Текст книги "Халдеи"

Глава вторая. Столовая № 40

Уволиться из ресторана не составило большого труда. Николай получил на руки трудовую, тепло распрощался с Егором Иванычем, и был таков. Его понимали. Чем в учениках целых два месяца болтаться, конечно сподручнее сразу официантом работать, да ещё в пивбаре.

Таким образом, его трудовая книжка перекочевала в кабинет директора пивного бара, и появилась запись, что он «Зачислен в столовую № 40 Октябрьского треста столовых на должность официанта 3-го разряда».

В общепите существовали две категории: первая – кафе, и рестораны. Вторая – дешёвый общепит, то есть столовые, пивные, рюмочные, закусочные, чайные, ларьки. Это означало, что Николай перешёл из первой категории во вторую, но не жалел об этом. Устроиться на работу в пивной бар, не говоря уж о коктейль – барах, было большой удачей.

Работа оказалась труднее, чем он думал. Народу полно, только носи на столы подносы с кружками пива, да тарелками с креветками и закусками. Но парень он был хваткий, способный и выносливый.

К тому же, уже обучен работе с кассой, и знал, что главное, не пробить в спешке сто рублей вместо десяти, и из двух ключей один был для кухни, другой для буфета.

Пробил чек за десять порций креветок – получи на кухне.

Пробил за двадцать кружек пива – получи в буфете.

В конце смены снимаешь кассу, и остаток помимо суммы для сдачи – твой. В первую же смену в остатке у Николая оказалась двадцатка.

– Молоток, экзамен сдал! Принимаем тебя в нашу халдейскую семью, – Мишка крепко по-свойски хлопнул друга по спине. – У меня сначала такой же навар был, потом по полтиннику будешь иметь, а в выходные и праздники больше. Надо обмыть, иначе успеху не быть! – захохотал он.

Николай не отрицал очевидное. Надо, так надо.

Они зашли в кафе неподалёку, сделали заказ официантке.

– Мне Егор Иваныч, учитель и наставник, его все в ресторане Жорой зовут, анекдотец рассказал. Слушай, – подвинулся ближе к другу Николай.

Мишка весь внимание. Чего-чего, а анекдоты он любил травить.

– Так вот. Клиент возмущённо кричит, обнаружив в салате нечто, похожее на навозного жука, или чёрного таракана:

– Товарищ официант, а у меня в салате таракан, это безобразие!

– Где таракан? – официант берёт из тарелки таракана и с аппетитом съедает. – Вы что, это же жареный лук. Неужели разницы не видите?

– Разве? На самом деле лук, а я-то думал, похоже на таракана, – недоумевает посетитель, не может же человек, пусть и официант, вот так запросто взять и съесть такую мерзость.

– Бывает. И не стыдно вам, товарищ, тень на плетень наводить, честное имя работника общепита позорить…

– Ха-ха, – одобрил анекдотец Мишка, разливая в рюмки принесённую с собой водку и наблюдая, как официантка ставит на их стол салаты, и мясо с картошкой в горшочках. Аппетит его разыгрался не на шутку.

– А теперь мой анекдот послушай, халдейский. Не для слабонервных.

Официант несёт клиенту тарелку горячего супа, опустив в него палец.

– Ты зачем палец в суп опустил? – спрашивает другой официант.

– У меня нарыв. Врач велел в тепле держать.

– А когда супа нет под рукой?

– Тогда в заднем проходе держу.

И Мишка громко заржал на всё кафе, как тогда в госпитале, когда они травили анекдоты по вечерам в туалете, заметив, как друг – Колян брезгливо глянул на дымящееся жаркое в горшочке.

Они звякнули рюмками, выпили, и тут же повторили, закусили, настроение резко повысилось. Ещё бы, за такое дело и нарезаться не грех…

Домой он заявился поздно, пьяный, но ещё в разуме. Жена уже спала, ей было самой до себя. Не до ревности. Скоро родить, нельзя погодить.

Едва раздевшись, он брякнулся замертво на старый диванчик возле двери, как и положено пьяному человеку. Наутро жена была угрюмая и молчаливая. Тёща уже на работе. Слава богу. Одной фурией меньше.

