Текст книги "Инструктор по выживанию. Чрезвычайное положение"

В конторе не обманули, грузовик с работягами подъехал к участку в десятом часу утра. Машина осталась у забора, через калитку протащили шланги, и через два часа работы на газон полилась чистая прозрачная вода.

– Все, хозяин, – заверил Егора один из специалистов, пересчитывая деньги, – года на два тебе хватит, если не больше.

«Надеюсь», – Егор проводил спецов и закрыл за ними калитку. Так, с этим покончено, теперь дальше – он остановился перед сложенным на газоне утеплителем и брусом для каркаса. Вроде верно все подсчитал, на утепление стен, пола и крыши этого добра должно хватить. Потом глянул на небо, поморщился с досадой – так и есть, собирается дождь. А что, все верно, все по закону подлости – пока думал да соображал, солнце палило, а как до дела дошло, так сразу «возможны осадки».

– Разберусь, – пробормотал Егор, – завтра и начну, с утра. За неделю управлюсь.

Мелкий нудный дождик стучал по крыше и подоконникам всю ночь, под эту капель Егор отлично выспался и утром первым делом покатил на родник. Там же и умылся в ледяной воде, набрал полные канистры и, не торопясь, поехал обратно, объезжая размокшую грунтовку по траве и кочкам. Единственной живой душой, попавшейся ему на пути, был серый полосатый кот с мышью в зубах. Егор уступил охотнику дорогу и двинулся дальше. Мимо пустых домов и заброшенных участков, вдыхая сырой утренний воздух, он пробежал минут за семь, перешел на шаг и остановился у своей калитки. Красота-то какая и тишина, даже жутковато, словно и живых вокруг нет, даже чертова псина заткнулась Егор вошел во двор и остановился перед грудой утеплителя, потом посмотрел на крышу дома. С чего сегодня начнем? От размышлений оторвал шорох за спиной – в смородине показался Иван Михайлович. Выглядел он неважно – бледный, губы синюшные, руки подрагивают.

– Ты чего? Плохо? Сердце? Дышать больно? – на все вопросы старик мотал головой.

– Нет, нет, нормально все, голова только болит… Ты новости смотрел? – оборвал он Егора.

– Нет, – ответил тот, – у меня и телевизора-то нет.

– Пошли к нам. Пошли, пошли, – потребовал дед, – посмотришь.

Егор повесил мокрое полотенце на перила крыльца и полез следом за соседом в заросли смородины. Надежда Георгиевна сидела перед маленьким телевизором, Егор поздоровался с женщиной, остановился у нее за спиной. На экране с воем и огнями пронеслась полицейская машина, вылетела на тротуар, едва не врезавшись в стекло витрины, но успела уйти влево и пропала из виду. Камера поехала вбок, и картинка получилась смазанной, Егор успел рассмотреть лишь толпу, перегородившую проезжую часть, битое стекло на асфальте, покрытое алыми каплями.

– Видал? – комментировал рядом дед. – Со вчерашнего дня началось.

– А что началось-то? – Егор смотрел то на экран, то на подернутое сизой дымкой небо. Кажется, дождь собирается, а он тут дурака валяет…

– То ли демонстрация в Москве была, то ли митинг – я толком не понял, – докладывал обстановку сосед, – и кто первый начал – непонятно. Кто говорит, что полиция огонь открыла, кто – что из толпы стреляли.

На экране появилась цепь омоновцев, «черепаха» шла на беснующуюся толпу. Перед цепью наступающих разбилась бутылка с зажигательной смесью, кто-то успел отскочить назад, кто-то оступился и замешкался. Экран заволокло дымом, ведущий захлебнулся от собственных эмоций, Надежда Георгиевна вскрикнула, Егор отвернулся и направился к забору.

– Черт с ними, пусть бесятся, – сказал он на прощанье. – Мало ли дураков на свете. Сейчас им рога-то пообломают.

