Автор книги: Николай Платошкин
Жанр: История, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Во время диктатуры Диаса в Мексике возник рабочий класс. Только с 1895-го по 1900 год численность рабочих выросла с 692 697 до 803 294 человек (не считая занятых на транспорте и в госсекторе).[102]102
Mexico since Independence. London, Cambridge University Press. 1991. P. 105.
[Закрыть] Положение большинства пролетариев было незавидным.
Рабочие на новых фабриках жили в общих бараках или хижинах из металлоотходов. Забастовки и создание профсоюзов были запрещены законом. Зато правительство создало свои рабочие общества (очень похожие на «зубатовские» профсоюзы царской России), которые учили, что повиновение полиции является основным признаком культуры. В 1891 году правительственные рабочие союзы смогли сорвать празднование 1 мая. Правительство поощряло также создание обществ рабочей взаимопомощи. Их члены сами собирали деньги, чтобы помочь товарищам при несчастных случаях.
Ограничений рабочего дня не существовало. Как правило, люди работали по 12 часов семь дней в неделю. Как и пеоны, многие рабочие были вынуждены покупать продукты в заводских лавках по завышенным ценам. На некоторых фабриках хозяева ухитрялись даже вычитать из и так маленькой зарплаты расходы на амортизацию обслуживаемых рабочими машин. Не существовало никакой системы социального страхования. Потерявшего руку или ногу рабочего просто выставляли на улицу, иногда оплатив ампутацию. О пенсионной системе в Мексике никто даже и не слышал.
Как уже упоминалось, реальная зарплата промышленных и сельскохозяйственных рабочих за время правления Диаса не выросла, поскольку инфляция намного обгоняла рост доходов. Исключение составляли только горнодобывающие предприятия, но условия работы на них были просто чудовищными даже по меркам того времени.
В эпоху «порфириата» активно были вовлечены в процесс производственной и общественной жизни мексиканские женщины. Среди примерно 800 тысяч рабочих, считая ремесленников, представительниц слабого пола насчитывалось около 200 тысяч. Однако дело здесь было отнюдь не в прогрессивном феминизме режима дона Порфирио. Просто женщинам платили в два раза меньше, чем мужчинам, и использовали их на самом тяжелом и монотонном труде, прежде всего в текстильной промышленности, а также на сигаретных фабриках, где они вручную скручивали сигары. Но надо отдать должное тому факту, что в начале XX века женщины получили широкий доступ к образованию. В 1887 году медицинская школа Мехико выдала диплом первой женщине-врачу. 65 % учителей начальных школ в начале прошлого века тоже были женщинами. Только в правительственном аппарате служили около 2 тысяч женщин. Правда, выше секретарш и телефонисток они не поднимались.
Рацион рабочих и крестьян был примерно одинаков – те же неизменные кукурузные лепешки, бобы и пульке. Даже работники крупных скотоводческих асиенд ели мясо только по большим праздникам.
В конце колониального периода сельскохозяйственный рабочий мог купить на зарплату за 250 дней работы 37,5 гектолитра кукурузы, в 1891 году – 42,5, а в 1908 году – только 23,5. Причем на закате «порфириата» даже начался процесс сокращения реальной заработной платы. Средняя зарплата в целом по стране составляла 39 сентаво в день в 1898 году и только 30 сентаво – в 1911 году. Даже апологеты режима Диаса признавали, что средний мексиканец в конце его правления ел не лучше, чем в начале. Правда, и не хуже, добавляли они.
Отсутствие достойного жилья и хорошо оплачиваемой работы не позволяло многим мужчинам создать нормальную семью. В конце правления Диаса, который старался подчеркнуть свою заботу о семейных ценностях, 40–45 % детей в Мексике рождались вне брака (в 70-е годы XIX века – всего лишь около 20 %). А в столичном федеральном округе внебрачных детей было более 60 %. От половины из них к тому же отказывались оба родителя.
