Текст книги "Как провожают пароходы…"

Николай Шмагин
Как провожают пароходы…

Девятая глава
Здравствуй, юность. Весна-красна

Под весенним солнцем снег осел, почернел, сквозь проталины проглядывала земля, журчали ручьи, пели птицы, а Ванька стоял рядом с матерью и бабушкой Маресьевой, зябко ёжась в своём старом пальтеце с собачьим, облезлым воротником, из которого давно уже вырос, и смотрел на усохшее личико бабушки Шмариновой, лежащей в гробу среди венков.

Смотрел, и с трудом представлял себе, что это та самая бабушка, которая одаривала его конфетками, давала на кино и мороженое. Не скупясь, делилась последним, была живая и ласковая со всеми, а теперь?..

Гроб стоял на двух табуретках, перед домом, вокруг собрались родные, соседи; старушки утирали слёзы, отец с дядьями стояли у изголовья, и Ванька впервые видел, как плачет отец.

Дядя Юра встал на скамеечку, чтобы быть повыше, вровень с братьями и фотограф щёлкнул своей лейкой, делая фото на память.

Мать с бабушкой тоже утирали слёзы платочками, им было жаль усопшую. Ванька с трудом сдерживался, чтобы не заплакать вместе с ними, но слёзы предательски наворачивались на глаза.

Рядом Вовка в шубейке вертел головой, с любопытством озираясь по сторонам. Поглядев на плачущих взрослых, тоже затих.

Отец с дядьями поцеловали мать в лоб по очереди, мужики подхватили гроб и понесли по улице, стараясь не оступиться в весенней грязи, к похоронному автобусу, чтобы ехать на кладбище.

Немногочисленная процессия шла следом, всё, как и полагается на похоронах обыкновенной старушки. Ванька с Вовкой шагали рядом с родителями, и Ванька во второй раз в своей юной жизни хоронил родных и близких ему людей…

В восьмом «а» классе шёл урок военной подготовки. Военрук в форме майора стоял у доски и объяснял классу устройство противогаза, тыча указкой в схему на плакате.

Ванька сидел в среднем ряду за третьим столом и слушал в пол-уха, поглядывая на сидящую рядом с ним Галю Петрову. Теперь она, Галя, была предметом его восхищения.

Внимательно слушая педагога, как и положено первой отличнице в классе, она, тем не менее, чувствовала пламенные взгляды соседа, и они ей были не неприятны, а даже наоборот.

Вместо привычной формы на заметно подросшем Ваньке был новый пиджак, да и вообще весь класс стал старше; девочки почти превратились в девушек, мальчишки в юношей, вместо пионерских галстуков на груди у них поблескивали комсомольские значки.

Класс поубавился; нет Симака, Пудова на камчатке, теперь его место облюбовал Боря Зубаренко, прочно расположившийся за последним столом.

Небрежно облокотившись на спинку сиденья, он поглядывал оттуда на остальных с видом превосходства и значимости к собственной персоне.

К Ваське присоединилась Люда Архангельская, и они оба внимали словам учителя, онемев от усердия.

Виктор Марков с Таней Журавлевой были теперь – не разлей вода, и шушукались о чем-то, уютно посиживая на своих местах.

Устинова с Юклутовой, за ними Глазырин с Кулагиной, Серенкова с Киселевой у окна, Саня Борискин, как всегда, один за столом, и другие, не менее знакомые лица – то есть класс за годы учебы превратился в настоящий коллектив, хотя и разный как по составу, так и по уровню знаний.

– Так, а сейчас Шмаринов продемонстрирует нам свое умение пользоваться противогазом. Хватит мечтать, идите к доске, – военрук вручил подошедшему Ваньке противогаз и засек время:

Ванька довольно ловко и быстро напялил противогаз на голову и встал по стойке смирно, вдыхая и выдыхая воздух, как положено.

Класс оживился, наблюдая за товарищем. Военрук был доволен:

– Уложился в срок, Шмаринов. Молодец, отлично. Кто следующий?

