Текст книги "Восьмое делопроизводство"

– Пока ты больше нужен здесь, – осадил его шеф. – Доложи, что удалось выяснить.

Азвестопуло стал рассказывать. Он чуть не сутки изучал обстоятельства смерти вахмистра и узнал много важного.

Иван Сидорович Подшибякин служил в жандармской полиции десять лет, был на хорошем счету. Собирался жениться на хозяйке мелочной лавки с Предтеченской улицы. Со сватовства, видимо и началось его грехопадение. Он стал дарить моложавой вдове подарки, для этого понадобились средства. Брак по каким-то причинам расстроился, но вахмистр уже вошел во вкус. Проверка обнаружила у него в сберегательной кассе вклад почти на три тысячи рублей. Никакое жалование не могло объяснить такого. Наследства Подшибякин тоже не получал. Оставалась лишь одна возможность: сотрудничество с экспроприаторами.

В ночь смерти вахмистр не ждал гостей. Пришел домой в десятом часу выпимши и лег спать. Ночью квартиросдатчик услышал какой-то звук, будто за стеной громко всхлипнули. Бывает с пьяными… Потом вроде скрипнула дверь. Он выглянул в коридор – все спокойно. А когда подошел к окну, разглядел удаляющуюся фигуру. Может, из их парадного вышел, а может, так, прохожий. Человек быстро удалился. Он чуть подволакивал левую ногу.

– Так это самоубийство или нет? – спросил Лыков.

– Доктор затрудняется сказать определенно. На запястьях едва заметные ссадины. Но отчего они произошли? Вещи в большинстве своем целы, следов борьбы нет.

– Если напился и его вешали пьяного, какие могут быть следы борьбы? – резонно заметил статский советник. – Однако чтобы повесить бесчувственного, одного человека мало, это надо делать вдвоем. С другой стороны, куда делась серебряная мыльница? И часы с цепочкой?

– А с третьей, для самоубийства нужен мотив, – напомнил коллежский асессор. – Отказ вдовы не очень на это тянет. Любви особой там не было. Задетое честолюбие? И из-за него давиться?

– А что ты выяснил насчет знакомых?

– Не имелось у него особых знакомств, – пояснил Сергей. – На службе Подшибякина недолюбливали, хотя ценили аккуратность и старательность. Когда он хотел жениться, привел пару раз свою лавошницу. Больше никто и никогда к нему не приходил.

– А в кабаках? Будто бы он был не дурак выпить. Таких запоминают.

– Пока не нашли мы этих кабаков, – разочаровал шефа помощник. – Времени мало дали. Филеры из охранного размножили фотографический портрет Подшибякина и теперь ходят по заведениям, показывают. Люди там опытные, можно надеяться на результат.

– Ну пусть поработают. А ты наведайся в Особый отдел, посмотри, как там проверяли благонадежность Анисимова…

Коллежский асессор хмуро посмотрел на статского советника:

– Это еще зачем?

– Ты про нападение на него слышал?

– Все утро он рассказывал. На все лады. Для подполковника Иван Федорыч как-то боязлив.

– Запасов допускает, что нападение было инсценировкой. С целью отвести подозрение.

Сергей набычился еще больше:

– Не верю. Он порядочный и умный. Вон сколько всего придумал.

– Мне он тоже симпатичен, но мы обязаны проверить.

– Вот вы и проверяйте, а я не стану.

Азвестопуло ответил непривычно резко. Не в обычае этого человека было отказываться от поручений. Видать, слишком противно шпионить за своими… И потом, Сергей в Восьмом делопроизводстве без году неделя да на временных основаниях. Если уж идти к полковнику Еремину и говорить, что грешишь на своих, надо делать это самому.

Еще несколько дней прошли в суете. Лыков опустился до того, что лично вступил в переписку с полицай-президентом Берлина по делу жителя Ломжинской губернии Вацлава Стахурского. Немцы подозревали его в фабрикации фальшивой монеты и запрашивали разные справки. Еще статский советник составлял «Ведомости лицам, подлежащим розыску», ходил на все совещания к директору и даже возглавил междуведомственную комиссию об экономии канцелярских расходов. Лишь бы не заниматься экспроприаторами.

