Текст книги "Иуда. Анатомия предательства Горбачева"

С какой же целью создавалась утечка информации о состоянии здоровья? Не с той ли, чтобы подготовить обоснование для восьмерки утверждать, что «по состоянию здоровья президент не в силах исполнять свои обязанности»?

Следовательно, если бы удалось гэкачепистам протянуть через парламент решение о чрезвычайном положении со всеми последствиями, Вы, «поболев» немного, опять возвратились бы к исполнению президентских обязанностей. И с чистой совестью заявили бы: да, печально, но факт. Конечно, если бы я был здоров… Ну что ж, будем исправлять положение.

Это один вариант. А второй… В случае провала Вы бы оказались (что и произошло) опять же ни при чем. И опять же– «чистым». Да еще и неконституционно отстраненным.

А знаете, кто спутал карты? Нет, даже Вы, Михаил Сергеевич, не догадаетесь! Все дело смазал… Анатолий Иванович Лукьянов. Ибо, если бы он сразу же созвал Верховный Совет (на что, возможно, и рассчитывали), то большинство под вольтовой дугой – «Отечество в опасности!»– могло проголосовать за введение ЧП. И знаете, кто пуще всего этого боялся? Опять же не догадаетесь! Паче всего боялись немедленного созыва ВС те, кто особенно истерически обвинял А.И. Лукьянова… в промедлении с созывом Верховного Совета! И – уверен! – именно они через свои каналы постарались, чтобы ВС собрался с опозданием, после ВС России, созванного ими заранее…

Да, в который раз даже отечественные разрушители не учли традиционного для нашей страны периода раскачки. Теряя темп, совершая прокол за проколом, наступавшие постарались компенсировать свои просчеты мощно организованной истерией через захваченные ими средства массовой информации. В лучших традициях Геббельса нанизывая одну ложь на еще более кощунственную (чего стоит лишь обвинение всей КПСС в сговоре!), прибегая к дешевым мистификациям, «победители» ускоренно пытались наверстать упущенное.

Вспомним мистификацию с Вашим «освобождением», с полуночным возвращением «форосского узника», «вырванного из застенков узурпаторов». Жалкое это было и постыдное зрелище: Вы – в какой-то курточке, вроде бы растерянный и вроде бы подавленный. Подобострастные, чуть ли не коленопреклоненные изъявления любви тех, кто еще вчера требовал отставки, кто буквально оплевывал Вас и чуть ли не крыл матом.

Господи, как у Вас только повернулся язык, униженно благодаря сих «освободителей», отметить «выдающуюся роль Ельцина в спасении демократии»?! И это после упомянутой «встречи» – допроса в ВС России?! Когда он, развалившись в кресле, грубо оборвал Вашу путаную «исповедь» и перед телекамерой, на глазах просвещенного мирового сообщества, преподнес «сюрприз»: попирая все международные правовые нормы, надругавшись над элементарной этикой, подписал Указ о запрещении партии. «Ну и ну!»– многозначительно покачали головами даже закордонные антикоммунисты. «Во дает!» – с радостным испугом отреагировали отечественные радикалы. С испугом, ибо задумались: а кто следующий?..

* * *

Но я отвлекся от лейтмотива. Итак, теряя в темпе, совершая один за другим проколы в компромате, местные коллаборанты постарались компенсировать свои просчеты за счет нагнетания истерии по поводу сплошных «врагов народа», простите– «демократии», за счет с размахом организованных мистификаций.

О первой из них – ночной встрече «форосского узника»– я уже говорил. Но самой омерзительной была вторая: похороны «героически погибших» трех невинных юношей. Упаси бог, я не кощунствую, употребляя кавычки: гибель любого человека, в любом состоянии и при любых обстоятельствах – это трагедия и невосполнимая потеря не только для родных и близких– с уходом человека космос теряет целый неповторимый мир. Я просто цитирую выражение демпропагандистов, которые силились прикрыть грязное дело белыми одеждами благородства и отвести прямую вину за нелепую смерть этих трех молодых людей.