Каркас из бруса был готов к вечеру, работу Егор заканчивал под мелким моросящим дождем, поужинал наскоро и плюхнулся спать, с твердым намерением встать завтра пораньше. Собака и соседи вели себя тихо, не бесновались, со стороны Тихоновых тоже не доносилось ни звука, и Егор быстро уснул под мерный стук дождевых капель по подоконнику. Следующий день, как и планировалось, начался рано, и в восемь утра работа уже кипела вовсю. Но Иван Михайлович тоже не дремал, он явился с визитом через час и напросился Егору в помощники.

– Ну, что там? В Москве? – Егор закрепил в ячейке фрагмент утеплителя и взял из рук деда следующий.

– Стреляют, – отозвался Иван Михайлович, – всю ночь стреляли. Сегодня утром передали – убиты полицейские, оружие исчезло.

– Интересное кино, – протянул Егор, – пойти посмотреть, что ли? Некогда, – он глянул на серые низкие тучи и занялся утеплителем.

– Сейчас, – сосед вернулся через пару минут, вынес из кухни табуретку и поставил на нее телевизор, включил его.

– По последним данным, в ходе беспорядков в городе погибли двадцать семь человек, пятьдесят шесть пострадали, из них двадцать три – полицейские, больше трехсот человек были задержаны. Что касается ущерба, были сожжены два административных здания, офисы нескольких компаний, а также полтора десятка автомобилей, – к словам ведущего выпуска новостей Егор почти не прислушивался, внимание отвлекала картинка. Сгоревшие магазины, дым из окон домов и баррикады. Примитивные, из всякого рода железок и деревяшек, такую преграду запросто снесет любой бульдозер, не говоря уже о танке. Около баррикад тоже костры, потому что там дежурят круглые сутки. Оружие – железные и деревянные палки, прутья арматуры, аккуратно сложенные в кучки булыжники, вывороченные из тротуаров, да несколько бутылок с бензином.

– «Молотов» нам нужен на случай, если ОМОН начнет атаку, ведь у них автоматы, – захлебывающимся голосом пояснял съемочной группе некто, по самые глаза замотанный в черный, в белую клетку платок. Репортаж оборвался неожиданно – при звуке близкого выстрела протестующий кинулся к баррикаде, телевизионщики – в другую сторону. На этом выпуск новостей закончился, потом долго шла реклама, за ней началась черт знает какая по счету серия бесконечного сериала.

– Что скажешь? – деду не терпелось обсудить происходящее, но поддержки от Егора он не дождался.

– Разберутся, – проворчал он и полез по приставной лестнице на крышу.

– Что-то долго они разбираются, – съязвил ему в спину дед, – второй день уже.

Ничего не изменилось и на третий день, и на четвертый, кроме того, что от жары не осталось и следа, а дожди шли все чаще. Утеплитель на стенах дома укрыла ветрозащитная пленка, сверху лег сайдинг. Егор собрал с газона остатки строительного мусора, убрал все в огромные пакеты и поставил их у калитки. Все, успел, можно выдохнуть и расслабиться. А потом можно и печкой заняться – место в доме он ей определил, теперь передохнуть денек и вперед. Через весь поселок Егор потащил тяжелые пакеты к мусорке, зашвырнул их в полупустой контейнер и направился к дому.

– Все, доигрались, – встретил его Иван Михайлович, – ЧП в Москве ввели, на месяц. И войска вводят, для наведения порядка.

– Да ладно? – не поверил старику Егор. – Это власть с перепугу, что ли? Думаю, сейчас и.о. гаранта из-под кровати калачом выманивают, главное, чтобы он со страху кнопку в ядерном чемоданчике с айфоном не спутал. А на каркасе памятника Петру Первому установлена баллистическая ракета, замаскированная под одну из мачт корабля.

Иван Михайлович усмехнулся и пропустил Егора вперед, закрыл за ним калитку. Через четверть часа выпуск новостей расставил все по местам.

