Текст книги "Серая невеста Лиллехейма"

29. Путь закрыт

Сигур Ос никогда бы не признался дружкам, что ему нравится индийская музыка, всякие эти протяжные «и-и-и» и маленькие барабаны, название которых он в жизни не слышал. Доставляя в бакалейную лавку Лиллехейма товар, собранный в Мушёэне на продуктовой базе «Сальхус», он постукивал по рулю.

Однако на сей раз пальцы Сигура поднимались и опускались без особого ритма, полностью игнорируя звучавшую в кабине грузовичка-рефрижератора мелодию. Причина была в чудовищном грохоте, раздавшемся около пятнадцати минут назад. Мужчине даже показалось, что он оглох. Исчезли шум мотора, шуршание шин по асфальту, скрип кузова, музыка. Потом всё вернулось, но уже как будто издалека.

Сигур с ужасом пришел к выводу, что вздрогнули горы. Сбросив скорость до сорока километров в час, он осторожно вёл груженую машину, с испугом таращась по сторонам. Свет солнца, отраженный камнями, словно не имел жизни. В боковом зеркале покачивалось бледное лицо водителя. Пройдя очередной поворот шоссе, Сигур выжал тормоз и выпрыгнул из машины. Конечности понемногу становились ватными.

Впереди высился завал – самый огромный из всех когда-либо виденных.

Утесы Квасира обвалились на дорогу, наглухо засыпав ее сколами и валунами, от которых валил тяжелый запах, напоминавший вонь карбида. Высота каменного шрама превышала сто метров. Выглядело так, словно скалы решили срастись, плеснув для этого немного твердой плоти. Кое-где всё еще висели облачка измельченного в пыль камня.

– Иисус – барный мой брат! – воскликнул Сигур, со стыдом ощущая, что вполне мог обмочиться.

Он сунулся в открытую дверь машины и взял смартфон. Связь у Подковы Хьёрикен всегда была дерьмовой, но одно деление, показывающее покрытие сотовой сети, всё же имелось. Номер Ингри Орхус, хозяйки «Аркадии», куда Сигур направлялся, нашелся довольно быстро. Потянулись томительные секунды вызова, и наконец бездушный женский голос сообщил, что абонент недоступен.

– Дерьмо! – Сигур схватился за лоб и сделал несколько шагов, давая лихорадочно работавшему мозгу время. Он набрал номер Никласа, координатора «Сальхуса», формировавшего заказы для «Аркадии».

Никлас ответил почти сразу:

– О господи, Ингри всё-таки ее нашла, да? Я не виноват. Я предупреждал, что консервация может быть просрочена. Пусть поставит за полцены. И не…

– Я еще даже не доехал! – оборвал его Сигур. – Шоссе через Утесы Квасира завалило!

– Ты шутишь?

– Тебе лучше сообщить об этом куда-нибудь, потому что с этой стороны в Лиллехейм не попасть и до Рождества.

– Ты… ты шутишь?

Никлас напоминал заклинившую пластинку, и Сигур начал злиться. Вдобавок вид завала внушал прямо-таки суеверный ужас. Не каждый день осознаёшь собственную ничтожность.

– Ставь администрацию Мушёэна на уши, я сейчас пришлю фотографии шоссе. Похоже, тебе понадобится судно для переброски товара, если не хочешь, чтобы Ингри Орхус сплясала на твоей заднице.

На том конце провода послышалось озабоченное сопение, и Никлас отключился.

Отыскав в смартфоне значок камеры, Сигур нажал на него и навел объектив на завал. В этот момент о себе заявил напряженный мочевой пузырь, и мужчине пришлось отбежать за грузовичок.

В голове Сигура крутилась несуразная мысль: он не должен показывать Утесам Квасира свое самое нежное место.

30. Ремонт

Высокие двери с орнаментом из ягод и черного дятла распахнулись, вызывая своим скрипом образы зловещего погреба. Пахнуло пивной кислостью с нотками застарелой рвоты. Берит первая вошла в огромный зал муниципалитета. Солнце косыми лучами процеживало пылинки, показывая сдвинутые к стенам скамьи.

