Текст книги "Исповедь самоубийцы"

Девушка оглянулась, отыскала в полупустом зале человека, о котором говорил смуглолицый.

– Ну?

– Будьте добры, передайте ему вот этот конверт…

– А почему вы сами его не отдадите? – Машенька явно боялась взять в руки посторонний предмет.

Клиент усмехнулся.

– Видите ли, девушка, так получилось, что мы с ним поссорились, а я ему должен вернуть деньги. Да вы не бойтесь! Посмотрите сами…

Смуглолицый раскрыл клапан конверта. Там и в самом деле оказалась пухлая, тщательно упакованная пачка долларовых купюр. У Машеньки жадно вспыхнули глаза.

Уловив это, Сараби добавил:

– А это вам за труды, – и сунул ей в кармашек передника двдцатидолларовую бумажку.

Сунул – и тут же добавил с холодной усмешкой:

– Если, конечно, вам понадобятся деньги…

– Деньги всегда нужны, – проворковала Машенька.

Она взяла конверт.

– Вы так думаете? – спросил смуглолицый. – Впрочем, может быть, может быть…

Девушка одарила его улыбкой, которую, наверное, считала обворожительной и многообещающей.

И направилась к указанному человеку.

– Нельзя юродивых обижать, – пробормотал ей вслед Сараби. – Этого мне Аллах не простит.

Он поднялся и быстро, но без привлекающей внимание торопливости отошел к стойке гардероба.

Обернулся. В руках у него появилась крохотная коробочка.

Официантка протягивала конверт мужчине, о котором ей сказал Сараби. Тот машинально взял пакет…

Мужчина был слишком опытен, чтобы в его руках незнакомый предмет находился даже лишнее мгновение. Он его мог взять чисто механически, увлеченный беседой со своей спутницей. Но в следующий миг непременно бросил бы его.

Потому Сараби не стал ждать, пока официантка отойдет. Он просто нажал кнопочку.

Грохнул взрыв. Его дополнили звон рассыпающегося стекла, треск опрокидывающейся и ломающейся мебели, визг и крики людей…

Мужчину, которому передали начиненный взрывчаткой конверт, вместе с полукреолом, в котором он сидел, отшвырнуло к эстраде. Он ударился спиной о ее угол и словно переломился – руки, плечи и голова завалились на подиум, в то время как нижняя часть туловища осталась в прежнем положении. Его спутницу отбросило от стола в другую сторону, она веретеном прокатилась по полу и остановилась, лишь налетев на кадку с декоративной пальмой. Там она и замерла без движения, нелепо вывернув высоко оголившиеся ноги. Официантка же осталась стоять. Целое мгновение она молча глядела на свои руки, на которых не было обеих кистей. И только тогда зашлась истошным воплем.

Впрочем, смуглолицый этого всего уже не видел. Нажав кнопочку устройства, управляющегося радиовзрываетелем, он неторопливо вышел на улицу. Сел в припаркованную неподалеку машину. И неторопливо уехал.

* * *

Азиз-Колесов-договоренность

Примерно в это же время на допрос вызвали маститого преступного «авторитета» по кличке Азиз.

– Чего это в неурочное-то время? – проворчал он. – Или им за переработку начали приплачивать?

Рядом подобострастно хихикнул Васятка.

Впрочем, внесенным изменением в однообразную камерную жизнь Азиз был доволен. В конце концов, просидел он уже больше года, следствие по его делу топталось на месте, беспокоили «авторитета» не слишком часто. Так что редкие допросы с некоторых пор стали для него своеобразным развлечением.

Вызвал Азиза майор Колесов. Тот самый Александр Борисович Колесов, который только что примчался от Самойлова специально для этой встречи.

– Не надоело еще у нас сидеть-то? – грубовато, в лоб спросил он.

Такое начало мгновенно насторожило «пахана». Он набычился, огляделся. В кабинете они были только вдвоем, никто не корпел над протоколом. Было очевидно, что подобное отступление от процессуальных норм не могло не иметь какой-то цели.

– А что надо? – тоже в лоб спросил Азиз.

Александр Борисович закурил. Придвинул пачку с сигаретами поближе к подследственному.

– Надо, чтобы один из твоих сокамерников до утра не дожил.

