Текст книги "Халдеи"

Николай Шмагин
Халдеи

В Древнем Вавилоне была народность, славящаяся своей образованностью, это ХАЛДЕИ.

Позднее, в русских сказках слово «Халдей» становится синонимом чародея, скомороха, прорицателя. Затем это шутник, проказник, уличный артист, плут и обманщик.

В советское время к обманщикам прикрепился и «работник общепита», который постоянно обсчитывал клиентов. С тех пор и повелось: «Халдей» – официант, работник общепита.

Глава первая. Ресторан «Юность»

Уже с месяц, как Николай работал в системе общепита.

В майские праздники, если быть точнее, 8 мая он был «Зачислен учеником официанта в ресторан «Юность».

Прикрепили его к опытному работнику Егору Иванычу, которого все звали просто Жорой, для обучения профессии сроком на три месяца. После чего экзамены для сдачи на разряд.

Парень он был видный, прошёл службу в армии, поэтому освоился на новой для него работе довольно быстро и успешно. От дома до места работы ехать ему менее получаса, что для Москвы большая удача.

Жена Надежда была довольна своим мужем. Подруг больше в доме не было, звонков от мужчин тоже. Она стала привыкать к своему статусу замужней женщины, к тому же не за горами рождение первенца.

Чисто выбритый, в чёрном костюме и белой нейлоновой рубашке, с портфелем в руках, Николай утром уезжал на работу, как думала Надежда, на закрытое предприятие или «почтовый ящик», где он работал якобы художником-оформителем.

Он придумал эту версию, чтобы избежать скандалов с женой и особенно с тёщей, которая гордилась тем, что её дочь заканчивает МИСИ, инженер, и муж должен соответствовать ей.

Так бывало редко, обычно жена с тёщей мчались на работу к 8-ми часам, он же не спеша собирался, завтракал, и выходил из дома позже, как и положено человеку творческой профессии, а не работяге какому-то.

Слава богу, с этим покончено навсегда. Наконец-то он уволился с завода ЖБК Метростроя, распрощался с надоевшей до смерти общагой, и к лимите больше не имеет никакого отношения. Прощай, район Очаково.

Работая в цехе, он иногда думал со страхом и безнадёгой в душе, неужели ему придётся всю свою жизнь горбатиться в слесарке с напильниками и молотком в руках, а не с кистями и красками, чтобы заниматься настоящим творчеством в мастерской художника, рисовать, писать портреты и пейзажи, как его отец.

Весь в мыслях о своём будущем, Николай ехал до метро «Спортивная», а там недалече и гостиница «Юность», в ресторане которой он и осваивал новую профессию. Если бы его спросили, почему он решил стать официантом, он не сразу бы нашёлся, что ответить.

Наверное, друг его армейский, Мишка Савин, подвигнул на это решение, красочно обрисовав все прелести и выгоды работы в общепите.

«Поработаю недолго, денег заработаю, надо же обжиться наконец, да и жене скоро рожать. А там видно будет. Настанет когда-нибудь и мой звёздный час», – думал он уже с уверенностью в душе.

Молодость, она тем и хороша, что самонадеянна, беспечна и бесшабашна. Можно и горы свернуть, можно и шею сломать.

Николаю всё нравилось на новом месте.

Ещё бы, Лужники. Центральный стадион имени Ленина раскинулся вокруг во всей своей красоте. Это вам не Очаково на окраине Москвы.

Высотное здание современной гостиницы «Юность» привлекало взоры, так и хотелось войти внутрь, в фойё, пройтись по роскошным дорожкам на полу, оглядеться по сторонам, а если ты ещё и работаешь здесь, это вдвойне приятно и радостно. Особенно поначалу.

Надев подаренную Мишкой бабочку для полного антуража, он прошёл в зал, где Жора, он же Егор Иваныч уже протирал посуду, издали улыбаясь спешившему к своему рабочему месту ученику.

В ресторане разгар подготовки к работе. Официанты сначала накидывают на столы большие белые скатерти, затем сервируют их. Скоро открываться. Администратор обходит зал, поторапливает.