– В связи с произошедшими массовыми беспорядками в целях обеспечения общественной безопасности, восстановления законности и правопорядка, защиты прав и свобод граждан и в соответствии с Федеральным законом ввести в границах города Москва чрезвычайное положение на срок тридцать дней. Также в Москве вводится комендантский час с двадцати трех часов до семи часов утра на все время действия чрезвычайного положения, – вид у ведущей выпуска был такой, словно на нее смотрела не камера, а дуло автомата. Дальше пошли прямые включения с московских улиц – перечисление, сколько, чего и где сгорело, стрельба за кадром. Крупно показали избитых обезоруженных заморышей-срочников, труп офицера-вэвэшника, начальника патруля, убитого двумя ударами ножа в спину. Дальше снова раздались выстрелы, сюжет закончился хаотичным метанием камеры по окнам верхних этажей домов и верхушкам деревьев.

– Что творится, – чуть не плача, произнесла Надежда Георгиевна и ушла на второй этаж дома. Дед хотел что-то сказать, но передумал, Егор, не отрываясь, смотрел на экран. Следующее прямое включение велось от гигантского торгового центра с выбитыми витринами, там оцепление полиции и солдат сдерживало напор толпы. За спинами людей показались на миг машины с пробитыми булыжниками лобовыми стеклами, рядом сновали, пригнувшись, как под обстрелом, смуглолицые горбоносые гости столицы.

– Вон и бараны твои побежали, – брякнул дед. Егор оторвал взгляд от экрана и подошел к окну.

– Не мои, – отозвался он. Старик умолк, из динамиков телевизора неслись крики вперемешку со стрельбой.

– Петька звонил? – спросил Егор, чтобы не молчать.

– Да, да, звонил, – оживился Иван Михайлович, – вчера и сегодня утром. Офис у них не работает, их за свой счет отпустили. Как ты думаешь, это надолго?

– Откуда же я знаю? – удивился Егор. – Может, на неделю, может, на две. Ничего, отдохнет твой Петька…

– Да я не про отпуск, – перебил Егора дед, – про все это…

Ответить было нечего, и Егор снова уставился на клумбу с роскошными розовыми и белыми астрами. Старик побегал по комнате и снова заговорил, обращаясь к спине собеседника:

– Я в девяносто первом в Москве работал и двадцатого августа повез свою знакомую иностранку в Шереметьево. Она была в панике и все успокоительные пила – так ей страшно у нас было. Едем, значит, а навстречу нам по Ленинградке танки идут, в «Шарике» давка, но улететь можно было. Специально подошел тогда к кассе, уточнил – билеты продавались. Я к чему это говорю, – с деланым, нездоровым воодушевлением продолжил дед, – Россия не Тунис и не Египет. ВВ, армия и менты размажут любителей пострелять в считаные дни, а значит, достаточно пересидеть самый максимум, неделю-другую, и стрельба прекратится. Я так думаю, – выдохнул он и умолк.

– Ну, да. Наверное, примерно так же рассуждал средний класс в России в феврале семнадцатого года, – ответил Егор, – а вообще на девяносто третий похоже. Очень. Словно на восемнадцать лет назад провалились. Только… – он не договорил, хозяин дома перебил его:

– Точно, в девяносто третьем то же самое было, и ничего, обошлось все. Да ты, наверное, и не помнишь.

– Почему, помню, – Егор отвернулся от окна, посмотрел на взъерошенного деда, потом на экран телевизора, – я тогда школу спецом прогулял, чтобы прямую трансляцию по CNN посмотреть, репортаж по всем каналам показывали. И в Москву поехать собирался, чтобы танки поближе рассмотреть. Хорошо, что не поехал, а то лежал бы уже под травкой с простреленной головой, как отец.

Снова стало тихо, на экране от неразделенной любви страдала блондинка с силиконовым бюстом, Егор взял пульт и принялся переключать каналы.

– Серега тогда не в ненужном месте в ненужное время оказался, – заговорил Иван Михайлович, – его же у Белого дома тогда?

– Да, у метро «Баррикадная». Я потом туда ездил, место это нашел, где их машина стояла, – Егор, не отрываясь, смотрел сериал, – а через полгода мать извещение получила, что командиру отдельного гвардейского разведывательного батальона мотострелковой дивизии полковнику Архипову посмертно присвоено звание «Герой Российской Федерации».

