Текст книги "Яркий Миг"

– Как я уже сказала, я сбежала. Но связалась не с теми людьми. Они показались мне друзьями, разделяющими мои взгляды. Но в итоге они использовали меня, мой талант, чтобы проворачивать свои темные дела. Мы выступали в барах и тавернах провинциальных городков, похожих на этот. Я и подумать не могла, что пока я пою на сцене, они обчищают посетителей и само заведение. Здесь, в Глутере, это вскрылось, и только для одной меня стало сюрпризом. Когда полиция пришла за нами в гостиницу, из всей компашки осталась я одна. Спокойно спала в своем номере, пока они все сбежали, и даже не потрудились предупредить меня. В комнату ворвалась полиция, меня повязали, и вот я здесь.

– Значит, ты понятия не имела о том, что они воры?

– Если честно, я подозревала нечто подобное с самого начала и видела достаточно, чтобы убедиться в своих подозрениях, так мне кажется сейчас. Но легко судить о чем-то уже прожитом. На самом же деле, путешествуя с ними, я была слишком наивна и поплатилась за это. Что же, все мы учимся на собственных ошибках.

– Мне жаль, что так вышло, – сказал я искренне.

– Спасибо.

– И я думаю, что мне бы понравилась твоя музыка.

– Возможно, нам еще удастся это проверить, – сказала Тесса, но, кажется, что никто из нас в это не верил.

Спустился вечер, сумерки забрались к нам в камеры сквозь узкие решетчатые окна под потолком. Эти серо-синие сумерки все сгущались, выталкивая свет, и в итоге сменились кромешной темнотой. Никто из полисменов не потрудился спуститься в наши казематы, чтобы зажечь лампы, и когда наступила ночь, я перестал различать даже пальцы на собственной вытянутой руке.

Радовал тот факт, что здесь не было холодно. Здание участка хорошо отапливалось, и, не смотря на то, что на улице температура опустилась почти до ноля, в наших камерах было, если не сказать комфортно, то, во всяком случае, достаточно тепло, чтобы не подхватить простуду или воспаление легких.

Мы с Тессой перекидывались парой фраз, однако содержательного диалога больше не выходило. Слишком подавлены были мы оба, слишком потеряны в мыслях о будущем, которое не сулило ничего хорошего.

Помощники шерифа принесли нам ужин, состоящий все из той же похлебки, и забрали подносы с обедом, на которых и у меня, и у Тессы тарелка с дурно пахнущей жижей осталась нетронутой.

– Смотри-ка, Генри, наши подопечные, видать, не голодны. А может, им просто не нравится наш фирменный супец? Может, они привыкли к изысканной кухне? Ну, ничего, ничего. Утром за вами приедут из Мистрейда. Поглядите, какие харчи вам подадут в городской тюрьме. Скажу по секрету, друзья, не стоит вам рассчитывать на свининку в меду.

Полицейские удалились, но все же оставили нам в качестве источника света единственную масляную лампу у самой двери. От ее дрожащего света по подвалу поползли длинные тени, отбрасываемые решетками.

– Знаешь, – проговорила Тесса. – Пусть мы и хотели бы оказаться сейчас, где угодно в другом месте, я все же рада, что нахожусь здесь не одна, а в твоем обществе. Признаюсь честно, хоть я и не из пугливых, сейчас мне тут не по себе. Но твое присутствие немного успокаивает. Сидеть одной в этом подвале мне было бы совсем худо.

– Рад, что хоть кому–то могу принести пользу, – безрадостно проговорил я в ответ.

Несмотря на сильный голод, от которого громко урчало у меня в животе, я так и не смог притронуться к этой похлебке, и снова предпочел ограничить свой рацион только водой и ломтиком хлеба. Тесса поступила так же.

Прошло еще какое-то время. По моим прикидкам уже должно было перевалить за тринадцатый час, однако возможно, мне это только казалось, ведь время в заточении ползет как улитка, и вполне возможно, что еще не было и десяти.

В тишине наших казематов вдруг раздался щелчок, глухой и тихий, но различимый. Следом за ним стальная дверь медленно отворилась, и на пороге я увидел мужчину в сером плаще, среднего роста, пожилого, с зачесанными назад седыми волосами. Его худое, изрезанное морщинами лицо с острым подбородком и широкими скулами, мне было хорошо знакомо, как и тяжелый, хмурый взгляд серых глаз из-под густых бровей. Этот человек был моим подельником и отцом.