Николаю особенно нравятся рюмки и фужеры зелёного, фиолетового стекла. Так и хочется умыкнуть на память. Увы. Всё на счету и на виду.

Егор Иваныч, как учитель и наставник, обучал его всем премудростям официантской профессии; красиво и правильно сервировать столы, умело работать с кухней и буфетом, также на кассовом аппарате своими ключами, знать меню, грамотно обслуживать посетителей, заполнять счёт – квитанции для расчёта с клиентами, после смены сдавать выручку кассиру.

Много ещё чего должен был знать и уметь настоящий официант.

– Ну что, Николай, месяц как мы проработали с тобой. Считаю, вполне можешь работать самостоятельно, молодец, – похвалил его Егор Иваныч. – Хватка у тебя есть, смекалка тоже. Ещё с недельку, для порядка, и я скажу нашему администратору, пора на разряд сдавать. Нечего время тянуть.

– Я не возражаю, деньги нужны позарез.

– Жора, наш Николай скоро папой станет, понимать надо, – засмеялись над одиноким Егором Иванычем официантки, работающие по соседству.

– Тоже мне учитель нашелся. Ещё с недельку, для порядка, – передразнила его соседка по столам, рослая и яркая дама лет под тридцать. – Прямо бюрократ ты у нас, Егор Иваныч, он же Жора.

– Да я рад удружить Николаю, только меня и слушать никто не будет, – оправдывался Жора, – сами же знаете, какие у нас порядки.

– Знаем, потому и сердимся на тебя. А ты попробуй, не бойся.

– Уговорили, сдаюсь, – поднял он руки, отбиваясь от обступивших его говорливых товарок. Им бы только покуражиться перед работой, тонус обрести на долгую смену.

Никто не заметил, как подошёл администратор, строгий на вид Артур Янович в не менее строгом костюме с бабочкой, и слушал сыр-бор.

– Итак, все по местам! – неожиданно оглушил он свой персонал громким басом. – Через минуту открываемся.

Все бросились к своим подсобным тумбочкам, делая вид, что испугались, и проверяя на ходу цепким глазом накрытые столы. Для порядка.

Артур Янович усмехнулся, понимая их, как никто другой.

– Николай, я поговорю с директором, но ничего не обещаю, положено три месяца, сам должен понимать…

Когда Николай вернулся за полночь домой и вручил хмурой сонной жене, поглядывающей на часы и готовой уже разразиться бранью в его адрес, свою первую зарплату, то приятно поразил её.

Не веря глазам своим, она пересчитала деньги и воскликнула:

– Мама, иди скорее, посмотри, какую зарплату принёс Коля.

Встав с дивана, на котором она любила читать на ночь газеты, подошла тёща и, нехотя пересчитав деньги, поразилась ещё больше дочери. Помолчав, вынуждена была признать своим скрипучим голосом:

– 300 рублей, это надо же! Вот что значит работать на «Почтовом ящике», пусть даже и простым оформителем.

– Это ещё не всё, – усмехнулся зять тёще с женой и вышел в коридор, заинтриговав их ещё больше. Спустя мгновение, снова появился в комнате.

– А вот и сюрприз! – в руках у него были две объёмистые сумки, которые он торжественно водрузил на стол, и извлёк из них на свет божий, словно фокусник в цирке, настоящие импортные деликатесы; две палки копчёной колбасы, голландский сыр, фрукты в пакетах, две бутылки марочного вина, пироги в ярких обёртках, коробку шоколадных конфет, в довершение всему, выложив на стол непривычные глазу советского обывателя экзотические ананасы.

– Это продуктовый набор, как премия за хорошую работу, и в честь юбилея нашего закрытого от посторонних глаз предприятия. Большего сказать не могу. – Николаю стало неудобно, и он смутился, было, а зря. Оказывается, чем наглее врёшь, тем больше тебе верят.

Так и жене с тёщей сказанного было вполне достаточно.