Николай быстро умылся, оделся, попил чайку на кухне с соседкой Клашей, и умчался на работу, крикнув жене на прощанье, что скоро будет большая зарплата. – Так что не журись, Надя, заживём лучше других.

Надя и не журилась. Она уже поняла, что за муж ей достался.

«Лучше такой, чем никакого», – усмехнулась она и стала собираться тоже. Ей надо было к врачу, в женскую консультацию. К родам она готовилась основательно и ответственно. Понимала, что на сносях, то есть очень сильно беременная. Вот-вот, и появится у неё первенец…

Николай сам не заметил, как втянулся в работу на новом месте, благо рядом был его армейский дружбан Мишка Савин, рубаха-парень. Бесшабашный, открытый в обращении, весёлый, всегда и везде свой.

После очередной смены они ехали отдохнуть в кафе, ресторан, за время работы в общепите где только не побывал Николай вместе с другом Михаилом. Они обошли все значительные рестораны, кафе, бары.

Не работая халдеем, вряд ли такое произошло бы. Благодаря этому они побывали во многих известных злачных местах, как например, рестораны «Прага» на Арбате, «Пекин», «Славянский базар», «Будапешт», «София».

Ресторан «Берлин» в центре столицы был самый шикарный из всех и запомнился ему особо, хотя сама обстановка в зале была чопорная и скучноватая. В «Метрополе» они тоже отметились, но там была такая дороговизна, что денег едва хватило даже им, халдеям.

В «Узбекистане» ему запомнилась восточная кухня, и ещё большая очередь из озлобленных граждан, желающих попасть к заветным столикам.

Мишку везде знали, и швейцары распахивали перед ним двери, как перед генералом. Он удивлялся такому почтению к его другу, но заметив, как тот сунул швейцару червонец, всё понял.

В связи с этим ему вспомнилось новое стихотворение Владимира Высоцкого, творчество которого он знал и принимал сердцем, написанное поэтом, когда ему тоже пришлось постоять с друзьями в такой очереди.

 
«А люди всё кричали и кричали,
А люди справедливости хотят:
«Ну как же так?! Мы в очереди первыми стояли,
А те, кто сзади нас, уже едят».
 

Возле метро «Пушкинская» располагалось кафе «Лира», оно было культовым для молодёжи. Мишка с Колькой тоже заглядывали туда послушать музыку и потанцевать с москвичками из высшего общества.

Попасть туда было ещё сложнее, но только не им с Мишкой. Его обаяние и червонец открывали все двери безотказно.

Побывали они и в менее значимых местах, в кафе «Валдай», например, в пивных барах «Жигули» на углу Калининского проспекта, и «Ладья», который в народе называли «Яма», что в Столешниковом переулке.

Там всегда была очередь у лестницы, ведущей в подвал. Спускаешься по ней, и попадаешь как бы в иной мир.

В пивбаре необычно: сводчатый потолок, покрашенный масляной краской, кафельный пол с щербинами, грязные столы. Амбре из прокисшего пива, табака, варёных креветок и мочи, перемешанной с хлором, стоял в воздухе над столами с людьми.

Публика самая разнородная: от алкашей и урок до научных сотрудников и командировочных. Пиво нормальное, разбавленное водой, но если плеснуть в кружку грамм 100 водки, получается русский коктейль «ёрш», то в самый раз, и настроение повышается, особенно после 5–6 кружек.

Вокруг стоит в воздухе гур-гур, и вначале чужие лица в этом шалмане становятся вдруг родными, братскими, а сам бар тёплым и уютным домом.

По сравнению с «Ямой» в пивбаре «Жигули» сам интерьер и обстановка в нём были почти ресторанными, да и публика побогаче.

Николаю понравилось бывать в этих барах, так что на какое-то время он стал там завсегдатаем. Заглядывал и позже с друзьями. Об этом потом.

Со временем он обнаружил, что в гостиницах рестораны не менее шикарные, например, в гостинице «Москва», или «Россия», «Интурист», даже «Минск», хотя и там бесконечные очереди, но не для них, халдеев.