Наконец пришло длинное шифрованное сообщение от Телятьева. Осип Германович допросил Петьку Длинного и устроил ему очную ставку с дровосеком, которого сыщики захватили в Рудной пуще. Долговязый бомбист рассказал кое-что интересное. Он подтвердил, что был сообщником Сашки Попа. И бомба, которая убила шесть человек, сделана им. Длинный (его фамилия была Сажин) признался под давлением. Двое из арестованных анархистов-коммунистов начали давать показания. И специалист по взрывчатке счел за лучшее расколоться.

Сажин сообщил, что Южикова вытащили из тюрьмы его старые приятели. Банда, которая якобы попала на каторгу в полном составе, цела. Уехали отбывать срок второстепенные фигуры, а главные остались. И снова взялись за налеты. Южиков их атаман, и как минимум одно дело ребята сварганили под его командой. А именно нападение на артельщика банкирского дома Беринга. Так сыщики получили первую информацию по банде «Альфа».

Уже на следующий день по секретной телеграмме Лыкова МОО[27]27
  МОО – Московское охранное отделение.


[Закрыть] перевело важного свидетеля из Таганской тюрьмы в изолятор дисциплинарной роты. Там Сажина пять часов допрашивал Азвестопуло. Он пытался поймать Петьку на противоречиях или недомолвках. Первое ему не удалось, а второе – вполне.

Выяснилось, что две банды – анархистов и налетчиков – пользовались услугами одного взрывника. Петька считал себя политическим, а люди Сашки Попа брали его у анархистов как бы в аренду. Парень сфабриковал уголовным три бомбы, все начиненные мелинитом. Одну израсходовали на дороге Бельск – Рынин. Еще две оставались у Южикова. Связь с ним Сажин поддерживал депешами до востребования, которые отсылал в почтово-телеграфную контору в Петербурге на Владимирском проспекте. Адресатом он указывал Потапа Демежко – похоже, что у беглого каторжника были документы на это имя. Еще арестованный сообщил, что Сашка готовит налет в столице. Хотят брать какой-то банк, для чего заказали взрывнику особо мощную бомбу, но он не успел ее изготовить.

Сведений коллежский асессор добыл не густо. Еще труднее было ими распорядиться. В адресном столе Потап Демежко не значился, причем сыщики проверили Петербург с пригородами. Какой-то банк под угрозой… Но их тут десятки. Выставить у каждого усиленные караулы? Банки и без того хорошо охраняются.

Неожиданно Алексея Николаевича вызвал к себе Курлов. Он сверлил сыщика суровым генеральским взглядом, потом спросил:

– Как идет дознание?

Статский советник доложил последние новости. Товарищ министра откуда-то их уже знал и взял быка за рога:

– Вахмистра убили, инсценировав самоубийство, или он повесился сам?

– Никто не берется сказать точно. Может быть и так, и так.

– Совесть заела изменника?

– Допускаю такое.

– А что с нападением на Анисимова?

– Похоже, с письмоводителя просто хотели снять шапку.

– И никакой подоплеки?

– Допускаю и подоплеку, – признал сыщик.

– Значит, достоверно ничего сказать нельзя?

– Нельзя.

– Ну а если рассмотреть самый плохой вариант?

– Тогда дело швах. Два случая в одни сутки. Умер важнейший свидетель и чуть не зарезали аналитика. Вот подозрительно!

– Почему же? – покачал головой генерал-лейтенант. – Анисимов привлек внимание грабителей. В Петербурге такое сплошь и рядом.

– Налететь на Литейном с утра? Когда все идут кто на службу, а кто в булочную? И вокруг полно свидетелей?

– Я, Алексей Николаевич, конечно, не обладаю вашей опытностью в деле практического сыска, – солидно начал Курлов. – Но здравый смысл подсказывает мне. Если бы действительно требовалось убрать опасного своим умом человека, его встретили бы на выходе из парадного. Или на входе. Когда темно и никого нет рядом. Сунули бы нож в сердце – и бежать. Просто и надежно. А ловить жертву на проспекте… Это хулиганы какие-то, а не фартовые.

– Документов я у них посмотреть не успел, но рожи видел. Они не «васинские»[28]28
  «Васинские» – банда уличных хулиганов с Васильевского острова.


[Закрыть]. Серьезные люди.

– А почему тогда так примитивно действовали? – настаивал генерал.