Они радостно захлопотали вокруг дефицитных продуктов, забыв о позднем времени, ласково и с долей вины поглядывая на добытчика. Неужели они ошибались, считая его обычным лодырем и неудачником.

Сам виновник торжества отдыхал на диване, поглядывая на них, и вспоминая, что на самом деле происходило в этот вечер…

Гостиница «Юность» находилась на балансе Управделами ЦК ВЛКСМ.

В неё на различные праздники, торжественные мероприятия и чествования слетались молодёжные организации со всего Советского Союза, и других соцстран Варшавского Договора. И не только.

В актовом зале проходили конференции, на которых выступали лучшие артисты советской эстрады. Так и на этот раз. Сначала была конференция, посвящённая молодым хлопкоробам страны.

Выступал сам секретарь ЦК ВЛКСМ Е. М. Тяжельников, и лично награждал отличившихся в столь нелёгком и почётном труде Знаком ЦК ВЛКСМ «Лучшему молодому хлопкоробу».

Потом начался концерт, и по всей гостинице разносился мощный баритон Иосифа Кобзона, с задором исполнявшего песню о комсомоле:

 
«Не расстанусь с комсомолом,
Буду вечно молодым!..»
 

В это самое время в банкетном зале вовсю хлопотали официанты Егор Иваныч, рослая красавица Галина Петровна, и в помощь им был придан ученик Николай. Из ресторана были доставлены все необходимые продукты и разнообразные напитки на любой вкус.

Втроём они накрыли «Поляну», и когда во главе с главными комсомольцами прибыли шумные гости на банкет в честь награждённых, они весь вечер обслуживали их по высшему разряду. Какая школа для ученика.

Произносились тосты и речи в стиле «Алаверды», гости пили и ели, что называется, в «три горла», но осталось всего много.

Всё, что досталось ученику после банкета от старших коллег, теперь находилось в хозяйственных руках его жены и тёщи, включая и полученную им ещё днём зарплату…

Как бы то ни было, но Николай теперь жил семейной жизнью, и это положительно сказывалось на его отношении к будущему. Он стал спокойнее, рассудительнее, стал забывать о разгульной жизни в общагах, будь то в Краснодаре, или в Очаково в Москве.

Ему снова захотелось рисовать, как в детстве, и теперь в свободное время он стал делать зарисовки, для этого брал с собой альбом, когда прогуливался в скверике возле дома со своей беременной женой.

В результате появились рисунки, например, старушка на лавочке, или жена в просторной блузе и свободном сарафане, скрывающем её формы.

Дома он нарисовал свой автопортрет пером (чёрной гуашью), затем постелил на стол скатёрку, на неё поставил тульский самовар, гордость Марии Михайловны, чайную посуду, положил лимон, и написал яркий, красочный натюрморт на картоне маслом. Домашние одобрили, и даже удивились. Надо же, как красиво получилось, как у художника.

Ему нравилось по вечерам с папкой художника ездить в ДК Трёхгорки, изостудия которой была одной из лучших в Москве, и не пустовала.

Группа новичков, в которую входил и Николай, штудировала на ватмане изображение Сократа, гипсовая голова которого высилась перед ними на постаменте. Николай любил рисовать гипсы ещё со школы, глаз у него был точный, цепкий, рука с карандашом не дрожала, и вот уже на листе ватмана проглядывал довольно точный рисунок мыслителя, и даже взгляд его пустых глазниц был наполнен мыслью.

Педагог, пожилой мужчина с бородкой клинышком, был доволен его работой. – Ну что сказать, у вас и поправлять ничего не надо. Давно занимаетесь, и где, если не секрет?

– С детства. У меня отец художник, всё смотрел, как он рисует, затем занимался в изостудии по вечерам, после занятий в школе.

– Это видно. Работайте дальше, у вас всё получится, – и он проходил к следующему мольберту…

Когда Николай приезжал домой, вслед за ним вскоре из института с трудом добиралась и Надежда. Она уже не работала, была в декретном отпуске, но учёбу не прекращала, хотя и подумывала ещё об отпуске и академическом. Ей тяжело приходилось, и Николаю становилось жалко жену, он видел, как она мучается, спала с лица, подурнела, и стала похожа на свою мать. Однажды он это чётко увидел, когда они сидели рядом с недовольными лицами и о чём-то рассуждали.