– Можно мне? – вскочил со своего места Васька и тоже на отлично сдал норматив. За ним выстроилась целая очередь из желающих показать свое мастерство. Военрук только успевал засекать время.

– Теперь все по местам. Приступаем к изучению стрелкового оружия. Сначала теория, и только потом практические занятия, – прервал он восторги мальчишек и вывесил на доску плакаты со схемами оружия: автоматы, винтовки, карабины, пистолеты предстали перед взорами восхищенных юношей, и тут прозвенел звонок, возвещая о начале перемены.

Мальчишки обступили военрука.

– А правда, что мы будем строевой подготовкой заниматься? – поинтересовался у педагога Славка Климов, весельчак и хитрован.

– Непременно, во дворе школы отличный плац получится. Мы и в тире постреляем, – подзадорил он еще больше будущих солдат.

– Я вам о победах русского оружия расскажу: о Суворове, Кутузове, маршале Жукове. О Сталинграде, Курске. Вы должны быть всесторонне подготовленными к службе в нашей родной Советской армии, как будущие призывники. Защитники Родины.

Девочки с интересом прислушивались к диалогу мужчин, но звонок на урок прервал их диспут и военрук удалился, нагруженный плакатами.

Урок труда был менее увлекательным, зато полезным; девочки под руководством опытной мастерицы стали осваивать азы кройки и шитья, увлекшись настолько, что позабыли обо всем на свете, рассматривая образцы одежды и усваивая все необходимые навыки в работе.

Мальчишкам в производственном цехе было сложнее; посматривая на верстаки с инструментами, станки, они стояли перед мастером в ожидании заказов – что же на сегодня придумал для них этот неугомонный трудоголик в синем рабочем халате?

– Сегодня мы займемся столярным мастерством. Есть умельцы?

– У меня дед столяром был, – выступил вперед Ванька.

– Вот и чудно. Посмотрим, чему ты у него научился, – оживился мастер, подводя ребят к заготовкам на верстаках. – Разбирайте инструменты, бруски, вот вам чертеж на изготовление табурета, и за дело.

Вначале дело не клеилось, но мастер показывал, подсказывал, и вскоре ребята так увлеклись, что спустя некоторое время вместо брусков и дощечек в их руках были почти готовые табуретки…

Ванька забил последний гвоздь и, отложив молоток в сторонку, попробовал свое изделие на прочность: табурет стоял не шатаясь.

– Федор Мокеич, готово! – объявил он первым.

Мастер подошел и придирчиво осмотрел работу своего подопечного. Изъянов почти не было, и он одобрительно похлопал Ваньку по плечу:

– Неплохо для начала. Выйдет из тебя столяр, школа чувствуется.

– Я тоже сделал, посмотрите у меня, – подскочил к мастеру Васька.

Ребята обступили мастера и он начал оценивать их труды, пряча улыбку в усы, дабы не обидеть расстаравшихся работников…

– Наш Ваня на демонстрацию собирается, и мы с тобой пойдем, будем ему флажками махать, – успокоила собравшегося, было, заплакать Вовку мать, продолжая гладить утюгом белую рубашку.

Ванька чистил ботинки, прислушиваясь к их разговору. На душе у него было празднично и светло. Он взял брюки и подошел к столу:

– Мам, брюки я сам поглажу, – он взял поданный матерью утюг и начал старательно гладить брючины через мокрую марлю, так, чтобы была четкая стрелка.

– Наряжаться ты научился, как я погляжу, а вот в дневнике троек полно. Когда исправлять думаешь? – мать была, как всегда, в своем репертуаре, даже на праздник. Но Ванькино праздничное настроение незыблемо на сей раз, как никогда.

Он встал перед зеркалом и причесал свой кок; в новом темно-сером пиджаке, белой рубашке и брюках со стрелками, начищенных ботинках – Ванька выглядел почти как взрослый, и мать с Вовкой невольно залюбовались им.