– Трудно понять, – согласился статский советник. – Возможно, торопились и потому плохо подготовились. Пришла команда срочно зарезать письмоводителя.

– Опять вы за свое. А кто мог дать такую команду? Сашка Поп? Откуда он тогда узнал о вашей группе, о ее догадках и предполагаемых направлениях поиска? Намекаете на измену?

– Я ее допускаю, – твердо ответил Лыков. – Неприятная версия, согласен. Но мы должны ее проверить.

Товарищ министра опять вперил в сыщика сердитый взгляд. Подумал-подумал и приказал:

– Идите проверяйте. Об итогах доложить!

Глава 7
Раздвигая туман…

Дознание об эксах двигалось словно наощупь. Лыков пришел к начальнику Особого отдела Еремину. И попросил проверить письмоводителя из артиллеристов еще раз. Заодно хорошо бы общупать Телятьева с Лоренцевым… Чувствовал сыщик себя при этом неуютно.

– Насчет этих двоих я поручу охранным отделениям, – пообещал полковник.

– Только аккуратнее. Лоренцев сам бывший сотрудник московской охранки. Надо так, чтобы ему не сообщили.

– У нас болтунов нет, – отчеканил бывший уральский казак. Таким тоном, будто хотел продолжить: «Это у вас там, в Восьмом…»

Статский советник вернулся в кабинет, разложил на столе листки с таблицами, которые нарисовал Анисимов. Так… «Альфа» берет лишь наличные деньги, да и то не всякие. Откуда такая осведомленность о методах сыска? Газеты писали, как грабители попадаются, если украли купюры с записанными номерами. Но бросить пять тысяч! Можно было бы отвезти их в глухомань и там разменять. Пока сведения о тех номерах дойдут до Туркестана… Но атаман решил не рисковать. Значит, в банде дисциплина. Ценные вещи, векселя, серии[29]29
  Серии – здесь: процентные бумаги.


[Закрыть] – все это под запретом. Трудно ловить таких необычных скоков…

За соседним столом сидел и вздыхал Азвестопуло.

– Что, и у тебя никаких мыслей? – съязвил шеф. – Какой же ты после этого коллежский асессор?

Сергей хотел огрызнуться, но не успел. Вбежал Лоренцев и с порога крикнул:

– Есть! Есть!

– Что есть?

– Сашка Поп нашелся.

– Ух ты!

– Максим Захарович, кто его отыскал?

– Я и отыскал, – скромно ответил губернский секретарь. – С помощью товарищей, конечно. Но идея была моя.

– А в чем идея? – ревниво поинтересовался Азвестопуло.

– На Неве в черте города полно кораблей, – начал Лоренцев. – Их команды живут на борту и, естественно, нигде не прописываются…

– И что?

– Часто так делают и пассажиры. Или приятели капитана могут поселиться. Вот я и подумал. Это же способ укрыться от паспортного надзора.

Алексей Николаевич мысленно хлопнул себя по лбу. Он и сам знал эту уловку бесписьменных[30]30
  Бесписьменные – не имеющие документов (полицейская терминология).


[Закрыть]. А также тех, кто имел документы, но не хотел их светить. Однако не додумался искать беглого каторжника таким способом.

– Ну? Как вы действовали?

– Взял наряд речной полиции и начал обходить суда одно за другим. Двое суток шлепал по сходням. Мы будто бы проверяли карантинные бумаги. С юга надвигается холера, вот власти и беспокоятся. Вполне убедительно.

– Но как вы получили списки всех, кто находится на борту?

– Так и получил, под видом карантинного инспектора. Велел предъявить и экипаж, и пассажиров. И только что обнаружил Потапа Фомича Демежко, мещанина города Лебедянь, проживающего на борту буксира «Рында». Буксир пришвартован на Большой Неве напротив завода русско-французского общества.

– Вы его видели?

– Нет. Он отлучился на берег по торговым делам. Однако ночевать придет на буксир. Там его вещи, паспорт. Я оставил Кренева для наблюдений, а сам бегом к вам.

– Молодец, Максим! – похвалил сверстника Азвестопуло. – Я запомню идейку.

Лыков молча с чувством пожал чиновнику руку. Но тут же тревожно спросил:

– А не обнаружит Сашка вашего наблюдателя?

– Кренева? Ни в жисть. Сергей Николаевич, если надо, в кнехт превратится.