Существует такое высказывание: «Если хочешь узнать, какой будет твоя жена – посмотри на тёщу».

Энтузиазма ему это не добавляло, но что поделаешь, раз взялся за гуж, не говори, что не дюж. Конечно, он поспешил с женитьбой, но выбор у него был невелик: либо слесарить в грязной робе и влачить жалкое существование в общаге, надеясь получить комнатку, либо жениться, что он и сделал. Это был его выбор, и жаловаться на свою судьбу не следует.

Так размышлял он, сидя на кухне за скудным домашним ужином, понимая, что жене сейчас не до него, и наблюдая за соседкой, неутомимо шныряющей взад-вперёд по коридору. Однако она его не так утомляла, как жена с тёщей, и он не торопился покидать кухоньку.

На следующий день у него был выходной, так как работали бригады официантов посменно, и Николай неторопливо собирался якобы на работу, раздумывая, куда податься; то ли к Мишке съездить, то ли в кинцо сгонять.

А когда с улицы явилась хмурая и похожая на бледную поганку жена с животом колом, выпирающим из сарафана, ему в голову вкралась крамольная мысль: а не найти ли ему смазливую бабёнку для полноты жизни? Иначе с ума сойти можно.

– Я была в женской консультации, и врач сказала, что мне не хватает витаминов. Ты слышишь меня или нет, о чём размечтался, работничек?

– Разве я мало получаю, на витамины уж точно хватит, – огрызнулся муж, слегка смущённый и уязвлённый придирками жены.

– Мне нельзя сумки таскать, а мама тоже допоздна работает, сам знаешь, – продолжала жаловаться и нудить жена.

– Я всё понял, будут тебе витамины. А сейчас мне на смену пора, – вскочил Николай и понял, что проговорился. Махнув рукой с досады, поспешил вон из квартиры, забыв впопыхах свою папку художника.

– На какую такую смену, уж больно ты нарядный на работу ходишь, прямо начальник какой, – ревниво крикнула ему вслед Надежда, клокоча от возмущения, но мужа уже и след простыл.

Поскольку за папкой он не стал возвращаться, погулял по Москве, точнее, по Калининскому проспекту, хотел сходить в кинотеатр «Октябрь», но раздумал, и зашёл в пивной бар «Жигули», выпил пару кружек пивка с креветками, подзаправился бифштексом с тушёной капустой, благо деньжата в загашнике у него водились.

Гулять так гулять, и он направился в Дом Книги, что напротив бара, прошёлся по этажам, рассматривая дорогие альбомы по искусству, прицениваясь, и не удержался, купил-таки альбом с иллюстрациями картин художников-передвижников. Он давно мечтал о такой книге.

Далее его путь лежал в магазин грампластинок «Мелодия», по соседству, где всегда толчея, так как можно было отхватить новую модную пластинку, что он и сделал. Приобрёл малый диск с песнями зарубежных исполнителей. Ещё побродил по городу, не забыл купить жене полную авоську фруктов, и под вечер вернулся домой, якобы с работы.

Жена была рада его вниманию и заботе, и пока не ворчала.

Николай уже вполне освоился в новой для себя профессии. Довольно умело работал с кассой, пообтёрся на кухне, познакомившись поближе с поварами, в буфете он тоже изучил весь ассортимент напитков.

Он даже начал разбираться в посетителях, что было самым главным козырем в профессии официанта. И в этом ему оказал неоценимую помощь его наставник и учитель Жора.

– Вон, видишь, пришёл клиент, – показал он на интеллигентного вида мужчинку, расположившегося у окна за столиком.

Николай был весь внимание.

Клиент аккуратно угнездился за столом, брезгливо смахивая со скатерти невидимые никому, кроме него крошки, и нервно дожидаясь официанта. Меча по сторонам колючие взгляды.

