Текст книги "Большая война в Европе: от августа 1914-го до начала Холодной войны"

Обоснование Германием нападения на СССР 22 июня 1941 года

«Третий рейх» начал военные действия против СССР 22 июня 1941 года в 3.15 утра. Германия пыталась «соблюсти» нормы международного права и формально объявить войну Советскому Союзу (с которым она была связана договором о ненападении от 23.08.1939 г.) за несколько минут до того, как немецкие самолеты пересекут советскую границу. Ясно, что в этом случае Москва никак не могла бы отреагировать на нападение.

Однако немцы не смогли выдержать даже этот чисто формальный временной график. Советский посол в Берлине Деканозов был вызван к министру иностранных дел Германии Риббентропу звонком из протокольного отдела МИД Германии незадолго до тех часов утра.[210]210
  Sommer E.E., Das Memorandum. Wie der Sowjetunion der Krieg erklart wurde, Munchen, 1981. S. 164. Деканозову было предложено явиться в МИД Германии в течение 15 минут.


[Закрыть] Сама беседа Деканозова с Риббентропом проходила с 3.30 до 4.00 часов утра, т. е. в то время, когда фашистские бомбы и снаряды уже обрушились на советскую территорию.

Деканозов привез с собой ноту протеста против нарушений германскими самолетами границ СССР. Точнее речь шла даже о ноте-напоминании. Еще 21 апреля 1941 года советская сторона передала Германии вербальную ноту в которой говорилось о 80 случаях нарушений немецкими самолетами воздушного пространства СССР в период с 27 марта по 18 апреля 1941 года. Но на ноту от 21 апреля вплоть до 22 июня никакой реакции Германии не последовало.

Однако Риббентроп отказался принимать ноту и вместо этого зачитал не скрывавшему возмущения и гнева Деканозову свой меморандум об объявлении Германией войны СССР. Согласно немецкой записи беседы Деканозова с Риббентропом, последний говорил о враждебной линии советского правительства, которая вынудила Германию принять ответные меры. Министр иностранных дел Германии перечислял мифические случаи нарушения германской границы с советской стороны – в силу абсурда и абсолютной бездоказательности этих обвинений, Деканозов даже разрешил своему переводчику Бережкову все это не переводить.

Главным пунктом обвинений Риббентропа в адрес СССР была помощь Советского союза Югославии в тот момент когда «Германия находится в борьбе не на жизнь, а на смерть с Англией». Деканозову осталось лишь выразить сожаление ошибочными действиями германского правительства.

Советский посол спросил, какие реальные причины побудили Германию начать военные действия.

Риббентроп лишь сказал, что ничего не может добавить к зачитанному меморандуму.

В то же время германскому послу в Москве Шуленбургу было поручено объявить войну В.М. Молотову. Германское посольство еще до приезда Шуленбурга в Кремль должно было уничтожить шифры и вывести из строя радиопередатчик.

Каким же было обоснование нарушения Германией советско-германского договора о ненападении 1939 года?

В заявлении, которое должен был передать Шуленбург (в то время когда Риббентроп читал то же самое заявление Деканозову, опираясь на письменный стол, когда-то принадлежавший Бисмарку) говорилось о доброй воле германского правительства, которое, несмотря на «коренное противоречие между национал-социализмом и большевизмом», заключило с «Советской Россией» договор о ненападении в 1939 году.[211]211
  Цит. по телеграмме Шуленбургу из МИД Германии от 21.06.1941 года.


[Закрыть] Эта «дружественная линия» Германии помогла советскому правительству добиться «больших внешнеполитических успехов».

Однако, как далее говорилось в заявлении, Коминтерн при содействии дипломатических представительств СССР[212]212
  Особенно активно якобы вело подрывную работу генеральное консульство СССР в Праге. Сотрудник генконсульства Мохов якобы создал шпионскую сеть, которая распространилась по всему «протекторату Богемии и Моравии».


[Закрыть] начал подрывную работу против Германии сразу же после заключения упомянутого договора. «В большом объеме (против Германии) проводились саботаж, террор и шпионаж, направленный на подготовку войны». Такой работой занимался в частности некий «комиссар ГПУ Крылов».

Советское посольство в Берлине (особенно советник Кобулов – немцы правильно определили резидента советской разведки в Германии) «бесстыдным» образом пыталось вербовать не только мужчин, но и женщин для шпионажа против Германии.

В соседних с Германией странах осуществлялась активная пропаганда против «третьего рейха». Однако все эти упреки подтверждались только одним фактом – тем, что «советский генеральный штаб с готовностью предложил Югославии оружие против Германии».