Поправив, театральным жестом, воображаемый галстук на рубашке, Ванька напыжился и нарочито важно прошествовал к выходу из комнаты, сопровождаемый смехом развеселившихся от его яркого представления родственников.

Вся школа № 10 собралась во дворе; классы построились в колонну, ученикам раздали бумажные цветы, транспаранты. Ваньке достался большой красный флаг, и одноклассники подшучивали над ним. Но такого шутника, как Симак, больше не было, и шутки получались бледными.

Вот ворота школьного двора распахнулись, и классы стройными рядами потянулись на улицу.

Девчонки шли с букетами бумажных цветов в руках, за ними – мальчишки: Борька Зубаренко нес портрет Ленина, Ваське достался портрет Гагарина, а впереди класса с флагом в руках шествовал Ванька.

Красное полотнище развевалось под порывами весеннего ветра и знаменосцу приходилось нелегко, но он не сдавался…

Колонна школьников во главе с учителями довольно быстро миновала Стрелецкую улицу и вышла на Старо-Базарную площадь, где уже собрались представители заводов, фабрик, учреждений города.

Грянул духовой оркестр, впереди колонн, и шествие началось: множество цветов, транспарантов, флагов и флажков, веселые и счастливые лица демонстрантов, идущих стройными рядами.

Ванька тоже воодушевился и флаг в его руках уже не казался ему таким тяжелым, как в начале пути.

Впереди показался горсад, у ворот которого, на выстроенной к празднику трибуне стояло начальство и общественность.

Из репродуктора раздавались приветствия в адрес трудящихся города, заглушаемые маршами многочисленных оркестров и дружными «Ура!» из колонн демонстрантов.

Проходя мимо трибуны, весь восьмой «а» класс не менее дружно прокричал многократное «Ура!» и Ванька тоже кричал, размахивая своим флагом: неистовый восторг охватил его.

Рядом шли Ванькины друзья, товарищи, весь город пришел на демонстрацию, и вдруг он увидел в толпе у трибуны мать с братом.

Они тоже разглядели его и замахали руками; в Вовкиных руках был флажок, и он старательно тряс им, восхищенно глядя на брата-знаменосца.

Но вот они исчезли из виду, и колонна пошла дальше по Ленинской улице, сворачивая на другие и постепенно рассеиваясь. Демонстрация пошла на убыль, но сам праздник первомая еще только начинался…

Ванька свернул полотнище вокруг древка и, положив флаг на плечо, словно копье, бросился догонять свой класс, который торопился в школу сдать праздничные атрибуты, ставшие уже не нужными…

Отличница Галя Петрова внимательно переписывала задание с доски, успевая обиженно посматривать на Ваньку, который смотрел сквозь нее, словно она была стеклянная, в окно и мечтательно улыбался о чем-то, забыв об уроке.

Наконец она не стерпела и ткнула его локтем, никакой ответной реакции.

Любовь Андреевна бросила мел и стала энергично вытирать пальцы платком, всматриваясь в класс. Взгляд ее остановился на Ваньке:

– Шмаринов, хватит мечтать. Не забудьте задание переписать, завтра обязательно вызову к доске, так и знайте.

Ванька встрепенулся от ее зычного голоса и начал лихорадочно писать, посматривая на доску, в это время зазвенел звонок, и все засмеялись, довольные происшествием.

– Не видите, влюбился человек. Ничего смешного, – пробасил с камчатки Борька, заступаясь за товарища, чем вызвал еще большую волну смеха.

Улыбнулась, на сей раз, и Любовь Андреевна:

– Вам пока еще рано влюбляться. Школу надо закончить.

– В самый раз, поди, весна на дворе, – возразил великовозрастный Борька, поглаживая пальцем пробивающиеся усы на верхней губе.

Галя Петрова нежно посмотрела на соседа по парте, прощая его невнимательность, но Борька заметил это и изрек:

– Ты губы не раскатывай, Петрова, к тебе это не относится.

