Текст книги "Мои журналы. 9—16"

Мои журналы. 9—16
9—16
Николай Орлов

© Николай Орлов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Журнал №9

На Валдае

I

 
Я здесь пишу я о том, что видел,
О том, что вправду пережил;
Я эту повесть ненавидел,
Но временами и любил.
Она звучит как мемуары…
Нам не нужны с тобой пары,
О, муза кислая моя —
Нам сыщутся и так друзья…
Читателей полно в России;
Одна их часть профессора,
Другая просто детвора,
А также граждане любые,
Кто грамотен уже лет сто
Все поголовно, – ну и что?!
 

II

 
Я класс шестой тогда закончил —
И геометию сдавать
Был должен. Тему эту нонче
Легко, конечно, развивать.
Мы все умны или шутливы,
Во всяком случае, болтливы
Становимся за тридцать лет,
Когда нельзя уж нам конфет,
Когда на наше настроение
Влиянье химии иной
Оказывается порой.
(Имею слабое влечение
И к водке я, и к табакам,
Но не к конфетам и к тортам.)
 

III

 
Но буду продолжать о сдаче
Мной математики… в тот день
Мне повезло. Сказать иначе:
Учительнице было лень
Чего-то грызть мою науку…
Придумали такую штуку:
Она поставила мне «пять»,
И я поехать отдыхать
Назавтра с папою и с мамой
Мог, следовательно, уже…
Они на пятом этаже
Возились с сумкой толстой самой
И с чемоданами двумя,
Ключами от замков гремя.
 

IV

 
И вот семьей на Ярославский
Мы отправляемся вокзал.
Как путешественник заправский
Я наперед маршрут уж знал.
С собой газету «Neues Deutschland»
(Здесь сомневаюсь, помню точно ль:
Возможно, «Trommel» это был)
Я между делом прикупил.
Недолго мы тряслись в плацкарте —
В окне лес, небо, как всегда,
И остановок чехарда
(Я их отслеживал по карте)
Заканчиваются – и вот —
Ура! автобус нас везет.
 

V

 
Туда, где Зика с тетей Олей
Уж проводили день второй,
Орловы волею-неволей
Вечерней добрались порой.
Поужинали, улыбаясь,
И спать легли, недолго маясь,
В трехместном номере своем
Одновременно вчетвером
Вполне свободно и удобно,
Забыв про книжки, про TV…
И, что забавно, соловьи,
До этого так бесподобно,
Так сладко певшие вокруг,
Все разом замолчали вдруг.
 

VI

 
Тут эпизод я вставить зимний
Хотел, он вышел бы длинней
(Перо как ни изобрази мне
Его) всей повести моей,
Что я придумывал покуда.
Боюсь, читатель, что простуда
Могла б тогда затронуть Вас, —
К ней не готовы Вы сейчас.
А речь зашла б о том, конечно,
Как мы встречали Новый год —
Интересуется народ
Сей темой неизбежно вечно:
Кто сколько ел, как спал, где пил,
Кому что Дед Мороз вручил…
 

VII

 
Чем заняты мы на Валдае?
Двенадцать градусов вода,
Но с папой плаваем, ныряем
Мы после завтрака всегда.
Футбол глядим, читаем книги,
Затем опять глядим футбол.
Шумахера и Румменигге
Нам не показывают… Гол
Зато московское «Динамо»
В финале кубка, наконец,
Забьет «Зениту». Молодец
Газзаев, гений прямо,
А с ним и Саша Бородюк…
Отныне он мой лучший друг.
 

VIII

 
Хоть я забыл про Кошевера,
Про Владика и Чистяка —
Все это, знаете, манера:
Они ведь далеко пока.
Махая деревянной лапой,
Играют в теннис мама с папой
И с тетей Олей… чудаки,
Они настолько далеки
От нашего их понимания…
Ведь теннис – буржуазный спорт.
Его придумал как-то чорт
В минуты праздного лежания
На печке у сковороды…
А получает за труды.
 