– Это так называемый «сектант», гость-вегетарианец. Всю душу из тебя вынет, пока не уйдёт. То ему не эдак, и это не так. В конце концов закажет салатик из овощей, кашку, чаёк, и отвалит, кипя от возмущения и недовольства. Всё не по нём. Наест на трёшницу, сдачу всю соберёт до копейки, счёт протрёт до дыр, изучая. Хочешь его обслужить?

Николай молча пожал плечами. Не хотелось бы, конечно.

– Ладно, наблюдай пока. Я сам с ним разберусь, – и Жора с лёгкой благожелательной улыбкой и вниманием на лице направился к столь почтенному клиенту, хмуро поджидающему его, и с неудовольствием косящему на соседние столики, за которыми посетители с аппетитом поедали борщи, и котлеты с жареной картошкой.

Это днём. А вечером среди гуляющих «купцов» или разгульных ловеласов с девицами, попадались и другие, не менее колоритные фигуранты. Например, «чайка», это гостья, занимающая отдельный столик, и заказывающая исключительно только чай.

Как правило, это были девицы бальзаковского возраста, худые или полные, не суть-дело. Главное заключалось в том, что они мечтали о принце, который подойдёт к ним и увезёт на белом коне в райскую жизнь, которой они достойны. Сермяжная правда была совсем иной.

Обычно к такой даме подкатывали подвыпившие мужланы с низменными предложениями присоединиться к их шумной компании, чтобы попить водочки и возмущённая «чайка», бросив на стол рубль, гневно удалялась под хохот недостойных её внимания ухажёров.

Наставник обучил его многому, и Николай был благодарен ему за это. Как-то между делом, спросил его: – Жора, тебе сколько лет?

– 35 стукнуло, а что, плохо выгляжу? – испугался мнительный Жора.

– Нормально. Так ты уже старый, а всё в холостяках ходишь. Жениться тебе пора, а то скоро не возьмёт никто.

– Жениться не напасть, как бы женатому не пропасть, – ответил хитро-мудрый холостяк, усмехаясь. – Мне и с мамой хорошо живётся. Куда спешить. Ты-то вот женатый уже, хотя и молодой, а я что-то особого счастья не наблюдаю на твоём лице.

Николай промолчал. Не в бровь а в глаз, как сказал бы его любимый дед Маресьев в таком случае. Он всегда вспоминал деда в подобных разговорах. Тот был остр на язык и меток в выражениях. Разгадал его Жора.

– Ладно, не журись. Вон за нашим столиком ещё один гость сидит, важный такой. У нас таких называют «Золотая Антилопа». Видишь, машет тебе рукой, расчёт требует. Смотри не обсчитай, скандалу не оберёшься.

И точно. Следуя наказу учителя, Николай вежливо рассчитался с гостем, и тот, пересчитав сдачу, оставил ему от своих щедрот на чай несколько мелких монет, мелочь. Довольный собой, важно удалился, милостиво кивнув молодому официанту, мол, знай наших, не обидим.

– Сколько он на чай отвалил? – не выдержав, полюбопытствовал Жора.

– Восемь копеек не пожалел, козёл, – Николай усмехнулся, – а уж форсу нагнал. Небось сам видел, какой весь важный из себя ушёл. Благодетель.

– Плюнь и разотри. С клиентами надо обходиться вежливо, как врач с больными. Только мы вместо таблеток еду да питьё подаём. Пусть лечатся.

– Это точно. Видел, какой лозунг вчера для наглядности вывесили?

И они внимательно, хотя и с долей сарказма, в который уже раз прочитали девиз, красиво начертанный над выходом из ресторана:

«Чаевые унижают достоинство советского человека».

Николай работал чётко, грамотно, он обладал тем обаянием, которое так необходимо официанту, и если его нет, труба дело, а у него оно было и посетители благоволили ему, давая на чай больше, чем другим халдеям.

Это вызывало у его коллег злость и непонимание.

