Текст книги "Волчий корень"

Глава 6

Царев быстро шел на поправку. Сослуживцы навещают товарища каждый день. То один придет, то другой явится. Дочь с зятем бегают тоже. Нет одной лишь внучки. Некогда ей. Бизнес вконец замучил. А ведь она так любила деда, когда была подростком. Отошла от рук. Сама себе теперь хозяйка. Соскучился по ней дед.

– Царев? К вам пришли внизу, – говорит медсестра. – Девушка спрашивает. Можете спуститься?

Конечно, он может.

Царев спустился и обнаружил в вестибюле внучку – та забилась в угол, как мышка, и стоит. Еле дышит.

– Здравствуй, дедуля, – сказала та. – Прости, что сразу не пришла.

Никаких проблем. Дед не в обиде. Ведь пришла же все-таки. И еще, может, придет… Если деда не успеют выписать.

Они отыскали два свободных места и сели.

– Рассказывай…

Дед скользнул взглядом по внучкиным глазам.

– Что рассказывать-то? Жизнь идет…

– Пишет Эдик?

Наденька молчит, словно не слышит вопроса.

– Поругались, что ли?

– Да нет…

– Тогда в чем дело?

– Служит… Полгода осталось…

Внучка поникла головой. Все настроение деду испортила. Лучше бы не приходила. Деда не проведешь: случилось что-то серьезное. Скорее всего, то, о чем она уже кончиком языка говорила. Тогда тоже пришлось вытягивать.

– Что? – догадался дед. – Так и сосут из тебя?

– Как тебе сказать…

– Соску себе придумали…

Наденька взяла деда под локоть. Не соску придумали, подстилкой сделали. Но как об этом сказать деду?

– Рассказывай, не томи. Никому не скажу.

– Не смогла я отказать…

– Бнатову?

Внучка кивнула. Ему, козлу, отдала себя. А тот даже ничего не понял с пьяных глаз.

Дед окаменел.

– Когда?

– В тот день как раз, как ты на них наткнулся.

– Не зря, значит, страдал я…

Дед раздул ноздри, уцепился пальцами в края сиденья и качался. Взад и вперед. Туда и сюда. Опоздал.

– Но ты хоть сделала, как я учил? – спросил он твердо.

Та кивнула.

– Ты это дело храни, не выбрасывай. Выпишут – вплотную займемся.

– Он угрожает. Говорит, если не буду с ним – по стенке размажет.

– Замучается мазать…

– У них банда своя. Никого не боятся. И прокурор у них свой. Из разговоров поняла. В общем, такое впечатление, что они хозяева жизни. Для чего я им нужна? И надолго ли?…

Царев перестал качаться, приблизился к внучке лицом.

– Ступай сейчас же ко мне и никуда не выходи. Скажи матери – дед велел пожить. А на работу не ходи пока. Вечером приду…

– Тебе же лечиться надо!

– Заросло у меня…

Он поднялся и подтолкнул Надежду к выходу.

– Возьми ключи у матери. Скажи: я велел. Иди. Купи продуктов. Деньги у меня в зале под клеенкой лежат…

Дед поцеловал ее в темя и подтолкнул к выходу. Ему некогда. Он спешит. Развернулся и пошел к лестнице, не оглядываясь.

Лечащий врач выкатил на Царева глаза: какая выписка! Лечение еще не закончено, а ему подавай. А если с ним станет плохо, кто будет отвечать?!

Однако Царев продолжал глыбой возвышаться над письменным столом. Он не отстанет, потому что так ему надо. Вылечился. Здоров. Даже расписку предоставит, что никаких претензий у него нет и не будет.

– Смотрите…Вам жить, – вздохнул врач и отпустил больного.

Пусть идет, если охота. А что он может, врач, если у больного обстоятельства изменились. Швы бы не разошлись. Медицина в основном сделала свое дело.

Царев собрал вещи, переоделся и поспешил к выходу.

– Выписку из истории возьмите! – крикнули ему.

– Потом! – махнул он рукой.

Медсестра догнала его на лестничной клетке и протянула бумажку.

– Спасибо за лечение, дочка…

Вскоре Царев уже был дома. Внучка только что пришла из магазина и укладывала в холодильник продукты. Битком забила. Свои деньги, видно, потратила.

Саня нырнул в холодильник и достал оттуда бутылку водки.