IX

 
 Порой мы ловим, жарим рыбу
И после ужина едим.
За это Нептунам «спасибо»,
Конечно, местным говорим.
В простых богов мы свято верим…
На пляже, деревянный терем
Где в форме чайника стоит,
В котором вечно жизнь кипит,
Где кофе, пряники, конфеты,
Где коромыслом пар и дым,
Где днем и утром мы сидим, —
Там собираются поэты
В вечерний час или в ночной…
И с ними музы их толпой.
 

X

 
Мы в синем плаваем тумане
Сегодня с самого утра:
Я с мамой на катамаране,
На лодке папа и сестра.
Покой и тишь… погода шепчет,
И ветер вряд ли станет крепче
До ужина. «Айда вперед!» —
Флотилия моя идет.
Мы доплывем туда, где волны
Становятся мощней, страшней
И где нам станет жаль людей…
Эмоций, впечатлений полный,
Обратно – стало быть, назад —
Наш возвращается отряд.
 

XI

 
Люблю, друзья, читать я книжки —
Ах, к ним неравнодушен я! —
И даже шахматные фишки
Не привлекают так меня,
Как Конан Дойла детективы,
Или Дюма роман игривый,
Или «Незнайка на Луне»…
(Я чувствую в моей стране
Как этот коротышка в шляпе
Себя, вы знаете, давно…
Нет… будущее не должно
Просвечивать сквозь строки!) папе
И маме нравится читать,
Тем самым в мыслях отдыхать.
 

XII

 
А что читает друг мой Зика,
Которому лишь девять лет,
На летнем отдыхе? Смотри-ка:
Вот Шопенгауэр, вот Фет,
Вот атлас мира самый новый…
Еще какой-то том здоровый —
По виду греческий словарь,
Но может быть, то календарь
Спортивных и других событий,
Великолепный, полный свод
Их за определенный год.
Не верите? так извините:
Мой друг ученым должен стать
И все на свете хочет знать.
 

XIII

 
Уедут Зика с тетей Олей,
Пройдут их восемнадцать дней.
С ума сойти от скуки что ли
Мне средь оставшихся людей?!
Что делать мне без друга Зики,
Найдется ли равновеликий
Здесь собеседник, философ,
Который обсудить готов
Со мной почти любую тему,
Будь то футбол или хоккей
Или война – суть жизни всей…
Ему отдельную поэму
Я должен был бы посвятить,
Чтоб образ Зики вам раскрыть…
 

XIV

 
Нас в домик Фурцевой вселили
Почти на самом берегу
Лесного озера… там жили
Еще неделю мы… бегу
С утра на пристань к лодке личной,
На ней проделав путь приличный,
Гребу обратно я к мосткам,
Причалил – и ныряю сам
Все в ту же воду… выбираюсь,
В пушистый запахнусь халат;
Так перед завтраком я рад
Взбодриться… так я развлекаюсь
И время провожу легко…
Но жаль, что Зика далеко!
 

XV

 
Озера, лес, поля, селенья,
Спокойный, чистый небосклон,
Кино, другие развлеченья
Велосипед, здоровый сон…
«Где лучше: здесь или на море,
Где с бабой Надей, с дедой Борей
Ты отдыхал пять лет назад?
Что ты молчишь? Ответь нам, гад!» —
Меня родители пытают.
Не знаю, что им отвечать…
Меня они, смешно сказать,
Конечно, так не обзывают,
Но глупый задают вопрос —
Не знаю, в шутку ли, всерьез…
 

XVI

 
Я вспомнил времена былые
И вам привел их как пример.
Хоть не было тогда России,
Но был зато СССР.
На политические темы
Давно я не пишу поэмы…
С Шатиловым лишь поболтать
Могу порой я смелость взять
В кафе, в гостях, в боулинг-клубе
О том, о сем улыбки для —
О шутках нашего Кремля,
О США, Евразии, о Кубе…
Пишу ж о том, где лично был,
О том, что вправду пережил.
 

