Текст книги "Лубянка. Подвиги и трагедии"

Импозантный вид и уверенный тон руководителя МОЦР произвели впечатление на Рейли, а рассказ о кадровом составе и возможностях организации разожгли в нем шпионский азарт. В дальнейшем разговоре Якушев, умело играя на чрезмерном честолюбии и завышенной самооценке британского шпиона, сумел убедить его совершить кратковременную инспекционную поездку в Россию и пообещал, что 30 сентября, к отходу парохода на Штеттин, он успеет вернуться в Хельсинки. Непомерные амбиции и авантюризм Рейли заставили его пренебречь опасностью, и в ночь с 25 на 26 сентября он вместе с Якушевым через «окно» на финляндской границе перешел в СССР.

Перед тем как покинуть Финляндию, британский «супершпион» оставил письмо для жены Пепиты, в котором самоуверенно писал:

«Если в России меня вдруг арестуют, то мне, скорее всего, предъявят какое-нибудь незначительное обвинение и скоро отпустят, поскольку мои новые друзья обладают достаточной властью».

И он не ошибся: «друзья» действительно обладали достаточной властью, возможностями и умом. В течение всей поездки до Москвы и потом, во время встречи с руководством МОЦР, у такого «тертого шпионского калача», как Рейли, не шевельнулось даже тени подозрений, что его – асса разведки – все это время банально водили за нос. Он был в восхищении от увиденного и услышанного, и контрразведчики, умело играя на чувствах, склонили его направить из «сердца большевизма» Москвы открытку Бойсу. Ею Рейли лишний раз подтверждал возможности и силу МОЦР и снимал подозрения, что оно является порождением ОГПУ.

Теперь, когда «шпионская миссия» подошла к концу, по дороге на вокзал он был негласно арестован. Затем наступил последний акт в спектакле, мастерски разыгранном контрразведчиками. В ночь на 28 сентября Н. Бунаков и М. Захарченко-Шульц залегли у «окна» на финской границе, неподалеку от деревушки Аллекул, и с нетерпением ждали возвращения Рейли.

Подошло назначенное время, и внезапно предрассветную тишину на советской стороне взорвали выстрелы. Ожесточенная перестрелка длилась несколько минут и когда закончилась, то перед окулярами бинокля Бунакова проплыли носилки с тремя телами. Позже советский представитель передал финской стороне материалы расследования происшествия, произошедшего на границе 28 сентября 1925 года. В числе «убитых» нарушителей оказался Рейли.

«Похоронив» Рейли таким образом, в руководстве КРО рассчитывали тем самым продлить жизнь ЛД и продолжить оперативную игру с иностранными спецслужбами. Сам он, оказавшись во внутренней тюрьме на Лубянке в качестве узника № 73, долго не упорствовал и начал давать развернутые показания о подрывной деятельности против СССР британской и финской разведок. Как и его предшественник Савинков, Рейли обратился с письмом к председателю ОГПУ Дзержинскому и, выторговывая себе жизнь, предложил свои услуги. Но они не были приняты, и 5 ноября 1925 года в отношении Рейли был приведен в исполнение заочный приговор, вынесенный еще в декабре 1918 года.

«Гибель» Рейли при переходе границы на глазах свидетелей, хоть и умело разыгранная сотрудниками КРО, тем не менее, поколебала веру вождей РОВС и ВМС во всесилие МОЦР. И тогда Артузов с подчиненными сделали еще очень серьезный ход в игре, имевший впоследствии исключительно важный пропагандистский результат.

Несколько ранее к руководителям МОЦР обратился видный деятель белой эмиграции В. Шульгин – тот самый, который принимал отречение императора Николая II. Он высказывал просьбу организовать ему нелегальную поездку в Россию для поиска сына, пропавшего во время гражданской войны. И такая поездка состоялась. 23 декабря 1925 года по каналу МОЦР Шульгин въехал в Россию. В поисках сына он побывал в Ленинграде, Москве и Киеве. Все это время рядом с ним постоянно находились сотрудники КРО или их агенты, но они не закрывали ему глаза и не затыкали рот. Шульгин, при всей своей ненависти к большевикам, сумел разглядеть то, что не хотели видеть многие из его единомышленников.