Смотреть на загримированные с неестественными гримасами рожи было невмоготу, и Егор выключил телевизор. В комнате стало тихо, так тихо, что слышался стук дождя по подоконникам.

– Помню, – Иван Михайлович забрал у Егора пульт и сел рядом за столом, – его ведь одним выстрелом вроде?

– Да, он из машины выскочил, чтобы раненому до укрытия добраться помочь, тут их обоих и порешили. Мне потом сослуживцы отца рассказывали, что никто так ничего и не понял. Один говорит – свои же, из-за несогласованности действий командования. О местах дислокации частей других ведомств их не уведомляли, не была связь между подразделениями организована, – воспоминание не ранило, и Егор говорил о гибели отца спокойно, даже отстраненно. То ли времени много прошло, то ли все пережитое после взяло верх над старыми, полудетскими еще эмоциями, то ли то и другое сразу. Поэтому он легко вспомнил и поведал перепуганному и ошарашенному старику все подробности давней трагедии: – Другой говорил, что это снайпер работал. Потом узнали, что пули, которыми были застрелены жертвы снайперов, такого калибра, которого не было на вооружении ни у армии, ни у милиции.

– А кто же тогда стрелял? – решился задать вопрос Иван Михайлович.

– Не знаю. Инопланетяне, наверное, – Егор поднялся со стула и направился к двери, – ему лет тогда было так же, как мне сейчас, не намного больше. Пойду, у меня еще дел полно.

Старик бормотал что-то вслед, провожая Егора до дыры в заборе. Егор послонялся по участку, загнал велосипед в сарай, заглянул в баню. Дел-то и нет никаких, наврал он старику, чтобы поскорее разговор свернуть. И дождь, как назло, закончился. И от тишины жутко, хоть бы псина голос подала, так нет, молчит, когда не надо. Радио бы послушать, а оно в квартире осталось… В квартире. Егор направился к дому, переоделся, взял деньги и на всякий случай положил в карман рюкзака свои документы. В Москве ЧП, а что здесь, поблизости, пока неизвестно. Но людей в форме лучше лишний раз не злить, нервы у них сейчас и так ни к черту.

– В город съезжу, – сообщил Егор выглянувшему на стук калитки Ивану Михайловичу, – из дома заберу кое-что и сразу назад.

– В аптеку зайди, – попросил старик, – от давления что-нибудь возьми.

– Хорошо, – согласился Егор и зашагал мимо обитаемых и заброшенных домов к пруду и дальше, через кладбище к остановке. Маршрутку он ждать не стал, попутка нашлась через десять минут. В компании не совсем трезвых рыбаков, возвращавшихся домой без улова, Егор добрался до города за пятнадцать минут. По дороге он все прислушивался к звукам, доносившимся из магнитолы, но за смехом и криками толком разобрать ничего не смог. Выскочил из «Нивы» на перекрестке перед светофором и рванул было к дому, но вспомнил про аптеку и двинул в другую сторону, к вокзалу. Там самое большое в городе скопище торговых центров, магазинчиков, палаток и прочих подобных очагов «культуры». И аптек среди них штук пять, не меньше, там и от давления средства найдутся, и от головы, и от сердца. Но первым делом продуктовый магазин надо посетить, не проходить же мимо, раз тут оказался.

Очередь перед входом волновалась, кто-то тянулся на носках вверх, кто-то стоял неподвижно или переговаривался с соседями. Егор постоял с минуту, присматриваясь к обстановке, и спросил мелкого насупленного мужичка с клетчатой кошелкой в руках:

– Что тут у вас? Почему не заходите?

– Закрыто, – сиплым голосом ответил тот, – полтора часа уже ждем.

Вот она, первая ласточка. Прилетела, подлая. Ушлые торгаши быстро сообразили, в чем дело, и сейчас переписывают ценники, и в какую сторону изменится стоимость продуктов, сообразить совсем не трудно. Егор протолкался через толпу и грохнул кулаком по металлической створке.

– Закрыто, закрыто! – дверь чуть приоткрылась, из щели смотрел недовольный, сильно помятый мужик в черной форме чоповца. – Валите, а то…

Договорить он не успел – Егор сгреб его за воротник и прижал щекой к стеклу.