Журнал №10

Эмбарго

 
Я любил сироп кленовый;
На него теперь эмбарго,
И таможенник суровый
Разворачивает карго.
 
 
Бочки с содержим сладким
Поплывут теперь обратно.
Нам, на западное падким,
Это будет неприятно.
 
 
Пусть кораблик уплывает —
Я машу ему рукою…
В жизни всякое бывает,
Я почти уже не ною.
 

Рисую стихи

 
Один знаменитый артист и певец
Когда-то «рассказывал песни»,
А я «рисую стихи»…
Мой жанр смешон, я это знаю:
Нельзя смешивать
Прозу, стихи и живопись;
Ничего хорошего, серьезного
Так не создашь.
 
 
Но я все равно продолжаю
В этом же духе,
Остаюсь дилетантом,
Мне это мило.
Вот и сейчас я не размышляю над текстом,
 А думаю:
Что бы мне нарисовать
Под следующей строчкой?
 
 
Когда закончится страница,
Открою другую, третью…
Пара десятков страниц – это
Выпуск «Журнала Николая Орлова».
Всем привет, кто его прочитает!
А если вы умеете петь
Или сочиняете музыку,
То я вам завидую.
 

Ночью на небе звезды

 
Утром светает рано.
Ночью темнеет поздно.
Ночью на небе звезды —
Дай-ка считать их стану!
 
 
Выйду на свежий воздух,
Встану я на крылечко.
В мире ни человечка —
Только на небе звезды!
 
 
Так хорошо! чего там
И говорить об этом, —
Если уж не поэтом —
Стану я звездочетом…
 

Улица Осенняя

 
Одни улетают на Крит,
Другие в Марокко;
Столица пустая стоит,
И мне одиноко.
 
 
Мне так одиноко, друзья,
Так холодно, скучно…
Простите, что жалуюсь я
Вот так малодушно…
 
 
В ушах моих ветер ревет,
Дождливую стену несет,
Вот-вот
Кувыркает…
 
 
Шагает печальный герой
По улице длинной
Осенней – прозрачно-сырой
И сонно-пустынной.
 

Сижу рисую

 
День за днем сижу рисую
Всякие чудные штуки
И рисунки публикую
В «Твиттере» и на «Фэйсбуке».
 
 
Рисовать я не умею,
Но нисколько не смущаюсь
И ни капли не робею —
Всё рисую, не стесняюсь:
 
 
И осеннюю дорогу
В жирных пятнах листьев бурых,
И приятеля Серегу —
Он в плену у мыслей хмурых…
 

Счастливый кораблик моей мечты

 
Когда я гулял по большой стране —
Которой уж скоро не будет —
На каждом шагу там являлись мне
Успешные жадные люди.
 
 
Они улыбались мне широко,
Я верил улыбкам спокойным.
И звезды сияли их высоко
На небе, покорном достойным.
 
 
О девушке думал я молодой
С печальными злыми глазами —
Не об экономике мировой
Мне думать с моими мозгами…
 
 
Счастливый кораблик моей мечты
Скользил по волшебным просторам.
Хотелось мне верить: быть может, ты
Проводишь его тихим взором…
 
 
Кораблик уплыл, обогнул страну,
Где жили холодные люди,
Которая скоро пойдет ко дну,
Которой уж скоро не будет…
 

Делюсь секретами

Целый вечер я исправлял мои стихи и рисунки; Я твердо решил собрать из них журнал, и теперь хотел добиться, чтобы они хоть немного мне нравились.

Телефоны звонили то и дело, напоминали, что есть якобы важная работа; их звонки путали мне все рифмы, а голоса в трубках путали мысли. Все-таки сбить меня с цели было непросто, я упрямо выполнял свои действия и многое получалось: зачеркивать гораздо легче, чем писать.

Я ощущал себя тогда учительницей начальных классов, вспоминал себя, своих одноклассников Серегу Кошкина и Лешу Г.: как мы порой возмущались произволом красных чернил в наших тетрадях.