Он стал знатоком и гурманом злачных заведений, разбирался в особенностях той или иной кухни, имел свои предпочтения. С годами всё это сошло на нет, как и само его халдейство. Жизнь и судьба вели его вперёд, к иным вершинам и свершениям. Но это придёт позже, а пока он работал с Мишкой в пивбаре на Ломоносовском, и был счастлив по своему.

Однажды вместе со всей сменой они побывали в ресторане аэропорта «Внуково», который функционировал круглосуточно.

Там уже их обслуживали официанты. Халдеи халдеев не обидят, и приехавшие бросали щедрые чаевые при расчётах с местными.

– Наши гулять приехали, теперь до утра будет дым коромыслом, – шутили местные халдеи, с удовольствием обслуживая коллег.

– Пусть отдыхают, раз заработали. Имеют право…

В таких случаях Николай заявлялся домой уже под утро, пьяным в дым. Жена не на шутку тревожилась. Что же это за работа у него такая, но успокаивалась, когда он вручал ей очередную зарплату рублей в 300.

Несмотря на это, возникали скандалы, в которые встревала и тёща.

Тогда они вдвоём наседали на загулявшего, по их мнению, зятька и муженька. Только успевай отбрёхиваться, и придумывать разные неправдоподобные истории.

Наутро Николай вставал, как паинька, бегал по магазинам, приносил сумки и сетки, полные овощей и фруктов, продукты, даже свежее мясо доставал по блату у знакомых мясников, посещавших пивбар.

Жена с тёщей только руками разводили, недоумевая, и как это всё ему удаётся, прохиндею, если бы ещё не выпивал и не задерживался допоздна, цены бы ему не было.

При разговорах с другом он иногда жаловался ему на эти скандалы, и тот понимающе усмехался, сочувствуя женатику.

– А что ты хочешь, какая жена потерпит, если её благоверный под утро на бровях домой приползает. Хотя, скажу тебе как на духу. Жена тебе досталась злая и завистливая, вся в свою мамашу. Я это сразу понял, ещё на твоей свадьбе. Молчал только.

Николай хмурился, но терпел. Правда глаза колет.

– Не серчай, тебе жить. Я сказал своё мнение, имею право, как друг. Когда я бываю у вас, вижу, не слепой, как она пренебрежительно смотрит. Не уважает. Потому и не заезжаю больше.

– Да я и сам понял, что поспешил с женитьбой. То подруги названивают, то хахаль бывший позвонит, и вот она с ним щебечет, как я войду в комнату, трубку кладёт. Говорит, ошиблись номером. Тёща меня за что-то невзлюбила. Одна соседка Клаша ко мне хорошо относится, – Николай усмехнулся, разглядывая Мишку, дескать, говорить дальше или нет.

– Знаешь, просто в общаге надоело маяться, на заводе ломаться за гроши, зато имею теперь постоянную прописку в Москве, работаем с тобой вместе. Деньгу зашибаем.

– Правильно рассуждаешь, – уважительно глянул на него и Мишка. – Жену можно поменять, не горб на спине носишь.

– Это ты верно сказал. Только ей скоро рожать, вдруг сынишка появится. Аж голова пухнет от мыслей разных. Давай лучше по стаканчику опрокинем, – и друзья направлялись в очередной кабак, где их уже знали и уважали за щедрые чаевые…

В изостудию теперь он ездил редко, да и лето на дворе. Осенью снова начнёт рисовать, а пока некогда. Работа в пивбаре ему нравилась, он и не заметил, как месяц пролетел в трудах праведных и заботе о хлебе насущном.

Парень он был не злопамятный, жалостливый, к своему семейному очагу привык, и вскоре в доме появилась новая софа, сверкающий полировкой стол, стулья с мягкой обивкой, и шикарный сервант.

Тёще особенно приглянулся сервант. Она расставила в нём посуду, какая была, и не могла налюбоваться на полировку, поскольку сама работала на зеркальной фабрике, и в полировке знала толк.

И вот настал тот момент, которого они ждали. Вернувшись после смены домой, Николай обнаружил, что жены нет.

– В роддом её увезли, на скорой, – сообщила тёща. – Время пришло.

