Текст книги "Рада. Повести и рассказы"

Сосед Чап и котик Бесик

Самым первым жителем в нашем новом пятиэтажном доме был дворовый пёс по кличке Чап. Его длинное тело с короткими ногами напоминало таксу, но покрыто оно было густой шерстью белого цвета с большими чёрными пятнами. Чёрная мордашка Чапа с умными глазами была похожа на лисью, только кончики ушей свисали словно подмороженные. Небольшой, завитый в калачик хвост, слегка был завален на бок, и я ни разу не видел его поджатым, что соответствовало боевому настрою Чапа.

Когда дом строился, Чап жил в бытовке со строителями, и сторожами стройки. Бытовка занимала квартиру на первом этаже в нашем подъезде. После завершения строительства дома строители переехали на другую стройку, а Чап остался. Он, по-видимому, в период запечатления, о котором рассказывал мне ветеринар-собаковод, не встретил достойного человека, чтобы признать в нём своего хозяина, и по этой причине считал себя независимым псом.

Для него важнее всего была среда обитания, а это – вся территория вокруг нашего дома, на которой он был бесспорным лидером среди других дворняжек, и, конечно же, бывшая бытовка, которую, по всей видимости, он считал своей конурой.

Чап стерпел, когда в «его конуру» вселилась семья новоселов, но их собачку, которую они привезли с собой, так пугнул со двора, что от бедного животного даже следов не осталось.

Хозяева пропавшей собачки погоревали, а потом решили приручить Чапа. Чап согласился признать их, но в качестве своих слуг, а на себя взял привычные обязанности по охране квартиры. Спал он на коврике перед входной дверью, так как в своей тёплой шубе ему было жарко в квартире. Но стоило Чапу требовательно гавкнуть, как перед ним гостеприимно распахивала дверь хозяйка квартиры, и мы часто слышали, как она при этом ласково упрекала его: «Чапик, не шуми, заходи домой».

Входную дверь в подъезд, распахивавшуюся наружу, Чап сам открывал, когда ему хотелось погулять, а чтобы открыть эту дверь с обратной стороны, у него не хватало сил, так как на ней стояла прижимная пружина. Если в это время были дома его «слуги», то он, вернувшись с прогулки, лаял перед дверью, и они тут же впускали его. А когда их не было дома, то он садился на лавочку перед входом и терпеливо ждал. Как только к двери подходил кто-либо из жильцов нашего подъезда. Чап с радостным лаем встречал идущего и всем своим видом, словно говорил подошедшему: «Открой дверь, по гроб буду обязан». Все живущие в нашем подъезде любили Чапа и с удовольствием оказывали ему такую маленькую услугу.

Раду Чап сразу зачислил в свои невесты, и когда мы стали выпускать её на прогулку без поводка, он непременно сопровождал её и этим часто пользовались мои дети. В связи с тем, что Раде не хватало сил, чтобы открыть дверь, они выпускали Раду из квартиры и слушали: если в ответ на её отпугивающий лай раздавался радостный лай Чапа, то не сопровождали её, так как были уверены в том, что она вслед за ним выйдет из подъезда, а обратно кто-либо из «слуг» Чапа впустит их вместе.

Наблюдая за прогулкой Рады в сопровождении претендента в женихи Чапа, мы с женой посмеивались над его ухаживаниями, и решили, что Чап ей не пара. И в самом деле – повзрослевшая, пропорционально сложенная Рада со своей забавно-сердитой пушистой мордочкой, на которой выделялась бородка «Феликс», смотрелась изящной собачкой на фоне утюговатого Чапа, который, к тому же, и ростом был пониже её.

Чтобы не навредить здоровью Рады, мы оберегали её от раннего материнства, и когда наступал у неё сезон, то выгуливали только на поводке. В связи с тем, что Чап с наглой назойливостью ловил любые моменты для уединения с Радой, я не доверял детям в такое время выгуливание Рады и делал это сам, вызывая недовольство у Чапа.

