Текст книги "Сандинистская революция в Никарагуа. Предыстория и последствия"

Практически одновременно с прибытием в Никарагуа Стимсона армия Монкады была разбита консерваторами. От полного разгрома ее спас отряд во главе с никому не известным тогда Аугусто Сандино. Тем не менее, разделившись на отдельные отряды, либералы Монкады отступали вглубь страны, на восток. Американцы отмечали, что помимо недостатка еды и боеприпасов причиной поражения главной либеральной армии стали разногласия между главнокомандующим Монкадой и другим главным генералом либералов – Сандовалем[250]250
  FRUS, 1927 (см.: http://images.library.wisc.edu/FRUS/EFacs/1927v03/reference/frus.frusl927v03.i0017.pdf).


[Закрыть].

В госдепартаменте были так приятно удивлены успехами армии Диаса (хотя и считали данные о потерях либералов сильно завышенными), что поспешили объявить миссию Стимсона не посреднической, а чисто наблюдательной. Однако в своей первой телеграмме из Манагуа 20 апреля 1927 года Стимсон счел былые расчеты госдепартамента относительно скорой победы консерваторов «чересчур оптимистическими». Армия Монкады потерпела поражение, но не разбита. Если либералы перейдут к партизанской войне небольшими подразделениями, то разгромить их будет очень трудно, и это займет много времени. Между тем, через шесть недель у правительства Диаса, которое и так держалось только за счет американских кредитов, закончатся деньги. Стимсон приходил к выводу, что ни один никарагуанский лидер не может одержать победу силой оружия и вопреки США. Другими словами, бывший министр обороны США констатировал в Никарагуа патовое положении с военной точки зрения.

Сердцевиной возможного мирного урегулирования Стимсон считал (и в этом его поддерживали либералы) честные президентские выборы в 1928 году под наблюдением США. Именно это Стимсон считал той «уступкой», которую надо преподнести либералам. «Голая» военная интервенция будет контрпродуктивной[251]251
  FRUS, 1927 (см.: http://images.library.wisc.edu/FRUS/EFacs/1927v03/reference/frus.frusl927v03.i0017.pdf).


[Закрыть].

Через три дня Стимсон сообщил, что боевой дух правительственных сил и окружения Диаса оставляет желать лучшего, в то время как либералы многочисленны и полны решимости сражаться. Американский спецпредставитель считал, что надо срочно добиться мира на основе плана Диаса до июня, иначе не удастся собрать урожай, и вся Никарагуа погрузится в хаос и анархию. Стимсон предрекал, что не все либералы сложат оружие даже под гарантию американцев и, возможно, американской морской пехоте придется разоружать отдельные отряды силой. Судя по ответной телеграмме Келлога, тот явно сомневался, что наличных сил морской пехоты и моряков хватит для разоружения повстанцев. Он поинтересовался у Стимсона, сколько времени может занять подобное разоружение и насколько сильным может оказаться сопротивление.

25 апреля Сакаса согласился направить в Манагуа своих представителей на мирные переговоры. В то же время Монкада реорганизовал свою армию и сосредоточил ее у реки Типитапа, откуда он мог угрожать и Гранаде, и Манагуа. Войска Диаса отказались атаковать либералов и отступили. Эберхардт и Стимсон требовали укрепления американского военного присутствия в Никарагуа, чтобы либералы опять не решили все-таки свергнуть Диаса силой.

Адмирал Латимер при поддержке Эберхарта предложил силой остановить либералов у реки Типитапы[252]252
  Река Типитапа, соединяющая озера Никарагуа и Манагуа, была последним естественным водным рубежом на пути армии либералов к столице с востока.


[Закрыть] и не дать им продвинуться к столице. Предлог для вмешательства в боевые действия был все тем же: защита железной дороги и жизней американских граждан в Гранаде и Манагуа.

В целом, отмечал Эберхардт, большинство никарагуанцев расценивает американское вмешательство как «эгоистичную» интервенцию в пользу Диаса, однако такие «ответственные» либералы, как Сакаса и Монкада, не станут воевать против США (они сообщили об этом лично Стимсону, а Сакаса сделал на сей счет и публичное заявление), и это надо использовать[253]253
  FRUS, 1927 (см.: http://images.library.wisc.edu/FRUS/EFacs/1927v03/reference/frus.frusl927v03.i0017.pdf).