Он сразу же позвонил в роддом, и в справочной ему ответили, что роженица пока в палате, спит, так что звоните завтра. Успеете ещё папашей стать. Не торопите события.

Он вздохнул с облегчением. И то хорошо. Хотя бы выспится, как следует. В их комнате было тихо, даже уютно, грех не воспользоваться ситуацией, и Николай с блаженством растянулся на диване, понимая, что скоро этой идиллии наступит конец.

И он наступил уже на следующий день, когда Николай снова позвонил в справочную. Сынок у вас родился. Роды прошли нормально. Затем сообщили его рост и вес, про которые он тут же забыл, не записав. А также адрес. Он много раз проходил мимо этого роддома на Арбате.

Тёщи уже не было. Она работала с семи утра, так что вставала в пять, и никому не давала спать, громко стуча каблуками, хлопая дверями, и разговаривая сама с собой. На фронте она служила в разведке, ходила в тыл врага, была контужена, и с тех пор с головой у неё было не всё в порядке.

Поскольку родители Николая тоже были фронтовиками, имели ранения, а отец являлся инвалидом войны, он понимал свою тёщу и сочувствовал ей, старался больше не ругаться по пустякам, и она ценила это.

Хотя сердцу не прикажешь, и он часто ловил на себе её хмурые красноречивые взгляды, мол, знаю я тебя, прохвоста, женился ради постоянной прописки на москвичке, и строит тут из себя хозяина. Не получится, касатик, на фронте я фашистов в плен брала, а уж с тобой разобраться, раз плюнуть.

Николая аж мороз продирал по коже от таких предположений, и хотелось бежать без оглядки, но куда, опять в общагу, на завод? И он терпел, старался с уважением относиться к бесстрашной тёще, хотя понимал, всё до поры, не зная, что такая пора наступит раньше, чем он думал.

Но всему своё время. А пока надо бежать на смену, да ещё съездить в роддом, отвезти передачу молодой мамаше, витамины там разные, то да сё. Теперь он тоже молодой папаша, хотя соседка Клаша и сомневается в этом. Ничего, прорвёмся, где наша не пропадала.

Когда в пивбаре узнали, что у Николая родился первенец, все одобрительно хлопали его по спине, плечам, а друг Мишка собрал по кругу приличную сумму и вручил товарищу со словами:

– На вот, Колян, от нас от всех, прими как дружеский взнос на первое время. Вот тебе ещё пакет с витаминами: апельсины там, яблоки, шоколад. Сам разберёшься, не маленький уже, раз папашей стал.

– Спасибо, – Николай не ожидал такого участия к себе со стороны товарищей, и пытался скрыть свою радость и волнение, хотя это у него плохо получалось. – Вот, после смены рвану в роддом, раз такое дело.

– Езжай раньше, директор не против. Понимает всю важность момента.

Николай съездил к жене, передал ей пакет с фруктами, он уже знал, что она находится в роддоме № 7 им. Грауэрмана, на Арбате, рядом с рестораном «Прага», где он с Мишкой уже побывал, поэтому роддом нашёл сразу же.

На третий день после рождения ребёнка Надежду выписали, так как роды прошли успешно. Николай заказал такси и приехал к моменту выписки, предварительно купив букет красных гвоздик.

Она вышла из дверей знаменитого роддома бледная, но улыбающаяся и со свёртком в руках. Он вручил ей цветы и получил взамен свёрток, из которого на него смотрел малосимпатичный, как ему показалось, младенец.

У него было сморщенное личико, нижняя часть которого с носиком выдавалась вперёд, как у бульдожки. Посадив жену в такси, он передал ей ребёнка, сел рядом, и они поехали домой.

Николай испытывал странные, непередаваемые словами чувства к происходящему: с одной стороны, он даже радовался, что у него появился на свет божий первенец, с другой, при виде его он почувствовал нечто вроде отвращения, так он был ему неприятен. Хотя умом он понимал, что это всего-навсего беспомощный младенец, который полностью зависит от их любви и заботы о нём. Но сердцу не прикажешь.

Он ведь женился вполне искренне, и ожидал такого же от своей жены. На деле он испытал жестокое разочарование, увидев обман, недомолвки, даже соседка Клаша, донская казачка старой закалки, жалела его, молодого парня, которого обвели вокруг пальца, да ещё ругают ни за что ни про что.