Это огромное здание, возведенное еще в 1971 году вместе с открытием угольной шахты «Гунфьель», предназначалось для проведения городских собраний. Однако расчет на то, что Лиллехейм разрастется до крупного портового или угольного придатка, не оправдался. Так что все вопросы, связанные с жизнью городка, решались в Мушёэне.

С тех пор в административную часть муниципалитета почти не заглядывали, а зал, рассчитанный на рокот толпы в триста человек, использовали только для торжественных случаев. Если к таковым можно отнести городские попойки, когда требовались четыре стены и крыша, чтобы спокойно выпить, перекусить и до испарины погорланить и потанцевать, не боясь переменчивой погоды побережья.

На лице Берит заиграла чахлая улыбка. Двадцать девятого июля, в День прославления святого Олафа, здесь проходило состязание по поеданию ферментированной форели. Лично она терпеть ее не могла, и, как оказалось, один из участников по имени Отто – тоже. Отто, вырываясь в лидеры, съел три полные рыбины, а потом его вырвало на Кари́н Э́нгер, директора общей школы Лиллехейма. И Карин с радостью подхватила эстафету, передавая ее дальше и дальше, навсегда увековечивая этот славный, рвотный момент в сердцах горожан.

– Берит, ты в курсе, что улыбка полицейского пугает? – поинтересовался Альф Дален. Следуя за сержантом, он погромыхивал сумкой, в которой, по его словам, находилась «аптечка радиолюбителя».

– Хотела бы я улыбаться в других обстоятельствах, – отозвалась Берит.

– Как на нашем выпускном? Или когда мы поцеловались и…

– Отвали, Альф, пока твои яйца не растеклись по моему ботинку.

Тот хмыкнул.

Они миновали зал, стараясь не смотреть на подозрительные пятна, оставшиеся от легендарного поедания форели, которому не исполнилось и недели, и очутились в административной части здания. Берит включила свет в остекленном кабинете, где располагался пульт управления автоматизированной системой централизованного оповещения Лиллехейма, и махнула рукой, приглашая Альфа заняться делом.

Последние часы были насыщенными. Пока Берит и Сульвай обзванивали старомодных владельцев стационарных телефонов, распространяя информацию о пропаже Сары Мартинсен, в полицейский участок заявились первые добровольцы. Берит разбила их на две группы, снабдила полицейскими рациями, обозначила районы поиска и отправила прочесывать город. Заодно вручила им отпечатанные листовки с фотографией девочки.

С этим Берит могла себя поздравить. Вернее, ей хотелось услышать поздравления от Кристофера, но инспектор не отвечал на вызовы по рации. А потом донесся тот страшный грохот, от которого глаза сами полезли на лоб. Стряслось нечто ужасное. Берит чувствовала это и потому доверилась интуиции. А интуиция требовала, чтобы сержант привела систему оповещения в порядок.

А еще Берит очень хотелось найти Расмуса Кристиансена, ходившего на траулере «Кунна» под началом Эджила Петтерсона, и повыдергивать его чертовы руки-ноги. В прошлом году, незадолго до Рождества, Расмус с приятелями пробрался в муниципалитет и почти сорок минут распевал на весь город похабные песенки, пока не залил пульт мятным ликером, от которого тащился.

С тех пор в Мушёэн были поданы три заявки на ремонт. И все три одобрили – без указания сроков устранения неполадок.

– Так, есть хорошая новость и плохая. – Альф в задумчивости уставился на пульт управления, который уже успел разобрать. – Хорошая новость – я могу это исправить за час. И плохая новость – ты поужинаешь со мной, как и обещала.

Берит взглянула на него, подсчитывая, сколькими разными статусами он обладал, находясь в том или ином отрезке ее жизни: одноклассник, друг, первый любовник, единственный толковый электрик.

– Я ведь могу тебя арестовать, Альф, ты знаешь.