– Тебе же нельзя, дедуля.

Кому нельзя, а кому и можно. Будут ему указывать в собственном доме. Он сорвал головку с бутылки, хрустнув резьбой, и налил себе полстакана. Много пить он не станет. Надо быть с трезвыми мозгами. И если он сейчас слегка хлебнет, так на то есть основание.

Дед вцепился зубами в стакан и медленно высосал, крякнув. Слава богу, он снова дома. Отломил кусок колбасы, кое-как очистил и принялся есть. Потом вновь ухватился за бутылку.

– Деда…

Однако тот лишь поднял указательный палец и покачал им в воздухе. Никто не должен ему мешать. Выпил половину бутылки, доел колбасу и полез в подпол с озабоченным видом. У него там лежало мешка три картошки, на полках стояло варенье. Проверить, видно, решил.

Надя присела рядом с крышкой.

– Ты иди, занимайся там, – бубнил под нос Царев.

Не хочет, чтобы внучка смотрела за ним. Для чего-то зашел за основание печи. Вероятно, проверить решил, не оседает ли.

Надя встала с колен и вошла на кухню. Щей, что ли, сварить. Да и на второе что-то сготовить желательно.

Она опустила в кастрюлю мясо и поставила на газовую плиту. Затем вынула из-под скамьи ведро с картошкой. Хорошо у деда в доме. Больше недели не жил, а все равно тепло. Хорошая вещь – газовое отопление. Хочешь – летом включи и грейся, если замерз. Бывают же такие моменты.

Дед выполз из подполья и закрыл за собой крышку. В руке он держал брезентовый сверток. Чего только нет у него в доме. Все-таки жизнь прожил. Натаскал себе всякой всячины. Сейчас будет рассматривать. Гвоздей, может, кучу вынул.

Тот выдвинул от стены табурет и положил на него сверток. Подвинул другой табурет, сел у печи. Ему здесь удобно. Как его ни уговаривали, чтобы печь сломал, не согласился. Развязал тесемки, развернул брезент. Внутри оказался еще один сверток – продолговатый газетный комок, промасленный насквозь. Дед и его принялся разбирать, хотя можно просто бросить в печь и сжечь.

Изнутри выглядывал кусок трубы, весь вымазанный толстым слоем солидола. Дед содрал остатки газеты и бросил в печь. Оторвал кусок половой тряпки, снял солидол и отправил туда же. Снова оторвал тряпку и принялся выбирать остатки. Тугоплавкая смазка не желала расставаться с металлом.

– Дедушка, это ружье?

Внучка от удивления хлопала ресницами. Но она ошиблась. Это был винтовочный обрез. Здесь же находились патроны россыпью и несколько пустых обойм.

Царев тщательно стирал с каждого патрона смазку, расставляя столбиком на скамье. Полсотни с лишним насчитал. Затем полностью выдвинул из гнезда затвор и тщательно осмотрел. Ружейная смазка благодаря дополнительной консервации сохранилась. Ржавчина не тронула металл. Оружие имело прицельную рамку и самодельную мушку на конце дульного среза.

Хозяин вставил магазин. Лязгнул затвором, досылая патрон в патронник, и поставил оружие на предохранитель. Накинул на себя куртку и вышел во двор.

– Ты куда? – Внучка следовала за ним.

– Проверить надо…

Дедушка подобрал в углу березовую чурку и сунул по мышку. Вдвоем они вошли в баню и у входа остановились.

– Закрой дверь плотнее. Зажми теперь уши…

Сам положил в углу березовый чурбак и вернулся к двери. Сел на порог, прицелился. Отдачей от выстрела обрез едва не вырвало из рук. В ушах звенело. Надька что-то говорила деду, но тот не соображал.

– Что говоришь? – переспросил он.

– Оглушило, говорю…

– Семизарядный. Действительный огонь до двух тысяч метров… Пока ствол не укоротили…

Царев передернул затвор. Пустая гильза выпала на пол.

– Для чего тебе это? – спросила Надя.

Царев не ответил. Может, он на охоту собрался. А спрашивать перед этим мероприятием – нехорошая примета. Как и отвечать. Может, ему еще следует сказать, сколько он уток добудет?

Он поднялся и подошел к чурке: пуля прошила березу насквозь и ушла в стену в самом низу. Ни один пистолет не способен на такое, хотя скорострельность у обреза, конечно, не та.