Ныне все знают: это произошло не по вине таких же безвинных парней в солдатских гимнастерках. Тем более кощунственно, что сатанинское шоу организовали если и не прямые, то, по крайней мере, косвенные убийцы.

Тяжелая кара падет на головы «спонсоров» этого леденящего спектакля на крови, длившегося, в нарушение всех обрядов – в частности православного и иудейского – на протяжении нескольких часов! Несколько часов (!) жестоко и безжалостно истязали родных и близких, которые, выплакав все слезы, почерневшие от горя, как потерянные тени брели почти через всю Москву за гробами, уже ничего не смысля. Да еще с остановками, которые, по сценарию спонсоров, превращались в перманентные митинги над усопшими, коих, по законам предков, долженствовало предать земле!

Апогеем же этого шабаша было появление перед народом Ельцина, театрально произнесшего «отеческое покаяние»: «Простите меня, что не смог защитить, уберечь ваших сыновей». Если уж и после этого не разверзлась земля, то, видимо, только потому, что Господь решил отложить возмездие до Страшного суда! Но трижды согрешили Вы,

Михаил Сергеевич, не только не остановив сей блуд, но и как президент «освятив» его своим присутствием!

…Вот в такой удушливой атмосфере, пропитанной ложью, зараженной коварством отпетых политических интриганов, парализованной нагнетаемым страхом, под истерические крики фашиствующих молодчиков «Бей коммунистов!», под крысиное шуршание доносов на «врагов демократии», в инфернальном отблеске автоматов Калашникова, – и собрался Верховный Совет, предваряющий последний Съезд народных депутатов ныне уже бывшего СССР.

Казалось, тот же состав депутатов, тот же зал, но как все качественно изменилось! Ранее собиравшиеся в курилках для откровенного обмена мнениями, ныне депутаты стали весьма осторожны в разговорах. Прежде чем произнести слово, внимательно, исподлобья присматривались друг к другу, как бы прикидывая: не донесет ли?.. А тем временем на трибуне правили пир победители. Невзирая на отдельные, еле слышимые призывы не учинять «охоту на ведьм», не обвинять списками и поименно до суда, самые ретивые, уже донося, требовали провентилировать буквально каждого депутата, с кем и где он был и чем занимался в период с 19 по 21 августа 1991 года?

Сначала, разумеется, первую скрипку играли «защитники Белого дома». Но вскоре, как я и предполагал, пошли в бой «товарищи с мест», сперва примазавшись, а потом и оттеснив «победителей». Каждый из них спешил «засвидетельствовать свою лояльность», убедить собравшихся, как он в низах без раздумий встал на защиту демократии, как рвался в Москву… И доносил, доносил, доносил…

Но, к счастью, не все пали ниц. Среди вопиющих о «России, вставшей с колен!» и в то же время по-демократически ползающих перед новыми хозяевами – островками вставали в полный рост человеческого достоинства те немногие, которые пошли против течения. Они-то и спасли честь и свою, и всего Верховного Совета: Сажи

Умалатова, Александр Крайко, Николай Энгвер, Анатолий Денисов – «безумству храбрых поем мы песню!».

Но общая атмосфера была не то что тягостно тоскливая, а какая-то нечистоплотно разлагающаяся, вызывающая тошноту. Уже само присутствие в этой загрязненной ауре как бы приобщало и тебя к творящейся на глазах всего мира подлости…

* * *

Я еще 26 августа 1991 года подал в отставку по всем параметрам. И – уверен – если бы сему примеру последовали и многие другие, события могли бы пойти по другому руслу. Но– все мы люди, все мы человеки: кто-то еще надеялся на лучшее, кому-то не хотелось расставаться с депутатским значком и жильем в Москве, иные просто испугались, третьи решили сражаться до конца. Я не осуждаю никого: каждый поступает согласно своим жизненным принципам. И соваться со своим уставом в чужой монастырь, по меньшей мере, бестактно.