В 1919 году ему пришлось бежать из истерзанной войной и разваливавшейся на части некогда могущественной империи. Спустя всего шесть лет он снова увидел отблески ее будущего величия. Среди ужасающей разрухи и бедности, смотревших на него со всех углов, Шульгин узрел то, что не могли видеть сотни тысяч русских, выброшенных революцией на задворки империи. Перед ним была новая Россия, поднимавшаяся из мглы невежества и разрухи дерзкими порывами к знаниям и гигантскими стройками.

Как истинно русский человек, Шульгин почувствовал сердцем ту могучую народную энергию, что пробудила революция в людях. Страна на глазах сосредоточивалась для фантастического рывка в будущее. Впоследствии он так вспоминал об этом:

«Я думал, что я еду в умирающую страну, а я вижу пробуждение мощного народа… Я был глубоко потрясен всем тем, что увидел на первых порах, и той громадной разницей, которая произошла в культурном отношении».

Вынесенные Шульгиным из поездки по России впечатления, которыми он делился со своими собеседниками, а затем выступил в эмигрантской прессе, а также изданная на их основе книга «Три столицы» у одних подорвали веру в возможность свержения советской власти, а у других вызвали чувство вины и еще больше усилили ностальгию по Родине. В этом, пожалуй, и состоял главный итог операций «Трест» и «Синдикат-2». Во многом благодаря им на время удалось приостановить масштабную братоубийственную войну.

Другим, не менее важным результатом этой работы советских спецслужб стало укрепление ее позиций на таком важном и новом направлении в ее деятельности, как разведка. Перед ней открылись широчайшие возможности для проведения вербовок в высших сферах белой эмиграции. Генералы Скоблин, Монкевиц, Дьяков, Штейфон, Ветренко, адмирал Крылов и другие добровольно и бескорыстно, из патриотических побуждений в течение многих лет выполняли ответственные разведывательные задания.

Молодой советской разведке, как и контрразведке, многое приходилось начинать с нуля. Несмотря на то что в наследство от прежней власти большевикам достался не слишком разваленный организационными перетрясками Временного правительства Отдел 2-го генерал-квартирмейстерства (Огенкварт) Главного управления Генерального штаба, занимавшийся разведкой и контрразведкой, в нем недоставало главного – агентуры. Большинство военных атташе, находившихся за границей, отказались признавать советскую власть. Одни передали созданные ими разведывательные сети спецслужбам стран Антанты, а другие прекратили связь с агентурой и уничтожили имевшиеся на нее материалы.

Просуществовал Отдел до мая 1918 года. На смену ему пришли разношерстные, «карманные» разведки: разведывательное отделение Оперативного управления Высшего военного совета (март – сентябрь 1918 года); разведывательное отделение Оперативного отдела наркомата по военным и морским делам (май – сентябрь 1918 года); военно-статистический отдел Оперативного управления Всероссийского главного штаба (май – сентябрь 1918 года); разведывательный отдел штаба Революционного военного совета Республики (сентябрь – октябрь 1918 года).

В конечном итоге все они оказались неэффективными, и потому 5 ноября 1918 года приказом Реввоенсовета № 197/27 был образован Полевой штаб Революционного военного совета Республики, и при нем организована централизованная разведка – Регистрационное управление (РУ). В его состав вошли два отдела: агентурный (разведка) и военного контроля (контрразведка), а 13 ноября 1918 года было создано еще одно специальное подразделение – приемно-контрольная станция в городе Серпухове. С течением времени она выросла в мощную службу радиотехнической разведки.

По характеру своей деятельности и методам работы РУ скорее напоминало войсковую, чем классическую разведку. В ее арсенале наиболее часто использовались такие приемы, как захват «языка», отправка разведчиков-ходоков за линию фронта с целью сбора информации о противнике, а также организация засад и перехват курьеров с донесениями.

Возглавил РУ видный большевик С. Аралов. Свою революционную деятельность он начал еще в 1902 году, в 1905–1907 годах принимал участие в вооруженном восстании и был заочно приговорен к смертной казни. Во время Первой мировой войны за «отличия в боях против неприятеля» пять раз награждался различными орденами и получил звание штабс-капитана. После октября 1917-го занимал командные должности в Красной армии.