– У тебя суп там не уйдет с плиты? – спросил он внучку.

– Щи… – поправила она и не сдвинулась с места.

– Тогда закрывай уши, – произнес дед и еще раз прицелился.

Оглушающий звук еще раз ударил по ушам.

– Достаточно. Испытали оружие.

Царев вторично исследовал чурку. Результат оказался прежний. Патроны не отсырели. Они в превосходном состоянии. Нужно добавить в магазин два патрона взамен использованных. Семь патронов – это неплохо. Жаль, нет у него «ТТ».

– Воевать ты, что ли, собрался?

Дед опять не ответил. Слишком у него внучка любопытная. Да и он, старый дурак, надумал при ней отстреливать оружие.

Они вернулись в дом. Щи кипели на плите, норовя залить огонь. Царев осуждающе оглянулся на внучку. Удовлетворила любопытство? Убавив огонь, он вынул из шкафа тряпку, завернул в нее обрез и отправился с ним в зал. Там он сел в кресло к столику и принялся набирать телефонный номер.

– Ваня? Это Царев беспокоит. Приветствую… Выписали сегодня… Шкура заросла, а квасить я и дома смогу. Подъедешь ко мне?… Жду.

Положив трубку, Саня откинулся на спинку кресла.

– Щи готовы, – объявила Надежда. – Налить тебе?

Царев согласился. Пришел на кухню, сел к столу. Рука привычно потянулась к холодильнику.

– Дедушка…

Внучка сверлила взглядом. Дед словно бы перед этим дал ей торжественное обещание и теперь нарушал свою клятву.

– А чо тут пить-то. Граммов двести всего осталось. Может, выпьешь со мной?

– Налей…

Царев плеснул ей в рюмку, себе в стакан, и тут же выпил. Похлебал щей и вновь двинул в зал. Лег на диван. Его тянуло в сон. Слаб все-таки человек. Тем более операцию перенес. Прикрыл веки и сразу же задремал.

Проснулся – в окнах темно. В комнатах тоже. Кто-то на кухне разговаривает. Царев громко кашлянул, чтобы не вставать и не смотреть.

– Спишь, Ваше Величество?

В дверях возник Степаныч – худощавый, прогонистый. Улыбается. На его месте Царь не улыбался бы. Не то время, чтобы хохотать до упаду, когда плакать хочется.

– Выписался? – Степаныч поздоровался за руку.

– Докладывай, чего наработали без меня, – потребовал Саня, оставаясь лежать.

Ефремов сел в кресло напротив и вкратце поведал историю похищения.

– И что? – холодно блеснул зубами Саня. – Лишили район прокурорской власти?

– Да нет пока…

– То-то же… Мочилово для них в самый раз. По-другому не понимают.

Саня приподнялся, опираясь локтем в подушку, и продолжил:

– Ты думаешь, их проймет совесть? Черта с два. Они так давно обгадились, что забыли, когда это было.

– Пожалели…

– О себе думать надо. Вас уничтожат, как уничтожили мою внучку…

Он покосился на двери.

– Но она же на кухне… – удивился Степаныч.

– Образно говорю. Для сравнения. Бнатов изнасиловал, сука, недавно.

Понизив голос, он вкратце поведал историю недельной давности.

– Можно обвинить подлеца в преступлении, – продолжил он, – но до суда дело все равно не дойдет. Сам знаешь почему. Вещественные доказательства уничтожат. Но не это главное. Она не заявила об изнасиловании. Боится. Да и я боюсь. Но вещественные доказательства она сохранила… Она их заморозила…

На секунду он перестал бормотать, а затем продолжил:

– Докукина, старого козла, я бы тоже заморозил. Вы же сами убедились: живут не по средствам. Их зарплаты не хватит даже на сотую долю видимого имущества. Плюс к этому еще то, о чем мы не знаем. Но и этого достаточно. Иномарки. Коттеджи. Причем у каждого. Что же, у них у каждого за границей богатый дядя объявился? Наследство оставил? У одного, допускаю, объявился, но не у всех… Оружие надо готовить.

Сказал и замолчал, блестя в темноте глазами. Степаныч тоже молчал.

– Как хотите, – вновь продолжил Саня, – но я для себя сегодня решил. Окончательно и бесповоротно. Из хирургии раньше времени ушел. Не могу больше терпеть. К чему слова. К чему доказательства. Вот они где, мои доказательства.