Обычно мне мои стихи не нравятся. Бывает важно поймать, почувствовать настроение, в котором они имеют шанс на положительную оценку, – и в нем их редактировать.

Делюсь секретами творческой кухни – выступаю перед читателями словно та самая учительница на родительском собрании.

Человек к тебе приехал

 
Человек к тебе приехал,
Ты его прогнал.
Человеку не до смеха —
Шел он и рыдал.
 
 
Человек открыт, наивен —
Как же ты посмел?!
Человек попал под ливень,
Шел он – и трезвел…
 
 
Небо темное рыдало,
Человек шагал
Молча… платье промокало —
Мерз он и дрожал,
 
 
Думал: уж не воротится
Ни за что сюда
И к тебе не обратится
Больше никогда.
 
 
В луже слякотной перрона
Человек стоял,
И к нему змеей зеленой
Поезд подползал.
 

Молодой человек

Молодой человек зажег любимую сигарету и гуляет в лесу. У природы межсезонье; температура средняя, влажность воздуха повышенная, ветер слабый; день серый, вечер будет синий.

Ночью будет поезд, он увезет молодого человека в столицу – большой город с большими новыми возможностями, там горы современных зданий и море людей. «А может, не ехать?!» – игриво думает молодой человек; но он не может не ехать. Он не думает о том, что будет, и он не думает о том, что было. Он совсем не думает о жизни – а только об абстрактном. Он кто-то такой по профессии.

Профессионалы нужны всем и всюду, и особенно они нужны столицам; у нас в стране их несколько: северная, южная и еще какие-то. В столицах теперь немодно курить. Молодой человек не гонится за модой, любит иногда подымить в одиночестве.

История

Воскресным декабрьским утром горе-ученик ехал в троллейбусе на тайную встречу с доцентом. Путь был не слишком далекий – в соседний район, где на одной из остановок его ждал одинокий тонкий силуэт…

Доцент был всего на несколько лет старше ученика, носил золотистые кучерявые волосы и очки в золотой оправе. Он с детства прекрасно учился, рано поступил в вуз, рано защитился, рано женился. Ему уже порядком надоели жена, теща, собачка, большой серый город и ответственная работа историка КПСС. Сегодня он признался ученику, что хочет бежать и что ему нужны деньги, и предложил купить у него старых журналов на тридцать рублей, пообещав за это поставить пятерку на экзамене.

Ученику нужна была пятерка, это повысило бы его шансы на стипендию, и старые журналы он полистал бы с удовольствием, – и он обещал подумать. Но ему не хотелось разбивать чужую семью; на обратном пути он воображал себе раздосадованную жену, злорадную тещу, печальную собачку доцента… У самого ученика жил дома огромный пес, с которым он собирался пойти гулять в смешанный лес на целый день.

Праздник Новый год

 
Ты живешь в волшебном мире,
У тебя полно друзей.
В зимний праздник на квартире
Собираешь ты гостей.
 
 
Удивительных моментов —
Знаю – будет много в нем;
Музыкальных инструментов,
Оранжада полон дом…
 
 
Затевается веселье,
Смех и музыка звучат,
Их я слышу еле-еле
Через пышный зимний сад.
 
 
В мире снег идет степенный
И игра в хоккей идет.
Этот праздник совершенный,
Этот праздник – Новый год.
 
 
Из моей прозрачной кельи
Пристально на мир смотрю,
Сквозь пушистые метели
Вижу блеклую зарю.
 

Победа

 
Мы сидели, жрали,
Ужинали час.
Утром вырастали
Животы у нас.
 
 
Мы боролись с ними
Из последних сил,
С толстыми, большими…
Кто же победил?
 
 
Победил Серега,
То есть Кошевер —
Он предпринял много
Действеннейших мер…
 
 
Но своих секретов
Не раскроет нам,
Не дает советов
Пошлым толстякам.
 