В пункте III заявления говорилось о том, что СССР нарушил якобы данные Германии заверения, что он не будет «большевизировать» государства, отошедшие к советской сфере влияния. «Действия СССР против Прибалтики, Финляндии и Румынии, где советские притязания распространились даже на Буковину, ясно это показали».[213]213
  Цит. по телеграмме Шуленбургу из МИД Германии от 21.06.1941 года.


[Закрыть] Оккупация и большевизация советской сферы влияния якобы нарушают московские договоренности 1939 года между СССР и Германией.

Пункт IV говорил о том, что СССР протестовал против Венского арбитража (инициированного Германией) об урегулировании территориальных споров между Венгрией и Румынией. Сам этот арбитраж якобы был вызван советскими действиями, хотя на самом деле речь в нем шла о стародавнем споре между Венгрией и Румынией по Трансильвании.

Попытки Германии снова улучшить отношения с СССР, которые якобы были предприняты во время визита Молотова в Берлин осенью 1940 года, провалились, так как Советский Союз выдвинул неприемлемые для Германии требования, а именно: предоставление советских гарантий Болгарии, получение базы советских вооруженных сил в районе черноморских проливов и «полная сдача Финляндии». Ввод германских войск в Болгарию в марте 1941 года вызвал, как говорилось в заявлении, «откровенно враждебную» реакцию Москвы.

Пункт V документа прямо обвинял СССР в «поддержке» югославских «путчистов», т. е. нового правительства Югославии (пришедшего к власти в конце марта 1941 года, кстати, не с помощью СССР, а при поддержке Великобритании) путем заключения советско-югославского договора о дружбе 5 апреля 1941 года. Тем самым, СССР фактически вошел в единый антигерманский фронт Англии, Югославии и Греции. Одновременно Москва якобы попыталась сблизиться с Румынией, чтобы повернуть эту страну против Германии.

В пункте VI говорилось о том, что все враждебные Германии внешнеполитические шаги СССР сопровождались концентрацией всех боеготовых «русских вооруженных сил на протяженном фронте от Балтийского моря до Черного».[214]214
  Цит. по телеграмме Шуленбургу из МИД Германии от 21.06.1941 года.


[Закрыть] Германия якобы с «опозданием» приняла против этого ответные меры. «С начала этого года отсюда (т. е. из советских мер – примечание автора) выросла всю более и более серьезная угроза против территории рейха». «Новости последних дней» (о которых в заявлении не говорилось ничего конкретного) якобы окончательно подтвердили агрессивный характер «русской концентрации войск». В этом же направлении можно было расценить просочившиеся из Англии сведения о переговорах посла Криппса (посол Великобритании в СССР – примечание автора) в направлении более тесного политического и военного сотрудничества между Лондоном и Москвой.

Таким образом, Советский Союз якобы вот-вот должен был «ударить в спину Германии, ведущей судьбоносную борьбу. Фюрер отдал приказ германскому вермахту, выступить против этой угрозы всеми имеющимися в наличии средствами».

22 июня 1941 года с воззванием к немецкому народу выступил и сам Адольф Гитлер. «Фюрер» отметил в первом же предложении, что, наконец, пришло то время, когда он может «говорить открыто».

Гитлер долго распространялся о заговоре Англии, евреев, демократов, реакционеров, и большевиков против «новой Германии». Свое решение заключить договор о ненападении с СССР он назвал «горьким и тяжелым».[215]215
  Proklamation des Fuhrers an das deutsche Volk vom 22. Juni 1941.


[Закрыть] Немецкий народ, мол, никогда не испытывал вражды к «народностям» России. Однако «Уже более двадцати лет еврейско-большевистские властители в Москве пытаются зажечь пожар не только в Германии, но и во всей Европе». Результатом этой деятельности во всех странах стали только «хаос, нищета и голод». На фоне этих событий Гитлер послал Риббентропа в Москву в августе 1939 года якобы только для того, чтобы с помощью советско-германского договора свести на нет английскую политику «окружения Германии».

Последствия инициированного им же самим договора Гитлер назвал «очень тяжелыми». Немцы из Восточной Европы были вынуждены перебраться в рейх. Благодаря интригам посла Англии в Москве Криппса (Гитлер упомянул это имя в своей речи) СССР, мол, стал уже в конце 1939 года занимать по отношению к Германии откровенно враждебную позицию. Это проявилось, якобы в том, что свои действия против Финляндии и Прибалтики Советский Союз оправдывал «смехотворными» утверждениями и противодействии внешней угрозе безопасности этих государств. По мнению Гитлера, здесь имелась в виду именно Германия.