О наступлении сезона у Рады я узнавал по поведению Чапа. В это время он всегда, когда я подходил к своему подъезду, встречал меня с радостным лаем, и с лисьим подхалимажем вытанцовывал передо мной на задних лапах. Я притворялся, что не понимаю его, и, разыграв удивление, спрашивал: «Что случилось, Чап?» После же окончания сезона у Рады он ещё долго продолжал встречать меня, но теперь для того, чтобы обиженно облаять.

И всё же мы не уберегли Раду от Чапа. Однажды я впустил Раду в салон своей автомашины через заднюю дверцу и, отцепив поводок, пошёл к водительской, чтобы сесть за руль. Как вдруг она, увидев бегущего к нам Чапа, умудрилась выпрыгнуть из машины через приоткрытое стекло в дверце и стремительно умчалась в его сопровождении в сторону сосновой рощицы, с которой граничил наш микрорайон… Мы надеялись, что после дерзкого побега Рады всё обойдется, однако примерно через девять недель она ощенилась. Щенок был один и, к нашему огорчению, похож на Чапа, только мордочка у него была такая же сердитая, как у Рады.

Вскоре о щенке узнал наш сосед Борис, у которого родственники жили в деревне. Он поведал нам, что им нужна неприхотливая и злая собака для охраны двора, и попросил отдать для этих целей Радкиного щенка, так как тоже считал её злой собакой. Мы не стали разубеждать Бориса и, как только щенок подрос до месячного возраста, с облегчением его отдали ему, и сделали это в момент выгуливания Рады.

Когда Рада вернулась с прогулки и не обнаружила щенка на месте, то, прежде всего, обыскала всю квартиру. Не найдя его, она подбежала к жене, села напротив и с жалобным поскуливанием стала смотреть на неё, словно спрашивая: «Ты тоже мать, ну скажи, где мой сыночек?!» Жена с ласковым поглаживанием стала успокаивать её: «Отдали мы его хорошим людям. Ему будет у них хорошо. Там чистый воздух, коровье молочко. А тебе самой надо отдохнуть…».

Ещё несколько дней Рада ходила грустная и плохо ела, а потом опять стала прежней собакой. Но однажды она поразила нас своим инстинктом материнства, когда мы вместе с ней были в гостях у своих родственников. Они жили в частном доме с небольшим двориком, и завели себе котёнка. Он был весь чёрный и очень подвижный, за что его прозвали Бесиком. Мы знали, что к кошкам Рада относилась агрессивно, поэтому в дом её не впустили. Как же мы поразились, когда вышли из дому и увидели в дворике лежащую на земле Раду и сосущего её Бесика, который каким-то образом оказался на улице.

– Откуда у неё взялось молоко?! Ведь почти месяц прошёл с тех пор, как мы отдали её щенка! – воскликнула жена.

– Эко диво, – не удивился родственник, – сосед сам видел, как его кошка кормила своим молоком ещё голых мышат. Так после этого в дом перестал её пускать.

– Мышата – это уж слишком, – брезгливо скривилась жена. – А вот о котёнке мы подумаем.

Игра в прятки

Как только Рада вышла из щенячьего возраста, я стал приучать её к походам в гараж, где стояла моя легковушка. Гаражный кооператив находился на окраине города, как и микрорайон, где мы жили. Между микрорайоном и кооперативом проходила автодорога с интенсивным движением, а сразу за ней большой пустырь, заросший травой, по которому владельцы гаражей протоптали тропинку к кооперативу. За автодорогу я выводил Раду на поводке, затем отпускал её в свободное плавание по пустырю. На обратном пути перед дорогой я приучил её по моей команде «ждать» останавливаться, затем подходил к ней, цеплял поводок, и мы бегом перебегали дорогу. В первых таких походах Рада бежала по тропинке вслед за мной, а потом осмелела, и, как только освобождалась от поводка, начинала ошалело носиться по пустырю.

Особенно ей нравилось играть со мной в прятки. Забежав вперед, она пряталась в траве на краю тропинки, а когда я подходил, то с грозным лаем бросалась на меня. Я с шутливым испугом убегал от неё, а когда она настигала меня и начинала игриво хватать за ботинки, то останавливался и замахивался на её поводком. После этого она прерывала свою атаку и, поджав хвост, стремительно уносилась по тропинке, чтобы всё повторить.