Нет счастья без любви и быть не может. Отсюда и его загулы-разгулы, пьянки-гулянки. С такими мыслями, подспудно роящимися в голове, он доехал с женой и сыном до дома, где властвовала его тёща.

Там их уже ожидала сама Мария Михайловна, принарядившаяся по такому случаю. Она оглядела с любовью младенца и они с дочерью поместили его в кроватку, где всё уже было застелено и подготовлено. На столе лежали стопки простынок, пелёнок и распашонок, игрушки-погремушки, бутылочки и пакетики с питанием.

В комнате было тихо, торжественно, в воздухе витали волны счастья и благоговения, и все трое взрослых понимали и чувствовали это, забыв на время о своих разногласиях и неприязни.

Они даже выпили за празднично накрытым столом по бокалу вина, и глядя на букет красных гвоздик в вазе, Николай предложил назвать первенца Дмитрием в честь своего дяди-фронтовика, инвалида войны, и деда Дмитрия Даниловича, умершего давным-давно, ещё в 30-х годах.

– Митя хорошее имя, мне нравится, – одобрила смягчившаяся тёща предложение зятя, жена тоже не возражала, так что мальчик отныне стал Митей. И пошла-поехала семейная жизнь дальше, как у всех молодых родителей; кормить, подмыть, перепеленать, спать уложить, стирать грязное, гладить чистое, только успевай поворачиваться, и всё строго по часам.

Так что через пару суток ночных мучений Николай вечером пришёл с работы и сказал жене: – Моё дело деньги зарабатывать, для этого я высыпаться должен, а вы тут сами занимайтесь женскими делами, без меня.

– Моя мама тоже работает, и устаёт не меньше тебя, – вскинулась было жена, как ярая спорщица, не уступавшая мужу ни в чём без баталий, но когда он выложил на стол зарплату в размере 500 рублей, огорошив таким богатством свою жадную до денег жену, она замолчала.

– Тут аванс, ещё коллеги по работе скинулись нам на облегчение забот и устройств для ребёнка. Так что владей, распоряжайся.

– Какие молодцы у тебя коллеги, – прошептала в ответ Надежда, чтобы не разбудить уснувшего сына и пересчитала деньги. – Передай им от нас благодарность, – и она тут же выбежала из их спаленки в комнату к матери, поделиться с ней нежданной радостью.

Николай прислушался. За дверью тёща одобрительно бурчала что-то, жена смеялась, довольная, и он тоже неожиданно для себя улыбнулся.

«Ладно, чего уж там. Поживём-увидим…»

Очередная смена в разгаре. В пивном баре накурено, хоть топор вешай, шумно, все места за столиками заняты. Только приноси пиво, закуски, и уноси пустую посуду. Непрерывный пивной круговорот.

Николай уже полностью освоился в специфике работы. С буфета приносил три подноса, ставя их один на другой, по шесть кружек на каждом, выходило сразу 18 кружек пива, и сгружал в углу на подсобку.

Затем разносил по столам, ловко лавируя среди толчеи. В каждой руке умудрялся нести по три кружки, что удавалось далеко не всем. Кто удивлялся, кто завидовал, но одобряли силу и ловкость все мужики.

Потом приносил с кухни тарелки с креветками, иногда бывали и раки, таким же макаром, что и пиво, на подносах. Ловко манипулируя тарелками, делал из двух порций три, глаз у него был точный, руки ловкие, так что на глазок ничего не заметно, если только завесить на весах.

Но кому из мужиков придёт это в голову, когда они за приятной беседой тянут пиво из кружек, балуются креветками, или раками.

Все эти халдейские премудрости Николай почерпнул от своих коллег по работе. Он знал, что на кухне идёт обвес, в буфете пиво разбавляют водой, или сливками из остатков недопитого пива в кружках, которые официанты постоянно приносят из зала. Ну и они химичат, как могут.

Все так делают, иначе не заработаешь. Какой смысл горбатиться целую смену за зарплату официанта в 75 рублей. Так думал он, зорко оглядывая свои столы, чтобы никто не сбежал, не расплатившись по счёту.