– Ах, тот, – вспомнил статский советник. – Да, он толковый. Филиппов говорит, что скоро повысит его из надзирателей в чиновники для поручений. Ну а наши действия?

Азвестопуло с недоумением покосился на шефа, вынул из стола маузер и пристроил в кобуру под левым плечом. Он уже давно подсмотрел такую у Лыкова, сшил себе аналогичную и теперь форсил.

Делопроизводитель крякнул и тоже полез за пистолетом.

Они сидели в засаде до полуночи. Было зябко и немного беспокойно. Южиков беглый каторжник, на него имеются показания, обещающие виселицу. Такому терять нечего. Лыков сидел и размышлял, отчего у него подрагивают руки – от холода или от страха?

Объект появился внезапно. Он шел со стороны Гавани, избегая попадать в свет фонарей. Азвестопуло первый услышал шаги и дал знак остальным. В десяти саженях от буксира Сашка остановился и долго всматривался. Похоже, он почуял что-то недоброе. Сыщики от напряжения вспотели, но беглый упорно не делал последние десять шагов. Вдруг он повернулся и быстро зашагал прочь. Однако этот вариант был предусмотрен. Из ближайшей подворотни выскочил надзиратель Кренев и схватил Южикова за плечи. Двое сошлись в схватке. В несколько прыжков к ним приблизились молодые сыщики и повязали бандита. Только тогда степенно подошел Лыков, посветил в лицо пленнику электрическим фонарем.

– Здорово, Южиков. По тебе виселица плачет – знаешь об этом?

– Ты еще кто такой? – злобно выкрикнул тот.

– Скоро поймешь. А пока думай, как жизнь свою никчемную спасать. Ведите его, ребята.

Через час на Литейном, в здании Окружного суда начался серьезный разговор. Его вел следователь по особо важным делам коллежский советник Будзыш-Ратынский. От полиции без протокола присутствовали Лыков и два его помощника. Однако беседа с самого начала не задалась. Арестованный вел себя дерзко, хамил следователю и отказался отвечать на вопросы. Угрозы насчет виселицы не помогли. Сашка Поп явно надеялся снова сбежать.

– Ну, пусть посидит, подумает, – решили Лыков с Будзышем. – Как увидит запоры на Шпалерной, авось дрогнет.

Бандита отправили в ДПЗ. Сыщики разошлись по домам. В любом случае арест беглого каторжника, повинного в нескольких смертях, – это большой успех. Львиная доля его по праву принадлежала Лоренцеву. Губернского секретаря теперь ожидала заслуженная награда.

Полицейские недооценили дерзость атамана. Он попытался сбежать в ту же ночь. Когда его повели в камеру, Южиков вырвал у надзирателя наган и ударил им служивого по голове. Второму прострелил плечо и вырвался из коридора в служебные помещения. Там решеток на окнах не было, и Поп сумел выбраться на крышу. Неизвестно, как он думал перебраться оттуда на волю. Двор большой, до стены не допрыгнешь. Охрана подняла тревогу, включили все лампы, вокруг стало светло, как днем. Часовые со своих постов открыли стрельбу, и очень скоро бандит рухнул вниз с простреленной головой.

Утром выяснилось, что Южиков был убит наповал пулей калибра 7,9 миллиметра. А часовые были вооружены мосинками калибра 7,62 миллиметра. Кто послал в каторжника роковой заряд, осталось неизвестным.

Курлов рвал и метал. В ДПЗ приехала комиссия из Главного тюремного управления. Местность вокруг обыскали, но гильзу не нашли. Свидетелей, которые бы заметили стороннего стрелка, тоже не оказалось. Сашка Поп отправился прямиком в ад и унес с собой много тайн… Например, какой банк экспроприаторы намереваются подорвать особо мощной бомбой.

Раздосадованный Лыков поехал в Военное министерство к своему приятелю капитану Продану. Игорь Алексеевич пояснил, что указанный калибр имеют карабины и винтовки Маузера образца 1898 года. Их приняли на вооружение в германской армии. Но пуля могла вылететь и из охотничьего ружья этого же калибра. Такие ружья пользуются большой популярностью у охотников, их можно купить в петербургских магазинах на законном основании. Одно из них хранится на квартире у капитана. Отличная штука, очень кучно бьет…

– Не ты ли шлепнул нашего беглеца? – грозно спросил сыщик. – Предъяви алиби на вчерашнюю ночь, не то сам знаешь, со мной шутки плохи!