[Закрыть]. Недовольных возможным мирным соглашением либералов можно будет разоружить и наличными американскими силами, но если прислать в Никарагуа дополнительно 800 военнослужащих США, то это произойдет быстро. Не сложат оружия только отдельные мелкие партизанские отряды в труднодоступных районах (здесь Эберхардт и Стимсон не ошибались). Но мир в густонаселенной западной части страны будет обеспечен.

26 апреля 1927 года в своей телеграмме в Вашингтон Стимсон впервые наряду с прочими военачальниками либералов упомянул Сандино – как хорошего партизанского командира, мало чего стоящего в дни мира. В целом в случае достижения мира, считал Стимсон, отдельные банды мародеров еще могут скрыться в горах, но Никарагуа полностью успокоится уже в июне – июле[254]254
  FRUS, 1927 (см.: http://images.library.wisc.edu/FRUS/EFacs/1927v03/reference/frus.frusl927v03.i0017.pdf).


[Закрыть].

27 апреля делегация либералов на американском эсминце отправилась в Манагуа. В этот же день госдепартамент разрешил Стимсону и Эберхардту пригрозить Сакасе возможностью насильственного разоружения частей либералов, если он окажется не готов к фактической капитуляции. Одновременно Латимеру (командовавшему всеми американскими частями и флотом в Никарагуа) дали полномочия не пускать либералов за реку Типитапа.

Между тем, по мнению Стимсона, в конце апреля ситуация правительственных войск, несмотря на их превосходное вооружение, стала «плохой». Они уже три недели оттягивали наступление на армию Монкады, дав либералам возможность оправиться от поражения и перегруппировать силы. Стимсон относил это насчет «полнейшей некомпетентности (командного состава) и предательства»[255]255
  FRUS, 1927 (см.: http://images.library.wisc.edu/FRUS/EFacs/1927v03/reference/frus.frusl927v03.i0017.pdf).


[Закрыть]. Монкаду от решительного наступления удерживал только недостаток боеприпасов.

4 мая 1927 года Стимсон в сопровождении Эберхардта приехал в ставку главнокомандующего армией либералов Монкады в городок Типитапа. Сначала переговоры шли непросто – либералы никак не хотели соглашаться с тем, что президентом до 1928 года останется Диас. Ведь это означало, что конституционный вице-президент и лидер либералов Сакаса незаконно лишался своей должности. А ведь армия либералов формально называла себя конституционалистской и боролась, соответственно, за строгое соблюдение основного закона страны. В полдень Эберхардт устроил для участников переговоров «дружеский завтрак» на 40 персон, после чего переговоры пошли успешнее[256]256
  Гонионскш С. А. Сандино. М., 1965. С. 29.


[Закрыть].

Когда Монкада сказал Стимсону, что США ошибаются, поддерживая Адольфо Диаса на посту президента, Стимсон ответил: США признали Диаса, а Америка ошибок не делает[257]257
  Stimson H. American Policy in Nicaragua. The Lasting Legacy. Princeton, 1991. P. 80.


[Закрыть]. Монкада настаивал: США все же сделали ошибку, и она будет стоить им потери авторитета в Латинской Америке. Стимсон был непреклонен: он приехал в Никарагуа, чтобы «добиться мира», и если потребуется, то и с помощью силы.

В качестве переводчика Монкада привлек своего племянника Анастасио Сомосу Гарсию. По-английски Сомоса говорил бегло, но, как отмечал известный американский журналист Уильям Крем, «с таким фантастическим количеством ошибок, какое можно услышать лишь у гангстера американо-итальянского происхождения»[258]258
  Гонионскш С. А. Сандино. М., 1965. С. 32.


[Закрыть].

Анастасио Сомоса (чьим прадедом был уже упоминавшийся на страницах этой книги «Робин Гуд» Бернабе Сомоса) родился 1 февраля 1896 года в городке Сан-Маркос. Он являлся незаконнорожденным сыном состоятельного владельца кофейной плантации и его служанки. В то время в Никарагуа такие вещи были делом обычным. Отец признал сына, а дядя Сомосы Хосе Мария Монкада отправил его по линии фонда Рокфеллера учиться в США. В Филадельфии Сомоса окончил коммерческое училище, но попал на два месяца в тюрьму за подделку долларов.