– Ученик, а умеет так льстиво подойти к клиенту, угодить, что те просто тают. В чём секрет, не пойму, а вы как думаете? – как-то разговорились о работе Николая взрослые и опытные официанты в курилке, где его, как некурящего, обычно не было.

– Душа у него чистая, к людям добр и отзывчив, а они это чувствуют, потому и благодарят чаевыми, – раскрыл секрет успеха своего ученика Егор Иваныч, покуривая и снисходительно усмехаясь.

– Вот-вот, научил его на нашу голову. Теперь постоянные клиенты к вам за столы переходят. А мы, оказывается, рылом не вышли.

В ответ Егор Иваныч лишь довольно расхохотался и, загасив сигарету, поспешил на своё рабочее место, где стоял его гениальный ученик, как часовой на посту, и бдительно следил за клиентами, готовый в мгновение ока очутиться возле них по первому зову и взгляду.

Ещё он усвоил Жорин урок, как обслуживать «клиентов за столом».

– Хороший официант подходит к столу так часто и незаметно для гостя, что со стороны это выглядит как хождение вокруг стола, отсюда и выражение «кружить стол», – учил Егор Иваныч полюбившегося ему парня.

На деле сей урок Николай освоил ещё во время обслуживания банкета после конференции. Он быстро понял, что означает выражение «кружить стол». Тогда же Жора ему пояснил, что банкетный зал для гостей называется «поляна», а столы – грядки. Показал, как правильно накрывать стол большой белой скатертью, «простынёй» по – халдейски.

Помимо этих премудростей, Жора научил его главному: как зарабатывать довольно солидные деньги кроме чаевых.

– Когда пир за столом уже в разгаре, ты можешь сделать так: заказали тебе гости ещё бутылочку коньяка пять звёздочек, берёшь в буфете коньяк трёхзвёздочный, и переливаешь в пустую бутылку с пятью звёздочками. Улавливаешь разницу в цене?

Николай улавливал, вот это учитель, знает толк в своей профессии.

– Ещё запомни. Дамы за столами часто не доедают горячие мясные блюда, да и закуски. Форсят таким образом. Ты не спеши тарелки в мойку относить. Из двух-трёх недоеденных блюд можно составить приличное целое, – усмехался Жора, зорко поглядывая по сторонам. – На кухне попросишь подогреть, и можно нести подавать очередной клиентке.

– Спасибо, Егор Иваныч, за науку.

– Как говорится, лучше маленький подарок, чем большое спасибо, – смеялся учитель, с одобрением глядя на своего толкового ученика.

– За мной не заржавеет, – улыбался тот в ответ, и это была правда.

Высшим классом для халдея было подать подвыпившим гостям водку «Старка» в коньячной бутылке с пятью звёздочками, или даже марки «КВ».

Она так нравилась питухам, потерявшим чутьё из-за количества выпитого, что они хвалили официанта за чудесный «коньяк».

Так что Николай был во всеоружии, когда оставался один на один со своими клиентами, мог обслуживать сразу 4–6 столиков, и Егор Иваныч не боялся оставить его без своего попечения, часто отлучался, возвращаясь назад повеселевшим и бодрым. Все знали об этом его увлечении, но молчали, прощая его маленькую слабость. Правда, начальство иногда гневалось, но тоже терпело, так как лучше него никто не мог работать на банкетах.

Тем не менее, протирая до блеска бокалы и рюмки, посуду, столовые приборы перед тем, как накрывать столы поутру перед началом смены, Николай подумывал о том, что пожалуй, нечего ему ждать ещё два месяца, и затем сдавать экзамены, когда можно сразу перейти на работу в другое заведение уже с разрядом, как объяснил ему дружбан Мишка Савин.

Для разговора об этом он приехал к Мишке на работу в пивной бар, который находился на первом этаже кирпичного здания времён сталинской постройки по Ломоносовскому проспекту, неподалёку от известного на всю Москву Черёмушкинского рынка. От дома № 31 на проспекте Вернадского, где проживал Николай, до бара рукой подать.