Меня веселила такая игривость Рады и я не прерывал игру. Но однажды, когда мы возвращались из гаража, она в броске зацепила клыком штанину моих лучших брюк и порвала её. Я с руганью замахнулся на неё поводком, она же привычно умчалась вперёд, затем залегла в траве для новой атаки.

Тогда я решил проучить Раду. Как только она спряталась, тоже пригнулся за бугорком и стал наблюдать за Радой. Она выждала некоторое время, затем, встревоженная моим долгим отсутствием, вышла на тропинку и стала высматривать меня, встав на задние лапы. Не обнаружив меня, Рада медленно побежала в мою сторону и тут я, привстав на четвереньках, показался из своего укрытия. Это её сильно напугало, и она дала такого дёру от меня, что я не смог остановить её никакой командой.

Встревоженный тем, что Рада может попасть под автомашину, я, приказывая ей команду «ждать», бросился вслед за ней. Когда же впереди завизжали тормоза автомашин, я предположил худшее и, ругая себя, ускорил бег, и вскоре оказался у автодороги. Однако, осмотрев её, я не обнаружил ни Рады, ни следов крови, и у меня словно гора с плеч свалилась.

Когда я вернулся домой, меня встретила встревоженная жена:

– Что случилось?! Рада влетела домой испуганная и забилась под кровать, а тебя нет! Я уж и не знала что думать!

– А ты у Рады спроси.

Тут, услышав мой голос, из детской комнаты появилась Рада и, убедившись, что не ослышалась, с виноватым видом подошла ко мне, энергично виляя хвостом.

– Ну, что ты тут ломаешься передо мной? Поведай хозяйке, как ты мне порвала брюки, а затем трусливо покинула, – насмешливо встретил я Раду, а потом рассказал о случившемся жене. К моему удивлению, она ни в чём не упрекнула собаку, а всю вину за случившееся переложила на меня:

– Сам приучил собаку к дурацким играм, а потом ещё и напугал. И как она только бедняжка под машину не попала с таким хозяином!

Ритуал

Как-то я возвращался из гаража домой по другой тропинке, которая проходила по окраине пустыря вдоль высокого забора из металлической сетки метеостанции. Рада бежала чуть впереди насторожено крутила головой по сторонам. Вдруг от здания метеостанции с яростным лаем бросилась в нашу сторону стая больших сторожевых собак. Впереди неслась самая крупная собака, а вслед за ней ещё пять, поменьше ростом, по-видимому, дети. От неожиданности я остановился, а Рада с поджатым хвостом рванула от меня в сторону автодороги. Стая погналась за ней, только с обратной стороны забора.

– Ко мне! Ждать! – закричал я вдогонку Раде, опасаясь, что она опять будет перебегать дорогу. Однако, добежав до угла забора, Рада остановилась, сообразив, что преследовавшие её собаки не могут преодолеть высокий забор. Постояв в нерешительности, она вдруг тоже стала облаивать стаю – сначала робко, но с моим приближением злость в её голосе усиливалась. Когда же я подошел вплотную, стая прекратила перепалку и побежала обратно, а разгоряченная Рада с вздыбившейся шерстью на холке продолжала прыгать на сетку и лаять вслед ей, словно мстя за свой испуг.

В следующий раз я опять с Радой пошел вдоль забора метеостанции и поразился произошедшим переменам в ней. Теперь она смело бежала впереди меня и, когда стая вновь стремительно бросилась к ней, то встретила её с яростным лаем.

– Молодец, Рада! Смелая собака, – похвалил я её.

Без смеха невозможно было смотреть на разыгравшуюся передо мной сцену. С одной стороны, прыгала на забор с захлебывающимся от злости лаем, подбежавшая стая сторожевых собак, а с другой – не менее страстно отвечала им Рада. Затем, облаивая друг друга, враждующие стороны понеслись вдоль забора и, добежав до угла, остановились и, полаяв с минуту, но уже не так яростно, как вначале, прекратили перепалку и с видом победителей разбежались. Рада ко мне, а они вернулись к зданию метеостанции.