Когда Германия вела войну против Англии и Франции в мае-июне 1940 года, СССР якобы стал наращивать свои силы вблизи германской границы, что представляло собой растущую угрозу для рейха. «С августа 1940 года я поэтому решил, что в интересах рейха уже не могу взять на себя ответственность и по-прежнему оставить без защиты перед этой огромной концентрацией силы большевистских дивизий наши и так уже не раз опустошенные восточные провинции».

Гитлер якобы еще больше укрепился в своих подозрениях после «русского нападения» на Румынию в августе 1940 года (т. е. после возвращения Москвой насильно отторгнутой от России и оккупированной Румынией в 1918 году Бессарабии). Чтобы попытаться возобновить нормальные отношения с СССР Гитлер, как он говорил в своей прокламации, пригласил в Берлин Молотова. Но тот якобы говорил о планах нападения СССР на Румынию, Болгарии и Финляндию, а он, Гитлер не дал эти страны в обиду. СССР, мол, устами Молотова также требовал от Германии пересмотра конвенции Монтре и создания советской базы на Босфоре и Дарданеллах. Германия якобы решительно против этого выступила.

Гитлер дошел до того, что обвинил в фашистском путче в Румынии против диктатора Антонеску («фюрер» назвал этот путч продуктом некоторых «незрелых голов» румынского фашистского легиона) происки Советского Союза.

Особенно сильно Гитлера возмутило предложение СССР помощи югославскому правительству в начале апреля 1941 года, в то время как он, Гитлер, дал совет министру иностранных дел Японии нормализовать отношения с Москвой.[216]216
  Мацуока действительно подписал в Москве на пути из Берлина в Токио договор о нейтралитете с СССР. Однако, как представляется, основную роль здесь сыграл не «совет» Гитлера, а чувствительное поражение, которое японцы потерпели от Красной Армии на Халхин-Голе в августе 1939 года.


[Закрыть] «Германские дивизии быстрым маршем на Скопье и Салоники» сорвали планы Москвы втянуть Германию в тяжелые бои на юго-востоке Европы, за время которых СССР создал бы громадное превосходство в войсках на границе, чтобы затем совместно с Англией «раздавить» Германию и Италию.

«Тем самым Москва не только нарушила, но и постыдным образом предала положения нашего пакта о дружбе. И все это происходило в то время, когда хозяева Кремля до последней минуты, как и в случае с Финляндией или Румынией лицемерно говорили о мире и дружбе…

Сегодня на нашей границе стоят 160 русских дивизий. В течение недель постоянно происходят нарушения границы, и не только нашей, но и на Крайнем Севере и в Румынии. Русские летчики просто получают удовольствие от того, что предпочитают не замечать границу, чтобы наверное доказать нам таким образом, что они уже чувствуют себя хозяевами этих областей. В ночь с 17 на 18 июня на территорию германского рейха вновь проникли русские патрули, которые были изгнаны лишь после продолжительного боя. Но наконец-то настал тот час, когда необходимо выступить против этого заговора еврейско-англосаксонских поджигателей войны и таких же еврейских правителей большевистского московского центра».

Задачей сконцентрированных на востоке немецких дивизий, «финских товарищей по оружию» и «румынских солдат» являлась, по словам Гитлера, уже не защита «отдельных стран», а «спасение Европы и всех».

Таким образом, анализ ряда документов, в которых нацистское руководство обосновывало свое решение разорвать пакт о ненападении с СССР и начать войну против Советского Союза, позволяет сделать следующие выводы:

1. Вопреки мнению ряда нынешних российских и зарубежных исследователей Гитлер и Риббентроп считали советско-германские отношения далеко не дружественными или союзническими, как их иногда пытаются представить нынешние ретивые критики «сталинизма» и тоталитаризма.

2. Гитлер видел в СССР врага, который только ждет подходящей минуты, чтобы присоединиться к Англии в ее войне против Германии.

3. Немцы напали на СССР, чтобы сорвать наращивание боевой мощи РККА.

4. Главным конкретным упреком Германии в адрес СССР была готовность советского правительства оказать Югославии военную помощь в ее противостоянии гитлеровской агрессии.

5. Упреки идеологического характера (подрывная работа Коминтерна и т. д.) явно были полностью выдуманы и не опирались ни на какие доказательства.