Так оборвался еще один след к банде «Альфа». А потом Лыкову пришлось сделать перерыв в дознании. По правде сказать, он ему требовался. Столь мутного дела Алексей Николаевич давно не встречал. Но в Департаменте полиции началась гулянка, и ему удалось развеяться. Дело в том, что Зуев получил чин тайного советника. А вице-директор Харламов тем же Высочайшим приказом – действительного статского. Фонтанка загудела. А тут еще и Пасха на подходе. Так за выпивкой и дожили до куличей.

Третье награждение в указе касалось Дурново. Бывший министр внутренних дел получил алмазные знаки к ордену Александра Невского. Лыков пришел к нему с поздравлениями. Петра Николаевича выставили из большой политики, и теперь он скучал в Государственном совете. Ум и воля остались при нем, вот только сейчас они никому не требовались. Два умных человека выпили коньяку и поговорили о будущем. Оно их сильно беспокоило…

Праздничный режим не располагал к дознавательскому рвению. В Светлый четверг занятия в департаменте закончились в три часа. Все ушли по домам, остались только дежурные делопроизводств. Алексей Николаевич взял эту обязанность на себя. В пятницу и субботу Страстной недели, а также в понедельник и вторник Пасхальной даже дежурные чиновники должны были присутствовать на службе с двух часов дня и до ухода чинов секретарской части. В остальное время и в первый день Святой Пасхи можно было находиться дома. В результате Лыков провел много времени с женой, хорошо разговелся, навестил семейства Таубе и Павлуки Лыкова-Нефедьева. Брюшкин – таково было семейное прозвище Павла – тоже наел щеки и потяжелел. О своей службе в разведке он говорил неохотно. Папаше очень хотелось узнать от сына, как поживает Федор Ратманов-младший по прозвищу Буффаленок. Таубе отправил его в дальнее путешествие двадцать лет назад. Под именем Фридриха Гезе, немчика с уголовным прошлым, Федор должен был проникнуть в Германию и стать там агентом длительного залегания. Будущим резидентом на время неизбежной с германцами войны. Путь в Фатерланд был длинный, через Сахалин, Голландскую Ост-Индию и Циндао. Но спрашивать о Буффаленке Таубе строго-настрого запретил. Лишь иногда сыщику сообщали некоторые подробности секретной службы Ратманова. Он знал, что маршрут-агентом для связи состоит Павел, и сын регулярно передавал в обе стороны приветы. Вот бы повидаться с Буффаленком! Но нельзя. И никогда в жизни, видимо, не выпадет такого счастья.

Второй сын, Николка, по прозвищу Чунеев, тоже беспокоил папашу. Павлука прохиндей, он сидит в Петербурге, зубрит учебники – готовится поступать в Николаевскую Академию. А брат-близнец где-то в песках, на лезвии с китайцами, англичанами и черт знает кем еще. Его учителя полковника Снесарева вытолкали из разведки и сослали в Каменец-Подольск, начальником штаба казачьей дивизии. Чтобы не дразнить англичан. Штучного человека, говорящего на четырнадцати языках… Снесарев был учеником Таубе, он в свою очередь воспитал Николку. И кто теперь прикроет сына? В ГУГШ[31]31
  ГУГШ – Главное управление Генерального штаба, занимавшееся в том числе разведкой.


[Закрыть] окопались кабинетные шпионы. Которые никогда не замерзали на перевалах Тибета, не резались с пуштунами, а восточные языки учили по словарю… Эх!

Неожиданно в этот раз Павлука порадовал отца. Он отвел его в кабинет и сказал:

– Тебе надо встретиться с капитаном Проданом. Вы ведь знакомы?

– Вместе ловили германских шпионов в Одессе[32]32
  См. книгу «“Одесский листок” сообщает».


[Закрыть]. Пока некоторые листали учебники.

– Ха! Ты бы знал, как я давеча выбрался из Фридрихсхафена! Опять наперекосяк, опять Божьим чудом.

– Расскажи, и я буду знать.

– Ты же знаешь, папа, что мне нельзя. Запрещено.

– Хорошо. Так что Игорь Алексеевич? Мы виделись с ним третьего дня, он ничего такого не сказал.