К важной встрече он принарядился: надел модные брюки-клёш, ботинки фирмы «Скороход» на толстой подошве и высоких каблуках, тенниска из искусственного шёлка в синюю с белым полоску поперёк, типа тельняшки навыпуск, и причёска под битлов довершали наряд модника.

Мишка критически оглядел друга, но промолчал.

Сам он был, как всегда, в тёмно-коричневом костюме-тройке несмотря на жару, в белой нейлоновой рубашке с бабочкой и лаковых туфлях.

У них в баре как раз случился перерыв, и они с Мишкой прогулялись в кафе «Луна», что по соседству. Для этого надо было пересечь Ленинский проспект и сразу за углом уютное заведение, в котором завсегда очередь.

Расположившись за столиком у окна с видом на шумный проспект, друзья съели по яичнице, пили кофе с кексами.

– Мишаня, надоело мне делегации дешёвыми завтраками да обедами кормить, и ещё целых два месяца в учениках маяться, – пожаловался он другу, с надеждой поглядывая на него.

– Я уже прозондировал почву. Директор свой в доску, они в корешах с Виктором, моим старшим братом. Он сказал, пусть приходит. Поговорим. Раз так сказал, значит, возьмёт, – обнадежил Мишка армейского дружка. – Я договорюсь с ним на завтра.

Они снова перешли по переходу через Ленинский проспект, мимо магазина «Одежда», занимавшего первый этаж дома № 75, и вернулись в бар.

Два ряда столиков выстроились вдоль окон, от кухни с буфетом и подсобкой их отделяла тонкая перегородка, но несмотря на то, что бар напоминал узкий пенал, в нём было уютно и многолюдно, как всегда.

Впервые Николай побывал здесь, когда ещё проживал в общаге, в Очаково. Тогда он мечтал о том счастливом дне, когда уволится с завода и переберётся сюда на работу, женится на москвичке, и вот его мечты сбываются. Как и обещал его армейский дружбан.

Он присел у окна за столик. Мишка принёс ему пару кружек пива с креветками, и побежал дальше. Весь в работе.

Посидев с полчасика, Николай ушёл домой, распрощавшись с другом.

«Хорошо бы им поработать вместе, и пивбар уютный, и от дома недалеко. Главное, если возьмут как официанта. Надоело в учениках ходить», – размышлял он, проходя мимо кинотеатра «Прогресс», затем неспешно по проспекту Вернадского, прямо до дома.

На следующий день они оба были выходные. Наконец, настало лето. Тепло. Зелено. На улицах сплошь и рядом красивые девушки прогуливаются.

Друзья встретились рядом с баром. Мишка, как обычно, выглядел франтом, и Николай с восхищением покрутил головой:

– Ну ты, Мишаня, как всегда, неотразим.

Мишка самодовольно усмехнулся, застёгивая пиджак на пуговицы.

– Ты главное, Колян, держись солидно, но уважительно. Пошли.

Кабинет директора был маленький, но добротный.

Мишка сразу же выставил на стол бутылку армянского коньяка.

Директор выглядел солидно и добротно, как и его кабинет. Он кивнул ребятам на стулья и молча разлил коньяк по стаканам. Вынул из шкафа коробку дорогих шоколадных конфет.

Выпили по полстакана. Директор словно сфотографировал глазами претендента на место в бригаде халдеев и кивнул утвердительно.

– Ладно. Зачислю тебя официантом по третьему разряду. Завтра приступай к работе. Получишь ключи от кассы, и вперёд с песней. Миша рассказал мне, как ты в ресторане ловко управляешься с клиентами.

Мишка утвердительно кивнул, закусывая конфетой.

– Он и подскажет, что к чему и почём у нас. Везде свои тонкости. Сможешь, будешь работать, нет – вылетишь из бара пробкой. Если проверяющие застукают, защищать не буду. Ну, будем.

Они допили коньяк вслед за директором, и с облегчением закрыли за собой дверь кабинета. Дело сделано. Мишка довольно улыбался.

– Вот ты и принят. Как я обещал. Теперь вместе пахать будем…