Если чисто по-обывательски идти по линии материальной, то мне, бесспорно, было легче, чем другим, принимать решение: на протяжении двух лет я оплачивал почти половину гостиничного пребывания впустую, поскольку в основном колесил по «горячим точкам», а если выпадали редкие свободные выходные– стремился в Киев.

Московская карьера мне, как украинскому поэту, – тоже противопоказана, посему я отказался от квартиры, которую на первых порах предлагали в Первопрестольной. Не принял я и других заманчивых ангажементов, хотя меня, между прочим, упорно «сватали» и в «Литературную газету», и даже в Союз писателей, и в журнал (бывший «Советский Союз»), и в редактора предполагаемой газеты «Красная площадь»…

Почему же, спросите, я не последовал примеру своих земляков-депутатов, которые, учуяв неладное, быстро переориентировались на Украину? Да потому– простите за нескромность – что «воспитание не позволяет».

Я привык– плохо ли, хорошо ли– но честно выполнять порученное дело. Мои амбиции не ласкал пост вице-председателя Палаты Национальностей, на который был избран неожиданно для себя, ибо сие место готовилось другому лицу. Но коль уж так случилось, я счел своим долгом выполнять порученное мне до конца срока, не уклоняясь и от самых опасных предприятий. И – главное – я поверил Вам, Михаил Сергеевич…

Заявление об отставке, как передавали, не нашло поддержки. Да и Рафик Нишанович, которого я уважал, просил в это тяжкое время хотя бы номинально присутствовать на заседаниях ВС до съезда. Вот так я, уже внутренне свободный, и «посещал» Кремль.

На одном из заседаний появились Вы, усевшись под красным знаменем. Как обычно, к Вам, за барьер, потянулись ходоки «пошептаться». Кто-то тронул меня за плечо. Один из работников аппарата показал глазами в Вашу сторону: мол, зовет.

Я слишком длительное время не видел своего президента вблизи. Поэтому первое, что меня поразило, – это еле уловимое внешне, но внутренне явственно ощутимое изменение во всем Вашем облике. Пружинистая фактура обмякла, несмотря на явные усилия держать голову, как всегда, слегка откинутой – взглядом вдаль, – плечи заметно ссутулились.

– Присядь, – сказали Вы с рукопожатием (рука была, как всегда, горячая, но какая-то нетвердая). – Что, Борис, выживем?

Последняя фраза пробилась к сознанию не сразу, поскольку мое внимание загипнотизировали совершенно новые, чуждые черты, появившиеся в Вашем лице. Оно как-то неестественно вытянулось… изменило очертание, и я открыл в нем что-то… ассирийское, что ли?

Очнувшись от поразившего меня открытия, я ответил:

– Выживем-то выживем, Михаил Сергеевич, но надо же собрать Пленум ЦК!

Вы как-то странно заерзали, начали перебирать бумаги. А тут еще Иван Дмитриевич Лаптев, ведший заседание ВС и, как всегда, бдительно наблюдавший за Вашим местопребыванием, начал нервно делать мне знаки: мол, возвращайся к своей кнопке – идет голосование.

…Это была моя последняя встреча с президентом. На второй день он подписал свое отречение и самовольно распустил партию, то есть ликвидировал существующий строй, получив «в награду» статус «Отступника Всех Времен и Народов».

* * *

И в заключение хотелось бы сказать еще вот о чем. В журнале «Гласность» были опубликованы раздумья «Здоровье и власть» по поводу одноименной книги академика Евгения Ивановича Чазова. Уж кого-кого, а его-то, многие годы бывшего главврачом Кремля, обвинить в обскурантизме вряд ли кому удастся!