– Поэтому обязательно возьми на свидание наручники.

Берит захотела улыбнуться и поняла, что не может.

31. По следам Кристофера

Последний час Ингри Орхус усиленно думала, как быть с лавкой. Люди нуждались в «Аркадии», но что важнее – так они узнавали о пропавшей Саре Мартинсен. Наконец она решилась и попросила Брит И́саксен, державшую рядом пошивочное ателье «Игла и ножницы», приглядеть за магазинчиком. Да, карга Брит непременно отчалит домой с карманами, доверху набитыми яблоками и крупой, и чёрт с ней.

Ингри вышла на Гренсен и поспешила к себе. Ее дом находился на соседней улице, на Вратах Допса, поэтому канареечного цвета «Fiat Panda» бо́льшую часть времени без дела простаивал в гараже. Колени от быстрого шага трещали так, словно она шла по глубокому снегу. Наконец показался родной красный коттедж, и навстречу выскочил Лукас. Его жизнь тоже неуклонно двигалась к свету в конце туннеля, но это не мешало псу каждый раз радостно лаять при виде хозяйки.

– Что, малыш, соскучился? – Ингри, не сбавляя шага, выставила руку, давая Лукасу возможность подпрыгнуть и лизнуть ее. – Вот и я заскучала. Давай-ка мы с тобой прокатимся.

Лукас, выражая солидарность, чихнул.

«Фиат» завелся лишь со второго раза, но после этого никаких признаков недовольства не показывал. Кристофер изредка проверял машину, укоряя мать за то, что она редко ей пользуется. Воспоминание о сыне полоснуло Ингри острым лезвием. Ей на ум пришла ужасная мысль о том, что поговорить с ним она теперь сможет лишь во снах. И скорее всего – в кошмарах.

Ингри открыла дверь со стороны пассажира, и Лукас, извиваясь от возбуждения, запрыгнул на сиденье.

– Вот и славно, Лукас. Вот мы и покатаемся. А там, глядишь, доедем до самого заката и закажем золотого зайца с подливой.

Это воодушевило пса, и он закрутил головой, выискивая обещанную дичь.

– Не всё сразу, Лукас. Наберись терпения. Сперва – путь к страху.

Ингри вывела машину на дорогу, закрыла гараж и поехала на север, к шоссе, соединявшему Лиллехейм и Мушёэн. Она и сама не понимала, почему сказала про путь к страху. Точнее, понимала, но не хотела признавать. Потому что в таком случае пришлось бы допустить кое-что похуже.

Около полудня, когда Ингри пробивала полкило козьего сыра какой-то молодой парочке с восточных улиц Лиллехейма, раздался далекий, чудовищный грохот. Парочка побледнела и поспешила встать в дверной проем, опасаясь, видимо, землетрясения. Ингри бы рассмеялась над их проворностью, если бы в этот момент не ощутила, как джинсы, в которых она привыкла торговать, обожгло горячим.

Грохот, казалось, разорвал самую важную нить ее жизни – связь с сыном.

Парочка, забрав сыр, удалилась, а она так и осталась за прилавком, пялясь в пустоту.

Этой ночью она опять видела во сне волков. Мощные, голодные твари кружили у ее дома. Лукас был мертв, как и весь Лиллехейм. Один из волков держал в пасти порванную полицейскую бейсболку – бейсболку Кристофера. А еще стояла невообразимая тишина. Будто все звуки замерли, давая простор грому, что должен был встряхнуть Лиллехейм при свете дня. Ингри проснулась и проплакала до рассвета.

К счастью, в подсобке нашлась одежда. Ингри частенько приходилось разгружать товар вместе с водителями, и сменка никогда не бывала лишней. Она стянула еще теплые джинсы и надела практичные камуфляжные слаксы. Дурные предчувствия между тем всё крепли. Когда машина с продуктовой базы «Сальхус» по какой-то причине так и не появилась, предчувствия плотностью и видом стали напоминать черный фурункул, вскочивший на сердечной мышце.