Мальчик грезит

 
Мальчик грезит самолетом,
Летчиком мечтает стать;
Не получится – чего там —
Он попробует опять.
 
 
Размышляет мальчик странный,
Мой задумчивый сосед:
Облететь чужие страны —
Это польза или вред?
 
 
Будет долго сомневаться,
Сказки разные читать;
Будет много раз пытаться
В школу асов поступать.
 

Диспетчер

 
Наступает вечер.
Я уже не в школе.
Я уже диспетчер
На футбольном поле.
 

Бабушка

 
Бабушка попросит сделать —
Сделаю, вопросов нет —
Я для бабушки не челядь,
Я для бабушки поэт.
 
 
Бабушка моя серьезна,
Лучше бабушку не злить;
Бабушка посмотрит грозно,
Если с нею пошутить.
 
 
Бабушка не понимает
Ни «ха-ха» и ни «хи-хи»,
Каждым утром заставляет
Сочинять меня стихи…
 
 
Доброго во мне немало
И хорошего вполне —
Свойства эти воспитала
Бабушка моя во мне.
 

Журнал №11

Мирный праздник

 
Пили чай в лесу осеннем,
Отмечали праздник мирный,
Пили бодро, с настроеньем.
Лес был тихий, темный, смирный.
 
 
Далеко мы не ходили,
Города не покидали.
Мы костров не разводили
И закон не нарушали.
 
 
Друг готовил на горелке
Ароматный кипяток,
И глядели галки, белки
Из кустов на наш чаек.
 
 
Пили взрослые и дети,
Наслаждались, согревались
И ни в чем большом на свете,
Кажется, не сомневались.
 

Влюбленность

Юноша повстречал девушку, которая отчего-то ему понравилась. Он решил, почувствовал, что в судьбе его происходит перемена. Он заблудился в жизненных дебрях, в синем молодом лесу, и теперь увидал огонек, слабый маячок.

 
«Я хотел бы тебя полюбить
И поверить в тебя беспредельно.
Я хотел бы, чтоб жизнь стала цельной
И себя под нее изменить.»
 

Так писал он в своем дневнике.

7 ноября

 
Кто не верит в коммунизм
И историю не учит,
Двойку за нее получит
И за будущую жизнь.
 
 
Всех на свете поздравляю
С днём 7 ноября.
Революция, считаю,
Все-таки была не зря!
 

Мячик летает футбольный

 
Мячик летает футбольный.
Весело всем и легко.
Полузащитник довольный
Снова попал в «молоко».
 
 
Выстрелил он по воротам,
Да по мячу не попал —
Завороженный полетом,
В воздухе мячик пропал.
 
 
Мы его в космосе видим;
Мы в планетарий зашли
И ободренные выйдем:
Все-таки мячик нашли.
 

Красавица минувших дней

 
Красавицу минувших дней,
Неинтересную и злую,
Не обнимаю, не целую,
Не преклоняюсь перед ней.
 

Кумир

 
Врубим телек, и с Маруськой
Смотрим мы хоккей;
Звездный час дружины русской
Наблюдаем с ней.
Не играет Виктор Кузькин…
Жалко: он кумир маруськин.
 

Мы выросли на их футболе

 
Мы выросли на их футболе,
Хотя болели не за них.
И в садике, и в средней школе
Мы обсуждали встречи их.
 
 
Они порой нас раздражали —
Не нравились нам их цвета;
Но их талант мы уважали,
Близка была нам их мечта.
 
 
Теперь, когда все изменилось,
Когда дни юности прошли, —
Нам кажется, что все приснилось:
Чем жили мы и что могли.
 

Друзья мои играют

 
Друзья мои играют
В добротный, злой футбол.
За что их все ругают —
Умом я не дошел.
 
 
Прилично и пасуют,
И по воротам бьют.
Ничуть не комплексуют —
В отбор мяча идут.
 
 
Поборятся активно
Так сорок пять минут
И, отдохнув спортивно,
На лекцию идут.
 