– А это свежие новости, – обрадовал статского советника поручик. – От Федора!

– Неужто? А…

– Слушай. Федор передал материалы по германской программе военного воздухоплавания. Очень важные и очень секретные. Их-то я и вез через Фридрихсхафен, где, как бы это помягче сказать, едва не… Но обошлось. Видимо, ты передал мне часть своей легендарной везучести. Так вот. Материалы изучил военный министр. Все очень серьезно: колбасники нас сильно опережают. Продану поручено сообщить сведения нашим аэронавтам. Пусть знают, что готовит противник. А ты нужен в этих беседах для отвода глаз. Скажешь, что материалы поступили через Зарубежную агентуру Департамента полиции. Сделаешь строгое лицо, не мне тебя учить. Согласен? Поможешь Федору Федоровичу.

– С превеликим удовольствием. Скажи хоть одним словом: как он там?

– Постарел, – вздохнул Брюшкин. – Жизнь у него очень нервная, не располагает к здоровому цвету лица. А тут еще наши кретины.

– Что наши?

– Сведения от Федора Федоровича мы представляем на усмотрение Его Величеству. Ему же принимать самые важные решения.

– Правильно, и что? – не понял Лыков. Тут до него дошло: – Утечки?

– Конечно. Государь вынужден сообщать о материалах своим министрам. Те еще кому-то разболтают. Доходит до немцев. Они не дураки, давно уже сообразили, что где-то сидит наш резидент. Ищут. Черти суконные!

Но на следующий день повидаться с Проданом у сыщика не получилось. Его вызвали в Военно-окружный суд как свидетеля. Там начался процесс над бандой экспроприаторов, которая полтора года орудовала в столице и окрестностях. На скамью усадили 68 человек, в том числе семь женщин! К 48 обвиняемым была применима смертная казнь. С 1907 года банда совершила более 30 ограблений. Самое известное и кровавое произошло в поезде Приморской железной дороги. Тогда налетчики застрелили казначея Сестрорецкого оружейного завода Ермолаева. На шум прибежал ехавший в соседнем купе полковник Суренкин и тоже был убит. Вскоре налетчики перессорились и зарезали своего, студента Можейко, заподозрив его в утайке денег. Лыков участвовал в дознании и внес свой серьезный вклад. Поэтому премьер-министр и поручил именно ему разделаться с остальными экспроприаторами.

Лишь 3 мая статский советник и капитан сумели встретиться. Они выпили коньяку в буфете Балтийского вокзала, согласовали, как будут дурить головы летунам, и отправились в Гатчину. Там в гангаре Воздухоплавательного парка их уже ждали. Пять офицеров во главе со штабс-капитаном Шабским, командиром военного дирижабля «Лебедь», приняли сыщика настороженно. Явился штафирка и будет их, смелых орлов, учить… Алексей Николаевич быстро сбил с молодежи спесь. Он выложил пачку бумаг, надел очки и торжественно произнес:

– Записывать воспрещается. Все, что вы сейчас услышите, следует хранить в строжайшей тайне.

Орлы приуныли. Однако когда гость стал рассказывать, слушали его с нарастающим интересом.

Лыков сообщил следующее. Неделю назад в Гамбурге состоялось секретное совещание. Ближайший сотрудник графа Цеппелина профессор Хергезель сделал доклад перед избранной аудиторией, включающей принца Генриха Прусского. Он изложил грандиозный план создания в Гамбурге огромной базы воздушного флота. Сначала планируется построить коммерческие эллинги и развить на регулярной основе пассажирское сообщение. Но втайне от всех за фасадом гражданского флота будет развиваться военный. Профессор описал задачи этих летательных аппаратов. Бомбежки кораблей противника в море. Атака их крепостей на суше. Террор и паника в тылу. Строящиеся в Германии дирижабли уже сейчас могут поднимать до 20 пассажиров и значительные грузы. В безветрие они способны достичь Лондона за 13 часов, а с попутным ветром – всего за 9. Значит, поднявшись со своей базы в полдень, цеппелины достигнут британской столицы ночью. И, невидимые в темноте, нанесут по спящему городу удар… Когда слушатели представили себе картину, которую рисовал профессор Хергезель, их лица сделались серьезными. Ведь эдак цеппелины-убийцы долетят и до Петербурга.