Таким образом, именно в Советском Союзе немцы видели ту единственную силу, которая могла бы помешать планам установления нацистского господства в Европе, и решение Гитлера напасть на СССР было продиктовано опасениями «фюрера», что чем позднее он это сделает, тем больше будет боевая мощь Красной Армии. А в том, что Красная Армия является смертельным врагом нацизма, Гитлер в отличие от нынешних критиков сталинизма, похоже, не сомневался.

Оборона Брестской крепости в 1941 году по данным немецких источников

Если в Советском Союзе начиная с середины 1950-х годов героическая оборона Брестской крепости в июне-июле 1941 года считалась и считается по сей день символом массового героизма советских солдат, то в западной историографии данный эпизод Второй мировой войны вообще замалчивался как не имевший якобы существенного влияния на стратегическое положение на советско-германском фронте.

Как же обстояло дело, если взглянуть на него с «той», немецкой стороны»?

Взять пограничную Брестскую крепость молниеносным штурмом к 12.00 22 июня 1941 года было поручено 45-й пехотной дивизии вермахта.

45-я дивизия была в определенной степени особым соединением германской армии. Она была сформирована в апреле 1938 года как 4-я дивизия австрийской армии в районе города Линца – родного города Адольфа Гитлера. После «аншлюса» Австрии Германией дивизия принимала участие в оккупации Чехословакии в марте 1939 года в составе IX корпуса 12-й армии вермахта.

В августе 1939 года она была отмобилизована по штатам военного времени как 45-я пехотная дивизия вермахта первой ударной волны. Земляки Гитлера приняли участие в германо-польской войне (в составе 14-й армии), захватив город Перемышль, ставший в сентябре 1939 – июне 1941 года пограничным городом между СССР и оккупированной гитлеровцами Польшей, превращенной в «генерал-губернаторство». В Польше дивизия «отличилась» расправами над мирным населением.

В мае-июне 1940 года дивизия нанесла удар через Бельгию и Люксембург по Франции. Причем землякам фюрера крупно не повезло – 45-я дивизия понесла, пожалуй, самые большие разовые потери в боях с французской армией, сопротивление которой в целом тогда отнюдь не носило ожесточенного характера. В один день 9 июня 1940 года дивизия потеряла 204 человека во время переправы через реку Эна. В мае 1941 года 45-ю пехотную дивизию перебросили под Брест из Бельгии, где она несла оккупационную службу.

С 1 мая 1941 года дивизией, вошедшей в состав XII корпуса[217]217
  Командующий – генерал пехоты Вальтер Шрот.


[Закрыть] 4-й армии генерал-фельдмаршала Гюнтера фон Клюге, командовал генерал-майор Фритц Шлипер (его предшественник генерал-майор Герхард Кернер погиб 27 апреля 1941 года в результате несчастного случая).

Шлипер родился в 1892 году под Познанью (входила тогда в состав Германии) и начал свою службу в германской армии (в артиллерийском полку) еще в 1911 году. Участвовал в Первой мировой войне на Западном фронте (был награжден двумя Железными крестами), после окончания которой остался в рейхсвере Веймарской республики. К моменту прихода Гитлера к власти был майором. В 1934 году стал подполковником и годом позже вступил в командование 17-м артполком.[218]218
  Mitcham S., The Men of Barbarossa, CASEMATE, Havertown, 2009, p. 87.


[Закрыть] 26 августа 1939 года, когда Гитлер объявил мобилизацию, Шлипер стал начальником штаба XIII военного округа с центром в Нюрнберге – городе партийных съездов НСДАП (в случае войны каждый округ формировал армейский корпус). 1 ноября 1939 года за участие в войне против Польши (хотя он попал в уже покоренную страну 23 октября 1939 года) получил звание генерал-майора и стал начальником штаба 18-й армии.

С ноября 1940 года по апрель 1941 года Шлипер видимо болел и не имел постоянной должности, числясь в «резерве фюрера».[219]219
  1 ноября 1941 года Шлипер был произведен в генерал-лейтенанты. В декабре 1941 года был награжден Рыцарским Крестом Железного Креста. В феврале 1942 года сдал командование 45-й дивизией и снова был отправлен в «резерв фюрера». В апреле 1942 года стал начальником немецкой военной миссии в Словакии. 1 августа 1944 года после начала Словацкого национального восстания опять отправлен в «резерв фюрера». Находился в плену союзников с мая 1945 по декабрь 1947 года. Умер в 1977 году в Гейдельберге.


[Закрыть]

22 июня 1941 года Шлипер должен был двумя полками своей дивизии (130-м и 135-м)[220]220
  В немецком пехотном полку было от Ъ до 5 тысяч человек.