Азиза такое вступление не слишком удивило. Какого-нибудь подобного предложения вполне можно было ожидать.

– Чем же он вам так не угодил? – ухмыльнулся Азиз.

– Разговорчивый чересчур, – обронил Александр Борисович. – Слишком много «поет».

– Вот как? – удивился Азиз. – Так вам же это должно быть только на руку.

– Тебе трудно судить, что и когда нам выгодно, – холодно заметил его собеседник. – Ты берешься или нет? А то я ведь и другого найду…

Такая перспектива Азиза не прельщала. Он небрежно передернул плечами.

– «Замочить» – не проблема. Одним жмуриком больше – какая разница? Только что я с этого буду иметь?

Вот тут-то Александр Борисович выбросил козырь, перед которым устоять было очень трудно.

– Ты сколько уже сидишь?

– Год и три месяца.

– Про освобождение отсидевших под следствием от полутора лет, конечно, знаешь?

Азиз напрягся. В такую удачу трудно было поверить.

– Конечно. Но у меня еще нет полутора… Неужели это возможно?

– В этом мире все возможно, – усмехнулся Александр Борисович. – Было бы обоюдное желание.

Он был доволен собой. Рыбка наживку заглотила, прочно сидит на крючке. Теперь только бы не сорвалась…

Преступник глядел на своего собеседника. В голове его стремительно прокручивались варианты возможного развития событий.

– А ты, случаем, не свистишь? – на «ты», в лоб спросил Азиз.

– Что за выражения, Азиз… – брезгливо поморщился Александр Борисович. – Не забывайся все-таки, где ты находишься и с кем разговариваешь!

– Да я-то как раз не забываю, – цинично ухмыльнулся «авторитет».

Пора было поставить его на место.

– Что ж, значит, не было разговора, – резко оборвал его Колесов. – Возвращайся-ка в камеру! – и сделал вид, что потянулся к кнопке.

– Но-но! – Азиз понял, что перегнул палку. – Не надо спешить. Я же согласен! Только хотел уточнить кое-что… Мне нужны какие-то гарантии…

– Это другое дело. А вот забываться никогда не следует, – наставительно сказал Александр Борисович. – А теперь скажи: какие тебе нужны гарантии? Ты даешь команду какой-нибудь «шестерке» «замочить» человечка, которого я укажу. Тебя самого в этот момент в камере не будет, то есть с тебя взятки гладки. Завтра ты выходишь под подписку. Что тебя еще интересует?

В гладком на первый взгляд плане Колесова опытный преступник тотчас же увидел слабое звено.

– А что будет с «шестеркой»? – спросил он.

Майор с деланным удивлением поднял брови.

– Тебя это очень волнует?

Азиз провел языком по сухим губам.

– Если кто узнает, что я сдал своего…

– Не бойся, все будет в полном ажуре.

Только теперь «авторитет» задал самый главный для себя вопрос:

– Ну а кто поручится, что вы и меня тоже потом не оформите в полном ажуре?

Колесов кивнул:

– Наконец-то, а то я уж думал, что ты так и не спросишь об этом. О «шестерке» своей он, видите ли, беспокоится… – сказал с сарказмом. – Как ты думаешь, если тебя потихоньку здесь удавят, ваши дознаются, по чьему это распоряжению сделано?

– Конечно, – высокомерно произнес Азиз. – За меня всех на уши поставят…

– Ну вот ты сам и ответил, – кивнул Александр Борисович. – Мы с тобой беседуем уже час. И вдруг ты скоропостижно отбрасываешь коньки… Что будет потом со мной?

Азиз усмехнулся самодовольно.

– Это точно – тебе после этого кранты… Так кого же надо отправить на тот свет?

– Новенького, – ответил майор. – Его как раз сейчас перевели в вашу камеру.

Преступник кивнул:

– Считай, что его уже нет.

– Ну а ты считай, что тебя уже выпустили, – в тон ответил Колесов.

Азиз довольно осклабился.

– Вызывай своих архаровцев, начальник!

…Когда за ним закрылась дверь, Александр Борисович криво ухмыльнулся. Сказал вполголоса:

– Дурак! Да кому ты нужен, ублюдок, чтобы кто-то взялся мстить за тебя! Совсем в камере отупел, от жизни отстал… Сейчас и не за таких, как ты, никто не мстит…

Прошелся по комнате, задумчиво потер ладонью морщинистый лоб.