Галя Петрова вспыхнула и выбежала из класса. Девочки сочувственно посмотрели ей вслед, и даже Любовь Андреевна возмутилась:

– Хватит ерничать, Зубаренко. Лучше двойку свою исправьте.

Ванька собрал портфель и сердито поглядел на болтливого товарища, но тот дружески обнял его за плечи и повлек к выходу, вслед за остальными. В сразу опустевшем классе остался только грустный дежурный, нехотя принявшийся за уборку…

По коридору навстречу друзьям шли девочки-старшеклассницы: среди них особо выделялась своей пышной прической и осиной талией стройная девушка в нарядном платье с широким поясом, еще более подчеркивающим неординарность ее фигурки.

Девушка заметила восхищенных ее красотой поклонников из восьмого «а» класса и милостиво улыбнулась подросткам.

– Видал, как она тебе улыбается? – пихнул Ваньку под ребра друг и небрежно бросил одноклассникам: – Это Нинка из одиннадцатого «б», Ванькина телка. Пойдем, проводим што ли ее, Иван?

И друзья направились следом за красавицей-старшеклассницей, провожаемые завистливыми взглядами товарищей и возмущенными – одноклассниц, переживающих за свою подругу.

Потрясенная вероломством Ивана, который еще вчера оказывал ей знаки внимания, Галя Петрова медленно пошла к выходу из школы, в окружении верных подруг.

Ванька понимал, что с соседкой по парте он поступает неправильно, но ничего не мог с собой поделать: новое чувство восхищения и поклонения красоте взрослой девушки захватило его полностью. Ему казалось, что это не Нинка из одиннадцатого «б» идет впереди него по улице, а фея, королева красоты парит над землей, едва касаясь тротуара своими туфельками.

Верный друг Борис шел рядом с ним, готовый поддержать товарища в трудную минуту.

Они догнали девушку и шли сзади, не решаясь подойти и заговорить с ней. Для Ваньки это казалось святотатством.

Почувствовав преследователей, она оглянулась и, увидев своих поклонников, улыбнулась им вполне дружески и даже кокетливо. Пошла уже медленнее, словно помогая им обрести уверенность.

И тут Ванька решился: ускорил шаг, и вот они идут рядом, в ногу.

Взглянув на девушку, он встретился с ней взглядом и почувствовал себя увереннее, спокойнее. Нервная дрожь в теле почти прошла.

– Меня зовут Иван. Приходи вечером в горсад, прогуляемся?

– А меня Нина, очень приятно познакомиться.

Девушка сама протянула ему руку для знакомства, и Ванька сжал в своей руке ее маленькую ладошку.

Некоторое время они шли молча: девушка загадочно улыбалась, и Ванька не знал, о чем же говорить дальше. Сзади на расстоянии шел Борис, стараясь не мешать другу.

– Ну, вот я и пришла, до встречи, – Нина помахала ему своей волшебной ручкой и свернула к большому дому с палисадником, а Ванька побрел обратно, не чуя под собой ног от пережитых волнений.

– Хороша Маша, да не наша, – подытожил новое знакомство друга Борис, завидуя ему черной завистью.

Но Ванька ничего не слышал, не понимал, и лишь блаженно улыбался: он был на седьмом небе от счастья. Наконец-то он познакомился с настоящей девушкой, это тебе не дружба с одноклассницами, которых видишь каждый день и даже сидишь за одним столом. Это нечто такое необыкновенное, такое неизведанное доселе.

– Ладно, дуй домой, а то мамаша заругается, – насмешливо попрощался с ним Борис. – Вечерком пластинки у меня покрутим, и в горсад на свидание. Ты хоть приоденься получше, жених!

И друзья разбежались по домам…

Борис играл на баяне, старательно стуча пальцами по клавиатуре и поглядывая на друга. Ванька сидел рядом за столом и ерзал на стуле: ему не терпелось в горсад. А вдруг они опоздают? Или Нина придет раньше и, не увидев его на месте, обидится и уйдет домой, что тогда?..