Сыщик сообщил авиаторам еще много интересного. В следующем году германцы в дополнение к уже имеющемуся у них Первому воздухоплавательному батальону планируют сформировать Второй и Третий. А на цеппелине LZ-6 в виде опыта установили аппарат беспроволочного телеграфа. С его помощью можно передавать на землю результаты разведок! Шабский усомнился в этой новости. Ведь при работе передающего ключа образуются искры. Это крайне опасно на корабле, наполненном водородом. Лыков сообщил, что немцы учли это и создали целую систему подавления искр. Хорошо бы и нам наладить связь с землей.

Заинтересовала летунов и новость, касающаяся аэропланов. Граф Цеппелин после крушения своего корабля LZ-4 под Штутгартом два года назад, получил 8 миллионов марок пожертвований на развитие воздухоплавания. Он основал на эти деньги целый концерн. И помог своему другу Теодору Коберу создать во Фридрихсхафене завод по изготовлению военных гидропланов. Гросс-адмирал Тирпиц категорически возражал против использования авиатики в армии и на флоте. Но кайзер лично приказал форсировать это внедрение.

Еще Алексей Николаевич передал штабс-капитану чертежи последнего цеппелина, а также мягкого дирижабля модели Августа фон Парсеваля, главного конкурента неистового графа Фердинанда.

Расставались летуны и сыщик вполне дружески. Шабский сказал:

– Спасибо вашей агентуре, она делает большое дело. Варишься в собственном соку, а там, оказывается, вон что… Время злое, а станет еще злее.

– Войны ждете?

– Ее, окаянной. Тогда и в небе станут кровь проливать. И надо быть к этому готовым.

– Германцы опять впереди всех, – сердито констатировал Лыков. – Когда же мы окажемся в первой шеренге?

– Если бы только германцы, – подхватил штабс-капитан. – В Италии строят самый большой в мире дирижабль. Его длина составит сто двадцать метров! Это шестьдесят саженей. Он будет бомбометателем. От атаки с воздуха отбиться пока нечем. Я встречался с артиллеристами, просил их подумать над пушкой, которая сможет стрелять вверх.

Продан сообщил озабоченно:

– В том же Мюнхене неделю назад дирижабль «Парсеваль Шестой» совершил первый полет с пассажирами. Перевез шестнадцать человек. Представляете? Половину взвода. И они постоянно совершенствуют свои аппараты. Скоро взвод поднимут, а там и роту. Высадят их в тылу нашей линии, и воюй на два фронта.

– А на чьей стороне, по-вашему, выступит Италия? – поинтересовался Шабский. – На германской или франко-русской?

Лыков сделал умное лицо:

– Никто пока не знает. С одной стороны, у них соглашение с Германией и Австро-Венгрией. С другой – давние территориальные споры с австрияками и большие аппетиты на Балканах. Так что все может перемениться в любой момент. И кого будет бомбить самый большой в мире дирижабль – это вопрос.

На прощанье статский советник договорился со штабс-капитаном, что тот возьмет его с собой на борт «Лебедя» в ближайшую субботу. Дирижабль будет совершать учебный полет, отрабатывать маневры в воздухе. Ольге Владимировне Лыков благоразумно об этом не сообщил.

Наконец, праздники закончились. Из Москвы приехал Телятьев и с порога заявил:

– Важные новости. Разрешите доложить с глазу на глаз?

– Почему такая секретность?

Москвич замялся:

– Мы там слышали про эти случаи. Вахмистр будто бы повесился, который был у «Альфы» наводчиком. Я и подумал…

Статский советник пристально смотрел на коллежского секретаря. Тот закусил удила и закончил мысль без экивоков:

– Возможна утечка. Прошу впредь заслушивать мои сведения без посторонних.

– Сергей Манолович таковым не является, насчет остальных согласен. Вы правы, мы тут совсем того… Докладывайте.

Осип Германович сообщил следующее. Агент МСП подслушал в пивной на Полянке интересный разговор. Беседовали два маклака, хорошо известные сыщикам. Одним был Григорий Добин, сожитель владелицы часового магазина Подковыриной, что на Домниковской улице. Он уже дважды сидел за сбыт краденого, в последние годы остепенился, а может, стал осторожнее. Собеседником Добина был Александр Соколов. Ему принадлежала лавка покупки и продажи случайных вещей на Александровской улице – известное место сброса воровской добычи.