Об этом, к слову, говорит и автор раздумий В. Асколонов: «Человек (т. е. Чазов. – 6. О.), по самой натуре не терпящий мистики, по ходу повествования, тем не менее, неоднократно возвращается к теме судьбы и рока, который, казалось, поражал неумолимо одного за другим советских руководителей. Причем в наиболее ответственный период развития отношений нашей страны с США. Решались судьбы разрядки и разоружения.

Рейган на одной из пресс-конференций посмеивался: только я соберусь в Россию для бесед с их лидером, как тот умирает. И действительно, приехал он только после того, как умерли Л. Брежнев, Ю. Андропов, К. Черненко, а к власти пришел М. Горбачев».

Е. Чазов определяет эту цепь смертей как нелепые. Ю. Андропов, например, во время прогулки в Крыму присел на гранитную скамейку, почувствовал озноб, затем у него с невероятной быстротой развилась флегмона, пришлось делать срочную операцию, после чего вскоре наступил исход.

Черненко, опять же в Крыму, в конце августа 83-го съел недоброкачественную рыбу. Острейшая токсикоинфекция вызвала сердечную и легочную недостаточность. Словом, из больницы Черненко вышел полным инвалидом.

После смерти Ю. Андропова (февраль 1984 г.) на то время самым сильным лидером, могущим претендовать на правопреемство, оставался Д. Устинов. Он умер в конце того же года. Чазов пишет: «Смерть Устинова была в определенной степени нелепой и оставила… много вопросов в отношении причин и характера заболевания. Осенью 1984 года состоялись совместные учения советских и чехословацких войск… В них принимали участие Устинов и министр обороны Чехословакии генерал Дзур. После возвращения с маневров Устинов почувствовал общее недомогание, появились небольшая лихорадка и изменения в легких… Удивительное совпадение, приблизительно в то же время, с такой же клинической картиной заболевает и генерал Дзур… Устинов, к сожалению, в дальнейшем погиб от нарастающей интоксикации».

Наверное, уж этот случай почти одновременного заболевания двух военачальников с одинаковой клинической картиной нельзя назвать «нелепой случайностью» или роком.

Скорее роком или превратностями судьбы можно было бы считать аварию, в которую попал сам Чазов. Но после всего сказанного почему-то вспоминается гибель Петра Машерова: ныне уже ясно, что это была не случайная автокатастрофа.

Упомянув о не очень мотивированных скачках в состоянии здоровья Л. Брежнева, которые отмечал Е. Чазов, когда периоды «неадекватности» астенического синдрома неоднократно перемежались у руководителя страны с периодами прояснения и проявлением незаурядной жизненной энергии, автор раздумий напоминает, что за рубежом разработана целая наука, прогнозирующая «закат и смену ответственных государственных деятелей… Насчитывает она немало лет. Не меньше лет насчитывает и наука устранения неугодных влиятельных лиц, которые способны мешать чьим-то замыслам и тем самым расчищать путь другим».

Конечно, неискушенному читателю легко вообразить лежащее на поверхности: нож, пулю, пластиковую мину и прочее в том же духе. Но американские исследователи в книге «ЦРУ и культ разведки» свидетельствуют, что, кроме убийств, спецслужбы в свою «программу» включили также воздействия, которые вызывают «лишение способностей», дегенерацию личности, ее дезинтеграцию, роботизацию, необратимые изменения психики, мышления, включая и оккультные методы влияния на мозг. Программа получила название «Сверхконтроль над разумом».

Далее автор уже без обиняков свидетельствует: «Ученым известна группа лиц в Москве, которая в последние годы напряженно трудилась над практическим применением контроля над сознанием. Продолжая исследования ЦРУ, она могла испытывать на населении воздействие мощных излучателей, угнетающих биологические возможности организма. Их существование – не секрет. Видимо, их применяют и сейчас. Эти излучатели, действующие в микродиапазоне, плюс «бесконтактное» влияние, а также психотропы помогали «расчистке», готовили переворот, который большинство народа должно было воспринять в стадном неведении».

