Текст книги "Страшный сон. Сборник рассказов"

Страшный сон
Сборник рассказов
Николай Сташков

© Николай Сташков, 2017

ISBN 978-5-4485-0661-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Страшный сон

Размышления о превратностях бытия половину ночи не давали уснуть. Когда Морфей всё же захватил меня в свои объятия, перед глазами поплыли страшные картины. Началось с того, что весь народ страны поддался на уговоры власти, учёных и врачей о необходимости беречь своё здоровье. Наяву такое немыслимо, а во сне, пожалуйста – все люди в стране в один день бросили курить и пить алкогольные напитки. Первыми почувствовали что-то неладное работники розничной и оптовой торговли. Потенциальные покупатели стали проходить мимо торговых точек, поэтому у продавцов иссяк финансовый поток. Нечем стало платить аренду, налоги и зарплату. Торговые предприятия пришлось закрыть. Немного более продержались производители, у них выше запас прочности. Но и они тоже были вынуждены остановить работу предприятий. Прекратились и финансовые ручьи от акцизов и налогов, текущие в государственный бюджет. Стали бессмысленными антитабачная и антиалкогольная кампании, которые позволяли взвинчивать акцизы, то есть цены. Пришлось в срочном порядке сокращать государственные расходы, в первую очередь социальные. Сократились не только финансовые потоки в государственный бюджет, но и доходы всего народа. Начал впереди маячить день народного гнева. Государственная дума приняла новые законы, которые курить и пить разрешали всегда и везде. Властителям дум власть предложила на телеэкранах находиться в дыму сигар и с бокалом в руке. Учёные и врачи во всех средствах информации стали доказывать, что табак и спиртные напитки полезны человеческому организму, они там что-то корректируют, дополняют и исправляют. Проповедники куреня и употребления спиртных напитков ссылаются на статистические данные и проводимые исследования. Проснулся я в холодном поту.

Боливар двоих не вынесет

Стеклянная дверь супермаркета раздвинулась и выпустила двоих мужчин лет тридцати пяти в тяжёлых армейских ботинках, пятнистых штанах и куртках. Они друг за другом направляются к бронированному инкассаторскому автомобилю, ожидающему их не далее пятнадцати метров от здания супермаркета. Передний инкассатор несёт пухлый банковский мешок. Магазин не страдает от недостатка покупателей, ручей наличных денег течёт в его закрома. После закрытия дверей для покупателей, деньги пересчитываются, пакуются в банковский мешок и службой инкассации перевозятся в банк. Недалеко от инкассаторской машины, на зелёной лужайке лежит человек в грязной одежде и с всклокоченными волосами. Он очень походит на спящего бездомного, поэтому инкассаторы на него не обращают никакого внимания. Когда банковский мешок оказался с ним рядом, спящий резко вскочил и выхватил его из рук инкассатора. В ту же секунду рядом останавливается легковушка с открытой дверкой. Бездомный с сумкой впрыгнул в неё, и машина, взревев мотором, прыгнула вперёд и резво набрала скорость. Инкассаторы не ожидали от грязного, старого бездомного подобной прыти. После шока, который длился две, может три секунды, они влетели в машину, сообщили в милицию о происшедшем, и ринулись преследовать грабителей, машина которых к этому времени неслась на максимальной скорости. За её рулём молодой человек двадцати восьми лет, одетый в тёмный костюм, белую рубашку и чёрный галстук с мелкой белой крапинкой. Толстые, как проволока, волосы коротко пострижены. Его зовут Пётр Петрович Слонов, в криминальном мире его называют Слоном, что совсем не соответствует внешнему виду. Он не толстяк и не великан, его рост немного меньше среднего. Он абсолютно спокоен и выдержан, внимательно следит за дорожной обстановкой, и выжимает из машины все её возможности. Их преследуют пять милицейских машин, и инкассаторский броневик. Слон уверен в своей неуязвимости, он тщательно готовил ограбление, несколько раз с секундомером в руке проехал по этому маршруту, хорошо изучил его и знает здесь каждый поворот и каждую, даже небольшую, выемку. На участке загородной трассы, на правом повороте дороги машина грабителей уходит из поля зрения преследователей. Слон заранее предусмотрел место съезда с трассы в лесные заросли. Здесь каменная насыпь, на которой не остаются следы шин, и совсем рядом с дорогой низко нависают ветви деревьев, закрывающие обзор лесной полосы. Слон остановил машину и заглушил двигатель. Грабители слышали, как мимо пронеслись, не снижая скорости, машины преследователей. Слон вышел из машины.