– А впрочем, кто тебя знает… – снова проговорил вполголоса. – На всякий случай и в самом деле надо бы подстраховаться.

И тоже направился к двери.

Уже шагая длинным коридором, Колесов сказал про себя:

– Прости меня, Женя! Но только я не могу поступить иначе…

* * *

Азиз-Васятка

Громыхнув скрипучим засовом, охранник распахнул дверь. Азиз шагнул в камеру. В тесном пространстве народу было набито куда больше, чем то полагается по нормам. Случалось, даже спать приходилось по очереди – нар не хватало.

Впрочем, лично к Азизу это не относилось. Для него всегда местечко было обеспечено, причем в том углу, где воздух был посвежее – в той степени, конечно, насколько газовую смесь, образованную множеством тел, можно именовать воздухом.

Так и теперь, стоило Азизу переступить порог, раздался заискивающий голос:

– Азиз вернулся! – сквозь толпу протиснулся Васятка. – Пропустите…

Люди задвигались, пропуская «авторитета». К нему относились по-разному: одни с уважением, другие ненавидели, третьи пресмыкались, но все одинаково боялись. К этому Азиз относился равнодушно. А потому молча проследовал к своему месту.

На соседних нарах сидели двое его приближенных. Головорезы отпетые – личная охрана. Верили своему шефу, готовы были для него на все. Потому что знали – только авторитет Азиза сможет им гарантировать более или менее спокойную жизнь в «зоне». Даже если его выпустят, а их нет, они сумеют прибиться еще к кому-нибудь. А то и сам же Азиз их передаст кому-нибудь, слово замолвит. Верные люди ценятся всегда и везде.

– Что-нибудь новое? – льстиво заглядывал в глаза Васятка, протягивая Азизу кружку крепкого чая.

Азиз не ответил. Это его дело – что и кому сообщать, а кому нет. Потому он молча отхлебнул чаю, спокойно обвел взглядом свое «хозяйство».

– Что тут у нас, пока меня не было? – спросил с деланым равнодушием.

Услышал в ответ именно то, что и ожидал услышать.

– Новенького к нам в камеру привели, – зачастил Васятка, довольный тем, что может сообщить Азизу нечто действительно заслуживающее внимание. – И сразу после вас на допрос Мокреца вызывали.

– Что за новенький? – подобный вопрос был вполне закономерен.

– Пока не знаю. Пришел, в угол забился и молчит.

– Пощупать пробовали?

– Пробовали. Молчит. Даже имени не сказал. Ну ничего, ночью с ним разберемся, что за гусь, – сквозь зубы процедил один из телохранителей.

Азиз ничего не ответил. После паузы спросил:

– А кто такой Мокрец?

– Семьдесят шестая, – тут же отрапортовал Васятка номер статьи, которую «шьют» подследственному. – Сидит третий месяц, на допросы вызывают регулярно, похоже, он не «колется». Как-то его избитым с допроса привели…

Расклад становился ясным. Пора было браться за дело.

– Васятка, – едва ли не впервые Азиз обратился к своему «шестерке» ласково и по-доброму. – Тебе сегодня есть персональное задание.

Много ли надо человеку для счастья! Достаточно лишь поверить в то, о чем мечтаешь в глубине души.

Любая «шестерка», самая распоследняя из распоследних, мечтает о том, что в конце концов выйдет хотя бы в «валеты». Не понимает она, бедняжка, что «шестерка» – это не должность и не звание, что это натура, характер, судьба…

Васятка расценил слова шефа именно так, как тому и хотелось: что ему дают задание с целью повысить его воровской статус.

Между тем Азиз повернулся к своим архаровцам.

– Заточку! – велел он.

Те переглянулись. Отдавать личное оружие не полагалось кому бы то ни было.

– Ну! – прикрыл глаза Азиз.

Поколебавшись, один из телохранителей извлек откуда-то остро отточенный кусок арматуры. Отдал его боссу, стараясь при этом, чтобы металлический пруток не попал на глаза никому постороннему. Азиз тоже взял его незаметно.