С образованием в декабре 1918 года в частях Красной армии особых отделов ВЧК Регистрационное управление стало яблоком раздора между двумя влиятельными вождями революции – председателем Комиссии по борьбе с контрреволюцией Дзержинским и председателем Реввоенсовета Троцким. Едва ставшая на ноги спецслужба вряд ли привлекла их внимание своими разведывательными возможностями, в ее распоряжении имелся другой, более важный для них инструмент – негласный аппарат, обеспечивавший контроль за состоянием духа армии и политическими настроениями командного состава. В 1918 году, когда судьба советской власти решалась на фронтах войны, тот, кто контролировал Красную армию, владел всем.

И здесь Ленин, неожиданно для Троцкого, поддержал Дзержинского. В июле 1919 года из состава РУ был выведен отдел военного контроля и передан в распоряжение ВЧК. Оставшийся агентурный отдел сосредоточился на разведывательной работе. В декабре его деятельность уже регулировалась нормативными актами. В частности, были приняты: «Положение о регистрационном управлении фронта» и «Положение о регистрационных отделах армии и дивизий». «Инструкцией о взаимоотношениях Региструпра Полевого штаба РСВР с зарубежными бюро РКП (б)», определялся их функционал в решении разведывательных задач за границей.

В сентябре 1920 года произошла очередная реорганизация РУ, которая приблизила его к классической военной разведке, известной ныне как ГРУ Генштаба. В принятом новом «Положении о Региструпре» было записано, что управление является самостоятельным органом стратегической агентурной разведки глубокого тыла. В его составе появилось новое подразделение – Оперативный отдел, который возглавил Я. Берзин (П. Кюзис), будущий руководитель советской военной разведки. Главным направлением его деятельности стало добывание информации о военных планах противника.

В апреле 1920 года усилиями Дзержинского в составе Особого отдела ВЧК была создана своя разведка – иностранное отделение. Его руководителем стал опытный большевик с дореволюционным стажем Я. Давтян (Давыдов). Просуществовало оно не более полугода. После неудачного похода частей Красной армии на Варшаву, в сентябре 1920 года причины его провала были вынесены на заседание Политбюро ЦК РКП (б). В повестку дня наряду с этим был включен и другой вопрос – «О состоянии разведывательной работы». После обсуждения участники заседания приняли решение «создать специальную комиссию во главе с председателем ВЧК т. Ф. Дзержинским, И. Сталиным» и другими видными большевиками, которой предстояло проанализировать причины имевших место провалов. На основании результатов ее работы 20 декабря 1920 года Дзержинский подписал приказ № 169, согласно которому в составе ВЧК был образован самостоятельный разведывательный орган – Иностранный отдел (ИНО).

Непродолжительное время им руководил Я. Давтян (Давыдов), а затем его сменил С. Могилевский. В 1922 году только-только встававшую на ноги советскую разведку возглавил и до конца 1920-х годов направлял ее деятельность профессиональный революционер, хорошо знакомый с методами разведывательной и контрразведывательной работы, М. Трилиссер. С 1901 года и вплоть до начала Первой мировой войны он занимался преимущественно выявлением агентов охранного отделения и полиции в большевистской среде.

С его приходом к руководству ИНО разведывательная работа приобрела более системный, масштабный и наступательный характер. Основными объектами ее устремлений являлись органы управления враждебных молодому советскому государству армий и различные белоэмигрантские организации и движения. Первоочередными задачами ИНО являлись получение упреждающей информации о военных приготовлениях, в первую очередь Польши и Японии, а также выявление замыслов лидеров белого движения по инспирированию в стране восстаний и организации «саботажнических действий».

Динамика внешней политической ситуации и образование Союза ССР привели к очередной реорганизации органов государственной безопасности. В июле 1923 года ГПУ было преобразовано в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) СССР. Но ИНО не только сохранился в составе Секретно-оперативного управления, но и существенно укрепился. В 1925 году в его составе наряду с традиционными отделениями – легальной и нелегальной разведками – появились другие, в том числе ставшее впоследствии знаменитым 8-е отделение, занимавшееся сбором за границей информации о перспективных научных и технических разработках. Именно его сотрудники и их агентура первыми вышли на секреты атомного проекта США.