– Приехали. Выходи, Косой. Здесь, не далеко спрятана другая машина, поедем на ней, никто нас останавливать не должен.

– Слон, ну ты и голова, профессор. Да что там профессор? Академик. Так хорошо всё придумал. Мы теперь богачи, смотри, какой толстый и тяжёлый мешок, в нём бабла видимо-невидимо.

Из машины вылез второй грабитель, изображавший бездомного, высокий и кряжистый детина, руки которого похожи размером на совковую лопату. Природа его физической мощью и размером мускулов не обделила, зато недодала умственных способностей. Один его глаз слегка косит, поэтому в криминальном мире его зовут Косым. Сейчас он хромает на правую ногу, и из неё сочится кровь.

– Тебя что, пуля задела? Я вроде выстрелов не слышал.

– Задела, проклятая. Я мешок вырвал, охранник выстрелил, я думаю непроизвольно, от неожиданности.

– Посиди, Косой, у дерева, отдохни. Как жаль, что пуля тебя задела.

Слон стал ходить у дерева взад и вперёд. На его лбу собрались морщинки.

– Конечно, жаль. Но рана не большая, слегка побаливает, и я могу идти до машины.

– Ты не представляешь, как мне жаль, что ты ранен. Ты истекаешь кровью, тебе нужен врач, а нам к нему нельзя, нас там сразу повяжут. Да, мне очень жаль, что тебя ранили. Боливар двоих не вынесет.

– О чём ты говоришь? Какой ещё Боливар? Пойдём быстрее к другой машине и поедем, я где-нибудь отлежусь, на мне всё зарастает быстро, как на собаке.

– У тебя, Косой, за спиной только начальная школа?

– Да, дальше не пришлось учиться, да я и не жалею, учиться мне совсем не хотелось.

– Да, мне очень жаль, что ты ранен. Ты не читал никогда книг, и не знаешь ничего о Боливаре, который везти двоих на своей спине, по мнению его хозяина, был не способен. Сейчас подобная ситуация, нам вдвоём отсюда не уйти. Кому-то придётся остаться. Я молодой, здоровый, умный, закончил философский факультет, мог бы стать учёным, доктором философии. Мне нельзя здесь оставаться. Значит, останешься ты. У тебя из раны течёт кровь, скоро ты ослабнешь от её потери, и не сможешь самостоятельно идти. Кроме того, человек в крови возбуждает интерес и становится лёгкой добычей ментов. Мне очень жаль, что пуля тебя настигла.

– Ты что, Слон, хочешь меня бросить? Я сейчас сделаю повязку, и кровь будет не видна. Ходить я могу долго, я сильный. Мы с тобой всегда хорошо справлялись с твоими задумками.

Косой повернулся к напарнику, и увидел направленный в лицо ствол пистолета с глушителем. Пистолет плюнул свинцом в голову Косого. Огромное тело обмякло, и растянулось на земле около кудрявой зелёной берёзы, радующейся тёплому дню и ласковому солнцу.

Прошло десять лет. Город Озерогорск. Он расположен на невысокой холмистой местности невдалеке от горной гряды, граничащей с озером, в котором водится видимо-невидимо рыбы разных пород, размером от мелочи, с палец руки человека, до двухметровых великанов. Летом водная гладь озера пестрит лодками рыбаков, зимой на льду множество их палаток. Создаётся впечатление, что горожане и жители предместий задались целью выловить всю рыбу, но наличие богатой водной флоры все их усилия сводит на нет.

В десяти или пятнадцати километрах от города, на берегу озера, невдалеке от горной гряды, на большом, не менее пяти гектаров, участке земли выстроен трёхэтажный особняк, окружённый четырёхметровым каменным забором. Вблизи забор выглядит, как великая китайская стена. Размером, наружной и внутренней отделкой особняк напоминает замок средневекового вельможи: князя, графа или герцога. В нём проживает заслуженный гражданин Озерогорска, крупный бизнесмен Пётр Петрович Слонов. В роскошном фешенебельном кабинете он принимает отчёт своего секретаря Ивана Похлёбкина.

– Доходы компании сократились, почему?

– Компания работает в десяти городах, доходы растут везде, кроме нашего города. Здесь резко выросла арендная плата, как за земельные участки, так и за арендованные строения. Нас пытаются выжить из города.