Дядя Ваня, Борькин отец, полеживал на сундуке в углу комнаты и с удовольствием слушал игру сына, а тетя Надя, Борькина мать, хлопотала по хозяйству, ласково поглядывая на ребят.

Наконец Борис отложил в сторону баян и решительно поднялся, глянув на свои наручные часы:

– Пойдем в горсад, прошвырнемся, – объявил он родителям и насмешливо оглядел принаряженного друга: – Пластинки потом покрутим, когда вернемся. Пошли?

Ванька вскочил со стула и устремился за Борисом, сгорая от волнения.

Почти бегом они преодолели путь до горсада и быстро вошли в него; гуляющих было еще немного, тягучие звуки танго плыли в душном воздухе, будоража чувства и воображение.

– Серебряная гитара, у меня есть дома эта пластинка, – авторитетно объяснил Борис Ваньке название мелодии и они присели на лавочку, что неподалеку от входа, боясь проворонить ненароком назначенную встречу…

Стайку принаряженных девушек, сопровождаемых рослыми парнями, нельзя было не заметить, тем более, лучшую из них – Нину.

Друзья встали со скамейки, и у Ваньки перехватило дыхание от радости предстоящей встречи.

Увидев юных поклонников, Нина приветливо помахала им ручкой и прошла мимо, кокетливо улыбаясь парням, которые насмешливо оглядели неказистых подростков и повели девушек дальше, поддерживая их под локотки, и рассказывая им что-то смешное.

Ванька столбом стоял посреди аллеи, провожая взглядом ушедшую с другими мечту. Борис тоже был сконфужен, но не подавал виду:

– Не переживай, плюнь да разотри. Найдем другую кралю, получше этой, – утешал он друга, но Ванька был безутешен. Он понял, что не дорос еще до взрослой жизни, о которой так мечтал и к которой так стремился.

– Пойдем в «Октябрь», там кино про любовь крутят, еще успеем, – осенило вдруг Бориса, и они бегом устремились к кинотеатру, подальше от испытанного ими сегодня позора.

Очередь за билетами продвигалась быстро, и вот Борис просунул деньги в окошечко кассы и получил в обмен на них два заветных синих билетика.

Контролер проверила билет у Бориса, и пропустила его в фойе, загородив Ваньке вход в двери, и он недоуменно посмотрел на женщину.

– Дети до шестнадцати лет не допускаются на этот фильм. Иди домой, паренек, освободи проход, – она вернула Ваньке его билет и отодвинула в сторонку, проверяя билеты у других.

Борис из фойе насмешливо сочувственно помахал ему рукой на прощанье и пошел в просмотровый зал, тем более что раздался первый звонок, и народ повалил следом за ним, чтобы побыстрее занять свои места.

– Мне уже шестнадцать, пропустите, тетя. У меня билет, не имеете права! – сорвавшимся голосом возмутился, было, Ванька, но не тут-то было:

– Дружку твоему шестнадцать есть, верно, а ты еще погуляй с годок, подрасти. Куда лезешь, в милицию захотел? – перегородила ему путь во взрослую жизнь опытная контролерша, и под трели третьего звонка Ванька вышел из кинотеатра на улицу.

Вокруг сразу стало пустынно и одиноко.

Еще один позор больно ударил по Ванькиному самолюбию: он брел домой, едва сдерживая слезы стыда и отчаяния.

«Такое испытать дважды за один вечер?! И Борька этот хорош, тоже мне, друг называется. Кино для него дороже дружбы».

Чем ближе к дому, тем спокойнее становилось у него на душе.

«Ничего, будет еще праздник и на его улице. А к Борьке этому он больше ни ногой».

– Не торопись, успеешь к своему Борьке, – мать гладила белье, поглядывая на сына. – И что за друг такой выискался? Есть же у тебя хороший товарищ, Вася, отличник. А этот двоешник, смотреть на него тошно.

Ванька отодвинул от себя быстро опустевшую тарелку и, глянув на часы, выскочил из-за стола. Оглядевшись в зеркале, надел пиджак, поправил модный шнурок вместо галстука, и причесался попышнее:

– Спасибо, мама. Я побежал, некогда.