В феврале 1925 года Мелитопольский окружной комитет комсомола рекомендовал на службу в органы государственной безопасности будущего выдающегося организатора разведывательно-диверсионной деятельности, первого и бессменного руководителя знаменитого 4-го Управления НКВД – НКГБ СССР Павла Анатольевича Судоплатова. Жизнь этого безусловно талантливого и цельного человека, надежного и верного товарища, непревзойденного мастера разведывательных и контрразведывательных операций достаточно подробно описана в художественной и научно-популярной литературе. К его общеизвестному образу можно добавить лишь два штриха, которые, пожалуй, наиболее полно отражают незаурядную личность Павла Анатольевича – это верность избранным идеалам, своим друзьям и душевная щедрость.

В далеком 1919 году, прочитав от корки до корки «Азбуку революции», написанную Н. Бухариным, он двенадцатилетним подростком ушел из дома на фронт и стал бойцом 1-го Мелитопольского рабоче-крестьянского полка. Позже в автобиографии, написанной 14 ноября 1945 года (при назначении на должность начальника отдела «С» МГБ СССР), Павел Анатольевич так вспоминал об этом:

«26.06.1919, когда белая армия приближалась к Мелитополю, многие рабочие города, активно участвовавшие в борьбе за установление советской власти, уходили из города вместе с отступающими частями Красной армии. Я, до этого дважды удиравший из дома с целью поступления в Красную армию (один раз сам вернулся, другой раз меня вернули), решил еще раз попытать счастье и снова удрал из дома. На этот раз я ушел из города вместе с уходящими мелитопольскими рабочими. Километрах в 30 от города, в селе Веселое, комиссар сделал было попытку вернуть меня домой, но из этого ничего не получилось. Я удрал от него в роту, и бойцы оставили меня у себя».

Приняв идеалы революции, Павел Анатольевич остался им верен до конца. Его не смогли сломить ни враги, среди которых он провел не один год, выполняя разведывательные задания; ни малодушие своих коллег, предавших его в 1938 году, когда советская разведка подверглась репрессиям; ни позже в 1953 году, он, оказавшись в числе участников «заговора Берия», провел пятнадцать лет в тюрьмах.

Другой эпизод, раскрывающий высокие человеческие качества Павла Анатольевича, относится к 1930 году. В тот год уже зрелый оперативный сотрудник Судоплатов вместо повышения по службе получил неожиданное назначение – стал заведующим культурно-воспитательной части, а через некоторое время – комиссаром трудовой коммуны (спецколонии) ГПУ Украины для малолетних преступников и беспризорников.

В своем назначении руководители не ошиблись. Ребята, лишенные детства, потянулись к нему. Это произошло не потому, что большую часть своей зарплаты Павел Анатольевич отдавал на их нужды. Немало хлебнувший своего и чужого горя, он знал, как найти дорогу к сердцу человека, пусть даже и преступника. И потом, во времена массовых репрессий, когда несправедливость начальников и трусость коллег едва не стоили Павлу Анатольевичу жизни, он не очерствел и не озлобился.

В июле 1941 года, став начальником Особой группы при наркоме НКВД, он не побоялся представить рапорты Берия Калинину и затем добился освобождения из тюрем и лагерей «врагов народа» – испытанных боевых товарищей: Я. Серебрянского (Бергмана), И. Каминского, Д. Медведева и других. Потом, спустя двенадцать лет, советские вожди за верную службу «отплатили» ему черной неблагодарностью. После пятнадцати лет, проведенных в тюрьмах, Павел Анатольевич не изменил ни себе, ни своим принципам, и об этом лучше всего говорят сама его жизнь и написанные им книги: «Горизонты», «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы».

Но тогда, в середине 1920-х годов, он только учился делать первые шаги в разведке, а она все шире расправляла свои крылья. В 1926 году в ее составе появилось еще одно и самое закрытое подразделение – Разведывательный центр, впоследствии Особая группа при председателе ОГПУ – наркоме НКВД СССР, более известная среди сотрудников органов государственной безопасности как «группа Яши». В связи с сохраняющейся угрозой войны руководство ОГПУ рассчитывало с учетом будущих оперативных возможностей Центра осуществлять в глубоком тылу противника диверсии на крупных транспортных узлах, в морских портах, а также проводить акции по устранению лидеров зарубежных антисоветских организаций и предателей.