[Закрыть] после мощной артподготовки захватить Брестскую крепость[221]221
  Немцы в своих документах часто именовали всю крепость «Цитаделью», хотя фактически Цитадель представляла собой только центральную часть комплекса Брестской крепости.


[Закрыть]. Основная задача – с ходу овладеть крепостью – возлагалась на 135-й пехотный полк. Третий полк дивизии (133-й) вместе с 130-м полком должен был обойти крепость, чтобы замкнуть вокруг нее кольцо с востока. Штатная численность 45-й дивизии вместе с вспомогательными и приданными подразделениями[222]222
  Два артполка, разведывательный батальон, инженерносаперный батальон, противотанковый батальон, батальон связи, резервный батальон.


[Закрыть] составляла примерно 15–16 тысяч человек.

Задача 45-й дивизии считалась командованием вермахта крайне важной, так как Брестская крепость господствовала над шоссе Москва – Варшава, основным маршрутом движения 4-й армии – одной из главных ударных сил мощнейшей войсковой группировки в германской военной истории – группы армий «Центр».[223]223
  В группу армий «Центр» входило 49 дивизий, 930 танков. Командующий – генерал-фельдмаршал Федор фон Бок.


[Закрыть] 4-я армия, в свою очередь, была южной частью огромных тисков, которые должны были окружить и уничтожить главные силы РККА в Белоруссии. С этой целью Клюге была придана мощная 2-я танковая группа генерал-полковника Хайнца Гудериана, состоявшая из трех моторизованных (фактически танковых) корпусов (в каждом корпусе было по две танковых и одной моторизованной дивизии).

Успех стратегической операции Клюге и Гудериана по замыслу Гитлера открывал путь на Москву и позволял разгромить СССР еще до наступления зимы 1941–1942 гг. Но этот успех был бы невозможен без взятия нависавшей над маршрутом движения танков Гудериана Брестской крепости.

Поэтому Шлипер подошел к делу очень основательно. Командование дивизии даже затребовало и получило архивные материалы 1915 года, когда войска кайзеровской Германии заняли Брестскую крепость, оставленную русской армией без боя. Немцы за несколько недель до начала войны внимательно обследовали все болотистые места по берегам Западного Буга и Мухавца, чтобы подобрать идеальное место для переправы.[224]224
  Hartmann Ch., Wehrmacht im Ostkrieg: Front und militarisches Hinterland 1941/1942, R. Oldenbourg Verlag Munchen, 2009. S. 260.


[Закрыть] Третий батальон 135-го полка (командир полка капитан Пракса) отрабатывал занятие Центрального острова крепости с цитаделью на макете, построенном с учетом архивных данных 1915 года и свежих фотографий аэрофотосъемки. С самого начала было решено не применять в крепости танки из-за опасения больших потерь. Это решение исходило от командующего 2-й танковой группой группы армий «Центр» Гудериана, который уже брал Брестскую крепость в сентябре 1939 года, когда польский гарнизон оборонял ее три дня.

Ранним утром 22 июня 1941 года после пятиминутной мощной артиллерийской подготовки части 45-й дивизии по захваченным мостам и на штурмовых лодках должны были быстро переправиться через Буг и захватить врасплох гарнизон крепости. Причем отрабатывался даже вариант форсирования Буга на водных лыжах, но от него все же отказались.

Главный упор делался на психологию – предполагалось, что бойцы и командиры РККА будут настолько деморализованы быстротой натиска вермахта, что сложат оружие. Этот сценарий, казалось, подтверждал боевой опыт дивизии в Бельгии и Франции, где захваченный врасплох противник почти всегда сдавался в плен. Именно поэтому артподготовку решили сделать очень кратковременной – прямо вслед за ней через 4–5 минут в крепости уже должны были появиться штурмовые отряды дивизии.

Шлипер, как профессиональный артиллерист, считал себя экспертом в области артподготовки, и полагал, что главное – добиться максимальной мощности огня в кратком промежутке времени. По штату в пехотную дивизию вермахта входило 36 105-мм гаубиц и 12 150-мм гаубиц – 9 легких и три тяжелых батареи. Кроме этого, специально для стрельбы по крепости дивизия получила 9 батарей тяжелых минометов (2880 мин), 2 дивизиона мортир, 9 мортир калибра 210 мм, а также две мощных новейших установок (самоходных мортир) системы «Карл» калибром 600 мм, стрелявших снарядами весом в 1250–2200 кг.[225]225
  Героическая оборона, Минск, 1963, с. 11. В упомянутой книге мортиры называются собирательно «Тор». Тяжелая 600 мм самоходная мортира официально именовалась «Карл» (или изделие 040/041). Была разработана в 1937 году для ударов по особо прочным укреплениям. Предполагалось использовать «Карл» против французской линии Мажино. Наименование» Тор» носило орудие номер 4, примененное против Брестской крепости (всего было изготовлено 6 «карлов», каждый из которых имел собственное имя).