– Сегодня же вечером «замочишь» новенького, – негромко сказал Васятке авторитет.

Васятка ошеломленно молчал. Причем поразило его в большей степени именно спокойствие, с которым были произнесены эти слова.

– Ч-что? – растерянно переспросил он.

– У тебя уши заложило? – осведомился Азиз. – Я же тебе ясно сказал: сегодня же «замочишь» новенького.

Только теперь Васятка осознал весь ужас положения, в котором оказался.

– Но я… Но я не умею…

Азиз опять прикрыл глаза, обронил небрежно:

– Вот и научишься.

Он знал, что делал. Он просчитал развитие ситуации до мелочей. Сколько уже таких вот дураков промелькнуло рядом с ним. Каждый из них считает себя индивидуальностью, личностью – а все одинаковые, как металлические монеты одинакового номинала.

Он все предвидел. А потому ему было скучно.

Сейчас должен подать голос кто-нибудь из телохранителей…

– Азиз, так ты нам только скажи – мы сами все сделаем тихо и аккуратно, – с обидой в голосе проговорил телохранитель. – Ты же нас знаешь.

«Авторитет» повернул в его сторону голову. Отвечать он не обязан. Но в данном случае снизошел до подручного.

– Надо же и Васятке когда-нибудь начинать учиться, – пояснил телохранителю.

И снова произошло то, что предвидел Азиз.

– Ну а если я найду в камере, кто это сделает? – с надеждой спросил Васятка. – Он сделает, а мы останемся в стороне.

Азиз тяжело и долго глядел на него. Потом пожал плечами, опуская на глаза морщинистые веки.

– Как знаешь, Васятка. – И добавил слегка разочарованно – Хочешь из тебя человека сделать, да, видно, тебе этого не надо…

Васятка исчез. Какое-то время в углу, где разместился Азиз со своей свитой, висела тишина. Тишина, понятно, относительная – в камере гул стоял неумолчный.

– Шеф, тебе с бугра, конечно, виднее, – осторожно, чтобы не нарваться на неприятность, проговорил телохранитель, – но только напрасно ты в такие вещи Васятку посвящаешь. Не тот это человек.

Азиз приподнял веки. Скосился в сторону говорившего.

– И почему же это?

Ободренный вопросом, тот завершил свою мысль:

– Его же чуть прижми – и он все выложит, всех сдаст. И тебя в том числе.

Азиз сделал вид, что призадумался.

Потом обронил:

– Н-да, для всех было бы неприятно, если бы Васятка начал «петь»… Как ты думаешь?

Он кольнул взглядом спрашивавшего телохранителя. И умолк. Главное было сказано. Остальное случится само собой, без его участия.

«САРАБИ, СЫН НУXА»

Сараби-гостиница-Анастасия

…В гостинице, в фойе, Сараби сразу обратил внимание на молоденькую девушку, которая плакала навзрыд, сидя на диванчике. Быть может, он и не стал бы к ней подходить специально, да только к лестнице можно было пройти обязательно мимо нее.

– Чего это она? – спросил киллер у портье, принимая у него ключи.

– А кто ж ее знает? – зевнул тот. – Тут такого вечно насмотришься… Поплачет, да и уйдет. Если не подберет кто-нибудь.

Сараби был сегодня настроен благодушно.

– О чем плачет ребенок? – спросил он, широко улыбаясь, остановившись возле девушки.

Та вскинула на него огромные глазищи. Глядела доверчиво, умоляюще… Киллер почувствовал, что у него как будто в душе что-то дрогнуло. Ему вдруг захотелось приласкать ее. И едва он представил, что ее можно приласкать, захотелось… Захотелось не просто так приласкать, а покрепче, пожарче.

– Так что случилось?

Сараби сам почувствовал, что у него голос стал мягче и ласковее. Искреннее.

– У меня денег нет, – сквозь слезы, жалобно сообщила девушка.

Киллер еще искреннее рассмеялся.

– И это повод для слез? – осведомился он. – Эх ты, дитя дитем… Деньги для того и существуют, чтобы их зарабатывать, а потом тратить… Пошли со мной!