Словом, многие из «темных» мест начинают проясняться. Ас течением времени и вовсе станут ясными как божий день. В частности, и то, о чем спрашивает сам себя В. Асколонов: «Каким образом они получили возможность, особенно через телевидение, подвергать все население страны регулярному воздействию подсознательного, не поддающегося контролю внушения… Практически в течение года, причем решающего для судеб страны, нас успокаивали, приводили в инертное состояние».

Осмелюсь утверждать, что я, по крайней мере, догадываюсь не только, кто и зачем, но и кто за кем. Дабы не забирать у читателей драгоценное время, просто оставлю им на будущее для ориентации опознавательные знаки на «кто» и «за кем».

Повторю вкратце известное высказывание А. Даллеса: «Литература, театры, кино– все будут изображать самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства…

И лишь немногие… будут догадываться или даже понимать, что происходит… но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать»…

Словом, уважаемые читатели, мы с вами в несколько раз сократили время, которое потребовалось бы для уяснения и «кто есть кто», и «кто за кем». Теперь же вам значительно легче определить – «кто за кем»: огневые точки обозначены.

С чем я вас и поздравляю.

Путч Горбачева
Валентин Павлов

Август 1991-го начался 3-го числа расширенным заседанием Кабинета Министров СССР с участием руководителей правительств союзных республик под председательством Президента СССР. Па повестке дня вопросы «О прогнозных оценках производства сельскохозяйственной продукции в 1991 году и обеспечении населения страны продовольствием», «Об обеспечении народного хозяйства топливом», «Об экономическом соглашении между Союзом ССР и суверенными республиками», «Об организации Межреспубликанского комитета по иностранным инвестициям» и «О преобразовании ВДНХ СССР в акционерное общество «Межреспубликанский деловой выставочный центр».

От ведения этого заседания с такой повесткой Горбачев долго уклонялся. Неоднократные переговоры с ним, мои лично и особенно В. Щербакова, определенного докладчиком по антикризисной программе, долго не получали положительного эффекта. Кабинет Министров СССР в разном составе неоднократно рассматривал вышеуказанные вопросы. Всем было ясно, что требуются кардинальные политические решения. Поэтому Горбачев тщательно избегал аудитории, где он не смог бы в очередной раз одному сказать, что пошел сюда, а другому – туда, а сам, в конечном итоге, ушел бы домой, чтобы, встречаясь с политиками, давать поручения подготовить предложения руководителям экономики и наоборот– обещать хозяйственникам собраться и решить политические вопросы с государственным руководством республик.

На заседании, о котором идет речь, не подвергалась сомнению необходимость закупки зерна, прежде всего фуражного, за рубежом, необходимость регулирования платежного баланса для обеспечения процесса производства и потребления в рамках международного разделения труда. Все попытки найти решение порознь, в то время как экономика каждой республики и страны в целом была экономикой единого народнохозяйственного комплекса, были нереальны с точки зрения осуществления и чреваты разрушением. Наиболее активным и последовательным тараном сепаратизма выступало Российское правительство во главе с И. Силаевым. Было даже странно порой видеть и слышать, как, вроде бы, грамотные люди несли заведомую чушь, лишь бы не дать союзному правительству реально управлять экономикой и теми процессами, за которые оно несло ответственность перед страной.

На заседании 3 августа 1991 года согласованное решение о совместной закупке хлеба и фуража, обслуживании внешних обязательств, создании запасов топлива на зиму сорвал в очередной раз И. Силаев. Он упрямо твердил одно: мы сами; сами продадим нефть и газ, лес и алмазы и купим себе хлеб, товары для населения, сырье, оборудование и полуфабрикаты и вообще все, что нужно будет для села, промышленности и транспорта; сами заключим прямые договоры на поставку с другими республиками на взаимовыгодных условиях, сами окажем помощь, если сочтем необходимым, соседям; сами определим, сколько Россия должна дать средств Союзу и на какие цели.