– Наверное, дело в Ногте Гарма, как думаешь, Лукас? – спросила Ингри, когда они выехали на шоссе-серпантин.

Но Лукас, если и думал что-то о муссоне, раздражавшем хозяйку, виду не подал. Норвежскую гончую увлек бегущий за окном скалистый пейзаж.

Где-то через двадцать минут «фиат» едва не налетел на валун, погрузившийся в дорожное покрытие на добрый десяток сантиметров. Ингри бросила взгляд на неспокойное море и объехала возникшее на шоссе препятствие. Из состояния небрежного оцепенения ее вывел лай Лукаса, стоявшего в этот момент передними лапами на панели.

«Фиат» ушел вбок и замер, встряхнув пассажиров. Ингри вытащила себя из машины и выпустила Лукаса. Хребты Подковы Хьёрикен блестели в желтых лучах солнца, что с неохотой ползло в медленное, но кипящее море. Витал какой-то необъяснимый технический аромат, напоминавший о работавшей сварке.

– Будь рядом, – бросила Ингри псу. – Здесь могут быть машины.

Только она уже знала, чувствовала, что никаких машин здесь не появится ни сегодня, ни завтра, ни в ближайший месяц. Ингри шла по шоссе, огибая камни, которые становились всё крупнее.

Наконец ей открылись обезображенные Утесы Квасира.

Обломки, каменный шов, набиравший по мере отдаления высоту, – всё это мало волновало Ингри. Она не сводила глаз с полицейского «вольво». Из-под камней торчал смятый сине-белый багажник с надписью «ПОЛИЦИЯ ЛИЛЛЕХЕЙМА». Остальное навсегда зажевало каменными жерновами.

В отчаянной попытке Ингри бросилась к завалу, пытаясь разобрать его голыми руками. Ее крик доносился будто издалека, потому что в ушах всё гремел и гремел рокот, услышанный несколько часов назад.

А потом над Утесами Квасира разнесся вой, и Ингри на миг перенеслась в собственные ночные кошмары, когда у ее дома блуждали волки. Образ растаял, но вой, безразличный к горю женщины, продолжал резонировать. И ему отвечали камни. Они с рычанием оседали, словно устраиваясь удобнее.

Ингри вдруг поняла, что таким образом завывавшая тварь спрессовывает завал. Полицейский «вольво» заскрежетал, и женщина на мгновение услышала из-под камней тихий вздох, от которого можно было свихнуться.

– Уйди, – прошептал мертвый Кристофер из-под камней.

Ингри взвизгнула и только потом сообразила, что Лукас всё это время подозрительно молчал. Пес, задрав морду, смотрел куда-то вверх. Не лаял, не трясся, не дрожал – просто таращился, хоть в его глазах и читался страх. Тогда и Ингри увидела ее – крупную, сюрреалистичную волчицу-мать.

Чудовищная тварь восседала на том же выступе, с которого не так давно следила за полицейским.

В спину попятившейся Ингри уперся покореженный багажник «вольво». Она сунула в него руку. К облегчению и слезам хозяйки «Аркадии», давление камней не только прикончило ее сына, но и распахнуло служебный сейф, установленный в багажнике. Пальцы нащупали пистолет сына и достали его вместе с валявшимся магазином.

Неожиданно всё обрело тошнотворный смысл: сны, обвал, смерть Кристофера и тварь, являвшаяся, без сомнения, причиной всего этого. Ингри не так хорошо владела оружием, как Кристофер, но достаточно знала о том, как защитить себя. Магазин с патронами легко встал на место, превращая пистолет в орудие возмездия.

Когда Ингри повернулась лицом к шоссе и простиравшемуся за ним Лиллехеймом, волчица уже исчезла. Лукас скулил и жался к ноге женщины.

– Сперва, Лукас, мы сделаем доброе дело, а потом хорошенько поплачем. Только прекрати скулить, пока я тебя сама не пристрелила!

Лукас послушно замолчал, и они двинули к «фиату». Суставы Ингри скрипели как сумасшедшие, но она не обращала на это внимания.