Оглядев помещение, он быстро направился в мою сторону. Я поднялся и приблизился к двери.

– Поверить не могу, что ты попался, – проговорил отец, доставая из кармана связку с ключами-отмычками и воровато оглядываясь по сторонам. – Просто не могу в это поверить. Я готов был предположить все что угодно. Что ты решил поразвлечься с местными девками или перекинуть партию-другую в королевского оракула в городском салуне. Даже то, что ты решил меня кинуть и пойти своей дорогой. Но что ты попадешься этой жирной свинье, которая за пузом не разглядит и собственного прибора, я и помыслить не мог. Ты поражаешь меня, сынок.

– А ты поражаешь меня тем, что вернулся.

– Здесь я и сам себе поражаюсь.

Он опустился на одно колено и стал ковыряться в замке, то и дело оборачиваясь. Таков был мой отец, такой жизнью он жил, что находился на чеку каждую минуту, даже во сне, и где бы не оказался, в городе, в деревне, в густом лесу или в подвале провинциального полицейского участка, он не переставал озираться по сторонам, ожидая каждую секунду удара в спину. Я опасался, что работая с ним и живя его жизнью, и сам к тридцати годам обзаведусь этой привычкой, которая будет выдавать во мне человека, нечистого на руку, занимающегося грязным ремеслом и ежесекундно ожидающего расплаты за все свои действия, законной или справедливой.

Тесса подошла к решетке, и когда отец увидел ее, прохрипел:

– Лучше помалкивал, девчонка. Закричишь, и тебе несдобровать. Пристрелю, будь уверена. Но никто кроме нас этого не услышит. Ты поняла?

Тесса кивнула.

– Что ты сделал с дежурным? – спросил я настороженно.

– А ты как думаешь? – отец взглянул на меня и ухмыльнулся, демонстрируя три вставных серебряных зуба с левой стороны. – Жить будет. Спит как младенец. А когда проснется, испытает сильное похмелье и только. За кого ты меня держишь? За идиота?

Я хорошо понял слова отца. Он не был сторонником убийств, и все же убивать ему приходилось. Но дежурного наверху он оставил в живых не из доброты сердечной, а потому что хорошо понимал: бегство из-под стражи и бегство из-под стражи с убийством полицейского – два совершенно разных преступления. Я же, в свою очередь, был рад тому, что мое спасение из тюрьмы не обагрилось кровью человека.

– Я же говорил, что не нужно возвращаться?! Говорил, а?!

– Говорил, – кивнул я.

– А что ты?! Ради чего так рисковал?! Эх, оставить бы тебя здесь, чтобы на своей шкуре испытал, что такое тюрьма. Тогда бы ты ни за что так глупо не попался. Вот уж поверь, сделал бы все, чтобы не оказаться за решеткой.

– Так и оставил бы, – буркнул я.

– Не хами-ка, сынок. А то ведь, и правда, оставлю.

Замок наконец щелкнул, и дверь моей камеры отворилась.

– Пойдем отсюда, быстро, – скомандовал отец, поднимаясь, и быстрым шагом устремился к двери.

Я последовал за ним, но остановился у камеры Тессы и взглянул на девушку.

– Слушай, – сказал я. – Могу выпустить тебя отсюда. Но благоразумнее тебе будет остаться. Если ты сбежишь, доказать свою невиновность станет куда сложнее.

Несколько мгновений Тесса смотрела мне в глаза, закусив нижнюю губу. В ней читались сомнения, страх, но при этом и рвение.

– К черту благоразумие, – наконец произнесла она решительно. – Им все равно неизвестно мое настоящее имя, а здесь я оставаться не хочу больше ни одной минуты.

– Как скажешь.

Я обернулся к отцу и встретился с его удивленным взором.

– Дай мне отмычки, – попросил я.

– Что ты делаешь?

– Дай отмычки, прошу.

– Сейчас не время для тюремных романов.

– Не спорь. Просто дай отмычки.

Отец швырнул мне связку и выругался.

– Поступай, как знаешь. Я буду ждать на заднем дворе. Пять минут, не больше.