В соответствии с «научной» теорией позитивизма, которая стала официальной идеологией Мексики времен «порфириата», все беды человека, вроде пьянства, проституции и бедности, были не следствием социальных условий жизни, а коренились в самой человеческой природе. И государство, исходя из такого постулата, могло лишь как-то ограничить и упорядочить все эти прискорбные явления. Оттого-то, в подражание «трезвой» Америке, в Мексике и пытались ограничить употребление «нецивилизованного» пульке. Правительственная пресса с негодованием писала, что от алкоголизма умирает дюжина граждан из каждой тысячи, в то время как в США – только трое. В 1903 году от алкоголизма и цирроза печени умерли более 2 тысячи мексиканцев, причем большая часть этих смертей пришлась на столицу. Неудивительно: в 1901 году в Мехико было 946 дневных и 365 ночных пулькерий (то есть одна на 307 жителей) – и только 34 хлебных магазина и 321 мясная лавка. Из 8 миллионов литров горячительных напитков, произведенных в Мексике, на пульке приходилось 94 %.
Правда, те же газеты с удовлетворением констатировали, что мексиканцы все же пьют меньше, чем «русские мужики». При этом, однако, появлялась масса псевдонаучных опусов о якобы природной склонности индейцев к алкоголизму.
Правительство отучало жителей от пульке в основном с помощью репрессивных мер, чем восторгались продиасовские газеты, так как с точки зрения классического позитивизма и либерализма государству вообще не пристало этим заниматься. Штаты принимали законы, по которым в пулькериях не должно было быть окон, женщин и музыки. Мол, тогда, никто и не захочет посещать эти злачные заведения. В некоторых штатах пытались запретить работу питейных заведений после шести часов вечера, чтобы уберечь от пьянства возвращавшихся домой рабочих. Появились в уголовных кодексах ряда штатов и наказания за нахождение в нетрезвом виде в общественных местах. Власти отказывались понять, что большинство граждан пили от безысходности, чтобы хотя бы на время отвлечься от заполненной тяжелым и низкооплачиваемым трудом жизни. К тому же французские вина были мексиканцам просто не по карману, а литр пульке стоил 6–7 сентаво. Признавалось, правда, что именно употребление алкоголя при плохом питании ведет к росту заболеваемости туберкулезом.
Итак, в социальном смысле «порфириат» принес подавляющему большинству населения (прежде всего аграрного) ликвидацию самой материальной основы существования. Мы уже говорили, что в некоторых штатах, например в Морелосе, свыше 99 % всех крестьян лишились земли. Не случайно именно Морелос позднее стал одним из главных очагов революции. Средние слои были недовольны олигархизацией экономической и политической жизни, так как она лишала их возможности любого нормального карьерного роста. Будущие генералы и министры революционных правительств при Диасе смогли подняться только до уровня телефонистов, писарей или мелких торговцев.
Не менее важными с точки зрения анализа причин революции является и крупнейшая географическая метаморфоза Мексики, произошедшая во время «порфириата».
До начала строительства железных дорог к американской границе весь север Мексики был гористой и пустынной, практически не заселенной территорией. После введения в строй железных дорог резко возросла стоимость земли в граничащих с США штатах Сонора, Чиуауа и Коауила. Местные помещики немедленно включились в прибыльный бизнес, связанный с поставками в США промышленного и сельскохозяйственного сырья. На север из центральных и южных районов страны с 1877-го по 1910 год переселились примерно 300 тысяч человек. В 1910 году только в штате Коауила было 115 тысяч иммигрантов из других районов страны, в Чиуауа – около 50 тысяч.
Благодаря этому стали бурно расти северные мексиканские города. В Монтеррее (центре мексиканской металлургии) в 1877 году проживали 14 тысяч человек, а в 1910-м – 79 тысяч.[103]103
Гонсальбо П.Э и др. Новая краткая история Мексики. М., 2008. С. 208.