Бывало и такое у него поначалу. Проморгал, плати в кассу за них. Таков порядок. Но глаз у него быстро стал намётанным на подозрительных клиентов. В таких случаях он подходил к столику и просил рассчитаться, несмотря на отговорки, мол, мы ещё посидим. Принеси нам ещё пива.

Рассчитывал. Потом приносил ещё, и брал расчёт сразу.

Смена у них была дружная, опытная. Халдеи со стажем. Один он был среди них молодой, прямо как в армии на первом году службы, или вернее, почти как в армии. Думал Николай, с улыбкой поглядывая на армейского друга Мишку, который работал через несколько столов от него.

Тот обслуживал клиентов важно, на первый взгляд неторопливо, но всегда быстрее других. Николай удивлялся. Надо же, вот это школа. У брата Виктора научился. Он такой же важный и вроде медлительный, а в руках его всё так и кипит, мелькает. Вот с кого надо брать пример.

Рассчитываясь с посетителями за столиком неподалёку, Мишка кивнул ему, мол, сейчас подойду. Разговор есть.

– Колян, послушай, что я тебе скажу, – Мишка уже рядом, в глазах интерес. Значит, не зря подошёл. И точно. Подмигнув другу, сообщил:

– Сходи в подсобку, там один хозяин воблы натащил, торгует оптом. Возьми мешок, пригодится. А я пригляжу пока, чтобы никто не сбежал, – хохотнул дружбан, надо же о товарище позаботиться.

– Спасибо, Мишаня. Хорошая новость, я быстро…

В подсобке он забрал у хозяина, так звали сбытчиков дефицита, небольшой но вместительный мешок воблы, заплатив за него 100 рублей. Все халдеи уже побывали у него, Николай был последним, как и мешок.

Выгода была прямая. Вобла среди посетителей шла нарасхват, два рубля штука. Вот и посчитай. Прибыль в десять раз от цены мешка, как минимум. Рассчитывая клиентов, Николай округлял цены. Например, кружка пива стоила 28 копеек, он считал для удобства 30 копеек, за день набегала кругленькая сумма, то есть количество переходило в качество, в заработок.

Если к этому прибавить обвес закусок, торговлю воблой или лещами поштучно, за смену теперь у него выходило по полтиннику, в смысле 50 рублей, как и обещал его армейский дружбан, а если ещё и водочкой по вечерам приторговывать, тогда заработок халдея вырастал в два-три раза.

Правда, приходилось попотеть, как говорил друг Мишаня, работа официанта приравнивается к труду шахтёра. Николай не верил в такое сравнение, пока сам не стал официантом.

Теперь вместо чёрного костюма и белой рубашки с бабочкой на нём была приличного вида белая рабочая куртка, под ней белая рубашка, как положено. Не так нарядно, зато удобно. В карманах помещалась мелочь, которой за смену набегало не меряно, только успевай считать при сдаче кассы. В общем, жизнь удалась.

Не надо было голодать, или занимать пятёрку до зарплаты, как ему приходилось делать, когда Николай работал слесарем на заводе ЖБК, и проживал в общаге. Да и семья была довольна, несмотря на его поздние возвращения домой в нетрезвом виде.

В обед они с Мишкой ходили перекусить в полюбившееся им кафе «Луна». Идиллия не бывает вечной. Её нарушают проверки.

За столик к одной из жертв подсаживаются проверяющие – контролёры, на вид их не отличить от остальных посетителей, как ни присматривайся. Даже если глаз намётан. Один-два раза сердце подскажет, этих не обсчитывай. И точно. Проверка. Ух ты, пронесло на сей раз.

Мишке везло в таких случаях, нюх у него на проверяющих был прямо звериный, чем он и прославился среди халдеев на всю Москву.

Однако и на старуху бывает проруха.

Уже осенью, попался Мишаня на крючок к контролёрам, пожадничал, как говорил он потом в своё оправдание.