Он постучал себе пальцем в висок и вновь покосился в сторону кухни. Оттуда падал электрический свет. Там гремела посудой внучка. Она не могла себя защитить.

– У нее парень служит в армии, – говорил Саня. – А этот вон что удумал. Мерзавец. Подлец. Негодяй. Не будет он больше жить на этом свете. И на том свете ему места не будет.

– Может, в областную прокуратуру нам обратиться…

– У тебя совсем котелок не варит, Степаныч. Ты хоть газеты читаешь?

– Бывает…

– Читаешь, значит… И что ты вычитал?… Мафия? Круговая порука? Чиновники и бандиты в одной упряжке. Причем бандиты в режиме пристяжных, а те, что в погонах, передом идут.

– Давно ты об этом узнал?

– А ты?

Оба собеседника вновь умолкли. У одного внучка попала в сети, у второго сын под следствием. Неужели только с помощью кола нужно отстаивать свои права. Да и кол в этом случае плохой помощник.

Саня грузно поднялся с дивана, приблизившись к шкафу, вынул оттуда сверток и положил перед Степанычем на стол. Затем задвинул шторы на окнах и включил настольную лампу.

– Пришлось расконсервировать, – произнес он.

Ефремов, словно бы нехотя, развернул ткань. Внутри лежал обрез.

– Осторожно. Заряжен… Патрон в стволе.

Однако Степаныч все же передернул затвор. Продолговатый патрон бутылочной формы выпал на пол.

– Семь штук внутри… – Саня нагнулся и подобрал с пола патрон.

– Где добыл? – произнес Степаныч довольным голосом и загадочно улыбаясь. Вероятно, он и сам не отказался бы от обреза, учитывая его пробивную силу.

Царев не торопился отвечать.

Ефремов продолжал улыбаться.

– Надеюсь, ты никому не скажешь, – наконец сказал он. – У меня тоже есть оружие…

Он нагнулся и, приподняв широкую черную штанину выше колена, обнажил оперативную кобуру с тяжелым пистолетом. Это был «ТТ». Нашел куда пристроить! Сразу стала понятной необычная ухмылка Степаныча. Имел пистолет, а Царев не догадывался. Впрочем, Саня о собственном арсенале тоже молчал. Пока жареный петух не клюнул.

– Теперь мне понятно, почему у тебя такие штаны широченные. Но его же потерять можно. И ходить неудобно… – высказался Царев.

– Зато не догадаются, что у старика там оружие.

– С этим я согласен. Испробовал?

– Негде. В хрущевках нельзя. В гараже тоже. В лесу разве что…

– Пошли в баню…

Ветераны вышли. И вскоре раздались глухие хлопки выстрелов. Надя специально отворила дверь, чтобы послушать. Звук слабый. Вряд ли кто догадается, что в бане стреляют из пистолета. Вскоре оба «испытателя» вернулись, блестя глазами. Молодцы. У них имеется оружие. И оно исправно.

– В Чечне было дело, – оживленно рассказывал Степаныч. – Смотрю: пистолет лежит. Отбросил его ногой в лопухи, а ночью вернулся и забрал. Словно чувствовал, что пригодиться.

Они прошли в зал. Произвол в районе давно стал обыденным делом. Некому их защитить, поэтому они охранять себя будут отныне сами. Где-то, может, дела в этой части обстоят по-другому, однако это очень далеко. Едва ли докатиться до их района карающая рука правосудия. От бесконечных обращений и жалоб нет никакой пользы. Глухи и слепы областные власти, поэтому люд затаился. Думает, в одиночку да втихомолку легче пережить непогоду. И, как всегда, ошибается.

– Никогда я не думал, что такое могло случиться, – бормотал Царев. – Чтобы бандиты снюхались с ментами. Или чтобы менты сами стали бандитами…

– Не все там у них такие…

– Но, если голова протухла, что остается делать низу?

Вероятно, они так и продолжали бы вести неспешную беседу, но в ворота громко постучали. Стучавший был нетерпелив. Он не привык ждать.

– Кого там еще принесло?

Саня раздвинул шторки: на дороге стояла легковая машина. Темная иномарка.

– Иди, – зашептал он внучке. – Скажи, дома никого нету. Но ворота не открывай.