С 1929 года и до дня своего ареста в ноябре 1938 года руководителем этого спецподразделения являлся человек-легенда в советской разведке – Я. Серебрянский. Родился Яков в 1892 году в Минске, в семье кустаря-подмастерья. В 1907 году, после окончания четырех классов городского училища, в связи с болезнью отца вынужден был с пятнадцати лет зарабатывать себе на жизнь и помогать семье. Революционную деятельность начинал в партии эсеров. Входил в так называемую «группу борьбы с провокаторами», которая занималась выявлением среди членов партии агентов охранного отделения и полиции. Принимал личное участие в их ликвидации.

Революцию Серебрянский встретил на Урале, в городе Реште, где отбывал ссылку, и с первого дня принял деятельное участие в установлении новой власти. Его опыт конспиративной и боевой работы, смелость и «железная» хватка были востребованы. До ноября 1919 года он руководил общим отделением в Особом отделе ВЧК. В декабре был переведен по службе в центральный аппарат в Москву, но долго там не задержался. В связи с упразднением ВЧК и сокращением штата ГПУ места в нем для него не нашлось: сказалось эсеровское прошлое. Поработав около полугода заведующим канцелярией в «Москватопе», он перешел на должность счетовода в издательство «Известия ВЦИК».

Но такие, как Серебрянский, на «обочине жизни» не остаются. В декабре 1923 года о нем вспомнили и вернули на службу в ИНО ОГПУ. Трилиссер в нем не разочаровался, В течение пяти лет, до своего назначения руководителем Особой группы, Серебрянский принимал участие в ряде оперативно-боевых операций и проявил себя блестящим организатором, мастером вербовки и «человеком без нервов». Ему и ИНО работы в те годы хватало. Операции «Синдикат-2» и «Трест», позволившие сковать на время разведывательную, диверсионную и террористическую деятельность НСЗРС, ВМС, РОВС, других зарубежных антисоветских центров, были завершены. Сотни тысяч долларов, фунтов стерлингов и злотых, затраченных иностранными спецслужбами на подрыв советской власти, оказались выброшенными на ветер или были оприходованы в кассе ОГПУ. Десятки засланных эмиссаров и агентов-боевиков так и не произвели ни одного выстрела и не взорвали ни одного стратегического объекта.

Подобно мухам, они вязли в густой сети «мощных подпольных организаций» – «Либерально-демократической организации» и «Монархического объединения Центральной России», которые умело легендировались сотрудниками ОГПУ перед зарубежными эмиссарами. Ничего не подозревавшие «засланцы» НСЗРС и ВМС от имени руководителей ЛД в течение ряда лет исправно слали «секретные донесения» в Париж, Берлин и Варшаву о готовом вспыхнуть вот-вот всеобщем восстании в ненавистной совдепии. В итоге для них и их хозяев, иностранных спецслужб, все закончилось крахом, и тогда озлобленные вожди белого движения на свое поражение ответили актами террора.

С конца 1926 года боевики РОВС с территории Польши и Румынии активизировали бандитские вылазки на западные территории Советского Союза. Ряд террористических актов им удалось совершить в центре страны. В Ленинграде они сумели проникнуть в партийный клуб и бюро пропусков управления ОГПУ, заложить бомбы и привести их в действие. В результате взрывов погибли десятки человек. Аналогичные террористические вылазки были осуществлены в отношении советских учреждений и их представителей в Варшаве и Париже.

Все это вынудило партийное руководство страны принять решение о нейтрализации главных организаторов этих акций. Выполнение данной задачи было возложено на ОГПУ. После смерти Савинкова и Рейли главной его целью стал глава РОВС А. Кутепов. Несмотря на серьезные потери, понесенные «Союзом» в ходе операции «Трест», генерал с маниакальным упорством продолжал верить в то, что внутри России еще остались силы, опираясь на которые ему удастся свергнуть власть большевиков. В этом заблуждении его не могли разубедить даже такие авторитетные лидеры белого движения, как П. Врангель и А. Деникин. В ноябре 1929 года в одной из бесед с Деникиным, когда тот пытался убедить Кутепова в невозможности существования в СССР мощной антисоветской организации, с помощью которой можно было бы свергнуть власть большевиков, он заявил: «Великие движения распространяются по всей России. Никогда еще прежде так много людей «оттуда» не приходили ко мне с просьбой о сотрудничестве с их подпольными организациями».