– Где они хранят наши вещи?

– Комната справа от лестницы, не пропустишь, – буркнул мне отец через плечо и скрылся за дверью.

Я принялся вскрывать замок на двери камеры Тессы. Он оказался не слишком сложным.

– Он твой отец? – спросила девушка осторожно. – Или я что-то неправильно поняла?

– Ты все правильно поняла.

– Но вы совершенно не похожи. И я даже говорю не про внешность. Вы совсем разные люди. Ты и он…

Замок щелкнул, и я открыл дверь.

– Ты меня не знаешь. Я похож на него куда больше, чем самому того хотелось бы. Уходим.

Мы поднялись по узкой лестнице, и я быстро вскрыл замок на двери с табличкой:

«Личные Вещи Задержанных»

– Моя гитара! – Тесса схватила инструмент, стоящий в углу.

Я мало что понимал в музыкальных инструментах, но одного взгляда на эту гитару было достаточно, чтобы понять, что она стоит не дешево и, возможно, даже сделана на заказ каким-нибудь прославленным мастером, что, зная, кем является отец Тессы, было вполне вероятно.

Я схватил свою потертую сумку, ради которой и затеял возвращение в город, быстро заглянул в нее и, убедившись, что все вещи на месте, перекинул ремень через плечо и направился к выходу из полицейского участка. Тесса не отставала.

Втроем мы покинули границы города и вышли в поля, минут через двадцать добравшись до стоянки отца, где стояла крытая повозка с запряженной в нее бело-рыжей кобылой. Из повозки тут же с фырчаньем выпрыгнула черная тень и кинулась мне на встречу.

Гром, мой верный пес, с трудом мог сдержать эмоции от нашей встречи, и все же был достаточно хорошо обучен, чтобы не залаять. Он принялся скакать вокруг меня, виляя хвостом с такой неистовой силой, что казалось тот сейчас оторвется и улетит в ночь.

– Привет, привет, дружище, – я потрепал пса по голове и почесал за ухом.

– Не смей больше оставлять на меня это блохастое чудовище, Клиф, – проворчал отец, пройдя мимо нас. – Если еще раз мне доведется пробыть с этим зверем больше одного часа наедине, клянусь, что сделаю из него суп. Хоть на что-то сгодиться.

Я проигнорировал слова отца, который всегда не жаловал Грома, но насчет супа явно преувеличивал.

– Ух ты, какой большой, – проговорила Тесса, остановившись на почтительном расстоянии от нас и глядя на моего пса с интересом и опаской одновременно.

– Его зовут Гром, – сообщил я с улыбкой. – Не бойся, он тебя не тронет. Он, по-моему, вообще не умеет кусаться.

– Серьезно? А выглядит таким грозным.

– Потому так и зовут. Гром всегда гремит грозно, но опасности не представляет.

– Однако с громом приходит молния, – напомнила Тесса. – И ее, вот, по-моему, стоит опасаться.

– Да… ну… молнии – это не к нам, – попытался выкрутиться я.

Отец быстро прервал нашу беседу словами:

– Надеюсь, твоя подружка не собирается, как только мы отъедем, вернуться в город и сообщить шерифу обо всем увиденном?

Прежде чем я успел ответить, Тесса заверила его:

– Ни о чем подобном я не помышляю. Мне это совершенно ни к чему.

– Прости, дорогуша, но я давно уже перестал верить людям на слово. Особенно таким симпатичным мордашкам, как ты.

– Она нас не сдаст, – сказал я твердо.

– Ну раз ты так сказал, то я спокоен, – в интонации моего отца сквозила насмешка и ирония. – Сколько вам нужно времени, чтобы попрощаться? Больше пяти минут не дам, так что ни на что серьезно не рассчитывайте. Пусть быстренько отблагодарит тебя вон там, за повозкой, и поехали. Мы и так выбиваемся из графика.

Тесса поморщилась и с опаской посмотрела на меня, пытаясь понять, действительно ли я собираюсь завести ее за повозку и потребовать благодарность.

– Это ни к чему. Она поедет с нами.

– Что?! – воскликнул отец. – Исключено!

– Это не обсуждается.

– Какого черта?!