Та кивнула и, накинув на плечи пальто, открыла двери:

– Кто там?

За воротами молчали.

– Кого вам надо?

– Тебя, милая… – прозвучало снаружи.

Надя шагнула назад и закрыла дверь. Ее трясло.

– Дедушка, это опять он… Теперь он знает, где я скрываюсь…

– Скажи громче, чтобы отваливал! – Дед начинал волноваться.

– А если он не уйдет?

– Тогда пусть прощается с жизнью…

Внучка вновь выглянула:

– Что вы стучите?!

– Открой, козлиха, пока ворота не вышиб!

– Кто там? – не сдавалась Надежда.

Она держалась из последних сил. Казалось, еще немного, и она уступит.

– Это Александр Сергеевич, – милостиво ответил голос из-за ворот. – Почему вы от нас бегаете? Почему вы скрываетесь? Мы так не договаривались. Согласно подписке, вы обязаны являться по первому требованию. Открывайте немедленно!

– Не открою! Вы меня обманули! Вы обещали…

Девушка рыдала. По лицу текли слезы.

– Мало ли кому Бнатов обещает, – пробормотал тот. – Даю пять секунд – потом штурм и груды щепок.

У деда дрожали колени. У его товарища чесались руки – тот вдруг подумал, что пришло время совершать подвиги. Однако Царев удерживал его за локоть. Если идти на подвиг, то самому. Придавить сверху к снегу и держать, пока в ледышку тварь не превратиться. Но ведь тот не один. Это уж точно. Приперся наверняка со своим помощником Жорой или собутыльниками – Пахомовым да Исаевым. Если впустить их домой, примутся шнырять по комнатам. Не дай бог, найдут оружие. Нет никакой гарантии, что не найдут. Это уж точно. Нечего им делать в чужом доме. Сюда их не приглашали. Сейчас новые действуют правила. Все-таки Конституция существует в стране. Новая. А в ней – права человека…

Пять секунд прошли, и Бнатов опять взялся за ворота. Он словно собрался повалить их вместе со столбами. Он, может быть, даже перепрыгнул через них, если бы не глухой двор, закрытый тесом со всех сторон, включая крышу.

– Ладно, дочка, – зашептал дед. – Ты поезжай, а мы следом. Нельзя его запускать к нам. Узнал от кого-то мой адрес, сучонок.

– Маманя сказала. Больше некому.

– Сострой ему глазки, чтобы не переживал раньше времени. Отпросись в туалет, а мы подойдем.

Так и решили. Надежда быстро оделась, вышла за ворота и завела разговор. Какие проблемы? Разве можно переживать по пустякам? Собиралась на днях заглянуть, но все не могла.

– Для чего ты киоск свой закрыла?

– Болела…

– Поехали в РУВД.

Ветераны стояли в этот момент по другую сторону ворот, готовые выскочить следом. Однако вновь сдержали себя. Не станет Бнатов у себя в кабинете творить сексуальные чудеса. Решил закончить уголовное дело – вот и заехал за обвиняемой. Ведь они договаривались, что дело будет вначале полностью закончено, а затем прекращено…

Степаныч вынул мобильник и вызвал такси. Царев торопливо оделся. Осталось прыгнуть в такси и броситься следом: своя машина у Сани была не на ходу – барахлил мотор, в то время как Степаныч зимой вообще никуда не ездил, ходил пешком.

Такси между тем опаздывало. Степаныч негодовал.

– Пистолет хоть оставь. Загремим из-за него оба – тогда нам никто не поможет, – бормотал Саня.

– У меня не видно. – Степаныч, опустив голову, посмотрел в сторону голени. – И вообще я законопослушный. У меня же судимость условная…

За окнами с улицы мелькнул свет фар, раздался сигнал.

– Погнали! – встрепенулся Степаныч. – Может, хоть галок по дороге постреляем.

Царев быстро закрыл дом, и оба ветерана поспешили на улицу. Шел девятый час вечера.

Сержант у тамбура в РУВД прицепился было к вошедшим:

– Вы к кому? Для чего?…

– Мы потерпевшие, от преступления пострадали, – запел плаксивым голосом Степаныч. – Нам к следователю Бнатову – дело заканчивать. Вызвал только что по телефону.

– Специально за этим только и ездим… – поддержал Царев. – Который уж раз… Время теряем…

Ветераны нетерпеливо смотрят на часы. От дел отрывают занятых людей.