– Учет? Инвентаризация остатков? – негромко спросил он и чуть сильнее сдавил ворот на шее охранника. Тот закашлялся, вытаращил глаза и хрипло зашептал в ответ:

– Да почем я знаю! С утра открылись, как обычно, а через час велели двери закрыть. Я ж просто охранник, – умоляюще смотрел он на Егора.

Он оттолкнул охранника назад, и тот, смешно взмахнув руками, улетел к другой двери. Та оказалась на фотоэлементах, услужливо открылась сама, и чоповец приземлился на задницу.

– Сволочи, – выругался кто-то за спиной, толпа начала расходиться, и Егор пошел следом за людьми. Он не торопился, шел медленно, осматриваясь по сторонам. Народу вокруг было слишком много, толпы людей бесцельно бродили из конца в конец привокзальной площади. И ни одного полицейского вокруг, ни одной патрульной машины. Или это у них в порядке вещей, когда сотни человек мечутся по ограниченному пространству в поисках еды и воды? И прочего, необходимого человеку для удовлетворения естественных потребностей. И все до единого магазинчика и мелкой лавчонки закрыты. Все, можно уходить, ловить здесь нечего. В аптеку тоже соваться бессмысленно, но это как раз ерунда, его запасов хватит на троих… Зато банк под охраной, на высоком крыльце перед закрытыми дверями привалились к стене два вооруженных полицая в брониках и шлемах.

Впереди и справа раздался резкий короткий крик, звон, и эти звуки произвели на толпу странное воздействие – почти спокойные, неторопливо проходившие мимо по своим делам люди вдруг словно очнулись от сна. Они дружно рванули в разные стороны, послышались крики, угрозы, где-то заплакал ребенок. Егор успел отскочить в сторону, к решетке ограды и убраться с пути толпы. Он постоял так немного, подпрыгнул, ухватился за край ажурной решетки и оказался над толпой. Все понятно – «инвентаризация» завершена, и кое-какие магазины уже открылись, но обычно полностью распахнутые двери теперь ограничились одной чуть приоткрытой створкой. Егор спрыгнул на асфальт и направился к одной из мелких лавочек, рядом уже собралась небольшая толпа. Через приоткрытую дверь выглядывала продавец в синем халате, высматривала что-то в зажатом в руке листке бумаги.

– Двести рублей! – выкрикнула она, и люди сдавленно охнули в ответ.

– Да чтоб ты подавилась! – заголосила оказавшаяся рядом с Егором бабка. – Сволочи толстомордые! Сама жри за такие деньги! – и, расталкивая толпу локтями, решительно потопала прочь.

– Что двести рублей? – тихо спросил Егор у стоявшей неподалеку женщины.

– Вода, бутылка полтора литра, – так же тихо ответила она.

– Давай! – крикнула другая покупательница, протиснулась вперед, сунула торговке пятисотку. Деньги исчезли в недрах палатки, оттуда же появилась обычная бутылка с газированной минералкой. – И сдачу! – потребовала женщина.

– Мелких нет, – был ответ.

– А ну отдавай деньги и забирай свою воду! – заверещала баба, но металлическая дверь палатки мигом захлопнулась. Тетка в бессильной злобе грохнула по ней несколько раз кулаком, вскрикнула от боли и, проклиная все на свете, пошла прочь.

Егор отошел в сторону. Дело было не просто дрянь – на его глазах происходило то, о чем он только слышал когда-то на лекциях или читал. Анархия – мать не порядка, а хаоса, в который, сам того не замечая, сползал город. «В гробу я все это видел», – Егор выбрался из толпы и зашагал прочь. Сейчас же забрать из квартиры приемник, еще кое-что по мелочи и сразу назад, в поселок. Егор сел в подъехавшую «Газель». Народу было немного, салон оказался почти пуст. В самом его конце, у задних дверей сидела заплаканная пожилая женщина с кучей сумок, два подростка лет по четырнадцать и чем-то жутко недовольный мужик с бородавкой на потной лысине. Егор уселся на свободное место, передал за проезд. Водитель усмехнулся при виде денег, повернулся к Егору.