Девушка испуганно отпрянула:

– Нет-нет, что вы! Я не пойду… Так нельзя, с посторонними…

Это удивило по-настоящему. Она что же, девушка еще, что ли? Неужто в наше время еще есть такие? По мнению Сараби, нынешние девочки уже сразу без этого своего достояния рождаются… Разве что где в провинции какие-нибудь реликты еще встречаются.

Киллер присел рядом с ней.

– Да ты не бойся, – положил он свою огромную ручищу на ее тощую коленку. – Что случилось-то?

Девушка этого его жеста будто не заметила. Тяжело вздохнула, заговорила жалобно, доверчиво поглядывая на мужчину.

– Я только сегодня в Москву приехала. В поезде ехала с парнем, приятный такой, вежливый… Он обещал помочь мне устроиться…

– А потом взял у тебя деньги и документы и исчез, – закончил Сараби.

– Да, – удивленно вытаращилась на него девушка. – А откуда вы знаете?

Киллер от души рассмеялся.

– Эх ты, глупенькая! Да эти «кидалы» специально на таких наивных дурочек, как ты, охотятся… Скажи спасибо, что для тебя еще все так хорошо закончилось… Тебя как зовут-то, ребенок?

Собеседница потупила глазки. Сидела словно школьница-отличница, скромно теребила подол коротенького платьица.

– Анастасия.

– Так вот, Анастасия, мы сейчас пойдем ко мне… Да ты не вздрагивай так, глупышка! Пойдем ко мне…

Девушка смотрела на него исподлобья.

– А вы меня не обидете? – тихо спросила у мужчины.

О Аллах! Надо же иметь такую наивность!

– Не обижу!

Сараби сказал это так искренне, что даже сам поверил.

– Ты у меня переночуешь, а утром мы с тобой что-нибудь придумаем. Договорились?

Они поднялись с дивана. Анастасия робко протянула ему ладошку. Киллер, нынешним вечером изуродовавший сверхмощной взрывчаткой руки другой девушки, был растроган.

А от стойки им вслед понимающе глядел портье.

Часть третья

За спиной чуть слышно скрипнула дверь.

«Опять, наверное, жена, – с неожиданной досадой оторвался я от рукописи. – И чего ей сегодня не спится?»

Однако это пришел кот. Наш огромный, пушистый, черный как смоль Жулик. Подошел поближе, уселся и уставился своими огромными желтыми глазищами на меня. Это он определяет, собираюсь я идти на кухню или нет. Если пойду – значит, и ему что-нибудь перепадет…

На кухню идти я не собирался. Чтение меня увлекло. Разве что кофейку поставить…

Поднялся-таки, потащился на кухню. Жулик шел рядом, жадно урчал, норовил потереться о ноги. Он у нас только тогда и бывает ласковым, когда знает, что ему дадут что-нибудь съедобное.

…Итак, Виолетта добровольно сунула голову в подобную историю. На нее это вполне похоже. Вот только где она сейчас? Наверное, спихнув на меня рукопись, сама слиняла куда-нибудь грехи с себя смывать. С нее станется. Вернется – а она с равной вероятностью могла бы сейчас находиться как где-нибудь в Сочи или даже в Эмиратах, так и в Салехарде или у тибетских монахов – и потом станет рассказывать об ужасах, которые ей довелось пережить в период, когда она была летописцем мафии. О, кстати, чем не заголовок для ее книжки: «Я была летописцем мафии»? Ее этот «Наследник Герострата» – совсем не то; нынешнему рынку заголовки покруче нужны.

Котяра извелся в своем отчаянном урчании и жалобном мяуканье.

– Да погоди, не умирай, – проворчал я. – Сейчас дам тебе что-нибудь.

Достал из холодильника кусок сырой печенки, бросил ее в кошачью мисочку. Жулик на это не отреагировал, продолжал тереться о мои ноги. Это у него как ритуал – авансом выпрашивает себе еще что-нибудь.

– Ну ты хам, – привычно проворчал я.