Сержант кивнул: проходите, не затеняйте пространство. И вновь уткнулся в книжонку.

– Устав читает… – ехидно заметил Царев.

– Заставишь их…

Степаныч и Саня двинулись кверху.

Добро пожаловать!

В коридоре пусто. Тишина. По углам на полу окурки.

Ветераны подошли к коридору Бнатова, прислушались, глядя друг на друга. Странное чувство. Словно человек задолжал и вынужден по этой причине скрываться. Либо взяли в долг у него, и тот по простоте душевной вынужден делать вид, что не следует по этому поводу переживать. Все прекрасно! Не волнуйтесь, господа должники. Человек ждал и еще готов.

– Тогда пойдешь на зону! – раздалось из-за двери. Говорил старший следователь Бнатов. Он ничего не боялся. Голос у него звучал резко и отчетливо.

– Но вы обещали, Александр Сергеевич, – пискнула Надя. – Вы говорили, что прекратите дело, если я уступлю…

– При чем здесь мои обещания? Сам обещал, сам и назад забираю свое обязательство. Ты сама себя обманула. Не договаривались мы, что ты станешь водить меня за нос. Где ты была целую неделю? Думаешь, не знаю? К пацану опять ездила? В армию? Сказал, будешь моей – значит, будешь…

– У вас жена!.. Ай, не трогайте! Синяк будет…

Хлопнула внутренняя дверь, и голос почти что перестал доноситься. Хорошо устроился Александр Сергеевич – он может использовать кабинет по своему усмотрению.

– Что делать будем? – шептал в напряжении Ефремов. – Может, хлопнуть его по башке?

Царев молчал.

– Придавить гада, и концы в воду… – продолжал Степаныч. – Ты же видишь…

Ноздри у Сани раздулись. Задала задачу внучка. Не следовало идти ей на такое мерзкое соглашение. Но в таком случае она давно сидела бы в следственном изоляторе.

Ветеран запутался в собственных мыслях. Мозг отказывался работать. Жаль, обрез не прихватил. Прикончил бы впрямь полудурка…

Неожиданно Саня вдруг понял, что делает что-то очень плохое. Не может он стоять, как столб. Кулак сам собой постучал в дверь.

Бормотание за дверью прекратилось.

Стук вновь разнесся в пустом коридоре, однако за дверью продолжали хранить молчание.

– Открой!

Санин кулак стучал по двери, словно отбойный молоток. Саня высадит ее вместе с косяками, если ему не откроют. Двери до этого уже вышибали. Степаныч летом постарался, так что косякам не привыкать.

– Открой…

– Не открою, отвали! – ответил Бнатов.

У ветеранов оставался еще один выход. Вызвать на работу супругу Бнатова. Действительно, так и придется поступить.

Они отошли к лестничной клетке и затаились. Было слышно, как открылась и вновь закрылась дверь кабинета. Бнатов проверял, ушел ли неурочный гость. Откуда ему знать, что приходил Надин родственник, дед.

Ефремов вынул сотовый телефон, быстро нашел номер, но трубку никто не брал. Вероятно, в квартире Бнатовых никого не было. Напрасная оказалась попытка. Зря только сведения на это дерьмо собирали.

– Ему по «чайнику» настучать мало! – Саня кинулся назад к кабинету. Степаныч едва за ним успевал. У двери они остановились.

– У меня же разрезано здесь, – вдруг вспомнил Царев. – Швы, боюсь, разойдутся…

Степаныч отстранил товарища рукой и, развернувшись, ударил ногой рядом с замочной скважиной. Дверь хрустнула. После второго удара от нее посыпались щепки. Саня придержал товарища за плечо, толкнул дверь и вошел первым. Вторая дверь отворилась сама – в проеме стояла Надя.

Бнатов торопливо крутил диск старинного телефона. Испуганный взгляд прыгал от цифр к двери. Палец не попадал в отверстия.

Японский борец Сумо, обогнув стол, мгновенно образовался сверху и жестко осадил ладонями Александра Сергеевича книзу. Голова старшего следователя пробороздила по сейфу, задев ухом за торчащий из скважины ключ, и очутилась в самом низу, у ножек стола, тогда как задняя часть тела продолжала пока что сидеть. Массивный ключ, разорвав ушную раковину, казалось, достал до самого мозга.