Все доводы разума И. Силаев, как глухарь на току, отвергал с ходу. Он даже не понял тогда угрозы развала самой России, когда ему впрямую задавали вопросы о том, почему он так уверен, что среднеазиатские республики будут поставлять России хлопок, газ, а Казахстан – уголь, металлы и хлеб по действующим ценам за рубли, если РСФСР начнет продавать свою продукцию на экспорт за доллары; не пугает ли его инфляционное обесценение рубля в результате искусственно вводимой долларизации производства. «Нет, мы сами все сделаем и все сможем», – неизменно звучало в ответ. Итог известен – в России начался стремительный развал после августа 1991 года, а И. Силаев с товарищами срочно отбыл на западные хлеба, за счет все той же России.

Но в русле темы этой книги главным итогом заседания было два высказывания Горбачева: первое– о довольствии. «Нужны чрезвычайные меры – значит чрезвычайные. Заставляйте всех! И пусть не капризничают. Речь идет не о том, что мы отменяем реформы, не о том, что мы отменяем экономические отношения. Нет! Речь идет о том, что в чрезвычайных ситуациях все государства действовали и будут действовать, если эти обстоятельства диктуют чрезвычайные меры. У нас сегодня, я прямо скажу, чрезвычайно с продовольствием складывается» И второе– о финансах и рублях. «Поручить товарищу Павлову вместе с председателями правительств с привлечением всех необходимых экспертов, на основе сегодняшнего обсуждения, и внести предложения на рассмотрение Совета Федерации».

Это резюме обсуждения свидетельствует о том, что Горбачев прекрасно отдавал себе отчет в последствиях противостояния и единственно возможном выходе из создавшегося кризиса в стране. Важно и то, что решения, дающие возможность увидеть свет в конце тоннеля, он принимать в этих условиях не собирался. Вновь было предложено договариваться, согласовывать, продолжать, уточнять и т. п. И это не было случайностью.

* * *

Чтобы окончательно ответить на вопрос об ответственности Горбачева по статье закона, остается определиться в том, сознательно или неумышленно действовал Президент СССР. Я уже приводил, но и в данном контексте еще раз повторю, что ответил 14 сентября 1991 года Горбачев на вопрос Генерального прокурора СССР. И. Трубин в ответ на долгий монолог архиосторожно спрашивает: «Верховный Совет оказался отстраненным и почувствовал очень большую обиду?» Горбачев отвечает: «Я не могу с этим согласиться. Как он был отстранен, если в Ново-Огареве во всех заседаниях принимали участие Лукьянов, Нишанов, Лаптев? Это во-первых…»

Я тоже не согласен, больше того, уверен, что они во всех заседаниях не участвовали хотя бы потому, что были в разъездах. Но и при этом, трое еще не делегация. Где же премьер-министр СССР, где председатели комитетов и комиссий? Ни много ни мало – девять отсутствующих против трех, указанных в качестве участников, архитрудно не заметить, даже если очень стараться.

«Во-вторых, Верховный Совет. Обсуждал проект Договора и высказывал свои соображения, которые были переданы в Ново-Огарево. Кстати, они этим не удовлетворились и еще подчеркивали какие-то моменты, то есть все было доведено».

Каково излагает! Логика, слово, мысль чего стоят!..

«Но я должен сказать – это же договор – такой компромисс и нахождение такой общей точки зрения, что во всем его объеме довольных не было. А что, я всем был доволен?»

Вот наконец-то он вымучил из себя ответ. Не выполнял он решение Верховного Совета СССР и не собирался, полностью понимая, что делает.

«Налицо все же процесс– тяжелый, трудный, но процесс консолидации, определенного взаимодействия (чего? сепаратистских сил? – В. П.). И с этой точки зрения (надо понимать развала. – В. П.) я стремился к подписанию договора в середине или в двадцатых числах августа. Возвратившись из-за границы, А. Лукьянов в связи с этим пытался выяснить, чья это инициатива. Как видно, не всех это устраивало».