[Закрыть] В бетонобойном снаряде весом 1700 кг на взрывчатое вещество приходилось 280 кг. В разрывном снаряде весом в 1250 кг взрывчатки было еще больше – 460 кг. Бетонобойный снаряд пробивал бетон толщиной 2,5 метра или танковую броню в 350 мм. В Бресте «карлы» были использованы впервые. Годом позже немцы обстреливали двумя такими орудиями Севастополь.

Позднее в отчете 45-й дивизии о боях в Брестской крепости отмечалось: «План артиллерийского наступления был рассчитан не столько на поражающее воздействие, сколько на внезапность. Это было вынужденной мерой, так как артиллерийское оснащение дивизии, несмотря на неоднократные запросы, было недостаточным, и так как не было возможности провести длительную артподготовку, то пришлось использовать моральное воздействие минометного огня… Желательно было сначала провести длительную артподготовку и лишь затем использовать минометы…».[226]226
  http://rkka1941.blogspot.com/2010/03/gefechtsbericht-uber-diewegnahme-von.html


[Закрыть]

Шлипер в докладной явно извращал факты, стараясь объяснить, почему короткая артподготовка не принесла желаемых результатов. Дело было не в недостатке орудий и минометов, а в том, что бойцы и командиры Красной Армии отнюдь не собирались сдаваться после первого огневого удара врага. И это при том, что по приказу командующего XII корпусом в огневом налете на крепость участвовали тяжелые минометы и гаубицы соседних 34-й и 31-й дивизий. Сам Шлипер прекрасно понимал, что поразить защитников крепости эффективнее всего можно именно из тяжелых минометов и мортир навесным огнем.

Толстые стены крепости не боялись артиллерийского огня прямой наводкой и Шлипер это знал.

Командование 45-й дивизии в мае-июне 1941 года организовало ежедневное наблюдение за крепостью, которое дало по оценке Шлипера самые удовлетворительные результаты. Русские вроде бы ни о чем не подозревали, и каждый день отрабатывали в крепости строевой шаг. Немцы отмечали, что и работы по укреплению цитадели велись «ни шатко, ни валко».

На самом деле немцев подвела плохая разведка. Ведь Брестская крепость в 1941 году собственно крепостью не являлась, морально устарев как фортификационный объект еще до Первой мировой войны (именно поэтому русская армия в 1915 году оставила ее без боя). Поэтому никто ее укреплять и не собирался.

К июню 1941 года Брестская крепость использовалась как сборный военный городок для целого ряда частей и подразделений РККА и была перегружена войсками. Помимо пограничников там было 5 стрелковых полков из состава 6-й и 42-й дивизий (входили в 28-й стрелковый корпус), автобат, школа шоферов пограничных войск, госпиталь, полевая армейская хлебопекарня, артполк, различные склады и т. д. (всего 7–8 тысяч военнослужащих). Естественно, что не было и как такового «гарнизона» крепости с единым командованием. По плану боевого применения в случае начала войны все части должны были немедленно покинуть крепость, присоединиться к основным боевым порядкам своих дивизий и занять оборону. К 22 июня 1941 года 9 стрелковых батальонов 28-го корпуса (из 27) строили оборонительные укрепленные районы северо-западнее и южнее Бреста.[227]227
  Героическая оборона. Минск, 1963. С. 13.


[Закрыть] Зенитный дивизион корпуса был на учебных стрельбах под Минском. Саперные батальоны и батальоны связи располагались в летних лагерях, также вне крепости.

В крепости было много необстрелянных новобранцев майского призыва 1941 года.

Ранним утром 22 июня 1941 года после массированной артподготовки 45-я дивизия смогла быстро захватить железнодорожный мост через Западный Буг и мосты через Мухавец на шоссе Варшава-Москва южнее и юго-восточнее Бреста. Большую роль в захвате мостов сыграли группы на штурмовых лодках.

Первая волна атакующих непосредственно Брестскую крепость войск под командованием лейтенанта Вильча вместе с лодками спустилась к реке в 3.19. Вторая волна последовала за первой в 3.23.