– Ей с нами по пути, ведь так? – я не сводил глаз с Тессы. – Ты же собираешься вернуться в Мистрейд, к отцу? Мы направляемся туда же.

– Если вы рассчитываете получить за меня выкуп…

– Мы не похищаем людей, – перебил ее я. – Это просто предложение помощи и только. Ты в праве отказаться. Однако поправь меня, если я ошибаюсь, но тебе не очень хочется остаться одной этой ночью, где–то в поле. До Мистрейда путь не близкий, а дороги за пределами городов опасны для одинокой юной девушки, можешь мне поверить.

– Я могу за себя постоять, – сказала Тесса, но в голосе ее не было ни капли уверенности.

– Я верю, – кивнул я. – И не предлагаю тебе услуг телохранителя. Только лишь компанию в дороге. А если наше общество покажется тебе неподобающим, ты сможешь сойти в любом городке по пути.

– Клиф, мать твою! – отец подкрепил свое обращение одним из мощных ругательств, коих в его лексиконе было предостаточно. – У нас нет на это времени!

– Времени на что? Мы едем в Мистрейд, так? Она нас не задержит. Сойдет, когда посчитает нужным, и никак не нарушит твои планы. К тому же, она говорила, что неплохо поет, и даже обещала написать про нас песню.

– Вот уж радость!

– А мне хотелось бы послушать, – я улыбнулся Тессе. – Ну так что? Поехали?

Глава 9. Напутствие Леонарда

Меня разбудил стук в дверь. Я резко сел, ощущая с какой тяжестью вырывается мой разум из цепких лап сновидения, но прежде, чем успел сказать «Войдите», дверь открылась. На пороге стоял Норман.

– Я вас разбудил? Прошу прощения.

Я спустил ноги на пол и поднял на него глаза.

– Вам пришел ответ, – он протянул мне запечатанный конверт. – Старший клирик распорядился подать ужин в его столовую и настаивает, чтобы вы присоединились, как только закончите чтение.

Я лишь кивнул, забирая у него конверт, на котором красовалась печать Мориса Картера.

– Мне подождать за дверью, пока вы будете читать письмо?

– Не стоит, я помню дорогу и скоро присоединюсь к старшему клирику. Спасибо, Норман.

– Не стоит благодарности.

Закрыв за собой дверь, он удалился с неким облегчением, как мне показалось, приняв тот факт, что не придется водить меня по коридорам собора за ручку.

Я быстро распечатал конверт и достал сложенный вдвое листок. Письмо было написано узнаваемым почерком, не оставляющим мне никаких сомнений в том, что отправитель – сам Морис Картер лично. Этот человек обладал весьма незаурядной и эксцентричной натурой, что проявлялось во всем, от его речей и суждений до вкусовых предпочтений и почерка.

С мистером Картером я познакомился в девяносто четвертом году, как раз во время активной работы над моей второй книгой. Дело в том, что мой первый роман, хоть и сыскал славу среди читателей, был не слишком обласкан критиками, которые, отмечая приятный стиль и живые образы персонажей, указывали также на мою полнейшую некомпетентность в вопросе истории, а особенно в главной сфере деятельности моего персонажа, Нейтона Боунза – охоте за артефактами предков. И действительно, спустя годы изучения этой темы, я сам не раз краснел, перечитывая ту ахинею, которую нагородил в своем первом романе. И краснеть приходилось не мне одному, потому как мой редактор, мистер Вейланд Уокер, вместе с очередным гонорарам за книгу, продажи которой шли бессовестно хорошо для дебютного романа, прислал мне также письмо, в котором, в свойственной ему красноречивой манере, порекомендовал во время работы над следующим произведением проявить интерес к затрагиваемым в нем темам, дабы текст имел больше достоверности и не казался – цитирую хорошо запомнившиеся мне слова Уокера: «дешевым чтивом, вышедшим из-под пера необразованного и мало эрудированного писаки».