– Ведь знал, нутром чуял, что это они сидят, посмеиваются, пиво не пьют, глазами зыркают, закуски не едят, точно они. Так нет, пожадничал, на русский авось понадеялся, – смеялся он, рассказывая другу об этом инциденте. – Пришлось мошной потрясти, стол накрыть, на лапу дать, директора отблагодарить, без него никуда, только под суд. Такие вот дела.

Николай в эту смену не работал. Простыл, или инфекцию подхватил, но пришлось идти в поликлинику, лечиться от гриппа дома. Когда через несколько дней вернулся в бар, полный сил и желания трудиться на благо построения личного коммунизма, как шутили халдеи, Мишки уже не было в их тесном сплочённом коллективе.

Без лучшего друга в баре стало скучно и не интересно. Но что поделать. Надо работать, Николай не забыл, как нелегко было устроиться сюда, без Михаила ничего этого не было бы. Тем более скучно без дружбана.

И в выходной он поехал к нему, благо все уже знали, что Мишка Савин парень не промах, и работает в кафе «Шоколадница», у метро «Октябрьская».

– Кого я вижу, Колян прибыл, – раскрыл дружеские объятия Мишка, увидев Николая в дверях кафе. – Проходи, друг, присаживайся вот сюда, у окна. Глянь, какая панорама: Октябрьская площадь, кинотеатр «Авангард». Теперь я в женском коллективе преобладаю, в цветнике.

Рассказывал он, похохатывая и мигая девушкам-официанткам, с любопытством наблюдающим встречу друзей. Симпатичный товарищ у нашего Миши, говорили их красноречивые взгляды.

Мишка самолично принёс ему чашку горячего кофе, пирожные, благо народу в кафе с утра было немного. Можно и поболтать.

– Переходи к нам. Чего там среди мужиков болтаться в дыму и угаре. К тому же пивбар засекли, взяли на заметку, – понизив голос, сообщил он другу по секрету. – Теперь обложат проверками, контролёры замучают, пока не посадят кого. Тебе это надо?..

Николай и сам понимал, что в пивбаре настали не лучшие времена. Проверки за проверками, но халдеев голыми руками не взять. Они стали работать осторожнее, по закону, зато доходы резко упали.

К тому же без Мишки было совсем не фонтан, утешало лишь то, что рядом с домом. За смену по двадцатке выходило на руки, и то божий дар. Дома вроде всё наладилось, тёща работала, после смены приходила уставшая и валялась на диване перед телевизором.

Хозяйка она была хуже некуда, себе почти не готовила, увлечённо смотрела по телеку всё подряд, и поедала шоколадные конфеты в большом количестве. Это была её страсть. Их она любила больше всего на свете.

Надежда возилась с Митькой сутками, не высыпалась, так как он был беспокойный и орал днём и ночью, но она не роптала пока. Мать жалела.

Как-то раз она оставила его на столе, не запеленав, и отлучилась на кухню. Он перевернулся и упал на пол. Когда молодая мама прибежала назад, то увидела сына на полу. Он барахтался на спине и всё силился перевернуться на животик, встать на четвереньки. Не плакал.

Вечером она рассказала об этом мужу, но тот не особо расстроился, только предупредил. – Смотри, Надя. Мои дядьки и отец в детстве играли на печке, и уронили нечаянно своего младшего братца Юру, не доглядели. Он упал с печки на спинку железной кровати, и с тех пор зачах. Болел, кричал, а потом у него на груди и спине выросли горбы.

Жена с ужасом смотрела на мужа. Затем бросилась к сыну и ощупала его всего, прижала к себе. Тот лишь кряхтел.

– Типун тебе на язык. Скажешь тоже. Вроде всё цело.

– Это я к примеру. Следить надо.

– А куда мне его девать? Питание разогреть надо, вот я и сбегала на кухню. На минуту только отлучилась, он лежал и дремал, думала, успею.

– В кроватку бы положила, только и всего.

– Сушила я её. Клеёнка вся мокрая была, простынки. Надо бы ему манеж купить. Оттуда он не выберется.

– Дело гутаришь, мамаша, – он схватил жену сзади за талию и потянул на себя. Они повалились на диван, и на время забыли о малыше, не до него было молодым родителям…

На следующее утро Николай поехал якобы на работу, на самом деле у него был выходной. Настроение неважное. Всю ночь сынишка плакал, капризничал, не давал спать. Утром Надежда вызвала врача на дом, и вся извелась, памятуя о страшном рассказе мужа.