После этого, каждый раз возвращаясь из гаража, при подходе к развилке тропинок, одна из которых шла вдоль забора метеостанции, я подавал Раде команду «домой» и предоставлял ей самой выбирать тропинку, по которой возвращаться. Она всегда выбирала путь вдоль забора и, пробежав немного по нему, вопросительно оглядывалась на меня, словно спрашивая: «Комедию будем ломать?» Если я следовал за ней, то Рада с вызывающим видом продолжала бег и всё своё внимание приковывала к зданию метеостанции, откуда, по обыкновению, выскакивала стая. И всё повторялось по отработанному сценарию.

Бывали случаи, когда стая не реагировала на появление Рады, вероятно, была чем-то занята. Тогда Рада, добежав до определённого барьера, останавливалась и, гавкнув (возможно, это был для стаи оскорбительный вызов – «струсили…»), с напряжением замирала в ожидании, и стая тут же стремительно появлялась…

Однажды с нами возвращался вдоль забора сосед по гаражу. Увидев, с какой смелостью Рада бросилась на стаю, он воскликнул:

– Какая смелая! Ей бы росту побольше и хоть на медведя бери!

– Наш медведь ещё впереди, – с улыбкой заверил я соседа.

Медвежатница

Однажды осенью, когда в тайге созрел кедровый орех, мой сослуживец Георгий, увлекавшийся добычей кедрового ореха, пригласил меня с собой в тайгу, чтобы оставшиеся дни моего отпуска, по времени совпавшего с его отпуском, провести с двойной пользой: и орех заготовить на зиму, и самим оздоровиться в целебном кедраче.

Я давно мечтал побывать в кедровом лесу, поэтому с благодарностью согласился. Но в связи с тем, что у Рады должен был начаться осенний сезон я, опасаясь, что за моё отсутствие Чап опять сможет стать нежеланным для нас отцом её возможного потомства, попросил у Георгия разрешения взять её с собой. Он уже видел Раду и, рассмеявшись, спросил:

– Не боишься потерять её в тайге?

– Чему быть – того не миновать, – тоже с улыбкой ответил я, приняв его вопрос как согласие.

Чтобы попасть в кедрач, нам сначала необходимо было доехать электричкой до станции Хилок, а оттуда вместе с другом Георгия Виктором на его «газике» уехать в тайгу шишковать.

При посадке в электричку у нас возникла проблема – проводник не разрешил перевозку Рады без намордника. Пришлось пойти на хитрость. Я быстро посадил Раду в дорожную сумку, приказал ей сидеть, и мы успели до отхода электрички перебежать к следующему вагону и незаметно пронести её. В этом вагоне пассажиров было немного, что позволило нам выбрать лучшие места. Мы сели за столик у окна, перегородили рюкзаками коридор к нему, выпустили за этот барьер Раду и с облегчением перевели дух. Я погладил Раду, успокоил её ласковым голосом и назвал умницей за то, что она не выдала себя. Больше нас никто не беспокоил, и мы ранним утром прибыли в Хилок.

Однако вместо друга нас встретила его жена и огорошила тем, что мужа неожиданно послали в командировку. Она передала нам ключи от «газика» и разрешение на любительскую добычу ореха. К счастью, Георгий знал место, куда было выдано разрешение, и мы, не теряя время на поиски проводника, сразу же поехали туда.

Я знал, что кедр – это царственное вечнозелёное дерево сибирской тайги, растёт высоко в горах, там, где чистый воздух, поэтому не удивился, когда мы долго ползли на низшей передаче в хребет, прежде чем увидели среди бескрайнего разукрашенного осенью лесного массива тайги первое темно-зелёное пятно кедровника.

– Видишь, насколько оно темнее соснового леса, – заострил моё внимание Георгий и повелевшим голосом добавил: – Отсюда ещё ломанём пару сопок и окажемся на месте.

И действительно, вскоре дорога привела нас к зимовью и закончилась.

– Приехали, – радостно сказал Георгий. Мы вышли из машины и выпустили Раду. Она тут же подбежала к зимовью и залаяла.

– Там кто-то есть, – уверенно сказал я и не ошибся. Из зимовья вышли два заросших щетиной мужика и, увидев Раду, расхохотались.

