку, – работаю в легальном зарегистрированном объединении. А в данный момент представляю одну из неформальных организаций, коим несть числа, которая из дыр и прорех социализма делает деньги. Я скромный юрисконсульт, и сколько бы вы ни разрабатывали меня, вы не найдете в биографии Руслана Алексеевича Волина криминала и не выйдете через него на руководство. Я и сам не знаю его.

Как из типографской машины непрерывным потоком скользят свежие газеты, так сейчас страницы секретных сообщений, которые читал за последнее время Гуров, прокручивал он в своей памяти. Он пытался найти информацию об этом человеке. Да и не может быть, чтобы такая фигура нигде ни разу не засветилась. Фамилия, имя, отчество Гурову ничего не говорили. Внешность. Возраст. Элегантность. Манера говорить. И неожиданно выплыло – Референт. В связи с чем, с какими событиями упоминалась эта кличка, сыщик сейчас вспомнить не мог, однако вздохнул и расслабился.

– Вы все время куда-то уплываете, Лев Иванович, – улыбнулся Референт. – Или вам наш разговор не интересен?

– Разговор пока не начинался, – сказал Гуров, – я выслушал монолог. И я пока не знаю, что из сказанного вами – правда, но прекрасно вижу, где вы беззастенчиво и, простите, довольно наивно лжете.