– Кто?

– Все решения исходят из администрации по указанию Филимона Акиньшина.

– Он от нас получает деньги?

– От последнего платежа отказался, говорит, что не будет брать взяток.

– Его кто-то перекупил?

– Я точно не могу сказать. Ходят слухи, что объявился какой-то москвич, пытается прибрать город к рукам.

– Хорошо, иди. Найди Фёдора, пусть срочно зайдёт.

Пётр Слонов углубился в размышления. Какой-то москвич, неведомо откуда взявшийся, пытается оттереть его, Петра Петровича Слонова, на второе, или какое-то иное место, отобрать город, который Пётр Петрович считает своей вотчиной.

– Ты звал меня, Пётр Петрович?

– Да, звал. Кто-то задумал выжить меня из города. Что ты знаешь об этом?

– Илларион Карпов, московский деятель, у него есть связи в высших властных структурах, бросил взгляд на Озерогорск, хочет прибрать его к рукам. Похоже, с мэром он уже договорился, купил его с потрохами.

– Реши вопрос с мэром, подумай о москвиче.

Через четыре дня Пётр Петрович увидел на экране телевизора программу местного телеканала, где было сказано, что вертолёт, на котором летел Филимон Калистратович Акиньшин с сопровождающими его лицами, затерялся на бескрайних таёжных просторах. Второй день идут его поиски, пока безрезультатные.

– Правильно было сказано, что Боливар двоих не вынесет. Теперь нужно подумать о новом мэре. Безвластие негативно сказывается на доходах.

Пётр Петрович плеснул в бокал коньяк и затянулся дымом любимой сигары.

Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем

Иван Иванович и Иван Никифорович познакомились в далёкой юности, когда осваивали профессию токаря в профессионально-техническом училище. Тогда они были только Иванами, отчества друг друга не знали и не пытались узнавать. Они были очень разными, имели больше отличий, чем ворона и кукушка. Иван Иванович высокий ростом, почти сто восемьдесят сантиметров, астенического телосложения, с густой копной чёрных волос. Любил носить чёрный костюм, который висел на нём, как на вешалке. Он малоразговорчивый, знает много стихов, интересуется философией. Иван Никифорович немного больше ста шестидесяти сантиметров, пухленький, его редкие волосы цвета льна выглядят на голове, как пух на ощипанной курице. Он очень подвижный, больше двух-трёх минут усидеть на месте для него большая проблема. Его круглое, подвижное лицо с богатой мимикой освещает богатую чувственную сферу. Он почти никогда не молчит, сыплет шутками, прибаутками, рассказывает смешные житейские случаи, которые, скорее всего, придумывает сам. Анекдоты сыплются из него как из рога изобилия, как горох из рваного мешка. От них щёки девушек в их компании пунцовеют, девушки скромно опускают глаза долу. Никто не понимает, как такие разные люди могли подружиться, стать неразлучными друзьями. Они всегда и во всём в состоянии соперничества друг с другом. Стоит на их горизонте появиться хорошенькой девушке, они оба начинают обхаживать её. Один завлекает глубокомысленным молчанием, стихами и мудростью мыслителей всех времён и народов. Второй старается обаять девушку танцами, шутками и задорным смехом. Однажды Иван Никифорович увидел в глазах друга, когда он смотрел на предмет очередного их соперничества, нечто новое, ранее никогда не виданное. Он дурашливо пропел: – Пойду я домой, таков закон, третий должен уйти.

На свадьбе Ивана Ивановича выпито море вина, звенели бокалы, звучали тосты, поздравления. Вскоре женился и Иван Никифорович. Он выбрал жену под свою стать, маленькую, пухленькую и смешливую. Неразлучную пару коллеги по работе, соседи и прочие знакомые называли «Два Ивана», а каждого в отдельности, «Иван большой» и «Иван маленький». Друзья благополучно пережили «Перестройку», только спиртного стали употреблять намного больше. Если раньше они выпивали не больше четырёх бутылок вина за месяц, при талонной системе государственные мужи отвели им восемь бутылок в месяц, и не вина, а водки. Логика очень проста, если есть талоны, нужно их отоваривать, и не выливать же в канализацию. Пришли грозные времена тотального ограбления страны, по её необъятным просторам зашагала криминальная война. В её чреве сгинул единственный сын Ивана Ивановича, затем тихо отошла в мир иной жена. Он совсем осунулся, сгорбился, стал похож на скелет, обтянутый кожей. Его глаза потеряли живой блеск, взгляд стал безжизненный и бессмысленный. Два Ивана не встречались несколько лет, в суровой борьбе за кусок хлеба насущного, было не до того. Случайная встреча произошла тихо, не было бурной радости, восклицаний, похлопываний друг друга. Иван Никифорович тоже изрядно изменился, превратился в маленького старичка с отвисшими щеками, заросшими многодневной щетиной. Он взглянул в безжизненные глаза друга, и решил тряхнуть стариной.