– Уроки-то, как следует, выучил? Одни тройки в дневнике, с таким дружком и восемь классов не закончишь. С кем поведешься…

Вон, Вася, об университете мечтает, а ты? Вы только гляньте на этого гуляку! – возмущалась вслед сыну мать, но того уже и след простыл.

Хлопнула входная дверь, мать выглянула в окно: по улице торопился ее сын, на ходу приглаживая волосы от ветра. Вот он помахал ей рукой и скрылся из виду.

Вовка показал ему вслед пальцем и повторил за матерью:

– Гуяка усел. Да, мама?..

Борис сидел у стола в белой рубашке при галстуке и растягивал мехи баяна, наигрывая песни Владимира Трошина.

Борькин отец подошел к окну и выглянул на улицу:

– Глянь, друг твой идет.

В окне мелькнула Ванькина голова, и через мгновение он сам нарисовался на пороге комнаты:

– Здрасьте, дядя Вань! Здорово, Борь.

– Проходи, Борис заждался вон, – дядя Ваня присел к столу, добродушно поглядывая на закадычных друзей.

С подносом, заставленным посудой, входит мать Бориса, улыбаясь Ваньке простым, приятным лицом.

– Здрасьте, тетя Надь! Борь, включи «Серебряную гитару», послушаем?

– Здравствуй, а мы ждем – пождем, где это Ваня наш запропастился, – тетя Надя сноровисто накрывала на стол. – Садитесь, обедать будем.

– Спасибо, я только что обедал, – отнекивался Ванька, наблюдая, как друг ставит пластинку на проигрыватель радиолы: по комнате разнеслись тягучие звуки танго, так будоражащие Ванькину душу.

Борис с пониманием взглянул на товарища, памятуя о недавнем казусе:

– Давай-давай, присаживайся. В гостях всегда вкуснее, по себе знаю, – он заговорщицки подмигнул другу: – После обеда сходим в одно место. Ты чо, забыл, куда мы собрались?..

Возле Дома Культуры толпилась молодежь, пришедшая на танцы. Изнутри доносились звуки духового оркестра, создавая приподнятое, даже праздничное настроение. Однако, этого ребятам было мало, чтобы дойти до нужной кондиции.

Ванька вслед за Борисом завернул за угол, где парни выпивали перед танцами, и Борис тоже извлек из кармана бутылку красного вина, подмигивая Ваньке плутоватым глазом:

– Тяпнем красненького для храбрости? Давай, ты первый, – он ловко откупорил бутылку и протянул другу: – Стакана нет, из горла тяни.

Ванька храбро приложился к бутылке и, отпив несколько глотков, поперхнулся с непривычки, передавая бутылку Борису.

Тот привычно засосал с полбутылки и снова протянул Ваньке.

Теперь дело у новичка пошло на лад.

Отбросив пустую бутылку в кусты, подвыпившие танцоры смело ринулись в двери; они были готовы танцевать с кем угодно.

Духовой оркестр заиграл вальс, и в просторном зале закружилось сразу несколько пар танцующих, приковывая к себе внимание множества остальных, пока не танцующих, стесняющихся.

Ванька с Борисом стояли в толпе у стены, тоже наблюдая за ними и поглядывая на девушек. Смущение прошло, но Ваньку с непривычки слегка повело: он глядел по сторонам и пьяно ухмылялся.

Объявили белый танец. Девушки приглашали юношей, и Бориса тоже пригласила девица в возрасте.

Ваньку никто не пригласил, и он с завистью наблюдал, как танцует его более удачливый друг, переминаясь с ноги на ногу. Сразу стало скучно и неинтересно, лишь шумело в голове да подташнивало.

Вернулся разгоряченный танцем друг. Оркестр заиграл фокстрот, затем медленный танец, но друзья так и стояли у стены вместе с другими такими же неудачниками, завистливо поглядывая на танцующих счастливцев.