[Закрыть] Торреон стал крупным железнодорожным узлом, и его население превысило к 1910 году 43 тысячи человек. Между тем это местечко только в 1893 году получило статус деревни, а городом сделалось лишь в 1907-м. До того, как уже известный нам полковник Грин начал добывать медь в Кананеа, это был сонный поселок с населением в 200 человек. В начале XX века Кананеа превратился в крупнейший город штата Сонора с населением 25 тысяч человек. Если до строительства железных дорог до отрезанной горами от центра Соноры добирались только морем, то теперь этот штат был связан с внешним миром. Правда, в основном с США. Тысячи жителей штата отправились на сезонные работы за границу. Вскоре сонорцев стали называть «мексиканскими янки». Если в центре страны подражали Франции, то на севере – Америке. Там пили виски и старались отдать своих детей в американские школы. Никакой экономической связи с центральной Мексикой Сонора не имела.
Зато крупнейшие помещики штата, как ни странно, были ярыми противниками войны, затеянной Диасом против индейцев яки, которые издавна жили в Соноре. Дело в том, что яки делились на мирных («мансос») и воинственных («бронкос»). Мирные индейцы были основной рабочей силой на асиендах. Федеральные же войска депортировали на Юкатан всех индейцев без разбора.[104]104
Во время подавления очередного восстания яки губернатор Соноры Рамон Корраль расстрелял их талантливого в военном отношении вождя Кахеме, а захваченных в плен индейцев продал на плантации Юкатана по 75 песо за голову. См. Паркс Г. История Мексики. М., 1949. С. 262.
[Закрыть] Помещики Соноры отнюдь не желали делиться дешевой рабочей силой с плантаторами Юкатана. Один из крупнейших землевладельцев штата Майторена предоставил индейцам убежище на своей асиенде, за что был брошен в тюрьму. Вскоре Майторена стал одним из лидеров мексиканской революции, а индейцы яки – его самыми верными бойцами.
В конце правления Диаса именно Сонора благодаря своим горнорудным месторождениям была самым богатым штатом республики. Однако все эти богатства контролировали американцы, вложившие в добычу полезных ископаемых более 45 миллионов долларов. Тем не менее правительство штата могло тратить на социальные нужды своего населения больше, чем в среднем по стране. К началу революции около трети сонорцев были грамотными, что в два раза превышало среднемексиканский уровень.
Если богатством Соноры была медь, то соседний штат Чиуауа, не такой гористый, стал основным поставщиком в Америку живого скота. Ежегодно в США продавалось около 70 тысяч голов скота. Да и сами жители штата ели мяса больше, чем где бы то ни было еще в Мексике: на 2,5 миллиона песо в год. Местные помещики, естественно, забросили зерноводство. Асиенды Чиуауа нисколько не походили на юкатанские. Рабочих рук в штате скорее не хватало, и помещики платили своим рабочим приличную по мексиканским меркам зарплату. К тому же население штата было в масштабах страны уникальным. Довольно значительную его часть составляли бывшие военные колонисты, которых помещики сами же поселили на границе с Сонорой для защиты от апачей. Когда угроза миновала, режим Диаса попытался насадить своих мэров в деревнях и поселках бывших крестьян-солдат. Колонисты, отличные стрелки, привыкшие к постоянной войне, в 1891 году подняли настоящее восстание. В личных целях повстанцев поддержал временно отстраненный Диасом от власти в штате Террасас. Если живших по соседству яки армия безжалостно истребляла, то с восставшими колонистами был достигнут определенный компромисс. Диас даже пошел на замену непопулярного губернатора Чиуауа Лауро Каррильо. Повстанцы получили амнистию, и процесс экспроприации земли замедлился.