– Зайдём ко мне, угощу тебя «Горбачёвкой».

Из мыслей Ивана Ивановича давно ушли стихи и философские мудрости. Его мучила лишь одна мысль, как найти спиртное. От выпитого всегда становилось немного легче дышать. Иван Никифорович открыл дверь, впустил друга и громко закричал: – Манюня, встречай дорогого гостя, на стол мечи, всё, что есть в печи.

Манюня забегала от печи к столу. На нём появились варёная картошка, порезанный хвост селёдки, кусочки жареного минтая и горка хлеба. Иван Никифорович подмигнул жене: – Манюня, неси «Горбачёвку», мы с Ваней пьянствовать будем.

Как по мановению волшебной палочки, на столе возникли гранёные стаканы и большой графин с темно-коричневой жидкостью. Иван Никифорович наполнил стаканы и поднял свой: – Выпьем друзья за старые, прошедшие мгновения, и пусть от нас уйдут сегодняшние беды.

Выпили ещё по стакану, Иван Никифорович налил третий раз и провозгласил: – Говорят, что бог любит троицу, не будем отступать от божьего веления.

Взгляд Ивана Ивановича вышел из небытия, в нём сфокусировалась вся ненависть человечества на мировое зло. Он встал из-за стола, весь стакан чая выплеснул в лицо своего старого, теперь уже бывшего, друга: – Не хочу тебя больше видеть.

Он поставил пустой стакан на стол и медленно направился к выходу. Сегодня это были первые и последние слова, которые Иван Никифорович услышал из его уст. Иван Никифорович вытирал полотенцем мокрое от чая лицо. Из его глаз текли крупные капли слёз. За всю свою сознательную жизнь весельчак и балагур плакал первый раз.

Картина

Иван Иванович Купынин в детстве мечтал стать художником, но, пришедшая в ранние годы забота о хлебе насущном, не могла сблизить его с мечтой. Кроме того, его терзали сомнения в своих способностях, и опасение прослыть никчёмным мазилой. Он освоил профессию бухгалтера, достиг в ней значительных успехов, стал в счётном деле настоящим докой. Когда его память, изредка, но стала упускать некоторую цифирь, с должности главного бухгалтера солидной корпорации, он ушёл на пенсию. Дома, в своём кабинете, Иван Иванович устроил художественную мастерскую, купил мольберт, холст, много кистей, сам приготовил краски по рецептам, взятым в интернете. С радостью, воодушевлением и нерастраченной страстью к творчеству, он отдался живописи. Через полгода он признал картину законченной, рассмотрел её с разных сторон, и заплясал от восторга. На полотне, по весенней степи с только что появившейся зеленью разнотравья, скакал молодой жеребец. Из-под его копыт летели брызги земли с молодой зеленью. Он вытянулся, как стрела, в стремительном движении. В его глазах светились озорство и энергия мощного тела, охваченного неуёмной жаждой жизни и свободы, охватившей его после перелёта через сковывающий плетень загона. Казалось, что он готов выпрыгнуть с холста, убежать из тесноты художественной мастерской, и, цокая копытами, скакать по городскому асфальту, высекая из него искры. Иван Иванович заплясал от восторга. Его длинное, худосочное тело дёргалось совсем не в такт напеву его хриплого голоса: – Ай да Ванька, ай да молодец, ай да сукин сын!

В мастерскую Ивана Ивановича, первый раз за предыдущие полгода, вбежала Мария Ильинична, удивлённая эмоциональным взрывом всегда спокойного, уравновешенного мужа. В противоположность ему, она не большого роста, пухленькая, хотя проглядывала в ней почти девичья стройность. Она увидела высокую, нескладную фигуру мужа, в восторге напевавшего хриплым голосом не понятную мелодию и производящего руками и ногами нелепые движения. Её взгляд переместился на холст, и она увидела в дикой скачке летящего на неё коня, развёрзнутая пасть обрамлена белоснежными зубами, глаза сияют диким восторгом, копыта глухо стучат по земле, готовые растоптать любого, кто встретится на их пути.