После удачного захвата мостов ударные группы 45-й дивизии ворвались в саму крепость. Буг был преодолен за 9 минут. Один из унтер-офицеров 45-й дивизии так описал начало войны: «3 часа 15 минут. Артналет. Земля содрогнулась. Сначала кругом все почернело, затем в цитадели вспыхнуло яркое пламя». Пастор и хронист 45-й дивизии Гшепф писал: «Удар в 3.15 вызвал настоящий смерч, пронесшийся над нашими головами. Ничего подобного мы больше не видели до самого конца войны».[228]228
  Stiihring H., Als der Osten brannte, epubli GmbH, 2011. S. 21.


[Закрыть]

Вопреки позднейшим донесениям Шлипера оправдательного характера артподготовка была мощнейшей, и многие защитники крепости даже приняли ее за авиаудар. Лейтенант 333-го стрелкового полка А.С. Санин вспоминал: «В первый момент невозможно было ничего понять – огонь, грохот разрывов, обвалившиеся стены, повсюду пыль… После того как утихла первая бомбежка, когда улеглась вся эта пыль и копоть, окутывающая Центральный остров крепости, перед нами открылась страшная картина разрушений. Даже тот, кто долгое время прожил в крепости, плохо понимал, где и что было раньше. Я же был полостью дезориентирован. Разрушенные здания, глубокие воронки от разрывов тяжелых бомб и снарядов окончательно сбивали меня с толку…».[229]229
  Героическая оборона. Минск, 1963. С. 458–460.


[Закрыть]

Два «Карла» («Один» и «Тор») обстреливали крепость 22 июня в составе батареи 833-го дивизиона тяжелых артсистем (первая мортира была собрана в ночь с 19 на 20 июня, вторая была выгружена в ночь на 21 июня) но после нескольких выстрелов в обеих мортирах произошло заклинивание снарядов и пришлось потратить достаточно много времени на устранение этой помехи. «Тор» смог выпустить три снаряда, «Один» – четыре. 23 июня «Один» выпустил по крепости еще 7 снарядов, «Тор» так и не смогли в этот день починить.

Несмотря на тяжелые разрушения в крепости, ее защитники быстро оправились от первого шока и с самого начала бои за цитадель приняли ожесточенный характер. Это была отнюдь не Франция образца 1940 года.

Сразу же после артналета и еще до того как немцы окружили крепость, ее согласно приказам довоенного времени покинуло примерно 3,5–4 тысячи военнослужащих РККА. Остальные (примерно 3–3,5 тысячи человек) яростно сопротивлялись, хотя единое командование и план обороны отсутствовали.

Один из офицеров 45-й дивизии так описывал переправу через Буг и начало штурма: «Наши штурмовые части быстро продвигались вперед. К сожалению, были отмечены отдельные выстрелы (противника), которые вызвали в 3-й роте ощутимые потери. Одним разом мы потеряли 30 человек».[230]230
  Hartmann Ch., Wehrmacht im Ostkrieg: Front und militarisches Hinterland 1941/1942, R. Oldenbourg Verlag Mimchen, 2009. S. 261.


[Закрыть] Немцы отмечали, что попав в крепость, они «ворвались в осиное гнездо».

Шлипер сообщал позднее командованию, что «русские неожиданно быстро пришли в себя». Это стало ясно уже в 5.3–7.00 утра 22 июня, когда ворвавшиеся в крепость солдаты 45-й дивизии попали под великолепно организованный огонь, который Шлипер для самооправдания именовал снайперским. Ведь ему пришлось признать «тяжелые потери среди офицеров и унтер-офицеров» своей дивизии. Уже к полудню 22 июня своих командиров лишились I и III батальоны 130-го полка.[231]231
  Stuhring H., Als der Osten brannte, epubli GmbH, 2011. S. 22.


[Закрыть] Командир первого из них капитан Пракса был убит выстрелом в грудь, командир второго – майор Эльтце – в голову. Всего в первый же день войны дивизия лишилась 21 офицера и 290 солдат и унтер-офицеров – т. е. был полностью уничтожен целый пехотный батальон. Во Франции таких потерь в немецких дивизиях не было за всю компанию.

Стреляли, как казалось немцам, отовсюду – с деревьев, из-за куч мусора и щебня, из канализационных люков. Один из бойцов 45-й дивизии Хайнц Тойшлер вспоминал, что отовсюду раздавались крики раненых: «Санитары! Санитары! Ради бога, да помогите же»![232]232
  Stuhring H., Als der Osten brannte, epubli GmbH, 2011. S. 22.


[Закрыть]

«Моральный блицкриг» явно провалился. Ожесточенное сопротивление командование 45-й дивизии относило на счет «пропаганды комиссаров», которые якобы говорили, что немцы не берут пленных.