После возвращения в Никарагуа Сомоса безуспешно занимался бизнесом и решил выбиться в люди за счет удачной женитьбы. Еще в Америке он познакомился с Сальвадорой Дебайле Сакасой – дочерью одного из самых богатых людей страны и представительницей важнейшего либерального олигархического клана Никарагуа (мать Сальвадоры была дочерью президента Никарагуа Роберто Сакасы Саррио и сестрой будущего вице-президента и вождя либералов Сакасы). Когда у Сальвадоры, приехавшей в Филадельфию из Европы после начала Первой мировой войны, обострился аппендицит, ее навестил в больнице брат, которого сопровождал молодой, приятный и услужливый человек (друзья в Америке звали его «Сони»). Это и был будущий диктатор Никарагуа Анастасио Сомоса.

Родители невесты были против брака, но Сомоса достигал поставленной цели любыми путями, и в 1919 году Сальвадора стала его женой. Брак был заключен без ведома родителей в Филадельфии. Потом свадебную церемонию пышно, по обычаям никарагуанской олигархии, повторили в Леоне. Богатые родственники обеспечили молодым свадебное путешествие в Европу, которое длилось почти год. Жена была немного старше мужа, что по меркам тогдашней Латинской Америки казалось странным.

Сальвадора родила мужу трех детей – дочь Лилиану и сыновей Луиса и Анастасио. Но еще до этого у Сомосы появился внебрачный сын Хосе от служанки его матери. По просьбе супруги отец признал его.

Вскоре после заключения брака Сомоса опять попался на мошенничестве и был предан суду, но связи жены спасли его от неприятных последствий.

Никаких политических убеждений Сомоса не имел – его жизненной целью было личное благополучие любой ценой. Отец Сомосы был человеком консервативных взглядов[259]259
  Walter К. The Regime of Anastasio Somoza, 1936-1956. The University of North Carolina Press, 1993. P. 12.


[Закрыть], что среди владельцев кофейных плантаций встречалось редко. Обычно эти люди, производившие современный и модный товар для Европы и завязанные на внешнюю торговлю, придерживались либеральных убеждений. Сомосу сделали либералом родственные связи с Монкадой и Сакасой – окажись среди его родственников консерваторы такого же уровня, будущий диктатор Никарагуа стал бы консерватором.

Благодаря связям жены Сомоса в 1926 году стал «политическим начальником» (то есть префектом) в Леоне – оплоте либералов и клана Сакасы. Когда началась война между либералами и консерваторами, Сомоса, естественно, примкнул к первым. Неподалеку от его родного городка Сан-Маркос отряд Сомосы был разбит, и позднее он сдался правительственным войскам. Монкада тем не менее произвел племянника в генералы, хотя больше никакого участия в боевых действиях тот не принимал.

4 мая 1927 года Стимсон и Монкада при помощи любезного переводчика Анастасио Сомосы наконец-то договорились (при этом американцы заняли позиции на южном берегу реки Типитапа, сменив разбежавшиеся части консерваторов).

Точнее, Монкада сдался, согласившись на президентство Диаса до 1928 года. Армия либералов подлежала разоружению, оружие сдавалось американцам. В случае необходимости американцы получили право разоружать части либералов силой. За каждую сданную винтовку солдаты Монкады получали по 10 долларов.

Распускались и войска консерваторов. Вместо обеих враждующих армий американцы создавали «неполитическую» национальную гвардию. США обещали в 1928 году честные выборы под своим наблюдением. Для соблюдения условий соглашения они получали право оставить в Никарагуа контингент морской пехоты. Стимсон отмечал, что Монкада настроен конструктивно и примирительно. Генерал либералов признал, что может победить консерваторов, но якобы не может «умиротворить» Никарагуа без американской помощи[260]260
  FRUS, 1927 (см.: http://images.library.wisc.edu/FRUS/EFacs/1927v03/reference/frus.frusl927v03.i0017.pdf).


[Закрыть]. Еще Монкада пожаловался Стимсону, что страну наводнили вооруженные группы, которые не подчиняются ни ему, ни Адольфо Диасу.

Договоренности Стимсона – Монкады были одобрены Сакасой и получили наименование «пакт Эспино Негро» (то есть «пакт тернового дерева» – под этим деревом Монкада и сдался американцам).