Наконец им это надоело, и они направились к выходу, нарочно толкаясь с танцующими, и ругаясь с матерком…

Огород вскапывали в четыре лопаты; Ванька выпрямился передохнуть и с завистью смотрел, как ловко орудовали лопатами тетки Нюра и Лида.

Мать тоже старалась не отставать от сестер, но ей было далеко до них.

– Што, племяш, притомился? – тетя Лида утерла пот со лба и подмигнула Ваньке: – Хозяйство вести, не штанами трясти.

Тетки засмеялись, делая передышку в работе, и мать вместе с ними.

– Я вон спросила надысь у тети Дуси: как у тебя такое пышное тесто для пирогов получается? Вроде все делаю, как полагается, ан нет, у тебя пышнее. Раскрой секрет, – тетя Лида сделала краткую остановку в рассказе и, оглядев слушателей, закончила со смехом:

– А она отвечает: дело нехитрое, берешь квашню и месишь тесто до тех пор, пока между ног не вспотеет.

Ваньке так понравился бабушкин ответ, что он стал копать еще быстрее.

– Ванюшка пример нам подает, как работать надо, – кивнула на него тетя Нюра, снова берясь за инструмент.

– Щас эту полосу добьем, да пойдем тете Дусе поможем. Она, сердешная наша, не справится одна-то, – у тети Лиды работа спорилась в руках и вскоре полоса свежевскопанной земли радовала хозяйский глаз матери, довольной тем, что отдала огород исполу своим трудягам сестрам.

Она заметила, как бабушка вышла на огороды и наблюдала за их работой, опершись на лопату. Затем принялась копать свою землю.

– Бабаня! – закричал на все подгорье Ванька уже ломким баском, увидев бабушку, и помчался к ней на подмогу с лопатой наперевес, словно солдат в атаку.

Вдвоем дело у них пошло веселее, а вот уже и племянницы с дочерью подключились, соседи вышли на свои участки и тоже стали копать; подгорье оживало на глазах, преображаясь после зимы.

Весна скоротечна, а там и лето не за горами, осень, снова зима. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что.

– Это тебе от нас, к окончанию восьмого класса, – мать вынула из шкафа новый черный костюм и вручила сыну, который в мгновение ока облачился в него и важно прошествовал мимо родителей с братом, многозначительно помахивая портфелем.

Затем он торжественно вынул из портфеля дневник и раскрыл его, показывая родителям последнюю страницу с отметками за четверть:

– Кто говорил, что я экзамены не сдам, восемь классов не закончу? – взрослым голосом произнес он, обращаясь в основном к матери.

– Всего одна тройка в четверти, по математике. Но нам, гуманитариям, это до фени. Я прав, папа? – обратился он уже к отцу, и тот кивнул головой, посмотрев на давно уже законченный портрет старшего сына и недавно начатый младшего.

– Не бахвалься раньше времени. Вот получишь свидетельство о восьмилетнем образовании, тогда посмотрим, что дальше делать, – мать, как всегда, практична и неумолима. Но Ванькин домашний концерт понравился всем, особенно Вовке.

– Ну, я пошел, на работу пора, – отец надел белую ворсистую кепку, предмет Ванькиного восхищения и зависти, и направился к выходу, прихватив с собой сверток с обедом.

– Наконец-то наш отец работает, как все люди, на производстве, а не шабашничает, где ни попадя, – дождавшись ухода мужа, разъяснила мать детям важность произошедших перемен.

Но Ванька крутился перед зеркалом и примерял отцовский галстук, а Вовка наблюдал за ним, не отрывая глаз, и мать вздохнула разочарованно, оглядывая комнату хозяйским глазом: пора приниматься за уборку…

– Поздравляю вас с окончанием восьмилетки! Надеюсь в будущем вручить всем вам и аттестат о среднем образовании, – Любовь Андреевна обвела свой класс повлажневшим взглядом, и класс с удовлетворением отметил эту ее минутную слабость.