Эту иллюзию у главы РОВС искусственно поддерживали агенты ОГПУ, которых хватало в его ближайшем окружении. До последнего своего дня он не подозревал о том, что «правая рука» и бывший начальник штаба во время гражданской войны генерал Штейфон уже давно сотрудничал с советской разведкой. Несколько «успешных» нелегальных поездок Штейфона в Россию, из которых он привез «обнадеживающую» информацию о зыбкости режима большевиков, еще больше укрепили решимость Кутепова. Но генералу, в отличие от Савинкова и Рейли, хватило ума не совать голову в петлю, подготовленную ОГПУ. И тогда в ИНО была разработана операция по его похищению.

Общее руководство осуществлял признанный мастер оперативных комбинаций Артузов, сменивший в 1930 году на посту начальника ИНО Трилиссера. К участию в ней были привлечены силы нелегальной резидентуры во Франции и так называемой «группы Яши». Ключевая роль в операции отводилась агентуре, именно ей предстояло усыпить бдительность Кутепова и заманить его в ловушку. Для непосредственного руководства операцией в январе 1930 года в Париж прибыл сотрудник центрального аппарата ИНО С. Пузицкий, проявивший себя в предыдущих операциях «Синдикат-2» и «Трест».

Чтобы не вызвать подозрений у Кутепова и отсечь охрану, замыслом операции предусматривалось доведение до него через агентуру информации о приезде из России курьеров подпольной антисоветской организации. Их роль предстояло исполнить резиденту ОГПУ в Париже Н. Кузьмину и агенту-нелегалу А. Фихнеру. Прикрытие встречи должны были обеспечивать боевики из «группы Яши». В качестве подстраховки, на случай сопротивления Кутепова, один из них должен был сыграть роль полицейского. И когда наконец все было готово, Штейфон сообщил генералу о приезде в Париж двух курьеров. Тот без колебаний согласился на встречу с ними. Чтобы «уйти» из-под наблюдения агентов ОГПУ, о которых только и говорили в РОВС, она была назначена в такси.

26 января 1930 года Кутепов, соблюдая требования конспирации и никого не поставив в известность, вышел в город и отправился на явку с «курьерами». Такси находилось на обусловленном месте, и когда генерал стал в него садиться, заподозрил неладное, но было поздно, «полицейский» запихнул его внутрь. После короткой борьбы ему в нос ткнули пропитанный усыпляющим средством платок, и все было кончено. В то время как соратники Кутепова с французской полицией пытались отыскать его следы, три машины, в одной из которых находился генерал, неслись на север, в порт Гавр. Там ждал советский пароход, чтобы взять на борт «груз» и доставить на Лубянку. Но живым Кутепова не довезли: в дороге у него отказало сердце.

Значительных успехов ИНО удалось добиться не только в борьбе с зарубежными антисоветскими организациями, но и с иностранными спецслужбами. Советская агентура смогла проникнуть не только в военные штабы, но и в разведывательные органы Польши, Германии, Франции и Китая. Значительный вклад в индустриализацию страны внесли как легальные, так и нелегальные резидентуры. Разрушенная многолетней войной, промышленность страны, потерявшая огромное количество квалифицированных кадров, значительная часть которых после революции выехала за рубеж, остро нуждалась в новейших технологиях, чтобы совершить прорыв в будущее. И здесь важную роль сыграла разведка. В Германии на заводах Круппа ей удалось получить доступ к секретам технологии изготовления искусственных алмазов, что позволило совершить революцию в отечественном станкостроении. Там же, на авиационных предприятиях фирмы «Юнкерс», путем внедрения и вербовок среди инженерно-технического состава были добыты важные чертежи и отдельные узлы новейших разработок.

Наряду с успехами в деятельности советской разведки в конце 1920-х годов имели место и серьезные провалы, сопровождавшиеся громкими политическими скандалами. В марте 1927 года оказалась «засвеченной» вся агентурная сеть в Варшаве. Спустя месяц в Пекине была арестована группа советских агентов, а после проведения полицией обысков в помещениях консульства было обнаружено большое количество материалов шпионского характера. Следующий, не менее мощный удар по разведке нанесла французская контрразведка. Ей удалось выявить действовавшую во Франции резидентуру, и все ее восемь агентов во главе с Ж. Креме, видным функционером французской компартии, были арестованы.