7 мая 1929 года Монкада обратился к армии либералов с призывом как можно скорее сложить оружие. Американцы спешили, потому что в Никарагуа скоро начинался сезон дождей, которые серьезно усложняли морской пехоте и авиации США борьбу с партизанами. 12 мая Монкада и все генералы либеральной армии обратились с письмом к Стимсону, в котором изъявляли намерение как можно быстрее сдать оружие. Монкада выражал уверенность, что американские войска смогут обеспечить в Никарагуа мир и спокойствие. Американский посланник Эберхардт отмечал, что воззвание Монкады подписали 11 генералов-либералов, «за исключением Сандино»[261]261
  FRUS, 1927 (см.: http://images.library.wisc.edu/FRUS/EFacs/1927v03/reference/frus.frusl927v03.i0017.pdf).


[Закрыть].

Так оно и было. Приказу Монкады о капитуляции не подчинился лишь один генерал либеральной армии – Аугусто Сесар Сандино.

Предки Сандино прибыли из Испании в Латинскую Америку в XVIII веке. Три брата Сандино (как в сказке) рассеялись по Новому Свету: один обосновался в Никарагуа, другой – в Мексике, третий – в Колумбии.

По обстоятельствам своего рождения Сандино был похож на Сомосу, и эти люди были почти ровесниками.

Аугусто Николас Кальдерон Сандино родился 18 мая 1895 года в маленьком поселке Никиноомо (департамент Масайя, в 30 километрах к западу от Манагуа), в котором было всего несколько каменных домов и пара сотен хижин под пальмовыми листьями. Именно в одной из таких хижин и появился на свет самый выдающийся никарагуанец, имя которого теперь известно всему миру. Как и Сомоса, Сандино был внебрачным ребенком. Его отец, зажиточный владелец плантации кофейных деревьев Грегорио Сандино – либерал и сторонник Селайи, был человеком уважаемым, и его каменный дом стоял в лучшем месте поселка – на центральной площади.

К моменту рождения Аугусто дон Грегорио уже бросил его мать – поденщицу и домашнюю прислугу Маргариту Кальдерон, чтобы жениться на богатой уроженке Масайи по имени Америка (брак с ней был заключен 27 января 1897 года, она родила дону Грегорио сына Сократеса и двух дочерей – Марию Асунсьон и Зойлу Америку)[262]262
  Внучка Зойлы Америки стал супругой президента Никарагуа Даниэля Ортеги – продолжателя дела Аугусто Сандино.


[Закрыть]. 14 июля 1895 года мальчика крестили.

Сандино вспоминал: «Я был зачат в любви, или в грехе, как вам больше подходит. Когда я появился на свет, отец уже успел забыть о той, кто стала матерью его первенца. Причина столь короткой памяти легко объяснима – моя мать была батрачкой, крестьянкой, а отец сватался к сеньорите Америке Тиффер из богатой буржуазной семьи.

Так и получилось, что я родился и рос в нищете. Мать с утра до позднего вечера работала на кофейных плантациях, а меня оставляла одного в хижине. Научившись ходить, я уже отправлялся на сбор кофе вместе с ней и помогал наполнять корзины кофейными ягодами. Когда мы не собирали кофе, то убирали пшеницу или маис. Одним словом, делали все, что нам приказывали. Платили нам так мало, что само существование казалось нам беспрерывной, непреходящей, жгучей болью!

Чтобы не умереть с голоду, мать закладывала в ломбарде за несколько сентаво мои рубашонки и единственные рваные штаны. Часто, когда мать была больна и не могла подняться на работу, я по ночам воровал маис на полях и таскал овощи с чужих огородов. Так я рос в постоянно борьбе с жизнью, беспощадной и жестокой»[263]263
  Белят М. Ю. Никарагуа: портрет в черно-красных тонах. М., 1987. С. 32–33.


[Закрыть].

Эта жизнь щедро одаривала батрачку и ее сына все новыми и новыми страданиями. В 1904 году Маргарита Кальдерон нанялась к мэру (алькальду) Никиноомо. Она попросила в долг у мэра десять песо и, чтобы быстрее отдать их, нанялась на работу в другое поместье, где платили больше. Разъяренный алькальд счел это нарушением полагавшегося в таком случае чинопочитания и заключил батрачку в долговую тюрьму. Так как за девятилетним Аугусто некому было присматривать, то он отправился в тюрьму вместе с матерью. «Побои, грубое обращение, грязь, холод… – вот что ждало нас в той деревенской тюрьме, – вспоминал Сандино. – У мамы начались преждевременные роды, она истекала кровью. И единственным человеком, который мог хоть чем-то помочь ей, был я, девятилетний мальчик. В ту ночь, когда мать, обессиленная, уснула, прижавшись к ней, я плакал и думал: «Почему бог допускает такое? Почему падре говорит, что власть от бога? И почему тогда власти помогают только богатым? Какое все это дерьмо – бог, власти, жизнь!»[264]264
  Белят М. Ю. Никарагуа: портрет в черно-красных тонах. М., 1987. С. 33.