Чайник закипел. Я всыпал в свою огромную чашку ложку любимого гранулированного «Нескафе», залил шипящей водой. Достал из холодильника бутылку коньяка, налил немного в кофе. Заглянул в морозилку. Там коченели несколько куриных окорочков. Почему-то при виде этих заиндевевших кусочков мертвой плоти меня передернуло. Ведь когда-то и я буду вот так же лежать в холодильной камере морга. Жуть! Одно утешает: вера в то, что к тому времени душа моя уже промчится по темному тоннелю и ей будет тепло и уютно. Впрочем, еще неизвестно, что оно мне присудит, то неведомое Светило, которое станет разбирать мою жизнь на этой земле. От него люди еще назад возвращались. Но что находится за Чертой… Нам этого знать не дано.

Вот той же Виолетте ее поход за приключениями как должен быть зачтен?

Чего, впрочем, гадать? Надо сначала хотя бы рукопись дочитать.

Я захватил свою любимую пол-литровую горячую «бадейку» и опять побрел в кабинет. За спиной раздавалось смачное чавканье – поняв, что больше ничего выклянчить не удастся, кот принялся за свой завтрак.

1

На следующее утро я проснулась рано. Немного полежала, вспоминая прошедший день.

Дверь открылась. На пороге стояла Василина.

– Доброе утро, Виолетта Сергеевна, – приветливо и все так же сочувственно сказала она.

– Доброе утро, – я постаралась сказать эти дежурные слова тоже как можно ласковее.

В конце концов, похоже, здесь только эта немолодая уже женщина – единственный человек, который, как мне тогда казалось, относится ко мне с искренней приветливостью.

– Пора вставать. Ровно через сорок минут будет подан завтрак.

Против завтрака я ничего не имела. Меня страшило то, что произойдет после завтрака. Однако надо было вставать – хотя бы уже потому, что все намеченное Вячеславом Михайловичем все равно произойдет, независимо от того, буду ли я тому свидетелем.

Но я напишу, господин Самойлов, я все напишу! – словно утреннюю молитву повторила я про себя.

– Встаю, Василинка, встаю, милая.

Единственное, что в тот момент не давало мне покоя, – это постоянное сочувствие, сквозившее в глазах горничной. Неужто она знает о том, что меня ждет нечто такое, что мне можно посочувствовать? Или это просто чувство пожилой женщины, которая видит, что молоденькая дура вляпалась в сомнительную историю? Кто ее знает. Во всяком случае, слуги, насколько можно ориентироваться на примеры из литературы и кино, как правило, знают куда больше, чем того желают их хозяева…

Впрочем, спрашивать у нее что-нибудь все равно бесполезно. Тем более, она сама ведь сказала, что все в доме прослушивается.

Погоди! – сказала я сама себе. Но если прослушивается, значит, может и просматриваться скрытыми камерами!

Я невольно прикрыла руками груди и встревоженно огляделась. И тут же поняла, что это бесполезно – при современной технике спрятать камеру, наверное, не составляет никакого труда.

Наброски будущей книги

«ПЕРВОЕ САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ ДЕЛО»

Самойлов-Кушка-Ашхабад

…Кушка оказался совсем небольшим городком, где военных было куда больше, чем местных жителей. Впрочем, наверное, правильнее было бы сказать иначе: это был большой военный городок с небольшим числом местных жителей, работающих на военных.

Вячеслав, как и было заранее оговорено, первым делом отправился в кафе, которому офицеры-остряки еще до революции присвоили название «Арктика». Здесь, где все друг друга знают, нужно было быть особо осторожным, чтобы любые контакты выглядели как можно более случайными и естественными.

В «Арктике» сидеть пришлось недолго. Кафе располагалось рядом со штабом дивизии, потому со спиртным там была «напряженка», а значит, и посетителей было немного. На сидевшего и с аппетитом обедающего Вячеслава поглядывали с любопытством, но никто не беспокоил.

А потом вдруг подошел кто-то, облаченный в полевую форму, но без знаков различия.

– Вы кого-нибудь ищете? – спросил незнакомец. – Вам помощь не нужна?

– Нет, спасибо, – спокойно ответил Вячеслав. – Все в порядке.

В самом деле, не он, а его уже нашли, о чем таким образом и известили.

– Ну тогда извините…

– Ничего, спасибо.

Значит, закладка уже произведена. Можно двигаться обратно.

Поезд на Ашхабад отправлялся в шестнадцать с копейками.