– Это что за зверь? – спросил сквозь смех один из них.

– Медвежатница, – буднично ответил я, вызвав у них очередную вспышку смеха.

– Вовремя вы её привезли. Медведи точно здесь есть. Теперь и мы будем смелее, – поддержали они мою шутку.

Узнав, что мы приехали от Виктора и тоже шишковать, мужики гостеприимно пригласили нас в зимовье. Мы познакомились. Старший по возрасту назвался Степаном, второй Олегом. Зимовье было просторным, и мы с Григорием почти их не стеснили. За чаепитием они рассказали нам, что их завезла машина накануне вечером, а перед ними здесь жила бригада шишкарей, и с лучших участков кедрача ею собран урожай. До нашего приезда мужики успели сходить в кедровник и оценили урожай ореха как низкий.

Такая информация меня не огорчила. Я был рад тому, что побываю в кедровом лесу и сам приму участие в заготовке ореха, поэтому жизнерадостно вставил в разговор:

– Для нас главное – процесс.

– Тогда напроцесситесь, – рассмеялись они.

Поговорив с мужиками, мы с Георгием вышли из зимовья, и он ознакомил меня с традиционными приспособлениями для добывания шишек и получения ореха, которые были установлены рядом с зимовьем.

– Это колот – первое наше орудие труда в кедраче, – показал он на большой деревянный молот с почти двухметровой ручкой, лежащий на земле при виде которого я воскликнул: «Ничего себе молоток!»

– Наши новые знакомые изготовили его под себя. По-видимому, они недалеко нашли кедровый участок леса и понесут его туда. Мы же не будем терять время на это, так как глупо тащить такую тяжесть в кедрач, находящийся отсюда примерно в полукилометре, где мы будем шишковать. Таких молотков там можно найти с десяток. Из кедрача мы перенесём шишки в мешках и высыплем в сайбу, – показал он на пригороженную к задней стенке зимовья загородку из жердей.

Затем он подвёл меня к деревянному коробу с наклонными стенками, из-под которого виднелся круглый барабан с продольными рёбрами и с прибитой к одному торцу почти метровой деревянной ручкой, и с улыбкой сказал:

– А это агрегат для получения трудовых мозолей – так называемая молотилка. В неё засыпают шишки и вращают барабан, который своими рёбрами их разминает и шелушит, а орешки высыпаются на разостланный брезент. Потом их просеивают на решётах: сначала на крупном, а потом на мелком. И, если позволяет погода, то и ещё подсушивают на солнце. После чего орех провеивают на ветру и пересыпают в мешки.

День был не по сезону жарким и безветренным, а солнце только перевалило за полдень. Посовещавшись, мы решили за оставшееся световое время дня провести свою разведку в кедровнике.

По натоптанной тропе, идущей от зимовья, мы обогнули крутую сопку, и постепенно она увела нас ещё дальше в верховье хребта. Рада робко бежала за нами и настороженно вслушивалась в незнакомые звуки тайги. Примерно через триста метров на нашем пути всё чаще и чаще стали попадаться могучие кедры, на вершинах которых виднелись крупные шишки. Я с восторгом обращал на них внимание Георгия, но он равнодушно скользил взглядом, а потом и мне посоветовал не зариться на таких великанов, так как они нам не по зубам.

Пройдя ещё немного, мы свернули с тропы и вскоре оказались в сплошном кедровнике. Это был уже другой лес: чистый и устланный, словно ковром, толстым слоем влажного мха, в котором наши ноги утопали по самые щиколотки. Я всей грудью вдыхал пропитанный таёжными ароматами воздух, и он непривычно пьянил меня. Георгий взглянул на меня и одобрил:

– Правильно – дезинфицируй лёгкие. Такой воздух убивает вредные микробы.

Углубившись ещё метров на сто в кедрач, мы увидели колот. Он лежал около кедра – в обхвате около метра. Георгий подвел меня к нему и сказал:

– Примерно такие кедры и будем обстукивать, а к этому уже опоздали. Это понятно по смолистому пятну куда бьют колотом, чтоб отдал свои шишки. Если оно смято, как у этого кедра, то подходить бесполезно – его уже обстучали. Давай проверим мои наблюдения.

