Текст книги "Старая гильза"

Николай Внуков
Старая гильза
(рассказы)

© Внуков Н. А., наследники, 1971, 1972

© Лямин Н. В., наследники, иллюстрации, 1975

© Оформление серии, составление. АО «Издательство «Детская литература», 2020

* * *

К читателям

В 1942 году, когда фашисты продвинулись к главному хребту Северного Кавказа, все школы города Нальчика, где жил тогда семнадцатилетний Коля – будущий писатель Николай Андреевич Внуков (1925–2011), – были переоборудованы под эвакогоспитали. Бывших школьников отправили помогать в колхозы и на строительство противотанковых оборонительных рубежей. Старшеклассников вскоре досрочно призвали в Красную армию. Из них был сформирован «Отдельный малообученный пехотный резерв», который уже через месяц отправился на фронт – в страшный бой под Эльхотово в Северной Осетии. Двести шестьдесят бойцов было брошено в то пекло. В живых осталось тридцать девять. На месте этого сражения с танками сейчас создан мемориал.

Николай Внуков дошёл до Вены. Затем летом 1945-го его перебросили на Дальний Восток, так что закончил он Вторую мировую войну в Мукдене, древней столице Маньчжурии.

После войны Внуков много учился. Окончил курсы горных мастеров в Магадане (1949), Ленинградский радиотехникум (1959). Работал в редакции газеты «Кабардино-Балкарская правда», в журнале «Костёр», был картографом, геологом, инженером-гидроакустиком, руководил литературным объединением. Путешествовал по нашей необъятной стране. Увиденное за жизнь переплавилось в приключенческие и исторические книги для детей и юношества, стало основой для научно-фантастических произведений.

На чужих крыльях

Случается, что на фронте находчивость бывает нужна так же, как смелость. А иногда только находчивость помогает человеку выбраться из беды.

* * *

Лётчика капитана Кузнецова вызвали в штаб.

Там уже собрались другие лётчики, друзья Кузнецова. Они стояли над большой топографической картой, развёрнутой на столе, и о чём-то тихо разговаривали.

– Капитан Кузнецов по вашему вызову прибыл!

– Отлично! – сказал командир. – Значит, теперь все в сборе.

Он взял остро отточенный карандаш и склонился над картой.

– Товарищи, разведка только что донесла, что в ста километрах от нашего аэродрома замечена большая колонна фашистских танков. Они двигаются вот по этой дороге. – Командир остриём карандаша показал на карте коричневую дорогу, извивающуюся между зелёными пятнами лесов. – Ясно, что противник собирает силы для неожиданного удара по нашим дивизиям. Этого допустить нельзя. Нужно первыми нанести удар и постараться уничтожить как можно больше танков противника. Понятна задача?

– Понятна! – ответили лётчики.

– Командиром группы штурмовиков назначаю капитана Толмачёва. А теперь – по машинам! Желаю удачи!

На военных аэродромах всё делается очень быстро. Быстро получают задания и так же быстро их выполняют.

Через минуту каждый лётчик был у своей машины.

Аэродромные техники уже подготовили самолёты к вылету: заправили их горючим, зарядили пушки и пулемёты, проверили и завели двигатели.

Перед тем как сесть в кабину, Кузнецов ласково провёл ладонью по серебристому крылу своего самолёта. Будто товарища потрепал по плечу.

– Ну что, друг, поддадим сегодня фашистам жару? – спросил он машину по привычке.

И самолёт будто понял его. Кузнецову показалось, что двигатель скороговоркой повторил: «Под-да-дим! Под-да-дим!»

Кузнецов улыбнулся и поднялся в кабину штурмовика. Пристегнул себя широкими ремнями к сиденью.

На щитке управления поблёскивали приборы. Они были похожи на множество глаз. И эти глаза спокойно и внимательно смотрели на лётчика, будто говорили: «У нас всё в порядке. Горючего полные баки. Двигатель исправен. Можно лететь!»

Кузнецов включил радиосвязь и тотчас услышал команду: «Старт!»

Это было разрешение к полёту.

Наши лётчики называли штурмовик ИЛ-2 «летающим танком», потому что он был вооружён двумя пушками и тяжёлым пулемётом. А фашисты называли ИЛ-2 «чёрной смертью», потому что окрашен он был в тёмный цвет, налетал неожиданно и с небольшой высоты расстреливал вражеские обозы, автоколонны и пехоту. И не было от него спасения. Мимо зениток он проносился быстрее урагана. Наводчики не успевали даже прицелиться, как он исчезал из виду.