Вячеслав появился на вокзале перед самым его отправлением. Благо, тут можно было не опасаться опоздать – с любого, самого дальнего конца городка добраться до вокзала минут пятнадцать. Самойлов прошел в кассовый зал, совмещенный, как то водится на таких станциях, с залом ожидания. Ячейки камер хранения почти все были открыты – кто тут станет хранить хоть что-нибудь, в самом деле!

Шурави спокойно прошел к ячейке номер двенадцать. Она, как то и должно было быть, оказалась запертой. Курьер быстро набрал заранее оговоренный номер. Дверца щелкнула. Вячеслав опустил в щель пятнадцатикопеечную монету. Дверца распахнулась. Там стоял чемодан. Именно такой, в котором удобнее всего перевозить запрещенные грузы. Чемодан был абсолютно обычным – в меру потрепанным, в меру добротным. Таких по дорогам кочует – «мульены». Как тут за каждым уследишь.

Это был самый опасный момент, понимал Вячеслав. Потому что сейчас от него абсолютно ничего не зависит. Он коснется ручки – и после этого никак не сможет откреститься от содержимого.

Однако ничего не произошло. Он спокойно взял чемодан и вышел на перрон.

Наутро Вячеслав был уже в столице Туркмении.

…В Ашхабаде Самойлов оказался впервые. И был приятно поражен прелестью этого небольшого городка. Впрочем, тут можно было бы не удивляться – самой столице Туркменистана всего-то чуть больше ста лет, хотя совсем рядом находятся развалины древней Нисы, этой резиденции парфянских царей… А город – красивый. Всюду зелень, пышные широколистные маклюры с их твердыми тяжелыми плодами, улицы не такие широкие, как, скажем, в Ташкенте, соответственно и не такие раскаленные. Вдоль каждой улочки с обеих сторон струятся арыки. Рядом с вокзалом – густой тенистый парк, который на местном жаргоне именовали Первым, с множеством современных аттракционов… Люди, как бы ни были одеты – по современно-восточному или архаично-азиатски – благожелательны…

Таким образом, когда Самойлов вошел в свое купе, он уже порядком устал, набродившись по городу. Он небрежно сунул драгоценный чемодан под полку и, не раздеваясь, развалился на наброшенном поверх матраса одеяле. Больше всего он сейчас боялся, что в купе появится какая-нибудь старушка и начнет приставать с просьбой уступить ей нижнюю полку. Уступать он не собирался, а потому в случае отказа неминуемо возник бы скандал. Путешествующих бабулек хлебом не корми – но дай поскандалить. Сколько уже времени говорят о том, чтобы установить разные цены на нижние и верхние места, тогда и сам предмет спора исчезнет: хочешь ехать нормально – плати больше и пользуйся благами цивилизации, и никто тебя не сможет за это осудить.

Однако ему повезло. В купе вошел только один молодой парень. Он хмуро что-то буркнул, быстренько выпил бутылку пива, забрался на верхнюю полку, недолго повозился там и вскоре громко захрапел.

Это Вячеслава вполне устраивало. Как только вагон дернулся и мимо окна поползли станционные строения, он повернул запор двери, поерзал на полке, устраиваясь поудобнее, и почувствовал, как погружается в сон, несмотря на звуки, издаваемые носоглоткой соседа.

Впереди было длительное, почти суточное путешествие. И не дано было знать начинающему мафиози Вячеславу Самойлову, по прозвищу Шурави, чем оно для него закончится.

«ПЕРВОЕ ДЕЛО МАФИОЗИ»

Самойлов-поезд-нападение

Что разбудило Вячеслава, он и не сказал бы. В самом деле, что будит мать, когда ребенок вдруг повернется в своей кроватке не так, как обычно, а в том случае, если младенца что-то беспокоит? Что заставляет встрепенуться задремавшего на посту часового – если, конечно, он успевает проснуться?.. Только одно: подсознательное ощущение, что что-то в окружающем мире изменилось.

Шурави не дернулся, не спросил всполошенно «Что случилось?»… Он только напружинился, да слегка приподнял веки, чтобы блеском глаз не выдать то, что он уже проснулся.

Самойлов проснулся вовремя. Дверь в купе аккуратно, почти бесшумно отъезжала в сторону. В полумраке ночного коридора были видны фигуры.

– Который? – прошелестел оттуда голос.