– Ты чего, не видишь? – он ткнул пальцем куда-то вверх. – Или неграмотный?

Егор поднял голову – на стене салона висел криво пришпиленный свежеотпечатанный лист. «Стоимость проезда – сто рублей» – гласила черная жирная надпись на нем.

– Доплачивай, – вальяжно распорядился водитель и медленно отъехал от остановки.

Егор посмотрел на остальных пассажиров – пенсионерка всхлипнула, мужик с бородавкой отвернулся, подростки смотрели в окно.

– Кому не нравится – идут пешком, – весело прокомментировал водитель.

Егор вздохнул глубоко, обернулся назад.

– Останови, – вежливо попросил он.

– Пожалуйста, – водила резко надавил на тормоз, «Газель» будто вкопали в землю. Из рук женщины выпала сумка, по полу разлетелись упаковки лекарств. Один из мальчишек бросился помогать, подобрал несколько блистеров, передал пенсионерке. Егор привстал, схватил водителя за грудки, встряхнул, как нашкодившего щенка. Водила врезался затылком в стекло дверцы, попытался вырваться, но лучше бы он этого не делал – Егор рванул его на себя и приложил лбом о спинку переднего сиденья уже от души, с силой.

– Ты что творишь, паскуда? Бесплатно повезешь, куда скажу, урод!

Егор говорил очень тихо, не орал, но чувствовал, как начинает дергаться край верхней губы – верный признак того, что оппонента надо либо отпускать, либо добивать. Егор еще раз как следует встряхнул зарвавшегося водилу, отшвырнул назад и услышал, как у того щелкнули зубы.

– Сдачу давай, – будничным ровным голосом приказал Егор, и отпущенный на свободу водитель, шмыгая разбитым носом, послушно отдал ему мелочь. – Всем, – коротко пояснил смысл первой фразы Егор и быстро посмотрел на замерших пассажиров. Мальчишка так и застыл, пригнувшись к полу с зажатой в руке яркой коробочкой, второй глупо таращился на Егора. Пенсионерка же, наоборот, одобрительно улыбалась, с победным видом поправляла очки.

– Давай, давай, сволочь, – это встрял бородавчатый мужик, – чтоб тебе до дома не доехать, скотина!

Егор взял из рук водителя деньги, пересчитал, раздал, как кондуктор, сдачу.

– Все верно? – спросил просто так, для острастки.

– Да, верно, – подтвердили все, а женщина добавила:

– Благодарю вас, молодой человек. У вас редкий дар быстро и доходчиво объяснять людям простые вещи. Говорю вам это как заслуженный учитель. Вы педагог?

– Нет, к сожалению. Была попытка, но, увы, не прошел по конкурсу, – так же церемонно ответил Егор и, повернув вполоборота голову, скомандовал водиле: – Пошел. Без остановок до конечной.

«Газель» рванула с места и остановилась только один раз – у желтого павильона конечной остановки. Первыми из салона выскочили подростки, затем, сопя, выбрался мужик с бородавкой. Он галантно помог выйти из «Газели» пожилой женщине, Егор прикрывал отход. Он замешкался ненадолго, сорвал листок с ценой проезда, смял его и швырнул комок на переднее сиденье.

– Живи, сволочь, – попрощался он с водилой, тот попытался что-то вякнуть в ответ, но передумал. Егор выпрыгнул из салона, распрощался с пенсионеркой, направился к дому. На площадке – обычная куча гнили, только поменьше, и запашок не такой насыщенный, как неделю назад. Размышлять об особенностях диеты фанатиков-соседей было некогда, в квартире Егор первым делом включил телевизор и занялся сбором вещей.