32. Выволочка

Голос Дианы звенел от негодования. Если бы на столе, за которым собрались Хегай, в этот момент находились хрустальные бокалы, они вполне могли лопнуть. По крайней мере, так казалось Лео, уткнувшемуся, как и сын, в свою тарелку со спагетти под сливочно-чесночным соусом. За окнами тонул желто-красный закат, превращая крыши коттеджей в расплавленные горки.

– Дмитрий Леонидович, я тебя еще раз спрашиваю, почему ты покинул дом во время комендантского часа?!

– Не знаю. Захотел.

– Захотел, значит. – Ладонь Дианы хлопнула по листку с посланием. – «Капустные наркобароны»? «Ваш взрослеющий Д»?! И насколько же ты взрослым себя ощущаешь?

Вопрос холодил и жалил. В нём не было и намека на материнскую любовь, лишь слепая жажда контроля. И Дима почувствовал это.

– Достаточно взрослым, чтобы оценить степень угрозы, дорогая Диана Владимировна, – огрызнулся он. – К нам в Козью Нору заглянула сержант Берит Карсен. Она хорошо знает ребят и велела нам держаться вместе, потому что у Арне и Дэгни не было дома родителей, а Франк и Андеш практически живут сами по себе.

Диана ахнула, будто ей на грудь плеснули ледяной водой.

– У тебя дома был отец!

– И отец отпустил шефа. – Лео с безразличным видом поковырял вилкой спагетти, жалея о том, что аквавит закончился и что у него не хватило ума выкинуть записку. – Так что давай всех собак сюда, крошка.

Дима с благодарностью посмотрел на Лео, и тот подмигнул ему.

Ситуация складывалась не в пользу Дианы. Она прекрасно понимала, что осталась в меньшинстве. Но иногда и ей удавалось ткнуть двух самых любимых мужчин в собственные ошибки.

– Хорошо, пожалуйста, – согласилась Диана. – Вот тебе первая собака, Лео. Почему в нашем подвале крысы?

– Потому что папа ищет способ прикончить всех грызунов разом!

– Папа – подвыпивший фантазер, у которого не хватило духу утопить двух голохвостых ублюдков!

Это было уже чересчур, и Диана вдруг осознала, что зашла слишком далеко. Она коснулась руки Лео, а потом дотянулась через стол до руки Димы. Те неловко улыбнулись, видя, как на лице Дианы резко отразились прожитые годы.

– Простите меня. Всё идет совершенно не так, как планировалось.

– Что случилось? – спросил Лео.

– Вы ведь слышали грохот? Думаю, он был слышен и в Лиллехейме.

Лео поежился. Зловещий рокот застал его за созданием предыстории несчастных жильцов, вмурованных в бетонный пол собственного дома. А потом всё загрохотало, и муза, сверкнув короткой юбочкой, съехала в подпол к воображаемым мертвецам.

– Хочешь сказать, метеостанция имеет к этому какое-то отношение?

– Похоже, самое прямое. Всё чертов метеозонд и чертово облако.

Вытаскивая одну за одной полоски теста из соуса на ободок тарелки, Диана вяло пересказала проблемы, с которыми она и другие метеорологи столкнулись на «Химмелфангере». Известие об аномальной природе облака и последствиях его воздействия на каналы связи привело Лео в восторг. Но потом Диана упомянула о свихнувшемся метеозонде, необъяснимым образом зависшим над Утесами Квасира вопреки законам природы.

За столом воцарилось неприятное затишье.

– Метеозонд вызвал катастрофические разрушения на шоссе, – наконец промолвила Диана. – Эрик и Леннарт отправились туда сразу же, как только загремел этот адский набат. По их словам, единственная сухопутная дорога из Лиллехейма заблокирована. А еще на шоссе завалило полицейскую машину. Похоже, там был тот инспектор, что заезжал к нам утром.

Не имея больше сил сдерживаться, Диана разрыдалась, уткнув лицо в ладони. Ее всю трясло. Лео подсел к ней и обнял, а Дима перевел пустой взгляд на темнеющий городок за окном.