Столь несвойственная для Диаса мягкость по отношению к вооруженному крестьянскому мятежу объясняется прежде всего тем, что колонисты по боевым качествам наголову превосходили составленную из забитых крестьян-рекрутов федеральную армию. Это показали события в небольшой деревне Томочи, приютившейся в отрогах гор, отделявших Чиуауа от Соноры. Началось все в ноябре 1891 года с того, что деревня выразила недоверие новому мэру, которого назначил на пост его дядя – один из «хефес политикос». Мэр беззастенчиво пас своих овец на крестьянских землях и заставлял жителей деревни работать на собственной земле за мизерную плату. Пикантность ситуации заключалась еще и в том, что он одалживал крестьян для работы в расположенном неподалеку имении министра финансов Хосе Лимантура – второго по влиянию человека в республике.
Протест крестьян подвигнул мэра лишь на то, чтобы попытаться забрить зачинщиков в армию. Но зачинщики эти были ярыми приверженцами культа шестнадцатилетней девушки, некой Терезиты, которую многие считали святой. Они убедили крестьян, что бог на их стороне и победа обеспечена. Около сотни вооруженных крестьян-колонистов дважды с легкостью разбили посланные против них контингенты правительственных войск численностью более 500 человек. В конце концов, 1200 солдат при помощи артиллерии превратили Томочи в руины и расстреляли всех уцелевших защитников деревни (потери правительственных войск при этом превысили 500 человек). Однако в штате вскоре начали распространяться легенды о героях-крестьянах. Томочи стала первым тревожным звонком для режима Диаса.
Северо-восточный штат Коауила стал центром мексиканской хлопкообрабатывающей промышленности. Там тоже все начиналось с железных дорог к американской границе. До их прокладки хлопок доставлялся морем из-за границы. После появления дешевого транспортного пути стало рентабельным с помощью искусственного орошения производить хлопок в самой Коауиле и сбывать его в Америку. Проблема была лишь в том, что проникшие в штат американские компании не хотели делиться скудными водными ресурсами с местными помещиками. Последних возмущало, что центральное правительство (а значит, сам президент) в этих спорах вставало на сторону американцев. А ведь к началу XX века благодаря экспортному экономическому буму крупные помещики мексиканского севера чувствовали себя вполне в состоянии самостоятельно, без янки заниматься железнодорожным строительством, добычей полезных ископаемых и выращиванием и переработкой сельскохозяйственных культур и скота. Они требовали от Диаса ограничить экономическое господство США на севере Мексики, но президент в далеком Мехико по-прежнему прислушивался разве что к советам своих приближенных-«сьентификос».
Американцы занимались в Коауиле отнюдь не только хлопком.[105]105
В эпоху «порфириата» производство хлопка в Мексике удвоилось.
[Закрыть] В этом штате находилось принадлежавшее янки крупнейшее угольное месторождение Мексики, да и железные дороги штата тоже были американскими. С другой стороны, девять из десяти готовых промышленных товаров штат ввозил из США, Таким образом, и в Соноре, и в Чиуауа, и в Коауиле крестьянский протест или глухое недовольство по разным причинам находили поддержку у местных крупных землевладельцев. Эта особенность Севера окажется достаточной для того, чтобы превратить его в колыбель мексиканской революции. Другой отличительной чертой Севера было наличие большого нового среднего класса. Если в центральной Мексике средние слои в основном состояли из государственных служащих, то на Севере благодаря экономическому буму появились десятки тысяч торговцев и скотоводов-ранчерос. «Ранчо» (их в 1900 году насчитывалось 35 тысяч) назывались более мелкие, чем асиенды, и, как правило, животноводческие хозяйства. Подчас ранчо и были частью асиенды, но в основном их владельцы хозяйствовали самостоятельно. Если «асиендадос» претендовали на посты руководителей штатов, то «ранчерос» хотели быть мэрами или депутатами. Однако жесткая централизация «порфириата» не давала им, за редкими исключениями, такой возможности.
Итак, именно на пережившем экономический бум севере Мексики в начале XX века сложились основные очаги недовольства режимом Диаса. Причем недовольство это разделяли, хотя и по разным причинам, практически все социальные слои северных штатов.
А сам дон Порфирио (даже сторонники стали называть его «доном Перпетуо», то есть «вечным») в начале нового столетия ощущал, что его политическое положение прочно, как никогда ранее.