Фашисты и красноармейцы располагались в крепости так близко друг от друга, что Шлиперу пришлось уже поздним утром 22 июня прекратить любое использование артиллерии из страха попасть по своим. Ненужной поэтому оказалась приданная 135-му полку дивизии батарея тяжелых штурмовых орудий.

В 13.15 Шлиперу пришлось в вести в бой еще один, 133-й полк дивизии, до тех пор числившийся в резерве корпуса. Но и это не привело к успеху: «… там, где русских прогоняли или выкуривали, через короткое время появлялись их новые силы из подвалов, зданий, канализационных труб и других укромных уголков, они прекрасно стреляли, так что (наши) потери росли…».[233]233
  http://rkka 1941.blogspot. com/2010/03/gefechtsbericht-uber-die-wegnahme-von.html


[Закрыть] И это несмотря на то, что 22 июня немцы выпустили по крепости 1300 тонн боеприпасов.

Обер-лейтенант 45-й дивизии Людвиг Хаусведель так отображал в дневнике свои впечатления от первого дня боев в крепости: «Там было дико. Все это лучше не описывать».[234]234
  Hartmann Ch., Wehrmacht im Ostkrieg: Front und militarisches Hinterland 1941/1942, R. Oldenbourg Verlag Miinchen, 2009. S. 261.


[Закрыть]

В 13.50 22 июня Шлипер сам наблюдал за боем с позиций своего 135-го полка и пришел к выводу, что взять крепость в ближнем бою силами пехоты не представляется возможным. В 14.30 он отдал приказ вывести войска из цитадели и окружить крепость. Причем из опасений попасть под прицельный огонь осажденного гарнизона, часть сил Шлипер решил скрытно отвести в ночь на 23 июня. На самом деле даже раньше, ровно в полдень (когда крепость должна была пасть) Шлипер в отчаянии приказал всем своим солдатам и офицерам «убраться из цитадели», что и было зафиксировано в дневнике боевых действий 45-й дивизии.

После этого по защитникам предполагалось вести методичный и на этот раз длительный артиллерийский огонь. Командующий 4-й армией одобрил приказ Шлипера, желая избежать тяжелых потерь первой половины дня 22 июня. По мнению фон Клюге «русских следовало уморить голодом».

Таким образом, несмотря на привлечение дополнительной артиллерии и целого полка из резерва корпуса, немцы не только не смогли взять Брестскую крепость к полудню 22 июня, но и были вынуждены отступить. Это было первое отступление дивизии вермахта в Великой Отечественной войне.

В первый день неудачного для них штурма Брестской крепости немцы потеряли по разным данным от 273 до 311 человек убитыми.[235]235
  http://independent.academia.edu/ChristianGanzer/
  Papers/445 554/_Heldentum_Tragik_Tapferkeit._Das_Museum_der_ VerteidigungderBresterFestung


[Закрыть] В бою. Как уже упоминалось, погиб командир 3-го батальона 135-го полка – главной ударной силы немцев 22 июня. Это были самые серьезные потери какой-либо дивизии вермахта в первый день войны.

В течение нескольких последующих дней немцы забрасывали защитников крепости листовками с предложением сдаться. То же самое передавали и по громкоговорителям.

В 10 часов утра 23 июня на встречу с начальником погранзаставы лейтенантом А.М. Кижеватовым в крепость прибыл немецкий офицер-парламентер. Кижеватов отказался протянуть ему руку сказав: «Ваши руки внешне очень чисты, а на самом деле облиты человеческой кровью».[236]236
  Героическая оборона, Минск, 1963. С. 477.


[Закрыть] Отказался Кижеватов и от предложенной немцем сигареты. Предложение немцев сдаться было отвергнуто защитниками крепости путем голосования.

Уговоры перемежались бомбежками и артобстрелами. Однако осажденные сопротивлялись еще более ожесточенно. Один из очевидцев из 45-й дивизии писал: «О том, с каким ожесточением сражаются русские, свидетельствуют несколько примеров: в одном из помещений лазарета, которое было взято ротой с боем и очищено от врага, стали убирать пустые кровати, одеяла и т. д. Неожиданно из-под одеяла выскочил прятавшийся там русский и начал как сумасшедший колоть всех вокруг себя ножом».[237]237
  Hartmann Ch., Wehrmacht im Ostkrieg: Front und militarisches Hinterland 1941/1942, R. Oldenbourg Verlag Mimchen, 2009. S. 262.


[Закрыть]