Конечно, меня задели эти слова, и я поспешил исправить положение. Однако информации, касающейся прото-артефактов, не так-то много в принципе, а доступной рядовому жителю Конгломерата – и вовсе крупицы, и отчаявшись искать ее в библиотеках, я занялся поисками консультанта. Я посетил немало научных и исторических конференций, музейных выставок, открытых лекций, но везде наталкивался на престарелых, облысевших академиков, верных подданных Университета, так высоко задирающих свои носы, что не могли и шагу ступить без своих поводырей, в лице верных, как псы, протеже, внимающих каждому слову мастера. Эти люди, несмотря на то, что зачастую оказывались ниже меня на две головы, умудрялись смотреть на меня сверху вниз, отвечая на вопросы неохотно, словно отмахивались от назойливой мухи. Всем своим видом они показывали, что видят во мне деревенщину, бульварного писаку, пытались доходчиво пояснить, что изучение артефактов – дело высокого интеллекта, постигать которое дано лишь избранным и лишь в одном единственном месте Адверса – в великом храме науки Университете Конгломерата.

Я уже почти отчаялся найти хоть кого-то не столь высокомерного, кто спустился бы с небес на землю, дабы объяснить мне простейшие азы данной темы. Близилась дата, когда мне следовало передать рукопись редактору, а работа не была закончена даже наполовину. Я уже и не надеялся сдать книгу в срок, когда Морис Картер спас меня из столь бедственного положения. Он сам написал мне, узнав, как он уверял, совершенно случайно на одном из закрытых приемов в Университете, что некий писака, у которого еще молоко на губах не обсохло, пристает к уважаемым докторам наук с расспросами про артефакты. Картеру показалось это интересным, по какой причине, мне неведомо и по сей день. Он отыскал мой роман, прочел его и написал письмо, в котором приглашал навестить его в Виоленте, где он подробно ответит на любые мои вопросы касательно темы артефактов прото-мира, взамен на скромное воплощение его в одном из персонажей моих последующих работ, и не более того.

Естественно, я тут же направился в Виолент, не веря своему счастью. И Морис Картер превзошел все мои ожидания. Он разительно отличался от большинства своих ученых коллег, по этой причине в итоге и покинув Университет. Он действительно готов был ответить на любые мои вопросы, горя энтузиазмом не меньше моего. И я задавал их. Задавал вопросы, работая над вторым романом, задавал, работая и над всеми последующими. Каждый год я отправлялся на несколько дней в Виолент, чтобы посетить дом Картера, где мы несколько вечеров подряд, до поздней ночи, сидели у камина и под аккомпанемент барабанящих по крышам города капель дождя говорили, говорили, говорили. И, конечно же, я исполнил свое обещание и воплотил его в романе в качестве наставника главного героя, барона Ричарда Ливейна, трагически погибшего в четвертом романе, по нашему общему с Картером решению.

В ответном письме, принесенном мне Норманом, было всего несколько строк:

«Дорогой Клиффорд!

Конечно, я готов принять тебя в любое время. Можешь не беспокоиться, я никогда бы не поверил ни одной газете, в которой тебя стали бы выставлять в дурном свете. Однако, письмо твое заставило меня тревожиться. У тебя неприятности, мой друг? Будь уверен, я помогу тебе всем, чем смогу, всем, что будет в моих силах. О твоем визите не узнает никто, кроме меня, я обещаю. Я жду тебя, мой друг, и настоятельно прошу быть осторожным в пути

До скорой встречи. Морис».

Ничего другого я и не ждал. Морис Картер не слишком большой любитель путешествий и дальних поездок, он заядлый домосед, и шанс того, что он мог находиться в отъезде, был крайне невелик. Как и шанс того, что Картер отказал бы мне в визите. Однако я все же счел необходимым предупредить его, и теперь, получив ответное письмо, почувствовал, как стало легче на душе. У нас с Ярким появилось направление, какая-то цель, пусть и не конечная, но все же, теперь мы знали, куда идти, а это придавало уверенности. Оставалось только дойти туда живыми.

Свернув листок, я обнаружил, что Яркий, сидя на полу у моих ног, внимательно и выжидающе смотрит на меня, словно задавая вопрос: «Какие новости? Говори же, не томи».

– Ну что, дружище, кажется, нам все еще везет хоть в чем–то, – я потрепал его по голове. – Поедем в Виолент. Думаю, тебе там понравится.

Я поднялся.

– Но сначала ужин. Ты проголодался?

Яркий пригнулся к полу и, резко распрямившись, как пружина, подпрыгнул, вцепился в мое пальто и со скоростью белки забрался мне на плечо.