Но Борис Зубаренко нарушил торжественность момента самым непотребным образом: с грохотом выбравшись из-за последнего стола, где он располагался в гордом одиночестве, Борис важно подошел к столу классного руководителя и, радостно ухмыляясь, раскрыл свое новенькое свидетельство и тут же закрыл, прихлопнув ладонью.

Засунув его во внутренний карман пиджака, объявил:

– Все, с учебой покончено. Навсегда!

И вышел из класса, уже не спрашивая разрешения…

Любовь Андреевна прикрыла за ним распахнутую настежь дверь и снова оглядела свой класс уже прежним твердым взглядом:

– Образование не только дает знания, расширяет кругозор, но, прежде всего, формирует личность. Прошу не забывать об этом. Ну, а в семье, как говорится, не без урода.

Прозвенел звонок, и все пошли фотографироваться на улицу, в школьный сад. Фотограф показал, где нужно встать и начал тщательно готовить свой фотоаппарат к работе.

Ванька встал рядом со своим другом Васькой, и Володей Глазыриным.

Виктор Марков, Слава Климов, Саня Борискин, Пименов, Григорьев и другие выстроились рядом с ними, а впереди на лавке расположились девочки – нарядные, в коричневых платьях и белых фартуках.

Любовь Андреевна сидела в центре, сдержанно улыбаясь.

Фотограф щелкнул вспышкой, на миг ослепив всех.

Вот и все – снято.

Ванька еще не обжился в своем новом костюме и чувствовал себя скованно, впрочем, как и все его одноклассники, принаряженные по случаю торжества.

Всем классом они шли по улице, удаляясь от школы и приближаясь к горсаду. Впереди девочки, за ними мальчишки.

– Ну и отчебучил твой дружок напоследок, нечего сказать, – шедший рядом с Ванькой Виктор Марков осуждающе покачал головой.

– Он такой же мой, как и твой, – отрезал Ванька, хотя и понимал всю справедливость нареканий товарища.

– Вы же с ним теперь дружбаны закадычные. Куда он, туда и ты, – насмешливо возразил Виктор, апеллируя к товарищам за поддержкой.

Ваське тоже было неприятно и досадно, что его лучший друг детства теперь все свое время проводит у этого Борьки, но он промолчал.

– А ты не петюкай, чего не понимаешь. Гулять, это одно, а учиться – совсем другое дело. Я не собираюсь школу бросать, понял? – вынужден был оправдываться Ванька, поглядывая на Ваську.

– Будет вам из-за пустяка спорить, – вмешался в их разговор рассудительный Володя Глазырин. – У каждого своя судьба. Кому работать, кому учиться дальше, а сегодня мы гуляем…

И вот они уже гуляют по аллеям; девочки рассаживаются на скамейках и щебечут о чем-то о своем, девичьем, лукаво поглядывая на мальчишек, которые сбились в кучку, доставая из карманов деньжонки и прикидывая, что на них можно организовать для фуршета.

Необходим был застрельщик, а вот и он кстати: Борис вырос рядом с ними, как из-под земли, и дело сразу пошло на лад – два гонца побежали в магазин, и вскоре мальчишки уже распивали вино неподалеку от общественного туалета, напрочь позабыв про девчонок.

Впрочем, Васька с Марковым тут же ушли и присоединились к девочкам; подхватив их под руки, повели гулять дальше по улицам города.

Галя Петрова оглянулась, было, на Ваньку, призывая его идти вместе с ними, но он весело помахал ей рукой на прощанье и повернулся к лихой компании, получив в руки стакан вина.

– Ну, што, вздрогнем по случаю окончания школы? – и Борис первым опрокинул очередной стакан красного в свой щербатый рот, показав пример остальным.

– За свободу от произвола учителей! – подхватил Славка Климов…

Ребята быстро захмелели с непривычки. Чувство свободы захватило их и понесло: гулять, так гулять.

Борис был в ударе – что-что, а организовать пьянку он мог лучше других, и вот уже бывшие восьмиклассники изрядно навеселе, но фуршет по-алатырски продолжался…