Мы поставили колот на ручку, встали по обе его стороны, вцепились за ручку и, размахнувшись, ударили ударной частью по смолистому пятну на кедре. Кедр вздрогнул, и с его вершины сорвалась одна шишка. Просвистев мимо нас, она утонула во мху. Я нашел её по едва заметному углублению и, взяв в руки, озадаченно проговорил:

– Если она попадёт в голову, то не поздоровится.

– Всего одна шишка – что и требовалось доказать, а головы будем прятать под колотом, – подвёл итог эксперименту Георгий и, взвалив на плечо колот, подошёл к следующему кедру.

До заката солнца мы таскали по очереди тяжеленный колот от кедра к кедру, чтобы их обстучать. Однако даже мешка шишек не насобирали, так как урожай ореха был низкий, и всюду виднелись следы предыдущих шишкобоев. Кроме того, нам активно помогали собирать кедровый урожай кедровки. Как только мы подходили к облюбованному кедру, они тут же стаей с криками подлетали к нему и, сорвав по шишке, куда-то улетали. Поражённый их наглостью, я спросил у Георгия: «Почему они обворовывают нас?! Столько шишек висит на больших кедрах, которые нам не по силам!» Он рассмеялся над моей наивностью и пояснил:

– Это ещё подтверждение тому, что урожай в кедраче низкий. Поэтому и стараются опередить нас, а с великанов они успеют снять шишки.

И вдруг, Георгий, показав рукой на впереди стоящий кедр, воскликнул:

– Посмотри, какой рясный и подходящий по толщине!

Я бросил взгляд по направлению его руки и, увидев кедр, на котором виднелись шишки не только по всей вершине, но и на концах почти всех отходящих веток, с восхищением проговорил: «Как повезло нам, что его до нас не заметили!»

Уже в сумерках, взбудораженные, мы поспешили к кедру и изо всех сил встряхнули его колотом. Шишки градом посыпались с него, и несколько штук больно ударили меня по плечам, а одна зацепила Раду, и она с визгом отбежала подальше от кедра и, остановившись, с недоумением уставилась в нашу сторону.

– Вот это подарок под конец дня! – только и успел восхититься Георгий, как послышалось жужжание пчёл. – Дикие пчёлы!!! – с ужасом прокричал Георгий и бросился от кедра, а вслед за ним и мы с Радой.

Долго мы виляли среди деревьев, отмахиваясь от преследующего роя диких пчёл, но, к счастью, они нас не покусали. Когда же пчёлы перестали преследовать нас, мы, отдышавшись, вдруг обнаружили, что заблудились. В сумрачной тайге ни Георгий, ни я не смогли определить знакомых ориентиров и запаниковали. О том, чтобы найти брошенный мешок с шишками, мы и не помышляли. Самое ужасное было в том, мы даже приблизительно не смогли определить местонахождение тропы, которая вывела бы нас к зимовью. Оставалось одно – развести костер и около него ждать рассвета. И вдруг меня осенило! Я подцепил к Раде поводок и скомандовал:

– Рада, домой! В машину!

Она встрепенулась и вопросительно посмотрела на меня. Я ещё настойчивее повторил команду, после чего она натянула поводок и медленно побежала, а вслед за ней и мы, окрылённые надеждой. На бегу я подбадривал Раду:

– Молодец Рада, умная собака…

И свершилось чудо – вскоре мы оказались на тропе, и у нас в памяти всё восстановилось. Через некоторое время нашего пути мы увидели костёр, который высвечивал знакомое зимовье, и сидящих вокруг людей. Это были наши новые знакомые. Когда мы подошли к ним, Степан назидательно сказал:

– Нельзя в незнакомой тайге дотемна задерживаться. Тем более, что мы в этом кедраче видели несколько куч свежего медвежьего помёта. А встречи с хозяином тайги зачастую оканчиваются трагично.

– А чего им бояться – у них же медвежатница, – сострил Олег, и грохнул смех.

Мы чистосердечно рассказали мужикам, что произошло с нами, и о нашей спасительнице Раде.