Он же поехал к Мишке на работу, в кафе «Шоколадница».

На «Октябрьской» вышел из метро и огляделся. Он любил бывать здесь, помнил, как не раз и не два они с Мишкой бежали от метро к Парку Культуры, а там делай что хочешь: на танцы в «Шестигранник», в ресторан «Пльзенский» пивка попить чешского, или налево от входа в бильярдную, так как Мишка был мастак погонять шары на деньги.

Бывало, они садились на речной трамвайчик, и катались по Москве-реке, попивая пивко прямо из бутылок и балагуря с девчонками.

Сейчас же он перешёл дорогу по переходу, и оказался возле кафе.

Напротив, на Октябрьской площади в здании церкви находился кинотеатр «Авангард». – «Надо будет сходить туда как-нибудь, кинцо посмотреть», – подумал он, и вошёл в кафе.

Настроение сразу повысилось, когда он увидел своего дружбана.

Мишка в костюме-тройке и при бабочке балагурил с официантками.

– Ба, да к нам сам Колян пожаловал, – обрадовался и Мишка другу. – Проходи давай, присаживайся, – подвёл он его к столику у окна.

– Натуля, подай-ка нам кофейку, побалакать с дружком надо о делах неотложных, – сделал он важное и значительное лицо в сторону девушек.

Официантки не возражали, а Натуля, высокая и вся из себя фартовая девушка сбегала на кухню и принесла два кофе, кокетливо постреливая накрашенными «рыбкой» глазищами на Николая.

– Я тебе работу клёвую нашёл, совсем рядом от нас, – порадовал Мишка друга. – Небось, ты там в пивнушке зачах без меня, – заржал он на всё кафе, благо народу с утра ещё не было.

Николай улыбался, поглядывая в окно на приятный взору городской пейзаж, прихлёбывая кофе и не забывая внимательно слушать рассказ.

– Сразу за метро начинается Ленинский проспект, так вот, года два назад там построили гостиницу Академии наук СССР, она была открыта в 1968 году, а на первом этаже шикарное кафе отгрохали. Просто так туда не попасть, только по большому блату. Сечёшь?

– Ещё как. И даже подозреваю, что у тебя и там блат есть.

Мишка опять заржал и хлопнул друга по спине, да так сильно, что тот от неожиданности чуть не поперхнулся кофе.

– Есть, как не быть. На том и стоим. Так что беги увольняйся, и пойдём устраиваться. Только не тяни резину. Пару дней тебе на всё про всё. Жду.

Они распрощались, и Николай снова оказался перед кинотеатром «Авангард». Какая-то непонятная сила словно тянула его к храму. Он перешёл дорогу, прошёлся вокруг здания, осматривая его.

– Что, молодой человек, интересуетесь? – улыбнулся ему старичок в плащике и шляпе. – Да, бывает и так. Раньше это был храм Иконы Казанской Божией Матери, построили его в честь победы в Русско-Турецкой войне 1877–1878 годов. Затем, в 1927 году храм закрывают, а его здание используется как кинотеатр «Авангард». Так что извольте зайти, и посмотреть фильм «На пути в Берлин», – показал он на афишу.

Старичок грустно смотрел на него, и Николаю стало жаль его.

– Как-нибудь зайду, посмотрю. Я люблю фильмы про войну. Спасибо вам за информацию, я не знал про этот храм ничего. Очень интересно.

– Не за что, сынок. Вы, я вижу, не совсем комсомолец.

– С бабушкой я часто в детстве в церкви бывал, даже причащался на пасху, я крещёный, – не мог не сказать он об этом старичку, и тот обрадовался, словно воскрес заново.

Попрощавшись со словоохотливым старичком, Николай поехал в универмаг «Детский Мир», где купил для сына складной манеж, и с чувством выполненного долга поехал домой.

В довершение к историческому экскурсу следует добавить, что в 1973 году при реконструкции площади и прилегающих к ней улиц кинотеатр «Авангард» сносят вместе со стенами приютившего его храма.