– Ты хоть предупреждай в следующий раз, а то так и до инфаркта довести не долго. Кивни, моргни, да хоть хвостом дерни, ладно?

Яркий в ответ только фыркнул.

Мы быстро добрались до столовой старшего клирика, но, конечно же, Леонард Марбэт уже был там.

– Заходи Клиффорд, – пригласил он, когда я открыл дверь. – Ты как раз вовремя. Ужин только подали, еще горячий. Я попросил наших поваров приготовить нечто особенное, что могло бы прийтись по вкусу такой утонченной особе, как ты. Так что надеюсь, теперь ты отведаешь нашей стряпни, не станешь нос воротить. Другу твоему я тоже распорядился что-нибудь состряпать.

Действительно, возле стула, на котором я сидел утром, стояла на полу собачья миска, в которой было наложено что-то вроде мясной каши. Я опустил Яркого на пол, и тот стал с аппетитом уплетать предложенную пищу. Глядя на него и слыша чудные ароматы жаренного мяса, я впервые за этот день почувствовал сильный голод.

Ужин и правда оказался очень вкусным: зажаренный на кости свиной окорок, с картофелем и овощами, показался мне пищей богов, превзошедшей все изысканные яства дорогих ресторанов Мистрейда, которые мне довелось попробовать. В считанные минуты опустошив свою тарелку, я поблагодарил Леонарда, а позже попросил девушку, пришедшую забирать посуду, передать мои благодарности повару.

– Рад, что ты доволен, Клиффорд, – улыбнулся Леонард, вытирая губы полотенцем. – Одному Властителю ведомо, сколько сил вам обоим нужно, чтобы преодолеть все тягости, что уже свалились вам на головы и что свалятся в будущем.

– Стриксы или законники больше не объявлялись? – поинтересовался я.

– Нет. Но на площадь полдня стояла какая-то странная установка, вокруг которой суетились гвардейцы Стрикосов.

Я вспомнил машину возле своего дома, которая указала Теодору на мой дом.

– Потом ее куда-то укатили, – продолжал Леонард. – Но вокруг собора теперь значительно больше патрульных полисменов, а в главном зале целый день дежурят их агенты, столь яростно и неубедительно строящие из себя блаженных кающихся, что хочется подойти и порекомендовать им взять пару уроков актерского мастерства в театральной школе Шермона. Там проходят бесплатные занятия пару раз в гексал.

Я ухмыльнулся.

– Но, так или иначе, Клиффорд, о том, что ты здесь, они знают и отступать не собираются.

«Кто бы сомневался?» – подумал я, а вслух сказал:

– Как же мне убраться отсюда незамеченным, под таким-то присмотром?

– Об этом не волнуйся, здесь я в силах тебе помочь. Ты главное скажи мне, в ответном письме тебе пришли хорошие новости?

– Да, весьма. В Виоленте меня ждут. Я думал отправиться ночью.

– Значит, отправишься. А у меня есть кое-что тебе в дорогу. Норман! – окликнул Леонард, и клирик появился из-за двери. – Неси сундук.

Норман скрылся за дверью, но скоро вновь появился, неся в руках большой черный сундук, который он водрузил на край стола.

– Благодарю, Норман, – Леонард поднялся со стула и прошел к сундуку.

– Что это? – я тоже поднялся.

– Подойди и узнаешь.

Как только я отошел, на мой стул запрыгнул Яркий и стал с интересом наблюдать за происходящим. Я заметил, что он было собирался перепрыгнуть на стол, но взглянув на меня и встретившись с моим нахмуренным взором, явно передумал и даже прижал уши, словно признавая свою вину и выражая покорность.

– Хорошо, что мы поняли друг друга, – сообщил я зверьку, и почесал его за ухом, что тотчас же приободрило Яркого.

– Как бы ты не решил двигаться в Виолент, тебе лучше преобразиться, – сказал Леонард, открыв сундук. – А то мужчина в дорогом пальто бросается в глаза.