И вот шесть стремительных ИЛов, похожих на тёмно-зелёные стрелы, один за одним взмыли в небо. Через пятнадцать минут они повисли над дорогой, которую показал на карте командир полка. Они сделали над дорогой круг, чтобы хорошо рассмотреть, что творится внизу.

А творилось вот что.

По коричневой ленте дороги, среди зелёного леса, ползла длинная тёмная змея. Она ползла медленно, поблёскивая на солнце стальной чешуёй, и каждая чешуина у неё была танком или грузовиком. С высоты фашистские танки казались маленькими, не больше пуговицы на рубашке. Но Кузнецов хорошо знал, что может натворить каждая такая «пуговица».

– Атака! – раздалась команда Толмачёва в наушниках шлема.

– Ну, милый, пошли! – прошептал Кузнецов машине и бросил самолёт вниз, туда, где в клубах пыли шевелилась тупая змеиная голова. Танки быстро увеличивались в размерах. Теперь отчетливо стали видны их приплюснутые литые башни, и длинные пушки, и даже чёрные кресты на бортах.

Кузнецов взял на прицел передний танк и ударил по нему из обеих пушек сразу.

Из танка вырвался длинный сноп огня и чёрного дыма, и вся колонна разом остановилась. Сверху хорошо было видно, как из грузовиков посыпались фашистские солдаты, как они разбегались в разные стороны, как кипела и дымилась земля, вспоротая снарядами и пулемётными очередями.

– Хорошо, друг, хорошо! – прошептал Кузнецов, разворачивая машину. – Сейчас мы потрогаем их ещё разок…

Два раза прошли вдоль дороги краснозвёздные ИЛы, оставляя под крыльями горящие танки и разбитые в щепки грузовики, и, развернувшись, пошли на третий заход. И тут Кузнецов почувствовал, что машину сильно тряхнуло. Потом несколько раз отрывисто кашлянул мотор.

– Что случилось, друг? – тревожно спросил Кузнецов. – Почему ты перестал меня слушаться?

Стрелки приборов на щитке управления метались в разные стороны, и мотор работал с перебоями.

«Плохо дело. Беда, – сказали приборы Кузнецову. – Машина ранена, надо её выводить из боя».

– Почему теряешь высоту? – услышал Кузнецов в наушниках взволнованный голос командира группы. – Отвечай! Отвечай!

Кузнецов знал, как дорогá в бою каждая секунда, и не хотел, чтобы товарищи прикрывали его раненую машину.

– Кажется, подбили, – ответил он. – Прикрытия не надо. Постараюсь дотянуть до аэродрома сам.

– Желаю удачи! На земле встретимся, – сказал Толмачёв.

«Только бы перелететь линию фронта, – подумал Кузнецов. – Там можно приземлиться на любом ровном месте. Там наши…»

Снова зачихал и закашлял мотор, и штурмовик задрожал, будто несло его по невидимым воздушным кочкам.

– Знаю, что тебе плохо, друг, – прошептал Кузнецов. – Потерпи несколько минут. Дотянем до своих, там тебя вылечат.

Теперь всё внимание он сосредоточил на щитке управления и на летящей навстречу земле.

Особенно часто он посматривал на голубенькую стрелку. От неё сейчас зависела жизнь машины и его жизнь.

…250… 230… 210… – отсчитывала стрелка высоту.

Неслись навстречу холмы, деревья, канавы, кусты. Они становились всё больше и больше, и дороги уже не были похожи на узенькие коричневые ленточки, а деревья – на мягкий зелёный ковёр. Они уже не казались безобидными. Теперь они были страшными. Они словно поджидали машину внизу, готовые броситься на неё, сломать крылья, разбить кабину и превратить чудесный ИЛ в груду железного лома.

Когда до земли осталось метров двести, Кузнецов понял, что до линии фронта ему не долететь.

Впереди за холмами он увидел лес, а на краю леса – большую зелёную поляну.

Изо всех сил он старался дотянуть до этой поляны, где можно было сесть, не разбив самолёт.

…180… 150… 120 метров – продолжала отсчитывать стрелка.

– Ну, милый! Ещё немножечко!.. Ещё!.. Ещё!.. – прошептал Кузнецов.

И штурмовик будто услышал его.