Слова бы ничего не изменили, и потому каждый предпочел молчание.

33. Секретик

Матс Андерсен любовался младшей дочерью. Та же синева в глазах, те же огненные волосюшки на голове, что и у Дэгни с ее матерью. Они сидели на диване в гостиной и складывали из кубиков слова. Пока что получалось слово «жадница», но Матс с улыбкой игнорировал его. Игра уже надоела Фриде, и она то и дело поглядывала на плюшевого зайца, подставлявшего большое синее ухо, готовое услышать жалобу на надоедливого папаню.

– Они грызутся, – по секрету поделилась Фрида.

– Я знаю, дорогая. Они – женщины и без этого не могут.

– И я не смогу?

– Только у тебя и получится, Фрида Гроза Скандалов.

– Фрида Гроза Скандалов? – Фрида нахмурилась, размышляя, подходит ей это или нет. Наконец она шепнула: – Мне нравится.

– И мне.

Дэгни и Хелен опять ругались. Впрочем, это не мешало им убирать со стола остатки ужина – очередных объедков из «Мохнесса». Но сейчас Матса мало что волновало. После пары синеньких шайбочек, заброшенных в желудок, его покачивало на гипнотических волнах умиротворения и блаженства. Безусловно, работа аптекарем имела свои преимущества, и он без сожаления воспользовался ими, чтобы заглушить тошнотворные сны, мучавшие его уже вот две ночи подряд.

Первый сон перепугал Матса до смерти: волк, склонившийся к кроватке Фриды, насыщался ее безжизненным телом. Но он с этим справился. То, что приснилось накануне, едва не нокаутировало его рассудок. Тварь, принявшая облик волка, по-прежнему насыщалась за счет соков и плоти мертвой Фриды. Сквозь жалюзи просачивались жалкие полоски уличного освещения, добавляя ужасу реализма. А потом чавкающая тварь повернулась к застывшему Матсу.

На него таращилась Хелен.

Каким-то образом женщина, давшая жизнь двум его дочерям, умудрилась влезть в волчью шкуру. Осталось только ее лицо, казавшееся нелепым розыгрышем. Она чавкала, далеко выпячивая перепачканные кровью губы. На зубах что-то хрустело. И ни намека на разум в пустых глазах, лишенных какого-либо цвета.

Матс очнулся от кошмара с закушенной простыней. Это спасло мирно спавших домочадцев от его лихорадочного вопля. Остаток ночи он просидел у кроватки Фриды, а с утра отправился на работу, где первым делом «прописал» себе достойное успокоительное. Одна синенькая после кофе, полторы на обед и две перед ужином.

– Папа, а ты знаешь секрет? – спросила Фрида. Заяц в ее руках раскидывал ножкой наскучившие кубики.

– Какой же, дорогая?

– Моя няня курит.

– Правда?

– Да. А еще Дэгни сбежала, хотя детям надо было прятаться под кроватками.

Матс расплылся в счастливой улыбке. Любовь к Фриде грозила затопить все островки здравомыслия. И успокоительное мощно гнало горячие розовые волны к этим берегам.

– А еще мама недавно нюхала дядю Оскара – как собачка на улице. Только это секрет.

– Дядя Оскар приходит, когда я на работе?

– Когда мама сама смотрит за мной, – поправила его Фрида.

В груди Матса вспыхнула мощная лампа злости и ревности. Вспыхнула и погасла. Какая-то его часть, отрицая прожитые вместе годы, всегда подозревала, что Хелен с ними ненадолго. Или это он ненадолго с ними? Матс не знал ответа, но зато отлично умел тихо смеяться. Что он и сделал.

– И… многое ты увидела?

– Я ушла: мне неинтересны игры собачек.

– Мне тоже, – по секрету шепнул ей Матс.

Фрида внимательно посмотрела на него, а потом обняла.

Матс улыбнулся и ощутил на щеках слезы счастья.