 
Их там встречает лектор,
Красавец в пиджаке, —
Рисует мелом вектор
На грифельной доске.
 
 
Друзья довольны очень,
Особенно Гуськов,
Чей взгляд сосредоточен,
Высокий лоб суров…
 
 
И Пащенко, и Гурин
С Гуськовым заодно:
Лоб каждого нахмурен —
Смотреть на них смешно…
 
 
А я не математик,
Я лишний среди них;
Я лишь поэт-прагматик,
Пишу случайный стих.
 

Театр и футбол

 
Театр чудесный – знаю —
Недавно мимо шел,
Но я предпочитаю
Ему игру в футбол.
 
 
Неискренни актеры —
Нет сил на них смотреть…
Прошу: пусть режиссеры
Их учат лучше впредь.
 
 
Но вот и футболисты
Неважно стали бить…
Искусство, спорт нечисты,
Нечестны… как же быть?
 
 
Зашел я к нам во двор, и
Спокойствие обрел:
У нас тут и актеры,
У нас тут и футбол!
 

Волшебная пешка

Марио Лукьянов провел детство в провициальном городке одной из скромных европейских стран и был воспитанником маленького шахматного клуба. К пятнадцати годам он сделался локальной знаменитостью, имел репутацию восходящей спортивной звезды; именно тогда в стране дважды поменялась власть, родители Марио разбежались, государственную программу поддержки спортсменов резко сократили, а шахматы вообще перестали считаться видом спорта, областью культуры.

По своему социальному и национальному происхождению – и уж точно по материальному положению – юноша попал в разряд изгоев нового общества; он продолжал по инерции заниматься сложной теорией шахмат, почти не выходя из тесной серой комнатушки, бывшей детской. Бедняга голодал и начинал слабеть и, может быть, дичать.

Однажды вечером за ним пришли двое в штатском, сухо представившись людьми из госбезопасности. По слухам и по личным впечатлениям от происходящего вокруг, Марио был уверен, что никакой госбезопасности в их регионе больше нет, но возражать суровым офицерам не стал, безропотно исчез вместе с ними.

Совершенно неожиданно все обернулось к лучшему: привезли его в сиящую виллу, в хозяине которой наш пленник узнал Кочера – международного шахматного мастера, чьи фото были не редкостью в переставших ныне издаваться бюллетенях национальной федерации интеллектуальных игр. Кочер стал персональным тренером, менеджером и на первых порах спонсором Марио Лукьянова.

– Так или иначе положение в стране должно стабилизироваться, и тогдашним ее властям надо будет чем-то непременно доказывать преимущества установленной политической системы. Шахматист мирового масштаба в этих целях идеально подойдет крохотной республике.

Марио приставили врачей, репетиторов по наукам и языкам, спарринг-партнеров, обеспечили необходимой литературой и новейшей техникой. Юный мастер даже не подозревал, насколько отстал он в методах своей шахматной подготовки, но колоссальный талант и фанатическая преданность делу поспособствовали быстрому наверстыванию пропущенного.

Уже через несколько недель работы он набрал форму, сделавшую неинтересными его спарринги ни с кем из его окружения, включая Кочера. Устроили секретную поездку на закрытый турнир в одну из соседних стран, в котором приняли участие несколько крупных гроссмейстеров, с одним из которых Марио удалось разделить победу.

Следующим испытанием для него стал уже официальный чемпионат мира среди юношей. Марио выиграл шикарную партию у главного конкурента, фаворита всего соревнования, и эта партия сразу стала классической, ее включат во все учебники шахмат. Но финиш турнира у Лукьянова не получился, разболелась голова, растряслись нервы. Хотя итоговое третье место никаким провалом, конечно, не было.

Через год мощных приготовлений заветная вершина ему покорилась, хотя две недели нервного напряжения при игре в битком набитом душном зале привели Марио на грань истощения.