Чуть не задев крыльями верхушки деревьев, он перелетел небольшую рощицу, ударился брюхом о кусты, прочертил землю погнутым винтом и застыл в каких-нибудь пятидесяти метрах от леса.

Наступила резкая тишина.

«Жив! – радостно подумал Кузнецов. – Вот только машину жалко. Столько вылетов сделали вместе, а тут… Так глупо подставил её под снаряд…»

Он сдвинул колпак кабины, вылез на крыло и спрыгнул на землю.

Кругом солнце, деревья, трава. Цвиркают кузнечики. Как будто не было никаких танков, никакой атаки, а просто приехал в загородный лес и сейчас пойдёт в самую чащу, где пахнет дикой малиной и где сонно перекликаются птицы.

«Не поляна, а прямо курорт! – подумал Кузнецов. – Хоть сейчас за грибами…»

Он обошёл вокруг истерзанного ИЛа, осмотрел пробоины от осколков и вдруг заметил: деревья и кусты на опушке леса покрыты маскировочными сетками, и под этими сетками стоят самолёты с чёрными крестами на крыльях.

У ближайшего к нему немецкого истребителя «мессершмитт» вращался пропеллер. Вероятно, самолёт готовился к вылету.

«Фашисты! – пронеслось в голове. – Вот тебе и курорт! Это не поляна, а замаскированный фашистский аэродром!..»

Он быстро огляделся. Конечно, его заметили.

Из леса к подбитому советскому ИЛу уже бежали солдаты. А из кабины «мессершмитта» выскочил фашистский лётчик. Он на ходу выдёргивал из кобуры пистолет, наверное, решил первым захватить в плен русского.

Кузнецов находился от «мессершмитта» справа, а гитлеровец вылез из кабины своего самолёта с левой стороны. Так ему было удобнее.

Секунды решали всё.

И в эти коротенькие секунды Кузнецов сообразил, что нужно делать. Со всех ног он бросился к фашистскому самолёту, вскочил на его правое крыло и быстро залез в кабину.

Управление чужой машиной оказалось немного похожим на управление ИЛом. Вот рычажок газа… рычажок зажигания… Вот высотомер и руль поворота… Даже приборы похожи на те, что стояли на ИЛе.

– Спокойнее! Спокойнее! – шептал сам себе Кузнецов, осматривая щиток управления.

Когда фашистский лётчик обежал вокруг своего самолёта, Кузнецов уже разобрался в управлении, и «мессершмитт» пошёл на разбег.

– Ну что, приятель, может быть, подружимся? – по привычке спросил Кузнецов машину.

Но чужая машина ничего не ответила. Стёкла приборов холодно поблёскивали, и острые стрелки слегка покачивались на шкалах. Только стрелка указателя оборотов весело бежала вперёд.

«А, милая, ты понимаешь, что мне нужно!» – улыбнулся Кузнецов и потянул на себя рычаг.

«Мессершмитт» послушно оторвался от земли и начал набирать высоту.

Последнее, что увидел Кузнецов на земле, был немецкий лётчик. Он бежал за своим самолётом с пистолетом в руке, а рассыпавшаяся по полю охрана беспорядочно палила из автоматов по улетающей машине.

Наверное, у фашистов не было подготовлено к вылету других машин, потому что ни один вражеский самолёт не бросился за ним вдогонку.

Кузнецов откинулся на спинку сиденья и даже улыбнулся, вспомнив лицо фашистского лётчика, который, кажется, только в последний момент понял, что произошло. Очень глупое лицо было у фашиста.

Самое страшное осталось позади.

Постепенно Кузнецов привыкал к чужому самолёту, а самолёт привыкал к нему. Стрелки приборов ожили и рассказывали всё, что нужно: какое давление масла в двигателе, какая скорость и высота, компас показывал, в каком направлении нужно лететь. «Мессершмитт» словно почувствовал, что новый хозяин отличный лётчик и ему можно доверять.

Здесь, над территорией врага, никто не стал бы стрелять по самолёту с крестами на крыльях. Но впереди, за линией фронта, были советские зенитчики и советские истребители. Разве могли они знать, что на «мессершмитте» летит свой человек?

Кузнецов внимательно следил за землёй.

Лес закончился. Начались овраги, небольшие холмы, прошла под крылом узкая серебристая речка.

И вот наконец линия фронта. Фашистский передний край. Бугорки укреплений, тёмные полоски окопов, артиллерийские батареи. По дороге идут грузовики, медленно тянется пехота.

...

конец ознакомительного фрагмента