Леонард достал из сундука куртку из коричневой кожи и положил на стол:

– На-ка, примерь. Она куда лучше подойдет для путешествий. Осталась нам от клирика Велека. Здоровый был мужик. Больше тебя. Родом из Арктоса. И все же предан был нашей церкви, как никто другой. Предан настолько, что в прошлом году отправился в паломничество к себе домой. Все отговаривали, говорили, что это самоубийство, но я благословил. Ибо знаешь, если кто и может принести веру нашим диким соседям, то только такой человек, как Велек. Ну, а уж коль убьют, то за благое дело падет, за праведное. А тем, кто за правое дело гибнет, Властитель Циклов перерождение в грядущих мирах дарует. Так что отпустил я его с легким сердцем, и все же возвращения не жду при любом исходе.

Пока Леонард говорил, я примерил куртку. Она, и вправду, мне была даже чуть велика. Слегка потертая, но добротно сшитая, тяжелая. В чем-то подобном я всегда представлял себе одетым Нейтана Боунза, и теперь, примерив такую вещь на себе, я вдруг ощутил некую гордость и пробуждающуюся внутри тягу к приключениям.

– Ну? Как я выгляжу? – спросил я, обернувшись к Яркому.

Он прищурил глаза и повертел головой, словно оценивая, насколько удобно ему будет теперь восседать у меня на плече.

– Следовало бы, конечно, тебе сменить и обувь, но боюсь, что сапог твоего размера здесь не найти. Зато есть вот это.

Леонард достал из сундука черную шляпу с ровными полями и, отряхнув ее от пыли и расправив, протянул мне.

– Эта вещь уже моя, времен бурной молодости.

Я надел шляпу, она оказалась по размеру. Образ бравого путешественника и искателя приключений вырисовывался всё четче.

– Тебе идет, – улыбнулся Леонард. – И, возможно, она станет тебе хоть какой-то маскировкой.

– Спасибо, Леонард, – я искренне поблагодарил его.

– Еще не все. Тебе нужно оружие, Клиффорд.

Он достал револьвер в кожаной поясной кобуре.

– Такое у меня имеется, – я вынул из кармана пальто своей револьвер.

– Аннабель, – быстро определил Леонард. – Отлично. Тот же калибр, так что возьми патроны. Одному Властителю ведомо, как сильно они тебе могут понадобиться. И кобуру бери, она подойдет тоже.

Когда я повесил кобуру с патронташем на пояс (благодаря Леонарду количество патронов у меня теперь возросло втрое), вложив в нее свою Аннабель, старший клирик положил передо мной потрепанную походную сумку с длинным ремнем.

– Я распорядился, чтобы тебе положили флягу с водой и немного провизии в дорогу. На пару дней пути должно будет хватить, хотя… – Леонард скептически осмотрел меня. – Такому, как ты, может только на день.

– Благодарю, – я не ожидал такой заботы и был очень ею тронут.

– А теперь самое важное, Клиффорд, – сообщил он, разворачивая на столе какой-то чертеж на пожелтевшей от времени бумаге. – Карта канализационных тоннелей под Мистрейдом. Из собора есть туда спуск, но без карты и знания пути ты там сгинешь в два счета. Так что слушай меня внимательно и запоминай. От этого зависит твоя жизнь.

«Так вот как Леонард предлагает мне покинуть собор», – возликовал я мысленно. – «Это гениально».

И пусть мне доводилось слышать множество пугающих историй об этих катакомбах под городом, верилось в них с трудом. А вот способа лучше покинуть это место незамеченным и представить было нельзя.

Я внимательно слушал, пока Леонард показывал мне на карте, как идти по катакомбам, объяснял, как ориентироваться по этой запутанной старой карте и где я должен буду выйти.

Когда он закончил и свернул карту, Леонард неожиданно сказал:

– Я все же рад, что все так вышло, Клиффорд.

Я поднял на него глаза, не понимая, о чем конкретно Леонард говорит.

– Я про то, что ты нашел Яркого. Какие бы проблемы и опасности не принесла ваша встреча, я уверен, что она не случайна. И я рад, что все случившееся заставило тебя сдвинуться с места.

Леонард прошел к своему креслу, но садиться не стал, а вместо этого взял стакан воды, отпил из него и обернулся к камину. Я молча ждал, чувствуя, что он собирается сказать что-то еще. Что-то важное. Иначе и быть не могло. Пустыми словами Леонард Марбэт не разбрасывался никогда.