[Закрыть]

Аугусто был вторым по старшинству из шести детей своей матери.

Не в силах содержать ребенка, мать отдала его бабушке, у которой Аугусто прожил несколько лет[265]265
  По другой версии, мать решила уйти в Гранаду вместе с неким мужчиной по имени Гарсия, и Аугусто отказался к ней присоединиться.


[Закрыть]. Затем его взял в свой дом отец. Аугусто тогда было 11 лет, большую часть из которых он прожил впроголодь и зачастую не ел по нескольку дней. Говорят, что Аугусто встретился с отцом на дороге, когда нес тяжелые тюки. Мальчик поставил их на землю и спросил дона Грегорио: «Я Ваш сын или нет?» Когда тот подтвердил, Аугусто со слезами на глазах продолжил: «А если сын, то почему Вы не относитесь ко мне, как к Сократесу?» Так дон Грегорио взял внебрачного сына в свой дом.

Аугусто выполнял в хозяйстве отца любую порученную ему работу: пас скот, работал на плантации, возил товары на базар. Мальчик не имел права садиться за стол со своими единокровными братом и сестрами, ел и спал вместе с прислугой. Он очень интересовался сельскохозяйственными машинами, которые с удовольствием разбирал и помогал чинить. В 1912 году, как и большинство никарагуанцев, Аугусто Сандино был возмущен американской интервенцией. Его героем стал генерал Селедон – Сандино с отцом видели, как труп этого никарагуанского патриота консерваторы радостно тащили по улицам. Дон Грегорио Сандино был два раза арестован в годы правления консерваторов (один раз – как раз за то, что протестовал против убийства Селедона)[266]266
  Navarro-Genie M. A. Augusto «Cesar» Sandino: messiah of light and truth. Syracuse University Press, 2002. P. 4.


[Закрыть].

Отец дал сыну образование – отправил его в бесплатную государственную школу, недавно открытую по распоряжению президента-либерала Селайи. Таким образом, Аугусто принадлежал к тем Ъ% никарагуанских детей, которые могли позволить себе учиться в то время. Так как он попал в школу поздно, дети смеялись над его неграмотностью и неясным происхождением, что приводило к частым дракам. Точно известно, что Сандино закончил четыре класса, хотя есть данные, что он потом учился в коммерческом училище в Гранаде.

Семья Сандино занялась зерновым бизнесом. Аугусто и его отец покупали у крестьян зерно и перепродавали его крупным оптовикам в Манагуа, Гранаду, Хинотепе и Масайю. С юношеских лет у Сандино стали проявляться лидерские способности, и он организовал потребительско-сбытовой кооператив, чтобы объединить крестьян перед лицом торговцев-перекупщиков зерна, постоянно снижавших цены. Встревоженные торговцы из Масайи в 1920 году послали на переговоры с Сандино влиятельного политического деятеля – Хосе Марию Монкаду, будущего главнокомандующего армии либералов. С помощью Аугусто его отец смог вдвое увеличить свой капитал.

Между 1913-м и 1916 годом Сандино уехал из Никиноомо, вероятно, из-за ссоры с мачехой. Он работал где-то в районе границы с Коста-Рикой механиком. Позднее Сандино говорил, что он попал на корабль в Сан-Хуан-дель-Сур и посмотрел половину мира. Есть данные, что какое-то время он жил в США.

В 1919 году Сандино вернулся на родину и открыл в Никиноомо собственное предприятие по торговле зерном. В 1920 году он принял участие в президентской кампании либералов, агитируя за них в своем родном поселке.

Первой любовью будущего «генерала свободных людей» стала односельчанка и однофамилица Мария Соледад Сандино (в некоторых источниках девушку называют Мария Мерседес)[267]267
  Историки выяснили, что практически подростком Аугусто имел внебрачную связь с односельчанкой по фамилии Санчес, которая родила ему дочь Наталью Санчес Сандино.