Ему удалось свести всю легальную политическую борьбу в стране к одному-единственному вопросу: кому в 1904 году президент доверит честь идти вместе с ним на выборы в качестве кандидата в вице-президенты? В том, что главой государства опять станет сам Диас, почти никто не сомневался. Но все же, рассуждали наблюдатели, генералу в 1904 году стукнет 74 года, и, возможно, вице-президент в силу естественных причин уже во время шестилетнего срока сменит Диаса в президентском кресле.
Все газеты и общественное мнение страны видели в роли кандидатов на пост вице-президента двух человек. Министр финансов Хосе Лимантур никакой популярностью в стране не пользовался, но его ценили в Европе, и он возглавлял «сьентификос», влиятельных технократов. С ним правящая элита и иностранные инвесторы связывали экономическую стабильность в стране. Диаса Лимантур привлекал как раз своей непопулярностью. Ни в народе, ни в отдельных штатах, ни в армии опоры у него не было. А значит, в его лояльности дон Порфирио мог не сомневаться.
Сложнее было с другим кандидатом – губернатором северного штата Нуэво-Леон генералом Бернардо Рейесом. Того в народе считали националистом, поощрявшим мексиканскую промышленность и ненавидевшим настырных янки. Рейеса поддерживали и могущественные северные землевладельцы. Даже сам Диас, посетив столицу Рейеса Монтеррей, заявил в присущем ему лаконичном стиле: «Я вижу, что здесь управляют, как надо».[106]106
Krauze E. Porfrio Diaz. Mistico de la autoridad. Mexico, 1998. P. 88.
[Закрыть] К тому же Рейес был популярен в стране как победитель воинственных индейцев яки. Но в душе дон Порфирио побаивался авторитета Рейеса и поэтому решил держать его поближе к себе, а заодно и убрать с непослушного и богатого севера.
В 1900 году Рейес стал министром обороны. Диас как бы устроил соревнование между двумя ключевыми министрами своего кабинета (ибо Лимантур по-прежнему управлял финансами, являясь вывеской Мексики для иностранных кредиторов), поощряя их взаимную неприязнь. Чтобы несколько ослабить позиции Лимантура, в СМИ была организована кампания: журналисты вменяли политику в вину его французское происхождение. Своей явной злонамеренностью и использованием наиболее сильных предрассудков мексиканского общества эта кампания уязвила утонченного и слегка высокомерного министра финансов.
К удивлению Диаса, Рейес сумел не потеряться и в столице. Он предложил президенту сформировать в качестве постоянного резерва 16-тысячную гражданскую милицию. Каждое воскресенье в Мехико проходили военные сборы гражданской молодежи, которая восторженно приветствовала Рейеса. Диас стал ревновать и подозревать генерала в бонапартистских амбициях (зачем стране милиция, равная по численности регулярной армии?), хотя лояльность того была беспредельной. В 1902 году Рейес опубликовал проникнутую верноподданическим духом биографию Диаса, а тот, проявив свою «скромность», дал понять, что восхваления ему неприятны. Президент дал отмашку Лимантуру, и министр финансов с удовольствием урезал бюджет военного ведомства. Для Рейеса это было звонкой пощечиной – и в 1904 году он подал в отставку. Вернувшись в Монтеррей, генерал стал еще более популярен в народе, теперь уже как борец со столичной коррумпированной бюрократией.
Тем временем вдалеке от этой подковерной борьбы на вершинах власти в первый год нового XX века в Мексике было образовано первое по-настоящему широкое оппозиционное движение, ставившее своей целью не отдельные улучшения «порфириата», а полную его ликвидацию. Во главе поначалу полностью проигнорированной Диасом организации стояли никому не известные студенты – братья Рикардо и Энрике Флорес Магон,[107]107
Подробнее см. Albro W. S. Always a Rebel. Ricardo Flores Magon and the Mexican Revolution. Fort Worth, 1992.