Врачи констатировали, что головные боли будут возвращаться и играть с полной выкладкой шахматный принц не сможет никогда; зато газеты, телерадио, огромное количество рекламных и популярных акций превратили Марио в надежду, супергероя и (невзирая на нетитульные имя и фамилию) чуть ли не лицо нации, для которой шахматы вновь превращались в престижную игру богов и мудрецов, заглавный вид спорта.

– А что есть самое важное в успехе спортсменов

мирового класса? – задал вопрос Кочер и сам же на него ответил:

– Главное – это допинг и грамотное его применение. А что такое допинг в шахматах? – верно, это своевременные экспертные подсказки.

В течение нескольких следующих месяцев тренер и ученик детально разрабатывали их систему. Простейшие шахматные подсказки давать легко; к примеру три шага вперед и пять назад могут означать «цэ пять», определенная последовательность простых действий, как то: поправлять галстук, покручивать или расстегивать пуговицу, смотреть на часы, закрывать лицо руками, качать головой, жонглировать пешкой, – может означать определенный вопрос игрока, своевременным ответом на который будут служить определенные действия определенных зрителей в зале, чье поведение тщательно отрепетировано, а присутствие определено загодя.

Капитан госбезопасности Кочер выпестовал высококлассную законспирированную группу, будучи главным участником которой Марио Лукьянов выиграл несколько крупных супертурниров, заявив о себе в полный голос на мировой шахматной арене… наступало время достижения главной цели – титула чемпиона мира; принца собирались выдвинуть в монархи.

В мировых шахматах как раз тогда царило смутное время. Три или четыре гроссмейстера с разной степенью обоснованности считали себя каждый действующим чемпионом мира. Марио собирались сделать мировым победителем сразу по всем версиям, Кочер вел активные переговоры с федерациями и ассоциациями… Суммы призовых фондов неуклонно повышались.

– Скоро они будут зашкаливать, – был уверен Кочер.

Марио тем временем продолжал побеждать. В своих партиях он демонстрировал новейшие теоретические разработки, филигранную технику и предельно точный (в решающих отрезках борьбы – безошибочный) расчет вариантов ходов.

Соперники подозревали его в нечестной компьютерной игре, но доказать ее не могли; международная федерация вводила специальные правила организации и проведения соревнований, принимались все новые меры по борьбе с электронными подсказками, для этого была создана целая комиссия, одним из активных членов которой стал Кучер. В зрительные залы и в игровые помещения допуск происходил через металлоискатели; специальные судьи наблюдали за игроками и зрителями…

Разумеется, отряд Кочера, помогающий побеждать Марио Лукьянову, применял самые передовые, дорогостоящие, не известные широко технологии… и если в шахматной табели о рангах Марио Лукьянов был, по совести говоря, просто сильный гроссмейстер, едва ли входящий в полусотню ведущих игроков мира, то в техническом плане у команды его помощников было чему поучиться самым мощным спецслужбам.

Лучшие элитные игроки двух мировых шахматных держав не могли справиться с Лукьяновым, и он был бы единоличным мировым лидером, если бы не странный шахматист по имени Дориан.

Дориан – так его звали, а фамилия у него была Смит. Он играл в безыскусные классические шахматы конца девятнадцатого века, но каким-то непостижимым образом ухитрялся одолевать самых сильных гроссмейстеров – современников Марио Лукьянова.

Секрет успеха Дориана был на самом деле прост: в рукаве у него неизменно для каждой партии была припрятана волшебная пешка, и в критический момент очередным своим ходом он незаметно выставлял ее на доске. Картина борьбы тут же менялась кардинально, в голове у противника выстилался туман, несколько свежих ходов на бланках записи партии перевоплощались мистически, а самые прямые и технологичные трансляции игры непостижимым образом никаких подмен вовсе не замечали.

Сам Дориан не вполне осознавал природу своих побед, про волшебную пешку скромно молчал, расценивал ее явление как природный дар, талант.

Таким вот образом оба сильнейших шахматиста мира были жуликами. В матче за корону Дориан Смит внешне легко победил Марио Лукьянова.