Значит, не всех. И то спасибо. Все-таки оказывается, участвовавший во всех, как утверждает Горбачев, заседаниях в Ново-Огареве, Председатель Верховного Совета СССР, тем не менее не знал, оказывается, многого, по его, Горбачева же, словам. Во всем участвовал, все знал, а тут почему-то пытается выяснить происходящее.

«С этих позиций– я бы сказал– уехал я в отпуск, рассчитывая, что с подписанием 20 августа договора (но ведь подписывать должны были на съезде, назначенном на ноябрь-декабрь! – В. П.) мы выходим на новый этап. У меня была уверенность в том, что мы (опять думаю: кто это «мы», от чьего имени вещает? – В. П.) на правильном пути. Это позволяло мне отлучиться, я такой сделал для себя вывод».

Значит, Горбачев сознательно действовал с целью развала СССР как единого федеративного социалистического государства и потому предпринял меры по засекречиванию проекта Договора, устранению союзной делегации от работы над ним и его подписания. Больше того, он прямо признается, что «в результате дискуссий (где и с кем? – В. П.) были определены шесть республик, а Украина, Азербайджан, Туркмения – на второй этап, и согласие появилось».

Иначе говоря, шесть республик Горбачев уже тогда мимоходом отделил от СССР, не спросив ни народ, ни съезд, ни даже Верховный Совет СССР, а еще три – оставил на потом, как получится. Что же удивительного в том цинизме, с которым ставится точка на союзной делегации, от которой одни помехи и возражения, да требования выполнить волю народа. И когда Генпрокурор РФ Степанков осмелился спросить: «Лукьянов оговаривал с вами дату его возвращения в Москву накануне подписания договора?», Горбачев разъяснил: «Он должен был приехать и участвовать. Это как бы была наша правительственная делегация. (Вот уж воистину, чтоб не сомневались и не вспоминали про делегацию вместе со всем Верховным Советом. – В. П.). Но дата его приезда не обуславливалась, так как это не было существенным».

Проще и яснее сказать нельзя. Приедет– не приедет, согласен – не согласен, значения для Горбачева не имеет. Я так хочу, мне лично это надо. А цель для таких людей всегда оправдывает средства.

* * *

Но в тот момент, к сожалению, я еще не знал того, что происходило за моей спиной. Лишь через полтора года мне стало известно, что 13 января 1992 года на допросе в качестве свидетеля Ельцин говорил правду: «После подписания последнего варианта Союзного договора, разработанного в Ново-Огареве, планировалось принятие новой Конституции Советского Союза. В соответствии с новой Конституцией не предусматривалось существование съезда народных депутатов, а предлагалось существование Верховного Совета, состоявшего из двух палат. При реорганизации власти и управления имелось в виду, что в основном будут координационные органы, но будет межреспубликанский экономический комитет и в этом комитете соответствующие отделы – департаменты по различным направлениям, которые будут заниматься вопросами бывшего правительства. В дальнейшем не исключался вариант создания настоящего Кабинета Министров. Министерства предполагалось в основном упразднить».

Это свидетельство прямо уличает Горбачева в том, что он тайно действовал в нарушение Конституции СССР и присяги Президента СССР. Налицо свидетельство о наличии антиконституционного заговора во главе с Горбачевым. Небезынтересно, что Ельцин, полагаю, вообще избегал называть Горбачева в качестве подлинного автора многих своих акций, осуществленных уже в качестве Президента Российской Федерации, – уполномоченные представители, мэры, префекты, диктаторские полномочия, либерализация цен и т. п.