[Закрыть] выходцы из родного штата диктатора Оахаки. По иронии судьбы, отец юношей полковник Теодоро Флорес поддержал в 1876 году «план Тустепек». Благодаря его связям сыновья смогли получить престижное образование в Мехико. Вскоре братья, особенно Рикардо, стали активными участниками столичных студенческих кружков. В 1892 году они приняли участие в антиправительственной демонстрации. Диас демонстрацию разогнал и предпочитал по-прежнему не замечать надоедливых молодых интеллектуалов. Между тем Рикардо Флорес Магон, сперва воспринимавший себя, как и большинство оппозиционеров, наследником «чистого» либерализма времен Хуареса, стал уделять повышенное внимание социальным вопросам, главным образом положению пеонов.
7 августа 1900 года Рикардо Флорес Магон вместе с братом основал газету «Рехенерасьон» («regeneración» по-испански означает «возрождение»). Поначалу Рикардо, юрист по образованию лишь хотел обличать отдельные недостатки судебной и полицейской системы Мексики. Но вскоре он понял, что у всех этих недостатков один корень – единоличная диктатура Порфирио Диаса. В декабре 1900 года братья официально назвали свою газету «независимым боевым периодическим изданием».
В том же августе 1900 года инженер Камило Ариага призвал провести в городе Сан-Луис-Потоси (запомним это название) конгресс либеральных сил.[108]108
Cockrof J. D. Precursores intelectuales de la Revolution mexicana. Mexico, 1971. P. 87.
[Закрыть] Правительство не возражало, так как целью собрания была объявлена борьба с поднимающим голову клерикализмом. Вопреки ожиданиям в феврале 1901 года в город приехали более 50 делегатов из многих штатов, в том числе и шеф-редактор «Рехенерасьон». Его выступление произвело фурор и вызвало у многих чувство страха за свою жизнь. Отойдя от безопасной темы церкви, Рикардо Флорес Магон четко произнес: «Наше правительство – это скопище бандитов». На него зашикали, и он повторил фразу. Опять протесты и опять тот же вызов. После третьего раза оратору зааплодировали. Делегаты преодолели собственную рабскую покорность режиму. На конгрессе была основана Либеральная партия Мексики, состоявшая, как и большинство других партий, из нескольких политических клубов в разных городах страны.
Правительство стало разгонять эти клубы, причем одним из первых был закрыт либеральный клуб в штате Нуэво-Леон – вотчине Бернардо Рейеса. Диас явно боялся, что новое оппозиционное движение поддержит слишком популярного генерала. Энрике Флорес Магон был арестован 23 мая 1901 года по ордеру судьи, не раз становившегося объектом критики «Рехенерасьон». Публицист провел в тюрьме почти год. Однако он ухитрялся издавать свою газету и из-за решетки. В сентябре 1902 года Энрике опять был арестован. Теперь за нападки на военного министра Рейеса. Выйдя из тюрьмы в конце 1903 года, Энрике вместе с братом Рикардо бежал из Мексики. 3 января 1904 года они пересекли пограничную реку Рио-Гранде.
Между тем Диас избрал кандидатом на пост вице-президента крайне непопулярного в стране Рамона Корраля и после выборов 1904 года вновь стал президентом.
«Сьентификос» восприняли назначение Корраля как свою полную победу над группой Рейеса. Тем более что популярность генерала стала падать – во многом благодаря усилиям «Рехенерасьон» и либеральной партии. В конце 1903 года в столице штата Нуэво-Леон прошла демонстрация против переизбрания Рейеса на пост губернатора штата. Войска открыли огонь и убили 15 демонстрантов. «Народный» кандидат Рейес показал народу свое истинное обличье.