«Где-то я его видел, но где?…» – подумал Александр Сергеевич и потерял сознание.

– Уходим, – торопил Степаныч.

– Подожди… У него ключ в сейфе торчит. – Саня был неумолим. – Заберем парочку дел.

Степаныч от нетерпения танцевал. В любой момент в кабинет могли войти люди. В углу жалась от испуга Надюха, тогда как Царев рылся в сейфе.

– Вот оно. Надькино дело, – обрадовался Царев. – Остальные возьмем для веса… Смотрите за дверью.

Он быстро, словно всю жизнь этим только и занимался, оторвал кусок ниток для сшивания документов и перевязал ими враз сразу несколько папок.

– Нас не пропустят – там же этот сидит на вахте, – вспомнил Степаныч.

Царев злорадно усмехнулся. Подошел к окну и выбросил упаковку в форточку. Затем закрыл ее на шпингалет.

– Теперь можно. А этот пусть лежит. Уходим, как ни в чем не бывало..

На вахте сержант даже не обратил на них внимания. По-видимому, интересным на этот раз оказался «устав».

Трое человек, включая даму, быстрым шагом прошли под окнами, среди деревьев и, подобрав из снега связку уголовных дел, быстро растворились в темноте. Следы вдоль стены заметала быстрая поземка.

Бнатов в любую секунду мог придти в себя. И тогда неминуемой станет погоня. Лучший вариант – пробраться пешком среди частного сектора вплоть до Саниного дома. Не обязательно идти центральными дорогами. Пробраться можно боковыми, второстепенными – там, где нет милицейских патрулей.

На дорогу ушел чуть ли не час. Зато их никто не видел, исключая собачью «свадьбу», которую с трудом удалось обойти: сучка кидалась на пешеходов, хватая за ноги.

– Мозги помутнели от секса! – ругался Степаныч, глядя в сторону собак.

Они вошли в дом и закрыли на запор ворота.

– Жалко, нет у меня больше Полкана. Пустил бы сейчас по двору – пусть лезут…

В дальней комнате, окна которой выходили в огород, они зажгли свет, затворили за собой дверь и принялись читать уголовные дела.

Здесь оказалось дело Ефремова Олега. Еще одно дело было возбуждено недавно – оно еще не успело обрести необходимую толщину. Картонная обложка, протокол осмотра места происшествия, рапорт оперуполномоченного Исаева, а также протокол выемки вещества, «похожего на наркотик». Так обычно пишут в протоколах изъятия. По делу проходил некто Баширов Талгат Баширович.

В деле было всего несколько листочков, зато здесь имелось постановление о взятии под стражу подозреваемого лица. Следователь действовал жестко. Он заранее знал, что взятого под стражу в последствии приговорят к лишению свободы, если до этого подозреваемый не станет на него работать.

Ефремов выписал данные о понятых из дела по обвинению сына, затем из дела по обвинению Надежды. То же проделал и с другим делом. Понятые интересовали его больше всего. Именно на их показаниях будет строиться обвинение.

«Незаинтересованные в исходе дела… Посторонние люди… Свидетели-очевидцы тех самых событий» – таковы будущие доводы следствия и суда.

– Вот и славненько! – радовался Степаныч. – Подозрение подтвердилось!

– Не томи душу…

– Я имею в виду понятых. В этих делах у него одни и те же люди. Это не простые зеваки с улицы. Они подтвердят что угодно, – рассуждал Степаныч. – Отсюда вывод: нам нужны в первую очередь понятые. А дела надо спрятать.

– Под карнизом – самое то.

– Это не просто бумажки. Это доказательства фальсификации обвинения. Но спрячем мы их по-другому. У тебя есть пластиковый пакет?

Пакет нашелся. И даже мешок холщевый из-под картошки. Степаныч уложил дела а пакет, сунул его в мешок, обернув остатки вокруг пакета..

– Теперь пойдем в баню. У тебя там вода в баке была.

– Топить ты их, что ли, собрался.

– Увидишь…

Наденька во все глаза смотрела на ветеранов. С ума под старость сошли: того и гляди, ввалятся в дом непрошеные гости, а эти в шпионов играть надумали. Бросить бумаги в печку – и дело с концом.

– Очухался Бнатов, поди… – переживала она.

Но ее почему-то никто не слушал.