Если говорить о практических шагах, то в рамках подлинного заговора готовились и акции по нейтрализации тех сил и конкретных лиц, которые могли, по оценке заговорщиков, воспрепятствовать или, по крайней мере, затруднить достижение главной цели – ликвидации единого федеративного государства. Тот же Ельцин говорит прямо и откровенно: «29–30 июля 1991 года я встречался в Ново-Огареве с Президентом СССР М.С. Горбачевым и Президентом Казахстана H.A. Назарбаевым. На этой встрече обсуждался вопрос о замене некоторых высших руководителей Союза. В основном речь шла о Председателе Кабинета Министров СССР B.C. Павлове. Предположительно также о Председателе КГБ СССР В. А. Крючкове, но в отношении него утвердительного решения принято не было. Говорилось, что в дальнейшем может возникнуть эта проблема. В таком же совещательном духе речь шла и о министре обороны СССР Д.Т. Язове. Других кандидатур вместо них не обсуждалось. Вместо Павлова предлагалась кандидатура Назарбаева. В проекте договора не было предусмотрено поста вице-президента СССР, как я уже сказал, рассматривался вопрос о замене Павлова, обсуждался вопрос о слиянии Министерства иностранных дел СССР и Комитета внешнеэкономических связей СССР, упразднении по крайней мере 60–70 министерств, тогда все министры освобождались».

Спустя восемь месяцев, 13 августа 1992 года, допрошенный в качестве свидетеля Горбачев, отвечая на вопрос А. Фролова: «Имела ли место в конце июля 1991 года ваша встреча с Б.Н. Ельциным, H.A. Назарбаевым и какие вопросы на ней обсуждались?», полностью подтвердил вышеизложенные показания Ельцина, сказав буквально следующее: «Да, такая встреча была в рамках работы над проектом Союзного договора. Речь шла о том, что необходимо сделать в первую очередь после его подписания и, в частности, о реформировании союзных органов. Обсуждался вопрос о премьер-министре в плане предложения этого поста Назарбаеву, шла речь о возможной замене, прежде всего с учетом возраста Крючкова и Язова, а также ряда других высших руководителей».

Хотел бы обратить внимание читателей на одно обстоятельство, имеющее значение для понимания происходившего в дальнейшем и к чему мы вынуждены будем еще не раз возвращаться, объясняя внутреннюю логику событий и их суть. Речь идет не о замене того или иного должностного лица, не справляющегося со своими обязанностями или уступающего в чем-то более достойным кандидатам, путем выдвижения. Нового кандидата для обсуждения и принятия решения в установленном законом порядке. Здесь речь идет о ликвидации конституционных органов– Съезда и Верховного Совета СССР, Кабинета Министров СССР, министерств, ведомств и замены должностных лиц путем подготовки и подписания нового Договора. Причем полномочий на это не было, и сами действия являлись нарушением законов СССР и прямых решений законодательной власти страны. Речь идет о замене не премьер-министра СССР B.C. Павлова, а политического противника разрушения Союза ССР. В связи с возможным поражением в открытой политической борьбе с ним принято решение о противоправном упразднении Кабинета Министров СССР вообще, с возможным в будущем восстановлением при другом составе и порядке формирования.

* * *

Но в тот момент это все еще было впереди. А пока в воскресенье, 4 августа 1991 года, я был приглашен на проводы в Форос семьи Горбачевых. Проводы были на удивление короткими. Без обычного обсуждения разных текущих задач, поручений, сообщений. Правда, я этому не придал никакого значения. Лето, выходной. Все устали. У кого Крым и море на полтора месяца, у кого дача и Москва-река хоть на полдня. Единственное, что сказал Горбачев и что имело какое-то значение, относилось к Г. Янаеву: «Ты остаешься на хозяйстве». В практике нашей страны при временном отсутствии первого лица в государстве или первого лица высших органов власти и управления письменных документов об исполнении заместителем обязанностей никогда, по крайней мере на моей памяти, не издавалось. Этой фразы было более чем достаточно для всех присутствующих. Тем более что, согласно Конституции СССР, ст. 127-4, «Вице-президент СССР… замещает Президента СССР в случае его отсутствия…» После взлета президентского самолета все разъехались отдыхать.