– Какая сообразительная собачка, – уже с нотками восхищения произнес Олег и, достав палкой из костра несколько обожжённых от смолы кедровых шишек, сказал: «Угощайтесь сами и Раде дайте попробовать».

Запечённые в костре орешки нам понравились, а потом и Рада их распробовала. На следующий день мы, найдя свой брошенный мешок с шишками, осторожно подошли к злополучному кедру и увидели на середине его ствола дупло, вокруг которого суетились пчёлы. Оставлять во мху выстраданные шишки нам было жаль, и мы решили без лишних движений, чтобы не возбудить пчёл, собрать их. К нашей радости, нам это удалось.

Собранными шишками мы дополнили доверху мешок и оставили его на тропе вместе с рюкзаком, в котором находился наш суточный запас пиши, а сами с пустыми мешками пошли ниже по склону сопки, где, по совету мужиков, кедрач был урожайнее.

Как только мы отошли от своего временного табора, я оглянулся, чтобы убедиться в том, что Рада привычно следует за нами, но её не оказалось позади нас. Остановившись, я закрутил головой по сторонам и растерянно спросил у Георгия: «Ты не видел Раду?» Георгий тоже остановился и, заметив сидящую Раду рядом с мешком и рюкзаком, расхохотался и, показав на нее, воскликнул: «Какая умница! Зачем вместе с нами ломать ноги и лезть под „пули“, зная, что мы всё равно вернемся к еде». Мы посмеялись над Радой, одобрили её выбор и продолжили свой путь.

Ниже урожай орехов был получше, и это позволило нам уже к полудню наколотить ещё мешок шишек. Вдруг Георгий чертыхнулся и подозвал меня к себе, а когда я подошёл к нему, он показал на свой замаранный ботинок и тревожно сказал:

– Я вляпался в медвежий помёт. Посмотри, какая большая куча. И как я её не заметил?

– Куча не только большая, но и похоже, помёт свежий, – прошептал я.

Ночью здесь бродил, а может, и сейчас где-то поблизости ходит. Натерпелись бы мы страху, если бы нас не выручила Рада. Пошли скорей отсюда.

Георгий обтёр об мох ботинок, взвалил на себя мешок и в быстром темпе пошёл к нашей спасительнице, а вслед за ним и я, опасливо озираясь по сторонам.

Вскоре я увидел Раду и удивился тому, что она не бросилась с радостью встречать нас, а стояла на тропе и напряжённо смотрела в нашу сторону. И вдруг, когда до неё оставалось примерно с десяток метров, она взвизгнула и с поджатым хвостом бросилась от нас по тропе в сторону зимовья. Мы сначала опешили, а потом я стал кликать её: «Рада, Рада…», но её и след простыл.

– Что с ней случилось? – удручённо посмотрел я на Георгия.

– Все понятно, – рассмеялся он, – попутный ветерок донес до неё медвежий запах, который сохранился на моём ботинке, поэтому она и рванула от нас.

– Но мой-то голос она же слышала!

– Об этом ты у неё спросишь.

Когда мы, нагружённые мешками с шишками, вернулись на зимовье, там уже были Степан и Олег, но Рады с ними не было. Они встретили нас с разыгранным удивлением:

– Сегодня вы при мешках!

Мы, сбросив с плеч мешки, подошли к ним, и я с тревогой спросил:

– Рада не прибегала?

– Здесь ваша медвежатница. Примчалась, как угорелая, и сразу под нары. Бросили ей косточку, а она даже из зимовья не вышла. Медведь, что ли пуганул её?

– Есть среди нас счастливчик, – кивнул я в сторону Георгия и рассказал им о случившемся. Они посмеялись и, чтобы не довести Раду до инфаркта, посоветовали Георгию спуститься к ключу и тщательно помыть обувь.

Георгий принял совет и пошёл к ключу, а я открыл дверь в зимовье и, увидев под нарами Раду с горящими глазами, ласковым голосом поманил её к себе. Однако она, слегка повиливая кончиком хвоста, вжала голову в лапы и не решилась выйти из своего укрытия. Я не стал настаивать и решил дать ей ещё время, чтобы она пришла в себя после испуга.