Втроем они пришли в баню. Степаныч обмакнул пакет в воду, вышел и бросил в снег. Мгновенно на нем образовалась снежная корка. Подержал немного. Вернулся в баню, еще раз опустил в воду и опять опустил в снег. И так несколько раз, пока пакет не превратился в ледяную белую глыбу.

– Теперь до весны может лежать, – говорил Степаныч. – Даже в снегу. На глазах у всех остальных…

– Действительно, – соглашались Царев и внучка.

– По одному уголовному делу такой способ проходил у меня… Конечно, не ноу-хау, но все же…

Степаныч размахнулся и бросил пакет в сугроб. Тот скрылся в пушистом снеге, словно его никогда и не было.

– Запомните, где лежит…

Конечно, никто не забудет.

– Придут к нам или нет? – то и дело спрашивала Надюха.

Ей чудился следователь с разорванным ухом. Он мог придти за ней в любую минуту.

– Ему не до нас. И не до тебя… – рассуждал Степаныч. – Первым делом полезет в сейф – дела смотреть. Обнаружит пропажу, после этого начнет думать. Напали, связали, заткнули пасть и так далее. Но и это еще не все. Думаю, для начала он займется ухом и только после этого пересчитает дела…

Они возвращались в дом, когда услышали звук телефона внутри. Саня метнулся вперед, схватил трубку.

– Да. Приветствую… – гудел он. – Пришлось выписаться. Приезжайте. Степаныч у меня… Ах, вот даже как?… Это даже интересно.

Он положил трубку и обернулся к Ефремову:

– Карманов уже в курсе: неизвестный тип объявлен в местный розыск. Якобы ворвался в служебное помещение и стукнул гирей в ухо одному следователю. Походит на японца.

– По всем приметам – это ты, Саня.

– Придумаем что-нибудь. Виноградов должен помочь…

Минут через двадцать Карманов с Виноградовым сидели у Царева в доме.

– Что-то слабо мы действуем, – возмущался Карманов. – Одни у нас пока что «примочки». Одного в лес на прогулку, другого гирькой по уху…

– Не бил я гирей!

– Надо было в лесу оставить. Привязать козла к дереву и уехать…

– Да разве же мы фашисты?

– Зато у нас теперь понятые! – воскликнул Степаныч, вынимая из кармана бумажку. – Вот их данные. По всему выходит – те еще черти. Здесь все сведения об этих личностях. Фамилии, адреса, телефоны. Чтобы развалить обвинение, начинать надо с них…

Карманов сразу же согласился с доводами Степаныча. Через понятых можно выйти и на другие дела.

– Обличье изменить ему надо, – напомнил Степаныч, взглянув на Царева. – С такой приметой заметут на первом же перекрестке. Худенький ты наш.

Виноградов раскрыл дипломат и принялся в нем копаться.

– Могу посоветовать это, – сказал он, вынимая пакет.

– Бабий шиньон, что ли? – ворчал Царев.

– Почти угадал… Но не совсем.

Евгений расправлял на столе «шпионские» принадлежности: кустистую бороду с усами. Затем вынул гигантские очки в массивной оправе.

Степаныч тут же ухватился за бороду и поспешил к Цареву.

– Примерь…

Однако тот замахал на него руками. Не будет он носить бороду. Что он? Карл Маркс, что ли?! Усы если только…

– Примерь хотя бы…

С внутренней стороны бутафорских усов сняли целлофановую предохранительную наклейку и быстро прижали Сане на верхнюю губу. Саня даже удивиться не успел. Взглянул на себя в зеркало и не смог узнать. На него смотрел неизвестный тип.

– На казака похож, на запорожского, – гордо проговорил Саня.

– На казака едва ли, а вот на Будду – это точно. Усатый Будда получился. Интересно, были у того усы? Кажется, нет… Очки примерь.

Виноградов раскрыл дужки.

Царев надел очки и вновь устремился к зеркалу. Неприступная личность получилась. Как минимум профессор каких-нибудь наук.

– Так и ходи теперь, Саня, – учили товарищи. Со стороны им было виднее.

– А соседям я что скажу?! – огрызался Царев.

– Не надо было гирькой бить… Надо было гантелью… – шутили Друзья.

– А дальше-то что? – негодовал Царев.

– Дальше все то же, – говорил Карманов, задумчиво глядя в список понятых, состоящий всего из двух фамилий.