[Закрыть]. Аугусто, которому тогда исполнилось 19 лет, был невысокого роста (163 см) и не отличался представительной внешностью. Но 16-летней девушке парень нравился своей серьезностью и обходительностью. Родители Марии Соледад были, конечно, против знакомства дочери с оборванцем, но сама она хотела выйти за Аугусто замуж. Сандино вспоминал «…Моя первая любовь была настолько сильной, что я сходил с ума, я плакал, страдал, не спал ночей, а если спал, то грезил о ней. Моя любовь была сокровищем, о котором я не решался сказать никому, даже ей»[268]268
  Белят М. Ю. Никарагуа: портрет в черно-красных тонах. М., 1987. С. 35.


[Закрыть]. Он написал девушке письмо, в котором угрожал убить ее и себя, если она его отвергнет, но так и не решился отправить послание адресату.

Однако судьба и на этот раз не пожелала проявить великодушие по отношению к бедному парню. Так как родители Марии не хотели давать разрешение на помолвку с бедняком, Аугусто в 1920 году отправился на заработки в Блуфилдс, чтобы скопить денег на свадьбу. В письмах Марии он молил небо, чтобы они стали мужем и женой. Когда Аугусто исполнилось 25 лет, он и Мария наконец-то были помолвлены. Казалось, что счастье близко, но судьба опять жестоко посмеялась над парнем.

В Никиноомо жил некий Дагоберто Ривас, сын богатых родителей, ненавидевший Сандино, который упорно пытался выбиться в люди. 19 июня 1921 года Ривас с дружками налетел на Сандино прямо у церкви после воскресной мессы. Как сообщали столичные газеты, Ривас дал Сандино пощечину. Завязалась драка, и Аугусто выстрелил в обидчика из пистолета и попал ему в левую ногу. Газеты писали, что Ривас признал свою вину и что Сандино («уважаемый коммерсант») до драки отличался примерным поведением.

Относительно причин инцидента есть разные версии. Кто-то говорил, что Ривас обвинил Сандино в ухаживаниях за его овдовевшей сестрой. Но на самом деле, видимо, Сандино был недоволен партией зерна, которую он купил у Риваса, а тот не хотел платить неустойку.

Отец Риваса был влиятельным депутатом от консервативной партии, и Аугусто грозила тюрьма. Ему пришлось бежать из родного поселка (сначала в Блуфилдс на заработки), а потом и из страны.

Сначала Сандино подался на атлантическое побережье Никарагуа, но уже через месяц по соображениям безопасности перебрался в Гондурас. Там он работал какое-то время охранником на складе в гондурасском порту Ла-Сейба и два года на заводе по производству сахара. В письмах отцу он жаловался на тяжелые условия работы, одиночество и тоску по родине. Он мечтал скопить достаточно денег, чтобы вернуться и жениться на своей Марии.

В 1923 году Сандино переехал в Гватемалу и в городе Кирагуа нанялся механиком на предприятие «Юнайтед Фрут». Позднее он вспоминал, что Гондурас его заставила покинуть какая-то романтическая история, связанная с женщиной.

Тем не менее из Гондураса Марии Соледад приходили нежные письма: «Любовь моя, вот и прошел год нашей разлуки. Но ни год, ни 20 лет не смогут убить чувство, которое живет в моей душе. Этот год был полон воспоминаний о тебе и грусти о том, что ушло. В эти двенадцать месяцев жизнь подвергла меня суровым испытаниям. Тебе, как и любому, кто ни разу не рисковал, не понять, что значит искать счастья на чужбине… Моя дорога трудна, она не похожа на увеселительную прогулку с толстой чековой книжкой в кармане. А сам я не похож на обладателя чековых книжек, на тех беззаботных пташек, что не знают мира и жизни. И это обстоятельство наполняет меня гордостью…»[269]269
  Белят М. Ю. Никарагуа: портрет в черно-красных тонах. М., 1987. С. 37.


[Закрыть]

Сандино хотел вернуться на родину, но его смертельный враг Дагоберто Ривас стал военным начальником в Никиноомо, и возвращение грозило Аугусто тюрьмой или смертью. Сандино просил Марию приехать к нему, но у девушки умер отец и заболела мать, которую она не могла бросить.