После того, как вернулся Георгий, мы сели с ним за столик под навесом, примыкающим к стене зимовья со стороны входной двери, и стали обедать. Через некоторое время из открытой двери показалась Рада и, виновато виляя хвостом, подошла ко мне.

– О хозяине вспомнила, – с улыбкой встретил я её.

– Голод и волка из лесу гонит, а тут всего-то надо повилять хвостом перед хозяином, – засмеялся Георгий.

– Ух, этот дядя, – шутливо погрозил я пальцем Георгию, – залез, куда не следует, и напугал собачку. Спасла его, на свою голову.

Почувствовав в наших голосах доброжелательность, она осмелела и тихим скулением напомнила о голоде. Я накормил её досыта, и она опять скрылась под нарами.

– Чем так пугать собачку, вы бы лучше оставили её у сайбы, – посоветовал нам Олег. – Бурундуки совсем обнаглели. Пока мы сегодня ходили они в сайбе с полмешка шишек нашелушили.

– Куда им столько? – удивился я.

– На зиму запасается. Если раскопать его норку, то в ней будет не меньше ведра отборного ореха. Сам впадает в зимнюю спячку, а всё равно запасается едой. От кедровки хоть польза кедру – она устраивает на лесных полянах многочисленные, кладовые, а находит не все и часть семян прорастает. А этот грызун хапает и прячет в норе. Из-за таких, как он, медведь в неурожайный год и не может накопить требуемый запас жира, поэтому становится шатуном и опасным для всего живого в тайге, – просветил меня Олег.

– Может проще добывать орех из его норки? – предложил я.

– Норку этого хитреца не просто найти, – улыбнулся Георгий.

Утром я первым вышел из зимовья и, осторожно выглянув из-за угла, подсмотрел, как три бурундука энергично шелушили шишки в сайбе, набивая орехом свои мешочки за щеками. Я выпустил Раду и она, увидев бурундуков, с лаем бросилась на них. Они со свистом, смешно задрав хвостики, умчались в тайгу. Прогнав бурундуков, Рада довольная подбежала ко мне.

– Молодец Рада! Дадим тебе облегчённую работу, – похвалил я её.

Высыпав из мешков шишки в сайбу и привязав к ней Раду, мы с Георгием пошли вслед за Степаном и Олегом шишковать с уверенностью в том, что сделали ей добро. Однако она стала визжать и вырываться из ошейника, вероятно, подумав, что мы вообще уходим, а её оставляем в тайге. Тогда я предложил Георгию одному уйти, а сам остался с Радой. Успокоив её, я насыпал ей горсть орешков. Пока она их ела, я скрытно вышел на тропу и вскоре догнал Георгия.

В этот раз мы нашли ещё не тронутый участок кедровника, и уже до обеда вернулись к зимовью с наполненными мешками. Рада встретила нас с радостным лаем. Я похвалил её за то, что она с пользой для нас выдержала экзамен на одиночество.

Мы пообедали, накормили Раду, а потом незаметно от неё опять ушли шишковать, и к концу дня успели наколотить ещё по мешку шишек.

На подходе к зимовью мы заметили, что рядом с нашим «газиком» стояла ещё машина, а Рады на оставленном месте не было, и она нас не встретила, несмотря на то, что я позвал её. Встревоженные, мы вошли в зимовье и там увидели, кроме Степана и Олега, ещё молодого парня.

– Вот и родственник пришёл, – шутливо встретил меня Степан.

– С чего вдруг, и где Рада? – поставил я на него глаза.

– Твоя Рада и мой Дик в любовь играют, – ошарашил меня Степан.

Получилось все случайно. Как только мы пришли с Олегом, так сразу же Раду и отвязали, а буквально перед вашим приходом приехал за нами сын и привёз Дика. Дик и Рада обнюхали друг друга и куда-то унеслись.

– Специально с собой в тайгу её взял, чтобы уберечь от женихов…

– От судьбы не уйдёшь. Да ты не волнуйся. Дик хороших кровей. Потомство получится хорошее, – прервал меня Степан.

Мужики погрузили в машину свой собранный урожай шишек и, попрощавшись с нами, поехали в другую падь шишковать.