– Столкновения с войсками и полицией произошли также и в других городах, где с сегодняшнего дня вводится чрезвычайное положение, – вещал с экрана бледный, с бегающими глазами ведущий, – напоминаем, что режим ЧП, в частности, подразумевает запрет на проведение собраний, митингов и демонстраций, шествий и пикетирований, а также зрелищных, спортивных и других массовых мероприятий; запрет на забастовки и иные способы приостановления или прекращения деятельности юридических лиц…

Дальше вместо сериала в эфир пустили старое, черно-белое кино о покорении целины. Егор вспомнил, что видел этот фильм в последний раз, когда учился то ли в пятом, то ли в шестом классе. Он положил в рюкзак приемник, найденные в шкафу на кухне батарейки и проверил краны. Надо же, какой сюрприз – есть горячая вода, и напор приличный.

– Наверное, медведь где-то сдох, – Егор перекрыл вентили воды и газа, выключил телевизор, выдернул из розетки шнур. Все, можно отчаливать, здесь его ничего не держит. Он вышел из квартиры, закрыл дверь и побежал по лестнице вниз, подальше от тухлого запаха плесени и разложения. На улице хорошо, свежо и прохладно – идет дождь, и под порывами ветра летят с берез и тополей желтые листья. «Вот и лето прошло», – Егор натянул на голову капюшон, поправил за спиной рюкзак и зашагал к остановке. Под крышей желтого павильона он оказался единственным пассажиром. Егор уселся на лавку, поставил рядом рюкзак и смотрел то на проносившиеся мимо машины, то вдаль, в ожидании маршрутки. Через сорок минут стало понятно, что так он далеко не уедет – быстро холодает, ветер и дождь усиливаются, а общественного транспорта на горизонте что-то не видать. Пришлось подниматься и выходить под колючую морось. Попутка нашлась минут через пятнадцать, и водитель «Соболя» первым делом проорал в приоткрытую дверь:

– Только до поста!

– Ладно, – согласился Егор и уселся рядом с водилой. До поста означало до пересечения дорог, где когда-то находился пост ДПС, а сейчас на его месте кто-то предприимчивый оборудовал АЗС. «Соболь» проехал по опустевшим с началом непогоды улицам города, промчался мимо гаражей на выезде, пустырь за ними и вырвался на простор. Водитель попался неразговорчивый, он вцепился в баранку обеими руками и не отводил взгляд от дороги. Обычный плотный поток машин шел в обе стороны, в Москву и обратно двигалось примерно одинаковое количество транспорта. Егор смотрел в сторону, на тоскливые мокрые деревья узкой лесополосы, на покрытое бурой травой поле за ними. Показался и проплыл мимо основательный, двухэтажный кирпичный дом за мощным, сложенным из кирпича забором, ворота и калитка наглухо закрыты, поблизости ни души. Загавкала где-то собака, и, судя по голосу, серьезная сторожевая псина, но «Соболь» был уже далеко. По краям дороги снова пошел березняк, машина съехала на обочину и остановилась.

Егор уже открыл дверцу, собираясь выскочить под дождь, но веселенький мотивчик из динамика магнитолы оборвался, раздались позывные радиостанции. И едва только стих последний протяжный звук, в эфире раздался голос диктора. Запись это была или нет, Егор определить не смог, да особо и не старался, просто слушал, не вникая в смысл произносимых за десятки километров отсюда слов:

– Сегодня в три часа утра Президент России скончался от полученных ран, не приходя в сознание. Врачи до последней минуты боролись за его жизнь, но оказались бессильны…

Пассажир и водитель молча переглянулись и дружно уставились на магнитолу, но выпуск новостей оказался краток, диктор пообещал держать уважаемых радиослушателей в курсе событий и пропал. Егор прислушивался к себе и понимал, что слова пролетели мимо, не задев его чувства и разум, не оставив следа, и не только потому, что не имели к нему никакого отношения. Он был готов к такому исходу, финал был просто отложен во времени и вот теперь состоялся.

– Счастливо тебе, – Егор расплатился с водителем, забрал рюкзак и спрыгнул на песок обочины. От перекрестка до поселка осталось километров семь или два – два с половиной часа ходьбы. Егор посмотрел на часы – половина второго, значит, дома он будет к четырем. «В баню успею», – от одной мысли о горячей воде стало теплее, да и дождик закончился. Егор перебежал дорогу, стороной обошел заправку с выстроившимися к топливораздаточным колонкам очередями машин и зашагал по обочине. Машины неслись ему навстречу одна за другой, из-под колес летели брызги воды из луж и ошметки грязи. Егор, как мог, шарахался в сторону, уворачивался от «душа», пару раз ему даже пришлось спрыгнуть в поросшую осокой и камышом канаву, чтобы пропустить караван огромных тяжелых фур. Последняя подняла такой фонтан грязи, что Егору пришлось отступить в лес.