Корралю был посвящен и первый эмигрантский номер «Рехенерасьон», вышедший в столице Техаса Сан-Антонио в ноябре 1904 года. Теперь газета не скрывала цели обновленной Либеральной партии, органом которой она фактически стала: «Мы будем атаковать генерала Диаса как человека, который прямо ответственен за все невзгоды мексиканского народа, и потому, что он представляет собой самую одиозную, кровавую и роковую тиранию, которая когда-либо существовала в нашей стране».[109]109
Albro W. S. Always a Rebel. Ricardo Flores Magon and the Mexican Revolution. Fort Worth, 1992. P. 26.
[Закрыть] Избрание губернатора Соноры вице-президентом для эмигрантов означало, что Диас хочет сохранить созданный им режим и после своей смерти.
Использовав возвышение Корраля и упадок влияния Рейеса, «сьентификос» решили разобраться с непокорными политическими и экономическими лидерами северных штатов. В Соноре близкое к Корралю правительство штата подавило все политические амбиции либеральных землевладельцев, лидером которых был уже известный нам Хосе Мария Майторена. В Коауиле Диас заставил подать в отставку популярного среди местной элиты губернатора Мигеля Карденаса и предотвратил избрание неугодного ему кандидата Венустиано Каррансы.
Подобная политика привела к тому, что многие богатые люди севера стали финансово поддерживать группу Флореса Магона в США. Деньги давал, например, Франсиско Мадеро, богатый землевладелец и промышленник Коауилы.[110]110
Mexico since Independence. London, Cambridge University Press, 1991. P. 115.
[Закрыть] Мадеро получил образование во Франции и США, где увлекся спиритизмом. Среди собратьев по классу он слыл чудаком, так как предоставлял своим рабочим немало социальных благ. Но до поры до времени Диас считал клан Мадеро лояльным, потому что его основатель дон Эваристо когда-то поддержал его путч в 1876 году. К тому же Мадеро слыли недругами Рейеса. Правда, Диас и «сьентификос» с неудовольствием наблюдали за тем, как Франсиско Мадеро объединял усилия помещиков штата Коауила в борьбе против американских компаний за скудные водные ресурсы.
Что же касается надоедливых братьев Флорес Магон – Диас подослал к ним в Техас наемного убийцу. Покушения не получилось, но братьям пришлось перебраться подальше от границы – в город Сент-Луис, штат Миссури. Тем не менее «Рехенерасьон», которую тайком доставляли в Мексику, пользовалась в стране все возрастающей популярностью. Продавалось около 25 тысяч экземпляров газеты. Популярной она была и потому, что Либеральная партия, впервые в мексиканской истории, требовала не только политических свобод, но и решения наболевших социальных проблем. Диасу удалось добиться ареста Рикардо и Энрике в Сент-Луисе, но их вскоре выпустили благодаря вмешательству местных журналистов.
1 июля 1906 года образованная в Сент-Луисе в сентябре 1905 года либеральная хунта (то есть фактически правительство в изгнании) выпустила свой манифест, который по обычаю назывался «Либеральным планом».[111]111
Очерки новой и новейшей истории Мексики. М., 1960. С. 249.
[Закрыть] Там перечислялись традиционные либеральные требования: полная национализация церковного имущества, обеспечение политических свобод, светское образование, отмена смертной казни и ликвидация института «хефес политикос». Но наряду с этим план содержал и социальные требования: восьмичасовой рабочий день и шестидневная рабочая неделя (то есть введение хотя бы одного выходного дня), закрытие магазинов на фабриках и асиендах и выдача зарплаты только наличными деньгами, запрет детского труда. Характерно, что братья Флорес Магон обратились именно к нуждам рабочих. Но и аграрному вопросу в документе, впервые в истории мексиканского либерализма, уделялось достойное внимание. Каждый землевладелец должен был обрабатывать имеющиеся у него земли, в противном случае они передавались государству. Государство, в свою очередь, предоставляло освободившуюся землю местным или иностранным колонистам. Для поддержки этой политики планировалось создать специальный кредитный банк. Что и говорить, программа радикально настроенного Рикардо Флореса Магона в аграрном вопросе была не столь уж и радикальной. Но он первым из образованного класса Мексики затронул эту тему. В целом же либеральная хунта по старой либеральной же традиции считала крестьянство политически незрелым и зараженным религиозными предрассудками. И с тактической точки зрения, к сожалению, была права.