Добин сказал «коллеге»:

– Есть хорошая вещь, дорогая. Восемь тысяч можно взять. Но в Москве ее сбыть нельзя.

– Что за товар? Сверкальцы?[33]33
  Сверкальцы – бриллианты и вообще драгоценные камни (жарг.).


[Закрыть]

– Они самые. Браслет, рыжье. А в нем на двадцать каратов камушки.

– Почему в Москве нельзя?

– Меченая вещь. Колька Болгарин взял ее на Арбате, в отделении Второго общества. А у них, слышь, атаман брать кле[34]34
  Кле – вещь, вещи (жарг.).


[Закрыть] запрещает. Будто бы на них попасться легко.

– Ну? Пусть нам отдаст, мы облебастрим.

Добин рассердился:

– Там такой человек, что голову тебе прошибет! Атамана ихнего никто в глаза не видел, а все боятся. Колька сам от него дрожит, как осиновый лист. Стянул из ломбарда цацку, нарушил запрет. Теперь не знает, что с ней делать. Маз узнает – амба. Теперь дошло?

Соколов задумался, потом сказал:

– А если в Питер свезти? У меня там есть покупатели.

– И там не хочется. Близко. А в Варшаве людей имеешь?

– Имею, но с ними надо говорить.

– Начинай разговор. Вещь у меня, Колька согласен ее сдать за две больших.[35]35
  Большая – тысяча рублей (жарг.)


[Закрыть] А она тянет на десять! Все, что сверху, наше. Я хочу треть.

– Кле у тебя с собой?

– С собой.

– Покажи.

Барыги ушли в нужник и через пять минут вернулись. Оба были серьезны и торжественны, выпили водки и, видимо, ударили по рукам.

Статский советник сразу схватил суть:

– Атаман запрещает брать при налете вещи! Да ведь это наш, из банды «Альфа»!

– Очень может быть.

– А что случилось на Арбате?

– На масляной неделе ограбили Арбатское отделение Второго Московского общества под заклад движимости. Застрелили помощника кассира. Взяли сорок пять тысяч наличности разными купюрами, две бумажки по пятьсот рублей оставили.

– Точно наши! Они, стало быть, и в Москве хищничают…

– Еще пропала одна-единственная вещь из заклада, – продолжил рассказ чиновник МСП. – Золотой панцирный браслет с десятью бриллиантами и рубином.

– Тот, о котором говорили маклаки, – констатировал Азвестопуло. – Ух как здорово! Мы ищем их в Петербурге, а ребятишки улизнули в Москву и хапнули там. А кто такой Колька Болгарин?

– Есть гаденыш, зовут Николай Молодых. Налетчик, тертый, но в тюрьме ни разу не сидел. Почему-то его всякий раз отпускали.

– При Мойсеенке такое было сплошь и рядом, – выругался Лыков. – Вот и развели в Первопрестольной безнаказанность.

– Где живет Болгарин, известно? – перебил стенания начальства грек. – Он ведь не скрывается, под своим паспортом ходит?

– Чего ему скрываться, если перед нами он чист? – Телятьев вынул записную книжку и зачитал адрес. – Швивогорская улица, дом Ерошенко.

– Надо обложить парня как следует, подпереть осведами, – загорелся статский советник. – Я сейчас же телефонирую Кошко.

– Аркадий Францевич команду уже отдал. Я доложил ему о подслушанном разговоре.

Сыщики стали совещаться. Можно арестовать барыг и отобрать у них браслет. Они тут же сдадут Кольку Болгарина. Участие в вооруженном нападении с жертвами – тяжкое преступление. Москву с губернией только что перевели из чрезвычайного положения в положение усиленной охраны. Виселицу уже не приговорят, но двадцать лет каторги обеспечено. Но это если удастся доказать, что Молодых участвовал в том налете. А он заявит, что выиграл браслет в «железную дорогу» у неизвестного. И конец агентурной разработке… Более перспективным будет следить за всей компанией. И попытаться выйти через нее на атамана. Кроме того, не нужно мешать сверкальцам попасть в Варшаву. Тамошние сыщики большие мастера, они барыгу не упустят, возьмут с поличным. Следует использовать прокол жадного налетчика по полной.