Но самое сокрушительное поражение ИНО понес в Великобритании. В руки контрразведки (МИ-5) попали секретные коды советских дипломатов. Кроме того, ей удалось внедрить своего агента в состав британской резидентуры, действовавшей под «крышей» англо-советского торгово-промышленного общества «Аркос». После того как у контрразведки оказались неопровержимые доказательства шпионской деятельности, она произвела налет и обыск в помещениях «Аркоса». Его результаты превзошли все ожидания: в руках МИ-5 оказались горы шпионского материала.

Разразился грандиозный политический скандал. Премьер-министр С. Болдуин потребовал выдворения из Великобритании в полном составе сотрудников советского посольства, торгпредства и объявил о разрыве дипломатических отношений, которые были восстановлены только в июне 1929 года с приходом к власти лейбористов во главе с Р. Макдональдом.

Правительство консерваторов, с самого начала не принявшее власть большевиков, теперь, поймав их «за руку», торжествовало свою победу. Министр иностранных дел О. Чемберлен не преминул лишний раз насладиться ею. 26 мая 1927 года при беседе с советским поверенным в делах Великобритании А. Розенгольцем, он в жесткой форме сообщил о разрыве дипломатических отношений.

Тому в ответ нечего было сказать, поскольку в распоряжении Чемберлена находились не только шпионские материалы, захваченные МИ-5 в «Аркосе», но и расшифровка его собственной секретной телеграммы, направленной 1 апреля в НКИД. Британский министр не удержался от того, чтобы снова принизить Розенгольца, и в язвительном тоне озвучил ее содержание:

«В ней вы просите материалы, которые позволят вам поддержать политическую кампанию против правительства его величества».

За все послереволюционное время это был самый болезненный удар по политическому престижу СССР и отечественной разведке. Она на целых два года потеряла официальные прикрытия для своей деятельности в Великобритании.

Не намного лучше ее положение было и во Франции. После провала парижской резидентуры и побега в октябре 1929 года из посольства поверенного в делах Франции Г. Беседовского, выступившего с разоблачениями «гнезда шпионажа на улице Гренель», где размещалось здание советской дипмиссии, все его работники оказались под плотным «колпаком» контрразведки.

В связи с этим в руководстве НКВД и ИНО были проанализированы причины имевших место провалов. Одна из них, лежавшая на поверхности, становилась все более очевидной и заключалась в положении самих резидентов. Большинство из них организовывало работу с агентурой с легальных позиций: посольств, консульств и торгпредств. В случае предательства агентов или попадания их в поле зрения иностранных спецслужб следы неизбежно вели в официальные советские представительства за рубежом. Существенно снижало эффективность работы резидентур и делало их более уязвимыми для иностранных спецслужб и то обстоятельство, что при вербовке агентов акцент делался на активистов местных коммунистических и социалистических партий, которые, как правило, находились под жестким оперативным контролем полиции и контрразведки.

Другая, и немаловажная, причина имевших место провалов была связана с недостатками организационного характера. В частности, в переписке с Москвой дипломаты и сотрудники резидентуры для закрытия информации использовали долговременные коды, что облегчало иностранным спецслужбам их расшифровку. В довершение ко всему секретные материалы годами хранились в помещениях посольств и зарубежных представительств.

Кроме того, быстрый и значительный рост количества резидентур привел к кадровому голоду. В начале 1930-х годов они действовали в большинстве стран Западной и Восточной Европы, на Ближнем Востоке, Китае и Северной Америке. В помощь к разведчикам, имевшим опыт подпольной революционной борьбы, пришло много молодежи, слабо владевшей приемами конспирации, самонадеянно полагавшей, что в «загнивавшем капиталистическом обществе» большинство является их союзниками, а не противниками, и потому допускавшей небрежность в работе с агентурой.

На эти провалы в разведке жестко отреагировали и партийные органы. В январе 1930 года на заседании Политбюро ЦК ВКП (б) ее деятельность была подвергнута жесткой критике. После этого вся переписка посольств и резидентур с Москвой стала зашифровываться разовыми «ключами». Секретные материалы хранились на местах не более месяца, а затем диппочтой отправлялись в архивы наркоматов или уничтожались.