На первый взгляд, попытка разбудить именно рабочих выглядела весьма бесперспективным делом. Рабочих в Мексике насчитывалось гораздо меньше, чем ремесленников, и они были политически разобщены. Правда, еще в 70-е годы прошлого века появилась мексиканская секция Первого интернационала, а с 1871 года начала выходить газета с характерным названием «Эль Сосиалиста». Однако с течением времени газета была прикормлена Диасом, а ее главный редактор даже стал депутатом Конгресса. Среди мексиканских рабочих пользовались огромной популярностью идеи анархизма, которые занесли в Мексику итальянские и испанские иммигранты.[112]112
Рикардо Флорес Магон в эмиграции в США также испытал сильное идеологическое влияние тамошних анархистов.
[Закрыть] Марксизм практически отсутствовал, так как явно был чересчур сложен для неграмотного в основной своей массе пролетариата.
Но братья Флорес Магон использовали в своих целях присущую анархизму готовность к открытым прямым действиям.
В начале XX века большинство рабочих Мексики ненавидели Диаса за то, что настоящими хозяевами в стране были американцы. Рабочие видели, что все более или менее квалифицированные должности на крупных предприятиях заняты иностранцами, которые к тому же получают за одинаковый с мексиканцами труд в два раза больше.
В 1905 году министр финансов Лимантур, сам того не ведая, нанес диктатуре Порфирио Диаса сокрушительный удар, без которого, возможно, и не возникло бы предпосылок для революции. Чтобы наконец сделать Мексику полноправным членом мирового экономического сообщества, Лимантур перевел страну с серебряного на золотой стандарт. Толчком к этому послужил переход на золотой стандарт Соединенных Штатов. Ранее американцы активно закупали мексиканское серебро, но это привело к инфляции и к сокращению золотых резервов. А ведь тогда, в 1890-е годы Америка была страной-должником и выплачивала долги своему основному кредитору, Великобритании, в золоте. Вопрос о том, базироваться американскому доллару на золоте или серебре, стал одним из основных в ходе предвыборной кампании в США 1900 года. Победил республиканец Маккинли, сторонник золотого стандарта, который ввел его, как только сделался президентом.
Для Мексики это было сильнейшим ударом. Ведь и Лимантур, и сам Диас всячески подчеркивали, что за время «порфириата» Мексика стала отличным должником и поэтому может занимать за границей деньги в любое время и под разумные проценты. Лимантур проводил активную кредитную политику, беря в долг, когда надо и когда не надо. Деньги занимались во Франции, и «сьентификос» имели с каждого кредита неплохие комиссионные. В результате этого финансово-политического хвастовства к 1905 году Мексика накопила невиданную ранее сумму внешнего долга – 250 миллионов песо. Однако стоимость мексиканского серебра постоянно снижалась, так как американцам оно уже не нужно было в прежнем объеме. Соответственно, все большую долю бюджета приходилось тратить на погашение внешней задолженности. Мексика пыталась вместе с Китаем предложить США фиксированный курс обмена серебра на золото, но американцы идею в целом проигнорировали, хотя потом предложили явно невыгодный для Мексики курс. Зависимость от США не оставляла мексиканскому правительству иного выбора, чем скрепя сердце согласиться на диктат.
25 марта 1905 года Лимантур объявил о новой валютной системе. Стоимость мексиканского песо устанавливалась на уровне 50 американских центов. Это фактически означало девальвацию мексиканской валюты в два раза и, соответственно, обесценение мексиканских зарплат. Существенно подорожал импорт, особенно товары широкого потребления и промышленное оборудование. Мексиканское серебро стало утекать за границу, где оно стоило дороже, чем на родине. Вся глупость либерально-монетаристской ортодоксии Лимантура проявилась еще и в том, что мексиканский внешний долг практически удвоился.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?