Он остановился у двух сросшихся берез, посмотрел машинам вслед и на дорогу возвращаться не стал, пошел дальше по мокрым листьям и мху. Еле заметная тропинка вела вдоль трассы, но скоро ушла влево, в глубь леса, и Егор шел мимо деревьев параллельно дороге. Шум двигателей и раздраженных сигналов стал тише, его заглушал шум ветра в верхушках деревьев. Егор переступал через кривые, поросшие зеленым мхом корни елей, перебирался через небольшие завалы до тех пор, пока на пути не оказалось небольшое болотце. Топкое, с ржавой водой место пришлось обходить стороной, через березняк. Здесь было так тихо, что слышался шум капель по еще не успевшим опасть листьям, Егор втягивал в себя тревожные и острые запахи леса, как взявшая след гончая.

И не зря – один за другим ему попались четыре отличных крепких боровика. Егор срезал их, придирчиво осмотрел ножки и шляпки на предмет червивости, но продукт попался отменный.

– Суп сварю, с лапшой.

Егор срезал с орешника прутик, ободрал его и нанизал грибы, как на вертел. Скоро к белым прибавились два подберезовика, еще один Егор забраковал, но частично, взял только не тронутую червяками шляпку. После березняка пошел ельник, но не глухой и мрачный, а вперемешку с ольхой, и почти на самом его краю Егору попался пень, поросший молодыми опятами. Пришлось останавливаться, искать в рюкзаке пакет и складывать в него срезанную добычу.

– А это завтра на обед пожарю.

Егор с полным пакетом в руках двинулся на шум машин. Светлый тихий березняк от смешанного сумрачного леса отделяла сухая, заросшая высокой травой неглубокая ложбина. Егор сбежал с пригорка, остановился на полпути и взял вправо. Береза упала очень удачно, корень выворота остался на месте, а вершина лежала в низине. Между толстым, с ободранной корой стволом и травой было достаточно места, чтобы стоять спокойно, сесть или вытянуться в полный рост. Егор снял рюкзак, обломал самые длинные ветви над головой и бросил их сверху на ствол, получилось что-то вроде крыши. Потом наломал лапника с ближайшей елки, бросил колючие ветки на землю и уселся на них. Помедитировал так с минуту, глядя перед собой через «занавеску» тонких, покрытых бурыми листьями веток и улегся на еловые лапы. Врезался затылком во что-то твердое, ругнулся и пошарил рукой за головой. Похоже на корень – толстый, с облезлой корой. Да, так и есть – Егор прополз на локтях в глубь «шалаша», до трухлявого, незаметного под ветками елового пенька. Вернее, того, что от него осталось после падения березы – белый, с тонкой корой ствол пришелся точно на середину пня. Кора с одного бока отломилась, покрытый лишайником «ломоть» валялся рядом. Пень держался на честном слове и был похож на гнилой зуб – в середине под «крышкой» Егор обнаружил лишь горсть сухих гнилушек.

– Вот и чудненько, – пробормотал он, вытащил из рюкзака две банки тушенки и сгущенку, убрал все в «сейф», забросал щепками и кое-как пристроил на место обломок коры. Полюбовался на дело своих рук – пень как пень, ничего особенного, его еще найти в этих зарослях надо – и снова растянулся на лапнике. – Благодать.

Егор провалялся так минут пятнадцать, сел, помотал головой, чтобы согнать сонную одурь, и потянулся за связкой грибов. Принюхался и зажмурился от удовольствия. Как они пахнут – с ума сойти можно, слон при звуках дудки теряет волю. Егор не выдержал, отрезал ломтик от мясистой белоснежной ножки белого гриба и отправил себе в рот. Потом еще один и еще.