Марии и Аугусто не суждено было соединить свои судьбы. В 1923 году они окончательно расстались. Ровно через 10 лет, будучи уже генералом и всемирно известным человеком, Аугусто приехал в Никиноомо. Их встреча с Марией после 13 лет разлуки оказалась последней. В следующем году Сандино был убит. Мария Соледад на десятки лет пережила своего возлюбленного, но замуж так и не вышла.

В 1923 году, недолго пробыв в Гватемале, Сандино перебрался в Мексику, где стал работать механиком на нефтяном предприятии американской компании «Саут Пенн Ойл Компани», а с 1925 года – в самой богатой иностранной нефтяной компании Мексики «Уастека Петролеум». В анкете при поступлении на работу, Сандино указал, что женат и имеет ребенка. Он сделал это, видимо, для того, чтобы получить работу как семейный человек.

В 1917 году в Мексике победила народная революция. В 1923-м страной управлял президент Альваро Обрегон – герой революционных битв. В 1924 году его сменил уже упоминавшийся выше Кальес, называвший себя «пролетарием».

Профсоюзы рабочих-нефтяников Мексики слыли самыми радикальными в стране, даже большевики в далекой Москве казались им слишком умеренными. Но в целом среди рабочих нефтяных приисков были крайне популярны Ленин, Бакунин и Троцкий, чьи портреты висели не только в домах, но и на городских улицах. В честь Ленина называли детей, другими излюбленными именами для новорожденных были «забастовка» и «профсоюз». В 1924 году, как уже упоминалось, Мексика восстановила дипломатические отношения с СССР, а годом позже нефтяники страны встречали делегацию своих коллег из Баку, которым они обещали непременно совершить в стране пролетарскую революцию.

В 1925 году Кальес стал прижимать иностранные нефтяные компании, в 1926-м мексиканское правительство объявило войну католической религии как вековому орудию угнетения трудящихся масс. Мексиканские газеты были полны острой и справедливой критикой американского империализма.

Штат Веракрус, где Сандино работал в 1925 году, был самым революционно настроенным в Мексике. Его возглавлял губернатор Адальберто Техеда, считавший себя искренним социалистом и активно проводивший радикальную аграрную реформу.

Именно в такой по-настоящему революционной атмосфере и произошло формирование политических убеждений Аугусто Сандино.

Этот процесс шел непросто. Сначала Сандино искал утешения в новых формах религии, одно время интересовался «адвентистами седьмого дня». Потом он увлекся входившей в моду йогу и на какое-то время даже стал вегетарианцем. Привычку регулярно медитировать он сохранил на всю жизнь. Посещал он и кружок спиритуализма, модного тогда (особенно в Мексике) среди «образованных» слоев общества. В числе спиритуалистов было много масонов, социалистов и даже коммунистов. Спиритуалисты считали себя просвещенным авангардом общества в борьбе против мирового зла и в этом чем-то походили на адвентистов, за тем серьезным исключением, что большинство спиритуалистов были врагами современной религии.

Вращался Сандино и в масонских кругах. Мексиканские масоны (к которым принадлежал и президент страны Кальес) были непримиримыми врагами католической церкви и считали себя идейными наследниками Великой французской революции. К масонам Сандино привлекали провозглашаемые ими идеалы братства и равенства, которых ему так недоставало в детстве и юности.

Конечно, Сандино восхищался Симоном Боливаром. Он признавался, что когда читал о жизни этого человека, то плакал.

Мексиканские коллеги не раз выражали в беседах с Сандино возмущение компрадорской и угоднической по отношению к США политикой никарагуанских консерваторов. Аугусто оправдывался, говоря, что он не государственный деятель и не может отвечать за правительство Никарагуа. Вот если бы ему, Сандино, найти всего сотню преданных родине людей, то можно было бы и изменить судьбу Никарагуа, вырвать ее из-под американского контроля. «С тех пор, – писал позднее Сандино, – я начал искать эти сто человек»[270]270
  Гонионскш С. А. Сандино. М., 1965. С. 39.


[Закрыть].

Сначала Сандино работал механиком, потом перешел в «белые воротнички», став бухгалтером. Он не курил и не пил – и поэтому скопил солидную сумму денег, все еще мечтая жениться на ждавшей его Марии. К тому же в 1926 году ссора с Ривасом уже подпадала под срок давности, и уголовное преследование на родине Сандино не угрожало. В связи с этим отец просил Аугусто вернуться в Никиноомо и вновь заняться бизнесом.