Другой ответил что-то нечленораздельное.

– Ну а кто же должен это знать? – раздраженно прошипел первый.

В купе тихо вдвинулись, один за другим, трое. Аккуратно, опять без стука или скрипа, прикрыли дверь. Им тесно всем вместе, отметил про себя Вячеслав, и это хорошо. Но их, как ни говори, трое, а с тремя и в тесноте не особенно-то «помахаешься».

– Берем нижнего, – опять донесся шелест.

Все! Нижний – это он, Вячеслав. Это его будут сейчас брать. А значит, последней отсрочки, последнего шанса на то, что пронесет, не осталось.

Надо было действовать.

Шурави мгновенно подобрался, прижал колени к животу и изо всех сил, пружиной, разогнулся, врубив ступнями в живот ближайшего человека. Тот вскрикнул негромко, взмахнув руками, повалился на стоявших за его спиной.

Воспользовавшись мгновенной заминкой, Вячеслав рванул из-под мышки пистолет с глушителем, сбросил «флажок» предохранителя и несколько раз подряд нажал спусковой крючок, целясь в копошащийся перед ним клубок тел.

Кто-то коротко хакнул и со свистом выдохнул – так умирают те, кто получил пулю в сердце. Второй было громко вскрикнул, но тут же захлебнулся булькающими звуками; он так и булькал потом простреленными легкими.

А третий, пытаясь выбраться из-под навалившихся на него, как-то очень жалобно и буднично проскулил:

– Ну хватит, слышишь, не стреляй…

На верхней полке над Самойловым умолкло сопение.

– Что там у нас происходит? – послышался оттуда встревоженный голос.

– Да вот влез кто-то, – отозвался Вячеслав. – Свет включи-ка.

Было слышно, как попутчик повозился, щелкнул тумблером и сверху слабенько заструился свет ночника.

Открывшаяся картина была ужасна. Человека, которого Вячеслав ударил ногами, отбросило назад, от этого он ударился головой об опущенную верхнюю полку и только после этого повалился, со сломанной шеей, на компаньона, который стоял сзади. Они оба и приняли в себя всю порцию пуль, которые всадил в нападавших Вячеслав. И они же повалили своими телами третьего подельщика, который не мог сейчас дотянуться до ручки двери, чтобы рвануть ее в сторону и попытаться выбраться в коридор.

– Дела… – донеслось с верхней полки непонятное. – Наворотили… твою мать!

Вячеслав и в самом деле растерялся. Что ж теперь делать-то? Трупы в купе – от них не избавишься. Да и свидетель наверху…

– Ты только в меня не вздумай пальнуть! – словно услышав его мысли, сказал сосед сверху.

Между тем уцелевший нападавший уселся на полу, со страхом глядя на пистолет в руке Шурави.

– Не стреляй!..

– А что ж нам с тобой делать?

Это сказал не Самойлов. Это произнес сосед сверху.

Так, все ясно, – мгновенно сообразил Вячеслав. Этот парень должен был его контролировать и страховать. Вернее, наоборот: страховать и контролировать. Что ж, в этом есть резон. Хотя об этом нужно будет потом подумать.

В дверь купе резко постучали.

– Что там у вас произошло? – раздался голос.

– Да этот придурок с верхней полки упал, – спокойно отозвался сосед сверху. – Как еще не разбился, херило пьяное…

– Пикнешь – пристрелю! – одними губами прошипел Вячеслав третьему нападавшему.

Тот с нарастающим ужасом переводил глаза с него на ствол пистолета, на человека, лежавшего на верхней полке и которого Шурави видеть не мог, на ручку двери, которая дергалась, но не открывалась…

– Откройте купе! – между тем донеслось из коридора. – Слышите?

И тут сидевший на полу не выдержал. Он вдруг заорал диким голосом, в котором лишь с трудом угадывалась человеческая членораздельная речь.

– Выпустите меня отсюда! – заверещал он. – Они меня убьют!..

Он еще не успел закончить эти слова, когда залпом хлопнули два выстрела – одновременно курки спустили Вячеслав и страховщик. С такого расстояния промахнуться просто невозможно. А тут стреляли мастера…

Из коридора послышались крики, топот ног, чьи-то распоряжения.