– Машенька, мне удалось сделать то, что я задумал. Смотри, жеребец совсем, как живой, готов выпрыгнуть с холста.

В это время в город прибыла, организованная Министерством культуры, выставка полотен мировых художников. Иван Иванович свернул свой холст в рулон и понёс в художественный музей, где, из-за отсутствия в городе галереи, будет выставлена экспозиция. Директор музея Прасковья Филипповна, высокая, сухопарая, строгая женщина в очках, возрастом, близким к семидесяти годам, мельком взглянула на картину: – В музее будут выставлены картины самых знаменитых художников со всего мира. Впрочем, оставьте свой холст, возможно, ему найдётся свободное место.

В день открытия выставки Иван Иванович надел свой лучший костюм, белую рубашку, повязал галстук и отправился в музей. Посетителей было немного, в заштатном городишке лишь единицы его жителей признавали себя ценителями живописи. По стенам музея развешены полотна Кандинского, Мане, Малевича, Марка Шагала, Рене Магритта, Сальвадора Дали и других очень и менее знаменитых художников разных направлений. Это были или репродукции, или копии знаменитых картин. В заштатный городишко, где нет серьёзной охраны экспозиции, вести дорогостоящие подлинники опасно и нецелесообразно. Экскурсантов водил по залу от картины к картине и рассказывал о их достоинствах доктор искусствовед Пётр Петрович Шляхов, волосатостью похожий на Карла Маркса. Экскурсанты остановились и у картины Ивана Ивановича.

– Перед вами образец наивного искусства живописи. Автор, несомненно, не лишён способности, его глаз замечает малейшие детали объекта, рука неплохо их показывает на холсте, но это искусство наивное, я называю его направлением фотографического реализма. Подобное направление в искусстве умирает, у него нет будущего, глаз такого художника видит мир так же, как объектив фотокамеры. Здесь нет мысли, терзающей душу художника.

– Иван Иванович дома не проронил ни слова, отказался от ужина, и почти всю ночь пролежал с открытыми глазами. После закрытия музея, уборщица, тётя Фая, как называли её все сотрудники, взяла свой нехитрый рабочий инструмент и стала мыть полы в залах музея, которые за день успели весьма загрязниться. С полным ведром воды она поскользнулась, вся вода выплеснулась на картину Ивана Ивановича. Баба Фая в испуге начала вытирать воду и совсем размазала краски на холсте. На следующий день Прасковья Филипповна пригласила Ивана Ивановича в музей.

– Иван Иванович, богатый человек хочет купить вашу картину для своей коллекции. Вы согласны её продать?

Иван Иванович не успел ответить, вмешался «Карл Маркс», доктор искусствоведения: – У Петра Филимоновича богатая коллекция, она отлично охраняется. Ваша картина у него будет в полной безопасности, её не украдут, и не будут писать копии без вашего ведома разные мошенники. Пётр Филимонович готов заплатить большие деньги. Прибавьте к шести нулям любую цифру, столько долларов он готов заплатить за картину.

– За наивное искусство миллионы долларов?

– За гениальное творение, шедевр. Разве вы сами ещё ничего не поняли?

Они прошли к предмету торга. Иван Иванович поразился увиденному на своём холсте. Фигура коня, как по мановению волшебной палочки, разлетелась по полотну. Две ноги отдельно от тела в углу картины образовали крест, другие две ноги, тоже отдельно от тела, расположены на разных сторонах полотна. Лошадиная морда без глаз в центре холста изогнута в форме вопросительного знака. Разъединённое, словно от взрыва, на три части тело лошади расположено в разных сторонах полотна. Один глаз коня переместился на хвост, другой свирепо смотрит с копыта. От такого видения своего творчества Иван Иванович чуть не лишился сознания и не свалился в обморок. Он отошёл от картины, почти спокойным голосом произнёс: – Прасковья Филипповна, я дарю музею это чудовище, делайте с ним, что хотите.

Он повернулся, не оглядываясь, пошёл к выходу. Дома он опять молчал, пил много коньяка, чего с ним никогда не было. Из его глаз выкатилась скупая мужская слеза.

– Машенька, ты не представляешь, как удачно я в молодости выбрал профессию. С художественной мастерской покончено навсегда, выброси из неё всё, я не могу туда заходить