6 мая 1926 года вспыхнуло восстание либералов в Никарагуа. Сандино немедленно подал заявление об увольнении (хотя, руководя отделом по сбыту бензина, то есть будучи не рабочим, а служащим, получал очень неплохой заработок), которое было одобрено компанией 15 мая. 1 июня Сандино был уже в Никарагуа, чтобы присоединиться к восставшим либералам. Хотя восстание было подавлено, но Сандино не покинул Никарагуа, не переставая надеться на взрыв народного возмущения против «режима марионеток банкиров с Уолл-стрит» (в этой терминологии ясно прослеживается влияние радикального профсоюзного движения Мексики).

Пока же он с группой друзей завербовался на золотые прииски Сан-Альбино недалеко от границы с Гондурасом, принадлежавшие все тем же американцам. На предприятии Сандино стал секретарем главного бухгалтера и сразу же приобрел большой авторитет среди рабочих, признавших в нем своего лидера (снова сказался мексиканский профсоюзный опыт). Явно на основе своих мексиканских впечатлений Сандино рассказывал рабочим, что во многих странах рабочие кооперативы помогают трудящимся избежать эксплуатации (очень модная среди немецких социал-демократов того времени идея «кооперативного социализма», которой увлекались Кальес и мексиканское правительство в целом). Сандино говорил рабочим, что он не коммунист, а социалист.

И в этом утверждении опять проглядывает мексиканский опыт Сандино. В Мексике Кальес постоянно говорил (в том числе и с оглядкой на США), что коммунизм – это чуждая мексиканскому менталитету «экзотическая» идеология, а социализм – то, к чему нужно стремиться. Мексиканским и латиноамериканским революционерам были непонятны интернациональные основы коммунизма (типа лозунга, что у пролетария нет отечества). Сами они были революционными националистами и считали борьбу против американской гегемонии основной целью и смыслом жизни.

Интересно, что позднее, когда его имя уже стало широко известно, Сандино не раз говорил иностранным корреспондентам и никарагуанцам, что он самый настоящий коммунист[271]271
  Navarro-Génie M. A. Augusto «César» Sandino: messiah of light and truth. Syracuse University Press, 2002. P. 22.


[Закрыть]. Возможно, в этом была изрядная доля бравады. Нет никаких данных, что Сандино внимательно изучал труды Маркса и Ленина, хотя в Мексике их можно было относительно легко достать, – но и исключать полностью этого нельзя. (Ни Маркса, ни Ленина долго не переводили на испанский язык; например, «Капитал» перевели лишь в 1921 году.) Сандино не скрывал, что хочет устроить в Никарагуа революцию типа мексиканской.

Постепенно Сандино убедил рабочих прииска в необходимости продолжить борьбу против марионеточного консервативного правительства. Однако оружия не было, и пока Аугусто научил рабочих делать самодельные динамитные бомбы из взрывчатки, которой на прииске хватало.

Осенью 1926 года Сандино и его сторонники на прииске назвали себя «вооруженной либеральной группой» и решили приступить к вооруженной борьбе против правительства и американских интервентов.

На свои сбережения из Мексики (около трех тысяч долларов – очень большая сумма по тем временам) Сандино купил у контрабандистов из Гондураса несколько винтовок и патроны. Восстание началось 19 октября 1926 года. В группе Сандино было 29 человек, которых потом по имени командира стали называть сандинистами. 3 ноября повстанцы Сандино атаковали городок Эль-Хикаро (500 жителей). Нападение было неудачным, так как город обороняли около 200 солдат правительственных войск. Но и то, что сандинисты не понесли потерь и смогли отступить в горы департамента Северная Сеговия[272]272
  Гонионскш С. А. Сандино. М., 1965. С. 40.


[Закрыть], уже следует считать успехом.

Естественным бастионом Сандино на долгие годы стал район Эль-Чипоте (или Эль-Чипотон, как его прозвали). Это была небольшая возвышенность на одном из отрогов хребта, подступы к которой затрудняли две речки. На руку партизанам было и обилие пещер в этом районе.

В начале декабря 1926 года Сандино узнал, что лидер либералов Сакаса высадился в Пуэрто-Кабесасе и провозгласил создание своего правительства. Сандино принял решение отправиться в Пуэрто-Кабесас, чтобы получить необходимые его отряду винтовки, пулеметы и патроны. В индейском каноэ Сандино с шестью бойцами девять дней плыл на восток по течению реки Коко.