– Моя дочь, – начал он, наконец. – Была чудом, которого не заслуживал этот мир. Я любил ее больше всего на свете. И готов был оберегать ее от всех невзгод и опасностей так яростно, что даже, как ты знаешь, сильно с этим перестарался. Но когда она пришла в мой дом с тобой, я не стал мешать вашему союзу, ты знаешь, почему?

Леонард обернулся ко мне.

– Ты никогда не говорил.

– Потому что я увидел в тебе огонь. Огонь, который видел и в Тессе. Вы оба были влюблены. Влюблены по-настоящему, искренне и чисто. Я понял это с первых же минут нашего знакомства. Как понял и то, что она с тобой будет счастлива и спокойна, что ты не оставишь ее, не бросишь, не сделаешь ей больно. Что ты будешь беречь ее столь же преданно, сколь берег и я, но твою опеку она примет с радостью, в отличие от моей. Таков закон природы. Родители в итоге должны отступить, понимая, что они не всегда будут самой важной и ценной частью жизни своих детей. И я это понял. И отступил. Вверил ее тебе всецело. За годы работы в церкви я научился видеть людей, понимать, что ими движет. И я понимал, что движет тобой, Клиффорд. И какое бы у тебя не было прошлое, какое бы не было происхождение, я всегда знал, что ты – хороший человек.

Он снова отвернулся к огню.

– Наша Тесса умерла, и боль от этой трагедии никогда не утихнет в моем сердце. Но моя боль ничто в сравнении с твоей, Клиффорд. Ведь я искренне верю в то, что смерть лишь шаг на пути в новую жизнь. Я верю, что там, в следующем цикле, я снова встречусь с женой и дочерью, и эта вера придает мне сил жить дальше, дает надежду. Но ты Клиффорд, пусть и не говорил мне об этом прямо, в подобное никогда не верил. Потому твоя боль была куда страшнее моей, ведь ничто не могло ее унять, и она тебя пожирала. Я увидел эту всеобъемлющую боль в твоих глазах, когда моей дочери не стало. А еще я увидел, как в них погас огонь, как они стали серыми. Тогда мне показалось, что ты тоже умер, Клиффорд, что ты умер вместе с ней. И я скорбел о вас обоих. Все эти годы я скорбел и боялся, что в какой-нибудь день прочту в газете о твоей смерти. Тому станет причиной алкоголь, опиум, потасовка на улице, самоубийство, что угодно. Пойми меня правильно, я уже видел потухшие взгляды и знаю, к чему обычно приводит путь людей, разочаровавшихся в жизни. И мне так хотелось помочь. Прийти к тебе, найти нужные слова, чтобы вновь зажечь в тебе свет. Но я знал, что не обладаю достаточной силой для этого. Ведь кто я такой для тебя? Лишь призрак прошлого, отец твоей умершей возлюбленной, проповедник Бога, в которого ты не веришь. У меня нет и не было ничего, что могло бы вернуть тебе свет.

 Леонард прошел к столу и, допив воду из своего стакана, опустил его на стол.

– Когда же ты пришел сегодня утром, я просто не поверил случившемуся чуду. В твоих глазах вновь я вижу пламя, вижу желание жить. Это существо, кем бы оно ни было, вернуло тебя в мир живых, Клиффорд. И за это я ему несказанно благодарен. Никто в итоге не знает, где и как мы обретем свое место, но одно я могу сказать точно, здесь, в Мистрейде, для тебя все мертво. Город, наполненный гнетущими воспоминаниями и только. Ты еще слишком молод, Клиффорд, чтобы жить прошлым. Оставь это мне, как и скорбь по Тессе. Я сохраню ее и твою боль, потому что я стар и это мой удел. Но не твой. Я верю, что есть еще место в мире, которое ты сможешь назвать домом, и девушка, которую ты сможешь полюбить. И ты найдешь их там, на бесчисленных дорогах Адверса. Уходи отсюда, Клиффорд, уходи вместе с этим зверьком, охраняй и береги его так же, как берег и охранял Тессу. Ведь, будь уверен, все, что мы теряем, возвращается к нам, пусть и не таким, каким мы это запомнили. В том и есть сама суть цикличной вселенной – в ней ничто не исчезает, не уходит бесследно в пустоту, а только лишь меняет форму, но не свою суть. Ты можешь не верить ни во что другое, но прошу тебя, поверь в это.